Не отправленные письма

                Я буду вечно утверждать
                И не закрадется в меня сомненье,
                Что лишь в тебе  находит воплощенье
                Вся прелесть мира, что твои дела
                Мудры, чисты, что ты светла,
                Как самая лучистая денница,
                А тот, кто в этом усомнится,
                Кто не придет хвалу тебе воздать,
                Тот недостоен возродиться
                Для новой жизни, где любовь твоя
                Нам открывает все блаженства бытия.

                Джанфранческо Страпарола.
                Приятные ночи. Ночь вторая. XVI в.


                Любовь моя, в том мире давнем,
                Где бездны, кущи, купола, -
                Я птицей был, цветком и камнем,
                И перлом – всем, чем ты была!

                Теофиль Готье.

                Ни отзыва, ни слова, ни привета, -
                Пустынею меж нами мир лежит,
                И мысль моя с вопросом без ответа
                Испуганно над сердцем тяготит:

                Ужель среди часов тоски и гнева
                Прошедшее исчезнет без следа,
                Как легкий звук забытого напева,
                Как в мрак ночной упавшая звезда?

                А.Апухтин. 1867.

   Вчера вечером в семье Аверьяновых отмечали годовщину со дня смерти жены, матери и бабушки Ольги Аверьяновны. Как заведено в таких случаях, родные с теплой  тоской  вспоминали эпизоды, связанные с ней, ее привычки, ее поступки. Да и засиделись до полуночи, не заметив, как пробежало время.
   Следующий день был выходной, поэтому семья встала попозже, позавтракали. Глядя на отца, Наталья Осиповна спросила:
   ; Папа, ты в порядке?
   ; Все нормально, дочка, все нормально, - ответил Осип Матвеевич.
   После того, как  старик ушел в свою комнату, Наталья Осиповна проговорила:
   ; Что-то не нравится он мне – бледный, вялый…
   ; На него, возможно, вчерашние воспоминания подействовали, - предположил ее муж Владимир Анатольевич. - Ничего, все будет нормально. Ну, на рынок пойдем, как договаривались?
   ; Да, вот только со стола приберу, - ответила жена.
   ; Идите, я все сделаю, - вмешалась в разговор их дочь Инна. – А потом сяду готовиться к зачету.
   Уже собравшись и перед тем, как уходить, Наталья Осиповна заглянула в комнату отца. Тот сидел за столом и что-то писал. Это было не ново для нее – отец, бывший ученый, не мог оставаться без работы.
   ; Мы  с  Володей  уходим на рынок, - сказала она. – Тебе что-нибудь надо купить?
   ; Нет, спасибо, - ответил он. – У меня все есть.
   Супруги ушли, дочь села за учебники. В квартире наступила тишина…
   Часа через три послышался звук открываемой двери. Инна вышла встретить родителей.
   ; Купили что-нибудь вкусненькое? – спросила она, принимая сумки.
   ; Мы же знаем твои слабости, - улыбнулся отец.
   ; Ну, покажите, что купили? – заинтригованно спросила дочь.
   ; Как там дедушка? – прервала ее мать.
   ; Я заглядывала к нему, он прилег, - пояснила Инна.
   ; Пусть отдохнет, вчерашний вечер ему дался нелегко, - сказал Владимир Анатольевич. – Он до сих пор не может отойти от потери жены…
   ; Ладно, мы с Инной займемся приготовлением обеда, а  ты  не мешай нам, не вертись на кухне, - обратилась Наталья Осиповна к мужу.
   Через час, когда стол был накрыт, она распорядилась:
   ; Инна, зови отца, а я приведу дедушку.
   В то время, когда  Владимир Анатольевич и дочь усаживались за стол, из комнаты старика раздался крик. Они тут же бросились туда.
   ; Что случилось? – встревоженно спросил мужчина.
   ; Папа, кажется, умер, - с трудом проговорила жена.
   Ни слова не говоря, Владимир Анатольевич по мобильному телефону на-чал вызывать Скорую помощь…

   В ближайший выходной после похорон отца Наталья Осиповна решила прибраться в его комнате. Осмотрев письменный стол, она обратила внимание на томик стихов А.Апухтина, из которой выглядывала закладка. Открыв книгу на заложенной странице, ей сразу бросились в глаза  четырехстишие, отмеченченное карандашом:

                Волшебные слова любви и упоенья
                Я слышал наконец из милых уст твоих,
                Но в странной робости последнего сомненья
                Твой голос ласковый затих.

