Церковь

Я стою в церкви. Я пришёл сам, один, без принуждения. Когда-то давно, в туманном, розовом детстве мать звала меня: «Ну, просто зайди, посмотри и всё!» Я не шёл. Боялся, не понимал, осознавал, что не по-пионерски… Сейчас вот сам пришёл. Дозрел вроде как. Ну, пусть будет «дозрел».
 На высоких стенах рисунки, я так понимаю, изображающие сцены из библии. Вот кто-то к кому-то пришёл и кланяется. Вот кто-то в гробу и все вокруг скорбят. Вот птички с человеческими головами (или люди с птичьими телами), вот худые святые оборванцы и рядом с ними гордые победоносцы с мечами.
 Я слышал о Матроне Московской, слышал о юродивых и великих убогих, несущих слово божие в мир. Наверное, они действительно заслуживают быть увековеченными на этих стенах. Но как можно причислить к лику святых человека с оружием? На войне одной правды не бывает и на мече этом, я уверен, есть  кровь не только кровожадных врагов. Человек, не посадивший ни одного дерева, не построивший своими руками ни одного дома, не испёкший ни одной буханки хлеба, а только годами режущий других людей не может быть святым! Даже, если убиваемые им люди – люди тёмные и другой веры!
 Странно, а зачем на стенах храма рисуют сцену приношения Моисеем в жертву своего сына? Неужели только у меня, при взгляде на это действо, возникает, мягко говоря, непонимание? Ставлю себя на его место (это же нормально, на это и расчёт!). Я ещё не седой и не бородатый, но сына вырастил. И вот, допустим, сижу я, ну не на холме, пася овец, а на автомойке. Вдруг, ни с того, ни с сего, происходит огонь, свет, что-то там ещё, и голос (понятно чей) говорит красивым дикторским баритоном: «Кстати, а ты меня уважаешь?» Если меня не хватит инфаркт, я, конечно, активно соглашусь, и это будет правда. Но вот вторая часть беседы: «А давай проверим! Зарежь сына своего для меня! Слабо?», вряд ли вызовет во мне энтузиазм. Моисей чуть не зарезал, и его веками ставят в пример. В пример! Кстати, в криминальных сводках периодически проскакивают сообщения о полоумном отце или съехавшей с катушек матери убивших своих маленьких детей по требованию голосов свыше. Ни один представитель религиозной концессии ни разу не пришёл в суд на защиту! Почему? Может судебный психиатр-атеист просто ошибся? Нет, конечно! Детей убивать нельзя и точка! И если мне когда-нибудь будет явление свыше с предложением умертвить своё дитя, я пошлю это явление с его предложением куда подальше и всё. Даже если буду знать, что гореть мне за это в аду на продукции ОАО «Газпром». За жизнь своего ребёнка я и в ад пойду. Неужели кто-то после этого наберётся наглости называть меня грешником?
 Под куполом церкви, в маленькие окошки пробиваются лучи солнца. Из-за дыма свечей солнечные лучики видны особо отчётливо. Некоторые падают прямо на иконы. Очень символично.
 Подхожу к иконе, где нет столпотворения. Зажигаю свечу, ставлю, ловлю себя на мысли, что мне это делать приятно. Обращаюсь с сокровенными речами к скорбному лику. Ощущаю лёгкое дуновение тепла и благодати что ли (кажется так это называется), но не надолго.
 Сбоку подходит какая-то угрюмая пожилая женщина неопределённого возраста и социального статуса. То ли бродяжка, то ли иногда сильно пьющая, то ли просто потрёпанная тяжёлой жизнью. С видом главного санитарного врача, проводящего вакцинацию заражённой местности, она громко соскрябывает лопаткой воск от свечей у меня под ногами, заставляя трусливо отступать, и сгребает с алтаря (наверное так называется латунный круг, куда ставятся свечи под образами) огарки свечей, прихватив и мою. Я озираюсь в недоумении по сторонам. Храм большой, икон много, а народу мало – почему именно сейчас и возле меня? Суровый вид и уверенность внезапно появившейся женщины мгновенно убивают желание возмущаться и выяснять отношения. Я отхожу к другой иконе, зажигаю свечку, пытаюсь думать о вечном, о предназначении и судьбе… Какое там! Опять этот скребок под ногами, опять эти сухие пальцы собирающие огарки у меня перед глазами… Многозначительно заглядываю в лицо угрюмой женщины – стена! Вот и поговорили… Обиженно разворачиваюсь и плетусь к выходу, почти уверен, что услышу в спину вечное: «Ходют и ходют тут, а нам потом убирай!...»
 Уже перед выходом останавливаюсь возле небольшой витрины церковной лавки, где пять минут назад покупал свечи. Православная продавщица кивает православной покупательнице лет сорока:
- Конечно же, сразу после крещения выпишем свидетельство! Это входит в стоимость. Мы всем выписываем, вот бланки!
- Я понимаю, - заискивает прихожанка, - но вот хотелось бы, чтобы печать  ещё была. Печать будет?
- Печать есть только у батюшки, - кивает продавщица.- Это надо вам потом в будний день прийти и он обязательно поставит!
 Прихожанка довольно соглашается. Понятное дело – ради такого можно и в будний день ещё раз зайти.
-А без печати не примут? – зачем-то встреваю я.
 Не сговариваясь, две пары глаз поворачиваются в мою сторону и испепеляют. Виновато отступаю к выходу.
 На крыльце ещё раз осеняю себя крестом и спешу за ворота, раздражаясь наглым цыганкам, сующим мне под ноги сопливых детей и железные кружки для подаяния.
 Ну, вот, сходил. А толку-то?