Прах. Книга третья. Глава VI

«Теперь ты и есть я», - вот была первая фраза, которая пришла ко мне на ум, после того, как глаза мои открылись. Я пошёл в ванную.
Механически и медленно вытирая лицо полотенцем, я пристально и бессмысленно смотрел на себя. И снова в моей голове звучал его голос: «А знаешь, если бы кто-то взял мою руку так, как взял её ты, то я бы не прыгнул». Его микросхему я успел вшить в рукав рубашки, чтоб прислоняясь ее ко всем детекторам на входе в метро и на входе в Эридан. Настал тот день, когда я могу пойти туда и сделать всё, как мой друг мне говорил. А я даже не знаю его имени. Но теперь я – он.

И будь что будет. Мне нечего и некого терять. А деньги необходимы, иначе из-за долгов я совершенно лишусь квартиры и – своего хранилища. Отцу бы очень не понравилась моя халатность. Хорошо, что его уже нет: он не станет в рядах тех, кто в качестве зрителя или главного участника может быть задействован в «Фуруде». Нет, не хочу об этом! Всё что угодно: гвозди под ногти, испанский сапог, только бы не вспоминать о «Фуруде», не возвращаться мыслями туда. Хотя прошло уже несколько дней, но здоровый и спокойный сон не приходит. Могу заснуть только на пару часов – под утро. Правда, сегодня заснул под вечер. Время поджимает.
Пора!

Перед тем, как выйти из своей пыльной, бесцветной квартиры, погружённой в понурые тени, я кинул взгляд туда, вглубь, в молчаливую темноту. Я вслушивался и всматривался, потому что знал, что в воздухе повисло что-то.
Да, что-то произойдёт в этот вечер. Что-то огромное. Я не испытывал тревогу, потому что знал, что идя в Эридан, я поступаю верно. Было волнение, что я могу сделать что-то неверно. От него знобило, и казалось, что некоторые люди в вагоне знают, что я еду свершать нечто запретное, поэтому на меня недоверчиво косятся. Хотя уже потом, как добрался до нужный станции, я понял, что их едкое внимание вызвано тем, что стоя и держась за поручень, я несколько раз терял сознание, пока мне, в конечном счёте, не уступили места. Не знаю, откуда бралась такая огромная слабость (физическая или психическая), что я отключался, но я понял, что мне необходимо запереться на всю жизнь там, где ничего не угрожает. Затворничество?.. «Нет. Будет выход, но совершенно другого характера. Не станы оберегают. Не отчуждение дарит умиротворение. Что-то другое. Что именно – я пойму скоро», - возникло в моей голове, пришло словно из ниоткуда.
 
…Нужно было зайти в коридор, примыкающий к основному. Я просочился сквозь толпу, прорезая её по диагонали и попал в узкий, слабо освещённый тоннель. Конца не было видно. Мгновение я замешкался. За спиной неслась всё та же  толпа. Обратно – в её течение?.. И я пошёл вперёд. Долгая дорога. Больше никого, кроме меня. Я и я готов ко всему. Я не знаю, откуда, но у меня появились силы и возникла необузданная, живительная радость.
На жёстких крыльях долетали неизвестные мне резкие звуки и разбивались эхом о стены. Их происхождение мне казалось таким же сумрачным, как этот бесконечный коридор. Но… Что-то прояснилось… Да, там. Виднеется что-то вроде поворота, откуда идёт свет. А звук всё усиливался и усиливался. Когда я приблизился к тому месту, то обнаружил, что за поворотом – небольшой пропускной пункт. С будкой, похожей на ту, в которой раньше сидел я. Турникеты, высокие ограждения. И человек в будке, кидающий что-то круглое, какой-то ярко-розовый попрыгун, о прозрачные стенки. Мячик упруго отскакивал от пластика, чтоб быть пойманным и снова всё повторить. Лицо того парня на посту было серьёзным словно он выполнял в уме сложную логическую задачу. Я наблюдал его в ответственные рабочие часы. Что ж…
Вот я приблизился к турникету, наконец-то он заметил меня боковым зрением. От вздрогнул всей своей фигурой и потом воспрянул, весь возвысился, насупился, солидно уткнулся в мониторы перед собой. Видимо, здесь очень редко ходили люди, что он позволил себе быть таким раскованным. И раз он себе позволил что-то вопреки правилам, то значит не относится к нашему дрессированному сброду. Я приближаюсь к чужим владениям.
Здравствуй, дивный новый мир!
По ту сторону ограды, как я увидел, была голая стена и дверь неопределённого тёмного цвета. Это место меня ожидало – я это знаю. И я решительно прижал запястье к экрану, турникет бесшумно и быстро открылся, я перешёл через него… Представляю, какая улыбка была на моём лице, когда вот-вот должен был схватить ручку и выйти в манящую, пугающую неизвестность, но…

«Постойте!» - мне в спину вонзился лёдяным металлом крик – то было резкое восклицание надсмотрщика в микрофон. Я обернулся и встал неподвижно. Мне казалось, что мои ноги втягивает в бетонный пол, что он становится мягким и тающим. Тот тип из будки пристально и недоумевающее смотрел на меня. Не отводя глаз, он что-то набрал на своей панели, нервно оправил какой-то провод, протянутый в ухо. Видимо, из-за опрометчивости, вызванной его крайним удивлением, он не выключил микрофон до конца, и я слышал его речь, адресованную, вероятно, его коллеге: «У нас здесь Адам Лайне появился, ты знаешь об этом?.. Номер? Набирай: 56780866986».

