След на земле Кн. 2, ч. 2, гл. 30 Харьковский котё

Глава 30.  Харьковский котёл.
(сокращенная версия романа)

1
       2 февраля 1943 года в Сталинграде немецким командующим фельдмаршалом фон Паулюсом была подписана безоговорочная капитуляция. Советские войска принудили к этому немецкое командование, лишив многочисленную группировку шансов вырваться из окружения. Только за последние два месяца немецко-фашистские войска потеряли под Сталинградом более 800 тысяч солдат и офицеров. Еще около 300 тысяч были взяты в плен. Таких крупных поражений в истории войн не бывало. В Германии по погибшим в Сталинграде был объявлен трехдневный траур.
       Но война на этом между Германией и Советским Союзом не закончилась. Советские войска на гребне добытого на Волге успеха решили продолжить наступление, а Германские войска стали готовиться к реваншу, вынашивая идею нанести сокрушительный удар, подобный тому который получили под Сталинградом. 
       Развивая успех, войска Воронежского и Юго-Западного фронтов прямо от Сталинграда взяли курс на Ворошиловград  и Харьков с целью освободить промышленные районы Донбаса. Но противник сосредоточил на этом плацдарме значительные силы. Его целью было заманить наступающие войска Советской армии к Харькову, уступив на Ворошиловградском рубеже, а затем окружить, устроив им «адский котел» подобный Сталинградскому. Эта задумка и самому Гитлеру, и его генералитету казалось вполне осуществимой. Для этого нужно было только создать видимость сопротивления на глубину 200-250 километров и дать приблизиться русским к Харькову, чтобы потом захлопнуть котел силами танковой армии и 10 пехотных дивизий.
       Немецкое командование рассчитало все правильно. Получилось именно так, как они предполагали. Советские войска Юго-Западного фронта во взаимодействии с Южным фронтом к концу января вышли к реке Северский Донец и захватили плацдарм на его правом берегу. Далее, они без всякой оперативной паузы 2 февраля перешли в наступление. В первый же день они разбили части прикрытия противника, и почти не встречая сопротивления стали продвигаться на Запад. К 14 февраля части Советских войск вышли к южной окраине Харькова, одерживая победу за победой и освобождая городки и поселки. В результате Харьковской наступательной операции советские войска продвинулись в Донбасе до 260 километров, но, не имея резервов и исчерпав атакующие возможности, перешли к обороне. 19 февраля немецко-фашистские войска группы армий «Юг» перешли в контрнаступление. Обладая значительным превосходством в силах и средствах, они стали теснить и брать в кольцо войска Воронежского фронта.
       Стрелковый полк, в котором воевал Афанасий Кобликов во второй половине февраля, настигнув противника, завязал с ним бой, который длился более десяти дней без перерывов. За это время обстановка на фронте резко поменялась и контратаки немцев переросли в наступление. За последнюю неделю батарея Афони отразила двадцать одну контратаку и атаку гитлеровцев, уничтожив одиннадцать танков и семь самоходных установок, а уж подсчитать количество солдат и офицеров было просто невозможно, но не менее сотни. Конечно, и батарея понесла существенные потери. Были уничтожены две пушки, а в расчетах действующих орудий осталось по три-четыре человека. За эти дни жестоких боев старший лейтенант Кобликов был ранен в плечо и дважды контужен. Но бросать свою батарею и бежать, зализывать раны было не в его характере.
       - Вот освободим от фашистов Харьков, - говорил он своей боевой подруге, - там и пойду в медсанбат. А, сейчас не до того.
       К концу десятых суток в батарее практически кончились снаряды. А на утро одиннадцатых, нервы комбата не выдержали. Афоня уже три дня добивался, чтобы ему подкинули боеприпасы, но все его заявки и напоминания так и остались невыполненными. Даже не удосуживались дать объяснений на его вопросы. Теперь, когда наличие снарядов сократилось до критического минимума, он решил сам пойти в штаб и там, на месте, выяснить причину такого отношения к его законным просьбам и требованиям. «Может, они там подскажут мне, как воевать без боеприпасов и уничтожать фашистские танки? И так уже матерными словами больше стреляем».
