А тут уже всё..

– Тебе нужен мужик.
– У меня он уже есть. Искупаю его, покормлю, и воспитаю себе замечательного теплого мужика. Который будет любить только меня одну и не уйдет.
– А вот тут я уже начинаю беспокоиться. Это, – Ива указала пальцем на дрожащую мордочку, высунувшуюся из-за ворота моего свитера. – Первый шаг в стародевческую пропасть. И, между прочего, он будет тебя любить только за то, что ты его кормишь. Это же кошки, самодовольные независимые создания.
– Ты же о мужиках, да? Тогда при чем тут кошки?
– Знаешь, это очень плохо для женщины, если она понимает, что ей хорошо и без мужика.
– Субъективное мнение. Кто вообще придумал, что любовь и семья есть счастье?
– А кто придумал, что есть счастье в других вещах?
  Котенок начал выбираться наружу из шерстяного заточения. Я сосредоточила все свое внимание на своем маленьком «мужчине», и обойдя, как адриатическую колонну, Иву Каравазову, спряталась в ванной. Включила воду. Прикрыла глаза. Сквозь хрипение воды услышала. То, чего не собиралась, но то, что – черт бы все это побрал!– конечно, знала…
– А я тебе отвечу, слышишь?.. - почти хохот. – Это ты сама придумала. И те, кто такие же как ты. Несчастные. Одинокие. Которые живут при отсутствии как при наличии.
 Котенок мяукает и выворачивается из моих ладоней. Вода капает ему на маленький розовый нос. Моя вода… Прижимаю кота крепче к себе, к сердцу, обличаю себя в дверном проёме. А за секунду до – дверь с такой силой целует стену, что на рыжие беспорядочные кудри Каравазовой моросит штукатурка.
Я понимаю, что мне нечего ей ответить. Оправдаться! Смотрю на нее, как на свою совесть. А она смеется, смеется, глядя прямо мне в глаза… А я как всегда, обращаюсь к тому, что меня спасает:
 –   Двадцать первое. Ночь. Понедельник.
     Очертанья столицы во мгле.
     Сочинил же какой-то бездельник,
     Что бывает любовь на земле.

     И от лености или со скуки
     Все поверили, так и живут:
     Ждут свиданий, боятся разлуки
     И любовные песни поют.
Декламирую, упиваясь. Развязно и нагло, качаясь на вершине наличия. Или отстутствия.
– А тебе не скучно. И ты не больна. И ведь как хорошо… – растягивает гласные, кривит губы, перехватывая мое оружие: – Как хорошо, что некого винить,
 как хорошо, что ты никем не связан,
как хорошо, что до смерти любить
тебя никто на свете не обязан.
    Именно.
Пожимаю плечами, судорожно дергая пальцами. Холодно. Ледяно.
– Тяжелый шар земной не уплывет под нашими ногами…Больше никогда.
– Но тебе не нравится это.
– Знаешь, что? - я улыбаюсь ей такой улыбкой, что, наверное, по зеркалу за ее спиной протрещали трещины. А Иве ничего, все так же улыбается. Мерзко. – Мне пора купать кота. – Втыкаю ей стилет взгляда прямо в переносицу.
  Каравазова отвечает мне таким взглядом, который как будто ясновидит: «А тут уже все предрешено».
 «Если бы мы знали, как влюбляться,
Тогда наверняка бы выбирали себе теплых людей,
А не обложки глянцевые, если бы умели разбираться,
Не пришлось бы страдать и болеть.
Если бы мы знали, как расстаться,
Тогда наверняка бы не пришлось умирать однажды.
Не довелось бы драться за каждый брошенный вслед взгляд
Да только этому научат навряд ли».
«Та Сторона, «Поломанные».