Вечный бой

Героям - танкистам, Великой  Отечественной Войны посвящается.


                Анатолий Пляц



                Содержание


                Глава 1.                Доброволец
               
                Глава  2.                Как стать танкистом

                Глава  3.                Опять учёба

                Глава  4.                Между Доном и Волгой

                Глава  5.                Первая атака

                Глава  6.                Танки идут в прорыв

                Глава  7.                Не боевое ранение

                Глава  8.                Гибель стрелка-радиста Юры Прозорова

                Глава  9.                Окончание Сталинградской битвы

                Глава 10.                Новое назначение

                Глава 11.                Центральный фронт. На Курской дуге

                Глава 12.                На формировании

                Глава 13.                Вновь в Сталинграде

                Глава 14.                По дороге на фронт

                Глава 15.                Снова на Курской дуге

                Глава 16.                В бою под Прохоровкой

                Глава 17.                У деда Игната

                Глава 18.                На Урал за новыми танками

                Глава 19.                По дороге на фронт

                Глава 20.                На Третьем Белорусском фронте

                Глава 21.                В Восточной Пруссии

                Глава 22.                Последние бои

                Глава 23.                Служба после Победы

                Глава 24.                Москва послевоенная

                Глава 25.                Неудавшаяся поездка на Родину

                Глава 26.                Учёба в академии

                Глава 27.                Начало новой жизни

                Глава 28.                Итог            


Глава   1                " Доброволец ".



   На привокзальной площади Свердловска царила обычная воскресная суета. Среди встречающих и отъезжающих шли два парня. Один - невысокого роста паренёк с тёмными вьющимися волосами, другой - постарше, видимо родственники. Неожиданно из репродуктора послышались странные звуки: треск, шелест и диктор сообщил, что в 12 часов 15 минут будет передано важное правительственное сообщение. Все замерли в ожидании. Постепенно вокруг воцарилась гнетущая тишина. Точно в назначенное время из репродуктора прозвучало:
      Граждане и гражданки Советского Союза!
(Выступал нарком иностранных дел Вячеслав Молотов)
      Советское правительство и его глава тов. Сталин поручили мне сделать следующее заявление:
       Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбёжке со своих самолётов наши города - Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причём убито и ранено более двухсот человек. Налёты вражеских самолётов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территории...
Толпы людей, стоявшие у репродуктора смотрели на него, словно это было не звуковое устройство, а сам Молотов выступал перед ними.
                ...Правительство призывает вас, граждане и гражданки Советского Союза, ещё теснее сплотить свои ряды вокруг нашей славной большевистской партии, вокруг нашего Советского правительства, вокруг нашего великого вождя тов. Сталина.
                Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами.
Выступление Молотова закончилось и на площади воцарилось молчание. Все стояли подавленные. Восемь с половиной минут, в течение которых звучала речь Молотова, круто повернули весь ход жизни этих людей. Время разделилось на "До" и " После". Потом началось волнение. Все куда-то заспешили. Женщины многие плакали. У  мужчин посуровели лица.
     Два парня стояли ошеломлённые.
 - Что думаешь делать? - Спросил старший из них.
- Вернусь домой в Будку, пойду в военкомат и попрошу направить меня на фронт. Сегодня мне исполнилось 18 лет, я стал совершеннолетним.
Евгений Зубов приехал в Свердловск , чтобы повидаться с своим двоюродным братом Иваном, который учился в облпартшколе. Евгений получил отпуск после года работы в Смолинской школе учителем математики.
- Ты всё хорошо обдумал?- Спросил старший брат.
- Я уже совершеннолетний и хочу, да и обязан идти на фронт и бить фашистов!
- Что ж, если совершеннолетний, значит, имеешь право сам решать свою судьбу, я тебя поддерживаю. Иван обнял брата и проводил его до железнодорожного вокзала.
В тот же вечер Женя Зубов уехал в Смолино, где жил с матерью по месту своей работы - в школе - семилетке. Он решил рассказать матери о своём решении - уйти добровольцем на фронт.
   Колёсные пары вагона мерно отстукивали пройденный путь. Евгений лежал на верхней полке, и одна мысль не давала ему покоя: ..." Почему война началась с внезапного нападения?  Ведь мы ждали, готовились и ... Ответа на свой вопрос он ни у кого не спрашивал. Сейчас это было уже не важно. Напали, значит нужно защищаться и он должен в этом участвовать - бить врага!
    Мать не стала отговаривать сына, только попросила помочь ей переехать в Будку к дочери Катерине. Но сначала надо было закончить все дела на работе, и Женя пошёл на квартиру директора школы Кузьменко Михаила Николаевича.
- Здравствуйте Михаил Николаевич! - Поздоровался с порога Евгений - зашёл к Вам, чтобы поговорить немного...
- Здравствуй, здравствуй! - Заходи. Я уже знаю, что ты вернулся из Свердловска .Ну, как там встретили сообщение о начале войны?
- Как, наверное, везде. По всей стране. У всех возмущение, опасение, ярость и горесть.
- Михаил Николаевич! Я решил проситься на фронт. Мне уже пошёл девятнадцатый год. Завтра ухожу в райвоенкомат в Будку. Мама пока остаётся здесь, её надо перевезти в Будку к моей сестре. Очень прошу Вас помочь маме, если потребуется помощь... да и деньгами; я ведь не получал отпускных.
- Конечно, конечно, Женя, не беспокойся, безусловно, помогу.
Директор не отговаривал от его решения идти на фронт, сказал только: " - Вам бы, молодой человек, надо бы на командира поучиться сначала, а потом уж и на фронт! "
Хороший, добрый человек был Кузьменко, как отец родной. Он прекрасно понимал его молодой порыв, но, глядя вслед уходящему молодому учителю, тихо прошептал - " Храни тебя Господь".
  На следующий день - рано утром, взяв с собой только  самые необходимые вещи, документы и немного денег Евгений Зубов пешком направился в райцентр Будку, находившийся в 23 километрах от Смолино.
   Подвод на площади перед военкоматом в Будке собралось больше, чем в обычное воскресенье бывает на колхозном базаре. Не было только характерного базарного шума. Уже неделю шла война. По радио передавали плохие новости - наши войска отступали, оставляя города и посёлки, деревни и хутора. Немецкие войска продвигались в глубь нашей территории.
У закрытой столовой, что напротив военкомата - этого бывшего особняка, заиграла гармошка, и послышался хор хриплых мужских голосов:
     Скакал казак через доли - и – ну - у
     Через Манжурские - е  кра – а  - я,
     Скакал он всадник одинокий,   
      Блестит ко-о-лечко-о на ру-у-ке - е ...
В другом углу площади - у коновязи, облокотившись на бревно спиной, играл на "тальянке" белокурый парень. Его приятель, держа в руке полунаполненный стакан, пел частушку пьяным, сиплым голосом:
      Мы по улице идём - не судите тётушки!
      Ваших дочек уведём! Спите без заботушки...
На плотнотёсаных воротах военкоматовского двора, в деревянной красной рамке под стеклом, висел портрет Сталина. Ворота были закрыты, а через калитку непрерывным потоком входили и выходили парни и мужчины разного возраста. Те, кто выходил, были подстрижены " под нулёвку"- шла мобилизация.
Женя Зубов и раньше бывал в военкомате, и не только во дворе - этой капитальной деревянной " крепости" - усадьбы бывшего зажиточного крестьянина Зотова.
Полгода назад, по его заявлению с просьбой о направлении на учёбу в военное лётное училище, его вызывал и оформлял документы для направления в Ташкент сам военком - майор Третьяков Иван Яковлевич. Желающих поступить было много, медкомиссия была строгая и не пропустила из-за плоскостопия. Пришлось возвращаться и продолжать работать учителем математики, а чтобы он не скучал и не огорчался по поводу неудачного поступления в лётное военное училище, ему в школе поручили дополнительно вести уроки русского языка и литературы в двух седьмых классах.
   Евгений вошёл во двор военкомата и устроился в тени под навесом - там не было так жарко как на солнцепёке.
У крыльца военкомата стояли столики и стулья, на которые  садились по очереди "мобилизованные", а четыре парикмахера, ловко работая машинками, стригли шевелюры. На дощатом настиле двора  уже были вороха волос: чёрных, рыжих, русых ... Лошадей и подвод в просторном дворе не было, только в дальнем правом углу, в полуоткрытом стойле, смачно хрумкала сеном Зорька - красивая вороная кобылка военкома. К входу в военкомат протиснуться было сложно, каждый старался быть в первых рядах.      
   Разговоры о войне, о боях, об оставленных  нашими войсками городах слышались с разных сторон.
...- "Вот подойдут основные силы военных округов и дадут немцам!" - слышен был басовитый голос в толпе.
Человек в полевой военной форме, без знаков различия, время от времени выходил на крыльцо, выкрикивал десять - двенадцать фамилий. Названные поочерёдно входили в военкомат, а встречный поток выходивших направлялся в "парикмахерскую".
...-"Надо бы написать вывеску "Стригут и бреют козлов и баранов!"- пытался острить Егорша Евсин - двадцатилетний комбайнёр, здоровый детина - красавец с русым богатым чубом. Он сошёл с крыльца и направился на выход - к калитке.
-" Ты куда, Егорушка? Давай твой чубчик срежем сначала!- предложила ему  парикмахерша Лина - полная, грудастая женщина лет тридцати, пользовавшаяся репутацией "свободного, приветливого человека".
- " Руки твои коротки, мой чубчик срезать! Я и при чубе воевать с немцами не хуже других смогу!"
- " Не дури парень! Ведь всех стригут и тебе надобно. Да и баб  ведь на войне не будет, чтобы чуб тебе чесать! Козявок разведёшь " - пошутил кто-то из мужчин, что стояли поближе.
Из дверей вышел военком. Остановился на крыльце, обвёл острым взглядом всех, присутствовавших во дворе. Усталый, без головного убора, с синевой под глазами. Чётко выделялись его седые виски на фоне иссиня-чёрных волос. Сразу было заметно, что он давно не отдыхал. Все сразу приумолкли. И в наступившей тишине прозвучал его голос:
-" Евсин! Садись стричься! Свадьба твоя, судя по всему, будет не скоро. К тому времени чуб отрастёт!" - майор попытался улыбнуться, но не получилось улыбки на его строгом усталом лице.
- "Зубов! Тебе что? Повестка была?"
- "Нет! Не было".
- " Зайди ко мне в кабинет минут через десять! Прямо без вызова".
Майор знал его, как и многих комсомольских активистов района, в лицо. А кого знал - всех , моложе себя по возрасту, обращался на "ты".
Евгения он знал еще и по прошлогодней "попытке"-  уйти в военное лётное училище.
   Егорушка уже сидел на стуле  и парикмахер (мужчина) накидывал ему на плечи серую салфетку. К Лине он специально не сел, считая, что если уж срезать его знаменитый чуб, то не женскими же руками, которые не раз и не два делали ему укладку, завивку, причёску.
   Чёрная тарелка репродуктора, подвешенная к резному столбику крыльца, вдруг захрипела, затрещала близкими грозовыми разрядами. Потом треск поутих, и стала слышна песня:
    ..." Если завтра война, если враг нападёт, если тёмная сила нагрянет..." - радист пытался отстроиться от шумов и почётче поймать волну. Все обратили свои взгляды на репродуктор - ждали последних известий о войне.
Последние новости были тревожные. 28 июня пал Минск, и одиннадцать наших дивизий, оказавшихся  западнее его, вынуждены были продолжать борьбу уже в тылу противника.
   Через полчаса, выйдя от военкома, Евгений Зубов уже был военнослужащим, получившим команду (первую команду) - не отлучаться далеко от ворот, ждать, когда подойдут грузовики под погрузку людей для отправки до железнодорожной станции Поклевская. На одной из этих машин должен был уехать и он.
От Поклевской, через станции "Богданович" (на ней должна была  быть пересадка), "Каменск-Уральский", "Челябинск" - прибыть в город Троицк для поступления на учёбу в авиационное училище. Так объяснил ему военком.
   На площади перед военкоматом людей становилось всё больше и больше. Они пели, плакали и плясали. Сидели на телегах и чемоданах. Многие приходили с детьми: прощались с отцами, матерями, жёнами и сёстрами.
Лишь одна мысль не давала покоя  Евгению: как успеть сообщить матери об отъезде? Идя в военкомат, он рассчитывал, что у него будет день-два до отправки в армию на сборы, но вот этих дней не стало. Телефонная связь была только с поселковым советом Смолино, где всегда кто-то был у телефона и днём и ночью, хотя бы дежурный. Бегом, добежав до райкома комсомола, он с большим трудом дозвонился до Смолино. Дежурному продиктовал текст для матери - Марии Дмитриевны Зубовой: "Через час уезжаю на станцию, оттуда в Троицк для учёбы в училище. Не беспокойся, всё будет хорошо. По прибытии на место - напишу. Отдай Парфирию Васильевичу деньги за его велосипедный насос. Я потерял его насос. Целую тебя, мамочка! Женя".
Текст записки он составлял долго: не хотел упоминать слов "призыв", "война", "фронт", "армия", "служба". Да и про насос вставил специально, чтобы записка выглядела обычной, деловой, не тревожной.
- " Эх, мама-мамочка! Когда-то теперь я тебя увижу?"- думал с грустью Женя. Тяжело вздохнул и ответил сам себе " - Увижу!"
   В кузов каждого из прибывших четырёх грузовиков Зис-5 распредели по 30 человек. Женю Зубова пригласил в кабину шофер Степан - его племянник - приёмный сын сестры Кати. Он был старше Жени на пять лет.
Как только строй призывников распустили для прощания с родными и близкими - началось: плачь, крики, стоны и ...песни! Забурлила, задвигалась толпа на площади. Сидя в кабине и наблюдая за всем, происходящим, Евгений заявил племяннику:
"- Было бы организованнее и легче для провожающих, если бы сразу из строя посадили отъезжающих в машины, а для прощания нужно было дать время до построения.
- Так - то оно - так - ответил Степан, - да ведь никто не знает, увидится -ли со своими  или нет, "война" сама решит.
Садились на машины долго: женщины и дети висли на "новобранцах", рыдая и целуя их, стараясь хотя бы ещё на минуты продлить расставание, отодвинуть разлуку, для кого, может быть и навсегда!
 Двое работников военкомата рвали глотки в этом хаосе звуков:- По машинам! Трогаемся! Садитесь же, товарищи! Женщины, посторонитесь! Дайте же отправить машины!
Наконец колонна тронулась в путь. Машина, на которой ехал Женя Зубов, шла второй. Долго ещё видно было, как много людей бежало вслед. Они махали платками, руками и кричали. Хотя криков уже и невозможно было разобрать.
Машины выехали на Талицкий тракт. Тракт это было хорошо сказано. Просёлочная дорога, а точнее абсолютное бездорожье протяжённостью в 36 километров, на которую обычно-то уходило полтора часа езды, после прошедших сильных дождей была сплошь избита буксовавшими на подъёмах машинами и завалена в ямах обломками жердей, палок, веток, хвороста и даже брёвен.
Степан, несмотря на бездорожье, уверенно вёл грузовик; крутил быстро "баранку", то и дело, переключая рычаг коробки передач, перегазовывал - изловчался как цирковой артист на "канате  колеи" ехал, лавируя между рытвинами, ухабами и торчащими из грязи брёвнами.
- Ну и дорожка! - только и удивлялся Женя.
Разговаривать ему не хотелось. Да и говорить - значило отвлекать водителя. Степан в поте лица трудился, ему тоже было не до разговоров.
Евгению думалось о том, как сложится его военная жизнь. Перед отъездом военком сказал ему в кабинете, что срок обучения в военных училищах будет сокращаться.
- А какой он – срок - Будет? Год? Два? Что же это: война закончится, а он так и будет продолжать учиться?! - Этот вопрос больше всего волновал Женю.
- Война, наверняка, скоро закончится! Хотя и глубоко уже немцы влезли. Но всё равно их вышвырнут скоро за пределы наших границ, как только подойдут основные силы нашей армии. Да! Не очень-то здорово получалось; проучиться всё время, пока война кончиться. Тыловик несчастный! Может, надо было в военкомате отказаться от училища? А что тогда? Военной специальности у него не было! Он умел неплохо стрелять из винтовки, знал пулемёт, гранаты РГД и  Ф-1, был значкистом ГТО, ПВХО, ГСО, имел значок - " Ворошиловский стрелок", умел водить автомобиль и трактор. Но ведь это - не военная специальность. Вот если бы он был лётчик, моряк, артиллерист, танкист или сапёр - вот это специальности! А так - что же - только в "пехтуру"!
В пехоту ему не хотелось. Так за размышлениями он сидел в кабине грузовика, мотаясь на ухабах и поворотах. Его главной мечтой была - стать лётчиком-истребителем!
За окном машины мелькали знакомые с детства поля и перелески. Вон справа осталась тригонометрическая вышка лесничества. Как всё было знакомо. За этой вышкой находились деревянные  строения, в которых каждое лето  размещался пионерский лагерь. Всего пять лет назад он был в этом лагере, купался в речке Беляковке, пропалывал и окучивал колхозную картошку, играл в военные игры... И вот он уже едет "служить в Красную армию". Он как-то с трудом ещё воспринимал это.
С правой стороны от дороги показались  домики Половинского кордона. Половина пути пройдена. Сколько раз, проходя пешком по этой дороге, он останавливался у родника под мостиком и пил холодную, до ломоты в зубах, воду. Увиденный из кабины грузовика низкий замшелый срубик над родником показался ему таким милым, знакомым, родным. Он мысленно с ним попрощался.
   Вторую половину пути ехали чуть быстрее; почва пошла песчаная и меньше было воды на дороге и разбитых ухабов.
Впереди показалась гора Петруниха - предместье города Талица, хотя до самого его было ещё пять километров. Перед спуском с горы стояла высокая, почерневшая от времени тригонометрическая вышка и добротный дом лесника с просмолёнными новыми тесовыми воротами. Всё знакомо и трогательно мило было Жене. С горы Петрунихи были два спуска: после первого - небольшой подъём, а за ним - второй спуск, после которого сразу же начиналась длинная улица Луначарского. На самом въезде в город - второй дом слева, с тополями перед окнами - был знакомый ему дом.
   Год назад в этом доме квартировали девушки-студентки его педучилища Наташа Берегова и Лида Борзунова. Лида - Лидой... А вот Наташа! Он грустно вздохнул. - Где же ты, Наташа? Что сейчас с тобой? Работаешь или учишься? Женя знал, что она хотела продолжить учёбу. В его памяти всплыл образ девушки в тёмном, облегавшем её стройную фигурку, платье с белым-белым кружевным воротничком. Высокий лоб с низко зачёсанным мысиком-чубчиком тёмно-каштановых волос и внимательный взгляд больших и добрых глаз .Наташа! Его первая, робкая любовь...
    Машины въехали на центральную городскую площадь. Справа - средняя школа. Тут жила семья Коли Гомзинова, с которым он учился и был его близким другом. Где он теперь? Где его старший брат Шура? Где их добрая мама? Всё было совсем недавно...
Слева начиналась улица Ленина, с глубокой пробитой колеёй, по которой то и дело специальные конные повозки - корыта и повозки - бочки возили барду со спиртзавода. А вот и наше педагогическое училище в бывшем доме заводчика Поклевского. Всё ему было до боли в душе знакомо и проплывало в памяти пережитым, незабываемым.
   Прогудели деревянные фермы моста через реку Пышму. Станция Поклевская! Здесь он распрощался со своими земляками - "новобранцами". На учёбу в военное училище из всей команды направлялся только он один.
   Тепло попрощавшись со Степаном, Евгений Зубов получил в воинской кассе билет на поезд Новосибирск-Свердловск, который должен был доставить его до незнакомого города Троицка.
    Тревожные мысли путались в голове. С одной стороны он был рад, что сбывалась его мечта - поступить в военное лётное училище и стать лётчиком, а с другой - ему хотелось вместе со своими земляками ехать сразу в действующую армию на фронт.
    На Троицком вокзале, куда прибыл поезд, в помещении с одним маленьким грязным залом у  открытого окошка билетной кассы, несмотря на ранний час, толпилось много народа с детьми и домашним скарбом.
    В шесть часов утра заговорило радио. Передавали последние известия - утренний выпуск. Резко, словно оборвался, затих гул громких до того голосов в толпе. Взгляды многих обратились к большому чёрному громкоговорителю. Все присутствовавшие в душе надеялись услышать хорошие новости о положении на огромном советско-германском фронте, о том, что, наконец-то, остановлено продвижение немецко-фашистских войск. Нет! Всеми желаемого не произошло.
-...После упорных боёв наши войска оставили... и диктор перечислил названия нескольких городов.
Люди, вздыхая, отворачивались от динамика и медленно, тяжело отходили.
Перекусив на скорую руку тем, что бог послал в захудалый станционный буфет, Евгений Зубов разыскал в отдельно стоящем домике военного коменданта станции. Представился, предъявил выданные в Бутке документы и попросил сообщить, когда можно будет ожидать прибытия поезда.
- Придётся Вам, молодой человек, немного подождать здесь. Скоро должна прибыть команда, направляющаяся в эту же часть, вы отправитесь вместе с ними - объяснил комендант.
   В ожидании прибытия команды и, не будучи обременённым личными вещами, с собой он не взял даже бритвы, хотя второй год через день-два скоблил свою бороду, Евгений Зубов решил прогуляться по перрону. На второй путь втягивался воинский эшелон. На платформах были зачехлённые артиллерийские орудия, они показались ему огромными, автомобили ГАЗ-3А и ЗИС-5. В конце были прицеплены несколько "телячьих" вагонов (так на Урале называли крытые грузовые товарные вагоны).
   Замыкали состав два пассажирских  вагона.
Не ожидая полной остановки поезда, с подножки первого пассажирского вагона спрыгнул офицер, перепоясанный ремнём  с кобурой  на боку, и быстро побежал вперёд, обгоняя останавливавшийся состав.
Евгений поймал себя на том, что все подробности поведения военных его стали теперь интересовать как-то особенно, ведь он и сам был уже почти военнослужащим.
    Наконец поезд остановился. Из "телячьих" вагонов - теплушек выскочили по одному солдату. Офицер зычным голосом выкрикнул:
- Остановка короткая! От вагонов не отлучаться! Разрешаю оправиться и запастись питьевой водой!
...- оправиться и запастись водой! - повторили команду по вагонам.
Зубов, конечно, уже представлял, что такое - воинская дисциплина. В педучилище, где он учился с 1937 по 1940 годы, была военная подготовка. Летом отправлялся на сборы в военно-физкультурный лагерь, занимался в военных кружках, но вот так чётко по-настоящему в реальной обстановке - чёткая команда, повторение её в подразделениях (вагона) вызвали у него чувство гордости за то, что и он, скоро, будет принадлежать к этим дисциплинированным, жившим по уставу людям - красноармейцам.
   Команда, к которой его приписал комендант, прибыла в Троицк через три часа. За это время Евгений успел разыскать недалеко от вокзала парикмахерскую и побрился. Хотел и голову постричь, но оставил, пока, свою кудрявую "шевелюру".
 - В училище всё равно постригут вместе со всеми, но не сейчас! - решил он, выходя на улицу.
Когда Зубов подходил к вокзалу, прибывшие, как и он, в военное училище уже выстраивались в две шеренги. К месту назначения шли строем. Возглавлял команду высокий парень в странных жёлтых брюках, клетчатой кепке, сдвинутой на левый бок, из под которой свисал длинный чуб всё время закрывавший  его правый глаз. Фамилия парня оказалась необычной, запоминающейся - Шароварин. Все пять километров пути до места назначения он старался казаться командиром; - то командовал - "Раз-два!, то кричал :-" Запевай!", или -"Подтянись!"
   Группа  шла плохим строем;- многим мешали личные тяжёлые самодельные фанерные чемоданы, большие холщёвые вещмешки за плечами. Петь тоже никто нем хотел.
Почти в центре города, на небольшой площади, напротив церковной ограды с красивой чугунной решёткой, у ворот двухэтажного дома остановил своё "войско" Шароварин.
- " Стоять вольно! Не расходиться!" - скомандовал "старший" и зашёл во двор. "Подчинённые" стояли на солнцепёке и курили. Полчаса ожидания показались для всех - вечностью. Наконец, открылись маленькие ворота и всех вновьприбывших впустили в большой двор, густо заросший травой - конотопкой и подорожником.
Вокруг сидели, лежали и бродили молодые парни - человек триста! Прибывшая команда кучей, а не строем прошла в левый дальний угол двора, и расположились, кто, как мог: на траве, на дровах, сложенных в низенькую поленницу у забора.
- " Будем ждать вызова в штаб! - Объявил "своим" Шароварин, - документы на всех и список команды я уже туда (он указал на дверь в "штаб") передал.
Вот тогда-то и началось знакомство друг с другом.
Команда, к которой присоединился Евгений Зубов, прибыла из Челябинска. Ребята съехались из разных районов области. Шароварин оказался киномехаником из Златоуста. Он был с двадцатого года рождения - старше всех на два-три года. Как выяснилось при знакомствах - некоторые из ребят других команд ночевали во дворе уже две ночи, и всё ждали вызова в "штаб". Среди прибывших ходили разные слухи:
- Учиться на лётчиков-истребителей берут только тех, кому уже исполнилось двадцать лет;
- Училища  здесь ещё нет! Будет только организовываться;
- Будет не училище, а школа по подготовке стрелков-радистов на бомбардировщики...
А толком никто, ничего не знал!
Старшина, в лётной полевой форме, выбегавший время от времени на высокое крыльцо дома, выкрикивал несколько фамилий, на вопросы отвечал коротко: - "Всех вызовут! Всё узнаете! Всё Вам объявят! "- и снова исчезал.
 Около двух часов дня тот же старшина с крыльца громко крикнул: "Товарищи, тише!" И, когда шум прекратился, тихо объявил: " Старшим команд по спискам получить на личный состав сухой паёк на  первом этаже в комнате номер три!"
На обед каждый из прибывших на учёбу получил 300 граммов хлеба, кусок колбасы и одно сырое яйцо.
Во дворе был колодец. Вода оказалась вкусной, холодной и главное её было много - хватило на всех желающих – пей - не хочу! Кружки были у всех, народ оказался запасливый.
В каком порядке вызывали парней в штаб - было совершенно непонятно, но только не в порядке очерёдности прибытия команд. Из одной и той же команды вызывали не всех сразу.
Часа через два, после импровизированного обеда, из команды Евгения Зубова вызвали двоих. Они вернулись через пятнадцать минут и рассказали остальным, что их зачислили в авиацию, но только в БАО (батальон аэродромного обслуживания). Это всех очень огорчило. Зубов загрустил: - " вот так лётчик-истребитель!"
Через некоторое время его вызвали в штаб.
В одной из комнат штаба заседала комиссия: полковник с малиновыми петлицами, майор-лётчик и ещё одним человеком в военно-полевой форме, но без знаков различия. Вошедшие вместе с Евгением призывники выстроились вдоль стены комнаты.
Старшина назвал первого из вошедших и к столу перед комиссией подошёл здоровый, загорелый парень в морской "тельняшке" под чёрным пиджаком с блестящими металлическими  пуговицами.
- Фамилия, имя, отчество, год рождения? Где учились? Что окончили?- задавал вопросы полковник.
Парень отвечал чётко, коротко и стоял по стойке "смирно".
- Так - так! произнёс полковник, - имеете пристрастие к морской форме?
- Да, как сказать - вдруг  неуверенно и почему-то тихо ответил парень. - Старший брат механиком ходит на пароходе по Иртышу. Подарил "тельняшку" и пиджак.
- А вы решили идти в авиацию стрелком-радистом?
- Да, нет! Я хотел стать лётчиком! Нам так сказали - поедете в авиационное училище. Я думал, что нас будут учить на лётчиков – смущаясь, ответил парень.
- Авиационное - это необязательно лётное! - объяснил парню полковник.
- Не училище здесь будет, а школа младших командиров - стрелков-радистов для авиации - пояснил до сих пор молчавший майор с голубыми петлицами.
- Вот - те на! - подумал Евгений. Для него и для парня в "тельняшке", наверное, тоже, эти слова майора прозвучали словно удар " обуха по голове".
- Куда же я попал? Вот тебе  и лётчик-истребитель! Никакого пристрастия к радиоделу Евгений не имел, но как отказаться? ... В душе он твёрдо решил - не пойду учиться на радиста! А  там - посмотрим!
" Морячку" объявили, что он зачисляется в команду номер три, назвали фамилию старшего  команды и велели во дворе ждать сбора.
Наконец дошла очередь до Зубова. Женя назвал себя и все данные, которые спрашивали у предыдущих парней.
- Так! Хотите всё-таки стать лётчиком, независимо оттого, что один раз вас уже не приняли в Ташкенте? - спросил его майор.
- Меня не "не приняли", а я поздно прибыл и поэтому не попал в училище! - С откровенной долей злости в голосе ответил Зубов.      
- Но вы же проходили там медкомиссию, у вас было обнаружено плоскостопие, а с ним в истребительную авиацию не принимают. Прыгать с парашютом нельзя! - пояснил майор.
- Плоскостопие ... смутился Женя - да, но мне тогда сказали, что набор уже закончен. Набрали, в основном, из числа красноармейцев. Про плоскостопие ничего не сказали - слукавил Женя.
- Будете учиться в школе стрелков-радистов. Тоже будете летать, только не пилотом! - Вступил в разговор полковник.
- Товарищ полковник! Я в эту школу не пойду! Отправляйте меня в другое училище! - дерзко заявил Евгений.
- А я не спрашиваю вас: пойдёшь? Не пойдёшь? Вы призваны служить в Красной Армии. Тем более идёт война. И желание мы спрашивать не будем, а будем решать - где сегодня нужны кадры. Да ведь вы комсомолец и должны это понимать!
- Я не призван, а сам пришёл в военкомат! Добровольно! Я очень прошу вас, товарищ полковник! ...
- Вам ясно сказано - будете служить там, где надо! Война! Зачисляетесь в команду номер семь! Старший команды ... Богаченко. Ждите сбора во дворе. Сегодня же будете отправлены к месту службы. Всё! Идите!
Евгений Зубов вышел во двор в припротивнейшем настроении. Ему казалось, что полковник хотел уличить его в том, что он не хотел вообще служить в армии.
К нему подошли остальные.
- Куда тебя? В какие войска? - спрашивали его парни, еще не бывшие в штабе.
- В команду номер семь! К какому - то  Богаченко, - нехотя ответил Женя.
- А, Богаченко! Это - вон тот небольшой паренёк в сером костюме, - показали окружавшие его призывники.
Подойдя к Богаченко, симпатичному на вид парню, Евгений познакомился с ним.
На лацкане пиджака у "старшего" по команде, как и у него самого, были значки ГТО и "Ворошиловский стрелок". Человек пять-шесть уже стояли около него - все из команды номер семь.
Богаченко сам не знал, пока, более того, что до 18.00 выдадут документы и скажут куда ехать.
- Ехать?! Значит, им предстояло куда-то ехать! Это уже хорошо, что не будем радистами! Опять неизвестность!
У Зубова кончались папиросы. Уезжая из Бутки он купил три пачки "Красной звезды", и вот уже кончалась последняя. Те, кто был с чемоданами, наверняка взяли с собой месячный запас.
- Ничего, переживу! Главное что не буду радистом! - Успокаивал себя Евгений.
Наконец Богаченко вызвали в штаб. Вся команда ( а было их уже семь человек) ждали его появления, напряжённо всматриваясь в крыльцо дома.
- Идёт! Идёт с толстым пакетом в руках, опечатанным сургучными печатями! - забеспокоилась команда.
На лицевой стороне пакета был написан фиолетовыми чернилами пункт назначения - Челябинск и номер войсковой части.
Челябинск?! Что же там? Какая это часть?
Кто-то из команды сказал, что в Челябинске есть ЧВАШМ - военная авиационная школа механиков. Может, в неё их направили? Уже хотелось верить, что это так!
   Поздно ночью, получив проездные документы и скудный сухой паёк на одни сутки, команда Богаченко в составе восьми человек, выехала поездом до Челябинска.

Глава 2.                Как стать танкистом.