       Но не успел Афоня отойти от своего блиндажа и десятка метров, как в небе над его головой обнаружилась «рама». Так в советских частях называли немецкий двухкорпусной самолет-разведчик. Рама, словно издеваясь, нахально летела так низко над землей, будто знала, что в неё стрелять нечем. Комбат Кобликов невольно остановился. «Вот же суки, наверняка уже сфотографировали наши позиции, - подумал он, -  и через полчаса начнут артобстрел, чтобы закопать нас в этой рощице». Пришлось вернуться и отдать приказ всем орудийным расчетам сменить позиции, передвинув их вперед, ближе к пехотным траншеям. Свой наблюдательный пункт перенёс туда же. Поход в штаб за ответами, снова откладывался.
       Артобстрел начался спустя сорок минут с того момента, как «рама» прогулялась над головами. Снаряды  и мины рвались как раз там, где ранее располагались его орудия. Когда обстрел прекратился, той рощицы, которую они вовремя покинули, практически не было. На этом месте зияли сплошные воронки и выбоины. Одиночные, переломанные стволы деревьев, что ещё стояли над этими ямами и холмиками напоминали кладбище, с которого сбежали покойники. «Нет, слава Богу, мы ещё не покойники, - радостно отметил свою находчивость Афоня, - мы ещё повоюем. Было бы только чем».
       Он ещё раз прошёл с инспекцией по расчетам своей батареи. «Хватит ли снарядов отбить атаку, после артподготовки немцев?» Не успел он закончить свою безрадостную инспекцию, как услышал немного писклявый, но такой любимый голос своей связистки: «Танки! Слева три!» Он оставил её у стереотрубы вести наблюдение за плацдармом. Вера периодически дополняла счёт: «Пять! Семь! Идут шахматным порядком». Афанасий сам побежал к ней, взглянуть и оценить диспозицию. Вера видела его в щель блиндажа, но видимость перекрыл прибежавший на НП ординарец командира стрелковой роты. Он рассчитывал что-то передать командиру батареи, но не успел открыть рта, как раздался оглушительный взрыв, потрясший землю и подбросивший вверх всех обитателей НП.
       Месиво из земли, снега, пыли и ещё непонятно чего ещё не осело, когда Вера очнулась. Задыхаясь от угара и тяжести, навалившейся на неё земли и бревен блиндажика, она с трудом выбралась из завала. Оказавшись на поверхности села и осмотрелась. Голова гудела, и в глазах еще мелькали звездочки с обрывками разноцветных кругов. Глаза привыкали распознавать окружающую действительность. Самой большой заботой стало для неё отыскать своего любимого Афоню и помочь ему, если он ранен. В поле зрения попала окровавленная голова ординарца Пети. Она была оторвана от туловища  и вызвала приступ тошноты. Рот так и остался открытым, пытаясь договорить важное известие. От охватившего ужаса Вера вскочила на ноги и побежала. «Но, где комбат? Может, он у орудий? А почему молчат пушки?»
       Она снова увидела немецкие танки  с паучьими крестами. Они приближались, но по ним никто не стрелял. Метрах в десяти от неё снова вырос столб земли от разорвавшегося снаряда. Её сбило с ног взрывной волной, но не ранило осколками. Танки вели огонь по линии их обороны. «Где же Афоня?» Этот вопрос повторялся в мозгу с каждым ударом пульса.
       Наконец, она увидела его, метрах в тридцати от себя. Он бежал к орудию, что стояло в низинке. Обрадовалась. Живой её ненаглядный. «Но почему орудие установлено в низинке? Ведь было же его приказание выдвинуться к передней траншее и встать на прямую наводку. Выходит, командир орудия не выполнил приказа комбата. Значит, Афоня сейчас ему задаст. Только почему не выполнил? Что-то помешало? – все это проносилось в её голове с невероятной быстротой.
