Цикличность

Тик-так, тик-так. Я медленно открываю глаза. Опять треклятые соседские часы шумят. Если живешь в хрущевке, то приходится мириться с этим. Шумоизоляция просто отвратительная. Голова гудит, лицо после долгого сна еще не обрело привычное состояние, ощущение, будто к щекам подвесили по мешку с чем-то тяжелым. Ступая босыми ногами по грубо строганному полу с облупившейся краской, я иду в ванную. Смеситель китайского производства, некогда безупречно сиявшая эмалированная ванна, ныне в плачевном состоянии и грубо прикрученный к бетонному полу двумя болтами унитаз без бачка. Под ногами грязный, потертый линолеум с унылым рисунком. Мне он не нравился даже когда был новым. Огромное зеркало у ванной, в котором я помещаюсь в полроста и местами отошедшая от стен кафельная плитка. Вот и все небогатое убранство этой комнаты.  Десять минут, чтобы привести себя в порядок. Вот, так гораздо лучше, думал я, причесывая намоченные волосы белой расческой с приставшей к ней грязью.
Моя комната была самой маленькой из трех, на секунду присев на кровать, я о чем-то задумался. Вы никогда не замечали, как быстро по утрам летит время? Казалось, я смотрел в пустоту всего несколько секунд, но когда очнулся, то осознал, что сижу в полном оцепенении больше 10 минут. Каждый день, когда занималась заря кто-то, будто буксируя, подцеплял время невидимым крюком и устремлял вперед с бешеной скоростью. Интересно, оно хотя бы отдышаться успевает? Я беру свою кружку с грязными отпечатками губ на кромке и иду уже одетый на кухню. Остальные члены семьи еще спят, мне приходится вставать раньше них, чтобы поспеть на учебу. Выглянув на секунду в окно, я не увидел уже привычной для меня давящей и всепоглощающей атмосферы урбана – все вокруг в зоне видимости окутали плотные, седые клубы тумана. Горький, даже с двумя столовыми ложками сахара, кофе, зачерствелый, вчерашний батон и ненастоящее сливочное масло, произведенное из пальмового. Мой маленький песик по имени Кай с интересом и нескрываемым волнением наблюдает за моим скудным завтраком. Он знает, что как только поем я, настанет его очередь. Ничего не меняется, я достаю из холодильника большую кастрюлю с геркулесовой кашей. Извини, ничего повкуснее нет, обращаясь к собаке, говорю я. Кай беззаботно виляет коротеньким хвостиком, облизываясь. Интересно, собаки о чем-нибудь думают? Наверное, да. Как бы поесть, да погулять, отыскивая следы и экскременты других животных.
Ноябрь выдался поистине мерзким. То достаточно сильные морозы, то оттепели с промозглым ветром. Сегодня был как раз такой день. Весь выпавший за предыдущие дни снег за первую половину ночи превратился в кашу, но ближе к утру слегка подморозило, и улицы покрылись опасной ледяной коркой.  Уже утром опять потеплело, и ледяная корка покрылась сверху растаявшей кашей из снега, что сделало улицы еще более опасными для перемещений. Крадущимися движениями первые прохожие осторожно ступали по скользким тротуарам, желая сохранить до вечера все кости целыми. Я давно заметил - если с утра у меня плохое настроение, то оно сохранится до самого вечера неизменным. В придачу к унынию меня подводил и организм, ощущение было таким, будто вот-вот начнется либо диарея, либо рвота. В таком паршивом состоянии я направляся к автобусной остановке, что находится в другом конце города. Во время рутинных передвижений по городу моя внимательность машет мне рукой и удаляется прочь, поэтому со мной часто почти приключается какая-нибудь беда из-за неосторожности. В такие моменты я полностью ухожу в себя для размышлений. Мы все в системе, вспомнились вдруг мне слова одногруппника. Я давно был такого же мнения, и в тот раз мы сошлись во мнениях, завязав об этом долгий разговор. Сегодня же эти мысли снова настигли меня, как бы я не пытался от них бежать. Но ведь это не что-то новое, никакого открытия мы не совершили, сказав о том, что все люди - рабы системы. Так думал я, идя по выпученному от морозов и коррозии почвы асфальту. Если многие люди знают об этом, то, как они могут продолжать спокойно жить дальше?