   Челябинск встретил прибывших курсантов туманным тёплым утром. Пока команда приводила себя в порядок после сна, умываясь у водоразборной колонки прямо на путях, Богаченко сбегал в комендатуру, чтобы выяснить - где искать указанную на пакете часть. Оказалось, что указанная войсковая часть находилась рядом с вокзалом - в  "красных казармах".
    Длинный высокий забор с колючей проволокой поверху закрывал большие двухэтажные корпуса зданий из красного кирпича. Последним в ряду было двухэтажное, белое здание с проходной будкой и воротами.
    Команда двигалась вдоль ограды. В том месте, где забор оказался ниже, можно было рассмотреть, как на территории части несколько красноармейцев о чём-то беседовали между собой. Одеты они были в "пехотинскую форму": ботинки, чёрные обмотки, гимнастёрки с малиновыми петлицами.
- Товарищи! Скажите, вы из какой части? - Обратился к пехотинцам старший команды.
- А вы кто такие будете и что вам тут надо?- Последовал ответ.
- Мы направлены в воинскую часть...- старший по команде назвал номер, указанный на конверте.
- Вы прибыли точно по назначению - подтвердил боец.
- Скажите, а вы пехотинцы? - задал вопрос один из парней команды.
В ответ за забором раздался громкий смех и тот же боец ответил:
" Сами вы пехотинцы! Следуйте в белое здание, там штаб. Вот там вам всё про "пехоту" и расскажут.
Опять загадки! Ничего не ясно! - думал про себя Женя Зубов.
Парни прибывшей команды решили сразу в штаб не идти, а сесть у забора на траве и " добить" остатки сухого пайка, а потом уж пойти в штаб.
   Дежурный по штабу, в командирской форме танкиста, с одной "шпалой" в петлице (капитан), взял у Богаченко пакет с документами и выписал на всех одно направление - "в четвёртый батальон", вызвал одного из красноармейцев и приказал сопроводить прибывших к капитану Проценко, или майору Самолуку.
Зубов, которому не терпелось узнать - куда же они, наконец, попали, спросил капитана:
" Скажите, пожалуйста, товарищ капитан, что здесь за воинская часть?"
Капитан, улыбнувшись, очень чётко и понятно разъяснил:
" Здесь организовывается военное танковое училище. Вы будете курсантами первого его набора. Форму курсанты, пока, носят общевойсковую, но это временно.
Окончите училище - будете командирами - танкистами. Сейчас идите в батальон и устраивайтесь. Сегодня же вас поведут в баню, обмундируют. Срок обучения курсантов, по военному времени, будет сокращён. Всё остальное вам расскажут в батальоне. Вот так! Всё ясно!".
- Ясно! - негромко ответила команда.
 Никакого другого решения уже быть не могло. Ворота проходной закрылись!  Приказано стать танкистами! Того требовало военное время!
   - Выходи строиться! - крикнул дневальный, стоявший с винтовкой у входной двери казармы.
Все нехотя встали с мест и медленно направились к выходу.
- Ну, сейчас начнётся строевая подготовочка! - сказал кто-то из курсантов.
Пока, не спеша, даже уступая дорогу в дверях, друг другу, потянулась во двор разношерстно и "по-граждански" одетая молодёжь. Строились долго - минут пять.
За всем этим движением спокойно и терпеливо наблюдал высокий, стройный военный, в хромовых сапогах, в синих с красным кантом "галифе" и диагоналевой зелёной гимнастёрке, с четырьмя треугольниками в петлицах, вытянув левую руку и скомандовав: - "В одну шеренгу становись!"
   - Равняйсь! Смирно! Справа по порядку номеров - рассчитайсь!
- Первый! - Второй! - Третий! ...- медленно, с перерывами начали звучать номера.
Наконец на левом фланге выкрикнул последний: - " Двадцать четвёртый!"
- Вольно! Товарищи курсанты! - Назвал построившихся старшина.
- Сейчас вы получите матрацные и подушечные наволочки, пойдёте к складу ПФС и там набьёте их соломой! - Приказал старшина.
   Все решили, что чем туже набить соломой наволочки и матрацы, то будет лучше. Каждый старался всунуть как можно больше соломы. Матрацы и подушки стали абсолютно круглыми. На этих "перинах" предстояло всем спать.
Постели размещались на двухъярусных, сплошных во всю длину казармы, нарах.
Зубову было выделено седьмое от входа на верхнем ярусе место на нарах.
А как же спать на круглых матрацах и подушках? Только теперь все пожалели, что так плотно набили их соломой. Многие решили, что необходимо сразу "уплотнить" солому и  стали собственным  весом утрамбовывать солому. Начался шум, смех и возня. Пыль стояла столбом по всей казарме.
-  Отставить! - Зычным голосом приказал вошедший в казарму старшина. Все сразу притихли.
- Вам и вам, - старшина указал на первых двух, попавшихся на глаза ему, парней, - взять в каптёрке веники и чисто подмести всю казарму, особое внимание уделить полу под нарами, а затем проветрить помещение! Вам всё понятно?
- Понятно, товарищ старшина,- ответили оба "провинившиеся".
Это был первый наряд "вне очереди". Так началась их новая военная жизнь.
   Получив постельное бельё и суконные одеяла, курсанты долго возились с заправкой кроватей, чтобы получилось так, как это было  сделано у "старожилов" казармы, с нескрываемым интересом смотревших на весь этот "концерт".
Но круглые матрацы не давали правильно заправить койки. С большим трудом удалось без шума "уплотнить" непослушные нары.
   Всё время первых дней пребывания в училище уходило на обживание помещений казарм, в которых до них размещались красноармейцы артиллерийского полка. Курсанты убирали территорию училища, расчищали бараки - бывшие конюшни артполка.
   Самым приятным и необходимым в первый же день стало посещение городской бани, куда всех вновь прибывших сводили строем. После помывки курсантов обмундировали в военное: ботинки, обмотки, и в старое (б. у.) хлопчатобумажное обмундирование с малиновыми петлицами.
Все стали похожими, одинаковыми  и не узнавали друг  друга. Большой объём хозяйственных работ проведённых в течение дня положительно сказывался на здоровье курсантов. После "отбоя" все моментально засыпали, несмотря на "округлость" матрацев и подушек.
Распорядком дня предусматривалось: каждый день, после завтрака - час политинформации - обстановка на  фронтах, читка газет, выступления политработников на армейские воспитательные темы.
   Положение на фронтах было тяжёлым: шли упорные оборонительные бои на многих направлениях. В сообщениях по радио звучали крайне печальные известия об оставлении городов, о потерях техники. Сообщалось, в основном, о потерях самолётов. Про потери в "живой силе" не сообщалось почти ничего. Настроение курсантов было не подавленное, но тревожное. У многих отцы или братья уже воевали в действующей армии, и парни волновались за их судьбы. Многим казалось, и не без оснований, что положение на фронтах - катастрофическое. Политработники, как могли, объясняли это:  внезапностью нападения вероломством фашистов - "...Вся Европа у них под ружьём". Не всё это Зубов воспринимал за правду. Что-то не укладывалось у него в голове, ведь до войны все пели "...Если завтра война, если враг нападёт, если тёмная сила нагрянет - как один человек, весь советский народ, за свободную родину встанет!"...
Так что же? Какая-то заносчивая Германия против 170-милионного народа пошла, и мы не можем её остановить!?
Вслух он этого не произносил, но думал постоянно.
   Через некоторое время был укомплектован учебный батальон. Его назвали техническим, имея в виду, что в нём будут готовить воентехников- танкистов.
Были назначены командиры: комбат - майор Самолук, комроты - капитан Проценко, командир взвода, в котором был Евгений Зубов, - лейтенант Жабин.
Началась напряжённая повседневная учёба по ускоренному курсу военного времени. Кроме строевой подготовки, изучения уставов и политзанятий, курсанты ежедневно работали по устройству своего быта и организации в бывших конюшнях артполка учебных классов танкового училища: технических, тактических, химических, стрелковых  и наглядных пособий. Но помимо чисто учебных  и организационных мероприятий их посылали в наряды, в караулы, дневальными по казарме, на кухню, на уборку территории и на многое другое.
    Зубову сразу понравился командир его взвода энергичный, стройный лейтенант Сергей Жабин. Он прибыл в Челябинск после окончания Орловского танкового училища почти вместе с первыми курсантами. Новенькая форма командира-танкиста так ладно сидела на нём, что все завидовали и мечтали получить скорее такую - же. На спортивных занятиях Жабин показывал "класс" на коне, перекладине, брусьях и кольцах. Курсанты старались быть похожими на него. Выправка, строевой шаг, "отдание чести"... Лейтенант быстро поднимал правую руку, сжатую в кулак,  к  виску и молниеносно расправлял пальцы, щелкнув каблуками блестящих хромовых сапог.
- Лихо и красиво! Ему  завидовали и старались подражать.
   Жабин всегда был со своим взводом: приходил к "подъёму"- утром и уходил только поздно вечером - после "отбоя". Командиры жили на городских съёмных квартирах. Лейтенант был требовательным, но справедливым и чётко различал "сачкует" курсант, или старается, но не получается, пока, у него. Это был настоящий командир, стать такими же мечтали все его подчинённые.
    Женя Зубов до поступления в Челябинское танковое военное училище уже имел педагогическое среднее образование и, хотя и небольшой, но все-таки опыт работы учителем. Он присматривался к своему командиру взвода, ему нравилось, как лейтенант Жабин вёл занятия по материальной части вооружения, уставам, или строевой и физической подготовке.
Для Евгения он стал чем-то вроде эталона, к которому следовало бы и ему стремиться за укороченный срок учёбы в училище.
    Все знали, что Жабин рвался на фронт, как и некоторые другие его товарищи по  Орловскому танковому училищу, а "орловцев" - молодых лейтенантов, в Челябинском училище было пять человек. Все они были командирами учебных взводов и хотели воевать в действующей армии, но был приказ - обучать молодые кадры, его надо было выполнять беспрекословно.
   3-го июля 1941 года все курсанты замерли на плацу училища. Их взгляды были устремлены на чёрный раструб громкоговорителя. Транслировали выступление И.В.Сталина.
Глуховатый с акцентом голос вождя был хорошо знаком  слушателям. Поразило обращение: " ...Братья и сёстры!"... Великий Сталин обращался ко всем, как к равным... Такое слышали впервые .Стало понятно, что начавшаяся война - не временное явление, а серьёзное испытание всех народов Советского союза. Уверенность , с которой Сталин призывал всех встать на разгром врага, поселилась в сердцах слушавших. Курсанты расходились по своим местам воодушевлённые речью вождя.
   Учёба! Весь день с "подъёма" до "отбоя" был насыщен занятиями и работой. С осени началась для курсантов "практика" - работа на Челябинском тракторном заводе, который перешёл на выпуск тяжёлых танков. Курсанты работали через день: день - работа, день - учёба. Учебные взвода работали в разных цехах: моторном, сборочном, топливной аппаратуры, ходовой части и так по всем системам танка.
    До войны, если даже кто-то из учащихся и видел танк "наяву", своими глазами, то это были  БТ или Т-26. А в цехах завода собирали КВ!
Это была новейшая тяжёлая боевая машина и курсантам предстояло " по косточкам" её изучить., овладеть навыками вождения и ремонта этого грозного оружия.
Евгений Зубов, еще учась в школе, а потом и во время каникул в педучилище, проводил летние каникулы в тракторном отряде, который из Буткинской районной МТС прибывал в колхоз " Большевик" на всё время летних полевых работ. Трактористы даже иногда разрешали ему водить трактор, предварительно показав, как это надо делать. Женя часами самостоятельно пахал "за рулём" колёсников "СТЗ" или "ХТЗ". Он не плохо знал устройство трактора, его узлов помогая ремонтникам тракторной бригады. Порой даже сутками не появляясь дома. Изучил он и принципиальное устройство автомобиля. Но танк! Эту машину "живьём" он увидел только на Челябинском заводе. Его поражало в танке всё: его размеры, броня, вооружение, рёв двигателя. Многие механизмы были ему не знакомы: фрикционы, бортовые передачи, двигатель-дизель «В-2»- мощное сердце машины", механизмы управления, гусеничный движитель, перематывавший "гусеницу" - ленту, торсионы - эти прутковые пружины. А некоторые названия, как например, " ленивец" - были по - смешному странными, другие - "демультипликатор", или "мультициклон" - и вовсе казались загадочными, научными.
    В танке КВ всё для него было ранее не ведомым. Открывался новый для него мир техники, которую он всё время, как помнил себя, очень любил.
Никакой "теории танка" Зубов, конечно, не знал. Он видел "живую" конструкцию, пока ещё слишком загадочную для него.
   В цехах, где работали курсанты училища, часто появлялись конструкторы. Женя смотрел на них как на богов, сотворивших такую мощную машину как танк КВ.
 Курсанты с усердием принялись за изучение танка, особенно вопросов сборки, регулировок, смазок, ухода за машиной. Все " боевые листки", "молнии", стенгазеты, комсомольские собрания - всё было нацелено на успешное изучение материальной части танка, его вооружения, аппаратов связи,  профилактических
 навыков по обслуживанию этой боевой машины.
Но танкисты - это ещё и воины армии и поэтому шло интенсивное изучение уставов Красной Армии, тактике танковых подразделений "взвод-рота", общеармейским порядкам и дисциплине. Пришлось Евгению Зубову  пройти  полный "курс молодого бойца". Увольнения в город никому не давали - приближался день принятия военной присяги. К этому дню активно готовились. И в этот ответственный период - подготовки к присяге курсанты Евгений Зубов и его друг Николай Тихомиров совершили на заводе "проступок" и получили дисциплинарные взыскания.
   А дело было так. Пришли они однажды утром в контрольно-сдаточный цех на работу, а там жарила суета - прибыли "киношники" - съёмочная группа. Из разговоров, со, знакомыми уже, рабочими выяснилось, что готовиться киносъёмка для киножурнала " Урал - фронту!". В глаза бросался яркий лозунг, написанный белыми буквами "метрового размера" на красном полотнище " Всё для фронта, всё для победы!" Лозунг был укреплён на мощном мостовом кране во всю ширину цеха.
    Евгений и Николай в ту смену  переставляли ходовую часть на одном КВ с заменой и шприцовкой опорных катков. В перерывах между работой они с любопытством смотрели в сторону съёмочной группы. Уж очень им хотелось попасть в "кадр". Их рабочее место было недалеко от расставленной аппаратуры киносъёмочной группы. "Киношники" долго возились с осветительными "юпитерами", переставляли кинокамеры. Неожиданно заработал двигатель соседнего танка, плюнул на Зубова и Тихомирова клубом сизого едкого дыма. Минуты две поработав на холостом ходу, двигатель резко увеличил обороты, танк двинулся, выезжая на середину цеха. Затем заводской водитель плавно развернул танк на девяносто градусов и, поставив его вдоль цеха, прямо под мостовой кран, заглушил двигатель. На буксирные крюки (рымы) спереди и сзади рабочие накинули "коуши" чалочного приспособления и крановщик стал выбирать "вира".
   Чалочные тросы натянулись, но машина не оторвалась от  пола цеха. Двигатель заглушили, и танк оставили в этом положении. Водитель вылез  из танка.
Николаю и Жене было ясно, что оператор будет снимать поднятый краном танк.
-  Если залезть в танк, то когда его поднимут, и будут снимать на плёнку, высунувшись из люков, мы с тобой можем попасть в объектив кинокамеры и нас, при  просмотре в кинотеатрах, покажут в этом киножурнале - высказал идею Николай.
" Это было - бы здорово!"- одобрил друга Женя.
Пользуясь тем, что "киношники" были заняты обсуждением каких-то проблем и  не обращали внимания на танк, Зубов и Тихомиров, крадучись и, скрываясь за башней танка, юркнули в люк водителя. Некоторое время сидели тихо, даже не разговаривали между собой: Зубов - на сидении водителя, но, нагнувшись, чтобы не было видно снаружи, а Тихомиров - в башне. Ждали минут пятнадцать. Вдруг снаружи вспыхнул яркий свет и кран начал медленно поднимать танк. Ребята, как по команде, высунулись из люков.
" Стой! Стой! Майна!"- закричал начальник участка, руководивший подъёмом танка. Крановщик немедленно отреагировал, и стал, щёлкая крановым тормозом, опускать груз.
Послышались крики и угрозы, но ребята их не слышали, только видно было из люков, как размахивал руками начальник участка. Зубов и Тихомиров быстро выскочили из танка и стояли молча. Появился командир их взвода лейтенант Жабин и приказал "виновникам" следовать за ним в угол цеха - в "курилку".
Зубов и Тихомиров молча проследовали за лейтенантом.
" Вы что, "танкисты"? Захотелось стать киноартистами? Решили, что страна увидела своих "героев"?- начал разбор происшествия Жабин. Зубов и Тихомиров молча стояли по стойке "смирно".
" Объявляю каждому пять нарядов вне очереди! По прибытии в часть доложите об этом старшине!" - приказал комвзвода.
" Есть пять нарядов вне очереди и доложить старшине"- одновременно ответили курсанты. Инцидент был исчерпан. Осталось отбыть наказание - первое в их армейской жизни.
Ни знакомые, ни родные так и не увидели их на новом танке в киножурнале. Пять дней подряд после "отбоя" Зубов с Тихомировым драили швабрами полы в казарме.
   " Первый взвод! Подтянись! Шире шаг! " - раздался в темноте голос командира. Курсанты строем возвращались с тактических занятий. Целый день, с утра и до позднего вечера, шли занятия. Всё то, что отрабатывалось до этого дня в составе экипажей и взводов, стало проверяться поротно. После обеда, который был прямо в поле - сухим пайком, разыгрывался "бой". Две танковые роты оборонялись, а две другие, в том числе и рота в которой служили Зубов и Тихомиров, - наступали. Действовали поэкипажно - "пеший по - танковому". Все элементы: разведка, боевое охранение, боевой дозор и другие,- как и положено, по уставу,- разыгрывались уже не в классе, а в поле, на местности. "Углом вперёд", " углом назад", " уступом справа", "уступом слева", - все виды построения  подразделений в атаке использовались на учении. Среди экипажа танка, а он на КВ состоял из пяти человек, роли также были распределены: командир ,  механик-водитель старший, командир орудия, стрелок-радист и механик-водитель младший (он же заряжающий). Зубов был механиком-водителем старшим - "вёл танк" по команде "командира танка": 
"Выстрел орудия справа!"- командовал командир, и Евгений обязан был "повернуть танк" "лбом" на выстрел.
"Короткая! (остановка)" - Евгений останавливался и весь "экипаж" его тоже.
"Выстрел!" - командир орудия отвечал: - "Есть выстрел!" - это означало, что он (орудие танка) произвело выстрел.    
Со стороны, наверное, было забавно наблюдать, как группы курсантов (по пять человек в каждой) "паровозиком" двигались по местности - изображая танки в разных ситуациях "предполагаемого" боя. Но такова - наука побеждать и этому приходилось учиться и даже очень серьёзно.
   В 21.00 прямо на опушке, около небольшого берёзового колка, закончился разбор занятий "на местности". Командир батальона майор Самолук подвёл итоги:
" Наступающие действовали смело, уверенно, грамотно, использовали складки местности, правильно маневрировали". Перейдя к оценке действий "обороняющихся" - майор отметил:
" Упорно "дрались"- молодцы!  Атаки превосходящих сил "противника" отражали умело и решительно! При прорыве противника  грамотно организовали "очаги сопротивления", "истребляя" и подавляя натиск и технику наступавших!
   Рота капитана Проценко  получила благодарность. Были отмечены командиром батальона несколько экипажей, в их числе был экипаж, старшим механиком-водителем в котором  был Женя Зубов. Это как-то "сгладило" его проступок "киноартиста".
   От усталости подкашивались ноги. Наконец прозвучала долгожданная команда: - В расположение части, шагом  марш!
Все строем направились к городу, до которого было девять километров. "Запевай!"- подал команду комбат.
   
          " Собрали нас из разных мест и далей,
            Чтоб научить - отлично воевать!
            Мы в дни войны  училище создали.
            Оно для нас теперь - родная мать!  начал "запевала".

    Сначала робко, но вскоре всё увереннее и звонче его поддержали курсанты:

            Страна дала нам грозные машины,
            Мы будем бить по грозному врагу!
            Вперёд, танкист, в суровую годину!
            Вперёд, танкист, - питомец ЧТУ!         
  Этот марш,  слова и мелодию написали сами курсанты. Слова, в основном, написал Евгений Зубов. В этот день его "исполняли" впервые, но на все девять километров пути его не хватило. Пели "По долинам и по взгорьям", "Три танкиста", "Эй, вратарь, готовься к бою" и другие известные песни. Усталость брала своё; - песни становились всё слабее и слабее. Солнце давно уже опустилось за горизонт, стало совсем темно. Под мерный топот курсантских сапог некоторые стали засыпать на ходу. Вот тогда и Зубов впервые увидел (да и сам "попытался") как спят в строю на марше. Идёт человек в ногу, с остальными, даже голову держит прямо, а глаза закрыты - спит! Спит и ничего не слышит,  пока его не толкнут в бок.
   На окраине Челябинска, за километр-полтора до казарм, батальон, возвращавшийся с учений, поджидал духовой оркестр училища, который выслали для встречи и сопровождения колонны. Как только впереди ударил барабан, и зазвучали трубы оркестра все "проснулись", подтянулись, приободрились и "взяли ногу". Шаг стал чётким и твёрдым. Вот так повлияла духовая музыка на усталых "вояк".
    Батальон под оркестр  вошёл на территорию училища ровным строем и твёрдым шагом, несмотря на усталость и страстное желание скорее поужинать и спать!
По распорядку дня полагался ужин, который быстро кончился. Курсанты были голодными почти всегда. Молодые парни много трудились и после скудного "сухого" пайка - дневного обеда, все готовы были съесть хоть быка.
     Подошло время принимать военную присягу.
Весь вечер накануне этого важного события Женя Зубов, являясь членом ротной "редколлегии", готовил специальный номер стенгазеты. Акцент всех материалов газеты был направлен на то, что молодые воины, будущие красные командиры, клялись в военное время, когда уже шла тяжёлая война, не щадя своей крови и самой жизни, защищать любимую Родину, клялись ещё лучше учиться, быстрее овладевать новейшей боевой техникой.
   На следующий день Евгений Зубов и его товарищи-курсанты принимали воинскую присягу. В училище прибыли представители областного комитета ВКП (б).
Зубов стоял в первой шеренге. Именно в эти минуты он и его товарищи почувствовали огромную ответственность перед Родиной. В сознание каждого вошла мысль, что каждый из них, а не кто-то другой, должен, обязан остановить и разгромить врага, освободить нашу землю от захватчиков. С этого момента судьба Родины - в их руках.
    Это были торжественные минуты. Мальчишки становились защитниками. Присягу Родине принимают один раз в жизни. С этого момента курсанты стали полноправными бойцами Красной Армии.
    Начался октябрь 1941 года. В училище продолжалась напряжённая учёба. Сводки советского информбюро становились всё более напряжёнными. Из сообщений по радио было ясно, что враг рвётся к Москве. Несмотря на упорное сопротивление наших войск, немцам удавалось продвигаться всё дальше и дальше в глубь страны. Все осознали, что быстрой победы над врагом ждать не следует, её придётся добывать большими усилиями и кровью. Это настраивало курсантов Челябинского танкового училища на упорное ускоренное освоение знаниями и техники. Каждый мечтал попасть на фронт и сражаться с фашистами. Но одного желания было мало. Ускоренный курс подготовки требовал максимальной отдачи, и ребята старались, несмотря на усталость и трудности военной жизни. Особое внимание при слушании сводок с фронтов курсанты уделяли "танковым" моментам.  Командиры и политработники рассказывали о том, как действовали немецкие танковые генералы. Именно с их "подчинёнными" им - курсантам-танкистам в скором будущем предстояло встретиться в бою.
    7 ноября 1941 года в день празднования 24-й годовщины Октябрьской революции все курсанты, затаив дыхание, слушали передававшийся по радио репортаж с Красной площади. Военный парад в городе, находившимся на военном положении… Это произвело сильное впечатление на всех. Это прибавляло сил, укрепляло веру в победу. Народ поднялся на борьбу и его порыв уже не могли остановить никакие усилия врагов.
     Выпал снег. Первые уральские морозы дали о себе знать. В ботинках с обмотками, да в шинельках "б.у." в холодных, практически неотапливаемых "классах"-бывших дощатых конюшен, было неуютно.Чернила на столах преподавателей покрывались льдом. В коридорах некоторых помещений были установлены печки "буржуйки". В перерывах между занятиями курсанты жались к этим печуркам, совали носки своих ботинок прямо в огонь, чтобы хоть немного согреть окоченевшие ноги. Все очень активно участвовали в строевых занятиях на плацу. Движение было - не только двигателем прогресса, но и источником тепла.
Преподаватели рассказывали, что основная часть немецкой механизированной и бронетанковой техники использовала для двигателей  синтетический бензин, который создавал большие трудности для работы двигателей в холодное зимнее время. Это помогало курсантам морально - легче переносить временные трудности суровой зимы.
    Работа на заводе зимой стала привлекать ещё больше;- там было тепло! Участие курсантов в производственном процессе давало не только учебную пользу. План выпуска танков выполнялся успешнее и в этом были заинтересованы и курсанты и рабочие.
    Однажды, в одну из ночных смен, в танкосборочном цехе Челябинского Кировского завода ( он стал так называться после прибытия из Ленинграда оборудования и рабочих эвакуированного Ленинградского Кировского завода) появился Маршал Ворошилов. Вместе с ним пришли: директор завода И.М. Зальцман, представители Обкома партии, парторг завода и сопровождавшие их лица. Начался короткий митинг. Открыл его парторг завода (он же второй секретарь обкома партии). Выступавшие говорили кратко. Речь шла о положении на фронтах и задачах заводчан по увеличению выпуска танков КВ.
С коротким выступлением обратился к собравшимся  К.Е.Ворошилов. На вопрос одного рабочего: " Когда же Красная Армия погонит фашистов?"- Ворошилов ответил: - " Если Вы удвоите выпуск танков, то я обещаю, что в декабре немцы побегут!".
   Во время этого митинга Женя Зубов впервые увидал главного конструктора танка КВ  Жозефа Яковлевича Котина. Молодой, красивый военный, в отлично подогнанной форме полковника. В его понятии Котин был человеком необыкновенным - ведь это он сконструировал такую сложную и грозную машину.
На митинге  выступил директор завода Зальцман. - небольшого роста мужчина, в чёрной кожаной куртке. Он заверил Ворошилова, что кировцы справятся с поставленной задачей и попросил Климента Ефремовича передать товарищу Сталину, что - кировцы своё обещание выполнят!
   А в скором времени все узнали об успешном контрнаступлении наших войск под Москвой. Сообщения о ходе наступления слушали с улыбками на лицах.          
С огромной радостью все слушали сводки совинформбюро. Покатились вспять хвалёные гитлеровские дивизии! С большим воодушевлением была встречена эта весть и на заводе и в училище. Несмотря на сильные морозы и полуголодные пайки, хотелось радоваться, смеяться и петь. К началу передачи сообщений по радио все, кто мог, старались поближе быть у репродуктора. С огромным вниманием люди слушали каждую сводку новостей с фронта с перечислением освобождённых в ходе наступления наших городов и взятых у противника трофеев - техники и вооружения.
   Питание курсантов было скудным. Желудок всегда был готов принять дополнительную порцию хлеба, каши  или овощей. В наряды на кухню посылали не в наказание, а как в порядке поощрения. Там всегда что-то перепадало дополнительно к полагающейся порции: миска щей или половник ("разводящий")
каши. Хуже было с куревом. Курсантам табак не выдавали совсем, а купить его  было негде, кроме "чёрного рынка" у проходной завода. А там " лёгкий табак" (трубочный) стоил десять-пятнадцать рублей за спичечный коробок, которого хватало на четыре нормальные закрутки ("цыгарки"). Денег курсанты не получали и покупать было не на что.
 Однажды  Женя Зубов получил  из дома посылочку. Мама где-то, каким-то чудом достала двадцать пачек папирос "Красная звезда". Вот это была радость! Но, всего на три дня. Взвод - есть взвод;- все друзья, все товарищи!  Раздал Женя всем курящим по пачке; пачку - старшине, пачку - командиру взвода ( у командиров тоже не было курева), осталось у него самого всего три пачки - вот и вся посылочка!
    Неожиданно в училище появился "фабричный табак". Все курящие перестали страдать и курили без экономии.  Этот табак никто не выдавал и не покупал. Он появился другим путём...
Рядом с забором, ограждавшим училище со стороны города, находился железнодорожный тупик. В него загнали четыре открытых "пульмана" и поставили деда с берданкой (очевидно не заряженной) охранять эти вагоны.
Контрольно-пропускной пункт (КПП) училища, где постоянно находился дежурный, был в двадцати метрах от крайнего вагона. Как и кто, первый  узнал, что в вагонах находится листовой табак, спрессованный как сено  в большие тюки, перевязанные шпагатом, никто не спрашивал. Вот этот табак и появился в карманах курсантов. Да если бы только в карманах! Как выяснилось через несколько дней, - табаком оказались набиты даже матрацы у некоторых курсантов первого батальона. Обнаружилось это тогда, когда в казарме у них настолько распространились запах и пыль от высохшего табака, что все , во время "отбоя" или " подъёма" начали чихать , кашлять и сморкаться. Срочно была организована проверка казармы. Вытряхнули столько спрятанного табака, что его хватило бы на всё училище не менее, чем на год! Незамедлительно последовала "расплата"! Особо запасливых посадили "на губу", других отправили в "наряды вне очереди", но не на кухню. 
   Батальон, в котором был Зубов, - при проверке "пронесло". Никто из курсантов в матрацах и подушках табак не прятал, Месяца два они были обеспечены "бесплатным " табаком.
  Оказалось,  что вагоны попали в тупик с эвакуированной табачной фабрики. Фабрика налаживала производство в Челябинске, а о вагонах с табаком или забыли, или ещё не сообщили.
   Обсуждали коллективное растаскивание (а по существу - хищение в условиях военного времени) табака на собраниях и дали этому "явлению" суровую оценку. Зачинщики получили (помимо дисциплинарных наказаний) выговоры по комсомольской линии.
   Учёба продолжалась. Наступило время практических занятий с техникой: вождение автомобиля, трактора, танкеток и танков. Обучение началось с тренировок на простейших тренажёрах: сидении водителя, подпружиненных рычагов бортовых фрикционов, педалей главного фрикциона, горного тормоза и аппаратуры подачи топлива. На щитке водителя были съимитированы кнопка стартера, тахометр, вольтметр и амперметр. Кулиса была поставлена настоящая, только тяги к ней не были присоединены. На таком тренажёре, по команде инструктора, отрабатывались навыки элементарных действий водителя танка. Зубов с большим усердием занимался на тренажёрах. Ему непременно хотелось скорее научиться всему и делал он это успешно и с грамотно.
- Заводи!
- Тронуться с места!
- Вторая! Третья!
- Поворот вправо! Поворот влево!
- Остановка!
- Тормози двигателем! - следовали команды инструктора.
Инструктор засекал время выполнения различных манипуляций. В танке курсанты тренировались на месте, не запуская двигателя. Наконец настал день начала вождения танка. Зубов один из первых самостоятельно проехал один круг - примерно 500 метров - на танке КВ. Инструктор сидел слева от него - на месте стрелка-радиста. Все подготовительные операции к пуску двигателя танка (подкачать топливо ручным насосом, включить выключатель "массы", проверить " нейтраль" на кулисе, рычаги перевести в переднее положение, сбросить сектор " ручного газа", выжать педаль главного фрикциона) - Женя провёл правильно, довольно быстро и в нужном порядке. Нажал на кнопку стартёра - двигатель заработал  и стал плавно набирать обороты, но, когда, включив первую передачу, он быстро отпустил педаль главного фрикциона - двигатель заглох! Зубов не успел добавить топлива правой ногой. Велико было его разочарование, но инструктор поддержал его: " Троганье с места многим даётся не сразу, плавней работай!"
Следующая попытка оказалась успешной, сказалось, что до войны он немного водил трактор и быстро усвоил, то, что говорил инструктор.
Танк тронулся с места, и Женю охватила радость, даже восторг! Он сам вёл эту мощную и грозную машину!      
   Курсанты изучали материальную часть отечественных и зарубежных танков, особенно германских. Управлять танком - не автомобилем, надо было прикладывать к рычагам и педалям значительные усилия. Но управлять этой мощной машиной ему нравилось. Когда танк набирал скорость - чувствовалась его мощь, масса. Ровно рокотал дизель, гусеницы бросали вперёд комки прессованного снега, машина плавно раскачивалась на ходу.
   Водили КВ по - очереди всем взводом. Времени между заездами было много, его использовали для тренировки на тренажёре и вождении танка Т-27.
Это была лёгкая танкеточка с автомобильным двигателем. Рычаг переключения передач у неё располагался между коленями водителя - очень неудобно. Карбюратор находился вплотную у правого бока водителя и почему-то довольно часто загорался. У двух курсантов даже шинели прогорели. А о "мощи" этой машины можно было судить по одному случаю.
Был во взводе крепкий рослый курсант по фамилии Турков. Здоровый детина килограммов на сто весом. Однажды "на спор" он выдолбил каблуками своих кованых ботинок лунки на гладко укатанном снежном покрове, взялся руками за буксирный крюк на корме танкетки, упёрся ногами и держал " за хвост" машинку, а водитель включил передачу, отпустил сцепление и ... Машина забуксовала, но с места не тронулась.
   В те дни, когда курсантов вывозили на танкодром для вождения, были самыми интересными. Огорчало лишь то, что учебных танков было мало и водить приходилось по десять - двенадцать минут в день. Материальной части, даже для ускоренного обучения, в училище не хватало. В танках нуждался фронт.
 Зато технические классы очень быстро оснастились различными узлами и агрегатами танка: коробками передач, макетными двигателями, узлами ходовой части. Теория преподавалась на высоком уровне, а вот из-за недостатка машин практики вождения было мало, особенно для будущих старших механиков-водителей.
    Весной 1942 года учебные программы ещё больше "спрессовали". К этому добавилась борьба за успеваемость, соревнование взводов, рот, батальонов на строевых смотрах, боевых стрельбах из винтовок и личного оружия. Курсанты чувствовали, что это "ускорение" означало, что фронту требовались кадры, а техника выпускалась всё в большем количестве. Заработали эвакуированные предприятия.
    Из сообщений по радио и газет было известно, что, несмотря на успехи Красной Армии, в конце 1941 года, начале 1942, положение страны оставалось, пока, тяжёлым: врагом были захвачены сотни городов, тысячи сёл, многие экономически важные районы - Прибалтика, Белоруссия, большая часть Украины и Донбасса; немецкие войска заняли Крым, блокировали Ленинград, в осаде находился Севастополь.         
События последних шести месяцев, особенно битва под Москвой, вселили в сердца наших людей надежду, что скоро в ходе войны начнётся перелом и Красная армия погонит захватчиков с нашей земли.
   Несмотря на перенасыщенность учебной программы, командование училища иногда устраивало курсантам коллективные посещения кинотеатра имени А.С.Пушкина в городе. Два раза за зиму курсанты посещали городской драматический театр имени Цвиллинга, где выступали артисты московских театров.
   Первый раз в жизни Женя Зубов посмотрел настоящую театральную постановку - шла "Свадьба в Малиновке".
Приближалось время государственных экзаменов. Помимо штудирования конспектов и различных наставлений не прекращалась работа на заводе. В редкие минуты перерыва курсанты "потихоньку" от начальства штамповали себе из латунного листа лейтенантские "кубари"  и покрывали их красной эмалевой краской, вырезали нарукавные нашивки- шевроны, штамповали и выпиливали надфилями " молоточки" - эмблемы воентехников. Было известно, что знаков различия для выпускников не выдадут, и потому каждый старался изготовить их сам.
   Сдача экзаменов прошла как-то буднично, без особой торжественности. Сдали все, но по разному. Тем, кто сдал всё на "отлично"- присваивалось звание "техник-лейтенант", а остальным - "младший техник-лейтенант". Зубов все экзамены сдал на "отлично" и с большой гордостью нацепил на петлицы по два "кубаря" сразу после объявления приказа о присвоении первых воинских званий курсантам училища. Теперь его надо было называть - средний командир Красной Армии! Техник-лейтенант. Все с нетерпением ждали назначения и отправки на фронт.
   Из разъяснений своих командиров выпускники знали, что их будут назначать старшими механиками-водителями тяжёлых танков КВ или же заместителями командиров танковых рот по технической части ("зампотехами"). Всем было выдано новое хлопчатобумажное обмундирование и кирзовые сапоги вместо ботинок с обмотками.
Следующие два-три дня были относительно свободными. Некоторые, в том числе и Зубов, получили увольнительные в город и посещали кинотеатр, чтобы убить время. Было совершенно непонятно - ускоренный курс обучения, шла война, надо скорее ехать на фронт, а тут пришлось несколько дней болтаться по городу.
 Наконец  выпускников стали группами вызывать в штаб училища и направлять в маршевые роты, которые формировались в Челябинске, оснащались танками "КВ" и "КВ-1С" и отправлялись на фронт.
" Пойдём со мной! В штаб вызывают! - сказал Зубову его бывший уже командир взвода Сергей Жабин.
Евгений удивлённо посмотрел на него, но молча повиновался. "Почему он пригласил меня идти с ним в штаб?- думал Зубов,- ни с кем до этого он не ходил, а мне предложил?"
В штабе сразу всё разъяснилось. Начальник училища показал Зубову приказ о назначении его командиром учебного взвода нового набора. Лейтенант Жабин назначался командиром учебной роты.
Евгений сразу догадался, что идея, сделать его командиром учебного взвода, принадлежит Жабину. Вскоре он сам признался в этом Евгению.
Зубов пытался возражать, даже высказал подполковнику , что не хочет быть командиром учебного взвода, а просит отправить его на фронт. Подполковник спокойно его выслушал. Потом объяснил, что для училища нужны кадры, а наличие среднего педагогического образования - дополнительное положительное обстоятельство для того, чтобы оставить его, Зубова, в училище. Евгений продолжал упрямиться, тогда начальник училища строго заявил, что по уставу должен подчиниться приказу командования, иначе отказ выполнить приказ будет расценен как невыполнение приказа в военное время. Подействовало!
Из штаба Зубов вышел командиром взвода, а рядом с ним шагал его непосредственный начальник - командир роты лейтенант Сергей Жабин.

Глава     3.                Опять учёба




   - Взвод! Становись!
   - Равняйсь! Смирно!
- По порядку номеров расчитайсь! -
Командовал техник-лейтенант Зубов.
Перед ним стояли двадцать восемь парней второго набора Челябинского танкового училища. Их только что переодели в военную форму, и они старались, как можно чётче выполнить команды своего командира.
   В строю, они все казались ему одинаковыми, разница была только в росте. Очень высокий Агеев - на правом фланге, а маленький (160 см) Шимолин - на левом. Всё повторялось, кроме одного - новый набор пришёл в уже обжитые, оборудованные помещения и классы в организованное и неплохо оснащённое училище.
   С первого знакомства Зубов обратил внимание курсантов на выправку. Стоять по стойке смирно они не умели, кто голову втянул в плечи, другой руки спрятал за спину, колоколом выпятил грудь.
Комвзвода прошёл вдоль строя, проверяя заправку обмундирования. Некоторые совсем не умели мотать обмотки, они сползали с ног, а двое  парней надели поясные ремни - пряжкой справа. Все было как у первого набора.
"Сегодня по плану занятий индивидуальная строевая подготовка: выйти из строя, встать в строй, пройти строевым шагом мимо командира и приветствовать его, отбивая чёткий шаг"- объяснил Зубов своим курсантам,- на первый - второй, расчитайсь!
-Первый! - Второй! - Первый! - Второй! ...
" Нечётные номера командуют, чётные - выполняют полученные команды! Разойдись!" - приказал комвзвода Зубов.
По всему плацу попарно разбрелись его "орлы". Евгений смотрел на них и вспоминал своё "учение".  Видя, что у некоторых нечётко получается выполнение полученных команд, он стал подзывать их, по одному, и показывать, как  следовало выполнить полученную команду. С этого дня строевая подготовка проводилась по два часа ежедневно. В учебном классе шло изучение уставов  (два часа) и оружие: винтовка Мосина, пулемёт "ДТ" (Дегтярёв танковый), пистолет "ТТ".
И так каждый день от "подъёма" до "отбоя" - с взводом. Молодые командиры взводов жили в той же казарме, отгородив свой "угол" простынями от курсантских нар. Питались в той же столовой, только за отдельным столом. Первая задача, которую поставил себе Зубов - поскорее узнать каждого своего курсанта, а потом искать индивидуальный к нему подход. В условиях военной учёбы - напряжённой, тяжёлой, характеры выявлялись быстро. Один - волевой, настойчивый, другой - исполнительный, но вялый, не энергичный. Ему удалось за две недели достаточно хорошо узнать ребят. Он уже заранее мог предугадать, как отреагирует тот или иной курсант на посылку в наряд на кухню, или мыть пол в казарме. Он уже знал, кто больше любил техническую учёбу, а кто "плавал" в технике.
   Новички все были со средним образованием, поэтому политзанятия, изучение матчасти оружия, уставов шли успешно. Успеваемость, а это являлось важным показателем его - взводного, работы, была не хуже, чем в других взводах и это его радовало.
    Когда Зубову удавалось хоть немного побыть одному, одна мысль не давала ему покоя - "Не его это работа! Его место - в танке на фронте!"
Он считал себя к этому вполне подготовленным, ведь окончание училища на "отлично" давало ему такое право. После долгих раздумий подал он рапорт на имя начальника училища: " Прошу отправить на фронт в действующую армию!" Получил резолюцию - "Отказать!"
Переживал долго. Оставаться в тылу, когда его товарищи по первому выпуску уже воевали, было обидно. Целый вечер просидел с думой  об "Отказе".
В его голове вертелись всякие мысли, каким ещё путём можно было добиться отправки  на фронт, минуя начальника училища?
   Приходили на ум самые невероятные варианты, вплоть до обращения к Верховному главнокомандующему И.В.Сталину. Но напряжённое время учёбы с взводом день ото дня сглаживало в его душе обиду и недовольство.
   После подачи второго рапорта (через двадцать дней после первого) последовал вызов к комиссару училища.
- " Требовать - объяснить причины, побудившие вас писать второй рапорт, я не стану! Не надо! Вы делаете более важное дело здесь. Не понимаете задач ускоренной подготовки танкового комсостава для действующей армии. Думаете только о себе!" - строго заявлял ему комиссар.
Результатом - был очередной "Отказ".
 А через две недели Зубов подал третий рапорт.
Пространно, на двух страницах, изложил он свои "доводы" и добавил, что - "... При очередном отказе в моей просьбе, буду вынужден обращаться к "вышестоящему командованию".
Вызвали его в штаб училища. Зачитали приказ об освобождении от обязанностей командира взвода и направили в маршевую роту батальона формирования танковых экипажей старшим механиком-водителем тяжёлого танка. Настойчивость молодого лейтенанта, видимо, надоела высшим командирам, и они решили "удовлетворить", наконец его просьбу об отправке на фронт.
   Зубов побежал в казарму к своему ротному командиру, чтобы  немедленно сдать взвод, рассчитаться по всем статьям, получить документы (денежные, вещевые, продовольственные) и отбыть в маршевую роту.
   Батальон формирования размещался около запасной проходной Челябинского Кировского завода. Кончилась для Зубова его командно-педагогическая деятельность!
   Формировался полк прорыва из тяжёлых танков КВ-1с ( усовершенствованный КВ). Двадцать один танк в полку: четыре роты по пять машин в каждой. В роте два взвода по две машины и машина командира роты. А взвод? Во взводе - была одна машина линейная, а другая - командира взвода. Двадцать первый танк в полку - командира полка.
   Зубова назначили старшим механиком-водителем у командира второго взвода, первой роты тяжёлого танкового полка прорыва.
"Вот так часть!"- изумился Евгений,- в полку всего восемь "линейных" машин, остальные тринадцать - командирские!"
Больше двух месяцев в каждой газете, в каждой сводке последних известий, обязательно сообщалось о Сталинградском направлении. Шли упорные оборонительные бои в междуречье Дона и Волги. 
15 октября 1942 года немецко-фашистские войска на узком участке прорвались к Волге в районе Сталинградского тракторного завода.
    В Челябинске выпал первый снег, а на следующий день Зубов и его товарищи получали  танки КВ-1с прямо в сдаточном цехе завода. Танки имели белую окраску для маскировки на фоне снега.
" Давай, техник, выбирай машину, которая получше и будем её объезжать!" - приказал  Зубову командир его взвода Виктор Ферапонтов.
" А как выбирать? Они снаружи все одинаковые!" - призадумался Евгений. Зубов внимательно просмотрел  цеховые паспорта всех пяти машин и выбрал ту, у которой в паспорте было меньше, чем у других замечаний военпредов. Сверил ЗИП по комплектовочной ведомости, лично получил танковые часы, перочинный ножик и кусок шёлкового полотна для фильтрации топлива при заправке танка.
   После этого весь экипаж осматривал выбранную машину. Командир танка и командир орудия проверяли вооружение, боеукладки, прицел, смотровые приборы, а сам Евгений Зубов  и младший механик-водитель Николай Кульков - работу механизмов рычагов, усилия на педалях, заправку топливом, антифризом, маслом, укладку возимого ЗИПа и многое другое. Радист Юрий Прозоров проверял рацию, ТПУ (танковые переговорные устройства) и шлемофоны всего экипажа.
Настоящая (рабочая) проверка была проведена "на ходу", когда рота опробовала танки на заводской пробеговой трассе. Танки вели механики-водители экипажей, а не заводские. Это было первое управление "своей " машиной! Замечаний по "матчасти" выявлено не было. Да и могло ли быть? За плечами у Зубова был "опыт" вождения КВ - семь часов.
 При погрузке в эшелон, заводить танки на платформы - наиболее ответственная операция для водителя, а для новичков - особенно. Ширина танка по наружным кромкам гусениц больше, чем ширина платформы вагона. Обе гусеницы только половиной ширины траков идут по платформе, а остальная часть каждой гусеницы - висит в воздухе. При погрузке Зубову пришлось проехать три свободных платформы, чтобы въехать на "свою"! Командир танка сам показывал ему правильное направление руками, сам, пятясь задом по платформам, с одной из которых он сам чуть было, не свалился, оступившись на сцепке. Танки грузились "торцевой" погрузкой. Обошлось всё благополучно. Закрепив танки растяжками - поволоками и закрыв и обвязав брезентом, погрузку закончили поздно ночью. Паровозик ОВ "овечка" вытащил эшелон с завода на "пятый километр". Экипажи разместились в "теплушках" - вагонах, оборудованных печками "буржуйками".
 Несмотря на усталость, настроение у всех было боевое! Впереди фронт. Скорее в бой!