       А танки неумолимо приближались. Вера с тоской смотрела на них, не зная, что ей делать. Рация была разбита после взрыва. Наконец, она решила быть ближе к своему возлюбленному и, спохватившись, побежала в его сторону. Перед глазами снова вырос столб земли. Запоздало упала. На какое-то время потеряла сознание, а очнувшись, увидела наползавшую на неё громадину танка с лязгающим хрустом гусениц. Танк был метрах в шести от неё. По спине пробежал холодок. «Неужели, он сейчас раздавит меня? Неужели, конец?» Какой-то внутренний инстинкт, подстегнул ее, и она бросилась в сторону в глубокую воронку. Тут же прогремел оглушительный взрыв. Вихрь земли и осколков пронесся над её головой. Мелькнула мысль, что это наши ударили по танку. С минуту ждала другого выстрела. Ведь бывает, что артиллеристы для верности посылают ещё один снаряд по танку, но повторного выстрела не последовало.  «Наверное, из-за нехватки снарядов в расчетах, - решила она. – Давно уже не было подвоза, несмотря на заявки».
       Выглянула из воронки. Танк густо дымил.
       «Наверное, Афоня его подбил, - подумала Вера. – Только он мог с одного выстрела попасть куда надо. Конечно, ему пришлось для этого повернуть пушку, но он всегда знает, что нужно делать».
       Она хотела выскочить из воронки и продолжить бег к своему командиру, но попытка встать не удалась. Голова все ёще кружилась и звенела. Снова замелькали круги и звездочки в глазах. Снова потеряла сознание. Очнувшись через какое-то время, ощутила приступы тошноты. Головная боль усилилась, но головокружение и звон почти прошли. Прислушалась. Взрывы отодвинулись куда-то в сторону. Снова предприняла попытку встать. С трудом приподнялась и посмотрела на горящий танк. Из него стали вылезать фрицы в черных комбинезонах. Один из них горел, другой помогал ему спуститься и сбить огонь, третий вылезал через люк водителя. Его лицо было в крови, но оно выражало звериный оскал. Их глаза встретились, и он вскинул автомат. Вера поймала себя на мысли, что совсем не боится, как это было несколькими минутами раньше, когда танк мог раздавить её. Она автоматически вскинула свой ППШ и выпустила очередь в этот кровавый оскал. Тот тоже выпустил очередь в неё, но пули просвистели над головой. Её же пули достигли цели, и механик-водитель повис в своем люке. Вера перевела автомат на других немцев и, не дожидаясь их действий, расстреляла обоих, выпустив все патроны.
       Стрельба вернула уверенность её непослушному телу, да и голова заработала лучше. Она поменяла диск в своем ППШ, и, покинув воронку, медленно потрусила в сторону своих пушек. Спустившись в низинку, увидела своего Афоню у орудия. Он  наводил ствол на еще один приближающийся танк. Пригнувшись, подбежала к нему.
       - Живая, Верунчик? – он бросил на неё мимолетный взгляд, не отрываясь от прицела. – Давай-ка, помоги Белову».
       Вера обернулась и увидела командира орудия лежащим на пригорке. Он был тяжело ранен и истекал кровью. Она быстро подбежала к нему. Присев на корточки, расстегнула полевую сумку и достала перевязочный пакет. Сквозь грязь, копоть и кровь, она увидела посиневшее лицо, которое ещё могло говорить.
       - Не надо, голуба. Беги, помогай командиру, а мне уже не поможешь. Справа от орудия, в щели, ещё есть парочка снарядов. Это неприкосновенный запас. Думаю, настало время сделать его прикосновенным. Давай, девонька, - после этих слов, сказанных с трудом, Белов застонал, потом захрипел и затих.
       Когда Вера поднесла Афоне один из снарядов, он как раз сделал выстрел по танку. Тот был метрах в шестидесяти, но комбат не промахнулся. Танк закрутился вокруг своей оси и остановился. Вера мысленно поздравила своего любимого с метким выстрелом. Он тоже улыбнулся своей особенной улыбкой скромного мальчика, которому неудобно, что его расхваливают.
       К Вере протянул руки заряжающий, здоровяк Василий Мадянов.
       - Где взяла? – грубовато спросил он.
       - Там в ложбинке, в щели. Белов подсказал.
       - Там еще есть? – спросил, повернувшийся к ней комбат. На этот раз его улыбка стала шире. Он был рад и ей, и снаряду. И повернувшись к Мадянову, коротко бросил: - Заряжай.
       - Есть ещё два: бронебойный и осколочный.
       - Неси, Верунчик.
