Пузыри Земли

"Земля рождает пузыри земли. Как влага. Где они? Исчезли"
(Шекспир "Макбет" Д 1. Сцена 3)


1963 год. Мне 8 лет и папа привёз меня в санаторий  литовского города Друскининкай.
Деревянное, старинное здание показалось мне мрачным и враждебным. Папа выложил мои вещи в прикроватную тумбочку, а я изо всех сил сдерживался, чтобы не разреветься, но это мне не удалось, и я выбежал на балкон, чтобы выплакаться там вволю. Папа вздохнул и сказал, что я должен уже привыкать к самостоятельной жизни, а ему необходимо возвращаться на работу. И он уехал.
 Меня отвели в душ, и после помывки выдали спецодежду – рубашку с короткими рукавами в мелкую коричневую и белую клетку  и синие шорты. Сразу за санаторием начинался сосновый бор, от которого веяло такой же опасностью, как от дома, но там чувствовалась и свобода, которой не было в доме. Я подумал, что если что, то у меня есть куда бежать.
Появилась воспитательница. Это была пожилая, светловолосая литовка лет сорока. У неё была химическая завивка, вся она была какая-то слишком опрятная, словно под её белым халатом скрывалась военная форма. Она удостоверилась, что я – это я и ледяным голосом сообщила, когда мне следует присоединиться к группе, чтобы идти на завтрак. После этого она вышла из комнаты, резко закрыв дверь.
Чем пах этот дом? Больницей. Бинтами. Жестокостью. Почему жестокостью? Точно такой запах исходил от мальчишки, который несколько лет назад, схватил меня за шиворот во дворе и притащил к забору,  где уже стояло шесть его товарищей. Они взяли в руки камни и под команду главаря: "Фоер в юду!" – начали швырять в меня камни. Был я так мал, что они, даже стоя совсем близко, никак не могли в меня попасть. Мама моя, вышла на моё счастье во двор, и все убийцы кинулись врассыпную, повредив только мою бумажную вертушку на палочке, которую я держал в руке.
…Ночью мне не спалось. Я смотрел на белый потолок, где отсвет фар редко-проезжающих машин создавал киношный экран, по которому бежали силуэты проводов и деревьев. Вспомнился документальный фильм военных лет. В ушах почему-то зазвучала музыка отдалённого немецко-фашистского марша*, и я услышал явственно голоса немцев:

 "Унд дас хайст (бум!бум!бум!) – Э-рика!"

 Слова все были лязгающими и по характеру представлялись мне такими: "Ах, дорогая, миленькая девочка Эрика! Ты сидишь в своей маленькой комнатке, а того не знаешь, что мы идём убивать!"
Больше лежать я не мог. Откинув одеяло, я вышел в коридор. Вниз вела деревянная лестница. Внизу за столиком, у настольной лампы, дежурила воспитательница. Всё ещё охваченный впечатлением от марша, я тихонько начал спускаться по лестнице, а губы мои повторяли непонятные, только что услышанные слова:

 "Унд дас хайст (бум!бум!бум!) – Э-рика!"
 
Воспитательница медленно подняла голову. Её глаза были сейчас вытаращены и безумны. Дрожа, я машинально повторил непонятные слова… И тут она вскочила и в точности, как тот мальчишка во дворе схватила меня за шиворот и поволокла в мою комнату, повторяя сквозь зубы: "Жудугуватэ!" Я думал тогда, что она выражала свои чувства словом "Жутковато!", но оказалось, как я выяснил потом, это означало "жидовский змей!"
Приближался день открытия смены, предполагался концерт художественной самодеятельности, и воспитательница  вызывала всех по очереди из своей группы, с тем, чтобы каждый явил свой талант. Дошла очередь и до меня. У меня был прекрасный голос, и я сказал, что могу спеть. Она велела: "Пой!" И я запел, но как только песня моя дошла до слов:

"И без страха отряд поскакал на врага!
Завязалась неравная битва!
И боец молодой вдруг поник головой!" –