- Но ведь ты же живешь. – Подсказал из глубин моей души внутренний голос.
- Я пытаюсь хоть что-то изменить, - возмутился про себя я.
- И что ты для этого сделал? – продолжал голос.
Спорить с ним бесполезно, я точно это знал, потому что внутренний голос всегда побеждал меня, иногда казалось, что этот невидимый собеседник знает что-то обо мне, чего не знаю я сам.
-Но этого не может быть, ведь этот голос есть часть меня, - сказал я.
- Ага, самая лучшая часть, - поддакнул голос.
Может быть, все дело в самих людях? Я начал тайком рассматривать прохожих, которых с каждой минутой становилось все больше и больше. Вот мужчина в пуховике и шапке со светлой бородкой, я встречаю его почти каждый день. В его взгляде читается жизнерадостность, глаза так и светятся, уверенной походкой он устремляется на работу.
- С чего ты взял? Может он наоборот идет домой. – Возмутился голос.
- Но тогда бы он не выглядел так свежо.
- Забудь, ты просто не разбираешься в людях, когда тебя дома кто-то ждет, особенно человек, которого ты любишь, еще и не так побежишь!
Возможно, голос прав, я был знаком с людьми, которых работа не утомляет, а только придает жизненных сил. Склад их характера и образ жизни не позволяли провести ни минуты в бездействии, такие люди зачастую растрачивали свою жизненную силу слишком быстро и умирали очень рано. Но погода сегодня была действительно исключительная, помимо редкого в наших краях гостя – тумана, дул сильный, промозглый ветер. Обычно, такой приходит зимой с моря на побережье. Я вышел на железнодорожную платформу, осталось пройти метров 300 по ней, а там уже и остановка покажется за вокзалом. Чтобы перейти пути, мне нужно было подняться на мост и пройти по нему, по рельсам в то время шли составы, возглавляемые могучими тепловозами, выделявшими чересчур много ядовитого дыма. Он так и валил из железных труб, распространяясь по округе. Вдохнешь такой и ощущение, будто десять сигарет выкурил разом, тяжело как-то в груди, будто легкие на несколько килограмм стали увесистее. Я с трудом поднялся по скользким ступеням на мост и на несколько минут остановился отдышаться, привычка быстро ходить вызывала у меня отдышку. Вокруг туман. Очень много, и с каждой секундой, казалось, он становится все плотнее, я посмотрел с моста вдаль. Железнодорожные рельсы, соблюдая строгую параллельность, уходили в никуда, растворяясь в матовом, насыщенном влагой, воздухе. Я протянул руку, стараясь ухватиться за эту белую пелену перед глазами, но она проходила незаметно сквозь пальцы, хитрила и увиливала от меня, не давая коснуться ее. Туман, а за ним нет ничего в этом мире.
 Добравшись до вокзала, я сел в желтую «Газель» и включил книгу на телефоне. Увлеченный чтением, я не обращал никакого внимания на пассажиров, сменявших друг друга в маршрутке, но в один момент произошло нечто, что заставило меня смеяться и грусть одновременно. «Газель» издала несколько громких кашляющих хлопков, подобному больному, пытающемуся избавиться от надоедливой мокроты, а потом прозвучал заключительный и самый громкий, он был похож на взрыв гранаты. Мне вдруг представилось, как баллоны с газом, прикрепленные ко дну газели взрываются и разносят на части все вокруг, в том числе и меня, на мелкие кусочки. Но ни испуга, ни волнения я не испытал в тот миг. Жаль, я так и не узнаю, чем закончится эта книга, подумал я. А потом мне вдруг стало смешно - такая у меня ценность собственной жизни. Я сидел на месте, а рядом со мной было еще одно, оно всю дорогу пустовало, но меня не покидало ощущение, что все же кто-то на нем сидит. Будто это моя меланхолия едет вместе со мной на учебу, чтобы не расставаться ни на миг, думалось мне.