       Вера поспешно бросилась к щели. За её спиной раздались два взрыва. Танки огрызались и не медлили с ответом. Подхватив бронебойный снаряд, кинулась обратно к орудию. Оно было немного наклонено, так как один из взрывов лег перед самой пушкой. Командир и заряжающий, отряхиваясь, поднимались с земли. Похоже, оба отделались легкой контузией. Но приблизившись к ним вплотную, Вера заметила, что оба получили осколочные ранения. У Афони из-под шапки, по щеке к подбородку, стекала струйка крови. У Мадянова была повреждена левая рука, но он, не обращая внимания на боль, резво подхватил у Веры снаряд и вложил его в казенник.
       - Тащи ещё, подруга, - распорядился он.
Вера хотела было кинуться к Афоне, чтобы перевязать его, но все же передумала, и  снова побежала к щели за снарядом. Оглядываясь, она видела, как оба поправляли пушку, готовя её к выстрелу. Выстрел оказался неудачным. Видимо, всё-таки прицел был сбит.
       - Это последний, - протянула осколочный снаряд Вера.
Раненый Мадянов был уже не таким резвым. Он, покачиваясь, с трудом проделал свою работу, зарядив пушку. Вера в это время снова сделала попытку перевязать рану на голове командира. Его руки тоже были в крови. Вероятно, он стирал кровь с лица. Афоня в категорической форме отказался.
       - Некогда, Верунчик. Рана пустяшная. Да и не рана, а царапина, - он был поглощен боем.
       Танки были совсем рядом. Сразу два из них  были метрах в тридцати от орудия. Последний выстрел был точным, но особого вреда танку не причинил. Казалось, что теперь он раздавит весь орудийный расчёт.
       - Чего вы на них смотрите? – раздался голос Васьки Мадянова. – Возьмите диски в моем вещмешке и бегите. Гранаты оставьте мне.
       Он был готов пойти на танк с гранатами. Но, к удивлению всех, оба танка резко повернули вправо. Вере показалось, что они испугались метких выстрелов Афони, ведь уже четыре танка горели от его попаданий. Еще три танка были подбиты другими расчётами батареи Кобликова. Но и эти два танка были подбиты оставшимися расчетами.
       Но тут прозвучали автоматные выстрелы. Огонь подтянувшейся пехоты был плотным. Афоня прикрывая Веру, увлек ее за броню орудия. Мадянов всей своей широкой фигурой принял не меньше десятка пуль и рухнул в мокрую землю. Афоня ползком бросился к нему и, забрав его автомат и гранаты, открыл ответный огонь. Начала стрелять и Вера. Потом Афоня метнул и пару гранат туда, где были фашисты, заставив их умолкнуть. Воспользовавшись затишьем, они  поползли назад, к своим верхним расчетам. 
       Оказавшись в безопасности, Вера первым делом кинулась исследовать раны своего возлюбленного. Левая сторона шапки была набухшей его кровью. Осколок вскользь рассек кожу на голове сантиметров десять, образовав кровоточащую борозду. Вера, умело обработав рану, несмотря на возражения Афони, что его засмеют за такую царапину, наложила повязку. Но как оказалось, кроме раны на голове, было ещё одно ранение в ногу. В сапоге хлюпала кровь. Осколок прошил насквозь икроножную мышцу чуть выше голени. Но кость была не задета, что обрадовало обоих. Вера и здесь наложила тугую повязку, которой бы позавидовал любой медик. Потом она сбегала куда-то, раздобыла полведра чистой воды и помогла Афоне умыться.
       Афоня поблагодарил Веру. Правда, сдержанно, скупо, но похвалил.
       -Ты у меня на все руки мастерица. Вот закончится война, увезу тебя к себе в деревню. Эх, заживем. Ты нарожаешь детишек, и будет нам счастье. Забудем эту войну к чертовой матери.
       Вера не возражала. За Афоней она была готова ехать куда угодно, хоть на край света. Была уверена, что с ним будет счастлива везде. «А что касается детишек, то первый из них уже растёт под сердцем. Правда, это не совсем точно, но все признаки, что она беременна, проявляются уже несколько недель. Вот только, что будет, когда пузо станет заметно? Демобилизуют, наверное? А, как же он тут без меня? Без меня его точно убьют. Он ведь такой бесшабашный, себя совсем не бережет».  Ей стало грустно.