   Пожав плечами, она поставила книгу на полку, где располагалась поэзия.
   Приведя в порядок столешницу, она стала открывать ящики стола, рассматривая  находящиеся в них предметы и записные книжки. В нижнем, пустом ящике, она  увидела стопку конвертов. Она достала их и начала с удивлением пересматривать. Всего конвертов было одиннадцать…
   В это время к ней в комнату вошли муж и дочь.
   ; Тебе помочь? – спросил Владимир Анатольевич.
   А Инна, увидев в руках матери пачку писем, удивленно спросила:
   ; Ой, что это?
   ; Не знаю, - ответила Наталья Осиповна.
   ; Давай посмотрим, - предложила девушка.
   ; Удобно ли читать чужие письма? – спросил отец.
   ; Он уже не обидится, - с сожалением произнесла Инна. – Зато мы узнаем, чем он жил…
   Вздохнув, Наталья Осиповна села на диван, по бокам от нее пристроились муж и дочь.
   ; Читай ты, - она передала лежащее снизу стопки письмо дочери.
   Та раскрыла конверт и начала читать:
   « Ну, вот и все! Вчера мы похоронили тебя, моя милая Лизонька. Больше полувека  мы шли с тобой  рука об руку, а теперь ты бросила меня. Впервые за все время нашей совместной жизни. Когда гроб с тобой опускали в могилу, мне казалось, что вместе с тобой ушла и моя душа. По обычаю, перед закапыванием, положено бросить в могилу горсть земли. Но как я мог бросить в тебя ком грязи? Володя понял мое состояние и посоветовал бросить землю не на гроб, а  рядом с ним. Если бы не дочь с зятем, я бы, наверное, прыгнул в яму, чтобы хоть еще миг побыть с тобой…
   А после поминок, когда я лег спать по привычке у стенки, мне казалось, что я физически ощущаю  твое присутствие, тепло твоего тела, чувствовал запах твоего тела. И тогда я взял твою подушку и всю ночь обнимал ее и плакал. Как жить мне дальше, как жить? Да и зачем? Я привык, чтобы ты находилась все время подле меня – то занималась обедом на кухне, а я тебе помогал… На рынок  ли, в поликлинику, на прогулку, в гости мы всегда ходили вдвоем. А как же мне теперь быть? Молчишь? Почему ты не взяла меня с собой, зачем бросила на мучения?»
   Положив письмо в конверт, Инна взяла второе и начала читать:
   «Вот уже прошел месяц, как я осиротел. Лизушка, родная моя, каждый день, каждый час вспоминаю о тебе – ты постоянно стоишь у меня перед глазами, и я ничего не могу поделать с собой. Наташа, Володя и Инночка, видя мое состояние,  стараются отвлечь меня от грустных воспоминаний. Да разве ж это возможно, когда  с твоим уходом в душе стало пусто и холодно. Горько признаться, но я теперь не вижу смысла в жизни. Мы с тобой – одно целое, а после твоего ухода осталась только половинка организма.
   Ничего не могу поделать с собой, постоянно вспоминаю эпизоды нашей жизни.
   Когда ты лежала в роддоме, я, атеист, не находил себе места и постоянно молил Бога, чтобы все обошлось, чтобы не пострадала ни ты, ни ребенок. И Всевышний, видимо услышал меня – ты подарила мне изумительную дочурку. Помнишь, как мы не отходили на нее ни на минутку, боялись даже дышать на нее. А когда она заболела и ее положили в больницу, мы едва не сошли с ума от переживаний за нее. И когда ее выписали, мы поочередно задаривали ее игрушками и старались всячески баловать.  При этом ты упрекала меня: «Ты совсем ее испортишь постоянными подарками!»  А сама без конца подбрасывала ей что-то вкусненькое, оправдывая себя тем, что девочка растет и ей нужны витамины.
   Прости, не могу больше – что-то сердце расшалилось. Пойду прилягу…»
   Наталья Осиповна сидела, словно окаменевшая. Она закрыла лицо ладонями и изредка вздрагивала, словно старалась сдержаться, чтобы не разрыдаться. Видя ее состояние, муж погладил ее по голове и спросил:
   ; Ты в порядке?
   ; Да, да, все нормально,- тихо ответила она.
   Инна недоуменно посмотрела на мать, словно спрашивая, читать ли дальше.
   ; Читай, читай, - еле слышно пробормотала мать.
   Инна неуверенно взяла третье письмо и, вынув его из конверта, начала читать:
   «Лизочка, милая… Хотел, как прежде, назвать тебя солнышком, только вот солнышко-то мое закатилось. Пролетел еще месяц жизни в пустоте и бессмысленности  существования. Ребята стараются меня отвлечь от грустных мыслей, вытаскивают на прогулку. А для меня – это мучение. Каждая прогулка – это напоминание о том,  как мы здесь ходили, по этим дорожкам, скверам, отдыхали вон на этой скамейке…  Ты все время что-то говорила, а я порой внутренне серчал на твое многословие.  Сейчас же мне так не хватает твоего щебетанья, твоих любимых и часто повторяемых выражений. Господи, какой же я был глупый!
   Ты знаешь, я часто вспоминаю, как мы с Володей забирали тебя и новорожденную Инночку из роддома. Мы так долго держали внучку на руках, что Володя,  кажется,  даже немного обиделся – это же его ребенок! А нам так хотелось взять ее и никому,  никому не отдавать. Какие же мы были смешные и глупые!
   Родная моя! Твоя фотография постоянно стоит у меня на столе. И я нередко беру  ее в руки, долго-долго смотрю на тебя и… целую. Порой мне кажется, что я даже  ощущаю тепло и вкус твоих губ и… что ты отвечаешь мне. Или я уже начинаю сходить с ума? Не знаю…»
   Не выдержав, Наталья Осиповна зарыдала. Да и у Инны тряслись руки. Она обняла мать, склонилась к ее плечу и также заплакала.
   Тогда  Владимир Анатольевич отобрал письма у дочери, положил их на прежнее место в ящик стола, подошел к своим женщинам и начал их успокаивать:
   ; Ну, ну, полно! Не хватает еще, чтобы вас хватил инфаркт. Успокойтесь, а письма мы потом дочитаем, когда боль утраты немного затихнет. Пойдемте-ка лучше на кухню, поставим чайник и попьем чайку…
   ; Пойдем, - согласилась Наталья Осиповна, вытирая руками слезы, непроизвольно катившиеся из глаз...