Глава   4.                Между Доном и Волгой



   Эшелон шёл на юго-запад. На коротких остановках из теплушек выпрыгивали люди одни  бежали за кипятком, другие на платформы к своим танкам - поправлять укрывочные брезенты и их обвязку. При движении встречным ветром сильно трепало брезенты, рвало на углах передних и задних подкрылков, на стволах пушек. Обтягивание верёвками помогало мало; - все брезенты были сильно порваны.
  "Снять укрывочные брезенты и уложить по-походному!" - Передали по эшелону приказ командира полка.
Температура воздуха опустилась ниже нуля и, в открытых всем ветрам танках, возникла опасность трудного запуска дизельных двигателей. Никаких подогревателей и других средств, обеспечивающих разогрев системы охлаждения и смазки двигателя, на КВ-1с не было. Опасности - разморозить дизели не было - охлаждающая жидкость была слита и, чтобы не прихватило водопомпу, залили спирт (около литра).
" Это подумать только!"- сокрушался Зубов, - "Такой дефицитный продукт и залит в танк!"
Но как запустить переохлаждённый дизель  В-2? Аккумуляторы, охлаждаясь, тоже теряли ёмкость. Правда, был в баллонах танка сжатый воздух. Но запускать двигатель воздухом возможно один - два раза на холоде, а дальше как? Воздуха нет, аккумуляторы - сели...
   На очередной остановке поступила команда: "Заправить системы охлаждения горячей водой, запустить и прогреть двигатели, экипажам следовать в танках, личные вещи из теплушек взять в машины!"
Три паровоза поочерёдно подходили по параллельному пути к эшелону с танками и по длинному шлангу заправляли машины горячей водой из своих котлов. Даже полного котла одного паровоза не хватало для заправки водой всех танков,  каждый из которых "выпивал" по восемьдесят литров.
После такого разогрева дизели легко запускались стартёрами.
   Кухни в эшелоне не было. Перед отправкой всем был выдан сухой паёк на пять суток. В него входили: рыбные консервы, хлеб, чай, сахар, брикеты горохового пюре. Этим " запасом" питались люди, добывая на остановках кипяток, или кипятили на " буржуйках". Заваривали и размешивали в кипятке гороховое пюре.
     На всех станциях и разъездах западнее Урала была введена полная светомаскировка. Ни одного открытого фонаря не горело ночью на станциях, Сигнальные огни светофоров и стрелочных переводов были приглушены щелевыми насадками и длинными козырьками, закрывавшими свет сверху.
   Экипажи танков находились внутри своих машин; там было теплее, чем снаружи на платформе.
За три недели пребывания в полку во время формирования и по пути следования в эшелоне, члены экипажа хорошо познакомились друг с другом. Узнали характерные черты характера, вкусы, настроение каждого. Из пяти членов экипажа четверо были комсомольцами: командир, младший механик, стрелок-радист и Евгений Зубов. Один только командир орудия, чаще его называли "наводчиком", Семён Анкудинович Демьянов- человек уже "пожилой"- ему было почти тридцать лет, был беспартийным.
   Командир танка лейтенант Виктор Ферапонтов - выпускник Казанского танкового училища, уроженец Владимирской области, до училища окончил десятилетку, был большим любителем песен. Знал их много и сам , имея хороший голос, пел их очень душевно. Любимой его песней была "Тройка удалая". В редкие минуты уединения экипаж замечал, что командир, достав из нагрудного кармана фотографию девушки, внимательно рассматривает её и молчит. Это была его любовь - Зина, которая жила в Муроме. Часто он вспоминал её, но рассказал о ней только один раз и то - коротко. Виктор был парень не суетливый, не крикун, как некоторые, чересчур "требовательные" командиры. Ферапонтов любил сам делать трудоёмкие работы по уходу за танком и другие "экипажные" дела. Казалось, что и в боевой обстановке он будет смелым находчивым командиром взвода и хорошим, справедливым и чутким командиром экипажа своей машины.
   Семён Демьянов - омский тракторист, в Красной Армии служил с начала 1942 года, был наводчиком  в артиллерии. Где-то между Тюменью и Омском осталась у него семья - жена и двое детей. Человек он был спокойный, покладистый, с прижимистым характером. Табачком, к примеру, без просьбы, не делился, сам не предлагал. Никто не знал, что он возил в своём вещмешке. Но мешок был всегда набит так, что в люк танка пролезал еле-еле. Не любил Семён анекдоты - не только рассказывать, но и слушать. Любил во всём аккуратность: котелок после обеда так вычищал внутри хлебной корочкой, что и мыть не надо было; крошки хлебные собирал в ладонь и смахивал в рот. Гимнастёрка его всегда была аккуратно заправлена с чистым подворотничком. Командир орудия Семён Демьянов на учебных стрельбах в Челябинске точно определял дистанцию, орудие наводил не спеша, редко делал промах, попадая в цель, как правило, первым же снарядом. Одно его всегда раздражало - теснота в танке у прицела, не то, что у полевой пушки. В экипаже всё чаще стали его называть "батей", а он и не возражал. Так и стали его называть все, включая командира.
   Совсем другой склад характера был у младшего механика Николая Кулькова, двадцатилетнего парня из Челябинской области. До призыва он, окончив восемь классов школы, работал слесарем-механиком на заводе. Был не женат, как и все в экипаже, кроме "бати". Николай был прямой противоположностью Демьянову. Обмундирование чаще было измазанным больше, чем кого-либо из экипажа, вещи свои он вечно разбрасывал  в вагоне или в танке, пока командир не заставлял прибраться. Особенно не любил бриться, хотя обрастал довольно быстро. Зато, по всякому поводу и без повода, у него всегда был готов анекдот. Знал он их великое множество. Кульков в танковом Челябинском училище служил в батальоне облуживания. Умел хорошо водить танк КВ и не плохо знал его устройство. Если бы ему добавилось аккуратности во всём, в том числе и по уходу за машиной, цены бы ему не было, смышлёный был парень.
Стрелок-радист Юра Прозоров пошёл в армию добровольцем. Семнадцатилетний паренёк, окончивший курсы радистов,  уроженец Харькова, эвакуировался с  родителями в Челябинск, когда переводили моторостроительный Харьковский завод. Очень любил Юра своё радио и стрелковое оружие. Он был просто неравнодушен к пулемётам, автоматам, пистолетам, взрывателям и гранатам. Это была его страсть. Энергичный, непоседливый, но толковый парень с трудом привыкал к армейской дисциплине: то забывал доложить о том, что выполнил задание или команду,
то выказывал недовольство по поводу задания, которое уже выполнил и повторять не хотел по "причине хорошей памяти".
    Экипаж стал дружным и каждый знал своё место и обязанности. Между собой все решили добиться взаимозаменяемости. Командир танка и Зубов, как средние командиры ( офицерами их тогда ещё не называли) обязаны были уметь водить танк, стрелять из пушки, владеть рацией, командовать экипажем.    
Демьянов умел работать на рации, Прозоров умел. Все хорошо понимали, что надо готовиться воевать долго и умело. О том, что на фронте могут убить или тяжело ранить - не было таких мыслей, вслух этого никто не высказывал и разговоров на темы "гибели" никто не вёл. Они морально уже были готовы ко всему, но при этом старались лучше освоить свои воинские специальности: овладеть знаниями и уменьем воевать, чтобы выжить и победить врага. Фронт представлялся какой-то сплошной линией, разделившей наши и фашистские войска. Вот эту "линию" надо было побыстрее "перемещать"  на запад. Танк КВ-1с представлялся им подвижной бронированной крепостью, которую немцы и пробить-то не должны. А уж экипаж даст врагам "прикурить"!
На одной из маленьких станций эшелон танкового полка приняли на пятый от одноэтажного вокзальчика путь. Свободных путей на станции больше не было. На платформах одного из эшелонов были артиллерийские орудия, другие  состояли из крытых грузовых вагонов.
     Отлучаться от эшелона было запрещено даже за кипятком - станция находилась в зоне активных действий вражеской авиации, о чём свидетельствовали многочисленные свежие воронки от разрывов авиабомб, особенно у станции. Большинство станционных строений были сожжены или разрушены при бомбёжках. Это были уже зримые свидетельства ещё не видимой войны.
   Вдруг в противоположном конце станции хлопнул пушечный выстрел! Второй! Это открыли огонь зенитки с одного из эшелонов. Протяжным тревожным гудком  загудели паровозы.
- Воздух! - пронеслась команда по эшелону.
- Всем влезть в свои машины!
Экипаж быстро "юркнул" в свой танк и, не высовываясь из люков, наблюдал за происходящим снаружи. Зенитки открыли частую пальбу. Лопухами раскрывались в небе разрывы снарядов. Прежде, чем ребята увидели первый "юнкерс", раздался сильный грохот от взрыва авиабомбы, упавшей впереди слева в районе первых путей.
Через две-три секунды - взрыв позади... Крики, шум, рёв паровозных гудков - всё смешалось в сплошной гул и треск!
Следующие взрывы авиабомб последовали в головной части эшелона полка, потом в районе первых путей, ближе к вокзальчику. Загорелся эшелон на первом пути.
Мимо пробегал командир роты, крича во всё горло: - Заводи! Рвите расчалки и начинайте разгрузку танков на правую сторону прямо с платформ.
   Экипаж не успел даже опомниться, как в конце эшелона раздались несколько взрывов и загорелись теплушки.
- Почему нас не тащит паровоз с этой станции? - подумал Зубов.
Немецкие бомбардировщики продолжали методично сбрасывать свой смертоносный груз. Их было четыре, они заходили на следующую бомбёжку станции. Эшелон, стоявший справа начал освобождать путь.
- Женя, запускай двигатель! - приказал Зубову командир танка.
механик включил "первую замедленную", бортовые рычаги - "на себя", отпустил педаль "главного".
На впереди стоящей платформе дёрнулся танк - порвал задние проволочные расчалки.
- "Вот силища,  - прошептал сам себе Зубов,- проволоку толщиной в шесть миллиметров в шесть ниток - как тонкие нитки порвал!"
Зубов прибавил "газ", почти рывком отдал рычаги вперёд. Танк сдвинулся примерно, на метр, а рывка не почувствовалось. Евгений перевёл рычаг кулисы - на "задний ход" и  прямо с бортовых рванул назад. Почувствовал рывок и увидел в смотровой лючок как отскочили от носа танка обрывки расчалочных проволок.
Танк освободился от проволочных страховок, нужно было разворачиваться и съезжать с платформы прямо на пути.
Бомбёжка продолжалась, но Зубов не чувствовал взрывов.
- "Первая замедленная, правый рычаг на себя до отказа, газ на всю железку! Надо на месте развернуться - иначе свалюсь с платформы!" - командовал сам себе Евгений.
Аппарели боковой не было - надо было съезжать, развернувшись на платформе на девяносто градусов, сразу на землю! А это высота больше метра!
Двигатель взревел! Машина рывками, скрежеща гусеницами по платформе, стала разворачиваться вправо. Необходимо было уловить момент полного разворота  и отпустить правый рычаг, чтобы точно "носом" танк сошёл с платформы.
Зубов отпустил рычаг, закрыл глаза, ожидая удар о землю...
   Удар! Стукнуло так, что через налобник танкошлема получился "ощутимый" удар лбом! ... Красненькие и зелёненькие "огоньки" перед глазами залетали.
Корма танка сошла мягче, удара почти не почувствовалось: платформа, видимо, накренилась. Танк был на земле!
- Давай быстро вперёд! - услышал Зубов в наушниках ТПУ приказ командира танка. Справа от них завалился на бок, съезжавший с платформы танк. Как разгрузились остальные, уже никто не видел.
Танк шёл, быстро набирая скорость. Впереди показался редкий лесок. До него было около километра. Команд от командира никаких не поступало, Зубов продолжал вести машину к лесу и, только доехав до него, заглушил дизель. После остановки Зубов буквально вытолкнул стрелка-радиста Юрку, так как люк находился у него над головой, высунулся наружу и увидел: четыре танка стоявших рядом, а другие ползли по полю, или "разбежались" по площади километр – на - километр. На станции начался пожар. Пустые платформы эшелона стояли, как попало, некоторые были перевёрнуты на бок, на боку лежали два танка.
На каждом танке была рация, а связь в пути предусмотрена не была. Пришлось "съезжаться".
   Самолёты улетели. Зенитчики перестали "палить" в "белый свет, как в копеечку". Станция сильно горела. В одном из эшелонов горели несколько вагонов, слышалась трескотня - видимо рвались винтовочные патроны. Два паровоза пытались растаскивать вагоны, беспорядочно гудя, а куда? Все пути были забиты и толкать они могли только вперёд, где находились.
Подъехав к станции, экипаж начал помогать ставить на гусеницы одну из завалившихся машин.
    Зубова обуревали мысли:
- Почему были так беспечно забиты все пути эшелонами?
- Почему при подходе бомбардировщиков никто не попытался оттащить хотя бы два эшелона на перегоны?
- Надо ли было "сгружать" танки с платформ?
- А как ехать дальше, ведь весь подвижной состав искорёжен?! Перепаханы бомбами все пути спереди и сзади! ...
Его размышления были прерваны командой по экипажам:
- "Всем машинам сосредоточиться немедленно на опушке леса (там ,куда "убегали") и держать связь по радио на определённой волне!"
Зубову пришлось снова развернуть машину и вести её к тому лесу, где он уже был некоторое время назад. На снегу был виден след его танка и Евгений повёл его по своим же следам.
Вскоре на опушке леса сосредоточились все танки полка. Экипажи осматривали матчасть после проведённой "операции" выгрузки. Танк, который вёл Зубов, был почти  "в порядке", только за спиной стрелка-радиста было оторвано крепление верхней аккумуляторной батареи. Вызывало удивление - как она вообще не слетела от удара о землю передней части танка при "выгрузке". Батарея весила  64килограмма и придавила - бы Юрку. Батарею пришлось временно закрепить шплинтовочной проволокой, но надёжно и с запасом прочности - намотали "от души".
   Другие машины не все были в порядке. На пяти танках были сломаны передние торсионы. Запасных в полку не было, поэтому экипажи снимали средние торсионы и ставили их на места передних - сломанных. На завалившихся на бок машинах больших поломок не было. Разлит электролит, вылилась часть топлива,
рассыпались снаряды из боеукладок. Башни были на месте, погонные устройства в порядке. Так, ещё в пути следования, полк испытал первую бомбёжку!
Её можно было встретить иначе, но новичками были не только экипажи, но и большинство командиров.

Глава    5.                Первая атака


   От района временного сосредоточения до фронта полку необходимо было двигаться своим ходом. Начинало темнеть. Температура воздуха опустилась ниже минус десяти градусов. Машины всё время были "на прогреве". Зубову приходилось периодически гонять движок на холостом ходу, нагонять температуру антифриза до 70-80 градусов.
   В 18.00  поступила команда: - Экипажам получать обед!
Обед! Само это слово уже придавало бодрости и поднимало настроение. Выдали по миске пшённой каши с мясом, чай с сахаром, командирский доппаёк - печенье, масло сливочное и папиросы "Беломорканал". Особую радость экипажей вызвало "наркомовские" 100 граммов водки каждому. Всё это было "употреблено" за минимально короткое время и с большим аппетитом.
   В 19.00 прошла команда: - По машинам! Вытягивать колонну в порядке рот и взводов!
Ещё раз была проверена вся экипировка машины и экипажа: заправка топливом полная, всё увязано, закреплено, личные вещи все уложены на местах.
Взревели двигатели. Колонна выстроилась.
По рации передали команду: - Командиры танков и механики-водители к командиру полка!
Сбежались, построились в две шеренги: в первой - командиры, во второй - механики.
- Слушай приказ на марш! - громко произнёс комполка,- полк выдвигается в пункт выжидательных позиций. Во время ночного марша предстоит в полной темноте пройти колонной двадцать пять километров. Во время движения всем экипажам держать рации "на приёме". Начало движения - команда "вперёд" по рации!
    Разойдясь по машинам, все экипажи заняли свои места в танках в ожидании команды.
Виктор Ферапонтов довёл до всего экипажа полученный приказ. Время тянулось медленно. В ожидании команды на марш никто не нарушал молчание. Так прошли 30 минут. Наконец...
- Запускай! - скомандовал Зубову командир, он единственный в экипаже был на "внешней" радиосвязи, - трогай потихоньку, выдерживай дистанцию 30 метров, Женя.
Движение колонны началось. Сначала хорошо был виден силуэт впереди идущего танка, но уже через пятнадцать - двадцать минут четко просматривались только его задние габаритные огни. По ним было трудно определить дистанцию. С большим напряжением Зубов вёл машину, следя за этими голубоватыми огоньками.
По ним трудно было  определять дистанцию. Светятся, а сколько метров до них - пятнадцать или тридцать - не разобрать! В довершение ко всему мешала пыль, от вскрытой гусеницами впереди идущих танков, промороженной земли. Зубов вёл танк с большим напряжением, следя до боли в глазах за этими голубыми огоньками. На лбу у него выступили капельки пота из под шлемофона.
Несмотря на то, что скорость движения колонны была невелика - пятнадцать - двадцать километров в час, их машина чуть было не врезалась носом в корму переднего танка! Эти обманчивые "светлячки" габаритных огней! Евгений остановил свой танк буквально в двух метрах от "соседа" спереди!
   По рации прошла команда: - осмотреть снаружи свои машины и подготовиться двигаться дальше!
Коля Кульков выскочил осматривать. Осмотрел, подбежал к люку водителя, крикнул - " всё в порядке!" и пропал из поля зрения. По расчётам получалось, что пройдено  пятнадцать километров, оставалось ещё пять.
- Заводи! Вперёд! - скомандовал командир.
Колонна тронулась дальше.
- Женя! Кулькова нет! - сообщил Зубову  по ТПУ Виктор.
- Как нет? А где же он?
- Вышел осматривать, но в башню не вернулся!
- Посмотри: может быть, он снаружи едет
- Смотрел! Нет его! Может, на машину Аксёнова прыгнул и там едет?
Машину в колонне нельзя останавливать, а уж тем более нельзя возвращаться Колю искать!
Через минуту-две Виктор сообщил Зубову по переговорному устройству: - "Женя! Оба кормовые люка открыты. Крышки качаются!"
- Почему Кульков не закрыл их при последнем осмотре машины? - подумал Зубов. - Что-то не так! - закралось ему непонятное беспокойство.
Очередная общая остановка. Зубов заглушил двигатель, выскочил наружу в передний люк прямо через Юркину голову и побежал бегом к корме машины.
Из одного из кормовых люков вылез Коля и начал ругаться, на чём свет стоял!
Ему пришлось ехать в трансмиссионном отделении, куда решил залезть погреться на последней остановке, да так и остался - не ожидал, что снова двинутся так скоро.
В КВ-1с за коробкой передач перед кормовым карманом воздухоотвода действительно было большое свободное пространство. Он "пристроился" там и так ехал. Но при неработающем двигателе - это ещё куда не шло, а вот когда дизель заработали вентилятор закрутился и погнал мощный поток горячего воздуха в сторону трансмиссии!...
- А мы всегда так грелись на танкодроме в училище! - оправдывался Николай.
Командир, конечно, в крепких выражениях "высказал" ему всё, что он думал его, сержанта Кулькова, "дурных" привычках. Оставшиеся до конца маршрута километры прошли без происшествий "в тёплой и дружеской обстановке".
   Полк прибыл в район боевых действий. Расставив машины, как было указано командиром роты, экипажи получили команду: - Отдыхать в машинах, на своих местах, дежурить по очереди!
 В танке с неработающим двигателем на морозе дольше двух-трёх часов не проспишь - холодно, надо двигаться, чтобы согреться. Приближался рассвет.
Евгений вылез из танка, осмотрелся. Машины полка были расставлены в низине, переходящей в глубокую балку - широкий овраг с отлогими краями.
Совсем близко слышалась редкая артиллерийская стрельба и, приглушённые расстоянием пулемётные очереди. На горизонте изредка зависали "фонари" - осветительные ракеты. Каково расстояние до передовой - определить было трудно. Не было ещё опыта.
- Вот он фронт! - всматриваясь в горизонт, решил Зубов, - какой он? Ему представлялась сплошная линия окопов, за ними нейтральная полоса, а дальше - противник с его окопами, пулемётами, пушками, минными полями ...
После плотного завтрака командир полка собрал офицерский состав: командиров и механиков-водителей. На двух грузовиках ЗИС-5 всех повезли по направлению к фронту - на рекогносцировку. Нужно было познакомиться с будущей полосой наступления полка.
Не доехав километра полтора до передовой, танкисты спешились и двинулись дальше гуськом по дну неглубокой балки. Рядом с командиром танкового полка
 шёл пехотный капитан, встречавший прибывших командиров у оставшихся грузовиков.
- В рост не выпрямляйтесь - простреливают снайперы, засевшие в сгоревших танках! - предупредил прибывших капитан.
Окопы! В них шла обычная фронтовая жизнь: обедали, курили, копали землю, ещё не очень глубоко промёрзшую за несколько дней ноября 1942 года месяца.
Слева застрочил громко пулемёт. Защёлкали  винтовочные выстрелы нашей пехоты.
- Позавчера неудачно, уж в который раз, атаковали мы на этом участке противника. От роты Т-34 остались на поле боя (сгорели) три  машины - объяснил капитан.
Разделившись на группы (поротно) и, пройдя, пригнувшись по извилистым ходам сообщения, танкисты очутились в широких окопах перед пулемётными гнёздами. Зубов осторожно выглянул через бруствер. Метрах в трёхстах виден был тан Т-34 с опущенной вниз пушкой, и развёрнутый бортом к окопам. Метрах в ста правее его - находился второй танк, тоже сгоревший. Третий танк он заметил не сразу. Башни на нём не было, видимо сорвало при взрыве боекомплекта,  и виден он был хуже.
Картина потрясла Евгения. "Мурашки" пробежали у него по спине под ватником. Это была первая картина войны, которую он увидел на фронте.
- А где экипажи этих танков? - спросил он у пехотного младшего лейтенанта, находившегося рядом с ним в окопе.
- Да, живых-то не осталось. Кто - сгорел, а остальных немцы из пулемётов срезали, когда экипажи пытались спастись из горевших машин.
Для "наглядности" младший лейтенант надел на черенок сапёрной лопатки свою шапку, выставил её немного над бруствером и покачал из стороны в сторону. Тут же взвизгнула пуля и следом, через секунду, Зубов услышал хлопок выстрела со стороны немецких окопов.
- Здесь и у них и у нас всё пристреляно!  У нас в роте сегодня троих бойцов снайперы сняли. Вот так неосторожно высунулись и ...
Слушая пояснения пехотинца, Виктор Ферапонтов и Евгений Зубов переглянулись между собой, непроизвольно втянули головы в плечи и молча пошли дальше по ходу сообщения.
Собравшись снова все вместе, танкисты слушали  пехотных командиров о размещении у противника на "передке" огневых точек и о том, что вообще уже было известно нашей пехоте об обороне немцев на этом участке. На карте им указали, где противник установил миномёты. Километрах в трёх (по карте) стояла отметка о наличии там немецких танков (до роты). Эти данные Виктор переносил на свою карту. На участке предстоящего наступления было установлено наличие у противника три орудия и четыре пулемёта.
Зубов слушал рассказ пехотинца рассеянно, больше старался всматриваться в топографию на карте, пытаясь  запомнить на ней участки с оврагами и другими препятствиями для движения танка. В глазах его ещё стояли сгоревшие тридцатьчетвёрки. Как будет "чувствовать" себя в такой обстановке его экипаж в КВ-1с, когда пойдёт в прорыв? - думал Зубов, перебирая в памяти увиденное и услышанное на рекогносцировке.
Командиры рот танкового полка получили подробные данные о противнике и переносили их на свои карты. С рекогносцировки возвратились уже вечером. Экипажи проверили машины, боекомплект: снаряды, пулемётные диски, гранаты патроны для личного оружия. Всех мучил только один вопрос -когда начнётся выдвижение на исходные для атаки позиции?
    Командир танка - Виктор Ферапонтов по карте объяснил экипажу обстановку и задачу на предстоящий бой. Спали в машине, но по всему было ясно, долго никто не мог заснуть, ворочались, укрывались тёплым, но не разговаривали. Каждый думал о своём.
 Евгений вспоминал родной дом. Девушку в тёмном платье с кружевным воротничком. Как это всё было уже далёким. Дурные мысли о гибели он отгонял - незачем было так готовиться, чтобы умереть. Так незаметно он и уснул.
- Заводи, Женя, пора! - услышал Зубов сквозь сон команду командира.
- Выходим на исходную позицию!
Рассвет только начинался. Танки двинулись медленно, без огней. Не доехав метров двести до тех окопов пехоты, где были накануне, остановились, заглушили двигатели.
Фашисты слышали движение танков и минут двадцать "бросались" минами в направлении прибывшей техники. Опасности особой не было от этого обстрела, но завтрак они танкистам испортили. Пришлось завтракать на скорую руку сидя в танках. Съели всё, кроме НЗ.
По рации командир роты приказал командирам танков прибыть для уточнения боевой задачи. Виктор вылез из машины и побежал к комроты.
Оставшиеся,  сидели на своих местах. Юра держал рацию включённой "на приём".
Вскоре пришёл Виктор, передал экипажу: направление движения, ближайшая и последующие задачи, пункт сбора после атаки и другие указания. Это делалось для того, чтобы каждый знал, что делать, если выйдет из строя товарищ.
Миномётный обстрел прекратился. Наступила гнетущая тишина.
Вдруг через балку, в которой приготовились к атаке танки, полетели в сторону противника "огненные стрелы"- реактивные снаряды "Катюш"- началась наша артподготовка. Эресы Зубов и его экипаж видели в полёте впервые. Утреннее солнце уже поднялось над горизонтом. Над их головами проносились строчками,  яркие молнии. На стороне противника всё покрылось огненными разрывами, слышался непрерывный грохот разрывов реактивных снарядов. Жуткая, впечатляющая картина. А в сторону немцев летели и летели с жутким гулом реактивные снаряды. Из глубины нашего тыла заухала дальнобойная артиллерия.
Ответного огня со стороны противника не было. Прямых попаданий в танки от миномётного обстрела тоже не было.
Любопытство взяло верх, все высунулись наружу и наблюдали за артобстрелом. Пролетавшие РСы были хорошо видны: летят "головастики" - снаряды длинные с большими круглыми головками и яркими хвостами, как у комет!
Артподготовка ещё не закончилась, а в небо уже взвились две красные ракеты - сигнал к атаке. По рации передали: "звезда!"
Все сели по местам.
- Вперёд! - скомандовал Виктор.
Двигатель взревел, набирая обороты. На первой передаче Зубов повёл танк в гору из балки. Проехал между ячейками нашей пехоты, направляя машину так, чтобы не попасть гусеницей вдоль траншеи. Видно было хорошо нескольких пехотинцев, суетившихся рядом, очевидно готовившихся к атаке вслед за танками.    
 В смотровую щель водителя не очень-то что увидеть можно было: то - небо, то - землю за десять - пятнадцать метров перед танком и в сторону пятнадцать-двадцать градусов - вот и весь обзор! Плохая видимость! Начал стрельбу из пушки экипаж: выстрел, второй, третий…
- Что они там видят из башни? Куда стреляют?- беспокоился Зубов.
Перед атакой говорили: - "больше огня! "Видите, не видите противника - бейте! Они-то думают, что вы их видите! Давите их пехоту! Давите им на психику!
Первое время Зубову через смотровую щель были видны снопы разрывов реактивных снарядов: строчками один за другим по всему фронту, слева на право.
Он вёл танк в пятидесяти метрах правее сгоревшей тридцатьчетвёрки без башни, которую заметил накануне при рекогносцировке.
Разрывы впереди прекратились - кончилась артподготовка. Танк приближался к траншее противника. Вспышка справ! - выстрел орудия не слышен из-за шума.
Попадания в машину нет, но Зубов подвернул танк на выстрел - так полагалось, "лоб на выстрел"- потому что лоб машины имел более толстую броню. Демьянов стрелял, посылая немцам снаряд за снарядом.
Удар по корпусу танка! Звон в ушах, или в наушниках - не понять! Перед глазами - искорки побежали. Машина продолжала двигаться вперёд. Попадание в танк.
В смотровую щель Зубов видел: паутину колючей проволоки вдоль траншеи, бегающих немецких солдат в каких-то зеленоватых шинелях. Впереди по ходу танка - пулемёт противника, видимо отсекал нашу пехоту от танков.
Левый рычаг на себя и на пулемёт - до него метров двадцать. Успел ли немец отскочить - не было уже видно, но левая гусеница прошлась по пулемёту - это он знал наверняка. Вот, так! Первую огневую точку раздавили, но машину здорово тряхнуло - гусеница попала вдоль траншеи. Выехал, повёл танк поперёк траншеи. Окопов вокруг много. Евгений всё время дёргал рычаги. Наконец траншеи кончились ничего не видно, ни выстрелов, ни окопов. Демьянов перестал стрелять из орудия.
- Снаряды кончиться не могли, их было 104 , а выстрелов было не более двадцати? подсчитывал в уме Зубов.
Неожиданно он увидел в смотровую щель прямо перед танком , подняв автомат двумя руками над головой, в полный рост, стоял расставив ноги наш пехотный командир. Он был в ватнике, окружавшие его красноармейцы в шинелях. Командир пехотинцев замахал автоматом и раскрывал рот - кричал что-то. Не давить же своих! Ферапонтов молчал. Зубов остановил свой танк. Пехотинец подбежал к передку танка и что-то кричал. Пришлось заглушить двигатель, и тут Зубов услышал:
- Вы куда, сукины дети? Немцы же сзади вас, а вы прёте к себе в тыл! Вы что? Удирать? Обалдели со страху?
Евгений сидел и тупо смотрел через щель на пехотинца, который был готов залезть в танк и расстрелять весь экипаж.
- Женька, заводи, едем в обратную сторону! - услышал Зубов в наушниках.
При движении разомкнулся шнур ТПУ командира и его команд никто не слышал, а водитель, крутясь между траншеями противника, чтобы не застрять в них гусеницами, потерял ориентацию и танк оказался кормой к немцам катил к себе в тыл! Хорошо ещё, что "батя" понял этот "манёвр" и перестал стрелять  из орудия в "свою" сторону!
Зубов развернул машину и стал догонять свою роту. Один из танков (Аксёнова) стоял и дымил, три других вели из пушек и пулемётов огонь по противнику. В эту "дуэль" включился с ходу и "батя".
Немцы вели плотный пулемётный огонь. Орудий у них оказалось не три, как считалось ранее, а пять!
Задымилась вторая машина роты, но продолжала двигаться вперёд.
Удар! Попадание в лоб танка! Сладковато-горький дым и запах тола – чем-то напоминавший горелую репу,  заполнили всё внутри машины Ферапонтова.
Пробоины не было, но всё внутреннее пространство заполнилось дымом. Двигатель заглох.
Очнувшись от удара, Зубов запустил дизель. Двигатель заработал. Евгений повёл машину вперёд.
- Пехоты нет! - крикнул ему по переговорнику Виктор, - отходи задом! Демьянов! Огонь по правому орудию! Юрка, бей по пехоте! Зубов, задний ход!
Танк, неспеша, попятился, стреляя вперёд, но Зубов не видел разрывов этих снарядов. Наша пехота, отсечённая автоматным и пулемётным огнём противника, отошла и засела в первой немецкой траншее. Пехоты нашей было мало: наступавшая вместе с танками стрелковая рота ещё раньше была "обескровлена" в боях. Наши пять КВ, прорвав первую линию обороны фашистов не могли без поддержки своей пехоты закрепиться.
     Две другие роты танков также успеха не добились и потеряли два танка из десяти. Второй танк роты , подожжённый противником, был потушен экипажем и своим ходом вышел из боя.
Уцелевшие танки были отведены от переднего края.
При разборе боя вместе с экипажем Виктор Ферапонтов никого не ругал, сам оплошал. Было решено - постоянно следить за контактом ТПУ, чтобы  никогда больше не повторилась такая ситуация, что в бою - молчание, все понимали, чем это могло кончиться. Докладывать об этом не стали, но это было хорошим уроком
на будущее.
Машина больших повреждений не имела: были сбиты передние щетки крыльев, изуродован передний буксирный крюк - по нему "под корень" попал снаряд, срикошетил и ушёл вверх, на башне был "шрам" от разрыва крупного фугасного снаряда, крылья над гусеницами порваны, пробиты осколками.
Хуже дело было с Зубовым и "батей". Их лица были все в крови, посечённые осколками брони (сварочных швов) и эмали. Экипаж привёл себя в порядок. Итоги этого боя были скромными: подавлено пять пулемётов и три орудия противника. На подготовку повторной атаки ушло четыре часа. Подошла свежая стрелковая рота и без артподготовки началась атака обороны противника.
 Проходя вторую линию траншей, Зубов видел, как сильно была она перепахана РСами "катюш". Появившиеся со стороны деревни три немецких танка Т-III были сходу обстреляны и два из них горели. КВ "проутюжили" пулемётные расчёты немцев и наша пехота без больших потерь смяла вторую линию обороны противника и заняли деревню, продвинувшись на пять километров.
- Фронт - это тяжёлая, опасная, кровавая, грязная, напряжённая работа, мы её выполнили" - подвёл итог дня  командир танка Ферапонтов. С боевым "крещением" вас, ребята! - поздравил он свой экипаж.
В деревне жителей не было, видно немцы угнали или уничтожили. В домах ночевать никто не хотел, так и остались в танке, дежуря по очереди. Зубов и "батя" обработав свои раны, улеглись спать, а Виктор Ферапонтов и Николай Кульков, покурив, долго ещё устраивались на своих местах, но вскоре тоже уснули.
Утром всех разбудил Виктор.
- Завтрак получать! - раздалась его команда.
Кульков и Прозоров, захватив котелки, побежали к кухне. Оставшиеся  стали готовиться к новым боям. Зубов и "батя" набивали патронами диски к пулемёту, Командир вылез из танка и начал принимать привезённые для орудия снаряды. Снарядов к пушке загрузили сто тридцать штук (вместо положенных 114-ти), выбросив "чемоданы" - двухместные пеналы для снарядов: они занимали много лишнего места и требовали лишнего времени во время боя для заряжания.
- Всё лишнее вон из машины! - приказал Виктор.
Танк стоял на исходной позиции в низине. До переднего края оставалось около двух километров. Вражеская артиллерия вела артиллерийский обстрел "по площадям". Снаряды, перелетая через танк, рвались метрах в пятистах в районе наших артиллерийских позиций. Виктор вылез из танка. Зубов и "батя" набивали по последнему диску.
Где-то, совсем рядом, с сильным треском, разорвалась крупная немецкая мина, за ней - вторая. Немцы старались нащупать - где расположились наши танки.
К люку водителя подбежал Кульков и крикнул: "командира ранило! Лежит на броне сверху!
Все выскочили и бросились к Виктору.
Ферапонтов лежал на броне за башней. Левая штанина его ватных брюк была распорота, кровь сильно текла из раны.
- Вот в ногу... осколком...- еле шевеля губами, сказал командир танка.
Зубов и "батя" быстро сняли его с брони и уложили на брезент. Прозоров уже привёл санитара.
Атака должна была начаться с минуты на минуту. Зубов побежал к командиру роты - доложить о случившемся.
- Командиром взвода назначается лейтенант Аксёнов ( машина 23), Вы Зубов, назначаетесь командиром танка! приказал комроты.
- Есть!
Когда Зубов вернулся к своей машине. Санитар уже заканчивал перевязку Ферапонтову.
- Ранение - тяжёлое, задета кость - сообщил он всем,- будем отправлять в госпиталь.
В это время началась короткая артподготовка.
- По машинам! - передали по рации. Экипаж быстро попрощался со своим командиром и занял места в танке. Зубов в башне, на месте командира танка.
Один уже отвоевался, остальные продолжали.
- Вперёд! - открытым текстом по рации прошла команда.
Кульков занял место водителя. Танк тронулся,  и рота развёрнутым строем двинулась вперёд. Из командирской башенки Зубову было хорошо видно, как соседние роты выдвигались с исходных позиций правее, третья рота осталась в резерве. Пройдя полкилометра, открыли огонь из орудия. "Батя" заряжал, Зубов стрелял.
  Прошли траншеи своей пехоты. Видно было, как дружно поднялась пехота и, прячась за танками, быстро двинулась вперёд.
На правом фланге видны были частые вспышки орудийных выстрелов противника, а на участке перед танком били два пулемёта.  Зубов сделал выстрел по правому. Поправив прицел, вторым выстрелом он "накрыл" пулемётный расчёт слева. По второму вёл огонь Прозоров из переднего пулемёта. Танк приближался к третьей пулемётной точке и раздавил её расчёт гусеницей. На броне сверху разорвались две гранаты, но это были противопехотные - с длинными деревянными ручками - вреда они не причинили.
   Первая линия траншей противника была пройдена! Наша пехота  пошла правее, перемещаясь на правый фланг, за танками левофланговой роты пехоты уже не было. Из командирской башни было хорошо видно, как во второй линии траншей противника завязался бой с гранатомётчиками и пулемётным гнездом. По приказу командира Кульков несколько раз развернул танк, проутюжил пулемётное гнездо противника.
 Впереди показался овраг. Понижение было плавное, но овраг оказался глубоким. При приближении к нему Зубов хотел пройти его по верху, но заметил в начале оврага скрытый с флангов полугусеничный бронетранспортёр противника. С него, в сторону наступавших, вёлся огонь из крупнокалиберного пулемёта.
 - Впереди, слева 10, - транспортёр! - крикнул командир в ТПУ, - бронебойным, заряжай! Кульков - давай на него!
Выстрел! снаряд лёг правее от транспортёра метрах в пяти и метров десять дальше. Стрелял Зубов с хода! А это верный промах!
Вдруг он почувствовал удар по башне сзади. Удар и всё! Ни пробоины, ни осколков, ни дыма не было.
Кульков уже вплотную подошёл к бронетранспортёру и левой гусеницей "наступил" на его борт так, что корпус транспортёра хрустнул. Танк, "зашагнув" левой гусеницей на транспортёр, продавил его крышу и, начав уже спускаться, остановился. Двигатель заглох!
- Николай, в чём дело? - спросил зубов водителя по ТПУ.
- Не знаю! Двигатель заглох!
- Заводи!
 Двигатель легко завёлся, но как только Кульков отпустил педаль "главного", танк содрогнулся, и двигатель снова заглох.
- "Да! Кажется, приехали! Будь он проклят этот транспортёр! - ругал себя и немцев Зубов. Но он из своего крупнокалиберного пулемёта мог наделать нам много делов: побить прицел, смотровые приборы, заклинить башню или пушку, - оправдывал свои действия командир.
   Впереди был виден углубляющийся овраг, справ - заснеженный край, плавно уходящий в небо, влево - крутой подъём. Сзади, по ходу танка в стапятидесяти метрах от него в них нацеливалась противотанковая пушка немцев. Зубов начал разворачивать башню и в этот момент - Удар! Башня вздрогнула, но продолжала разворачиваться. В прицел пушку не было видно, танк стоял на бронетранспортёре, подняв корму и пушка (и прицел) при повороте назад смотрели в небо! Максимальный угол склонения не помогал!
- Огонь задним пулемётом! - приказал Зубов.
Пулемёт задней шаровой установки в корме башни заработал длинными очередями. "Батя" сменил диск и снова ударил длинными очередями по пушке.
- Всё, техник! Готово! - доложил он командиру, когда кончился диск пулемёта.
- Да, я тоже вижу, - не бегают больше немцы около пушки. Их было трое, двоих ты срезал, а где третий, не видно. Чёрт с ним! Всем оставаться на своих местах! Я выйду и осмотрю машину!
После этих слов Зубов выскочил через командирский люк. Стрельбы по нему не было. Треск автоматных и пулемётных очередей был слышен где-то впереди справа за кромкой оврага.
Танк стоял почти без крена на борт. Правая гусеница на наклоне оврага, а левая - продавив крышу бронетранспортёра, четырьмя катками уже сошла с него, хотя корма ещё было на транспортёре. Так и стоял КВ, задрав хвост.
В проломе транспортёра видны были трупы двух раздавленных - офицера и унтера с пулемётом.
Почему заглох двигатель? Бронетранспортёр танку - не помеха! Да и танк уже прошёл его!
При беглом осмотре Зубов заметил  следы двух рикошетировавших попаданий по башне. Одно - вскользь по наклонной броне кормы - гладкая неглубокая бороздка от снаряда. Это всё не то. Это не причина остановки! Но, судя по характеру остановки двигателя, где - то произошла полная заклинка, то ли в трансмиссии, то ли в бортовых передачах.
Вдруг он увидел внизу кормовой брони, где та переходила в днище, аккуратное отверстие диаметром миллиметров шестьдесят! Осмотрев внимательнее, Евгений  догадался, что снаряд, выпущенный пушкой в тот момент, когда танк поднимал свою корму, сходя с транспортёра, пробил тонкую броню, вошёл в коробку передач и заклинил шестерни.
Пока Зубов осматривал машину, в овраг спустилась группа наших пехотинцев и, заметив около танка фигуру, рассматривающую танк, чуть было не открыли по нему огонь из автоматов. 
Во главе группы был младший лейтенант. Он же рассказал, что наступление продолжается, наши танки продвинулись вперёд уже километра на полтора - два.
 Пехотинцы двинулись дальше, а Зубов влез в танк и стал связываться по рации с командиром взвода Аксёновым и командиром роты, чтобы доложить о боевом повреждении и месте нахождения. Танк был в овраге, его не было видно из района атаки полка.
Из переговоров экипажей по рации он понял, что танки полка вышли на окраину населённого пункта, взять который - входило в задачу дня.
- Машину не оставлять! Вести огонь с закрытой позиции по восточной окраине населённого пункта! Ждать зампотеха с тягачом! - приказал комроты по рации.
"Конечно! Вести огонь по восточной окраине того, что не видно? Как? из чего? - танк торчит в овраге задом к верху... буду ждать тягач" - решил Зубов вылез наружу. Экипаж последовал за командиром. Юрка первым стал осматривать раздавленный бронетранспортёр. Рассматривая документы убитых фашистов (оберлейтенанта и унтера) они увидели семейные фотографии, письма, - в бумажнике офицера, в маленьком пакетике, лежала прядка коротких русых волос, очевидно ребёнка. В ранце с наружным клапаном, отделанным жеребячьей шкурой, лежали десять тысяч советских рублей (пачка длинных сторублёвок в банковской упаковке), около тысячи рейхсмарок, таблетки, блокнотики, маникюрные и бритвенные принадлежности и прочий скарб.
- Деньги - то наши им зачем? Грабители! - зло пробормотал Прозоров.
- Решили на рынок сходить! в выходной день! - ответил Кульков.
Наручные часы были у обоих немцев, но лучшие у унтера - швейцарские. Кульков с гордостью надел их себе на руку.
- Первый военный трофей! - похвастался он перед экипажем.
   Через два часа прибыл на тягаче (танк КВ без башни) зампотех роты Осипов. Осмотрев танк ещё раз, Зубов и Осипов решили, что необходимо менять коробку передач, всё остальное, вроде, было в порядке. Дырку от снаряда в корме можно было забить деревянной пробкой, но лучше заварить, чтобы вода не попадала при преодолении бродов. Тягачом стащили танк с бронетранспортёра – при выжатом "главном" он сошёл легко. Тягачом столкнули с дороги бронетранспортёр глубже в овраг, в левую сторону. Взяв на буксир "КВ" Зубова,  тягач свободно потащил его на подъём из оврага.
   СПАМ (сборный пункт аварийных машин) был организован в пяти километрах от переднего края. Туда и отбуксировал тягач машину Евгения Зубова.
Ремонт танка в полевых условиях - дело серьёзное. Экипаж сам восстанавливал повреждённую машину. Как выяснилось, коробка передач  оказалась безнадёжно разбитой немецкой "болванкой", которую нашли в ней при снятии. Запасных не было. Зампотех Осипов организовал демонтаж коробки с танка (другого полка), подорвавшегося на противотанковой мине.
- Я вам коробку нашёл, ну а снятие, перевозка и установка на вашу машину- дело вашего экипажа, как установите, так дальше и воевать будете!- заявил зампотех.
Тягач, конечно, выделили, а всё остальное пришлось экипажу делать своими силами. Поехали снимать коробку с подорвавшегося танка на тягаче все вместе. В экипаже для таких дел нет "освобождённых". Прибыли на место - рембазу соседнего танкового полка. Впервые Зубов и его экипаж воочию увидели, что противотанковая мина делает с танком. Даже спустя несколько суток от искорёженной машины, казалось, исходит какой-то жар. Пришлось повозиться, хорошо, что весь необходимый инструмент был под руками. За первый день удалось снять уцелевшую коробку с разбитой машины, погрузить на тягач и перевезти на свой СПАМ. В учебных классах Челябинского танкового училища Зубов хорошо изучил коробку КВ, но это на "стенде". В полевых условиях всё было иначе. Мороз, ветер, пальцы стынут, корячиться приходилось для того, чтобы подлезть к нужному узлу и терпеливо в неудобной позе крутить, крутить плохо поддающиеся гайки мёрзлого железа. Но другого пути не было и приходилось в этих суровых условиях выполнять тяжёлую и грязную работу.
Но никто не роптал. Все знали, что от участия каждого зависел успех всего экипажа. На обратном пути, сидя на тягаче все неожиданно для себя запели:         
    
    Давно ты не видел подружку,
    Дорогу к знакомым местам...
    Налей же в железную кружку
    Свои боевые сто грамм.

Это был первый полевой ремонт. К вечеру экипажу удалось установить "новую" коробку передач и в "дырку" от болванки в корме танка забить деревянную пробку. Зубов запустил дизель и опробовал машину на ходу.
"Танк в порядке! Можно воевать дальше!
На всё про всё ушло трое суток. Экипаж доложил о готовности машины и получил приказ - догонять свой полк.