       - Кажется, и на этот раз мы выстояли, - нарушил затянувшуюся паузу Кобликов. – Вот только совсем ничего из боеприпасов не осталось. Пойду-ка я в штаб. Пора разобраться, о чем они там думают. Ты Вера позаботься о раненых и присмотри, чтобы похоронили убитых. Ну, ты сама знаешь, что нужно делать.
       - Иди, дорогой. Я разберусь. Только не задерживайся там и не ругайся. Если будет целая рация, попроси для меня.
       - Ладно. Постараюсь, - и командир батареи, усталый старший лейтенант Кобликов, прихрамывая, побрел в штаб полка.

2
       Штаба полка Афоня не нашел. На месте штабного блиндажа зияла огромная воронка. От начальника связи полка узнал, что ещё утром, снаряд большого калибра угодил прямо в блиндаж и похоронил в нём командира полка с начальником штаба и заместителем по политчасти. Командиры батальонов тоже почти все повыбиты, а ротами давно уже командуют сержанты и старшины.
       - А, что пополнение? Где оно?
       - Ты чего, старлей, с луны свалился? Какое пополнение? Мы уже шесть дней воюем в полном окружении. Как они сюда доберутся? У нас и подвоза никакого нет.
       - Тьфу, ты, - сплюнул в сердцах Афоня. – Теперь понятно, почему мне снарядов не дали. Только воевать-то больше нечем. А почему сразу не сказали, что нас взяли в кольцо?
       - А самому не понятно? Чтобы боевой дух не снижался, - подчеркнул капитан Ногтев. – Как бы себя повели бойцы, узнав, что попали в мешок подобно Сталинградскому? Паника, брат, наш злейший враг.
       - Ну, а что теперь?
       - Вот сейчас думаю над этим. Как старший по званию в полку, принимаю решение прорываться из окружения. Воевать практически нечем.
       Афоня не на шутку приуныл. Так все хорошо складывалось с начала года, так уверено наступали и, вдруг, такой казус.
       - Выходит, наши роли с немцами поменялись? Что говорят дивизионное, армейское командование?
       - Что говорит? Держать оборону. Только не говорит, чем. Из армии вовсе пришло указание: продолжать наступление. Им  там сверху лучше видать. Наверное, фронтовое командование боится признать, что где-то дали маху, а Политбюро требует развивать начатый успех. Их здесь никого нет, но знают больше нас.  Политбюро, брат, никогда не ошибается, никогда не терпит поражений.
       Афоня пристально посмотрел Ногтеву в глаза, пытаясь понять, говорит ли тот серьёзно или пытается иронизировать. Хотя в словах капитана было больше горечи, чем сарказма. «Итак понятно, что командующий обязан выполнять требования Политбюро».
       - Ладно, старлей. Советую не вздыхать и нюни не распускать. Лучше, ни с кем больше, не трепаться об этом. А то у нас один штабной выразил свое неудовольствие вмешательством политработников в военные дела, и на другой день был вызван в особый отдел. До сих пор никто не знает, куда он делся. Я ведь тебе по секрету все это рассказал. Может, сегодня во время прорыва все погибнем. Так что, не держи зла.
       - Ты чего это о гибели запел. Если командир перед боем не верит в успех, то ему победы не видать, - Афоня видел, что капитан обеспокоен свалившейся на него ответственностью. – Вы уже наметили, где и как будем прорываться?
       - Пока есть два варианта. Одни предлагают прорываться к своим тем же путём, каким наступали. Другой вариант, на котором настаиваю я. Прорываться на запад, то есть в тыл противника, где, я думаю, они нас не ждут. В этом направлении у нас больше шансов вырваться из кольца. К тому же, никто не упрекнёт, что мы отступили, несмотря на приказ.
       - И где мы окажемся? Как будем выживать в немецком тылу?
       - Окажемся где-то на границе с Полтавой. Если повезёт, сольемся с каким-нибудь партизанским отрядом, а нет, сами будем партизанить. Ведь неважно, где бить врага, важно его постоянно и  нещадно бить. Как считаешь? – теперь уже капитан внимательно следил за мимикой Кобликова.
