Поезд надежды

Когда маленькая Анна открывала глаза, она видела свою мать, которая почти всегда была чем-то занята. Ей казалось, что мама совсем не спит: даже среди ночи, пытаясь разбудить всех криком, она удивлялась, что будить никого не нужно, что ласковые руки уже рядом. «Спи мой Ангел, Боженька с тобой», - перекрестив наспех и уложив Аню назад, она продолжала работать на кухне. Сделанная отцом детская кровать стояла у самой печи, здесь же были сбитые им небольшой стол, скамья, стул. Сам дом тоже был срублен отцом. Он работал на лесопилке, как и все мужчины в поселке, окруженном диким лесом и соединяющимся с городом железной дорогой, необходимой для вывоза обработанного дерева. Дорога проходила по мосту через большое озеро и была единственной возможностью попасть в Болгов.
Неделю стояла жара и Тихое, так называлось озеро, обнажило свои плечи. Не успевшая уйти на глубину рыба лежала у самого берега на радость любопытным детям. Но в тот день должен был пойти дождь. Еще утром заходил дедушка Аким, жаловался на колени и спину, обещал как минимум ливень, хотя большего лес никогда не видел. Уходя, он поблагодарил за чай и вновь подивился пепельно-серым глазам Анны: «Как у отца! Чудо, да и только!». Он всегда преувеличивал.
В свои четыре года Анна только начинала говорить, но уже все понимала. Понимала, что если воздух становился густой, как каша, то скоро будет дождь, и что скулившие хором щенки молятся вместе с ней, чтобы он пошел как можно раньше. В жаркие дни мама была особенно молчалива, старалась не делать лишних движений. От этого замирала вся комната, собирая силы для чего-то важного. Этим важным был ужин, который готовился всегда в полумраке, при свече и огне из печи. Отец так и остался там, в полумраке, сидя за столом, держа ложку мозолистой рукой.
Солнце, находясь в зените, раскаливало землю, продолжая наступление. Даже мухи сдались перед палящим светилом, решив поберечь свои крылья. Из всех звуков в привычно шумном лесу можно было услышать только удары топора. Работа не знает погодных условий, план должен быть выполнен. И Алексей продолжал его выполнять, доводя свое тело до полного обезвоживания, пока не услышал треск, от которого стало пугающе холодно. «Аня!» - слово, которое каждый вечер согревало огрубевшую от труда душу, превратилось в маленькую сухую щепку.
Это был верховой пожар. Охватившая его жадность не давала шансов ничему вокруг. Он пожирал всё. Рабочие оказались отрезаны от озера, и единственной возможностью спастись был поезд загруженный лесом. Прибежав к лесопилке, они увидели, как охранник прикладом сбил с ног подходящего к поезду бригадира.
- Приказа не было, куда прешь? Всем стоять, стрелять буду! – он вскочил на состав, махнув машинисту рукой.
Приказ был – вывозить лес. И поезд его выполнял, все быстрее и быстрее разгоняясь по рельсам. Несколько рабочих попытались ухватиться за край вагона, среди них был Алексей. Мгновенная смерть была наградой. Еще живые, но побелевшие, искривл;нные от страха лица замерли в молчании. Движение было лишним - упавшее дерево перекрыло дорогу за уходящим поездом. Анин отец лежал у самой дороги, в грязно-кровавой старой рубахе. Застывшие слезы на почерневшем морщинистом лице отражали уходящие в небо факелы. Слезы и пепельно-серые глаза – это то, что он оставил в наследство.
Услышав выстрелы и шум поезда, все, кто был в поселке вышли на улицу. Обезумев от увиденного пожара, они ринулись к озеру. Аня прижалась к спине матери, обвив ее руками и ногами. Даже тогда, когда ее дядя, пастух Никита, ударил Чайку в галоп, решив напугать племянницу до дрожи, она не сжимала свои кулачки так сильно, уцепившись в гриву, как сейчас, когда смерть была повсюду. Сбросив одежду с себя и Ани, в надежде на то, что Бог их заметит, мать с дочерью спрыгнули в теплую воду.
Шел проливной дождь. Он был сильнее, чем обещал дедушка Аким. Красное от огня небо потихоньку угасало. Поезд с сидящим на бревнах охранником промчался по мосту, оставляя в провожающих глазах серый пепел надежды.