Близнецы

   Намеревались встретиться в тихом уголке Вены, а получилось в Париже, теперь казавшемся суетным, грязным, неуютным. Близнецы происходили из удивительного сочетания великих династий Птолемеев, Бурбонов, Тимуридов, Бабуридов, Сасанидов, Габсбургов, за что пришлось заплатить огромную цену (тысячи родственников представляли потенциальную угрозу разным властителям и потому были уничтожены в интрижной борьбе за власть и выживание) были разлучены силой обстоятельств в годовалом возрасте после смерти родителей. Разумеется, приходилось для выживания скрывать происхождение, менять документы, имена…
    Робера воспитывали бабушка и няня сначала в Ницце, затем в Сирии, а после смерти бабушки няня вместе с Робером оказалась у сына в Советском Союзе, в Узбекистане. Жильбер с другой няней и тётей оказался в Мексике. И вот теперь, спустя много лет, близнецы встретились. И было много того, о чём можно было поговорить и что сравнить. А в событиях был удивительный параллелизм. Оба влюбились до смерти в пять лет. Даже девочки были похожие. Оба были добрыми и весёлыми, домашними любимцами нянь. Детство было счастливое, хотя окружающие дети были злобными и агрессивными по своей природе. Злобу списывали на то, что и в Мексике, и в Узбекистане оказались обиженные народы. Правда, Мексика была более свободной и более криминальной. Узбекистан после смерти Сталина, депортировавшего туда неугодные народы, стал превращаться в рабовладельческую сырьевую колонию.
Жильберу пришлось в школьные годы тяжело. Надо было зарабатывать, чтобы помочь любимой няне, которая ему заменила маму. У няни был сын. Он был ленивым и хитрым, пытался всю жизнь потом отлынивать и жить за счёт Жильбера. Мексика была «банановой» республикой, где власть менялась, но жизнь народа оставалась тяжёлой. Жильберу помогли его математический талант и трудолюбие. Помог американский общественный фонд, и Жильбер оказался в Стэнфордском университете, где почувствовал себя востребованным и признаваемым человеком.
У няни Робера тоже был сын. И что удивительно по параллелизму, страшный лоботряс и лентяй. Узбекистан, как и весь тогда Советский Союз, представлял собой один сплошной концлагерь. Российская империя вроде как пережила даже две революции, но Сталин вернул империю в виде восточной деспотии с демагогической идеологией, рядящейся под марксизм-ленинизм. После смерти Сталина в результате схватки между Берией и Хрущёвым воцарился Хрущёв, благие намерения которого привели к развалу вертикали власти и самоутверждению местных феодалов и рабовладельцев. Демагогии стало ещё больше. Ничего общего в СССР с социализмом не было. Октябрьская революция дала больше народам Европы и Америки, где власти пошли на уступки трудящимся и согласились на некоторые социалистические фрагменты, вплетаемые в капитализм, чтобы смягчить ужасы последнего.
Робер с няней оказались в самой населённой и самой знаменитой Самаркандской области, недалеко от Самарканда, сохранившего черты былого величия мировой столицы всемогущего «бога войны» Тамерлана. Звёзды над Самаркандом продолжали светить. И Робер чувствовал какую-то небесную силу, ведущую его вопреки зловещей и клейкой среде и наполняющую его душу светом и любовью. Ровесников это злило. Они делали всё для того, чтобы Робер от них не отличался. А Робер, как и Жильбер, весьма отличался. И дети, как звери, улавливали это своим звериным чутьём. «Он не наш. Он белоручка. Надо сломать его длинные и бледные композиторские пальцы. Он чистюля. Он брезгует нами», - слышался злобный шёпот каждому из близнецов.