       - Если хотите знать моё мнение, то ваш вариант мне больше нравится. В плане неожиданного маневра, конечно. Только как быть с ранеными? В немецком тылу с ними будет сложнее.
       - А где с ними будет легче? Для любого прорыва, вперед-назад, вправо-влево, они будут обузой. Значит, их нужно оставить здесь. Другого выхода я не вижу. Если не предпринять попытки прорыва, мы увеличим их ряды. И сами погибнем и их не спасем. 
       - Жаль, - угрюмо сказал Афоня, мысленно разделяя доводы капитана.
       - Мне тоже, но… это война. У нас тоже шансы: пятьдесят на пятьдесят. Как судьба распорядится.
       - Судьба судьбою, а своих раненых, капитан, я не брошу. Заберу с собой, как бы тяжело не было. Иначе потом не смогу жить. Бросить раненых людей на убой не могу.
       - Я никому не приказываю. Поступай, как считаешь нужным. Если могут идти и воевать, пусть идут, - сконфузился Ногтев. – Но для прорыва должна быть мобильная ударная группа. Поэтому считаю, нужно сформировать две группы. Первая пробивает коридор, а вторая, следуя за ней, его закрывает. Не буду возражать против третьей группы, которая может пробиваться на восток. Только за час мы должны определиться.
       - Кто возглавит группы? Где  будем формировать их, и прорывать кольцо?
Капитан Ногтев разложил на досках карту и карандашом обозначил место.
       - Вот тут на стыке двух немецких бригад есть пройма, это русло небольшой речушки. Если мы здесь ударим, то есть вариант.
       - Здесь низина, капитан, место болотистое и мы увязнем. Тогда с обоих флангов получим ответный удар. А если пойдем выше и вклинимся по центру левого фланга, то уж точно можем проскочить. Наведем шухер, они и опомниться не успеют, и не станут стрелять по своим. Да и дорога здесь, и рощица, чтобы раствориться. А вот уже дальше, в низинке, у этой деревеньки, - Афоня обозначил место на карте, - можем встретиться и пойти по руслу.
       - Хм, толково говоришь, Кобликов. Я согласен. Вот ты и поведешь группу прорыва. Подберешь тридцать-сорок надежных и опытных бойцов и обеспечишь этот самый шухер-мухер.
       - Я?
       - Да, ты, старший лейтенант Кобликов. Ты офицер опытный, а главное толковый. Соображаешь быстро и действуешь смело. Другого такого сейчас в полку нет.
       - Ладно, капитан. Хватит меня расхваливать. А то умру от гордости за себя.
       - Умирать, брат, нельзя. Запрещаю. У тебя час времени собрать группу прорыва. Бери, кого посчитаешь нужным. Вторую группу поведу я. С интервалом в полчаса. Если немцы получат от тебя по зубам, то вряд ли будут готовы ко второму удару по больному месту. Ну, а дальше, как ты сказал, через рощицу в низину, где и встретимся, - подвел итог обсуждению капитан Ногтев. – Через час доложишь о готовности.
       - Часа будет мало. Нужно по всему полку пробежаться. Да и в прорыв нужно идти не раньше 22.00. Значит в запасе почти четыре часа, - рассуждал Афанасий.
       - Хорошо. Встречаемся через два часа. За остальное время нам ещё нужно успеть подготовиться к операции. Сегодня ночью обязательно нужно уйти отсюда. Иначе… либо погибнем, либо попадем в плен, что ещё хуже. Коль погиб, значит, на роду тебе написано. А если попал в плен, будут считать, что предал. Всю семью потом оклеймят позором. Житья не дадут.
       - Понятно. Разрешите выполнять? - козырнул Кобликов.
       - Выполняй, брат. Хорошо выполняй, на совесть.

3
       В батарею Афоня вернулся угрюмым и задумчивым. Ему предстояла большая работа. «Как прорываться без разведки. На карте капитана все вчерашнее, а то и старше, - ломал он голову. – Свежих разведданных нет. Немцы тоже не дураки, ждут прорыва. Навязать бой не сложно. Получится ли добиться успеха?
       - Ты чего такой унылый? Что не дали снарядов? – сочувственно спросила Вера.