Глава    6.                Танки идут в прорыв


   Полк стоял в Карповке. Туда и приехал Зубов на восстановленной машине после ремонта. Через несколько дней прибыло пополнение. Новым командиром танка был назначен младший лейтенант Ситников. Первый гвардейский танковый полк прорыва (так он назывался официально) доукомплектовывался машинами и экипажами за счёт других частей, отводимых с фронта для переформирования. Предстояли решающие бои по уничтожению окружённой под Сталинградом группировки немцев под командованием Паулюса. Перерыв между боями закончился. Опять предстояло идти в прорыв!
   Ещё затемно экипаж Ситникова прибыл на исходные позиции. Познакомиться поближе до начала атаки не удалось,  поэтому командир предложил продолжить знакомство в бою; - "экипаж "обстрелянный", сплочённый, митинговать не будем, учить вас не чему сами всё  знаете, а я войду в курс дела по обстановке! " - предложил командир.
На "исходных" ни пушечной, ни пулемётной стрельбы не было слышно. В глубине обороны немцев видны были яркие вспышки: наша авиация начала бомбардировку позиций противника. Вскоре стали видны более близкие сполохи взрывов. Лётчики, видимо, стали бомбить артиллерийские позиции немцев. То - слева, то - справа, вдали, открыли огонь немецкие зенитки. Но на земле - тихо. Противник не хотел себя обнаруживать раньше времени.
В  8.00 утра, одновременно с взлетевшими в воздух сигнальными ракетами началась артподготовка.
"Катюши", миномёты, гаубицы подняли такой грохот, что даже вблизи не было ничего слышно и приходилось повышать голос до крика. Огненные стрелы реактивных снарядов чертили по небу огненные линии.
В 8.05 по рации передали, что необходимо "позавтракать" до 8.30. Получили продукты, но какой там завтрак? Всё кругом ревело, гудело, сверкало и грохотало.
А душа у танкистов пела!
- "Вот это артподготовочка!"- радовался Ситников. Зубову казалось, что на этот раз немецкую оборону перепашут так, что и прорывать будет нечего.
- "Экипажу принять наркомовские 100 граммов и закусить!" - приказал командир танка.
Экипаж быстро выполнил приказ, занял свои места и через открытые люки наблюдал за артподготовкой.
Пятьдесят минут продолжалась канонада.
Ровно в 9.00 красными ракетами был дан сигнал начала атаки.
Как только танки прошли линию своих траншей, артиллерия перенесла огонь в глубину немецкой обороны. Вслед за танками поднялась в атаку пехота. Зубов этого не видел, сидя за рычагами танка, но командир по ТПУ информировал экипаж о происходившем вокруг. Впереди заработали четыре пулемётные точки противника.
- И как они смогли уцелеть? - подумал Зубов. Весь снег впереди был чёрным от взрывов. Всё перепахано, а ДОТы уцелели.
Вспышка справа! - орудийный выстрел в нашу сторону, метров пятьсот. Закопанный танк! - Правее его - метров сто - ещё один! Ведут огонь по нашей танковой роте! - сообщил Ситников.
Удар! Погасли лампочки на щитке приборов водителя. В ушах звон.
- Попадание из танковой пушки - решил Зубов,- машина идёт вперёд, двигатель работает нормально. Евгений левой рукой нащупал "выключатель массы"; он выключился от удара снаряда по броне, включил его - лампочки снова загорелись. Порядок!
В смотровое отверстие Евгений видел разрывы около закопанных по башни танков Т-III , это стреляли из башенного орудия Ситников с "батей".
Зубов направил свою машину прямо на закопанный танк. Удар по башне!
- Вы как там, живы? - крикнул Евгений, но ответа не было. Закопанный танк был уже совсем близко. Правый рычаг "на себя"! Видна была вспышка выстрела из орудия немецкого танка, но попадания не было. "Газ" на всю железку! Левый рычаг на себя! Немец пытался повернуть башню и ударить ещё раз , но нем успел.
КВ всей массой навалился на закопанного фашиста и примял его  и его пушку.
- Вот так! Отвоевался, фриц! - радостно воскликнул Зубов. Его танк прошёл по немцу и двинулся дальше.
Зубов вёл танк вдоль фронта обороны противника. Это было опасно - подставлен борт! Впереди работал по нашей пехоте пулемёт из ДЗОТа.
Евгений сходу наехал сбоку на этот ДЗОТ, развернул танк на нём на 90 градусов, раздавил его и продолжал вести машину в глубину обороны противника.
  Несмотря на мощную артподготовку, оборона немцев на участке танкового прорыва оказалась живучей и глубоко эшелонированной: ДЗОТы, противопехотные мины, пулемётные гнёзда и закопанные танки. Трудно вгрызались наши танки в оборону немцев. Кольцо окружения сжималось, а насыщенность техникой, вооружением, да и живой силой каждого километра фронта у противника резко увеличивалась. К середине дня продвижение наших частей совсем остановилось.
   Продвинувшись на полтора-два километра, наша пехота, понеся большие потери, залегла, заняв вторую линию обороны противника. Танковая рота также понесла потери: один подорвался на мине, второму - заклинило снарядом башню. Когда экипаж Ситникова вышел из этой атаки Зубов насчитал двенадцать снарядных попаданий по танку. Наружное оборудование: крылья, фары, оптика, антенна, поручни на башне - всё было исковеркано и порвано. Один из снарядов угодил вскользь по кормовой крыше между люками. Люки были открыты и не закрывались. У всего экипажа лица и руки были посечены мелкими осколками, отскакивавшими от внутренней части брони при попаданиях. Особенно неприятными были порезы от "брызг" лопавшейся при ударах снаружи краски, толстым слоем покрывавшей всю внутренность танка. Лопалась она, как стекло и поражала не закрытые части лица и рук. Байковые толстые рукавицы с одним указательным пальцем, никто не надевал, так как работать в них было невозможно. Глаза у всех были целы, но лица были все в крови.
   В роте осталось только три целых танка. Отойдя в низину метров за пятьсот от переднего края, танкисты стали приводить в порядок машины: дозаправляли топливом из подвезённых к танкам дополнительных топливных баков, снятых перед атакой, пополняли боекомплект, ждали дальнейших указаний.
- Ситников, к командиру роты! - передали по рации.
Командир ушёл, а экипаж продолжал, по мере возможностей, восстанавливать повреждённое в  бою оборудование.
Через некоторое время Ситников вернулся:
- Приказано двумя танками - Аксёнова и нашему, переместиться на левый фланг стрелкового батальона и подавить перед железнодорожной насыпью пулемёты противника! - сообщил он экипажу.
Все быстро заняли свои места, и танк двинулся следом за машиной Аксёнова. Пообедали наскоро - сухарями из НЗ и двумя банками консервов.
Танк Аксёнова медленно полз по дну неглубокой балки, где накапливалась наша пехота. Остановив машины, командиры танков подбежали к пехотному командиру уточнить задачу. По возвращении Аксёнов собрал оба экипажа и объяснил задачу: 
- Подавить мешавшие пехоте пулемёты. "Проутюжить" перед насыпью огневые точки. Через насыпь не переходить. Пункт сбора - здесь же в балке!
- По машинам!
Танки вышли из балки и двинулись в линию. Танк Аксёнова - справа. Дистанция - сто метров. Впереди - насыпь, до неё метров семьсот-восемьсот. Местность была не ровная. Зубов следил за тем, чтобы не скатиться в овраг. Снежный покров скрывал складки. На ровных участках снега было мало. Танк свободно шёл на третьей передаче. Одна пушка и три пулемёта встретили танки огнём метров за триста от насыпи.
- Выстрел по Аксёнову! - крикнул по ТПУ Ситников. Зубов заметил только пламя из ствола орудия.
- Первый идёт вперёд! - значит, экипаж Аксёнова и машина целы! - крикнул опять Ситников.
В это время пулемётные очереди выбили барабанную дробь по танку Ситникова.
Танк Аксёнова шёл на пушку. Она успела ещё два раза выстрелить по нему. Наконец танк смял орудие противника.
- Зубов, сворачивай левее на пулемёты!- командовал Ситников. Машина покорно идёт на пулемёты, мнёт их гусеницами вместе с расчётами.
- Молодец! Разделал их "под орех"! - крикнул командир.
Танк продолжает двигаться дальше. Подавлена ещё одна огневая точка. Щёлкают две гранаты, противопехотные, по танку, но это мало беспокоит экипаж - броня у "КВ" - крепкая. Снаружи уже почти нечего повредить нельзя - сбито раньше.
- Пулемёты подавлены! - докладывал Зубов.
- Разворачивайся кормой к насыпи и следуй за первым! - приказал командир. 
- А где первый?- спросил Зубов, не видя танка Аксёнова.
- Он на насыпи! - подсказал Ситников.
Зубов повернул машину к насыпи и заметил танк Аксёнова, двигавшийся по насыпи и переваливший через неё.
- Переходить за насыпь запрещено! - крикнул водитель.
- Сбавь ход, посмотрим! - приказал Ситников.
Танк медленно влез на насыпь в том месте, где переезжал её Аксёнов.
Как только машина влезла на полотно железной дороги, раздался сильный удар по броне, за ним ещё и ещё!
Танк Ситникова слез с насыпи на другую сторону. Справа от него метрах в ста в небольшой лощине горел танк Аксёнова. Сильно горел с чёрным дымом.
Вокруг него бегали немцы с автоматами и расстреливали пытавшийся выбраться из горящей машины экипаж.
Зубов направил свой танк левее от горящего в более низкое место, чтобы выйти из зоны обстрела немецкой противотанковой пушки.
Казалось, вышли, но в этот момент снова удар по танку. На какое-то мгновение Евгений потерял сознание и зрение.
Придя в себя, он понял, что двигатель заглох. Повернулся на зад - в башне светло, как днём! Ребята, все трое - на полу башни!
Зубов запустил двигатель и постарался скорее уйти из под обстрела. Опять удар! Сильнейший удар в левый борт танка. Двигатель снова заглох. Двигатель заглох не сразу, от удара, а от перегрузки. Водитель сознания не потерял. Зубов попытался снова запустить дизель, но... как только он отпустил педаль "главного" - двигатель снова заглох, дёрнув машину влево! Снова запуск. попытался тронуться с рычагов: отпустил оба в раз - заглох. Снова запуск. Отпустил левый при зажатом правом - заглох. Отпустил правый при  выжатом левом - машина чуть двинулась с резким поворотом влево.
Ясно! - заклинен левый борт! - решил Зубов. Приехали! А что в башне?
Пока он манипулировал с запусками, в танк попали ещё два снаряда в левый борт.
    Евгений посмотрел в смотровую щель. Слева был виден какой-то овраг. Сползти в него на одной гусенице! - решил водитель.
Два -три поворота влево, вперёд - назад - машина продвинулась метров на семь-восемь - боком, нагребая снег, поползла в низину. Оказалось, что, плохо рассмотрев в смотровую щель местность, он не увидел оврага, а тень от гребня ошибочно принял за плавный уклон местности.
    Танк сполз и остановился, скрывшись за гребнем оврага. Обстрел прекратился. Двигатель заглох. Тишина.
В башне было что-то непонятное: светло, пушка находилась где-то не на своём месте – упёрлась гильзоулавливателем в нишу башни. Внизу, на боеукладке лежал "батя", а Кульков обматывал его голову бинтом.
- Что?- крикнул Зубов, хотя царила полная тишина.
- Пушку оторвало! Демьянова ранило - из ушей кровь идёт! - дрожащим голосом ответил Ситников.
- Он жив? Вы с Кульковым целы?
- Мы-то целы, а у "бати" - кровь идёт, других ранений не видно.
Юра Прозоров пытался связаться по рации с батальоном. Безуспешно: рация не работала - её изрядно потрясло при попаданиях снарядов.
Открыв люк Зубов увидел, что танк боком нагрёб сугроб снега и стоял вдоль оврага с довольно крутым  уклоном. Впереди метрах в ста пятидесяти овраг заворачивал и становился не видимым, сзади он уходил далеко и становился неглубоким. Да! Положеньице!- почесав затылок Зубов закрыл, на всякий случай, люк.
В какой стороне наши? Компаса нет, карты тоже - нет, да и помогла бы она?
Где наши? - спросил Зубов Ситникова, - тот всё  время находился в башне и наблюдал круговым обзором из командирской башенки за всем происходящим.   
- А чёрт его знает! Крутились, вертелись, удары по броне, звон в ушах.
Некоторое время всё "не раненые" спорили, ругались, но так ни к чему и не пришли.
Демьянов громко стонал в башне. Он ничего не слышал, но был в сознании и говорил, что очень больно в ушах и голове.
- Надо уходить, а то подойдут немцы и сожгут нас к чёртовой матери! - предложил сильно растерянный Ситников.
Но рядом с танком никого не было, только где-то глухо стрекотал пулемёт.
- Уходить? А танк бросить? Ну, знаешь...
Через Юркину голову Зубов вылез из люка, быстро спрыгнул в снег по колено и пролез к левому борту танка. Гусеница, которая была чуть видна из снега, была натянута как струна. Почему? - Это можно было понять, только откапывая снег.
- Нужно откапывать снег! - сообщил Зубов экипажу.
Хорошо, что большую лопату они всегда возили в трансмиссионном отделении танка за коробкой передач. Иначе она была бы сбита с крыльев танка.
Пробившись через вал снега к корме, Зубов увидел, что крышки обоих люков открыты и там много снега на днище.
Он быстро заработал лопатой. Выскочивший вслед за ним Юра помогал ему сапёрной короткой лопаткой.
- Техник, смотри! - указал Юра на ось катка с размолотой гайкой на месте пятого катка.
Они продолжали копать дальше. Бортовая передача была цела, а вот между ведущей "звёздочкой" и задним левым опорным катком был зажат сбитый передний каток, одевшись размолотой ступицей на гребень трака. Поэтому, расклинив каток, натянулась так сильно гусеница и, оказалось застопоренным намертво ведущее левое колесо.
Что делать? - этот вопрос Зубов задал сам себе. Ослабить и разъединить гусеницу, снять аварийный каток с гребня трака, соединить гусеницу, натянуть и ...
можно ехать. А куда? Опять этот же вопрос! Но мешкать нельзя - за работу! Зубов послал Юру в машину за большим гаечным ключом для натяжения гусеницы, за кувалдой и выколоткой,  а сам полез к носу танка, но как только он высунулся с гребня оврага, по нему дали несколько автоматных очередей немцы.
Зубов, прыгая головой вниз в передний люк, чуть - было не сломал шею Юрке, но обошлось.
- Что там? - спросил командир.
- Немцы!
Из командирской башенки было видно: на правом гребне оврага группа немцев - человек пять-шесть, с автоматами залегла и ожидала появления экипажа.
- Пулемётом их не взять: башня не поворачивалась, а передним курсовым пулемётом тоже не получится - танк неподвижен - рассуждал Ситников,- подождём, посмотрим, что они будут предпринимать.
Надо выяснить, что произошло с нашим орудием - решил командир. После осмотра стало понятно: осколком или снарядом повредило ствол пушки, а когда Демьянов выстрелил очередным осколочно-фугасным снарядом - оторвало почти по самый казённик ствол орудия, а остальная часть сделала такой откат, что гильзоулавливатель упёрся в нишу башни. Итог - впереди башни зияло крупное окно - было светло. Вот при этом-то взрыве и контузило "батю". Попадания других снарядов вреда КВ не причинили, кроме того, что был сбит опорный каток, на котором был след от "болванки".
- В верхние люки не выйти - расстреляют! Давайте откроем аварийный нижний! - предложил Кульков.
- В него не выйти! - объяснил ему Зубов,- копать надо туннель в снегу, а куда снег девать?
Но кульков снял с байонеточных зажимов люк, убедился, что со снегом не справиться - плотно спрессовал его танк под своим брюхом.
Снарядов оставалось больше восьмидесяти штук, а что толку - пушки нет! Было двенадцать полных дисков к пулемётам. Курсовой пулемёт радиста в шаровой установке - исправный, а спаренный с пушкой - был повреждён. Решили вынуть из ниши башни третий пулемёт, но мешала пушка. Возились долго, наконец, вынули, можно было использовать его как переносной. Вот из него и ударили по немцам, выпустив пол диска через верхний люк. Ответа не последовало.
Были ещё гранаты Ф-1 -"лимонки" - целых восемнадцать штук. Вставив запалы все члены экипажа, кроме "бати" поделили их между собой поровну.
Зубов отложил одну гранату за кулису как НЗ - на всякий случай. Приготовили личное оружие - оно было у всех. Пересчитали патроны. У Зубова было два пистолета: ТТ - с двумя полными обоймами и трофейный "парабеллум" с полной обоймой. Бой было чем вести, только с кем?
- Если подкатят пушку, тогда нам хана! - ворчал Кульков.
Вечерело, стало совсем темно. Танкисты похрустели сухарями из НЗ, доели оставшиеся консервы. "Батя" ничего не ел, только тихо стонал. Помочь ему они ни чем не могли. Он даже курить отказался , так ему было худо.
- Товарищ командир, какое вы принимаете или предлагаете решение? - Спросил Зубов Ситникова.   
- Не знаю, - растерянно ответил командир танка.
- Тогда я пошлю Юру Прозорова - выйти из танка с гранатами и пистолетом, тихо пройти вдоль оврага вперёд, чтобы выйти из зоны обстрела автоматчиков, а может, их уже там и нет, подняться на гребень оврага, осмотреться, определиться с направлением, где - наши, а где - немцы и вернуться обратно в машину.
- Хорошо, надо пробовать, согласился Ситников.
Как только Юра стал открывать люк  - по броне застучали трассирующие пули. Крышку быстро захлопнули, Юра был цел. Экипаж открыл огонь из пулемётов: по правому гребню оврага из люка башни, по левому - из шаровой носовой установки с максимальным подворотом влево-вверх. Стрельба снаружи сразу прекратилась. Оставлять машину и всем уходить - не было в помыслах ни у кого. Если пытаться выйти - немцы перестреляли бы их всех по одному. Решили ждать, как будут развиваться события дальше. Должны же были наши пехотинцы  услышать стрельбу. Пехота не могла не видеть, как КВ утюжили огневые точки немцев перед насыпью, чтобы можно было наступать. И где же пехота? Один танк и его экипаж - погибли, но другой-то цел! Правда он в овраге и его не видно, зато слышно как стреляли танковые пулемёты.
Зубову всё время казалось, что наши где-то справа:  левее оврага танк не был и скатился с его правого уклона. А вокруг было тихо и эту тишину не нарушали ни немецкие, ни наши войска.
Однако температура воздуха была около 25 градусов ниже нуля. Необходимо было прогреть двигатель. Экипаж приготовил к стрельбе пулемёты, а водитель запустил дизель. Стрельбы с гребня оврага не последовало. Немецкая оборона молчала. Была мысль - после прогрева двигателя снова послать Юру на разведку.
Темнело быстро. Погода была пасмурная и холодная ни солнца днём, ни луны ночью. Звёзд не было видно - сплошная облачность.
Нагнав температуру антифриза до 60-ти градусов, Зубов заглушил двигатель. Впереди, где овраг заворачивал влево, появилось светлое жёлтое пятно небольшого размера. Похоже, это было окно в землянке или ещё где-то.
Зубов взял из башни танка переносной пулемёт и через открытый смотровой водительский лючок ударил длинной очередью по этому жёлтому пятну.   
Пятно пропало. Ответной стрельбы не последовало. Переждав, минут пять, Юра выскочил из танка и пошёл по глубокому снегу вперёд по оврагу. Зубов напряжённо следил за ним, готовый в любую минуту снова открыть огонь из пулемёта. Стрельбы не было. Юра скрылся за поворотом оврага. Не прошло и нескольких минут, как Зубов снова увидел Юру, который бегом направлялся к танку быстро, влез в люк и захлопнул его.
-  Сюда оврагом идёт колонна немцев. Громко разговаривают, некоторые даже курят! - сообщил он экипажу.
- Сколько их? - спросил Зубов.
- Не знаю! Много! Уже темно, не видно было.
- Что будем делать, командир?- спросил Зубов Ситникова,- пропустим или встретим пулемётным огнём?
- Надо тихо сидеть, может быть пройдут мимо - шёпотом ответил Ситников, если идут и курят, значит просто идут, а не нас "выкуривать"- логично? - спросил всех командир.
Решили пропустить, но пулемёты и гранаты держать наготове.
Оба пулемёта были направлены вперёд. За одним Зубов, за другим Юра. Диски полные. Гранаты проверены и лежали под правой рукой, "парабеллум"- в левой руке, "ТТ" под полой ватника " у сердца", правая рука на спусковом крючке пулемёта.
В темноте показались несколько огоньков - сигареты! Нахалы, не уважают! В открытую курить на передовой? Видно надеялись, что в овраге их ни видно.
Было очевидно, что немцы не знали, что на их пути - танк и порка они не проявляли никакого интереса к стоящей машине, в танке никто не шевельнулся.
Экипаж выжидал момента, чтобы открыть огонь, если немцы попытались проникнуть внутрь.
Снаружи уже была слышна речь - "лающая" не громко и позвякивание металлических предметов - не то оружия, не то котелков или противогазных круглых коробок, которые они таскали на себе. В смотровую щель плохо, но всё-таки немного видно было, что немцы шли нестройной колонной - где по два, где по одному в ряд. Голова колонны уже поравнялась с танком и стала обходить его слева. Разговор стал громче, отрывистей.
- " Панцерваген" ! "КВ" " Авариен!", "Файр", - слышались их голоса.
Немцы ничего не предпринимали, кроме одного любопытного, который трогал руками обрывки подкрыльников, отчего скрежет металла прямо в душу вонзался колкими иголками. Не было у экипажа возможности кругового пулемётного обстрела под защитой брони, а немцы могли обложить со всех сторон, а если ещё у них были противотанковые гранаты...
Зубов очень опасался за дыру в башне - это окно от пушки: маска свалилась, и открыло отверстие во всю площадь рамки.
Прошло примерно тридцать немцев. В танке уже подумали, что опасность миновала, как вдруг по корме танка затопали коваными сапогами.
Кульков, находившийся ближе других из экипажа к малому сигнальному лючку, вытолкнул наружу "лимонку" и следом за ней - другую.
Взрыв! За ним, сразу, второй!
Вопль немцев!
Зубов быстро выставил из люка башни пулемёт и дал вдогонку колонне длинную очередь, выпустив весь диск. Перезарядился и выпустил второй диск наугад в темноту, бросил наружу две гранаты.
Немцы не ожидали такого огня и в ответ дали только две очереди из автоматов выше башни, видимо старались побыстрее унести ноги от коварного танка.
Треску было много, но повторной атаки на танк не последовало. В наступившей тишине некоторое время за кормой машины слышались стоны, но потом и они стихли.
В танке был запасной ствол к пулемёту "ДТ". Кульков с большим трудом вытащил из гнезда спаренный с разрушенной пушкой пулемёт: ствол его был погнут при разрыве снаряда. Но он его вытащил! Сменив ствол, на запасной, экипаж получил ещё один исправный - третий пулемёт. Осталось семь полных дисков на три пулемёта, четырнадцать гранат и личное оружие. После всего произошедшего экипаж решил подкрепиться из НЗ. Кульков достал сухари и последнюю банку консервов, доставая её, он крикнул, что в трансмиссии что-то горит! Через иллюминатор в моторной перегородке был виден огонь.
- Что горит? Снимай немедленно моторную перегородку! - приказал ему командир.
"Пивные замки" перегородки долго не поддавались. Наконец Кульков снял их.
В отсеке был огонь, но не сильный. Потянуло вонючим, масляным дымом. О причине возгорания можно было только гадать, но огонь есть огонь, его надо тушить!
А как? Можно было выскочить наружу и тушить через задние открытые люки - а обстрел? Экипаж не знал - где немцы. Можно было попробовать потушить изнутри - через моторное отделение. Там, между двигателем и наклонными радиаторами, был некоторый "проход". Пролезть через него было невозможно, но если втиснуться и  поискать палку - длиной метра полтора, то можно было дотянуться и до коробки передач.
  Николай Кульков был человек изобретательный, находчивый: он взял три звена запасной антенны, соединил их поочерёдно "в замок", накрутил на её третье звено обтирочную ветошь. Нашёл стреляную пушечную гильзу, помочился в неё, смочил этой "жидкостью" ветошь и просунул этот "огнетушитель" рядом с радиатором. Потом он стал усиленно шуровать антенной в зоне горения. Горело не сильно - больше просто дымило. Воды на днище в отделении трансмиссии было много - намело через неисправные люки кормы. Минут десять "шуровал" Николай в отделении с огнём - потушил!
- С тобой можно иметь дело! - похвалил его командир,- молодец Николай!
Да, этот парень хорошо знал машину и в трудную минуту не подвёл экипаж.
Дожевав сухари все, кроме "бати" закурили и стали обсуждать создавшееся положение. Первое, что предлагалось - ждать утреннюю атаку (они были уверены, что наша пехота будет утром снова наступать). Второе предложение было более рискованное - ещё раз вылезти из танка и попытаться сориентироваться на местности. Стрельбы орудийной не было слышно, пулемётные очереди изредка раздавались впереди и справа и сзади машины. Из-за правого гребня оврага взлетела невысоко осветительная ракета - там, наверное, была линия фронта. Затем сзади тоже взвились вверх две ракеты! - Там тоже могла быть линия фронта.
А где тогда танк? - На нейтральной полосе? - не понятно было.
Зубов решил запустить двигатель и прогреть его, но Юра, который наблюдал за тем, что происходило снаружи, попросил его:
- Подожди, техник! Кажется, опять идут немцы!
- Всем - тихо! Приказал Зубов, а сам стал всматриваться в темноту. Да, впереди шли в сторону танка тени. Послышалась немецкая речь, скрип снега и характерное позвякивание амуницией. Метров за 30-40 стало видно, что шла колонна. Зубов решил ударить по ней из двух пулемётов. Предупредил всех своих, чтобы были готовы к бою и подготовили гранаты и третий пулемёт.
Когда немцы подошли метров на 25-30 до танка Евгений и Юра одновременно открыли огонь из пулемётов. Колонна смешалась! Немцы кинулись в рассыпную, кто - куда. Повсюду слышались крики, ругань, а танкисты поливали и поливали их пулемётным огнём. Били короткими очередями - экономя патроны. Диски расходовались, а сколько времени, и с кем воевать ещё - вопрос оставался открытым.
По тем фрицам, которые устремились к гребню оврага, застревая в снегу - открыл огонь Кульков из третьего пулемёта с башни. Рёв обезумевших от страха немцев, крики, беспорядочная стрельба. По броне защёлкали пули.
- Эх! Вот если бы  были целы фары, подсветить да ударить плотным огнём! - сокрушался Кульков, видя всю картину боя как на ладошке.
Но фар не было, немцы разбежались, к танку никого не подпустили. Основная часть колонны подалась обратно по оврагу.
Неожиданно недалеко от танка послышалась автоматная трескотня. Стреляли явно наши ППШ. Их "голоса" резко отличались от немецких автоматов. Началась перестрелка трассирующими очередями. Невдалеке в овраге завязался бой. Начинало светать. Шум боя отодвигался всё дальше и дальше. Автоматные очереди слышались на обоих гребнях оврага. Через некоторое время стрельба прекратилась. Пулемёты танкистов тоже молчали.
Прошло немного времени и Кульков, наблюдавший из башни за местностью, доложил:
- По правому склону оврага к нам спускаются не то немцы, не то наши, пока не могу чётко рассмотреть.
Зубов высунулся из люка и крикнул:
- Это наши, они в белых маскхалатах!
От радости, а может быть больше "с дуру" он высунулся по пояс из люка и закричал:
-Эй, пехота! Сюда!
А пехота как ударила из двух автоматов по танку! Две дырки появились на ватнике Зубова, но пули каким-то чудом не задели тело. Сам он мигом исчез в танке и захлопнул люк.
 Пехотинцы осторожно приблизились к КВ и остановились.
Кульков из верхнего люка башни заорал на них благим матом:
- Вы, что! Перегрей вашу мать! ... и дальше перебрал всех их в своих многочисленных выражениях из своего богатого народного "лексикона".
Этот самый "доходчивый "русский язык быстро определил, кто есть, кто и что из себя представлял.
- А вы, что? Наши, что ли?- спросили Николая, когда он закончил свою выразительную речь заключительным плевком.
- Нет! Мы - американцы! Вас выручать приехали - подслеповатая царица полей ! Танки свои перестали узнавать?
- А зачем вы тут торчите? Здесь вокруг немцы!
В это время из люка высунулся Зубов.
- Не подходите близко к танку - могут быть мины! - приказал Зубов пехотинцам, - тут много фрицев вокруг нас толклось.
  Всему экипажу хотелось скорее выскочить из танка к своим мужикам-пехотинцам, но Зубов, больше по интуиции, чем по соображению, попросил выходить только через  правое переднее "крыло", хотя и крыла-то давным-давно не было, а была голая гусеница и прыгать дальше от танка. Могли быть оставлены мины.
Наконец все танкисты, кроме "бати" вылезли и обнялись с пехотинцами.
Автоматчики оказались разведгруппой - восемь человек. Они подошли, вернее, подползли к оврагу, не зная, что по нему шли немцы, и в это время вспыхнула перестрелка между экипажем танка и фрицами. Как только немцы побежали разведчики вступили с ними в перестрелку. Противник оказался под перекрестным огнём и поспешно отступил. Двадцать семь немецких трупов лежали на "поле сражения". Наших потерь не было.
Справа послышалась винтовочно-пулемётная стрельба, но скоро стихла. Старшина - командир разведгруппы пояснил, что это их третья рота проводит разведку боем.
Попрощавшись с танкистами, разведчики пошли дальше по оврагу - в сторону, куда отступили немцы.
Экипаж начал осмотр места "сражения". Ситников и "батя" остались в танке, а остальные пошли проверить, что за поворотом оврага.
- По какому "пятну" я стрелял? - задал себе вопрос Зубов вслух.
Подошли к землянке. В сторону танка было обращено разбитое оконце. Зубов вынул зубами чеку из гранаты в другой руке, держа пистолет, вошёл внутрь. Николай и Юра остались снаружи. В потёмках едва различимый лежал на полу здоровый рыжий немец. В правой его руке была зажата ручка котелка. Видимо пуля настигла его, когда нёс кипяток с погасшей уже печки.   
Осматривая землянку, Зубов обратил внимание на патефон, наш советский патефон. Он стоял в углу на табурете, а на полу были разбросаны пластинки: "Последний вальс", песни в исполнении Вадима Козина, Ляли Чёрной. Среди пластинок были немецкие и наши. На столике лежали карманные фонарики, ручные гранаты, два "парабеллума".
В землянку вошли Юра с Николаем.
- О, вот это трофеи! - радостно воскликнули оба.
Кроме этой, были ещё землянки. А около них за поворотом оврага было много немецкой техники, заметённой снегом: крытые и бортовые грузовики, два бронетранспортёра, несколько полугусеничных мотоциклов с пулемётами. Очевидно, это было хозяйство немецкого автобатальона. Танк Ситникова оказался на пути отступления его личного состава. Тяжёлого вооружения не было. Техника вся стояла без горючего. Немцы отсиживались в землянках, пока их не "потревожили" наши наступавшие части. По оврагу прошли ещё два взвода наших пехотинцев. Один боец шёл с миноискателем. Зубов попросил его проверить снег вокруг танка на наличие мин. Боец обнаружил и снял две противопехотные мины. Хорошо, что танкисты не лазили, пока, вокруг машины. Мины были воткнуты в снег с левого борта танка. В трансмиссионном отделении валялись обломки деревянной ручки от немецкой гранаты, брошенной в открытый люк кормы. Вот от неё и загорелось внутри. Повреждённую взрывом вертикальную тягу правого тормоза Зубов связал проволокой. Можно было запускать двигатель, но он совсем охладился. Термометр на щитке показывал "0" градусов. Стартёром пробовать прокрутить- Евгений не стал - можно было посадить аккумуляторы.
Оставив дежурить с пулемётом в танке, остальные, после наведения "порядка" в одной из землянок, растопили "буржуйку", принесли пластинки и патефон и стали наслаждаться теплом. "Батя" лежал на деревянной кровати, остальные разместились вокруг печки. Завели патефон. Всем очень понравился последний вальс. Чудесная была обработка и исполнение. Сначала пробил колокол двенадцать раз, потом началась и плавно стала развиваться чудесная, немного грустная мелодия. Среди заснеженных Сталинградских полей, в землянке звучал вальс.
Зубов несколько раз ставил пластинку с вальсом. Наконец в тепле под музыку всех разморило и танкисты уснули. Только Юрка пошёл наружу полазить в немецких брошенных машинах и по другим землянкам. Он собирал различные "стреляющие " и "взрывающиеся" предметы: пулемёты, пистолеты, взрывчатку, запалы. Всё, что попадало под руку. Была у Юры такая беспредельная страсть к этим предметам.
Зубов проснулся от крика и шума в землянке. Спросони не мог никак понять - что происходит. Много людей, все в форме с артиллерийскими знаками различия. Старший по званию - майор спросил:
- Вы кто такие, откуда?
Ситников ему подробно всё объяснил.
- У нас, тут не далеко есть два тягача "Ворошиловцы". Они могут помочь вытащить ваш танк из оврага или с буксира запустить двигатель! - предложил майор.
- Хорошая идея! - Зубов, давай пробуй! - приказал Ситников.
Евгений пошёл к "Ворошиловцам" и вскоре оба тягача подошли к танку. Сначала выдернули аварийный каток, застрявший в гусеничном обводе. Гусеница КВ ослабла "звёздочка" освободилась и была цела! Юру послали на розыски командира танковой роты или любого подразделения полка. Все остальные занялись подготовкой танка к движению. Танком его можно было назвать условно. Без пушки весь искорёженный он скорее напоминал бронированную "повозку". А как запустить переохлаждённый дизель? Сливать антифриз и разогревать было не во что. Под днище было не залезть, машина плотно сидела на снегу. Находчивость Кулькова и тут помогла экипажу. Подкопали снег с кормы под днищем танка. Взяли в землянке "фрицевское" одеяло, смочили "газойлем" - топливом, подсунули под днище в район двигателя и зажгли. Разгоралось медленно, но как только разгорелось, то пламя стало на метр выбивать из - под танка. Снег подтаял и повалил густой чёрный дым. Танк стоял весь окутанный дымом. Зубов высунулся из люка и крикнул:
- В машине пар пошёл! Не сжечь бы свою машину, братцы, вытаскивайте костёр!
Кульков заранее подготовленной проволокой вытащил остатки горящего одеяла и вместе с Ситниковым затушил его.
- Кульков, подготовься к запуску! - скомандовал Зубов. Николай сел на место радиста - рядом с водителем, чтобы нажимать кнопку электростартёра. Обе руки Зубова были заняты краном воздухопуска. Подготовились, Давай! - крикнул Евгений.
Николай нажал на кнопку, а Зубов плавно открыл кран воздушного пуска двигателя.
Коленвал чуть сдвинулся и остановился. Зубов ещё больше открыл кран. В цилиндрах зашипел воздух!
- Держи! Держи, кнопку, не отпускай! - командовал водитель.
Оборот, второй, третий - двигатель ожил и начал набирать обороты, но ещё медленно-медленно, чтобы запуститься.
- Держи кнопку! - кричал Зубов, - чёрт с ними , с аккумуляторами!
- Воздух кончится, - тогда хана! - продолжал кричать Зубов, - с буксира даже двумя тягачами дизель танка в снегу не заведёшь!
Давление воздуха падало. Но в это время ...хлоп, хлоп, хлоп...- стал схватывать движок!
Быстрее, быстрее, хлопки участились.
Зубов давил полный "газ", а обороты дизель не развивал.
Николай отпустил кнопку стартёра. Дизель медленно крутился. Зубов держал воздух открытым - помогал дизелю.
- Чёрт с ним, с воздухом! - продолжал кричать водитель, - лишь бы раскрутить!
Тук, тук, тук!  Быстрее, быстрее, быстрее! Пошёл!!!
Зубов давил педаль подачи топлива до упора.
Давление масла - "0" - не было совсем! Пускай! Надо было крутить, крутить!  Разогреть!
Так продолжалось две-три минуты. Двигатель стал "подчиняться" педали подачи топлива - уменьшать и увеличивать обороты. Ожил!
- Приходит в норму, родимый! - радостно воскликнул Зубов.  Лица танкистов расплылись широкими улыбками. 
Разогрев дизель до 80-ти градусов по воде и по маслу, своим ходом подъехал Зубов к землянке, где ещё были артиллеристы. Все готовились пообедать или позавтракать, -  было утро. Танкистов пригласили "к столу". Долго уговаривать никого не надо было. В личной жизни и в обороне - главное -харч! А вот его-то у танкистов уже не было. Они были настолько голодные, что скромности у них даже на "спасибо" не хватило. Подали по сто граммов и плотный мясной обед, который быстро закончился ввиду большой скорости его поглощения.
  "батю" посмотрел санитар артдивизиона, что-то положил ему в уши и аккуратно перевязал.
- Говорить можно было не стесняясь, - "батя "ничего не слышал.
- Пожалуй, отвоевался ваш товарищ! - сделал своё заключение санитар, - надо его срочно в госпиталь отправить.
Эти же слова он написал на бумажке и показал "бате". Демьянов сник духом и даже прослезился: - инвалид! Совсем я глухой! тихо прошептал "Батя".
Артиллеристы не торопились покидать землянку, а танкисты ждали Юрку с новостями.
Через три часа прибыл Юра. Принёс и передал Ситникову записку: "Молодцы! Хвалю за бой в окружении и за то, что сохранили машину! Оставайтесь, пока, на месте. К вам скоро перебазируется СПАМ и ремонтники. Ждите указаний, возможно, я сам навещу вас. Чухутов".
Чухутов был заместителем командира роты по политчасти.
Ждать - так ждать! Вот только продуктов не было. В брошенных немцами землянках ничего не осталось съестного,- они сами давно уже голодали.  Поели всех своих лошадей. А лошадей в войсках армии Паулюса было почему-то довольно много.
Но голод не - тётка и конина шла у противника за милую душу.
Артиллеристы вскоре ушли. Продуктов у них тоже было "в обрез". Оставили танкистам три банки рыбных консервов и половинку буханки хлеба.
 С табаком было лучше - оставили пять пачек.
Экипаж тепло попрощался с "Батей" - его усадили на тягач и отправили с артиллеристами, чтобы они переправили дальше - в полевой госпиталь.
 Остался экипаж вчетвером. Осмотрели все землянки. У немцев всё было сделано добротно. Землянки были врыты в склон оврага с замысловатыми, зигзагообразными входами, Чтобы не было прямого "прострела" внутрь. Какой - то приторно-душный специфический запах стоял во всех землянках. Пахло и лекарствами, одеколоном и  прелью.  Повсюду валялось много каких-то пакетиков, бумажек, обёрток, открыток, портретов Гитлера, журнальчиков, открыток на "женские темы". Всё было брошено, валялось на полу.
Совсем иные запахи были в наших , родных, "русских" солдатских землянках: пахло, как правило, махоркой и портянками. С завязанными глазами, безошибочно, всегда можно было угадать, в чью землянку попал.
Ребята крутили патефон, отдыхали, а Зубова беспокоил танк. Надо было двигатель держать на прогреве. Топлива в баках было ещё много. Масло - в норме.
Но аккумуляторы были здорово "посажены" при первом запуске. Сжатого воздуха не было совсем. Зубов обратил внимание на то, что подзарядки аккумуляторов не было вообще. Реле регулятор не работал - вышел из строя при обстреле танка. Зубов влез в танк, снял крышки регулятора и обнаружил, что контакты и наконечники проводов - обгорели. Он грел двигатель на ходу. Промял по оврагу твёрдую "дорогу", катаясь взад-вперёд. По отлогому подъёму без глубокого снега поднялся на гребень  оврага, развернулся и тем же следом спустился снова в овраг. В случае, если откажет запуск - пустить движок при скатывании с горы на скорости. Решил попробовать. Включил третью передачу, выжал "главный" - танк сам покатился, набирая скорость довольно быстро. Отпустил педаль"главного", добавил "газ"- дизель взревел, запустился!
Запускать дизель  - скатываясь с горы - можно! Только не переохлаждать!
Линия боевого соприкосновения была в трёх-четырёх километрах. Пулемётная стрельба была еле слышна. Танк стоял у землянки. Экипаж обедал - все, кроме Юрки.
Тра-та-та! - совсем рядом раздалась пулемётная очередь! Все похватали своё оружие и выбежали наружу.
От увиденного у всех широко открылись рты.
Юрка, этот любитель оружия, лежал метрах в тридцати от своего танка и из трофейного пулемёта посылал очередь за очередью в борт танка.
- Ты, что с ума сошёл? - заорал на него Ситников.
- А что, я же не пробью такую бронищу!- оправдывался Юрка.
- Прекрати!
Прерванный отдых и напряжение последних дней были сняты высказыванием тех выражений, которые посыпались на бедного Юрку. В адрес "пулемётчика" было сказано много не лесных слов. Борт танка был "исковырян" во многих местах. Пробоин сквозных не было , но глубина отдельных вмятин достигала десяти миллиметров. Черно-красноголовые пули (бронебойные) не пробили броню отечественного производства, и это вселило гордость за нашу промышленность.
- Тебя, дурня, могло рикошетом ранить! - постучав по Юркиному лбу, сказал Зубов.
Из снарядных гильз наладили две лампы-коптилки. Кульков наполнил их газойлем, и с тряпкой-лентой, заплющил края гильзы.
Зубов снял с танка неисправный регулятор и пытался восстановить, зачищая контакты, соединяя отскочившие провода. Ситников в техническом плане был человеком не очень подготовленным и в деле восстановления регулятора не участвовал, да и открытый регулятор видел, наверное, впервые. Возился Зубов долго. Наконец работа была закончена, и надо было проверить регулятор на танке.    
Наступила ночь. Погода была морозная, а небо ясное. Зубов вышел из землянки и посмотрел на звёзды. Млечный путь по направлению совпадал с направлением оврага. Полной тишины не было. Редкие пулемётные очереди и взлёт осветительных ракет были далеко и указывали на линию фронта. Склон оврага был покрыт снегом, но луны не было и только по неровным теням можно было догадаться, где заканчивалась земля, и где начиналось небо.
Зубову не хотелось нарушать тишину этого мира, но обстоятельства требовали того. Позвав Кулькова, Евгений направился к танку. Захватив с собой трофейные фонарики, Зубов и Кульков быстро установили снятые с танка аккумуляторы, которые отогревались в землянке. Отремонтированный регулятор "РРТ" прикрутили на место. Танк стоял на "горке". Зубов растормозил машину, и танк пошел вниз по склону. Сходу завёлся дизель. Съехав в балку, Зубов посмотрел на приборы.
- Есть зарядка! Живут аккумуляторы! - крикнул он Кулькову.
От радости они готовы были плясать. Танк стоял у землянки и его двигатель равномерно " ворчал" набирая  утраченную энергию.
- Техник, где у нас пила? - крикнул неожиданно появившийся перед люком Юрка.
Чтобы не терять времени даром, он, вместе с Ситниковым, отправился на поиски провианта.
- Пила? Зачем тебе пила? Дрова что решил попилить? - спросил его Зубов.
- Да, нет! Мы с командиром много мяса нашли. Но оно замороженное. Надо отпилить!
- Пила в корме! Доставай сам, мы не можем сейчас глушить двигатель. Не забудь вытереть пилу - она вся в масле!
Через некоторое время Ситников и Юрка снова появились перед люком. Оба несли по большому куску конины. Оказывается, они нашли убитую лошадь совсем недалеко от землянки.
Ситников топором отделил мясо от шкуры, разрубил на мелкие куски. Часть мяса поставили варить  в двух котелках на буржуйку, а Юрка стал жарить "шашлык" из конины нанизав несколько кусков мяса на трофейный штык-нож. И всё бы было хорошо, только не было ни соли, ни хлеба. В землянке запахло сладковатым дымком горелого мяса. "Шашлык" в топке печки обуглился снаружи, а внутри был почти сырым. Откусывать не получалось.
- Ну и "шашлычок" ты, Юра спроворил! Снаружи - горький, а изнутри - не угрызёшь! - ворчал Ситников.
- А вы, что? Хотели "шашлык" по-карски? Лука нет! Уксуса нет! Перца тоже - нет! Даже соли нет! - оправдывался Юра,- ешьте! ешьте! Лошадь, наверняка, была советская, колхозная, попавшая в "плен" к фрицам! Ешьте, как своё, а о соли не думайте, она говорят даже вредная.
- Соль может быть и вредна, когда её много, но вот когда её вовсе нет- то очень даже полезная! - заметил Кульков, - но, ничего не поделаешь, есть всё равно больше нечего. Он продолжил лениво жевать  "конский шашлык".
Котелки с кониной кипели около двух часов. Все с нетерпением ожидали  - когда мясо "дойдёт", надеясь, что варёное оно будет помягче.
Наконец Зубов попробовал небольшой кусок из котелка.
- Не вкусное, сластит и жёсткое! - сделал он своё заключение,- пусть ещё повариться.
- Слей воду из котелков и залей новой - посоветовал ему Ситников. Слава богу, снега было вокруг хоть отбавляй.
Вода в котелках скоро закипела, и экипаж терпеливо ждал продолжения приёма пищи.
К шашлыку никто интереса больше не проявлял. Один Кульков продолжил жевать свой кусок и без ухмылки нахваливал: - А, что? Это лучше, чем лепёшки из лебеды, которые мы ели в тридцать четвёртом году!
Прошёл день, прошла ещё одна ночь. Зубов с Кульковым поочереди "катались" на танке, поддерживали температуру и зарядку аккумуляторов. Никто к ним не пришёл, не навещал. Никаких новых команд не поступало. Был приказ - находиться на месте. Машину оставлять без присмотра, было запрещено. Отправлять кого-то к своим было сомнительно, а если в это время прибудет начальство, а экипаж и так не в полном комплекте.
Решили ждать все вместе, как велел политрук Чухутов.
- А не устроить-ли нам баньку? - предложил Ситников.
Всем очень понравилось предложение командира. Всё необходимое быстро нашлось, и баня была растоплена. Нашли пустую бочку с одним дном и в соседней землянке  развели костёр. Натаяли почти полную бочку горячей воды из снега. В "бане" было дымно и жарко. В две очереди помылись. От блаженства все подобрели. Мыло и смена белья были у каждого в вещмешках, а у Зубова имелись даже шёлковые кальсоны, которые он приберёг для особого случая. И вот этот момент наступил. Он сам скроил и сшил их из трофейного немецкого парашюта.
- Ну, ты брат как Кутузов в таких панталонах! - хохотали над ним танкисты.
- Напрасно смеётесь "господа", встав в театральную позу , произнёс Зубов,- это бельё хорошо тем, что вши, которыми мы уже обзавелись в трофейных помещениях, по данному материалу, он похлопал себя по ляжкам, не имея возможности удержаться на скользкой поверхности, скатываются вниз - в сапоги. И если почаще их оттуда вытряхивать, то никакого сожительства не будет!
Все с хохотом зааплодировали "артисту".
Половина светлого времени ушло на "баню". Весь экипаж помылся, получив неописуемое удовольствие. Переоделись и ... снова захотели есть.
Обедать! Опять конина! Другого - нет! - стуча ложкой по котелку объявил всем Кульков.
- Не лезет она в глотку! - хмуро произнёс Ситников.
Но деваться не куда - пришлось жевать и жевать. После обеда опять - личное время - отдых. Юра пошёл дежурить у танка.      
Через некоторое время сильный взрыв потряс землю.
- Что, это? Бомбёжка? Обстрел? - вскакивая с кровати, спросил Зубова Ситников.
-  Не знаю, надо посмотреть!
Все оставшиеся в землянке, прихватив своё оружие, выбежали наружу.
Справа от танка, метрах в тридцати, стоял полуразрушенный немецкий бронетранспортёр, а над ним поднялось облако дыма. Вокруг - только почерневший снег и никого нет!
- Что это? Почему он взорвался?- удивился Ситников.
Осторожно ступая друг за другом, держа пистолеты наготове, Зубов и Ситников стали приближаться к бронетранспортёру. Кульков с гранатой остался на месте у входа в землянку.
Из соседней землянки, которая находилась от места взрыва на расстоянии метров - пять, шесть вышел политрук Чухутов, а за ним с виноватым лицом Юрка.
- Ну, гвардейцы! Вы, оказывается, не только танкисты, но и испытатели-подрывники! Здравствуйте хлопцы! - поздоровался со всеми за руку политрук.
- Товарищ политрук! Экипаж танка... начал докладывать Ситников.
- Не надо рапорта, Ситников! Пойдём в тепло и поговорим обо всём подробно - приказал Чухутов, - да и вот этого подрывника послушаем.
Все снова уселись поближе к огню, и Юра рассказал, что произошло:
- Я решил попробовать толовыми шашками попробовать подорвать немецкий бронетранспортёр, проверить его на прочность. Собрал я шашки, капсюли, бикфордов шнур. Всего получилось около килограмма взрывчатки. Сложил я их в пакет, перевязал проволокой, вставил детонатор со шнуром и разместил заряд под кормой бронетранспортёра. Потом я поджёг шнур и отбежал за поворот входа в землянке. Шнур, по моим расчётам, должен был гореть полторы минуты. Я решил высунуться и посмотреть - как рванёт! По часам прошло полминуты. Вдруг вижу, из-за поворота показался человек в нашей комсоставовской форме. Оставалось полминуты до взрыва, а человек шел по тропинке прямо к бронетранспортёру! Я не стал кричать, а выскочил из землянки, подбежал к товарищу политруку, схватил его за рукав полушубка и потащил в землянку крича, - Сейчас взорвётся! 
В этот момент рассказ продолжил политрук:
- Я, не понимая, что происходит, вынужден был подчиниться, и последовал за вашим товарищем и в этот момент раздался сильнейший взрыв.    
- Что за взрыв? Зачем? - спросил Юрку политрук.
- Хотел испытать, насколько крепкая у немцев техника - ответил Юрка.
Политрук не стал наказывать Прозорова за непозволительную и опасную шалость. Пожурил его по-отцовски и рассказал экипажу Ситникова о положении на фронте.
- Войска наши,- начал рассказ политрук, - всё ещё встречают упорное сопротивление обречённых в окружённой группировке Паулюса фашистов.
На нашем участке у немцев значительный перевес в живой силе и технике. Но техника - без горючего, а солдаты - без пищи. Как рассказывают пленные - немецкие солдаты запуганы пропагандой, им говорят офицеры, русские всех попавших в плен - расстреливают и даже вешают. Танки немцы используют как неподвижные огневые точки. Часть из них закапывают в землю по башню и бьют прямой наводкой, обложились минами. Против наших пехотных подразделений устроили много ДЗОТов и пулемётных гнёзд. Сдаваться не хотят - дерутся отчаянно. Но наши войска, хотя и несут большие потери, продвигаются  и рассекают немецкую оборону. Больше других продвинулась соседняя армия. Наша армия продвигается медленнее, особенно на правом фланге. Наш полк прорыва понёс большие потери. Поэтому очень важно быстрее заменить пушку вашего танка и снова в бой. Завтра в этом районе будет развёртываться второй армейский эшелон, в том числе и ремонтные службы. Ехать вам, пока, никуда не надо. Продуктов мы вам привезли немного. Дня на три-четыре хватит. Со мной прибыл на малом тягаче водитель - Сашка. Он с машиной остался у края оврага, поэтому "подрывник" и ещё кто-нибудь - сходите и принесите продукты для экипажа.
Пока Юрка с Николаем ходили к тягачу, политрук рассказал Ситникову и Зубову о боевых действиях полка за последние дни. Много погибло знакомых ребят, в том числе и друзей Евгения по челябинскому танковому училищу. Оказалось, что командир взвода - Аксёнов не самовольно пошёл через насыпь железной дороги, а по рации получил приказ - провести разведку боем. Танк его был подбит, а экипаж немцы перестреляли. Сообщил политрук, что в полк передано пять КВ из другого, тоже гвардейского полка с экипажами. Когда пробовал политрук варёную конину, то пошутил:
- У нас в Казахстане конину лучше готовят, вкуснее.
Оставив несколько свежих, относительно, газет политрук заторопился обратно в полк и Ситников пошёл его проводить до тягача, а Зубов остался с танком.

