Отпечатываю

Друг мой, в последнее время мне кажется, что самое главное – это отпечатывать себя в реальности. К печатям у меня всегда было трепетное отношение. Взять, например, штемпели на марках, которые я собирал в детстве. Нельзя сказать, что был заядлым филателистом, но пару кляссеров всё-таки накопил. Валяются сейчас где-то в шкафу вместе с другими артефактами тех счастливых дней. Посылки тогда запечатывали сургучом, мне казалось, он сладкий, как шоколад. Однажды я дорвался до сургучной кляксы, лизнул, в общем, одно из первых разочарований. Про снимающих печати ангелов и творение Бергмана вообще молчу. А вот с печатными пряниками как-то не сложилось – к сладкому я дышу ровно. Но речь не об этом. Знаешь, дружище, чем больше я делаю, тем сильнее страх, тот самый Кьеркегоровский ангст. Боязнь того, что вдруг на ровном месте откажет сердечко, и здравствуй, дым из трубы крематория. А после может ничего и не быть, мы не раз с тобой это обсуждали. И так страшно становится, и поделать ничего нельзя. Вот и начинаешь лихорадочно ваять, кропать, палочками пыль из пластиков выколачивать, Future Perfect Tense, опять же. Создаёшь иллюзию, мол, сохранится часть тебя после кончины физической. Наивно, конечно, суррогат, сублимация, так мечтали о светлом будущем в стране тех счастливых дней. А вот ещё из той же оперы: «В наших детях наше бессмертие». «Детей» можно заменить на «дела», если хочешь. Вот закончил творить, каталогизировал, разложил по полочкам и папочкам, а жизнь проходит. И снова то же самое с утра: «О, неплохая идея, надо быстро записать. Сердечко-то не казённое, обидно будет не успеть воплотить». Даже сейчас, пишу я тебе это послание, а на самом деле отпечатываю, отпечатываю, отпечатываю…