с воспитательницей случилась истерика. Она начала смеяться, словно у неё икота и при этом из глаз лились слёзы, и сквозь всё это она шептала: "Замолчи и убирайся вон!"
Я ушёл в сосновый бор. Высокие, корабельные сосны подметали небо, по стволам носились белки, и пахло смолой. Где-то стучал дятел. Я пошёл на звук. Ровная поверхность леса вдруг оборвалась обвалившейся большой ямой. По стенкам виднелся жёлтый песок, а обвалившееся дно устилали такие же сосновые иголки, как и везде. Вдруг луч солнца высветил что-то среди иголок. Я спрыгнул в яму и поднял этот предмет. Это была стрелянная, позеленевшая автоматная гильза. Рядом была ещё одна, и еще… Я набил себе этим добром карманы и когда собирался вылезать из ямы, под ногой что-то пискнуло. Это был резиновый тёмно-зелёный мальчик, с ладонь величиной, в коротких штанишках со шлейками, а сзади у него имелась свистулька в виде заржавленной железки с дырочкой.
Задами я обошёл санаторий, прошёл незамеченным в комнату и сложил своё богатство в дальнем уголке тумбочки.
Резиновый мальчик. Я его хорошенько вымыл, высушил и весь тихий час собирался с ним играть, но я так надышался в бору чистым воздухом, что немедленно уснул.
И странно! Мне приснилось то же самое место, где я гулял утром. Вот снова завёлся дятел. Но почему я вижу немецкий автомат и вылетающие из него гильзы? А куда же направлен этот автомат? На семью из двух бабушек, трёх внучек и маленького мальчика очень похожего на меня. И у меня (того) в руках этот самый резиновый мальчик. Белобрысый немец убил всех кроме меня. Ему помешала резиновая куколка. Он вырвал куколку у меня из рук и бросил в сторону. Но настроение было уже испорчено. Он не мог стрелять просто так – без настроения. Он вытащил из кобуры красивый пистолет и протянул его подружке, ожидавшей его на пеньке. Подружка повернулась ко мне лицом, и я увидел, что это…
"Вставай! Откуда у тебя гильзы? Отвечай немедленно!"
Воспитательница трясла у меня перед носом жменей сокровищ. А я, ещё как следует не проснувшийся, произнёс невесть откуда пришедшие, непонятные слова  той первой ночи, но силу воздействия которых я уже знал:

 "Унд дас хайст (бум!бум!бум!) – Э-рика!"

Гильзы посыпались на пол, воспитательница резко встала, и как-то неправильно откинув голову назад, быстро вышла из комнаты.
…В этот день случилось великое событие. По радио объявили после исполнения на виброфоне мотива "Широка страна моя родная!" о том, что в космос полетела первая женщина-космонавт Валентина Терешкова!
И то ли по этому случаю, то ли так совпало, но случился в этот день праздник.
На огромной сцене-ракушке пел стотысячный хор, а потом на корабле нас повезли на какой-то остров, где девушки и парни в национальных одеждах танцевали, веселились, прыгали через костры и пускали по реке венки.
Но больше всего мне запомнилась встреча с ветераном. Он был очень похож на мистера "Х" и пел таким же красивым голосом как на пластинке, тихонько подстукивая себе на большом барабане. В этой песне услышал я знакомые слова:

"Унд дас хайст (бум!бум!бум!) -  Э-рика!"

Оказывается, это была очень хорошая песня. Я увидел, как разгладились морщинки и заблестели глаза у воспитательницы и её подружек. Оказывается, в этих словах не было ничего таинственного, хотя пели её, по-заговорщицки, со значением поглядывая друг на друга! Простые слова означали "И её зовут - Эрика!". Вот и всё!
Стало быть, значение имели не слова, а только то, КТО пел эти слова…
Сухой лист подцепило ветром, и он легко полетел над холмом, над Неманом, словно душа…


"Эрика"* – немецко-фашистский марш (1939 год) (Можно прослушать в Ютубе)