- Привет! – сказал мне тот же самый одногруппник, что говорил про рабов системы, когда я вошел в аудиторию.
- Здравствуй, Дамир. – Ответил я, невольно вспоминая, как он бунтует иногда, слыша свое собственное имя. Почему Дамир, не Саша, не Максим, а Дамир?! Странное у меня какое-то имя, постоянно восклицал он.
- Что-то ты грустный такой? – поинтересовался он. Я невольно взглянул на него. Коротко стриженые светлые волосы, прямой, аккуратный нос, пухлые, большие губы, темно-синие, в цвет свитера глаза. И ведь было же в них что-то такое, сострадание, понимание, не присущее многим людям что ли. Он не был моим другом, откровенно говоря, но все же не переставал быть хорошим человеком. Я это точно знал.
- Да так…спал плохо, - неопределенно ответил я.
- От меня не скроешься, - усмехнулся он.
- Да я знаю, сегодня напишу рассказ. – Вдруг промолвил я, уверенный, что его это заинтересует. Он почему-то любил читать то, что пишу я. А для меня это было очень важно – слышать оценку твоей работы из уст живого человека, который сидит рядом. Постоянный читатель с недавнего времени, он любил мои рассказы и постоянно ждал новых, интересуясь о том, как продвигается работа. Вот он удивится, когда я напишу о нем в одной из своих работ. Я давно это решил – написать про свою жизнь, хоть она и не особенная, и ничего увлекательного в ней нет, но вдруг кому-то станет интересно?
- О, это хорошо! – ответил он, и я знал, что эти слова были правдой. Нам приходилось говорить шепотом, началась пара и преподаватель диктовала какой-то материал для записи. На некоторое время пришлось прекратить диалог и открыть тетради.
Записывание сложных предложений, непонятных даже самим преподавателям, работа в мертвых или безнадежно устаревших программах, построение таблиц и схем, что заставляют рябить в глазах и забываются через несколько минут – вот и все, чем мы занимались в колледже. Я уверен, что не только здесь люди были обречены на занятия подобными делами. Так обучалось полмира и с этим ничего нельзя поделать.
- Слышь, боцман, прикинь, мы вчера были в магазине электроники, а там баба работает, что в прошлом году нашу шарагу с красным дипломом закончила, так что это все брехня, про светлое будущее после учебы здесь. – Воскликнул еще один парень, что учился с нами. Некоторые из группы придумали мне кличку еще на первом курсе. Боцман – наверное, самое бесполезное и не отражающее всей моей сути прозвище, но что поделать, как-то привязалось и хоть провались тут.
- Тебя бы гробовщиком стоило звать, - говорил один из знакомых, черты лица которого унесло с собой время.
- Это еще почему?
- Да ходишь ты с таким лицом, будто постоянно гробы для кого-то делаешь и беспрестанно хоронишь людей. – Объяснял он.
Чтобы попасть на вторую пару, нужно было идти в другой кабинет. На практике нам приходилось работать подвое за одним компьютером. Дамир сел рядом, в последнее время он работал только со мной, обосновывая это тем, что другие вообще не хотят ничего делать. Если честно, я не хотел еще больше других.
- О чем поговорим сегодня? – поинтересовался он, я вспомнил о дискуссии, которую мы развели на прошлом таком занятии.
- Я не знаю, а о чем ты хочешь?
- Да о чем угодно, что после колледжа делать будешь? – спросил он.
- Поступать собирался в ВУЗ, не получится, так пойду работать, вот и все планы, а ты?
- Так у меня повестка, служить буду.
- А потом?
- Не знаю, работать надо, учиться вряд ли буду. – Сообщил парень. Я заметил в его глазу витиеватые, сильно покрасневшие капилляры.
- Плохо спал? – поинтересовался я.
