Я-дочь офицера15. Первый день Германии пятидесятых

  Всё! Всё….   Мы, наконец, едем, едем в новый, другой, совершенно незнакомый нам мир, в такую далёкую всё ещё от нас Германию.
А ведь чуть-чуть всё не сорвалось.
   Два месяца ожидания…   Два месяца интенсивных сборов:  покупок нового «приличного» пальто и шляпки  для мамы,  переделки старого тёти Сониного платья в «новое» роскошное, в моём представлении, для меня, шитьё, перешивание  плюс вышивание крестиком и гладью совершенно восхитительных детских платьиц для младшей сестры.
Позавчера были получены все въездные документы.
А вчера…, вчера… пришло известие от отца, в котором он просит нас не выезжать вовсе.
- « Не выезжай, я, возможно, скоро приеду, так как идёт значительное сокращение армии…», - писал он.
Мама, пребывавшая в полной растерянности не более двух часов, вдруг заявила:
« Быстро укладывать чемоданы. Завтра выезжаем…   Нельзя же упускать такую возможность - посмотреть другую страну».

        Другая страна встретила нас мелким,  занудным,  не прекращающимся дождём.
Но как рад был встрече с нами отец, как по счастливому виду его, его светящимся глазам, крепким торопливым объятьям: он, казалось, хотел убедиться,  что мы здесь, здесь, рядом с ним, я мгновенно почувствовала, как же мы нужны ему, как тоскливо было ему здесь без нас, как значима для него семья.
Спустя полчаса военный газик, на котором он нас встречал, подъехал к нашему новому жилью.
Как сейчас помню этот четырёхэтажный  современный многоквартирный дом, показавшийся мне очень светлым, хоть и был серым, светло – серым, наверное,  за счёт больших светлых,  с белыми рамами,  сверкающих чистотой окон.
Отец открыл дверь подъезда своим ключом, что было для нас в диковинку, двери наших подъездов тогда еще не запирались.


-«Здесь только  две семьи наших, остальные - немцы», - пояснил по ходу отец, и открыл дверь  квартиры, расположенной на первом, но очень высоком этаже.
 Большая трёхкомнатная квартира  показалась мне слишком просторной.
В гостиной находились лишь квадратный стол  с четырьмя стульями  и небольшая тумбочка, на которой стоял телевизор, простой чёрно-белый.
Две, стоявшие рядом солдатских кровати, заправленных тёмно-синими солдатскими  же одеялами и простейший шкаф, обозначали спальню; две точно таких же раздельных кровати  предназначались для нас в сестрой в детской.
Никого не удивила скудность обстановки: семья привыкла  в который раз начинать всё сначала…
 Удивила, особенно меня, прекрасная ванна из мраморной крошки, такой красивой ванны и по сей день я не видела: особой формы с изгибом, какого-то нежно-кофейно-розового цвета.

     Я подошла к окну.
Дождь, мелкий, обложной, казалось бесконечный, не собирался прекращаться, мельчайшие капельки его порой влетали в открытую форточку, попадая и на моё лицо.
Куст незнакомого мне растения, подстриженного  умелой рукой в  виде сферы, находился напротив окна, чуть поодаль..   Позже, ранней весной,  ещё без листьев, вдруг ранним утром  он удивил всех нас множеством нежных жёлтых цветов,раскрывшихся в одночасье, они - эти небольшие цветы  покрывали весь куст, превращая его в некое подобие цветущего солнышка.
Изредка появлялись  прохожие, видимо, жильцы из других подъездов нашего дома.
Одна из женщин показалась мне очень привлекательной: милое лицо, красиво  короной  из кос уложены русые волосы.
- Schneller  Nikolai,- улыбаясь говорила она плетущемуся за ней толстому увальню, мальчику лет пяти? – beeil dich mein Liber…
Отец подошёл  ко мне; улыбаясь, он гладил меня по голове и всё говорил: «Как же ты подросла, Светлана, но почему же худенькая такая…? Что-то не раздобрела ты на вкусных бабушкиных пирожках».
Заметив, что я с интересом наблюдаю за мальчиком, пояснил мне:
«Да, это - наши соседи».
- Смотри,  папочка, он не слушает свою маму. Разве немецкие мальчишки тоже непослушные?
- Он не совсем немец…. Его отец – наш советский офицер, а мама – немка.
- Но он…  не похож на русского…
- Лишь по одежде не похож,  здесь дети,  да и взрослые одеты несколько  иначе, чем наши, скоро всё увидишь.
- Почему-то они без папы идут…
- Папа уже здесь не живёт, его отправили в Союз.
- А мальчик с мамой, почему остались?
Нельзя..  Не разрешили ему жениться на немке…   Это у нас не приветствуется…
Он замолчал на мгновенье, сочувственно провожая взглядом Николая и его маму.
 Я в недоумении долгим взглядом смотрела на отца, но объяснений не последовало.
 - Давайте-ка одеваться!  Вижу, что дождь. А вам ведь не терпится город посмотреть. Ну что, идём? – улыбаясь мне, задал он явно провокационный вопрос.
Мне ооочень хотелось в город!
   
