Поэма будней часть 1

1. Сегодня нашёл в интернете «Список Бродского».
2. Метро снова вторглось в моё течение времени. Точнее, снова время моё уносит течение метро, и я ничего не могу с этим поделать. Искаженный голос из динамика, двери закрываются и вагон набирает скорость. Я   лишь точка в потоке, точка в пространстве, где густое месиво почти десяти миллионов душ образует затейливые узоры взаимодействия человеческих движений, слов и чувств. В летящем сквозь приглушенный отчаянный свист вагоне метро острее чувствую свою сопричастность этому уплотнению в организме человечества, называемому Москвой.
3. Пробьётся ли звонок сквозь бетонные стены подземки? Возьмёт ли она телефон? И что мне сказать? Условились же, что позвоню, когда приеду. Чего сейчас-то трезвонить? Глупо как-то. А что не глупо? Если рассудительно – это уже не чувства. Хотя и чувства препарировать словами – тоже глупо. Так и выходит – кругом дурачок. Снова открываются двери – входят какие-то музыканты со шляпой для монет. Роюсь в карманах, что-то ссыпаю в шляпу – из уважения к нелёгким стараниям в душном метро. Что я делаю в этих поездках, скачках-перебежках от одного сюжета к другому, между встречами, пунктиром обозначающими общение, общность с  тем ли, с той ли? Я ничего не ищу. Провожу время? «Построяю себя»? Попутно – и то и другое. Одним словом – живу. Так вот, в пути, между прочим.
4. Жизнь между. Между людьми, разговорами, снами, телефонными звонками, едой наскоро в кофейнях, новой ночью и добрым утром. Здесь, в Москве, даже приятно почувствовать себя никем, просто, к примеру, точкой внимания и смысла в общем потоке, среди плотных силовых линий информации где-то на карте метро.
5. Станция Тверская. Мой выход. На выходе эскалатора тревожный дятел клюёт в ребро – надо позвонить. Теперь уже можно.
6. Пушкинская площадь занимает свою символическую и физическую высоту. В самом деле – в какую бы сторону ни пошёл от Пушкинской площади – к станции метро Маяковская, в оба конца Тверского бульвара, к Патриаршим прудам или даже к Кремлю – всегда это будет спуск вниз. Иногда очень пологий, совершенно незаметный, но спуск. Символическая вершина наших российских смыслов, что -ли..  У памятника Пушкину традиционно ждут с цветами. И я жду. Со скромным букетиком розовых роз. Не знаю, почему купил именно розовые. Видимо, среди всех показались свежее, какие-то сами в себе, не нарочитые, словно розы такого именно цвета не выведены специально, а случайно родились себе между прочим, и садовник – так и быть – срезал их. Ещё одна вешка, ещё одно доказательство пунктирной жизни, жизни между прочим. И хорошо – так честнее.
7. Ходил ли трамвай на углу у Патриарших во времена Булгакова? Говорят, что не ходил.  Ну и ладно. В самом деле, не важно где именно Аннушка разлила масло, главное, что это мифическое место сейчас доподлинно существует на карте Москвы, в головах у сменяющих друг друга статистов, наполняющих своими шагами тишину алей вдоль последнего из оставшихся нам в наследство прудов старой Москвы. Дышу одним воздухом с могучими липами. Вместо Коровьева на скамейке встречаю похмельного Марио – завсегдатая этого места. Марио представляется итальянцем, работающем по контракту на одну из римских газет, хотя судя по изношенным физиономии и прикиду, он больше напоминает отечественного бомжа. Что ж, мифологическое место располагает к сотворению и утверждению новых мифов, в которые хочется верить. Именно слепое желание верить держит нас на привязи в старой Москве, создаёт её целостность, не даёт рассыпаться между всего прочего осколкам нашего суетного существования.
8. «Хочешь пива?» - мой институтский товарищ уже ввязался в разговор с бедствующим итальянцем. «Но, я но пьиво, я хочью вино!» - с ходу в карьер скачет Марио. Вот наглец…  Отдаём ему остатки «Каберне» - пусть порадуется. Марио наливает в пластиковый стаканчик – из горла итальянцы не пьют. Он уже настолько слился с ролью, что будь он (а скорее всего так и есть) самым обыкновенным российским попрошайкой, мы ещё долго будем изумляться – чего бы это ему бедствовать здесь, а не вернуться в свою солнечную Италию? Здесь, на Патриарших, Италия Марио такой же реальный миф, как и трамвай Булгакова, полёты Маргариты над Москвой, разговор Иешуа Ганоцри с Пилатом да и сам Михаил Афанасьевич Булгаков.