- Не выспался, лег в 10 вечера, делать-то нечего, ночью проснулся, уснуть не мог, лежал и думал, представляешь?
- О чем же?
- Да вот, что все так бессмысленно проходит, хотелось бы жить одному, надоело уже все это.
- А думаешь, так лучше будет?
- Не знаю, наверное, лучше, просто надоели уже все, хочу покоя, хочу делать то, что хочу я сам.
- А чего ты хочешь? – не унимался я.
- Да ничего, в общем-то, особенного, просто мне надоело слышать «Сделай то, не делай этого…почему ты такой?» Понимаешь?
- Ну, да. – Согласился я. – Жить в семье – дело непростое, столкновение интересов там, и всякое такое, ведь да?
- Ага, - согласился Дамир, разговор был каким-то беспорядочным, определенной темы у нас никогда не намечалось и мы болтали о всякой чепухе, начиная от цвета и запаха носков, кончая внутренним миром человека и восприятием реальности.
- Жить одному тяжело, - неожиданно произнес я, после минутного молчания. – Одиночество уничтожать начинает разум, с ума сходишь, я хоть и книги читаю постоянно, но все равно долго не могу быть один. Как-то уютнее и спокойнее что ли, когда за стеной кто-то моет посуду или разговаривает. Конечно, побыть одному и подумать о чем-то полезно, но долго жить так сложно, поверь мне.
-Да, ты, наверное, прав. – Согласился парень.
Мимо нас с периодичностью в несколько минут проходил преподаватель и время от времени влезал в наш разговор, поэтому в особенно откровенные моменты мне приходилось понижать голос, чтобы он нас не услышал.
- Я вот когда писать начинаю, люблю быть в одиночестве, но чем дольше я один, тем хуже становится, мысли иногда пугающие возникают, - признался я.
- Все нормально, ничего такого в этом нет. Мне нравится, как ты пишешь, интересно читать, а вот последний рассказ вообще шикарный. Тебе бы книгу написать…
- Да я писал.
- Так, а чего в редакцию не отошлешь?
- Не очень получилось, не хочу позориться, может, в другой раз.
- Ты бы последний рассказ дополнил. Больше описаний и событий, получилась бы прекрасная книга! – посоветовал Дамир.
- Так некоторые авторы делали, - вспомнил я. – «Цветы для Элджернона» читал? Вот изначально это был всего лишь рассказ, а потом автор его в роман переделал.
- А как тебе Мураками, ты уже начал читать?
- Да, мне нравится, не для всех он пишет, но мне от этого только еще больше нравится. Я уже почти дочитал.
- Хорошо, что нравится.
Временами кто-нибудь из одногруппников влезал в разговор, выражая свое мнение или рассказывая шуточки. Странная какая-то у нас атмосфера была. За 4 года учебы все знали друг друга уже более-менее и, хотя многие из группы мне были неприятны, но находилось несколько человек, которые могли забавно пошутить или рассказать что-нибудь интересное. Каких-то серьезных или исключительных инцидентов не возникало, и всех нас не покидала атмосфера спокойствия и обыденности. И все же временами рутинность бытия заставляла поражаться тому, как быстро и однотипно прошли эти годы. Иногда казалось, что вся жизнь так и пройдет – бездарно и скучно, но я был больше убежден, что либо кончу блестяще, как мало кто другой, либо подохну на помойке в компании вшей, тараканов и крыс. «Золотая середина» мне не виделась впереди, как ни крути.
- Я б если б знал, что вся моя жизнь вот такой вот будет, наверное, пустил бы пулю в лоб, только жалко помирать так бесполезно, - как-то раз признался я Дамиру.
- Кто же знает, что там будет дальше, но я верю в тебя. Думаю, что и поступишь ты, и напишешь что-нибудь стоящее, верь и ты в себя, иначе ничего не выйдет. – За это я ценил его, мало кто говорил мне подобные слова, когда для меня так важно было услышать их. Думается мне, что этого человека я не забуду никогда, и даже если ничего не получится, душу будет греть тот факт, что хоть кто-то верил в меня.