Каким-то чудом в летние каникулы родственникам удавалось привозить близнецов в Париж, пока были живы дедушки, бабушки и прабабушка. Но со временем вывозить Робера из СССР стало невозможно. Лагерные законы не позволяли это сделать. В Узбекистане с десяти лет стали использовать детский труд: весной – для прополки хлопчатника, осенью – для сбора хлопка. На этот период закрывали школы, больницы и поликлиники освобождали от повинности только умирающих. Сады были уничтожены, поскольку «мешали» хлопководству. За тяжёлый рабский труд по восемь часов на хлопковых плантациях платили мизерную символическую плату, сдельную, по количеству собранных и сданных килограммов. Власти СССР, начиная с Хрущёва и кончая Горбачёвым, прекрасно знали, что творится в Узбекистане и других республиках, закрывали на всё глаза и давали все полномочия местным феодалам и рабовладельцам. Правду в народе знали и говорили, но о ней не писали, официально её не признавали. Лицемерие, ложь, демагогия стали официальной идеологией. Российская империя была и остаётся тюрьмой и народов, и индивидов, империей зла, криминала и лжи, одной из последних колониальных империй (планета в целом находится в таком же ужасном состоянии, но во Франции и России эти противоречия всегда проявляются ярче и острее). И такой её сделали не только и не столько правители, сколько сами граждане. Хватит ли у ней (у граждан) силы, смелости, совести преобразоваться в состояние с человеческим лицом? Или она доживает последнюю свою эпоху и канет в лету, как и более могущественные и удачные империи прошлого? Но вопрос этот актуален и для будущих цивилизаций…
И вот, несмотря на ужасные лагерные условия, нещадную эксплуатацию, Робер всё же выжил, находил в своей душе свет, любовь, доброту. Благодаря своему трудолюбию и открывшемуся математическому таланту он получал негласное признание. Все считали его умным. Роберу, как и Жильберу, открывались сокровенные тайны математики. Он побеждал на олимпиадах. После республиканской олимпиады было даже выслано по разнарядке приглашение в специальную физико-математическую школу при Новосибирском университете и академгородке. Но местные власти подделали документы и послали сына директора школы. Но и это не озлобило Робера. Он открыл обобщение великой теоремы Ферма. В те годы официально считалось (и даже «доказывались» «теоремы» в математической логике), что доказательство этой теоремы не существует. И Парижская академия наук, и академия наук СССР труды «ферматистов» оставляли без рассмотрения. Поэтому лучшим способом была не реставрация доказательства Ферма, а формулировка новой, более общей проблемы. И, конечно, следовало безоговорочно признаваться, что автор доказательством не обладает. Робер так и поступил, хотя до сих пор остаётся единственным, кто восстановил доказательство Ферма наиболее простым, «элементарным» способом и доказал обобщённую теорему.
Параллелизм в судьбах близнецов сохранился и в дальнейшем. Женитьба, дети, разводы. Открытия, труды. Откровения, озарения. Борьба за справедливость. Видение будущего. Чудеса. Всё это посещало и того, и другого, причём в одни и те же периоды. И даже болезни возникали и исчезали в резонансе. Поэтому близнецы были уверены, что запрограммированы заранее, что они не в состоянии изменить узловые моменты своей программы, что могут лишь между узлами несколько смягчать удары или пользоваться более умело и эффективно шансами. Конечно, возникало неуютное чувство, что они являются лишь орудием, тенью, что жизнь лишь иллюзия, что всё «проживается» какой-то живой сверхпрограммой. И неизбежно возникал «слишком человеческий» вопрос: зачем? Зачем мы запускаем повторно одну и ту же программу? Чтобы решать аналогичные задачи, возникающие опять же по некоторой программе. Что доказывает самой себе в своей самоигре живая сверхпрограмма, ранее называемая Богом, Единым? Она так совершенствуется? Зачем? Для чего? И в каждой клетке есть программа. Во всём есть своя программа. Пространство является геометрической программой. Время – результат осуществления программы, и в то же время оно само является программой. Судьбы близнецов помогают понять кое-что в этой сложной проблеме…