Он поперхнулся смешком: «Удивительно… Но…» Ему с минуты что-то объясняли, от чего глаза его заметно округлились. Как разъяснения закончились, он достал крошечный наушник, положил перед собой на панель. Он вздохнул и кивнул мне, типа: «Ну что же? Иди. Иди! Конечно, ты не знаешь, о чем мы тут говорили. Конечно, ты не знаешь, куда ведёт этот ход. Но ты свободен. Иди в темноту».

Он, наверное, проводил меня взглядом, когда моя взмокшая спина мелькнула в дверном проёме. Не люблю, когда провожают взглядом – уже в этом жесте есть что-то тревожное: словно человек вернётся уже иным, и поэтому ты с ним прощаешься…

За дверью был полумрак и снова – длинный коридор, утопающий в дымчатой темноте. Я пошёл вперёд. Возобновился тот стук шара о стенки будки. Сначала он возобновился неуверенно, даже робко. Потом стал чётким и отлаженным. И совсем скоро он уже настигал меня на жёстких крыльях, разбивались эхом о стены.
               
Адам Лайне. Теперь я знаю, кто я на ближайшее время. Жаль, что мы вряд ли ещё встретимся. Мне нужен хоть кто-то, кого бы я мог любить. После потери родителей, я пытался любить Аврору, Альва, Одда, но вдруг появлялось что-то отталкивающее в них, и я моментально становился ледяным. Ничего не могу с этим сделать. Где-то во мне уже заложено, что это неправильно, что любовь совершенно другая – она не будет требовать взамен, она пойдёт на жертву, и от этого она лишь возрастёт.

Мне нужен тот, кого я смогу любить. Или же… Дело не в отсутствии такого человека, а внутри меня самого?.. Как-то неловко я поставил сам вопрос, что-то здесь ушло вкось. Надеюсь, когда-либо разберусь.
Коридор тёмен. Думается свободно, просто и мирно. Что-то под сердцем, в нутре начало скрести острыми жадными коготками. Вот так я понял, что переступил линию, отделяющую всё то, прежнее, что у меня было, и всё то грядущее, неизведанное, пока ещё несказанное, но саднящее в гортани.

Воды набралось в меру, в самую отметку, чтоб плотина прорвалась. Плод налился соком достаточно, чтоб быть сорванным. Пусть даже это запретный плод.

Могу признаться, что в какой-то момент меня охватил ужас, потому что я понял, что та пуповина, которая тянулась к моему комфорту и спокойствию в стенах моего хранилища и моей квартиры, - та пуповина оказалась разрезанной. Я очень хотел, но не смел повернуть назад, чтоб снова там скрыться. Я бы себе не простил такое малодушие.

…Воды шумят, поднимаются высокие волны. Вон же они! Я их вижу, стоя лицом к высокой стене платины.
Я упёрся в железную дверь лифта, как я понял. О, Господи, я же вспомнил… Как мучительно! Вот именно такие железные панели открывались, чтоб узники «Фуруда» были выведены на арену, и чтобы потом…

И вот здесь плавно и бесшумно передо мной раскрылись двери. Голубоватое, точно мутно-лунное свечение заполняло кабинку внутри. И – залитые этой ночной, холодной мглой – внутри стояли безликие люди, чьих лиц я не мог различить из-за тусклого света. Я просочился сквозь них, занял место где-то в углу. Ни звуков, ни голосов, ни запахов. По лёгкому содроганию дыхания я понял, что мы летим вниз… Стремительно, невозвратно. Навязчивый страх от того, что я увидел в «Фуруде» сжал мою душу. Мне стало очень холодно. Через секунду было трудно дышать, словно душила духота, ощутимая только мною. Я держался за стену, за воздух, за тех, кто был рядом, пытаясь устоять, не терять контроль над своим телом и рассудком. Голубой полусвет тускнел.


На железной цепи ходит солнце в подвале,
Где лежат огромные книги.
В них открыты окна и двери
На иные миры и сны.
Глубоко под склепом, в тюрьме
Под землею служат обедню.
Там, должно быть, уж близок ад,
Где звонят телефоны-цветы
Там в огне поют и грустят
Отошедшие в мире часы.
О, раскройте подвалы и залы!


Хлынули мировые тёмные потоки, затопили мой рассудок, моё сознание. Всё. Это конец. Я ваш, несите меня.

ПРОДОЛЖЕНИЕ http://www.proza.ru/2016/11/16/2268