- Не хочу я так жить, не плохо и не хорошо, хочу какой-то определенности. Плохо – так значит, буду знать, что надо из дерьма выбираться, хорошо – значит, пора наслаждаться, а когда вот так, как сейчас, то это вообще не жизнь, а не пойми что.
Еще один учебный день прошел незаметно для всех, мы вышли на улицу вместе с Дамиром и направились на остановку. Тротуары кто-то заботливо посыпал бурым песком, но это уже было бесполезно – потеплело так сильно, что снег и лед снова приняли жидкое состояние. Грязь в изобилии выступила из-под белесого покрова, блестя на солнце, она смешивалась с песком и от того дорога выглядела еще унылей.
- О чем думаешь?
- Да все стало каким-то другим, то ли со мной что-то не так. Я помню, в детстве даже хлеб на вкус был другой, не то, что теперешний, как с утра поел, так до сих пор какая-то сырость и гадливость во рту от него. – Ответил я.
- Все меняется и ты, и мир вокруг тебя.
- Помню, раньше приходил в первом классе со школы к бабушке, и для меня было счастьем, если она меня спать в обед не укладывала, а разрешала тихонько мультики в зале посмотреть. И забот никаких, я делал уроки и шел гулять или играл на компьютере, вот и все, что мне нужно было для счастья, а сейчас…
- А что сейчас?
- Да сам прекрасно знаешь: рефераты, курсовые, практические и диплом на носу, и мультики не посмотришь. «Что маленький что ли?» - сразу скажут.
- Эх, да, - согласился парень.
- Знаешь, если это и значит «быть взрослым», то я этого не хочу. Я боюсь стать однажды тем, о ком говорил Маленький принц в книге Экзюпери. Боюсь, что кроме цифр ничего мне не будет интересно.
-Не для тебя это, я точно знаю, ведь смотришь на жизнь иначе, ты не особенный, потому что нет «особенных» в этом мире, но ты, определенно, лучше многих.
- Спасибо.
- До завтра, - сказал Дамир, когда мы дошли до остановки.
- Увидимся, - ответил я и перешел на другую сторону улицы, останавливая на ходу нужную мне «Газель». Через пару мгновений одногруппник исчез из поля зрения за поворотом. Я в тяжелом забытье думал о словах Дамира, а маршрутка, словно огромный желтый шмель без темных полосок, трудолюбиво жужжала, вторя моим мыслям. Оказавшись в своем городе, я будто очнулся от долго сна, затянув шарф на шее и застегнув пальто на три крупные, пластмассовые пуговицы, я медленно поплелся домой. Люди, словно муравьи, прознавшие о сладостях поблизости, выползали из своих норок и семенили маленькими группками по тротуарам, а по дорогам возмущенно тарахтя, проезжали автомобили, напоминающие больших, разноцветных жуков. Каждый второй с электронной сигаретой в зубах, ведь пар безопаснее дыма на 95%, каждый второй отравлен, став жертвой бессмысленных фильмов, деградирующей музыки, каждый второй ползает на коленях за стервой, что многие называют более приемлемым словом «мода». Каждый второй мертв изнутри. Несмотря на таянье снега, на улице было достаточно холодно. При такой температуре мои бледные, тонкие руки покрывались странными пятнами, словно под моей кожей гнила плоть, неужели я тоже отравлен и нет спасения?