Глава 7.                Не боевое ранение



   Продукты, привезённые политруком, были очень кстати. Экипаж был удивлён "ассортиментом": сухари, мясные консервы, "доппаёк"- сливочное масло, рыбные консервы, папиросы "Беломорканал", соль, сахар, чай, махорка и три фляжки "наркововской" водки. Жизнь налаживалась.
Конину из котелков выбросили и сварили прекрасный суп, посоленный  и наваристый, хотя и немного жидковатый.
В этот вечер с Зубовым произошёл неприятный случай. Он сильно обжёг ладонь правой руки. Экипаж часто использовал для освещения трофейные свечки-светильники. Неглубокие металлические баночки, как от нашего гуталина для чистки сапог, заполненные стеарином. В центре баночки, в металлическом  зажимчике, был устроен небольшой фитилёк. Горел он ровно, хорошо освещая небольшое пространство вокруг. Стеарин сильно нагревался. Евгений взял баночку, чтобы переставить в другое место и случайно облил расплавленным стеарином правую ладонь. От ожога сразу вздулся  большой пузырь, особенно между средним и безымянным пальцами. Рука сильно болела и начала распухать. Он терпел, но всю ночь не спал. Утром пришлось снова запускать дизель, работать рычагами. Рукавица с заячьим мехом внутри не помогала, а усугубила положение. Шерсть на месте прорвавшегося нарыва присыхала. Рука горела, как в огне. Лечить руку, кроме водочного компресса, было нечем. В последующие дни с рукой становилось всё хуже и хуже. Опухлость и краснота дошли почти до локтя. Пальцы распухли и почти не слушались. Боль в руке усиливалась, а на распухшей ладони появилось тёмно-синее пятно.
   Политрук, придя к экипажу, посоветовал Зубову сходить в полевой госпиталь, развернувшийся в пяти километрах от  полка. Евгений отправился туда с надеждой, что врачи помогут вылечить руку.
Госпиталь Зубов нашёл быстро. К нему беспрестанным потоком всеми видами транспорта и пешком тянулись раненые. Те, кто мог стоять  прямо на морозе, ожидали очереди на осмотр к врачу. Палатки полевого госпиталя не могли вместить раненых и больных всех сразу. Зубову каким-то образом удалось быстро попасть в первую палатку с надписью на фанерке - "приёмный покой". В относительно белом халате поверх ватника среди раненых суетилась молоденькая медсестра.
- Сестрица! Можно вас на минуточку! - обратился к ней Зубов.
в ответ было "нулевое" внимание.
- Можно вас на секунду! - настойчивее обратился к ней Евгений. Он стоял перед ней в танковом шлеме, ватнике, замасленных брюках, в грязи. А в петлицах – два "кубаря"- лейтенант и рассчитывал на понимание с её стороны.
- Ну, что у вас!- хлопая голубыми глазами, наконец, обратила на него внимание медсестра.
- Да вот, тут, - вынув из накинутого ватника, он показал медсестре руку.
- Надо показать доктору! Подождите немного! - девушка скрылась в палатке.
Ждать пришлось минут пятнадцать. Наконец из палатки вышел здоровенный детина в серой шапочке, бело-серо-красном халате и в клетчатом фартуке. Жадно затянулся папиросой и стал оглядывать вокруг стоящих раненых.
- Вот к вам лейтенант-танкист с вопросом! пробегая мимо "доктора", зыркнув в сторону Зубова сказала подошедшая медсестра.
- Что ещё за вопросы? Интервью давать некогда! - проворчал врач.
- Да, у меня вот..., - показал больную руку Евгений.
Доктор бегло осмотрел руку Зубова на своей громадной ладони и приказал медсестре: - готовьте его к операции! Ампутировать придётся! Гангрена! Да, похоже, гангрена! - сказал, топнул по окурку папиросы и прошёл в госпитальную палатку.
- Вы меня немножко подождите, товарищ лейтенант! Я должна переодеть вас в чистое бельё, сейчас принесу, - попросила медсестра и пошла к соседней палатке.
Ампутация! Правой руки! - эти слова доктора как "обухом" по голове ударили по сознанию. Зубов стоял и не мог даже пошевелиться.
"Даже не в бою! Проклятый ожог! Нет правой руки! Значит, отвоевался, да и на всю оставшуюся жизнь без руки! Калека!" - мысли путались в его голове, на лбу выступил холодный пот, хотя стоял мороз почти двадцать градусов. Евгений достал папиросу и закурил. Дым окутал голову и он представил, что приехал на родину, встретиться с Наташей и обнял её ..."культёй" правой руки. От такой "встречи" по спине пробежали "мурашки". Он нервно передёрнулся. "Лучше в бою потерять, чем так!" - обида и горечь поселились в его душе. " А может быть не стоит, вот так, сразу на операцию, может быть ещё, подождать?" - спрашивал он сам себя. " А, чего ждать? Ведь сказано ясно - гангрена!" - он хорошо знал значение этого страшного слова. Гангрена - это смертный приговор, если не ...
Сначала потихоньку, потом быстрее, дальше и совсем быстро, почти бегом, он двинулся к "своему" оврагу, к своим ребятам.
"Будь, что будет! - лучше смерть в бою, чем быть калекой!"- этими мыслями Зубов бежал к своему танку, к экипажу.
Ещё за километр до оврага, где стоял его КВ, он увидел втягивавшуюся в овраг колонну. Прибыла какая-то новая часть. В колонне было много конных повозок.
Подойдя, ближе он понял - прибыла артиллерия на конной тяге. Лошади тянули пушки. Два трактора "Сталинец-60" с санями замыкали колонну.
Боковой тропинкой он спустился к своей землянке. Артиллеристы расставляли свои орудия, разгружали повозки, обследовали землянки. Сунулись, было к танкистам, но Кульков дал им "от ворот - поворот!"
Зубов стоял и думал, что сказать ребятам? Почему пришёл ни с чем? Две лошади тянули мимо него повозку с натянутым шатром, на котором краской был нарисован синий крест. Ветеринарная военная служба сопровождала колонну. Остановилась ветеринарная повозка почти напротив землянки с танкистами.
Молодой лейтенант в шинельке стал перетаскивать в свободную землянку свой скарб. Ему помогал один боец.
"Подойду-ка я к нему, - решил Зубов, - может быть, поможет моей беде какой-нибудь "карболкой", чтобы хоть боль поменьше была". Других "лошадиных" лекарств он не знал.
- Приветствую, Вас! Не поможете ли мне чем-нибудь? Болит сильно! Три ночи уже не сплю! - обратился Евгений к лейтенанту, показывая больную правую руку.
- Подожди! Разгружусь - посмотрю! - ответил "ветеринар" мельком взглянув на "ранение" танкиста.
Зубов покорно отошёл в сторону и стал ждать окончания "разгрузки". Через десять минут лейтенант пригласил его в землянку: - " Заходи, лейтенант! посмотрим, что у тебя с рукой".
Военфельдшер (лейтенант был офицером ветеринарной службы), внимательно, рассмотрев руку Зубова, проговорил: - Да, здорово разбарабанило! Отчего это? Как началось?
Евгений коротко рассказал о "характере" ранения и причине его появления.
- Сейчас мы тебя прооперируем! Семён! согрей водички нам с лейтенантом! Будем делать операцию! - приказал лейтенант бойцу, видимо помощнику.
Слово операция, словно скальпелем резануло по сердцу Зубова.  Опять ампутация? - подумал Евгений,- но по всему было ясно, что руку ему ампутировать не собираются.
Боец подал жбан с горячей водой. Лейтенант посадил Зубова перед собой, на какой - то ящик, обтёр больную руку влажной тёплой тряпкой, зажал её меж своих колен как копыто коня, протёр больную ладонь каким-то тампоном. Потом "хирург" взял здоровенный скальпель и резанул по ладони между средним и безымянным пальцами. Потекла тёмная, почти чёрная сукровица, а фельдшер от локтя и ниже поглаживал с нажимом руку Евгения. Много вытекло всякой дряни.
Наконец он помазал рану какой-то коричневой жидкостью и сказал: - Заходи вечерком, часа через три - четыре, надо ещё помазать!
Спасибо, - тихо поблагодарил фельдшера Зубов и, слегка пошатываясь, вышел из "операционной".
Пришел к себе в землянку, лёг на кровать и уснул, как убитый. Проспал до утра. Проснувшись утром, попробовал пошевелить пальцами больной руки. Пальцы слушались. Боль утихла, опухоль спала. Зубов пошёл к ветеринару.
- Всё идёт нормально! - дал своё заключение лейтенант ветеринарной службы. Ещё раз помазал рану и оставил не забинтовывая. Ампутация отменялась!
А через четыре дня, когда был полностью восстановлен КВ, Зубов уже сам вёл его догоняя с экипажем свой полк. Рука нормально " работала" с рычагом, с кулисой, была только заклеена пластырем рана разреза. Евгений нежно поглядывал изредка на руку, а ведь её могло уже и не быть, если бы не "ветеринарный врач". Зубов вёл танк и с благодарностью вспоминал своего "спасителя".

Глава    8.                Гибель стрелка-радиста Юры Прозорова



   Полк стоял на выжидательных позициях в балке Таловой. Танки пополнялись боеприпасами, топливом, экипажи делали техосмотры машинам. Были в балке и ремонтники с электросварочной аппаратурой. Они заваривали пробоины, обрезали торчащие части крыльев  и других искорёженных деталей. На танке Ситникова электрики заменили злополучный реле-регулятор, зарядили аккумуляторные батареи, накачали в баллоны сжатый воздух, установили фары, новую рацию и антенну.
Землянок вокруг было мало. Спал экипаж в балке на снегу. Свернут укрывочный танковый брезент в четыре слоя, лягут втроём, а четвёртый член экипажа – закрывал половиной свёрнутого брезента, да по краям ещё заваливал снегом "спящих". Снаружи - минус двадцать, а внутри - сначала - тепло, но скоро становилось душно. Часа два можно было поспать. Через два часа меняли дежурившего у танка и "отдыхивались" от душного "спального мешка".
В танке, закрытом брезентом, спать было категорически запрещено: были случаи, даже смертельные, когда экипажи угорали - прогревая двигатель, закрывали танк  плотно брезентом, засыпали в нём и угорали прямо во сне! А если танк не закрывать брезентом - долго в нём проспать не удавалось - холод быстро проникал во внутрь. Снаружи было морозно, бушевали метели.
Однажды экипаж Ситникова решил для ночлега отрыть в склоне оврага - нишу, оставив узкий вход-лаз. В "потолок" этой снежной "землянки",  для поступления внутрь воздуха, вставили, где-то найденный, кусок металлической трубы. Свернув в несколько слоёв укрывочный брезент, ребята втащили его внутрь "землянки". Втроём в ней еле-еле уместились, чтобы спать. Юра Прозоров остался дежурным в танке. Он умел уже не только запускать двигатель для прогрева, но и немного мог водить танк. Разыгравшаяся в ночи свирепая степная метель очень быстро замела и вход в "снеговушку" и даже трубу, невысоко торчавшую над снегом. Экипаж проснулся полностью погребённым под толстым слоем наметённого снега.
Юра, прогрев дизель, пошёл будить очередную смену-дежурного и ... не нашёл и следа снежной землянки. Вокруг был снег. Он пробовал лопатой копать в разных местах, где, по его мнению, должна быть "землянка", но всё - безрезультатно! А метель свирепствовала и продолжала добавлять снега.
Когда, наконец, экипаж проснулся и попытался выбраться из своего "гнезда", то ничего не получалось - вход наглухо засыпало снегом. По очереди пытались руками прорыть изнутри снег в сторону входа, но  зарылись ещё больше. Пытались протолкнуть вверх кусок трубы, только засыпали больше землянку, да так, что почти не могли пошевелиться. Вот так они оказались в "снежной ловушке". Дышали нормально, снег пропускал воздух. Зубов вспомнил, как читал и слышал рассказы от своих земляков в Сибири, как оленеводы или охотники, застигнутые метелью, отсиживались сутками ( и не одними) в занесённых снегом ямах, пережидая зимние сибирские метели. Но рассказы - рассказами, а как-то надо было выбираться, они не оленеводы и шла война, в любой момент мог быть приказ на начало атаки.
Начали обрушивать "потолок". Копались, копались долго. Наконец Зубов услышал звуки разговоров снаружи, а потом и рокот работавшего дизеля. Трубой ещё раз ткнули в потолок, и показалось отверстие наружу. Там, наверху, над ними, уже втроём их пытались откапывать Юрий и двое других танкистов. Еле-еле экипаж выбрались из снежного плена. Метра на два над ними с козырька оврага намело снега за какие-то три-четыре часа. А до входа, где он раньше был сделан, и вовсе было не добраться - засыпало сплошным сугробом. Решили - больше никогда не строить такие "спальни".
Командир роты сначала отчитал экипаж за проявленную халатность, а потом долго смеялся, рассказывая другим экипажам, как спасали новоявленных "челюскинцев".
Вскоре снова начались упорные бои. Наши войска громили окружённую группировку противника, приближаясь к Сталинграду.
В небольшой балке танковый полк сосредоточился для очередного прорыва. Недалеко от исходных позиций  находилась полковая кухня. Быстро позавтракав принесённой кашей, экипажи заняли свои места в танках и ждали сигнала начала атаки.
 Красная  ракета! Вперёд! - Скомандовал Ситников и танк двинулся в сторону вражеских позиций. Как только танки выдвинулись из балки, немцы открыли плотный огонь из противотанковых орудий. Танки прошли наши траншеи, вернее снежные окопы пехоты.
Удар по башне танка! В танке запахло тротилом - противным кисло-сладким запахом. Всё пространство затянуло дымом, открытого огня не было, но  орудие танка перестало стрелять.
Незадолго до этого боя в экипаж прибыл новый заряжающий Кузьменко (вместо "бати"). Это было его первая атака в составе экипажа Ситникова. По броне попадал один вражеский снаряд за другим, а ответного огня не было. Орудие танка молчало. ПТУ также молчало. Подставляя лоб своего танка под выстрелы, Зубов продолжал вести машину вперёд. Метров за 600-700 были видны вспышки выстрелов немецких орудий. Юра Прозоров пытался им отвечать из переднего пулемёта, но до немецких артиллеристов было далеко, пулемётным огнём их уничтожить не удавалось. Зубов продолжал вести танк на третьей передаче. На его крик: Почему не стреляете? - по ПТУ никто не отвечал.
Очередное попадание - сильнейший удал в лобовую часть танка!...
Зубов потерял сознание. Сколько прошло времени, прежде чем он очнулся неизвестно... В глазах его появился ярко-красный свет, а слева - белое пятно!
Проморгавшись он увидел: Юра Прозоров, неестественно закинув голову назад, весь в крови полулежал на своём сидении. Он был мёртв. Грудь его была раздавлена выбитой шаровой установкой вместе с пулемётом.
В башне бушевал огонь. Он уже подбирался к Зубову, на его правом плече тлела телогрейка. Он попытался сунуться в башню, но огонь не дал ему проверить, есть-ли кто живой из экипажа. Ни стонов, ни криков слышно не было, только огонь и дым. Почти задыхаясь Евгений, мотнул головой, обрывая провода ПТУ от шлема и через убитого Юру, открыв люк, вывалился вперёд из горящего танка. Танк стоял с неработающим двигателем, пламя всё сильней разгоралось в нём.
Вокруг была сплошная стрельба: пулемёты, автоматы, даже взрывы гранат всё вокруг грохотало и сверкало огнём. Недалеко от горящего танка виднелась свежая воронка от снаряда. Зубов дополз до неё. Хотя она была неглубокая, но можно было укрыться. Евгений посмотрел на свой танк. Машина стояла вся объятая пламенем. Особенно много огня вырывалось из моторного отделения и из открытых  люков башни. Тлеющую свою телогрейку он потушил снегом.
Вдруг взрыв в танке! Высоко выплеснулось пламя! Это взорвались топливные баки!
Где же ребята? Ведь они были в башне! Неужели все трое погибли? Почему ему никто не отвечал по ПТУ? Почему были открыты люки башни, когда он вылезал из танка? - Вопросы, вопросы, а ответов не было.
Два - три хлопка в танке и следом - сильнейший взрыв! Полетели какие-то обломки. Башня танка покачнулась и опустилась на место, наклонившись пушкой к земле. Это сдетонировали боеприпасы. Что-то ещё трещало внутри - пулемётные патроны.
Погибал его танк, погиб его товарищ Юра Прозоров. Эх. Юра - Юра! Погиб, почти мальчишка!
А где остальные? Неужели сгорели в танке? Он обхватил голову руками и по щекам его полились слёзы. Он не стеснялся их. В огне погибли его товарищи, а он был жив и ни чем не мог уже им помочь.
Зубов попытался встать, но голова кружилась, его тошнило. Он попытался встать на колени, но не смог. Рядом горел его танк, наверное, со всем остальным экипажем.
Тем временем бой продолжался и его шум уходил всё дальше и дальше. Что делать? Еле поднявшись на ноги, медленно, шатаясь из стороны в сторону, пошёл Зубов в сторону исходных позиций - туда, где были оставлены перед атакой свёртки танковых брезентов и запасные топливные бачки. Там оставались люди полка, не участвовавшие в бою, там оставалась полковая кухня.
Как дошагал он до балки, он уже не помнил. Ноги не слушались, но сознание подсказывало - только не падать, идти через не могу.
- Ты откуда? Что с тобой? - вопросом встретил его помначштаба полка майор Геллер, находившийся около кухни в числе десяти-пятнадцати человек, болтавшихся в балке,  во время атаки полка.
- Машина сгорела! Взорвалась! А я вот, товарищ майор...
- Как сгорела? Отчего взорвалась? А где экипаж? - кричал майор.
- От немецких снарядов сгорела! Убило радиста Юрия Прозорова... я видел сам. Выбило шаровую установку...
-  А где же остальные?
- Остальных не видел. Не знаю. Наверное, сгорели. В башне был сплошной огонь. А потом взорвались баки, боекомплект.
- Так, ты что же, сукин сын! Бросил экипаж? Сам смылся! А что с товарищами - наплевать! Да ты знаешь, что надо с тобой сделать?! - орал во всё горло майор.
- Я сам чудом не сгорел! Сумел выбраться из горящего танка! - оправдывался Зубов.
- Ты-то выскочил! Спас свою шкуру! А что с товарищами? Ты помог им? Выбрался? А может быть, они ранены были? Нуждались в твоей помощи, да и радист, может быть, только ранен был! А ты бросил товарищей! Да ты знаешь, что заслужил за это? Тебя мало расстрелять за то, что бросил экипаж в бою! Мать твою ...
Свой крик Геллер сопровождал трёхэтажным матом, переходя на визг.
Наконец он вытащил из кобуры свой пистолет и тряс им перед носом Зубова.
- Ну, и стреляй! Чёрт с тобой! - не выдержал Евгений, - фашисты нас жгут, да и ты стреляй, ну стреляй, что медлишь?
- Убью, как собаку! Здесь, сейчас же застрелю! - орал майор, размахивая пистолетом.
Толпа "около кухонных вояк" с интересом наблюдала за происходящим, но молча, не осуждая и не поддерживая ни майора, ни Зубова.
Зубов сел на снег, обхватил голову руками, видимо она сильно болела, а нервное напряжение окончательно подорвало его силы, и стал ждать исполнения "приговора".
Майор хотел произвести "расстрел на месте", поднял пистолет и направил в голову Евгения...
- Зубов! Ты, оказывается, живой? - воскликнул появившийся из балки командир танка Ситников.
За ним шли Кулькова и Кузьменко. Взоры всех "слушателей" и майора обратились в их сторону.
- Откуда вы? Где танк? - опять заорал майор и выпучил глаза. Лицо его было багровым от гнева.
- Танк был подбит в бою, загорелся, а мы выскочили - неграмотно, виновато ответил Ситников.
Началось второе действие Мармезонского балета: майор почти в тех же выражениях стал орать на прибывших и также решил их всех расстрелять.
Зубов сидел молча на снегу, в стороне от происходящего. Постепенно он пришёл в себя от пережитого и слушал сбивчивый подробный устный отчёт командира танка Ситникова. Из всего того, что командир рассказывал, Евгений понял следующее: - как только танк переехал немецкие траншеи и начался обстрел из противотанковых орудий, Ситников и Кузьменко открыли ответный огонь из пушки. Им удалось подавить один вражеский орудийный расчёт своим метким выстрелом (так докладывал Ситников). Затем последовали несколько попаданий в башню. В башне появилось пламя, что-то загорелось в танке. Кульков и Кузьменко этого не утверждали. Они думали, что это было пламя от разрывов снарядов. После нескольких попаданий Ситников первым выскочил через люк из башни и спрыгнул с движущегося танка на землю. За ним, следуя примеру командира " спешились" Кузьменко и Кульков.
Так вот почему молчало ТПУ - вспомнил Зубов. Выходит, они с Юрой оставались вдвоём! Продолжали движение вперёд под арт-огнём противника, отвечая только из курсового пулемёта, стараясь подворачивать "лоб" своей машины под каждый пушечный выстрел противника! Зубов догадывался, что Ситников мог струсить, знал по "сидению в овраге", когда экипаж в танке, с оторванной пушкой в тылу у немцев принял бой с немецкими автоматчиками. Ситников тогда перетрусил до слёз, это заметил Евгений, но ничего не сказал, никому. Кузьменко был первый раз в атаке и сиганул за командиром, но Кульков! ... Зубов был уверен в нём - хороший парень, как он мог так поступить?
Зубов, дождавшись "паузы" между воплями майора, спросил Кулькова: - Коля! А ты? - Как ты смог выскочить, не дав знать ничего - нам с Юрой?
- Да, ты понимаешь, техник, я-то ведь не был подключён к ТПУ. Как я мог вас предупредить? Машина идёт! а, я был уверен, что вы переговаривались с командиром. А раз они (он кивнул головой в сторону Ситникова и Кузьменко) выскакивают, значит всё обговорено... ну я и сиганул вслед за ними.
"Расстрел" временно отложили, всвязи со вновь вскрывшимися обстоятельствами.
Вечером трое танкистов: Зубов, Кульков и Кузьменко пошли к своему сгоревшему танку, чтобы похоронить Юру.
Ситников был отправлен под арест. Было принято решение передать его дело суду военного трибунала.
Когда ребята подошли к танку, в нём ещё что-то дымилось, но хлопков от патронов уже не было. Зрелище было ужасное: башня с наклоном лежала в погонном проёме, пушка была опущена стволом вниз, крыша над моторным отсеком сорвана; всё было покрыто серым налётом. Снег вокруг подтаял. Зубов показал ребятам воронку, в которой лежал, когда взорвались боеприпасы в танке.
С большим трудом им удалось через открытый люк извлечь останки Юры. Бесформенный, обгоревший, изуродованный попаданием снаряда труп. Одежда сгорела полностью, остались только сапоги. Танкисты завернули  то, что осталось от Юры в ватную телогрейку Зубова и понесли на исходные позиции, чтобы там предать земле.
Долго на бугорке долбили ломом и лопатами мёрзлую Сталинградскую землю. Похоронили под выстрелы трёх пистолетов - прощальный салют Юре!
 На могиле вместо памятника укрепили трак гусеницы "КВ" и фанерку с надписью "Юра Прозоров 1925- 10.01. 1943" Спи Юра! Мы за тебя отомстим! Клянёмся!

Глава  9.                Окончание Сталинградской битвы.



   Война продолжалась. Атаки передышки, наступление и затишье - сменяли одно другим. Экипаж танка КВ в составе которого воевал Евгений Зубов, временно, был безлошадным. Жили они в довольно просторной землянке. Говорили, что у фашистов в ней был штаб. Собралось в этом "штабе" человек двадцать. Собрание вёл секретарь комсомола полка лейтенант Панков. Тема собрания была - "Заключительный этап разгрома окружённой группировки фашистов".
  С сообщением выступил новый комиссар полка. Прежний три дня назад был ранен, и его отправили в госпиталь.
Комиссар обстоятельно, толково и доходчиво рассказал о положении на всём фронте вокруг "котла" Сообщил о том, что советское командование предъявило немцам ультиматум, но командование немецкой группировки отказалось его принять.
- Раньше, - сказал комиссар,- мы считали, что в окружённой группировке немцев 80-85 тысяч солдат и офицеров, а оказалось - их там более двухсот тысяч. Техники оказалось тоже больше, чем предполагали в начале операции - поэтому ликвидация окружённой группировки немцев затянулась. Бои шли тяжёлые и кровопролитные с обеих сторон.- Но близок час, - заверял комиссар, когда мы окончательно покончим с армией Паулюса!
  - В предстоящих боях, подчеркнул комиссар,- особую роль будут играть танковые полки прорыва, в том числе и 1-й гвардейский.
Комиссар назвал фамилии танкистов полка, живых и погибших, особо отличившихся в предыдущих боях. Среди них он назвал и экипаж танка Евгения Зубова, всех, кроме Ситникова.
- За мужество и героизм, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками, Евгений Зубов и Юрий Прозоров (посмертно) представлены к высоким правительственным наградам.
Комиссар, также, поставил перед личным составом полка задачи по дальнейшему спаянности танковых экипажей, взаимовыручке в бою, взаимозаменяемости в экипажах, о сохранении трофейной техники.
- Были случаи, - говорил комиссар, - когда без всякой надобности разбивали трофейную, исправную технику, то брошенный немцами танк (без топлива) поджигали наши танкисты – просто - поджечь и посмотреть, как горит. Или более того: на одном аэродроме, захваченном у противника, экипаж нашего танка проехал на своём КВ по хвостам трёх или четырёх немецких самолётов, стоявших без топлива, когда и фашистов-то рядом не было. Зачем?
После комиссара полка выступали комсомольцы танкисты. Люди обещали и клялись не жалея сил и своей жизни по-гвардейски завершить  разгром окружённых фашистов.
Бывшего командира танка - Ситникова отправили в штрафной батальон. Помощника начальника штаба Геллера из полка убрали. Кто-то сказал, что он немец Поволжья.
Из старого экипажа осталось двое: Зубов и Кульков. Кузьменко был новым человеком. Жили они в землянке с экипажем командира роты - восемь человек. У экипажа ротного командира была машина, а остатки экипажа Ситникова были без своего танка. Их в любой момент могли "бросить" на доукомплектование других экипажей.
   Всё чаще и чаще среди командиров и экипажей стало звучать слово "Гумрак". Это - название железнодорожной станции в пригороде Сталинграда. Все ждали начала решающего наступления. В Гумраке предстояло встретиться  советским войскам, наступавшим  со стороны города и с внешней стороны окружения группировки Паулюса.
 В последних боях наши войска понесли большие потери. Жиденькие цепочки красноармейцев-пехотинцев двигались по заснеженным полям к переднему краю. Лучше обстояло дело в артиллерии. Заняли свои огневые позиции орудия разных калибров. Орудия вели сильный огонь с закрытых позиций. Три далеко не полного состава гвардейских тяжёлых танковых полка прорыва были растянуты на довольно широком фронте. А в них во всех-то трёх полках было всего не более сорока исправных танков.
  Фашистские войска создали мощный внутренний, оборонительный обвод: сильные опорные пункты с пулемётными ДЗОТами, вкопанными танками Т-3 и Т-4, сплошной колючей проволокой, густым минированием местности перед своими позициями.
Наша пехота закрепилась в окопах на открытой, продуваемой всеми морозными ветрами, местности. Фашистские войска закрепились в блиндажах, траншеях, окопах, землянках.
 Зубов и его товарищи, не имея своей машины, наблюдали за подходом к переднему краю наших немногочисленных войск. Бои продолжались и наши пехотинцы траншею за траншеей, ДЗОТ за ДЗОТом захватывали у противника. Потери были большие и увеличивались они ещё из-за сильных морозов, в войсках участились случаи обморожения. Зачастую пехотинцам негде было обогреться и просушиться: мороз, ветер, степь, метель.
  По ночам к окружённой группировке пыталась прорваться немецкая авиация. С самолётов сбрасывали на грузовых парашютах продовольствие и боеприпасы. Многие эти "посылки" попадали в расположение наших войск. Это обычно были мешки с довольно противным на вкус горьким шоколадом, галетами, эрзацсигаретами, патронами.
 Тридцатого января заместитель командира полка по технической части, войдя в землянку, объявил Зубову:
- Погиб техник-лейтенант Кузовков - механик-водитель двенадцатой машины. Собирайся. Пойдёшь водителем на двенадцатую.
А что собирать-то? Попрощался Евгений с Колей и Кузьменко, взял свой тощий вещмешок и вместе с майором прибыл на исходные позиции, где стояли все, оставшиеся " в живых" семь машин гвардейского танкового полка прорыва.
С Сеней Сидоркиным - командиром двенадцатой, Евгений уже был знаком. Сидоркин месяц воевал в полку, а остальные члены экипажа - были из недавнего пополнения.
- Познакомитесь в бою - объявил Сидоркин экипажу.
На следующий день был получен приказ - начало атаки 13.30. Направление - правее станции Гумрак. Задача - выйти к Мамаеву кургану и соединиться с нашими частями, наступающими со стороны города Сталинграда.
Несмотря на проведённую артподготовку, противник оказывал сильное сопротивление. Огонь немцев был плотный: прямой наводкой вели огонь орудия крупного калибра, ДЗОТы и бронеколпаки вели губительный огонь по наступающим нашим войскам.
На первых же сотнях метров танк Сидоркина "поймал" три снарядных попадания. Машина была цела, экипаж жив. Сидоркин всё время давал Зубову команды по ТПУ: "бери левее", " справа пятнадцать - орудие","короткая","быстрее вперёд!".
Экипаж вёл огонь из пушки  и передних пулемётов.
При выходе в атаку танк Сидоркина имел на броне семь десантников-пехотинцев. После первого же попадания по танку, их как ветром сдуло с брони - спешились.
До первых строений станции Гумрак оставалось несколько сот метров. К железнодорожной насыпи приближаться было опасно. Разведка обнаружила минное поле, и ещё перед началом атаки танкистам было приказано: - К насыпи близко не подходить! А что значит "близко"?  Триста метров? Сто? Пятьдесят? Нечётко было разведано минное поле немцев.
В смотровом окошке были видны ДЗОТы противника.
- Иду прямо на ДЗОТ - сообщил по ТПУ Зубов командиру танка. Пулемёт первого ДЗОТа бил в лоб машине. Пули выбивали мелкую дробь по броне. Евгений направил танк на ДЗОТ и сделал разворот на его крыше.
- Одному пулемётному "гнёздышку" - капут! - доложил он Сидоркину.
- Впереди слева - зарытый танк! Иди на него! - приказал командир.
Из башни танкисты продолжали вести огонь по этому танку, но стреляли сходу - попаданий не было. А немец успел ещё раз ударить по башне танка Сидоркина.
Прямо по стволу танкового орудия правой гусеницей провёл свой танк Зубов. Немецкий экипаж выбраться из своей машины не смог.
- Конец "панцеру"! - доложил Зубов, ведя танк дальше. Справа, метрах в ста горел танк КВ.
- Экипажа не вижу. Стрельба! Взрывы! За дымом не могу ничего рассмотреть!- передал Зубов командиру.
- Впереди, по ходу, крупнокалиберное орудие противника, наполовину закопанная в землю, бьёт по КВ идущему слева от нас! Сообщил командир танка Зубову.
- Дави орудие!!- крикнул по ТПУ Сидоркин.
Танк Сидоркина находился слева от немецкого орудия. Такую тяжёлую "дуру" как крупнокалиберная пушка на позиции быстро развернуть невозможно. Зубов это хорошо понимал, поэтому смело направил свой танк на орудие. Единственное, чего он опасался - "фрицы" могли бросить в его машину противотанковую гранату, но прислуга, заметив приближавшийся советский танк, стала разбегаться в стороны, а радист косил их из танкового пулемёта.
Зубов направил танк левой гусеницей на "хвост" орудия, ствол немецкой пушки  задрался вверх, как у зенитного орудия.
Взрыв! В голове у Евгения зазвенело. Трудно было понять: то - ли крупный снаряд попал в танк, ни то мина или граната?
Пока в глазах у него летали "красненькие" и "зелёненькие" огоньки двигатель танка заглох. Последовал следующий взрыв.
Когда Зубов пришел в сознание он почувствовал запах гари. Всё пространство внутри танка заволокло дымом. В башне что-то горело. Женя инстинктивно стал выбираться из танка вслед за радистом Сашкой, скатился с брони в канаву или воронку со снегом, перемешанным с землёй. Его танк горел окутанный густым чёрным дымом. Горело моторное отделение и вырывавшиеся из полуоткрытого люка башни языки пламени не оставляли надежды на спасение остальных членов экипажа танка.
- Взрыв был в башне! - громко сказал оглушённый радист Сашка. Что с ребятами? Как им помочь?
Танк разгорался всё сильнее и сильнее. Вот-вот должны были начать рваться снаряды боекомплекта и топливные баки.
Через несколько секунд рванули баки с газойлем. Яркое пламя вырвалось через люк башни и надмоторную крышу.
- Сейчас там, в – башне - наверняка уже нет никого живого! - громко произнёс Сашка. "Хлопнули" два или три снаряда из боекомплекта, а затем словно раскололось небо, или рядом упала бомба с полтонны весом! Это сдетонировали боеприпасы танка. Башня дрогнула и осела. Боевая машина превратилась в полыхающий костёр, а в нём погибли Сеня Сидоркин, Петя Волуев (наводчик), Гриша Зуев (заражающий).
- Братцы! Прощайте! - прошептали оставшиеся в живых танкисты.
Метрах в трёхстах виднелась полуразрушенная водокачка станции Гумрак из красного кирпича. Там шёл бой: рвались гранаты, слышалась пулемётная и автоматная стрельба. На участке фронта, где был побит танк Сидоркина, бой перемещался по направлению к городу. Женя и Сашка лежали в воронке и смотрели на горящий свой танк не в силах двинуться.
- По полю не пройти: снег, да и мин, наверное, немцы понатыкали, - нарушил молчание Зубов.
- Давай пойдём по гусеничным следам нашего танка к нам в тыл, - предложил Женя.
- Пошли,- согласился Сашка.
Полусогнувшись (пули ещё "цвиркали" временами) они стали пробираться в тыл - туда, откуда вышли в атаку, на исходные позиции.      
Только вечером 1-го февраля Женя и Саша смогли похоронить своих товарищей. Утром этого дня они ребят не смогли: началось настоящее "светопреставление", которое трудно даже было описать. Огненный ураган обрушился на позиции фашистов. Весь передний край немецкой обороны был в разрывах мин и снарядов. В глубине обороны противника рвались бомбы, сброшенные нашей авиацией. Стоял непрерывный грохот.
Когда канонада закончилась, - большими группами стали выходить из своих укреплений немецкие солдаты с белыми тряпками, наскоро приделанными к древкам.
Остатки армии Паулюса начали сдаваться в плен!
В некоторых местах ещё слышны были автоматные очереди и редкие выстрелы.
   Зубов и Сашка с большим трудом извлекли из сгоревшего танка обгоревшие останки трёх своих товарищей. Разорванные взрывом трупы уложили на брезент.
В исковерканном танке было ещё тепло, под ним была видна большая яма - видимо взорвались сразу несколько противотанковых мин. Днище танка под боевым отделением было порвано и вогнуто внутрь, гусеница разорвана, поломаны балансиры катков. Наклонная кормовая крыша также была разорвана - это, скорее всего, от противотанковой гранаты.
- Да, дорогие ребята! Вам, наверное, и мёртвым ещё досталось!
Женя и Саша перенесли останки погибших  в ту канаву, в которой сидели, выскочив из горящего танка. Углубили  насколько смогли и уже в темноте закончили "погребение" своих товарищей.
- Прощайте, друзья! Будем мстить за вас, пока будем живы сами! Совсем немного не дожили вы до конца боёв под Сталинградом! - только и смог сказать Зубов. Наступило 1 февраля 1943 года. Бои под Сталинградом практически закончились.
По белоснежным полям, по засыпанным снегом дорогам потянулись тёмными лентами колонны из тысяч военнопленных фашистских "вояк". Зрелище было ужасное. Обмороженные, обмотанные тряпьём, многие в женских шерстяных платках, в натянутых на уши пилотках, некоторые - надевшие по две шинели - медленно плелись "завоеватели  мира" к местам сбора. Немцы народ предусмотрительный; - даже находясь в таком положении, многие с собой тащили: фляжки, котелки и даже сковородки. У многих на ногах были намотаны тряпки поверх их "кованых" сапог, или напялены громадные соломенные "калоши". Плести их они научились сидя в обороне.
- Ну, и воинство! Не понравилась им наша русская зима! Да и "котёл" оказался крепким для зазнавшихся вояк! - произнёс Зубов, глядя на этот дикий "парад".
Котёл оказался доверху наполненный. Двадцать две дивизии "сварились" в нём.
Второго февраля в войсках узнали, что взят в плен весь штаб группировки немцев во главе с фельдмаршалом Паулюсом. Было известно, Гитлер присвоил ему это звание три дня назад, надеясь на то, что его армия устоит, но этому произойти, уже было не суждено. В России после 1812 года фельдмаршалов в плену ещё не было.
 Среди наших бойцов уже ходили "байки":
-Сколько Вам лет, генерал? - Якобы спросил старик Паулюс у Рокоссовского - командующего нашим фронтом, когда фельдмаршала взяли в плен.
- Это к делу не относится! - ответил, будто - бы, Рокоссовский. - Оружие сдать! Садитесь в машину! Вы - военнопленный!
Солдатская фантазия рисовала яркие картины окончания грандиозной, кровавой битвы у берегов Волги. Всем, от рядового до генерала, хотелось торжествовать, прославлять своё командование, со слезами на глазах поминать павших в этой битве своих друзей-товарищей! Утром второго февраля сгруппированные колонны военнопленных повели в глубь нашей страны. Донской фронт К.К. Рокоссовского свою "работу"  закончил - окружённая группировка фашистских войск в районе Сталинграда перестала существовать!
Евгений Зубов стоял у зимней дороги,  глядя на колонны обмороженных, одетых в летние шинели и пилотки с женскими платками и тряпками голодных солдат хвалёной армии Гитлера. В нём закипало чувство злости и ненависти к ним. Сострадания не было, и быть не могло. Те зверства по отношению к нашему населению на оккупированных немцами наших территорий, варварство в отношении наших военнопленным - требовали отмщения.
А сколько его товарищей погибло здесь , под Сталинградом? Он знал о зверствах фашистов не только из газет и по радио. Он видел всё своими глазами - на освобождённой от врага территории. Немцы, конечно, хотели бы, чтобы в этих грязных, небритых колоннах шли мы... Но здесь у берегов Вогли восторжествовала справедливость - нашествие европейских варваров было остановлено!
В Сталинграде был организован большой митинг по случаю полного разгрома вражеской группировки и освобождения дотла разрушенного города.
Но танкистам полка, в котором воевал Евгений Зубов, не довелось побывать на этом митинге. Полк стоял в Гумраке. В последних боях за Сталинград полк понёс большие потери, как в людях, так и в технике и должен был выводиться на переформирование, а Зубова и ещё нескольких офицеров-танкистов полка направили в Саратов в Управление БТ и МВ  (Управление бронетанковых и моторизованных войск) Донского фронта.