       - Не дали. Да и нечего давать. Оказывается, мы уже почти неделю воюем, находясь в окружении. И кольцо вокруг нас сжимается. Немцы решили устроить нам ответный Сталинград. Ситуация критическая.
       - И что же теперь нам делать? – Вера не ну шутку была напугана известием.
       - Поступил приказ: сегодня ночью прорываться из окружения. Мне приказано возглавить группу прорыва. Но прорываться будем не на восток, к своим, а на запад, в тыл к немцам. Так больше шансов уцелеть.
       - А, как быть с ранеными? У нас в батарее их восемь человек. Живых и здоровых, если не считать твоего ранения в ногу, всего семеро. Сможем ли мы всемером помочь всем раненым преодолеть линию обороны немцев? – Вера была обескуражена.
       Афоня чувствовал себя скверно под внимательным взглядом карих глаз Веры. И не мог так же, как Ногтев спокойно объяснить ей решение этой проблемы.
       - Ну, и что ты предлагаешь? – сердито среагировал на немой упрёк. – В полку раненых очень много. Примерно в таком же процентном отношении, как у нас.
       - Ничего не предлагаю, но… бросать беспомощных товарищей в беде…. Нельзя так поступать, - Вера, резко отвернулась от любимого, чтобы не показывать ему своего гнева.
       - В тебе говорят эмоции, и я их разделяю. Но думать нужно о боеспособности полка. Оставшись здесь, количество убитых и раненых увеличится в разы, а те, кто будет жив, но не сможет сражаться из-за отсутствия боеприпасов, попадут в плен, что ещё хуже смерти, - Афоня старался говорить спокойно и уверенно. – Я не желаю нам такой участи. И кроме того есть приказ, максимально вывести людей из окружения. Ходячие раненые могут участвовать в операции.
       - А неходячие должны погибать?
       - А сколько уже погибло? Это война, Вера. На ней погибают. Любой из нас может погибнуть, независимо от того останется он здесь или во время прорыва. И давай закончим этот разговор, - у Афони не было ни сил, ни времени продолжать обсуждение.
       - Я поняла, но…
       - Никаких «но…», мне нужно выполнять приказ.
       - Все равно, тебе с ними нужно поговорить, поставить в известность, объяснить обстановку, причину, по которой их оставляют у немцев. Иначе они проклянут тебя и всех, кто их бросил и будут правы. Я не могу этого допустить, - Вера была растеряна от бессилия изменить ситуацию.
       - Хорошо, - после некоторой паузы согласился Афоня. – Я пойду. Только не уверен, что им станет от этого приятней и легче. 
       Раненые выслушали командира с угрюмым молчанием. Разрядил напряжение бывалый боец, рядовой Жлуктов, который одобрил решение командования прорываться из окружения, чтобы продолжать бить врага. Пожелал удачи в операции. И остальные тоже поддержали его. Вера растрогалась и на прощание поцеловала каждого раненого.
       В оставшееся время Афоня пробежал по всем подразделениям, подбирая в свою группу добровольцев. Таких было не мало, но советуясь с командирами, приходилось учитывать различные факторы. К условленному часу в его отряде было сорок два бойца. Капитан Ногтев собрав всех командиров подразделений, в основном сержантов, кроме двух лейтенантов, и ещё раз довел свое решение. На этот раз никто не возражал против этого решения. Капитан объявил порядок движения к месту прорыва, с соблюдением строжайшей осторожности и конспирации. Определил, как будет построена колонна, которая пойдет за группой прорыва во втором эшелоне. Штабная группа, в которой он определил место связисток Веры и Светланы, планировала замыкать колонну.  Обозначил место сбора после прорыва и примерное время ожидания, если случатся накладки. Велел раздать боеприпасы «НЗ».
       Вера хотела идти в прорыв вместе с Афоней, но приказ, есть приказ, и она вынуждена была подчиниться, тем более, что и сам Афанасий настоял на этом. Он боялся подвергать её опасности в группе прорыва, где было меньше шансов уцелеть.
       В 22.00, когда бледная луна спряталась в толще густых облаков, отряд Афони выдвинулся к месту прорыва. Через полчаса туда же выдвинулась колонна основных сил полка. Все рассчитывали на успех.

(полную версию романа можно прочитать в книге)