Добравшись до дома, я оказался в полном одиночестве, ни родители, ни сестры еще не вернулись. Мастурбация, написание рассказов да бесполезное прозябание за компьютером – вот и все, чем остается заниматься в такие моменты. Я мастурбировал не из-за того что получал удовольствие, а просто чисто механически, потому что это вошло в привычку еще со времен начала полового созревания. За стеной лепетал соседский ребенок, не слушая того, что ему говорит его мать. На третьем этаже из чьей-то квартиры доносился собачий лай, судя по визгливости и высокой частоте звука – надрывалась какая-то мелкая, но очень злобная собачонка, никогда не любил таких. Усевшись за компьютер, я не успел заметить, как на улице стемнело. Родители уже успели вернуться и сидя в соседней комнате у телевизора, смотрели бессмысленные ток-шоу, в которых в студию приглашали хронических алкоголиков, наркоманов или проституток и поносили на весь мир, не давая сказать им ни слова. Можно подумать, они докатились до такого от хорошей жизни, но и сочувствовать им мне тоже не очень-то хотелось. Поэтому к такому роду «развлечений» я всегда оставался безучастным. Мне нравилось писать грустные, тяжелые рассказы горькие, как хороший кофе без сахара, после которого остается бархатное, шелковистое послевкусие во рту. Только это и спасало меня в тяжелые моменты.
Кай беспокойно хлопнул лапой по моей ноге в знак того, что он проголодался. Я отдал ему остатки каши и, пристегнув за ошейник, повел на улицу. Погода уже в который раз за этот день снова изменилась и на этот раз началась сильная метель. Я вышел к фонарю и наблюдал за полетом снега с небес на землю. Очень часто мелкие снежинки, соединяясь в крупные хлопья, вели себя как настоящие насекомые. Подгоняемые ветром, они могли безостановочно описывать многочисленные круги у фонаря, то взлетая на несколько метров вверх, то, подобно коршунам, пикируя к земле с бешеной скоростью. Наблюдая за этой картиной, я увидел издалека фигуру парня с маленькой собачкой, приближавшегося ко мне. Очень скоро я узнал своего бывшего одноклассника, мы не виделись с ним уже несколько лет.
- Привет, сто лет тебя не видал. – Воскликнул я.
- Привет, как ты?
- Да неплохо, сам-то как поживаешь?
- Да вот, приехал из ВУЗа на выходные к родокам. – Признался он. Я внимательно посмотрел ему в лицо. Широкий лоб, короткие темные волосы чуть торчат из-под капюшона куртки, острый нос с небольшой горбинкой, круглые щеки и кое-где пробившаяся темная, жесткая щетина. Легкая улыбка на губах. В глазах пляшут озорные огоньки, да, по нему было видно, что его душевное состояние в полном порядке.
- Как с учебой?
- Все хорошо, а у тебя? – так проходил обмен любезностями, но на душе у меня было гадко. В школьные годы мы были близки с ним, и только теперь после стольких лет разлуки я понимаю, что нас больше абсолютно ничего не связывает. Этот парень теперь для меня как случайно сохранившаяся страничка из личного дневника, что был сожжен много лет назад. О нем пропали все воспоминания, и в сердце почти вселилась уверенность, что его и не существовало вовсе, но вот, невольно натыкаясь на пожелтевшую бумажку, понимаешь, что все это не сон, что все это действительно происходило именно с тобой, а  не с кем-то другим.
-…и вот, он отнимает у меня мою личную книгу и угрожает, что не поставит зачет! – одноклассник все говорил и говорил, но я в этот момент был где-то очень далеко, вспоминая очень давние моменты жизни.
- Да, ужасно. – Подтвердил я, смутно улавливая нить разговора.
- Ладно, мне пора, что ли, пока! – воскликнул неожиданно парень.
-Увидимся еще, если я доживу. – С грустью в голосе произнес я. Одноклассник в ответ тихо усмехнулся, я мельком взглянул в его лицо и понял, что на самом деле он придал этим словам гораздо больше значения, чем я предполагал. Тяжелой походкой он удалился прочь. Интересно, мы еще когда-нибудь встретимся?