Глава 10.                Новое назначение


    Получив продовольственный аттестат (один на группу) и "Удостоверения" - бумажки, отпечатанные на "Ундервуде", Зубов и ещё три танкиста полка на попутной машине двинулись на ближайшую действующую железнодорожную станцию, чтобы поездом прибыть к месту назначения - в Саратов. Они были уверены, что их снова пошлют на фронт. А фронт уже далеко отошёл от Сталинграда. Наши войска сумели с боями продвинуться почти на пятьсот километров на запад.
  Поезд, в котором ехали танкисты, шёл по бескрайним заснеженным степям. Евгений сидел у окна и в памяти всплывали события последних дней. Где-то там, под Гумраком осталась могила друзей - Сени Сидоркина, Пети Валуева и Гриши Зуева.
Поезд остановился в посёлке Поворино. Старший по команде лейтенант  Михаил Гусев пошёл на станцию в продпункт за пайком.
  На скамьях плацкартного вагона по-хозяйски расположились три офицера-танкиста, три лейтенанта, направлявшихся в Саратов. На верхних полка мирно посапывали во сне два техника - лейтенанта: Сибирцев Вениамин и Можаров Ваня.
Все были хорошо обмундированы: ватные брюки и телогрейки промасленные и прогоревшие во многих местах, а потому - залатанные разными лоскутами, на ногах у двоих - кирзовые сапоги (большего, чем надо размера, чтобы намотать 3-4 портянки), а у Зубова и Можарова - валенки (когда-то имевшие серый цвет) с напяленными на головки "калошами" из противогазовых масок. Строго говоря, даже морозной зимой  танкисту, а механику особенно, лучше было иметь кожаную обувку, чем валенки. Если при заправке танка, бывало, горючее или масло попадало на ноги, - пропал валенок. На морозе становился холодным, как металл. Валенки не сгибались, а механику-водителю надо было постоянно работать ногами. Поэтому танкисты придумали - напяливать на головки валенок резину. На неделю хватало, пока не прорывалась.
  Все четверо были "обвешаны" личным оружием. У каждого - по пистолету "ТТ", " парабеллуму" трофейному, да ещё болтались у поясов "финки". Вещей  - у каждого по тощему "сидору" с парой чистого белья, бритвой и мылом.
- Слушайте, братцы!  В Поворино отличный продпункт! Смотрите, что дали! - заявил вернувшийся с плотно набитым "сидором" Гусев, выкладывая на столик  банки с канадской колбасой (" второй фронт" - тушёнка),  две буханки хлеба, масло, печенье, сухая рыба, табак!  Это всё для нас четверых, на трое суток.
- Слушай, братва! Давайте поживём здесь дня три-четыре. Ещё раз получим продукты, а потом в Саратов! А? - Предложил "старшой".
- Согласны! - дружно ответили все присутствовавшие.
- А может быть сегодня ещё разок сходить на продпункт и попросить ещё дня на два-три? - предложил Гусев, доедая последнюю порцию продпайка, - почему нас в Саратов отправили через Поворино?
В Поворино им предстояло пересаживаться на другой поезд. Они вышли из вагона и прошли в здание станции и все четверо снова направились к продпункту. Зубов просунулся с продаттестатом к окну выдачи.
- У вас сегодня недавно уже получено! Вы что, ещё хотите? - строго спросили в окошке.
- Хотим ещё на трое суток получить! Ехать ведь далеко!- ответил Зубов.
- Выдаём только на трое суток, больше не положено, получите в другом городе! - был ответ из окошка.
- Ну, пожалуйста! Мы из Сталинграда! - продолжал Евгений.
- Отойди от окна! У нас тут все из Сталинграда! Из Берлина, пока ещё, никого нет! Не мешайте работать!
- Не переживайте братцы. Не дали! Ну, и ладно! Придём сюда же через три дня! - предложил Гусев, - пошли искать квартиру.
Все четверо неспеша вышли на улицу. В посёлке была одна единственная " главная" улица. Дома - многоквартирные, жителям было тесновато. Это не устраивало, решили поискать в стороне. Свернули на боковую улочку, дома на которой были поменьше, но частные. Друзья "облюбовали" один из уютных домиков и зашли в него.
 В доме жили две женщины. Одна - старушка лет семидесяти, другая помоложе - лет сорока. Посмотрев на прибывших "гостей" без особого "энтузиазма" молодая сказала:
- Ну, что поделаешь? Оставайтесь! Только у нас продуктов нет. Питаемся тем, что отец получает на работе. Он железнодорожник.
- Что так невесело встречаете освободителей? - спросил молодую женщину Гусев.
- Живём впроголодь, потому и не веселы.
Танкисты расположились в одной из комнат. Вскоре пришел с работы глава семьи. Дед железнодорожник был старым солдатом, воевал в гражданскую. Танкисты быстро нашли с ним общий язык. Дед достал "из закромов" четверть самогона и все этому очень обрадовались. Старый солдат любил поговорить, и с радостью рассказывал как "немца шурнули у Волги". Не раз и не два гости и хозяин прикладывались к бутылочке и так в разговорах скоротали вечер.
   Три дня пролетели незаметно. Танкисты спали, ели вместе с хозяевами свой продпаёк и из дома почти не выходили.
Дочь старика-железнодорожника на "знаки внимания" со стороны лейтенанта Гусева не реагировала и потерпев "фиаско" он предложил ещё раз наведаться на продпункт.
- Вы на нашем продпункте уже получали продукты! Почему не уехали по назначению дальше? Вы, что? Тут остаться решили? Кто старший по команде? Давайте проездные документы! Я забираю ваш аттестат! - грозно требовал старшина в окошке выдачи продпайков.
- Ах, ты, тыловая крыса! - вскипел Гусев, - сидишь в складе, вон какую морду наел на казённых харчах, скоро в дверь пролезать перестанешь! - Старшина был действительно очень полный, розовощёкий,- мы, что тебе - дезертиры? Мы - Сталинградцы! А ты где воевал? С мышами в складе? Попробуй ещё, только пропищи, что-нибудь про фронтовиков - я тебе... после этих слов Миша сунул ствол "парабеллума" в окно выдачи продпайков. Окно сразу захлопнулось. В очереди за четвёркой танкистов начался шум, возмущённые крики. Одни поддерживали Мишу, другие призывали к порядку.
Понемногу все угомонились.
- Наверное, сейчас приведёт военного коменданта станции, - произнёс  Миша,- ну и пусть! Комендант тоже, наверное, окопавшийся тыловик!
Вдруг, рядом с окном выдачи, открылась дверь, и из неё высунулся рядовой боец в погонах! Погоны были только что введены и вызвали интерес у всех стоявших в очереди.
- Лейтенант Гусев! Получите! - прокричал  боец из двери. Подал Мише большой свёрток и аттестат.
Друзья отошли в сторонку и развернули полученный свёрток. В нём оказался хороший набор продуктов на два дня в расчёте на четверых.
- Вот теперь можно продолжить с первым же поездом наш путь в Саратов!- произнёс Миша, по-деловому сворачивая продпаёк.
Саратов.
- Нам в штаб Донского фронта! Вот направление, - объяснял лейтенант Гусев офицеру, звания  на новых золотых погонах, с непривычки танкисты не рассмотрели.
- Нет тут Донского фронта! Здесь штаб военного округа! Обратитесь к дежурному офицеру! - разъяснил военный вышедший из здания. Ребята впервые видели офицера в новой, совсем недавно введённой форме. "Золотопогонник" так и стояло в памяти это, почти ругательное название времён гражданской войны! А.тут! Обмундирован был офицер "с иголочки": чистенький, весь в скрипучих ремнях! Шинелька с золотыми пуговицами... А перед ним стояли фронтовые офицеры и если бы не их бравый вид, можно было бы подумать, что это была просто рвань несусветная, перемазанная, но гордая.
- Фронта и его штаба уже нет!- пояснял танкистам дежурный офицер, - пока вы сюда добирались, Донской фронт ликвидировался, его войска передислоцируются в другое место.
- И куда же нам теперь следовать? - спросил дежурного лейтенант Гусев.
- С вами мы так поступим, сдадите личное оружие и трофейное тоже, а то вы как разбойники с большой дороги, - с ножами , пистолетами, получите продпайки и проездные документы до Москвы. Вы все танкисты. В Москве находится штаб формирования БТ и МВ. Вот туда и прибудете.
Такого поворота танкисты не ожидали. Побывать после кровавых боёв под Сталинградом в Москве! Об этом они и не мечтали.
Из оружия они сдали только табельное: пистолеты "ТТ" и "финки". Дежурный офицер сделал отметки об этом в их "бумажках-удостоверениях", а вот переобмундировывать их в Саратов, похоже было, - никто не собирался.
   Москва! Героическая столица! Она устояла перед врагом в декабре прошлого года. Каков этот город сейчас? Никто из четвёрки в столице никогда не был.
Поезд из Саратова прибыл на Казанский вокзал Москвы около семи часов утра. Конец февраля. Снега на привокзальной площади почти не было, местами даже блестели лужи, слегка подёрнутые льдом. В предписании у каждого из прибывших было указано: - явится по адресу - Краснокурсантский проезд 2. Там размещалась Бронетанковая академия имени Сталина, но сейчас она временно была переведена в Ташкент, а в её здании находился штаб формирования бронетанковых войск.
- Сейчас ещё рано, может быть, прогуляемся по Москве, посмотрим Кремль, Красную площадь? - предложил лейтенант Гусев.
Все одобрительно покачали головами и решили пешком дойти до Красной площади и посмотреть на Мавзолей В.И.Ленина.
 Часа полтора они, много плутая по незнакомым улицам, ободранное и грязное "воинство" в валенках с резиновыми самодельными калошами, заявилось к Мавзолею. Один только внешний вид Кремля, Спасской башни - вызывали у них трепетное чувство гордости и радости за свою страну, поднимал настроение.
- Это - наша Родина! Здесь - её центр! Её сердце! А вот за этими красными зубчатыми стенами работает  наше правительство во главе с товарищем Сталиным! - как заправский экскурсовод, объяснял прибывшим с ним танкистам лейтенант Гусев, хотя сам видел всё только на фотографиях.
 С  радостными лицами, широко раскрытыми глазами ребята с восхищением смотрели по сторонам, прогуливаясь по Красной площади.
- Стоять! Кто, такие? Ваши документы!- остановил их "лощёный" офицер золотыми погонами с двумя "просветами". Шинелька на нём была одно загляденье: чистенькая, подогнанная в талии, темно-серого цвета с голубоватым оттенком. В его, начищенные до зеркального блеска сапоги, можно было смотреться.
У прибывших сразу возникло к нему какое-то неприязненное чувство: тыловик, франт,- кому - война, а кому - мать родна...
- А кто, ты такой? (именно на "ты"), чтобы проверять нас? Мы фронтовики-танкисты из Сталинграда едем на другой фронт! Поедем с нами, если есть желание?- ответил за всех Гусев.
- Грубить не положено военным, особенно офицерам! А вы, я вижу, все лейтенанты! Я старше вас по званию - майор. Требую предъявить документы и следовать за мной!
- Никуда мы не пойдём! Нам надо прибыть в часть!- продолжал отвечать за всех лейтенант Гусев.
- Сначала вы проследуете со мной в комендатуру, а потом решат, куда и в какую часть вас направить! - строго заявил майор,- вас переоденут, а то и смотреть-то на ваши валенки стыдно! Офицеры! Фронтовики! Сталинградцы! Победители! - не ругаясь, с достоинством и вежливо, майор отправил " экскурсантов" вместе с двумя подошедшими с повязками на рукавах красноармейцами (тоже в погонах) на Мещанскую улицу - в комендатуру города Москвы.
   Насчёт их переобмундирования в комендатуре и не подумали, а вот два часа строевой подготовки на плацу с большим удовольствием "прописали".
Гусев и его команда, сначала, сидели и курили, а затем, как только в комендатуре собралось человек двадцать - тридцать таких же задержанных патрулями "экскурсантов"- начали выполнять "шагистику".
- Кому это нужно? Топая по асфальту, бубнил себе под нос Гусев,- неужели, если людей обозлить, унизить наказанием – шагать, не накормив с дороги и не дав даже чая, то можно ожидать, что у них появиться желание "лучше воевать" больше "любить Родину" и лучше понимать "серьёзность текущего момента"? Неужели это - самые необходимые меры? За что?  Это неоправданная дикость порядков комендатуры и её начальников - тыловиков, многие из которых и фронта-то не нюхали!
- За мной ребята! Тихо скомандовал Гусев, как только часовой у ворот отвернулся в сторону.
Все четверо в одно мгновение выскочили в открытые ворота и бросились наутёк за угол.
Документы у них не отобрали и поэтому о происшедшем "инциденте" нигде не было записано.
"Познакомившись" таким не хитрым образом с Московскими порядками и красотами Красной площади, они решили больше не искушать судьбу, и пошли прямо в штаб формирования БТ и МВ на Краснокурсантский проезд, дом 2.
"Бауманская", "Лефортово", "ЦАГИ" и другие названия улиц, станций метро, остановок трамваев стали известны им в первые же дни пребывания в "офицерском резерве БТ и МВ войск".
За две недели пребывания в "резерве", почти всех ребят, с кем они успели познакомиться, отправили в войска, выдав соответствующие предписания. лейтенанта Гусева и его троих гвардейцев по положению могли направить только в гвардейские части, но их, пока, не вызывали, а переобмундировали, наконец: дали кирзовые сапоги, форму "хб", шапки-ушанки вместо танкошлемов, новые "офицерские" шинели ( от солдатских они отличались только наличием пуговиц).
Наконец, устав ждать направления, Гусев и его команда решили идти в кадры и просить отправить их на фронт, даже не в гвардейские части.
Их просьба была удовлетворена, - их распределили в разные места, в разные части.
Евгению Зубову предстояло отбыть на Центральный фронт, штаб которого разместился в районе города Курска.   
   Сборы были не долгими. Оформив проездные документы и попрощавшись с друзьями, Евгений Зубов с Павелецкого вокзала выехал до Ельца. Дальше поезда ещё не ходили - железная дорога до Курска была разрушена отступавшими немецко-фашистскими войсками.
    Только в вагоне Евгений обнаружил, что у него нет продовольственного аттестата,- он остался у Гусева, который получал продукты на двоих на одни сутки. Продукты-то они поделили, а "расписать"  аттестат забыли. Продуктов в вещмешке оказалось - на один "скромный" обед, а что есть потом?
Сколько времени придётся потратить на дорогу до нового места службы Евгений предсказать не мог. Денег тоже почти не было, да и купить продукты было не где. Остался он без продуктового "довольствия". В часть по прибытии нужно было сдать продаттестат, а где он?
Сойдя в Ельце с поезда, Зубов направился к коменданту станции.
- Как мне добраться до Курской слободы? - спросил он коменданта.
- Туда идёт много автотранспорта,- ответил комендант,- попробуйте выйти на большак и попроситься на "попутку", но расстояние большое.
Выйдя на дорогу к Курску Зубов, безуспешно пытался "подсесть" на проезжавшие мимо грузовики, но никто не останавливался.
Так прошагал он километров пять - шесть. Впереди дорога шла на подъём. На нём автомобили замедляли ход. Зацепившись за задний борт одного ЗИС - 5 Евгений перевалился через борт в кузов. Удобно разместившись, он осмотрел мешки, лежавшие в кузове и заметил, что из прорехи одного мешка при тряске на ухабистой дороге высыпалась соль. Её, наверное, везли на ПАХ (полевой автохлебозавод). Грузовик, в кузове которого он ехал, шел в колонне довольно быстро, но до пункта назначения было ещё далеко, а голод уже давал о себе знать, да и холодный ветер пронизывал до костей - март месяц только начинался. Вечерело, и он решил соскочить у какой-нибудь деревушки и попытаться найти провиант. Постучать по кабине автомобиля он не решился; - водитель не знал, что он сидит в кузове, и мог дать по нему очередь из автомата, по законам военного времени, подсаживать посторонних, было запрещено. Набив солью до верха, все карманы шинели (соль была в большой цене), он ловко и незаметно для водителя спрыгнул с кузова грузовика, когда машина проезжала по небольшой деревушке.
Стоя у дороги, он рассматривал ближайшие хаты. Наконец он решил идти наугад - в ближайшую. В горнице женщина, лет под пятьдесят, мыла деревянный пол, не земляной, какие были во многих хатах. - Наверняка и блох нет,- подумал Евгений, - всё чисто и тепло.
На его "здрасьте" женщина, взглянула "исподлобья" и  даже не ответила - продолжала мыть пол. Он стоял у порога, переминаясь с ноги, на ногу не зная, как с ней себя вести. Наконец она закончила свою работу, распрямилась.
- Ну, что надо, солдатик? - внимательно глядя на Евгения, спросила хозяйка.
- Да, вот, переночевать бы надо. Дорога дальняя, приустал немного - ответил ей Зубов.
- Так, где же у нас ночевать-то? Деревня - то небогатая, кормимся - что бог пошлёт. Вот разве что у Машки? Она через два дома живёт... К ней всё молодые-то часто заглядывают ночевать.
- Мамаша! Да я ведь солдат! Вот на шинельку лягу, шинелькой укроюсь, её же и под голову подложу , и всё! На полу вот и место самое подходящее.
"Мамаша" молчала насупившись. Тогда Зубов выложил свой "главный козырь":
- Как у вас с солью в деревне?- лукаво улыбаясь, спросил он хозяйку.
- Нету соли, дорогой! Не проси даже! Нету совсем! По двадцать рубликов за маленький стаканчик просят, да и то пойди, найди кто! Нет! Нет! Нету соли!
- Дай-ка пустой стакан! попросил он женщину.
Догадливая хозяйка подала ему эмалированную кружку.
Евгений насыпал полную кружку соли из своего кармана и подал хозяйке: - Возьмите за постой. Глаза у тётки загорелись при виде соли. Она быстро спрятала кружку где-то за занавеской у печки и приветливо улыбнулась постояльцу: - что же вы стоите, проходите в комнату, - приглашала хозяйка Зубова, а сама с завистью смотрела, не отрывая глаз на "пухлые " карманы его шинели. Евгений понял, что как магнитом притягивало тёткин взгляд. Хранить соль в своей шинели он не собирался и подойдя к столу высыпал её из обоих карманов. Посреди стола выросла целая гора соли - стаканов двенадцать - пятнадцать.
Тётка, не мигая, смотрела на стол и мягко осела на табурет, не проронив ни слова.
- Вот, всё это я оставляю Вам, но я голоден. Может быть, найдётся что-нибудь перекусить?
Тётку как ветром сдуло с табурета.  Наконец она обрела дар речи:
- Ой, што ты, мил человек! Да за такое добро тебе не только поесть дадут! Это ведь большое богатство - соль! - продолжала причитать хозяйка, сгребая со стола соль в большой кувшин.
- Ну, вот и командуйте этим богатством, а меня покормите чем-нибудь, что бог послал, пожалуйста.
Зубов даже докурить папиросу, а на столе уже лежал хлеб, кусок сала, несколько варёных картофелин и головка лука. Хозяйка куда-то засобиралась и просила Евгения:
- "Ты, это ...подожди трошки, я сейчас", она снова сходила за занавеску и на столе появилась бутылка с мутноватой жидкостью - самогоном. Хозяйка зубами открыла бумажную пробку и поставила бутылку в центр стола.
Пока Зубов "пробовал" самогон и "угощался" выложенными на стол яствами, тётка куда-то  "слетала".
  К концу его "трапезы" в хату заглянула сначала одна соседка, потом другая ... Он понял - пошла бойкая торговля солью.
Усталость, самогон и полный желудок сморили его, и он заснул прямо сидя на лавке за столом под тёткиной божницей, подложив под голову сложенную шинель.
Проснулся он часа через два. Хозяйка предложила ему:
" - Может быть ты , это...поужинаешь на ночь-то?
Зубов мутным взглядом осмотрел стол. На нём появился нарезанный хороший ржаной хлеб, сало, варёная курица, солёные огурцы и  ...всего и не перечислить.
Хозяйка снова принесла самогон, только уже светлый - двойного перегона.
    Утром, когда Зубов собирался в дорогу, его "сидор" уже был битком набит всякими продуктами: каравай хлеба, кусок варёной курицы, лук, варёный картофель, шмат сала и, конечно, бутылка самогона. При таком наборе можно было ехать и без продаттестата.    
Хозяйка вышла проводить "постояльца" и на прощание помахала ему рукой.
"Попутка" быстро доставила его до Курской Слободы. В штабе он получил направление в танковую бригаду, которая вела тяжёлые оборонительные бои в районе Белгорода на "Курском выступе".

Глава 11.                Центральный фронт. Курская дуга.


   - Ты гвардеец! А наша бригада, пока, не гвардейская. Почему тебя к нам направили? - спросил Зубова капитан - заместитель командира танкового батальона по технической части.
- Да, я сам дал согласие, когда был в Слободе. Надоело болтаться в офицерском резерве фронта и ждать, когда определят в гвардейскую часть.
Этот разговор происходил в "Виллисе" командира танковой бригады, на котором решили подбросить Зубова от штаба бригады до батальона.
Штаб батальона размещался в сарае на окраине маленькой деревушки - о пяти - шести полусгоревших дворов. Тут же, метрах в двухстах, ремонтировался танк КВ. Меняли коробку передач или двигатель: в люке башни торчало бревно с подвешенной талью.
- Щербина! - громко крикнул капитан.
Где-то впереди за сараем, по слуху - не очень далеко - застучал пулемёт. На краю деревеньки рванули два взрыва.
Мины! - определил Зубов, знавший их звонко-трескучий взрыв.
- Нас тут надолго фриц не забывает: частенько минами угощает! - пояснил капитан.
Подошёл в  измазанном маслом  комбинезоне с танкошлемом на голове  человек: - Слухаю, товарищ капитан!
Это был – Щербина - зампотех роты. В каком он звании - не было видно под комбинезоном. На вид он был лет на пять старше Зубова. Мягкий характерный выговор выдавал в нём украинца.
- Вот, Щербина, я привёз тебе гвардии техника-лейтенанта Зубова Евгения Адамовича. Понимаешь, Щербина, даже вот гвардейцы Сталинградцы просятся в нашу бригаду. Я думаю, что его надо определить на 08-ю машину. Будет там и за командира и за старшего механика-водителя. Там у нас кто есть, на этой машине?
- Да, один заряжающий остался, - почесав затылок, ответил Щербина. Механика и радиста вчера миной накрыло, - я докладывал вам. А командира и наводчика Бойченко перевёл на другую машину в первую роту.
- Но им вдвоём-то там, на 08-й не справиться с ремонтом! - задумчиво произнёс капитан.
- Справлються - то справлються, и вдвоём, товарищ капитан. Холостов - парень смышлёный, умелый, работящий. Да вот тилько беда там: немцы всё время минами бросаются, машина-то  почти у передовой линии окопов стоит! Из всего их разговора Зубов понял только одно - Холостов - это заряжающий, он же и  младший механик-водитель.
Капитан дал Щербине ещё несколько указаний и уехал в бригаду, а Щербина и Зубов вышли из сарая.
- Так вот! Давай мы с тобой на "ты", Евгений! Так проще и лучше понимается, добре?
- Не возражаю, а как тебя звать? Кто ты по званию?
- Звание моё - старший техник-лейтенант, а зовут меня Мыколой.
Пока шли к танку 08, он рассказывал об этой машине.
- Во время атаки танк попал одной гусеницей в траншею. Водитель, пытаясь выехать, "сжёг" главный фрикцион!
- Сжёг, или может быть, болты срезало? - переспросил Зубов.
- Нет! Сжёг! Мы уже машину разбронировали и осмотрели. Сожжён пакет дисков. Ремонтировать спокойно не дают подлюки-немцы;- как только включаем переноску, или стукнем кувалдой - бьют из миномёта. Всё поле за два дня вокруг танка " вспахали"! Танк от немецких позиций стоит всего в семистах метрах!
- А есть чем ремонтировать-то? - Фрикцион новый есть? Или хотя бы новые диски?
- Пакет дисков есть. Вот только не знаю, годны ли нажимные пружины и подшипник? Инструмент там есть. Работают только под брезентом и днём и ночью. Днём меньше слышны стуки под брезентом, а ночью - свет переноски не виден. Будьте там осторожнее.
- А что ты вытащить танк другой машиной не пробовал?
- Пробовал тягачом; - не взял. А танков-то у нас – раз - два, да и обчёлся! Они все на передовой. Оттуда не снимешь!
Так за разговорами они подошли к танку. Он был весь накрыт брезентом. Над моторным отделением брезент был приподнят на кольях по бокам танка. Холостов спал внутри танка на боеукладке. Разбудили.
- Холостов, - представился он Зубову, пожимая руку. Потом добавил: "старший сержант".
Место, где стоял танк, было совершенно открытым. Впереди, в сторону немецких позиций, метрах в трёхстах виднелся мелкий кустарник, чёрные кочки, - место болотистое. Грязь липкая, жирная - ноги не вытащить.
- Ну и местечко! Огня не развести! Жилья рядом нет! Лишь в полукилометре слева виднелись какие-то две развалюхи, ни то сарайчики, ни то хатки.
-  Где же передний край проходит? - спросил Зубов танкистов.
- Да , вот же - в кустиках уже окопы нашей пехоты,- указывая пальцем на кусты, сказал Холостов.
- А где наша артиллерия?
- А, вон - слева батарея. Справа - тоже батарея семидесятишести миллиметровых. А сзади нас, в низине, - "катюши" появляются. Дадут залп и смываются! А впереди окопов нашей пехоты - всё заминировано. И здесь вот в кустарнике, тоже минное поле. Видишь впереди две вешки - это проход обозначен. Тут противотанковые стоят - в нейтралке, а в кустарнике - противопехотные.
- Всё, вроде, ладно устроено, - продолжал "экскурсию" Холостов, - да жрать, только, совсем нечего! Три "пехтаря" дали мне два сухаря. А у вас - то есть что-нибудь?
Зубов не был голоден, но и с собой у него ничего не было, кроме одной банки рыбных консервов и куска хлеба граммов на двести.
- Мы тоже, - пожаловался Щербина, - и не завтракали и не обедали. Всё ждём кухню. Наверное, застрял где-то "доджик" с кухней. Как только привезут обед, - вам сразу же в термосе принесём. Ну, я пошёл. Трудитесь, ребята. Будьте осторожны. С этими словами Щербина ушёл.
Покормил Зубов Холостова, отдав ему всё, что было с собой, а про себя сказал, что не голоден.
Во время "обеда" Зубов узнал, что зовут Холостова - Константином.
- Ты видал, когда-нибудь, разобранный главный фрикцион, Костя? - спросил Хоботова Зубов.
- Видал, но не разбирал и не собирал.
- Ничего, сейчас разберём.
День на дворе, а они с переноской под брезентом. Она светила узеньким лучиком: на один болт направили свет, а другого уже не видно. С большим трудом они разобрали главный фрикцион. Болты откручивались с трудом. Диски оказались сильно покоробленными, с большими пятнами поджогов и наволакивания металла.
- Ты, Костя, запомнил порядок разборки "пакета"6 какой диск с внутренним, а какой с наружным зубом?
- Да, нет! А зачем это, техник? Я просто считал диски и всё.
- А что их считать-то? Они все тут. Возьми штангель и замерь толщину пакета.
Костя сложил все покоробленные диски в пакет и замерил. Конечно же, намерил ерунду!
Пришлось Зубову всё делать самому. Осмотрев другие детали фрикциона, он убедился в том, что сменив пакет можно получить нормальный фрикцион.
- Костя! Найди кусок проволоки длиной с полметра, толщиной с миллиметр, - попросил Евгений.
- Есть такая проволока.
Зубов сделал крючок на конце проволоки.
- Держи проволоку, а я буду надевать на барабан диски, - предложил Зубов.
Работа продолжалась.
- Точно держи до изгиба, иначе крайний диск завалится за барабан, пока собираем пакет! - командовал Зубов.
К сожалению, так оно и вышло! Но узнали они об этом позже.
Собрали фрикцион. Соединили муфту. Зубов выжал педаль "главного". Запустили двигатель. Задрожала педаль! Послышался невероятный свист!  Стало ясно: запал диск!
А в это время - мина! Метров в  пятидесяти от танка рванула. Потом второй разрыв, третий ...Минут десять немцы обстреливали танк из миномёта.
Зубов и Холостов сидели в танке, закрыв люки. Всю работу нужно было начинать заново, а потрачено уже пять часов времени. Наступила ночь.
Зубов устал до крайности. В душе он ругал самого себя: Как же мог он понадеяться в такой сложной обстановке на Костю. Упустили диск. Так и надо мне дураку! Эх, ты, Женька-Сталинградец!
 Голод давал о себе знать.
- Я бы сейчас Сталинградской конины поел! - сказал он Косте.
Зубов поспал пару часов в танке, замёрз, как цуцик, и проснулся. Константин сидел на месте радиста и слушал радио.
- Костя! Ты посадишь аккумуляторы! Тогда вообще не двинемся!
 Тот выключил радио.
- Жратвы не приносили?
- Нет! Я разбудил бы!
Стрельбы "на передке" не было слышно. Полное затишье. Ночь была лунная, светло вокруг, как днём.
- Давай Костя, разбирать снова "главный".
- Слушай, техник, а он, может быть, поскрипит - поскрипит, да и притрётся?
- Нет, брат! Не притрётся. Он при первой же нагрузке совсем сгорит! Давай переноску. Будем разбирать.
Разобрал и собрал, теперь, Зубов всё сам. Костя только "ассистировал": подавал ему ключи, отвёртки, диски, болты, проволоку, плоскогубцы и светил лампочкой. Немцы не палили - спали.
Собрав "главный", Зубов решил сразу же забронировать машину - надвинуть и закрепить надмоторную броню, чтобы защитить двигатель, а после запуска, если всё пойдёт нормально, больше из танка не выходить. Немцы наверняка снова откроют огонь на звук работающего двигателя танка.
Надвинуть  "крышу" удалось с большим трудом. Закрутили крепёжные болты и начали запуск двигателя.
Двигатель прокручивался стартёром трудно: аккумуляторы подсели, поэтому пришлось помогать сжатым воздухом. Им повезло, что давление в баллонах ещё сохранилось. Наконец двигатель запустился! Теперь его надо было хорошо прогреть, чтобы уверенно тянул. Предстояло вылезать из траншеи.
Начали рваться немецкие мины. Разрывы мин были в пятидесяти-семидесяти метрах от танка, - видимо били немцы по звуку работающего двигателя, а ветром его относило правее. В танке мина безопасна, правда, прямое попадание не предвещало ничего хорошего. Но это было очень редко - исключительный случай.
Когда двигатель хорошо прогрелся Зубов сел на место механика-водителя, взялся за рычаги:
- Ну, Костя, начнём выбираться из траншеи?
- Давай, техник!
Чтобы опять не поджечь "главный", Зубов тронулся с "бортовых". Решил сначала ехать прямо по траншее, а потом уж "вылезать" где менее круто будет.
Он дал "газ до трубы". Опустил оба рычага "бортовых". Танк пошёл, медленно покатил вперёд. Пройдя метров пять, Зубов повернул вправо. Левая гусеница, цепляясь за правую кромку окопа, сначала обваливала окоп, а затем, всё-таки, вышла из траншеи! Выехали!
- А куда ехать?- спросил Зубов по ТПУ Холостова.
- Думаю, что надо подъехать ближе к штабу батальона. На небе ярко "светила" Луна. В "смотровое" видны были строения, где располагался штаб. Подъехали, вышли из машины... Ни ремонтников, ни танка, ни самого штаба не было.
Снова залезли в танк.
- Костя! На какой волне радиосвязь со штабом?
- Понятия не имею! Я же по радио слушал Москву, а не штаб!
- Где батальон искать будем?
- Не знаю! Надо до утра здесь подождать.
Делать нечего. Заглушили двигатель и решили до утра остаться на месте.
- Война - это кровь, грязь, мороз, труднейшая физическая нагрузка и колоссальное нервное напряжение. А чем всё это можно компенсировать? Спросил Зубов Константина.
- Хорошим питанием! - грустно ухмыляясь, ответил Холостов.
- Правильно, но если питаться нечем, то частично можно заменить еду хорошим, здоровым сном!- подытожил всё сказанное Зубов и улёгся на боеукладку. Через несколько минут в машине раздался его негромкий храп.
С рассветом у танка появился Щербина. Поблагодарил за проделанную работу, залез в танк и приказал следовать в батальон. Про завтрак он умолчал.
По прибытию в батальон Щербина доложил комбату майору Бойченко о том, что 08-я в полном порядке и готова к выполнению боевых заданий.
В батальоне осталось в строю всего пять танков,- 08-й стал шестым.
- Отлично! Молодцы!- поблагодарил Щербину и "экипаж" комбат. Командиром танка, пока, будет Зубов, наводчиком - Серёгин, а радистом - вот он, - майор показал на стоявшего рядом парня в комбинезоне и лётном шлеме.
- Задача ваша - окопаться! Позиция - вон, пятьдесят метров правее ноль-четвёртой машины. Можете приступать к выполнению задания.
 Новый экипаж собрался у машины, познакомиться друг с другом.
Самой заметной фигурой в экипаже Зубова был Старшина Серёгин - высокий, стройный, с чёрными усами лет тридцати. Прихрамывал на одну ногу: из госпиталя прибыл неделю тому назад. В 1941-м году воевал под Москвой.
Радист- стрелок -  Саша Диковский молодой, девятнадцатилетний парень воевал всего две недели.
После знакомства экипаж отправился в столовую, расположенную неподалёку (брезентовая палатка и стоящая рядом полевая кухня) и позавтракал с большим аппетитом.
После завтрака все взялись за работу по окапыванию танка. В ход пошли: лом, лопаты, кирка.
Семь метров в длину, три с половиной - в ширину, и почти метр - в глубину! Таков должен был быть танковый окоп! А если быть точными - необходимо перелопатить около двадцати пяти кубов грунта.
 От лопаты, лома, кувалды, пилы - у танкистов-фронтовиков мозоли с рук никогда не сходили. Целый день и ночь экипаж копал и долбил родную землю, но не успели к утру закончить работу в полном объёме. Глубина окопа была всего около шестидесяти сантиметров, вместо метра. Мешали немецкие мины - приходилось прерывать работу на время обстрела и отсиживаться в танке. Земля тоже ещё не совсем оттаяла. Приходилось больше работать ломом, чем лопатой.
- Ну, ладно! - сказал подошедший с проверкой комбат,- подравняйте хорошенько бруствер в переднем секторе и сойдёт, пока.
Сделал он экипажу снисхождение потому, что они работали не полнм экипажем, а только вчетвером.
Ожидалась артподготовка противника и атака, но пока, было тихо.
- Командиров машин к комбату! - сообщил радист, сидевший на приёме.
Около танка комбата собралось человек десять-двенадцать; прибывшие лежали в разных позах за бруствером танкового окопа.
- Поступил приказ, начал комбат своё сообщение, - наш батальон отвести на формирование. Необходимо подготовить всё как следует в машинах! Приведите свои личные вещи. Все члены экипажей останутся со своими танками. Машины примет другая бригада вместе с экипажами.
- А кого же тогда отводят-то, если все остаются на местах? - спросил один командир роты.
- Не спеши, Топорков! Расскажу всё по порядку! Штаб бригады, командование батальонов, рот, некоторые командиры взводов и часть техников - поедут на формировку и получат новую матчасть. К четырнадцати ноль-ноль быть готовым к передаче оставшихся танков и к отправке в тыл следующим офицерам...
Комбат стал перечислять фамилии танкистов, отбывающих на формировку. Среди перечисленных он назвал и фамилию Зубов. Значит опять в тыл! На сей раз, Зубов ни в одну атаку не сходил, и ни одну атаку не отбил! Одно только его утешало, что отправляют не просто в тыл, а за новыми танками. Это могло означать только одно - с новыми машинами предстоит участвовать в каких-то больших событиях на фронте. Где будет происходить приёмка новой техники, пока, было неизвестно.
Сама отправка происходила, как обычно это было везде. Хлопоты и сборы недолгие. Вещей минимум и настроение "отпускное". Можно было надеяться на возможность передохнуть и выспаться, но...
- Воздух! - раздалось вдоль эшелона. Хорошо, что воздушная тревога застала всех на стоянке. При таких обстоятельствах следовало бежать в какую-нибудь ближайшую канаву, за насыпь... В "теплушке" - деревянном вагончике - упаси боже - не отсидеться! Бомбить - то будут эшелон!
   Станция - не большая: всего четыре или пять путей. Стояли на ней два эшелона: один с артиллерией (на фронт), другой, в котором ехали танкисты на формирование (в тыл). В эшелоне, направлявшемся в тыл, были: - теплушки, платформы с автомашинами, кухня и прочее "хозяйство" тыла бригады, в том числе закрытый "пульман" с неизвестным грузом.
Самолёты противника заходили на бомбёжку парами. Сначала бомбы падали в стороне от эшелонов. Танкисты и артиллеристы лежали на земле в пятидесяти метрах от насыпи. Зенитного огня не было - станция не была защищена от атак с воздуха.
Самолётов противника было четыре. Они перестроились в круг и начали бомбардировку эшелонов. Загорелась цистерна в артиллерийском эшелоне. Сначала было пламя, а потом прогремел взрыв. Сильный взрыв с разбросом пламени и частей цистерны. Рвануло горючее.
В эшелоне танкистов теплушка, в которой ехал Зубов, была прицеплена за "продскладом" - вагоном, из которого весь эшелон получал продукты. При бомбёжке одна из бомб упала рядом с "продскладом". Осколками пробило какую-то бочку, и из вагона потекла... водка! Запасливые интенданты бригады везли солидный запас этого "ценнейшего" на войне продукта. Несмотря на продолжающуюся бомбежку, солдаты сопровождения  бросились собирать водку в свои котелки. Так проявлялся наш русский характер – ни капли "ценнейшего продукта " не должно пропасть и люди спасали его, порой даже ценой собственной жизни.
Кроме нескольких десятков литров водки - других потерь не было, видимо противнику не было известно, что основной "ценный груз" был - не орудия, а водка в скромном вагончике. Как выяснилось позже,- осколками повредило верхнюю часть "тары "  вытекло не всё содержимое, о чём и было доложено командованию.
   Разгрузка эшелона происходила на станции Хомяково близ Тулы. Личный состав бригады разместился в лесу близ станции. Поставили палатки и началась обычная лагерная жизнь. Утром - подъём, политзанятия, устройство лагеря, занятия по тактике. Вечерами, иногда, часть личного состава, на двух "студебеккерах", вывозили в Тулу в кино, или на концерты в ДКА (дом красной армии).