9. Мои институтские товарищи, гуляя на Патриарших тоже поневоле становятся мифическими персонажами. Чего только стоят их пьяные купания в пруду. Один наш друг решил посмотреть, как устроен плавающий в центре пруда домик для лебедей, изнутри. В сильном подпитии он доплыл до островка, сунулся в домик, но коварные птицы были уже там. Вытянув шеи, они с гадючьим шипением и клёкотом негодования изгнали редкого на середине их пруда бескрылого гостя. История запомнилась надолго,  переходила из уст в уста, и я, не будучи свидетелем сего происшествия, услышал её из «четвёртых рук», уже значительно обросшую мифическими подробностями. И то, что в этот день была жуткая гроза, повалившая старую липу прямо в пруд рядом с нашим героем, и то, что от обиды он поймал  одного лебедя и изжарил, и даже то, что вылезая на берег он увидел прогуливающегося по алее на задних лапах огромного чёрного кота – конечно же мифы чистейшей воды. Зеленоватой воды Патриарших пудов.
10. Оттуда, из книги Булгакова, мне, тогда ещё не видевшему Москвы, Патриаршие пруды представлялись совсем иными. Я совершенно не представлял, что они так туго стиснуты со всех сторон высокими домами. Представлялось, что Берлиоз и Бездомный шли по алее под липами чуть ли не вечность. Собственно, представлялся просторный парк, упирающийся в достаточно широкие для хождения трамваев и прочих экипажей московские улицы. А уж расстояние оттуда до «Грибоедова» (нынешнего моего ВУЗа), которое я преодолеваю пешком за десять минут, в моей читательской фантазии было совсем фантастическим. А как же иначе – ведь с Бездомным за весь этот короткий путь произошло столько приключений. Тут внимательный читатель резонно поправит – ведь Иван сначала вышел на берег Москва-реки, а это действительно большой крюк. Именно что крюк – откуда мне, несведущему, было знать, что три эти точки не на прямой и что Бездомный после купания практически возвращался назад, в район Малой и Большой Бронных улиц. Такая вот иллюзорная для непосвящённых топография.
11. Родиться и вырасти в этих дворах на Малой Бронной – на мой взгляд счастье. Счастье, которого я лишён, как и миллионы прочих, счастливых и не очень, идущих утром по своим работам или по каким-то причинам пребывающих в иных местах людей. В иных местах, не на Малой Бронной или Патриарших прудах. А те, кто родился и жил здесь – насколько они его понимали, это своё счастье? Вон на той скамейке сидит завсегдатай-алкоголик, пьёт пиво. Он много чего рассказывал про пруды, коих раньше было три, про дом напротив липовой аллеи, в котором он родился и проживает уже шестой десяток лет. Шестой десяток своей не сложившейся  жизни, несмотря на выпавшую ему фартовую карту – жить чуть ли не в центре мироздания… Сколько хитросплетений тайных ниточек управляет марионеткой нашего земного существования – ни какой посторонний зритель-театрал не выстроит идеальный сюжет, сколько вводных ни были бы ему известны. Это только мифы таких, как Патриаршие, замечательных мест рождаются и развиваются легко, логично, красиво. За это мы их и любим – эти места с их затейливыми мифами.
12. Вот Тверская – главная улица столицы… Побольше походив по центру Москвы, задумаешься – а есть ли здесь действительно «главная» улица, градообразующая во всех смыслах? Вот, в иных городах, поменьше, ощущается их цельность и есть однозначно главные улицы, без которых и город-то представить нельзя. К примеру, что было бы с Петербургом без его невского проспекта? Есть города «двуглавые», чей идейный и архитектурный костяк составляют две главных улицы. В Хабаровске это, конечно же, Амурский бульвар и улица Муравьёва-Амурского. Во Владивостоке тоже две главных улицы – Светланская и Океанский проспект, они перпендикулярны, каждая ось задаёт свой тон, свой ритм, своё направление. А в Москве? Москва – круг, не имеющий по-настоящему главных улиц, без любой, в принципе, её архитектурная целостность может как-то обойтись. Но кругу этому никак нельзя обойтись без центра – без Кремля и Красной Площади.
13. Бульварное кольцо. Сколько бульваров оно соединяет - точно не помню. Вроде бы пять. Кольцо неполное, в южной его части есть перемычка из узеньких улиц.
14. Москву невозможно представить единым городом. Каждый выход из метро и даже некоторые отдельные улицы представляют обособленные места. Словно вышедший из межпространственного портала, идёшь по этим улицам совершенно какую-то новую для тебя Москву, стёклышками калейдоскопа поворачиваются своими фасадами и эрзацами постройки различных эпох и архитектурных стилей.


Рецензии