Вернувшись домой, я зашел в социальную сеть. Очень часто я раздумывал над тем, как много люди проводят времени в интернете, для некоторых такая жизнь кажется гораздо приятнее, чем реальная. В сети у меня было всего несколько человек, с которыми можно хорошо побеседовать. «Darina в сети» гласила надпись с зелененьким кружочком под фотографией. Как странно, я никогда не видел эту девушку в реальности, но мы общаемся уже целый год. Она знает обо мне гораздо больше, чем кто-либо из моего реального окружения. Это так необычно, вроде бы здесь, в социальной сети, человек для тебя очень близок, почти родной, но встретившись с ним в реальности, непременно будешь чувствовать себя крайне неловко. Ты знаешь глубину и обширность его воображения, качество и объем его знаний, но никогда не видел, как он улыбается, да и просто говорит, не знаешь голоса и не ощущал теплоту его тела, он одновременно такой близкий для тебя, но все же еще чужой. Я зашел на страницу Дарины, чтобы посмотреть ее фото. У меня была одна проблема - я часто забываю, как выглядят люди, с которыми я общался, лицо просто стирается из памяти. Остаются лишь отдельные черты лица, будь то волосы или форма носа, размер и цвет губ, но в целую картину это собрать не получается, как не старайся. Волосы ее - ветер, что дует с моря и легонько ласкает лицо, удачный изгиб бровей, не вызывающий недоумений, пухлые, упругие губы с помадой приятного, нежно-розового цвета на них, прямой, аккуратный нос, хоть скулы и не выражены так ярко, но правильный овал лица придает еще больше внешней доброты Дарине. Несколько маленьких родинок на щечках. Но вот глаза…на каждой фотографии они разного цвета, то они лазурно-голубые и напоминают бездонные морские глубины или редкий драгоценный камень, то отдают зеленцой, словно густые, размашистые леса. Интересно, как так получается? Возможно, все дело в освещении. Надо непременно узнать об этом. Теперь я долго буду помнить ее лицо.
- Привет, надеюсь, не мешаю, хотел пообщаться – начал диалог я.
- Привет) не, я с братом мультики смотрю. Давай пообщаемся ) – ответ пришел достаточно быстро, каждый раз, когда я кому-то писал, то испытывал неловкое ощущение, будто отвлекаю человека от чего-то важного. Но иногда просто ужасно хочется поговорить с кем-то, кто может тебя понять. Я решил рассказать Дарине о встрече с одноклассником и мыслях, которые возникли после этого, мне казалось, что она поймет, ведь она почти всегда понимала меня, за что я ее очень ценил, хотя крайне редко говорил ей это.
- У меня тоже есть такая подруга . В школе были не разлей вода, а сейчас мне неловко становится (и даже как-то неприятно) , если мы болтаем больше слов "привет как дела". Так что это нормально. Люди взрослеют, меняются,  – ответила она мне, на сообщение об однокласснике. Разговор плавно перешел на другие темы, мне всегда было о чем поговорить с этой девушкой, интересно, в реальности она так же хороша, как и в сети?
Около 2 часов ночи меня потянуло в сон, я выглянул в окно последний раз. Все окна противоположного здания, залитые ночью, слабо отражали тусклый, лунный свет. Во тьме дома напоминали огромные скалы, торчащие прямо из земли, я будто находился в лабиринте каменных джунглей.
***
Тик-так, тик-так. Я медленно открываю глаза. Опять треклятые соседские часы шумят. В голове вспоминаются дурные, ночные сны. Если живешь в хрущевке, то приходится мириться с этим. Шумоизоляция просто отвратительная. Надо что-то с этим делать, думал я, собираясь на учебу сквозь сон. Метель, как ни странно, снова сменилась густым, словно вата туманом. Я медленно шел по пустынным, мертвым улицам, еще не проснувшегося города. Каким же я был дураком, рассуждая о системе, давно надо было понять, что людям нравится быть рабами, а я со своей шаблонной философией не продвинулся ни на метр вдаль. Такими мыслями мне лишь удалось доказать, что я больший раб системы, чем они. Что-то сломалось во мне за эту ночь, я, как и день назад поднялся по железнодорожному мосту, чтобы посмотреть на туман. Протянув руку вдаль, я стоял так несколько минут, а потом из моей груди вырвался немой крик в никуда, отчаянно прося хоть кого-то о помощи. Я знал, что моя душа мертва, так же как и у каждого второго. Она была зарыта на чьем-то заднем дворе в одной яме со справедливостью и честностью всего человечества.