Глава 12.                На формировании


   - Кто был вчера в ДКА в Туле?   Вы были? - спрашивали каждого из бригады два подполковника, приехавшие в бригаду из комендатуры города.
- Нет, не был! Я вчера был здесь в лагере. Вот могут подтвердить товарищи! - с неподдельной откровенностью отвечал один из "подозреваемых" офицерам комендатуры Тулы.
- Да, он действительно был здесь с нами. Весь вечер мы играли в карты, а вот, кстати, и колода карт при нас, - один из "поручителей" вынул из кармана замусоленную колоду игральных карт и предъявил "комиссии".
- Карты, - это тоже не красит советского офицера! - заявил член "комиссии".
Но это было "алиби". Нечто подобное было приведено в доказательство невиновности и в ряде других "допросов".
А почему нас допрашивают? - спросил кто-то Зубова. Евгений был в тот вечер в Туле, но его не вызывали " на комиссию", - пронесло.
- Да потому, ответил Евгений тихо, почти шёпотом, что вчера вечером мы устроили в ДКА "дружескую " встречу с лётчиками полка "Нормандия" - французами.
 Французские лётчики, в основном младший комсостав (по-нашему - сержанты), имея непонятные многим нашим людям на своих плечах нашивки, - вместо погон, рекомендовались нашим девчатам: кто - майором, кто - полковником, кое - кто и генералом!
Один из наших офицеров (не буду называть его - не помню фамилию, а по имени Борис) - ну знаете его - такой крепкий парень, вежливо попросил одного ихнего, такого "полковника" не настаивать на продолжении знакомства после очередного танца. Завязался "дружеский" разговор, но один плохо говорил по-русски, а другой вообще не знал ни слова по-французски. Беседа плавно перешла в эмоциональную часть - " на кулаках". Все были при оружии, но пистолеты никто в ход не пускал.
Для лучшего понимания в " беседу " вступили другие товарищи, и дело приняло нежелательный поворот. Рамки помещений  ДКА оказались малы для участников "конфликта" и все клубком вывалились на улицу. Незнание языков могло привести к "международному конфликту",  поэтому в дело вынужден был вмешаться проходивший мимо комендантский патруль. Патруль появился настолько неожиданно, что участники "встречи" вынуждены были, воизбежание  дальнейших "осложнений", быстро удалиться – кто - куда.
Зубов слегка перевёл дух и посмотрел на "слушателей". Выражение лица у всех можно было сравнить  с тем, которое имели болельщики на трибунах стадиона, когда любимая футбольная команда забивала "гол".
- А чем всё это закончилось? - задал вопрос один из неприсутствовавших на "спектакле" в Туле.
- У меня болело в двух местах,- продолжил рассказ Зубов,- ныла кисть правой руки и спина под правой лопаткой. "Приложил" кому-то я кулаком, да и мне кто-то из французов "съездил" по спине. Бежим мы за угол, за другой, переулками - к своему "студебеккеру" и скорее сматываться, петляя по тихим улочкам Тулы...
но об этом никто не должен знать, - закончил Зубов свой рассказ и прижал палец к губам.
"Комиссия" не была удовлетворена результатами первого расследования и перешла ко второму. На следующий день было продолжено "дознание": - кто был в ДКА вечером? В искренности ответов - "Никто не был!" трудно было усомниться. У двоих, правда, были "печати" под глазами, но они утверждали, что это от переутомления на занятиях. У Зубова спина ныла, но это не видно под гимнастёркой.
Комиссия приняла решение - признать всё случившееся недоразумением, что часто случалось из-за языкового барьера. Всех это удовлетворило, и конфликт был исчерпан.
А вскоре личный состав бригады стали посылать в наряды на оборудование взлётной полосы на аэродроме под Тулой, где базировалась наша истребительная авиация и "Нормандия" тоже. Были душевные встречи с лётчиками-французами. Смех, объяснения, шутки, товарищеские разговоры... хорошие ребята были французы! Весёлые, незлобивые.

Глава 13.                Вновь  в Сталинграде


   - Зубов, Грачёв, Солодовников! - К начальнику штаба бригады! - прозвучала в палатке команда дежурного офицера. Вызываемые танкисты быстро привели себя в порядок и направились в штаб. По прибытии в штаб они доложились, как положено.
- Садитесь! Тульский танковый военный лагерь (так назывался центр формирования танковых частей под Тулой) и командир бригады приняли решение - командировать группу офицеров в Сталинград для получения танков, прошедших ремонт. Поедите вы. Зубов - старший группы. Свои личные вещи все забирайте с собой. Документы получите через два часа. Завтра утром вас отвезут на станцию. Вопросы есть?
- Есть вопрос. Сколько танков надо получить и куда их доставить?
- В документах всё будет указано. Доставить танки сюда - в Тулу, - в Центр формирования.
- Ещё вопросы есть?
- Нет больше вопросов!
Ехать в Сталинград!  Зубов там уже побывал, видел, что осталось от города! Где же там ремонтируют танки? Среди развалин?
Техник-лейтенант Володя Грачёв и младший техник-лейтенант Миша Солодовников - они не были в боях под Сталинградом. У Грачёва в Саратове жила его семья: папа, мама и сестра. Грачёв сразу стал уговаривать остальных - "попутно" заехать к нему домой.
- Хотя бы на "коротенькую" побывку! - просил он.
Семья Грачёвых в Саратове занимала отдельно стоящий двухэтажный особняк. Володин отец был каким-то высоким чином в системе НКПС (наркомата путей сообщения). Он был то - ли начальником главка, то - ли замом. В его ведении были вопросы ремонта железнодорожной техники. Нашу группу "приёмки" встретили в семье Грачёвых как самых дорогих гостей! Зубову и Солодовникову отвели отдельную комнату с двумя кроватями. Всех троих их в первый же день переобмундировали в хорошие яловые сапоги, диагоналевые синие брюки "бриджи", зелёные диагоналевые гимнастёрки. Дали отменное нательное бельё.
Вместо вещмешков выдали каждому по небольшому фибровому чемоданчику, и они приобрели действительно офицерский вид!
Это всё, конечно, произошло по указанию отца Володи; и всё это "богатство" привёз им на чёрной "ЭМКе" какой - то военный железнодорожник.
Вечером, после  прогулки по набережной Волги, мы все, кроме отца Володи, собрались в столовой ужинать. Мать Володи не сводила с него глаз: - сынок, съешь это, попробуй вот то! Стол был полон яств. Ни карточная система, ни скудность военных пайков там не чувствовалась!
И вдруг, в самый разгар застолья, по радио объявили воздушную тревогу!
Завыла на улице сирена. Ожидался налёт немецких бомбардировщиков. Немецкая авиация ещё могла наносить бомбовые удары по волжским городам. Особенно немцы старались вывести из строя энергетические объекты, нефтеперегонные заводы, оборонные предприятия.
Мама и Нина (сестра Володи)  сразу же засобирались в убежище - подвал под соседним многоэтажным домом. А ребята все трое отказали идти в подвал.
- Нам это привычно! - заявили они. В этом было и их бахвальство, и откровенное нежелание тащится в бомбоубежище. Но Володю родные увели, хотя он и сопротивлялся.
Зубов и Солодовников в "своей" комнате завалились на кровати и стали прислушиваться к хлопкам зенитных орудий и гулу самолётов. Свет был выключен, окно открыто. Зенитные батареи вели беглый огонь где-то в районе нижней пристани. Послышались разрывы бомб, пока далёкие, от которых содрогались стёкла окон, перекрещенные бумажными наклеенными лентами. В стороне, где находилась пристань, возник пожар. Очевидно, бомба попала в склад горючего или в нефтеналивное судно, но не исключено, что горело и на заводе.
Разрывы зенитных снарядов захлопали в ночном небе прямо над домом Грачёвых. Яркие лучи зенитных прожекторов метались по ночному небу в поисках немецких бомбардировщиков.
 Грохота разрыва Зубов не услышал, но его так смахнуло с кровати на пол, что если бы не мягкий ковёр, то затылок его был бы сильно ушиблен.
В закрытом окне стёкла лопнули, двери комнаты распахнулись настежь!
- Вот это - удар! Здоровенная, наверное, бомба попала в соседний дом на противоположной стороне улицы! - после беглого осмотра самого себя заявил Евгений.
Что делать? Смахнули они осколки стекла с кроватей и опять завалились спать.
Вскоре прозвучал "отбой" воздушной тревоги. В дом вернулись хозяева из бомбоубежища. Ужаснулись тому, что произошло, что "гости" валялись в кроватях - будто ничего особенного не было и их это не касалось. Рассказали, что авиабомба разрушила треть большого четырёхэтажного дома напротив. Грачёвский особняк выстоял. Только стёкла окон в трёх комнатах вышибло взрывной волной. Про свой "полёт" с кровати Зубов скромно умолчал.
  Два дня они прожили в "раю". Оставаться дольше, не позволяло время. Необходимо было срочно выезжать к месту назначения - в Сталинград. Прощание было трогательным. Вся семья Грачёвых провожала троих танкистов. Отец Володи приехал на пристань. Он оформил им проезд от Саратова до Сталинграда пароходом, первым классом. Им были предоставлены две хорошие двухместные каюты. С таким шиком никто из них ещё не путешествовал. В одной каюте расположился Володя, а Зубов и Миша в другой - соседней.
Пароход шёл вдоль берегов красавицы Волги. Стояла Высокая  вода. Широкий разлив - весенняя вода затопила все низкие места. Стояла майская погода. Всё начало распускаться и цвести. Зубов так залюбовался прибрежной природой, что вообще не хотел уходить в каюту с палубы.
- Очень люблю смотреть на движение воды, - пояснил он друзьям.
  По волге шло много встречных судов с различными грузами. Река работала на войну в полную силу!
Когда танкисты собрались в каюте пообедать, то обнаружили в своих чемоданчиках, помимо вещей, домашние булочки, пирожки с мясом, солёные огурчики, колбасу, сыр и прочее и прочее. В каждом чемоданчике была бутылка коньяка. Не водка, а коньяк. Зубов, до первого обеда в семье Грачёвых, вообще коньяка не пробовал. Негде было. Даже в трофеях его – советского - не попадалось. У немцев был всё больше какой-то суррогат-"шнапс", "Виньяк".
 В Сарепту они прибыли утром. Завод-верфь разыскать было не трудно. Им предстояло получать там танки из ремонта. Секретарь директора – женщина, лет сорока пяти, - направила их  в кабинет главного инженера. Зубов предъявил ему бумаги, он прочитал их и немного задумался.
Главный инженер был ещё совсем молодым человеком. На вид ему было лет тридцать, но весь седой с красивыми вьющимися волосами. Усталые голубые глаза, нервно дрожащая в его руках бумага ...выдавали его крайнюю озабоченность за порученную работу.
- Я вас обрадовать сейчас не могу, товарищи офицеры! Ремонт танков КВ мы только начинаем. А вам надо аж двадцать штук готовых. Когда мы их сможем вам дать, я не могу сказать. Мы даже ещё их не дефектовали  даже. Возимся пока с первой десяткой машин.
- А может быть, мы можем чем-либо вам помочь? - спросил его Зубов.
- Да, это было бы не плохо. У нас мало танкистов-специалистов. Их на тракторном заводе - то осталось мало. А у нас - судостроители, да и тех немного. Сейчас мы привлекаем к ремонту пленных немцев. Мы и немецкие танки изредка ремонтируем. Среди немцев, попавших в окружение, есть специалисты, даже инженеры-конструкторы. А вот наши танки Т-34 и КВ ремонтируем мы, в основном, агрегатный ремонт. Меняем целиком агрегаты. Ремонт самих агрегатов пока ещё не наладили. Это делают сейчас на тракторном заводе.
- Ну, в общем, ясно: загорать нам здесь придётся долго! - Дал своё заключение Зубов, как старший по команде. 
Не тратя зря время, Зубов и его команда: побывали в военной комендатуре, на продпункте и устроились с жильём. Жить всех вместе пригласил к себе заместитель главного инженера завода-верфи. Человек лет тридцати, жил он один, занимая на окраине района Сарепты у самой Волги небольшой домик с тремя комнатами. Приусадебный участок-огородик - спускался прямо к реке и не был даже огорожен. У берега устроен был столик с четырьмя "сиденьями". Хозяин объяснил, что за этим столиком с товарищами можно попить чайку, когда позволит время. Чудесное место!
   Две недели танкисты прожили в этой "усадьбе". Вместе с хозяином ходили на завод-верфь, хотя это было для них необязательным делом, но они работали, как и все: устраняли обнаруженные дефекты в отремонтированных танках и предъявленных заказчику- военпреду. Двигатель не набирал нужных оборотов - устранили, не отрегулированы фрикционы - делали регулировку. Иногда ездили в пробеги - целые дни проходили в работе, хотя в их обязанности этот не входило.
Одновременно с нашими танками в цеху ремонтировали два немецких танка Т-4. Ремонтировали их немцы. Они же эти танки и обкатывали. Водитель и слесарь - немцы, едут в пробег, а с ними один наш военпред. Никаких неприятностей с пленными, пока, не было.
Наконец настал день, когда приняли их последнюю двадцатую машину КВ-1с! Все танки стояли, блестя новенькой зелёной эмалью. На башнях каждого было написано белой краской - "Ответ Сталинграда!" Погрузку на платформы проводили сами танкисты группы Зубова, прямо на заводских путях во дворе завода. Целый день был потрачен на погрузку, увязку и укладку. Боекомплекта в машинах не было. Боекомплект снарядов был погружен в два отдельных крытых вагона. Погрузку снарядных ящиков проводили заводские грузчики. Эшелон состоял из двадцати пяти  вагонов и поздно вечером был готов к вытягиванию на станционные пути.
Сформирован эшелон был так: впереди - две порожние грузовые платформы ( так было положено по правилам перевозок военных грузов), затем двадцать платформ с танками, за ними - два вагона с боеприпасами и замыкала эшелон одна теплушка - пустой двухосный  крытый вагон.
В шесть утра танкисты Зубова ещё раз проверили: крепление танков на платформах, закрыты - ли люки. Брезентов укрывочных не было - пусть все могли прочитать: "Ответ Сталинграда! "
Начальник транспортного цеха завода и старший мастер, вместе с танкистами, осмотрел эшелон перед вытягиванием. Зубов заметил, что неплотно закрыт один из боковых "оконных" люков вагона!
- Почему люк не закрыт на задвижку? - спросил он у старшего мастера.
- Наверное, задвижка неисправна! - испуганно ответил мастер.
- Немедленно снимите с двери пломбу и откройте вагон! - строго приказал Зубов.
- Ну, что вы? Зачем? - отнекивался старший мастер.
- Откройте! - ещё раз приказал Зубов, - я должен лично проверить! Там же боеприпасы!
Старший мастер нехотя снял закрутку и пломбу, открыл вагонную дверь...
Как только откатилась на роликах дверь Зубов и начальник цеха впрыгнули в вагон, чтобы посмотреть на злополучный люк. Поднялись на ряды уложенных снарядных ящиков, а за ними в торце вагона, как раз напротив незакрытого люка ...лежал человек!
Немец!!! Здоровенный детина с рыжеватыми волосами в пилотке, в своей "лягушачьей" зелёной форме.
- Встать! Руки вверх! - скомандовал Зубов, вскидывая на немца свой пистолет "ТТ".
- Выходи!
Немец не сопротивлялся, вышел сразу.
А в это время через проходную завода выводили пленных на работу. Их было около ста человек. Колонна пленных была разбита на "десятки".
Конвоиры заметили немца у вагона. От головы колонны подошли к Зубову два немца и наш конвоир-старшина. Немцы громко кричали на "беглеца". Старший немец из колонны несколько раз ударил "беглого" по лицу кулаком. 
   - Идите вы к чёрту! Деритесь там, в колонне! Забирайте своего рыжего и делайте с ним  что хотите! - приказал Зубов старшине-конвоиру, засовывая свой пистолет в кобуру.
Старшина толкнул рыжего немца автоматом в спину, и все они двинулись к сгрудившейся в кучу колонне пленных. Ушёл с ними и начальник цеха.
- Проверить люки, вскрыть все вагоны, проверить все танки и под танками! - приказал Зубов своей команде и старшему мастеру. Отнекиваний и пререканий ни от своих, ни от заводских не последовало. Вытягивание эшелона было задержано более чем на два часа.
   "Рыжий" знал, что танки повезут к фронту и задумал пробраться поближе к району боевых действий, чтобы попытаться сбежать к своим.
Наконец всё было проверено и эшелон начал двигаться по назначению.
   Самая хлопотная проблема в пути - это была масса людей с детьми, мешками - пытавшаяся попасть на поезд и уехать!
Как только эшелон прибывал на какую-нибудь станцию, - масса народа "штурмовала" платформы с целью уехать на них дальше. Лезли, уговаривали, просились на эшелон. Приходилось постоянно бегать по платформам с танками и избавляться от навязчивых "пассажиров" (даже на ходу).
- Техник! Скоро Тула! Вставай! - Михаил дежурил по эшелону и разбудил Зубова и Грачёва, спавших в танке. При закрытых люках было темно, поэтому можно было и днём "прикорнуть", если позволяла обстановка.
   В Тулу эшелон не дошёл. Его остановили на станции Хомяково. Недалеко стояла их бригада.
- Михаил! Ты беги в бригаду, а мы с Володей будем сдавать танки. Узнай у ребят - как там дела? Когда на фронт отправят? Что нам после сдачи танков делать? - попросил его Зубов.
Эшелон поставили на дальний (ближе к лесу) путь. Пробежав пути и проскочив под вагонами другого эшелона, Зубов и Грачёв поднялись на перрон вокзальчика.
В лесу виднелись летние корпуса пионерского лагеря. Там строем ходили военные. Издали можно было рассмотреть офицеров и младших командиров.
- Танкисты! - сообщил Зубову Грачёв, указывая на лагерь. В здании вокзала, в комнате с надписью на двери "начальник станции", вместе с тремя железнодорожниками находился полковник в форме танкиста.
 "Откозыряв", Евгений представился старшему по званию: "Техник-лейтенант Зубов с прибывшего эшелона с танками!"
- Знаем, ждём вас. Я представитель центра формирования тульского танкового военного лагеря. Будете сдавать танки майору Семененкову. Сдадите всё по документам и оформите актом! - приказал полковник.
- А как быть нам, товарищ полковник? Мы можем после сдачи техники отбыть в сою бригаду? Она ведь рядом тут стоит - попросил представителя Зубов.
- Нет здесь вашей бригады! Дней десять, как отправили.
- А куда же нам следовать?
- А никуда вам следовать не надо! Разве не всё равно, где воевать? Вы же не комбриги, чтобы искать свою бригаду?- пойдёте в часть майора Семененкова. Он ещё не полностью укомплектовался, они уже должны готовиться к отправке. 
Это "вы не комбриги" - неприятно резануло по душе. Если не комбриги, значит и друзей своих искать не имеем права? - подумал Зубов.
В комнату вошёл майор. Козырнул полковнику.
- Я понимаю, что это нам технику доставили? Но почему "Ответ Сталинграда!" Неужели Сталинград уже начал танки производить?
- Какой "Ответ Сталинграда!" - полковник ещё не успел прочитать надписи на башнях прибывших танков.
- Под Сталинградом осталось очень много подбитой техники!- объяснил присутствовавшим офицерам Зубов, - её сейчас свозят к ремонтным базам и заводам, сортируют, ремонтируют. Вот эти двадцать машин КВ-1с тоже отремонтированы в Сарепте на судоверфи.
- Значит это всё не новое, отремонтированное барахло?- взвился майор, - создаётся новая часть, а техника - старая? Я отказываюсь, товарищ полковник, от старой матчасти! С меня потом спросит командование - Что это я напринимал?
Семененков был назначен заместителем командира части по технике. Полковник, слушая высказывания майора, сидел и жевал свои усы. Такие усы Зубов видел только на портрете Будённого. Зубов и Грачёв стояли в сторонке и молча наблюдали за происходящим.               
Пауза тянулась не долго.
- Да ты знаешь, - начал распекать майора полковник, - если не получишь эти танки и не отправиться ваша часть сегодня-завтра, то вам придётся загорать тут ещё неизвестно сколько времени! Мы и так-то еле-еле вырвали для вас этот эшелон! Его ждали другие части, но ваша, вроде бы, укомплектована полнее личным составом! - А ты, - "не буду принимать!".
Майор ещё что-то лепетал, ругался. Зубов и Грачёв вышли из комнаты покурить и ждали майора за дверью.
Как же быть? Где искать бригаду? Мы это всё равно узнаем в Туле, даже если полковник и не скажет - куда ушла наша бригада - думал Зубов. Как лучше поступить? - догонять свою бригаду, или же ехать на фронт с другой частью?
Документы им надо было оформлять в Туле, в центре формирования. Перед отправкой в Сталинград Зубов краем уха слышал, что их бригаду планировали отправить на Центральный фронт. Там была сложная обстановка на "Курском выступе" Скорее всего туда и послали нашу бригаду, - решил Евгений.
Своими мыслями Зубов поделился с Грачёвым. Тот полностью с ним согласился.
Прибежал Михаил. То, что он сообщил, уже не было новостью. Бригады на месте не было. Остались только ямы от палаточного городка и вытоптанные площадки. Узнав остальное, Михаил поддержал решение друзей - догонять бригаду!
Танки с платформ не разгружали. Механики-водители из части Семененкова принимали машины прямо на платформах. Претензий не было. Да и что толку, если бы даже и были? = Команда Зубова всё равно ничего бы сделать не смогла.
Сдав танковые часы, перочинные ножи, зажигалки, кусочки шёлкового полотна под расписку одному капитану, Зубов оформил акт полной сдачи материальной части майору Семененкову. Один экземпляр подписанного им акта он взял себе.
Все трое были временно свободны. Можно было съездить в Тулу. Там необходимо было оформить проездные документы, продовольственные аттестаты и получить направление в свою танковую бригаду.