       Было время час-пик и немцы возвращались с работы. Практически все на собственном транспорте – велосипедах.  Ехали себе неспешно, совершенно не боясь не стихающего мелкого дождика,  соответствующая экипировка - тонкие прозрачные пластиковые  разноцветные дождевики позволяли им это. Несмотря на глубокую осень, было  относительно тепло. Стало смеркаться, но множество уличных фонарей  рассеивало сумерки каким-то  исходившим от них мягким, похожим на светящиеся  волшебные облака светом.
    Гостеприимно  светились и витрины  магазинчиков.
Их было немало,  небольших, частных лавочек, в которых сквозь витринное стекло было отчётливо видно, что внутри нет никого и продавца тоже.  Но стоило лишь открыть дверь, как звенел колокольчик над дверью, и  появлялся очень любезный, я бы сказала, что для нас непривычно-любезный продавец, который здороваясь с нами, высказывал нам самое доброе участие и предлагал имевшийся у него товар.
Нам поневоле пришлось  прикупить к запланированным мне превосходным по своей красоте и мягкости зелёным, расшитым золотыми нитями тапочкам удобный, просто шикарный халат более, чем до пят - « на вырост». Который я носила ещё много - много лет,  даже уже находясь в СССР и который всегда вызывал восхищение всех, видевших его впервые.
   Ещё…. Как сейчас вижу себя в магазине постельных принадлежностей у целой пирамиды пуховых, разноцветных одеял, сияющих блеском прекрасного атласа в ярком электрическом свете.
Мне казалось, что это – настоящая королевская роскошь, недосягаемая для нас, и  я торопила родителей покинуть этот магазин.
Зато  на  сладости  нам с сестрой отец явно расщедрился, особо запомнились мне конфеты  - «монетки»   из шоколада с разноцветной радужной посыпкой. И, уже, будучи взрослой, приехав  в Германию вновь, я первым долгом купила именно такие конфеты, просто как напоминание детства, того, тогда уже такого далёкого кусочка детства, конца  пятидесятых.
   Возвращались  домой  уставшие вконец, и не чаяли, как бы скорей добраться до кровати, но дома нас ждали ещё прекрасная пенящаяся, благоухающая  ванна и показавшийся необыкновенно вкусным цвета малины лимонад в каких-то особых бутылках с фарфоровыми многоразовыми крышечками. Всё  это было для нас ново и не знакомо.
      Пятилетняя сестричка, вдоволь насытившись  малиновым лимонадом,  втихаря спрятала последнюю чашку с напитком под свою кровать, что называется «про запас», где я через несколько дней, проводя уборку, её  и обнаружила.
Я же, облачившись в новый «на вырост» зелёный халат, волочившийся за мной по полу, и чуть ощутив необычайную  мягкость  новых  тапочек, едва-едва лишь добравшись до своей постели, мгновенно уснула.