Глава 14.                По дороге на фронт


   В вагоне было жарко и душно, несмотря на то, что добрая половина стёкол в окнах была выбита. Кое-где вместо стёкол были вставлены фанерки. Пассажиры вагона были люди военные. В одном из купе, бывшего когда-то плацкартного вагона, ехали человек двенадцать. Ехали все до Ельца, хотя многим, как оказалось, надо было в Курск. Железная дорога под Орлом была в руках немцев. Для Зубова повторялся маршрут, пройденный в марте.
      Ему и двум его друзьям удалось  получить в Туле назначение в свою бригаду, и они направлялись под Курск.
В пути люди знакомились быстро, не раскрывая военных секретов и принадлежности к воинским частям. Разговор затрагивал обычные темы: кто, откуда родом, где учился, где бывал, где воевал, где в госпитале лежал, - обычные разговоры военных людей, побывавших в боях.
В купе, в котором ехали Зубов и его товарищи, оказалось трое "Сталинградцев": старший лейтенант-артиллерист, старшина-танкист и Евгений.
   После общего обеда (продукты были у всех одинаковые - полученные в Туле, все на одном продпункте), шли оживлённые боевые рассказы, воспоминания. Старшина -танкист рассказал случай с зампотехом их танковой роты  неким  Мухамедзяновым.
...Дело было ещё летом 1942 года, когда наши войска, отчаянно сопротивляясь, пятились к Сталинграду, к Волге. В один из дней отступления наш танковый батальон, - рассказывал старшина, - уже далеко не полного состава, наскоро занял оборонительные позиции на лугу среди стогов сена, поставленных колхозниками ещё до приближения фронта. Танки Т-34 были рассредоточены среди копёшек и стогов сена и замаскированы под эти стожки. Наступил вечер, потянуло прохладой, и над низиной-луговиной пополз низкий плотный туман... Со стороны противника было тихо - ни выстрела. Лишь изредка повисали "лампы" - осветительные ракеты фрицев.
   Экипажи, сидя в танках на своих штатных местах, дремали после тяжёлого боевого дня. А зампотех, он в состав экипажей не входил, у него машины не было, не было у него и постоянного места пребывания, - выбрал одну копёнку сена, влез туда с головой так, что только ноги в сапогах торчали снаружи, и уснул.
 Ночью "остатки" батальона получили задание: - без лишнего шума, на малых оборотах двигателей, отойти, чтобы занять оборону не в низине, а на более высокой местности. Получилось, что переместились на два-два с половиной километра.
Один за другим танки покидали скошенный луг. Ушел последний танк и луговина опустела. Остались только полуразвороченные копны сена .Пехоты нашей впереди почти не было. Жиденька цепочка передовой пехотной части тоже отошла. Очевидно - по общему приказу.
   Немцы на рассвете, обнаружив пустые окопы нашей пехоты, двинулись вперёд, занимая луговину.
Осматривая одну копну сена за другой "фрицы" заметили торчащие из одной копны сапоги, а в сапогах - ноги! Потянули и вытащили Мухамедзянова! Тот тёр себе глаза и не понимая ничего с просони спросил: "Ну что вам надо? Поспать не дадут черти!"- думал, что его ребята будят.
- Хенде хох! - прозвучала команда немца.
Сразу протрезвел от сна зампотех: перед ним стояли немцы, - весёлый разговор!
А мы его не сразу хватились. Расположились на новых позициях, а утром смотрим,- идёт к нашим позициям человек. Идёт не пригибаясь, не спеша, хотя местность простреливалась! Как его наша пехота не щёлкнула?
- Да это же Мухамедзянов!
Подошёл он, понурый такой. Злой. Босой; - немцы с него сапоги (яловые, хорошие) сняли, отобрали пистолет "ТТ" и показали - в каком направлении отошли наши войска. Пристращали, что выстрелят в спину, если будет оглядываться, и заставили шагать босого к своим.
- Ну и что же? Чем кончилось всё это для него? - спросил один из слушателей.
- В штрафбат отравили.  Оружия лишился! Враги отняли! Сопротивления не оказал!
- Ну, знаешь, старшина, уж очень какие-то добренькие у тебя фашисты получаются! Шутники прямо! Пошутили, отпустили человека! Да ещё офицера! Ты говоришь, что он был старший техник-лейтенант? - Тем более - не отпустили бы, а застрелили...
- Да, чёрт их знает. Может и отпустили-то специально, чтобы показать, что они не такое зверьё, как на самом деле! Вон сколько людей погубили везде! А этого зампотеха отпустили!
-" Фрицы" тогда ещё не голодали. Может быть, и похохмить захотелось! Это не выдумка. Быль!
- Да что вам Мухамедзянов, или как его там,- вступил в разговор пожилой старший сержант - тоже танкист. У нас вот, на Западном фронте, такой случай тоже был, когда "фрицы" офицера нашего и двух солдат отпустили.
Володя Грачёв усомнился: - Ну давай , дядя, сейчас на эту тему можно такой короб насочинять! Фашисты будут вовсе не фашистами, не свирепыми оккупантами, а шутниками, баловниками!
- Ну что, вы товарищ лейтенант! Да разве о том речь? - оправдывался старший сержант,- я сам из Козельска. Городок есть такой на Брянщине. Жену мою и двух дочек погубили фашисты. Да я разве... Да я ведь только к слову... Было это... и вот хотел рассказать... Ну, ладно, не надо - так не надо...
- Да, что ты, дядя, обиделся? - вступился за сержанта Миша.- Разные ведь и мы бываем. Как вот тот ротозей зампотех!  Разные, наверное, и офицеры есть. Расскажи, батя! Всё время скорей пройдёт!
- Давай, старшой, рассказывай! - попросили остальные.
- Да уж, какой тут рассказ? Да и настроение для разговора сбили!
- Даты - что? Не солдат что - ли - настроению поддаваться!
- Валяй, старина! А мы тебе поможем настроение поднять!
- Ну, вот пристали! Ну, так и быть  уж,  улыбнувшись в седые усы, начал старший сержант свой рассказ...
- Был у нас ротный командир. Отменной храбрости мужик. Виктором Ивановичем звали. Шталупин по фамилии. Храбрый был! Возьмётся за поручень башни своей тридцатьчетвёрки и шурует в атаку! Говорил, что из башни-то худо ему видно поле боя и машины всей роты. Воевал он долго. Из под Москвы начал. Два "Красных знамени" имел! Любили его в роте. Да и начальство за храбрость похваливало. Так вот, в одной из атак ранило осколком в правую руку Виктора Ивановича. В госпиталь ехать он отказался. Мол, на молодом теле быстро заживёт, а от части отставать не хотел.  Было - то ему всего двадцать пять лет.
Упросил он комбрига, и оставили его при батальоне. Но в танк-то он влезать не мог - рука мешала - висела плетью на подвязке. Комбат ему сказал, чтобы он на время выздоровления занялся бы кухней. Ведь это тоже важно - накормить как следует нашего брата-солдата. Что без боеприпасу, что без жратвы - хана солдату! Так вот, Виктор Иванович и стал как бы командиром кухонного расчёта. А расчёт-то: шофер автомашины "додж 3|4" и полевая кухня о двух котлах, возглавляемая пожилым, как я вот, поваром Семёном - рядовым. Но хорошим поваром! Он мне рассказывал  по - стариковски, как до войны работал на каком-то русском или славянском базаре в Москве.
 Вооружение этого кухонного подразделения...
-Ну, что? Пистолет "ТТ" у старшего лейтенанта на правой стороне под больной рукой, у шофёра - карабин висел в кабинке на задней стенке, черпак с лопатой у Семёна - повара вот и всё вооружение.
Шли сильные бои прошлым летом. Днём в боевые порядки батальонов с кухней не пролезешь. Да и людей-то некогда покормить. Бои идут. Вот и кормили нашего брата по ночам. Фашисты тоже ночью воевать переставали. Как стемнеет - стрельбе конец, как по расписанию.
Это сейчас у фрицев расписание сломалось под Сталинградом, вернее после Сталинграда! 
- Ну, ладно, батя, это - нам самим известно, а что дальше-то?
-Что дальше? - кормили нас по ночам. Приезжал "додж" с кухней и повар Семён раздавал кашу и чай. Или компот иногда варил. А кашу так заворачивал, что уплетёшь котелок её и не заметишь. Мастер своего дела был Семён!
Старшой не спешил рассказывать суть, всё про кашу, да про Семёна, а потом и вовсе замолчал. Мусолил цигарку, медленно так закуривая. Хотя и другие сидели и курили, но он прикуривать от других папирос не стал, а достал из кармана "кресало" - обломок бывшего "бархатного" напильника, кусочек кремня, прижал к камню жёлтым обкуренным большим ногтем обгорелый конец нетолстого шнура... всего только раз тюкнул "кресалом" по камню... затлелся шнур. Он помахал им в воздухе, туда - сюда, и прикурил. Глубоко затянувшись Филичевой махоркой, продолжил, наконец, свой рассказ.
- Поехали они, значит, в батальон, как стемнело. Виктор Иванович посмотрел по карте. Показал  по карте дорогу водителю. Едут. Двое в кабине, а Семён - тот и на ходу  тоже на приступочке у кухни что-то там шуровал. Едут-едут в полной темноте. Фары включать нельзя - фронт! Дорога вроде та, что по карте отмечена, и батальон уже должен был быть, а нету никого. Вдруг видят: впереди - завал - бревно поперёк дороги лежит между кустами. Ни влево, ни вправо не объехать! Остановился "доджик". Виктор Иванович выскочил из кабины. А тут "Хальт! Хенде хох!- немцев человек десять, окружили их. Отобрали оружие: пистолет у старшего лейтенанта и карабин у шофера. Они и выхватить-то оружие не успели. Увидали немцы ордена на гимнастёрке у Виктора Ивановича: О! О! - закурлыкали  что-то по-своему. Похлопали его по плечу. Лопотали что-то, но держали наших, чтобы не брыкались.
А у Семёна что отбирать? - черпак?- да кому он нужен? Ругался Виктор Иванович, пробовал вырвать из рук немцев, но те его крепко держали, да и рука больная.
Открутили немцы барашки на крышках котлов кухни. Посветили фонариком, видят в котлах каша и чай. Забормотали, и хохотать стали. Схватили лопату, которая была при кухне сбоку за скобой и давай землю в кашу и в чай бросать. Побросали, помешали и закрыли крышки котлов и закрутили барашки. Гут! Гут! - бормотали. Затолкнули в кабину "доджика" шофера и Виктора Ивановича. Показали рукой, где находятся "рус панцер" - русские танки и отпустили - езжайте, мол, к своим. Вон они - там! Приехал Виктор Иванович с кухней в батальон злой, как чёрт:  что это, за война? Издевательство одно! Лучше застрелили бы, чем так надсмехаться!
- Ну, а что же дальше было? - спросил артиллерист, молча слушавший до этого времени.
- Хотели Виктора  Ивановича в штрафной батальон определить, но ведь он был ранбольной и заслуги имел не малые. Оставили. Он скоро выздоровел, воевал ротным, "Александра Невского" получил. Сгорел в танке в конце сорок второго. Со всем экипажем сгорел. Вот и всё.
- Ну, а Семён -  повар  и шофер, -  что с ними стало?
- А что с них взять? - Шофера я лично не знал, а Семёна, конечно, знал. Все мы у него кормились. До моего ранения и отбытия в госпиталь, я каждый день видел Семёна. Жив он был. Кашу варил. Солдат кормил.
   Поезд тащился медленно. Часто останавливался просто в поле, на перегоне. В купе затихли громкие разговоры.
- Техник! Иди, поспи, - Володя слез с верхней полки и уступил место Зубову. Евгений  с удовольствием вытянулся на полке, а Володя внизу занял его "сидячее" место.
В купе продолжался негромкий разговор. Тема была одна и та же - война.
Старший лейтенант-артиллерист рассказывал о том, как его хороший знакомый танкист Витя Григорьев во время боёв под Тулой утащил своим танком КВ на буксире два немецких лёгких танка Т-2.
     - На поле боя у Виктора (он был механик-водитель) заглох двигатель танка. Немцы немедленно прицепили буксиры к нашему КВ двумя лёгкими танками Т-2 и хотел и его КВ отбуксировать в свой тыл. Григорьеву, после нескольких попыток, всё-таки удалось запустить дизель. Он и притащил за собой оба прицепленных танка немцев в свой тыл. Стал Виктор Григорьев Героем Советского Союза.
    Зубов пытался заснуть, но жара и духота в вагоне не позволяли ему отключиться, даже задремать. В сознании возникали разные воспоминания. Вспомнился дом, мама, сестра Клава Яша - старший брат. Где-то он воюет? ...
А где, интересно, были сверстники, с которыми учился в танковом училище? Кто жив? А многие , наверное, уже погибли? А как сложилась судьба товарищей по педучилищу? Девочки, наверняка, учительствуют, а ребята: Шимолин, Гомзиков,  Аксёнов, Поротников, Киселёв, Колотыгин - все наши парни, где они? В каких боях были? То, что они воевали - он не сомневался! Не могли они не воевать! Они ведь так говорили между собой и пели: - "Если завтра война, если завтра в поход, если тёмная сила нагрянет"... Нагрянула самая тёмная сила... Ребята не могли не воевать!
Спать ему уже не хотелось. Всплывали одна за другой картины прошлого. Вот  он в педагогическом училище в городе Талица ... Общежитие лесотехнического техникума, у педагогического своего не было и временно он проживал у лесотехников.
...Самое первое, осознанное уже, а не ребяческое школьное знакомство с девушкой Наташей. Что это? Любовь? Наверное, это было её начало...
Позднее, уже в тридцать девятом году, когда ему исполнилось шестнадцать лет, он изъявил желание пойти на самостоятельную учительскую работу. Лёжа на полке вагона, спустя целых четыре года, он удивлялся как же тогда он решился сразу, что называется броситься в "омут с головой" в самостоятельность!
  Вспомнилось, как  приехал к ним в педучилище из Свердловска представитель ОБЛОНО. Рассказывал о том, что на  Урале не хватает учительских кадров, обратился к комсомольцам: кто может сейчас же, после двух курсов училища, пойти учительствовать в начальные классы школ Урала?
    Вызвались двое: Вавила Чернов и он - Евгений Зубов. Оба дали согласие поехать на учительскую работу.
...Глубокая осень тридцать девятого года. Небольшой уральский городок Талица был укутан первым снежным покровом. По улице промята глубокая колея от повозок, развозивших барду от спиртзавода. В воздухе постоянно стоял сладковатый запах подгоревшего и перебродившего варёного зерна...
 ...   Борис Михайлович Вайсберг - директор педучилища, вызвал его - Зубова и друга его Вавилу к себе в кабинет и вручил документ-направление в Кировоградский районный отдел народного образования (РАЙОНО) и дал по "красненькой" (тридцать рублей) каждому.
- Счастливого пути! - пожелал  Борис Михайлович. Это было напутствием на всю жизнь.
   Так он и вышло. Почти так. Но не сразу!
Раз район Кировоградский, то билеты были куплены на поезд до станции Кировоград. Старое название города - Колота. Поздно вечером, по прибытии на станцию, узнали, что это - не центр района. Центр - в Невьянске! Как туда попасть? Надо было ждать попутчиков. Ждать оказии. Ночь "проплясали" в маленьком холодном железнодорожном вокзальчике. Единственная комната - "Зал ожидания"- освещался  в основном сполохами огня от близко расположенного металлургического завода. Страшно расстроились, что не попали в Рай ОНО. Да и уж очень казалось заманчивым уехать обратно в Талицу. Утром туда пошёл поезд. Уехали обратно! Всю дорогу придумывали оправдания: "не туда попали!"
   Директор ни слова не сказал в упрёк. Выдал ещё по тридцатке рублей и проводил вторично напутствием: " Счастливого пути!" Посмотрел  в глаза и добавил: - "До Невьянска!"
...Невьянск! Старинный уральский город, выросший вокруг завода Демидовых. Накренившаяся от времени деревянная башня... купеческие дома, Лавки, Лабазы...
В РайОНО встретили и разделили - Зубов в начальную школу (недалеко от железнодорожного разъезда) посёлка Быньги (между Невьянском и Нижним Тагилом). Вавилу - в деревню, километров тридцать от центра района Невьянска. Попрощались. Обещали писать друг другу письма.
...- Здравствуйте! Прибыл работать учителем в вашу школу, протянул бумажку председателю поселкового совета. Председатель молодой человек в военном обмундировании, но без знаков различия. Прочитав документ, сказал:
- Здравствуй, здравствуй! Но вот где  ты, парень учительствовать будешь? Не знаю, потому, что школа-то у нас почти разрушена. Окна выбиты, печки разрушены, двери выставлены. Начало ноября вот-вот, а дети ещё не начинали учебный год. Нет школы. Нет учителей. Ты, вот, один. Первый приехал.
- Так надо срочно отремонтировать школу!
- Хорошо сказать отремонтировать! А где взять деньги на ремонт?
Он встал, левой рукой достал из кармана ключ, открыл железный ящик, стоявший на тумбочке в углу.
- Вот вся моя казна - тринадцать рублей, двадцать семь копеек! Понял?
Понял и то, что председатель однорукий: у него не было кисти правой руки!
- Не знаю парень, что с тобой делать? Ты комсомолец?
- Да.
- Это хорошо. У нас комсомольцев мало, жильё нашёл?
- Ещё нет. Приехал только что.
- С жильём устроим у кого-нибудь, а вот как со школой быть?
- Посмотреть бы её надо!
- А что её смотреть? Ремонтировать надо!
Он не надолго задумался. На правой щеке у него был глубокий шрам.
Заметив внимательный взгляд, он сказал: "Халхингол. Пограничник я. И вот - он поднял "обрубок" правой руки.
- Знаешь что, парень, сходи-ка ты по трём-четырём адресам. Дам тебе записку, а ты пройди. Мы народ не гордый. Ради дела можно и попросить! Тут через три дома живёт Полосухин. Детишек-школьников у него трое. Он сейчас "на жиле"
сидит. Должен помочь. Чуть наискосок от него - дом под зелёной крышей - Берсенев там живёт. Тоже может дать на ремонт школы.
  Он нарисовал план улицы, написал несколько фамилий хозяев, к которым можно обратиться.
- Ты как? Сходишь? Или стыдно?
- Схожу, хотя и никогда выпрашивать не приходилось. Особенно - к кулакам!
- Ну, уж и завёлся! К кулакам! Да не кулаки они, а самые настоящие пролетарии. Только вот сегодня "сидят на жиле". Они старатели - золото добывают. А у них знаешь, как бывает: пока " сидит на жиле" - гребёт золотишко и живёт - шикует. Покупает на боны в торгсине и товары и продукты! Кончилась "жилка" - и всё на этом. Опять он всё проел, пропил и ходит как голь перекатная! А ты - " кулаки!"
...Только вступив  в сени дома Полосухиных можно было услышать много голосов. Открыв дверь в комнату, ворвались клубы пара от холодного воздуха. Вначале ничего не было видно, потом, когда пар рассеялся, можно было рассмотреть, как за длинным столом сидели люди. Кто-то пел женским голосом " Среди Болгарии родился, три года прожил пастухом"...
Присутствовавшие не обратили никакого внимания на вошедшего.Только когда вошедший, сняв фуражку, поздоровался, три-четыре человека посмотрели на вошедшего, и бородач, больше смахивавший на цыгана с чёрной курчавой бородой, встал и подошёл к гостю.
- Чо ты, говоришь надо? Хто, ты?
- Учитель я. Ребят ваших приехал грамоте обучать.
- А! Это - добро! Добро и то, что не побрезговал, зашел к нам! Садись-ка, гостем будешь!
- Спасибо. Но я не в гости, а по делу к хозяину этого дома...
- Так вот он - я хозяин дома-то!
Заткнув руки за плетёный пояс, стоял раскачиваясь  хозяин. Здоровенный мужик - на две головы выше учителя.
- Ну, так Чо? Валяй, учитель, излагай своё дело то. Я хозяин этого дома - Полосухин Кондрад Миколаич.
- Кондрат Миколаич! Я знаю, что у вас есть дети-школьники. Учиться им надо. А школа требует ремонта. Не смогли бы вы помочь?
Теперь его слушала вся пьяная компания. Застолье притихло.
- А ты присядь с нами, товарищ учитель! Да выпей с нами, мы люди простые. А дело твоё мы решим. Решим!
На столе стояли две начатые "четверти" водки. Из одной налили учителю, почти полный гранёный стакан. Полосухин из большой деревянной миски прямо рукой взял солёный огурец и подал гостю:
- Ну, не хошь с нами сидеть, то хоть выпей! Ты, вижу, молодой, народу не чуждаешься! Народ, он всегда выручит из любой беды...
Чуть не задохнувшись, выпил водку. Во рту свело, в горле горело, в желудок как будто гиря провалилась! Скорее впился в солёный хрустящий огурец. На глазах - слёзы...
- Мужики! Иван! Захар! Да и ты Силантий! Надо школу ребятишкам починить! Учитель приехал!
Я вот три сотенных кладу. У меня трое будут ходить... Выходя от Полосухиных, на ремонт школы учитель уносил в кармане восемьсот рублей.
- Иван Николаевич! - так звали председателя совета, - вот деньги, возьмите их на ремонт, еле ворочая языком, проговорил учитель, он был пьян, но дело сделал хорошо.
Председатель расхохотался:
- Вот так. От них не открутишься, когда пьют. Обязательно заставят выпить с ними.
 Школа была отремонтирована за неделю. На работу пригласили "техничку" - уборщицу, поселив  её с мужем в одну из комнат школы. В райцентре удалось раздобыть тетради и часть учебников, некоторые учебные пособия в том числе - большой глобус и классные счёты. Занятия шли в две мены: Первая - первый и третий классы, оба водной комнате. Вторая - второй и четвёртый. Пётр - муж уборщицы Анастасии - тоже занимался " строительством" - в одиночку ходил на горное озеро и промывал золотоносный песок. Кроме того, он заготавливал для школы дрова и топил печи.
Однажды вечером, когда учитель, после второй смены занятий в школе, проверял тетради учеников, Пётр позвал его в свою комнату посмотреть на золото.
Золото было насыпано горкой на чайном белом блюдечке и его количество могло уместиться в чайной ложке. Внешне оно выглядело как песок грязно-желтоватого цвета.
- Это и есть золото? - Усомнился учитель.
- Ага. Золотишко! Только ещё не очищено, Вот сейчас буду чистить.
Пётр вылил из маленького стеклянного пузырька на чугунную сковородку каплю ртути. Она сразу же распалась на сотни мелких шариков. Затем он высыпал золотой песок на сковородку, погрел, перемешивая с ртутными шариками. Прямо на глазах начался чудесный блеск маленьких золотинок-песчинок!
- Интересно! Первый раз вижу такое.
- Можно иначе чистить, но я вот так делаю.
- А что с золотом дальше делать будешь?
- Сдам в закупочную контору и получу боны, а на боны в "торгсине" что угодно купить можно! Торгсин - это торговый синдикат, они есть везде, где добывают золото!
...Май 1940 года. Закончился учебный год и, получив РайОНО благодарность и премию, Женя Зубов вернулся в педучилище, где его товарищи сдавали выпускные экзамены.
- А как же мне? Сдавать? Или ещё год учиться? - волновался Зубов,- он не слушал лекций целый третий (последний) курс!
Но сомнения оказались напрасными - его работа в школе (практика) - была засчитана ему за весь полный период обучения и выданы документы об окончании педучилища. Никаких экзаменов он не сдавал и получил направление в свой Будкинский район Свердловской области. А в РайОНО, в Бутке, его направили учителем математики в неполную среднюю школу (НСШ) в село Смолино - за двадцать три километра от райцентра.
   ... Воспоминания, воспоминания... Казалось - как давно всё это было! А колёса вагона всё выстукивали: так-таки-так, так-таки-так. На стрелках иначе - звук сбивался с ритмичного, затем снова: так-таки-так...
...Вспоминался Неверовский "Ташкент-город хлебный", с Мишкой Додоновым: - "Еду-еду-раз! Ловко-ловко - два. Ты приедешь, ты приедешь. Не робей, не робей.
Ремень - ножик, ремень - ножик! Пуд! Пуд!  Пуд!" Это Мишка хотел в Ташкенте продать ремень и ножик. Обменять на пуд хлеба...
...Вот, кажется и базар, где в мешках пшеница... мальчишка... с ремнём... и... сон...
Укачало. Уснул.
...Грузовик ЗИС - 5 два часа полз в хвосте колонны со скоростью пешехода. В кузове пятеро попутчиков. Троих Евгений Зубов и Михаил Солодовников ещё не знали, не успели познакомиться. Разговор на ходу не клеился. Каждый был занят своими мыслями.
  Надоедала пустая бочка, подпрыгивавшая в кузове на ухабистой дороге. Ползала по кузову даже при медленной езде. В Курской Слободе Зубов и его друзья узнали, что дороги к фронту здорово загружены, авиация противника резко активизировала налёты на наши транспортные коммуникации. Володя Грачёв остался в Слободе. Его один майор уговорил пойти техником-ремонтником в его танковую часть. Вовка согласился. Друзья распрощались с ним, даже немного поссорились из-за тог, что он решил не догонять свою танковую бригаду. А в ней он был не новичком. Это Зубов был в бригаде около месяца.
 -Воздух! выкрикнул младший лейтенант, сидевший у кабины. Взгляды всех устремились в небо, где отчётливо была видна "рама" - немецкий самолёт-разведчик, заходивший в хвост нашей колонне.
- Этот бомбить не будет! Это- разведчик! Полетает-полетает, посмотрит и наведёт бомбардировщиков - объяснил кто-то младшему лейтенанту.
Колонна продолжала движение. "Рама" прошла высоко вдоль дороги и скрылась за горизонтом. Колонна, в которой ехали Зубов и Солодовников, была "хвостами" тылов стрелковой дивизии, которые передвигались ближе к фронту. В ней были: грузовики, тягачи, конные повозки. В голове колонны  ползли два танка КВ, догонявшие свою часть после ремонта. Разнообразие транспортных средств и нерациональное построение - то - автомобили, то - лошади - тормозило скорость передвижения колонны. Прошло минут двадцать после ухода "Рамы" и над лесом  со стороны головы колонны появились немецкие самолёты.
- Воздух! Воздух! прокричали по колонне, а первые бомбы уже рвались впереди.
Придорожные канавы были неглубокими, и колонна быстро стала рассыпаться, рассасываться  влево, вправо. Ржали испуганные лошади, сигналили автомобили, ревели на больших оборотах двигатели грузовиков.
Водитель машины, на которой ехали Зубов и Солодовников, резко крутанул влево через канаву, но дал так много "газу", что грузовик чуть-чуть не опрокинулся. Зубов как сидел в кузове на запасном колесе, так и очутился на этом же колесе на земле. Выбросило его по инерции из кузова, а рядом плюхнулась злополучная бочка.
Проехал! От удара о землю ныло под ложечкой, и болел "копчик", а сам грузовик, подпрыгивая на "пашне", удалялся от дороги.
- Жив, лейтенант? - спросил Зубова старшина, ехавший в кузове рядом с Евгением и вываливший вместе с ним из кузова при повороте машины.
- Жив-то - жив! Но "копчик" сильно ушиб о колесо.
- Пошли бегом к овражку. Здесь сейчас будут бомбить!
На дороге, впереди, уже в нескольких местах что-то горело. Едва они успели упасть в неглубокую канаву( какую старшина назвал овражком) как серия бомб рассыпалась по хвосту колонны с разбросом от дороги влево, вправо...Грохот! Пламя! Комья земли, летящие со всех сторон и рёв немецких пикирующих
бомбардировщиков. Канава глубиной с полметра чудом оказалась им защитой.
Впереди - дым, огонь, пулемётная трескотня. Четыре немецких самолёта со второго захода  сбросили на колонну по три - четыре бомбы. Вскоре появились наши истребители, и немцы постарались сбросить куда - попало оставшийся бомбовый груз и уйти обратным курсом, но наши истребители  обстреляли один бомбардировщик немцев и он, снижаясь, с жирным шлейфом чёрного дыма  потянул к земле и вскоре взорвался за ближайшим леском. Наши истребители продолжили преследование немецких бомбардировщиков, и воздушный бой переместился дальше, к линии фронта.
- Ну, старшина, что будем делать? Давай знакомиться, коли уж, свела нас судьба. Я - техник - лейтенант Зубов.
- Гольцов Виктор. Васильевич - добавил старшина.
- А ты что, Виктор Васильевич, ехал со своей частью, или самостоятельно?
- Нет! Так же как и вы. Я часть свою догоняю. После госпиталя я. В машине были сапёры из части, которую перевозила колонна. А ты, техник, тоже из этой части?
- Нет, конечно. Я тоже догоняю свою часть. Мне надо в Обоянь, мы вдвоём с товарищем ехали. Ну, что, пошли к дороге. Колонна "оживала" после бомбёжки, а мне надо своего товарища разыскать. Вот только где наш грузовик?
   Бомбёжка нанесла существенный ущерб колонне: было перевёрнуто и сгорело несколько грузовиков и конных повозок. Санитары собирали и относили на носилках убитых, а раненым оказывали первую помощь.
- Лейтенант! Смотри, по-моему, это вон там, наш грузовик - старшина указал на горевшую метрах в двухстах машину.
- Да нет! Тот полетел так, что всё ещё где-нибудь гонит на всех порах!
- Нет! Нет! Лейтенант она, пошли скорее.
К этой же машине со стороны дороги бежали два солдата.
Подойдя ближе, они узнали - это был действительно тот самый грузовик ЗИС-5, на котором ехали Зубов, Солодовников и другие. Бомба упала метрах в пятнадцати- двадцати от него. Машина опрокинулась на борт и загорелась. Кабина ещё была охвачена огнём. Около машины лежал один погибший, наверное, водитель. Других людей: ни убитых, ни живых не было рядом.
Где же Михаил? Где его искать? – размышлял, глядя по сторонам Зубов.
Солдаты убедились, что шофер мёртв; - взяли его за руки и за ноги и понесли к дороге. Зубов и старшина Виктор тоже направились к колонне на дорогу.
Со сторону видно было, что колонна растянулась больше чем на километр и голова её упиралась в небольшой лесок. Туда и направились Зубов со старшиной, чтобы встретить Михаила. По дороге они внимательно всматривались в лица людей. Стояла жаркая погода. Сняв шинель и бушлат, они пошли к лесу. Виктор хромал на правую ногу - последствие ранения. Оказалось, что он был ранен в обе ноги, но левая заживала лучше правой. Раненых было много, санитары работали в полную силу: бегали с носилками, среди них сновали девушки с сумками с красным крестом на белом фоне. Повсюду раздавались команды командиров шум моторов. Зубов вглядывался в лица людей, заглядывал в санитарные повозки и кузова машин, - искал Михаила. Как в воду канул! Нет Мишки!
Майор-военврач сказал им, что уже более двадцати человек раненых  двумя машинами отправлены в полевой госпиталь. Может быть и Михаил там? У сгоревшего грузовика убитых больше не было - только водитель. Зубов догнал прихрамывающего старшину.
- Потерял я товарища в этой суматохе! - сообщил старшине Зубов.
- Наверное, ранило его при бомбёжке, и отправили в госпиталь! - предположил Виктор. А кого отправили и куда - никто толком ничего не знал.
- А где этот госпиталь? - не побежишь ведь прямо сейчас.
- Вот так неожиданно и теряем, друг друга на войне! - с грустью сказал Виктор.
  Зубов ещё раз подбежал к медикам, к майору, но на его вопросы: - "где госпиталь" и " пойдут ли ещё  туда машины" - от него только отмахивались и просили  не мешать работать!
Ода из медиков - девушка- сержант, пробегая мимо него, сказала:
-До госпиталя километров пятнадцать, но машин туда больше не будет. Тяжело раненых уже всех отправили, а остальные поедут в колонне.
Миша! Миша! - вот мы и потеряли друг друга! - с горечью в душе произнёс Евгений, - хорошо, что он номер полевой почты бригады нашей знает, будет жив - напишет!
- Наверняка жив! Обязательно напишет! - поддержал его Виктор.
     Впереди колонны два танка КВ съехали с дороги и остановились. Танкисты - все в чёрных комбинезонах и танкошлемах стояли у передней машины и оживлённо что-то обсуждали. Одеты были все одинаково. Кто командир, кто рядовой - трудно было понять: погоны были закрыты спецодеждой.
Зубов решил подойти к ним и попытаться узнать о своей бригаде. Может быть, подскажут - где она?
 Пока Зубов и старшина приближались к машинам, на надмоторную крышу второй машины вскочил танкист, вывернул бронепробку, вытащил масляный щуп из бака, посмотрел на его деления уровня, вытер тряпкой. Неторопясь вставил обратно в горловину и стал закручивать пробку.
Что-то очень знакомое показалось Зубову в этом танкисте! Особенно, когда он мельком повернулся лицом к подошедшим.
- Боже мой! Как он похож на Серёгу Кыштымова! - подумал Евгений. Бывают такие лица, но чтобы вот так быть похожим!
 Если бы Серёжу не сам Зубов хоронил под Сталинградом, то не поверил бы ни за что, о таких совпадениях. Зубов вместе с ним учился в Челябинске. Но, Сергея, да и весь их экипаж сгоревшего КВ  у хутора Вертячего, хоронил он со всем своим экипажем!               
  Он хорошо помнил, что все пятеро членов экипажа погибли, когда их танк подорвался на мощном фугасе. Рвануло так сильно, что все ребята сразу погибли. Он хорошо помнил: борт у КВ был оторван, а торсионы торчали вверх как стволы зениток. Башня была отброшена взрывом. Весь экипаж Саши Кузнецова сгорел! И Сергей сгорел! Хоронили только изуродованные обгоревшие останки. Не потерявшими форму частями тел были только ноги одного из обгорелых трупов. Страшная была картина!
 Какое-то непонятное и неприятное чувство овладело  Евгением: как будто он встретился с мертвецом! Да нет же! не может этот человек быть Серёжей! Зубов ущипнул себя за щеку. Но ведь как похож! И по комплекции! И на лицо!
 танкист в это время выпрямился на крыше танка, вынул из кармана папиросу, прикурил и, взглянув на Зубова почти в упор, произнёс:
- Женька! Ты?
От этого "Ты" Зубова  сначала бросило в холод, потом в жар. Состояние  его было, какое-то неопределённое: верить? Не верить? Что же это? Неужели Сергей!
Но он- то узнал Зубова - значит не призрак. А ведь Зубов сам его хоронил! Евгений и в его детский дом писал о его героической гибели...
- Сергей! Как ты? Откуда?- лепетал Зубов, пытаясь справиться со своим волнением.
Сергей соскочил с танка, обнял Женю крепкими руками...
Всё время, пока Сергей мял его своими ручищами, Женя смотрел на него непонимающими глазами...
- Из ремонта вот. Гоним машины! - выпустив Зубова из объятий, сказал Сергей.
- Подожди, Серёжа!  А как же под Сталинградом? Как же ты? Ты же сгорел... И мы тебя похоронили!!
- Ну, уж и похоронили, да не сохранили! Вот он - я. Живой! И умирать, Женя, я не собираюсь! Ещё "фрицев" надо много помолотить, прежде чем  самому в яму сыграть!
Зубов, конечно же, далёк был от всякой мистики "воскрешения" техника-лейтенанта Сергея Кыштымова, но как он ни прокручивал в своей памяти факт похорон - ничего не мог даже придумать в оправдание и в объяснение столь чудесного явления Сергея.
 Сергей тем временем, познакомившись со старшиной Виктором, который стоял и ничего не мог понять в столь эмоциональном моменте встречи, подвёл ошалелого Зубова к своим товарищам и объявил, что встретил друга - Сталинградца.
Сергей был старшим в группе танкистов. Он был зампотех роты и с ним два неполных экипажа КВ.
Танкисты решали вопрос о том - следовать дальше в составе колонны, или идти самостоятельно. Карты района у них не было. Гадали о маршруте по памяти. Наконец решили двигаться дальше другой - параллельной дорогой. Танкам главное выдержать правильное направление и не воткнуться в серьёзную водную преграду или в глубокий длинный овраг. А, в остальном, можно ехать и по целине, совсем вне дорог. Зубову Сергей сказал, что они прибудут к месту по соседству с бригадой Жени, и он решил следовать дальше с танкистами Сергея. Попутчик старшина Виктор Гольцов, попрощавшись со всеми, ушел в дивизионную колонну. Он решил до своего полка добирать с тылами дивизии. Зубов, потеряв живого товарища - Михаила, нашёл "воскресшего" Сергея.
   Отъехав километра три, танкисты встали на опушке небольшого лесочка. Сергей объявил малый привал на обед.  Засуетились ребята из экипажей, готовя походную снедь, а Женя и Сергей, всё ещё не веря в то, что встретились, расположились под кустом. Закурили.
- Серёжа! Я ничего не могу понять! Как же ты остался жив, когда танк взорвался и сгорел, и мы похоронили всех пятерых!?
- Ты прав! Экипаж Саши Кузнецова весь погиб. А меня не было в экипаже.
- Как это не было? Мы же в атаку-то вместе пошли! На исходных позициях перед атакой виделись! Водку у кухни вместе с тобой получали! Я же помню всё это - две красные ракеты... вперёд!
- Ты всё правильно говоришь, Женя... Только...
- Что "только"?
- Ты помнишь, что в той атаке тяжело ранило полковника Латыпова - командира полка?
- Да! Мы после атаки это узнали. Весь экипаж, сказали, у полковника получил ранения.
- Вот-вот! Я как раз и попал тогда в госпиталь после того ранения.
- А ты разве не с Кузнецовым в атаку ходил?
- В том-то и дело, что нет! Тогда, на исходных, полковник взял меня к себе механиком буквально за две минуты до атаки.
- А Сенька? Его водитель?
- Семёна в то же утро и на тех же исходных ранило осколком мины и его увезли в госпиталь, или в медсанбат.
- А кто же механиком с Сашей Кузнецовым ходил в атаку?
- Тогда одного новенького младшего техника послали с Сашей. Ну, помнишь, наверное, такой маленький, белобрысый.
Дня за три до этого прибыл в наш полк и менял коробку на танке Севастьянова. Звали его, кажется, Петром. Фамилию не помню.
- Как же так? Неужели никто не знает, что он сгорел? Погиб? Ведь хоронили-то мы. Наш экипаж хоронил их. Хоронили механиком-то тебя, Серёжа! Ты понимаешь?
- Хоронить-то вы хоронили, а документы в штабе полка всё равно оформляли правильно.
- Откуда ты знаешь?
- Да в санбате пока нас сортировали, приезжал политрук Чухутов и рассказывал, что погиб весь экипаж Кузнецова, включая и этого новенького - Петра, который пошел в атаку тогда с Сашей вместо меня.
- Не мудрено ошибиться в такой обстановке, когда люди гибнут каждую минуту. Но всё же я, Сергей, писал в твой детдом, что ты погиб.
- А я знаю. Я переписываюсь с детдомом. Они знают, что я жив. Я ещё в госпитале получил оттуда письмо.
- Какое ранение ты получил тогда?
- Осколком брони под правую лопатку.
- Долго был в госпитале? Где?
- Двадцать восемь дней. В Саратове.
Танкисты в это время, собрав у одной из машин "стол" позвали Зубова и Сергея перекусить. У Зубова всё ещё не укладывалось в сознании, что Серёжа жив, что вот он - рядом.
- Может мне попроситься к вам в бригаду, - вместе, рядом воевать будем? - признался Женя Сергею.
- Это было бы здорово! - одобрил Сергей.

Глава 15.                Снова на Курской дуге


   Экипаж танка - это боевая единица войск и "семья", у членов которой почти все проблемы общие. А если ты не в экипаже, а один, то "торчи" в резерве или иди "затыкай" дыры, когда посылают временно в другие экипажи. Поэтому каждый танкист, возвратившийся из госпиталя в свою часть, либо прибывший на пополнение, всегда хотел и старался попасть сразу же экипаж в качестве постоянного члена.
  До сих пор Зубову везло: он не ходил во "временных" и "подставных". Повезло и на этот раз. Сразу же по прибытии в бригаду он был определён старшим механиком-водителем  на КВ-1с к командиру взвода Губанову. Он в танковой бригаде был уже больше года, и они с Зубовым были хорошо знакомы друг другу.
   До назначения Зубова в экипаж Губанова, прежний механик-водитель был парень старательный. Машина была "ухожена", отрегулирована, всё  внутри аккуратно разложено по своим местам. Погиб механик при бомбёжке за три дня до прибытия в бригаду Зубова.
   Танки, в том числе и танк Губанова, были закопаны в землю так, что снаружи видны были только башни. Под днищем каждой машины было выкопано углубление на 70-80 сантиметров в глубину. В нём можно было (сидя) разместиться всему экипажу в пять человек. Это - жилое " помещение". В нём обедали. Втроём - спаи, а двое спали в танке. При открытом люке (люке лаза), получалась "двухэтажная квартира". Верхний этаж - танк, нижний - яма под танком. В экипаже оказался тёзка - радист сержант Евгений Мохов. Все в экипаже звали его не иначе как "Жека". Как оказалось, - ему это даже нравилось - так его звали дома в семье.
  Командиром орудия был старшина Иван Безверхний. Безверхний был мужик серьёзный. Года на три старше Зубова, начитанный. С книгами не расставался. Маленький томик Блока почти не выпускал из рук. Часто уединялся, если была такая возможность, и читал. Младший механик был настоящий "сорви - голова", шустрый, хохотун, - он чем-то напомнил Зубову погибшего Юру Прозорова. Звали младшего механика очень странно - Герольд! Герольд Михайлович Степанов. Всё нормально, но Герольд! Все его звали "Герой". Человек он был весёлый, гармонист. Была у него двухрядная гармошка. Достал он её в начале мая -  в Обояни. Играл он на ней хорошо. До войны учился "Герой" в музыкальной школе. Как только брал в руки гармошку, весь преображался. Из хохотунчика, становился задумчивым,  играл с большим упоением. Казалось, что его не интересовало, как окружающие воспринимали его игру, в эти минуты он весь отдавался музыке. Интересно было не только слушать его игру, но и смотреть на этого увлечённого человека. Репертуар у него был обширный. Исполнял он разные вещи, в том числе и классику. Но больше всего любил песенные мелодии. "Герой" часто был в центре внимания не только в своей танковой роте, но и во всём батальоне. Политруки его использовали "по назначению" и правильно делали. Музыка и политика, наверное, иногда были вещами совместимыми.
За три-четыре дня Зубов освоился и стал в экипаже "своим" человеком. Был в экипаже ещё один "член" - большой, красивый серый с подпалинами сибирский кот по кличке Гаврюха. На кличку кот не реагировал, а вот на кис-кис отзывался с удовольствием. Все прифронтовые деревни были сожжены и разбиты авиацией и артиллерией, а кошки переселились кто - куда  сумел. Гаврюха сам пришёл к танку и сказал "мя-ау!". Накормили его танкисты, приласкали, и он решил остаться. Что ещё простому коту нужно - еда и ласка. Долго лазил кот внутри машины, присматривался, принюхивался. Входил и выходил через нижний люк - как положено в окопанном танке. Наконец выбрал себе постоянное место в экипаже - в нише башни на брезентовых сумках с гранатами Ф-1, так, наверное, ему было спокойнее. Днём его любимым местом отдыха было кресло механика - водителя. Обедать он спускался в окоп под танком и обедал вместе с экипажем. Здоровый и сильный был Гаврюха. Под танком и в танке было прохладнее, чем наверху, поэтому все члены экипажа старались реже высовываться на солнцепёк, и Гаврюха тоже. Обстановка на фронте была сложная. Стало известно, что со дня на день немцы могут начать крупное наступление, чтобы окружить "Курский выступ" и уничтожить находившиеся в нём наши войска. Все знали, что фашисты сосредоточили большое количество танков, самолётов и артиллерии для этого наступления. Знали и то, что у немцев появились новые танки "Пантера" и "Тигр", а также самоходные артиллерийские установки "Фердинанд". В июне в танковых частях уже провели занятия по техническим средствам противника и наши танкисты, и артиллеристы знали слабые места этих новых машин противника. Шла напряжённая работа по укреплению обороны.
То, что не знали все, но знало наше военное руководство - наступление немцев было подготовлено и имело название операция "Цитадель". Для её осуществления немцы перебросили под Курск наиболее боеспособные соединения - 50 отборных дивизий, в том числе 16 танковых и моторизованных, а также 3 отдельных танковых батальона и 8 дивизионов штурмовых орудий, - сосредоточенные в компактных ударных группах севернее и южнее Курска. Созданная противником на курском направлении группировка составляла к числу дивизий немцев на советско-германском фронте более 20 процентов пехотных, около 70 процентов танковых и до 30 процентов моторизованных дивизий. Численность немецко-фашистской группировки достигла свыше 900 000 человек, около 10000 орудий и до 2700 танков и штурмовых орудий. Все эти силы были развёрнуты на 600-километровом участке, составлявшем лишь 14 процентов всего советско-германского фронта. Здесь же действовали более 2000 немецких самолётов (свыше 65 процентов всех боевых самолётов немцев на востоке).
   Танк, в экипаже которого был Зубов,  был не новый. Снаружи уже были потеряны в боях крылья, надгусеничные подкрылки. На бортах и на лбу башни было до десятка шрамов от срикошетивших "болванок" - гладкие борозды с цветами побежалости на поверхности. Двигатель, как значилось в формуляре, отработал уже более двухсот моточасов, это уже - срок большой, если учесть в какой обстановке прошли эти "часы".
Попробовать танк на ходу у Зубова возможности не было - танк стоял в танковом окопе в обороне. На холостых оборотах дизель работал чётко, запускался легко, не стучал и особенно не дымил. Приёмистость была нормальной. На танке в конце мая была заменена пушка. Был установлен новый прицел. В начале мая в этом танке погибли командир и наводчик орудия. Новым командиром был назначен Губанов, а наводчиком - Безверхний. Мохов и Степанов воевали ещё  с прежними командиром и наводчиком.
   В боевой обстановке приходилось часто менять танки у экипажей и переформировывать сами экипажи. Танкисты получали ранения, погибали - война! Особенностью отдельной бригады, а именно такой была бригада, в которой оказался Зубов, было то, что она не входила ни в какой танковый корпус, ни в танковую армию. Бригады и полки прорыва были приданы общевойсковому соединению и обеспечивали своей пробивной  мощью успех мотострелковых частей при наступлении. А в обороне танки в окопах представляли собой мощные, хорошо защищённые огневые позиции и имели задачу - выбивать танки наступавшего противника, подавить другие его огневые средства, отсечь от танков, а ещё лучше - уничтожить его пехоту. Если коротко - измотав наступающие силы противника, создать условия для контрнаступления своих войск, выйдя из окопов - контратаковать противника и увлечь за собой стрелковые части и артиллерию ближнего боя.
Отдельные полки и бригады танков - это были мелкие, высокоманевренные танковые силы, использовавшиеся  общевойсковым командованием там, где решались наиболее трудные задачи наступления или обороны. Полки и бригады прорыва использовались для прорыва наиболее трудных мест обороны противника.
22 июня в семь часов утра позиции бригады немцы подвергли бомбардировке с воздуха. До десяти самолётов противника успели сбросить свой смертоносный груз. Кроме батальонной кухни - других жертв не было. Изрешетило осколками котлы и ранило повара, хотя кухня размещалась в глубоком окопе, но авиабомба угодила в бруствер.
Появившиеся вскоре наши истребители завязали воздушный бой с истребителями прикрытия бомбардировщиков противника, бомбардировщики, сбросив бесприцельно свои бомбы, поспешили удалиться в сторону Харькова. На завтрак танкисты получили сухой паёк. Расположившись под танком, экипаж Губанова завтракал. Неожиданно в их "ямку" заглянул командир роты, да не просто заглянул, а принёс фляжку с водкой. С трудом он втиснулся в их окоп, налил сам каждому по сто граммов. Ребята недоумевали,- с какой стати ротный к ним пожаловал, да ещё с выпивкой?
Губанов многозначительно улыбнулся ротному – значит, что-то знал.
- Ну, хлопцы! – поднял кружку капитан, - давайте поздравим вашего техника-лейтенанта с днём его рождения!
Только тогда Зубов вспомнил, что у него - день рождения! А ротному, конечно, рассказал об этом Николай Губанов. Приятно было получить поздравление, но Зубов смущался - зачем Губанов "трепанулся" ротному? Не прошло и пятнадцати минут, как ротного вызвали к комбату.
- Ну, зачем ты ему рассказал про день рождения? - спросил Зубов Губанова,- подумаешь юбилей - двадцать лет!
- На войне, Евгений, юбилеи надо бы ежемесячно отмечать, а не раз в десять лет! А ты, что? Обиделся? Брось! Всё правильно. Ротный наш - славный мужик! Я хотел, чтобы ты с ним познакомился поближе! Мы-то с ним давно знакомы, ещё с Тулы. А ты для него - человек новый. Спиртное расслабило командира, и он продолжал:
- На войне - месяц жизни надо за год считать, да и то маловато. Вот ты в Сталинградской битве участвовал! Там день надо было, наверное, за год считать!
- Война закончится, мы демобилизуемся с выслугой лет "по стопятьдесят" у каждого!- схохмил "Герой".
- Ну и что? Не так уж и много останется тех, у кого будет большая выслуга - вступил в разговор старшина Безверхний. А ведь действительно, когда-то кончится же эта проклятая война! Наступит мир. А вот как это произойдёт? Как наступит мир?
Долго ещё продолжалась беседа в окопчике под танком на перспективную, но далёкую пока ещё тему о том, как закончится война и где? Они не сомневались,  что победят фашистов. Но как это будет? Надо будет занять всю Германию, или немцы попросят мира, когда их выгонят с нашей территории? Мнения были разные, но сходились в одном - Победа обязательно будет за нами!
- Командиров машин к комбату! - Раздался голос у входа в окоп.
Губанов ушёл, а экипаж стал убирать всё после позднего завтрака.
- Приготовиться к выходу из окопа! Снимаемся с позиций!  Уложить всё в машину по-походному! - изрёк запыхавшийся Николай, вернувшись от комбата.
-А куда снимаемся? Месяц почти тут жили и - на тебе - снимаемся! Ближе к фронту что ли? До фронта-то и так - рукой подать!
- Пока я не знаю - куда Команда - приготовиться к движению!
-  Хотя бы ночью, а то днём, - пробурчал  Мохов, - фрицы всё время в воздухе висят!
Какие там сборы!? За пять минут всё барахло из окопа было втиснуто в танк и задраен нижний люк лаза. Зубов влез в машину и вежливо снял со своего сиденья кота Гаврюху, посадил его рядом по правую руку, рядом с кулисой. Запустил двигатель. Как только зарокотал громко дизель - скотом стряслось что-то невероятное. Как махнул он от кулисы в боевое отделение к моторной перегородке! Оттуда - обратно к Зубову! Глаза шальные! Шерсть дыбом! Хвост - как у чернобурки - не меньше стал! В танке он жил спокойно, но при работающем двигателе словно взбесился! Носился, носился Гаврюха по танку, ревел благим матом и как махнул в верхний люк башни! ребята говорили потом, что кот метров на десять в сторону от танка прыгнул и утёк куда-то в ближайшие заросли крапивы. Простился экипаж с Гаврюхой - живи на свободе!
   С "насиженных" мест бригаду сняли. И хотя бы отошли-то куда-либо далеко, так нет же! Переместились вправо и назад всего на два-три километра. Ушли с берега реки Воркслы. Просто - отошли чуть подальше, на более высокое место. Опять пришлось рыть танковый окоп! Опять обживать новое место. Земли перерывать кубы пришлось. Летом копать проще - не зима!
Батальон вгрызался в землю на высоком месте. В болотине у реки, где раньше располагался батальон - место было топкое. Река была не широкая, но дно в том месте, с которого ушли, было вязкое. Теперь батальон разместился на возвышенном берегу той же реки и заново обустраивал свои позиции. Проходили день за днём. Заканчивался июнь. Шла кропотливая подготовка к упорной обороне. Со дня на день ожидалось наступление немцев. Уточнена и переуточнена была задача экипажа в обороне. Все знали свой сектор обстрела, карточку стрельбы, ориентиры и дистанции до них. Проработали вопросы связи во взводе (три машины), в роте, в батальоне и выше. Знали где и как пополняться боекомплектом. Получили  паёк на пять суток и "НЗ".  По предложению Зубова из башен были выброшены двухместные "чемоданы" укладки снарядов и просто "штабелем" загружены снаряды на полу башен. Так делали танкисты под Сталинградом. Вместо ста четырнадцати снарядов 76-ти  миллиметровых удавалось загрузить до ста сорока штук в один танк. Были набиты патронами и уложены по местам пулемётные диски. Около каждого члена экипажа находилась сумка с гранатами Ф-1. Пожалуйте к нам, господа фрицы! мы готовы вас принять и угостить, как положено!
Настроение у всех было боевое, приподнятое. Все были в полной уверенности, что  фашистов удастся остановить, а затем и разгромить!
   Очень много шло к "передку" нашей техники, артиллерии. В глубине нашей обороны шли перемещения по рокадным путям крупных соединений с артиллерией, 
танками и мотопехотой. Не проходило дня, чтобы танкисты бригады не наблюдали воздушные бои. Самолёты падали и горели, и немецкие и наши.
По прорвавшимся к нашей обороне немецким самолётам открывалась с земли бешеная пальба из всех имевшихся стволов, вплоть до пистолетных. КПД такого огня был весьма сомнителен, но многие фашистские лётчики пикировать и пролетать низко над нашими позициями не решались. Зачастую немецкие бомбардировщики, попав под такой огонь, сбрасывали бомбы не по целям, а просто избавлялись от груза и спешно уходили на свои аэродромы.
Экипажи наших танков постоянно находились в своих машинах, на боевых местах. Обедали и отдыхали поочерёдно - таков был приказ. Ночами в каждом экипаже бодрствовали не менее двух человек из пятерых.   
Четвёртого июля, в середине дня, на переднем крае разразилась громовая стрельба, загрохотали залпы орудий крупного калибра, появились немецкие самолёты, висевшие буквально в километре от позиций бригады. Наша артиллерия, располагавшаяся в танковых порядках и в тылу, не замедлила открыть ответный огонь. Темп стрельбы с той и с другой стороны нарастал. В направлении Белгорода весь горизонт заволокло дымом. Рёв самолётов, грохот орудий, пулемётная трескотня - всё говорило о том, что началось сражение. Танковая бригада, занимая вторую линию обороны, была готова или встретить прорвавшегося врага, или по команде выскочить из танковых окопов и двинуться на подмогу частям первой линии обороны. Отдельные снаряды залетали в расположении бригады. Через головы на бреющем шли наши штурмовики - Илы. На горизонте видны были огненные стрелы от их реактивных снарядов - эрэсов. Сплошной грохот! Дым и пламя!
Около часа времени грохотало. Потом стало стихать. Очевидно, спадало напряжение боя.
- Что, командир? Или немцам дали прикурить, и наша помощь не потребовалась? – спросил Безверхний, - либо это бой местного значения - проба сил?
- Зачем гадать? Скажут нам, что делать! Есть командование, оно всё решит. Оно следит за обстановкой. Наверное, это пробу сил устроили "фрицы". Разведка боем на ограниченном участке фронта, - высказал своё предположение Николай.
   Так оно и оказалось. Уже вечером стало известно (когда собрали командиров танков), что немцы предприняли серьёзную вылазку - разведку боем. В ней участвовали танки, мотопехота и авиация. Но успеха не было достигнуто. Наши войска первой линии обороны отбили все атаки противника.
   Было сожжено несколько танков, уничтожено большое количество живой силы немцев.
 Вечер прошёл на удивление спокойно, если не считать отдельных обстрелов по площадям артиллерией противника.
Ранним утром следующего дня, на рассвете, совершенно внезапно для основной массы наших войск, началась артподготовка. Через головы войск находившихся на оборонительных позициях, вели огонь орудия крупных калибров, впереди танковой бригады прорыва, с позиций, размещённых рядом с танками, вели огонь артиллерийские батареи  и давали залпы "катюши". Группа за группой на разных высотах в сторону противника пошли самолёты бомбардировочной и истребительной авиации.
   В передних порядках изготовившихся к началу основной атаки немецких войск начался кромешный ад. Там, куда летела вся эта масса смертоносного металла, весь горизонт заволокло дымом и огнём. А сзади - на востоке, вставало солнце...
    Со стороны противника прилетело до десятка снарядов, но вреда не причинили, а вскоре ответный огонь и вовсе прекратился.
Огневой удар был настолько мощным, что немцы ответного огня больше не открывали.
Много раз Зубову приходилось видеть, как проходила артподготовка. Всегда она поднимала настроение и боевой дух изготовившихся к атаке войск, но тогда наши войска были в обороне! Артподготовка, очевидно, проводилась с особой целью - парализовать немецкие войска, приготовившиеся к наступлению и нанести упреждающий огневой удар.
- А нельзя ли вообще сорвать их наступление, смешать их технику и живую силу с землёй и нам самим перейти в наступление? - размышляли танкисты, сидя в своём танке. Обычно сразу после артподготовки начиналась атака. На этот раз - всё тихо, никаких команд не было. И со стороны немецких позиций - тишина!
Только наша авиация ещё и ещё заходили на бомбардировку и штурмовку в тылу немецких войск. В нескольких местах шли воздушные бои, за которыми наши наземные войска всегда наблюдали с большим вниманием.
   Прошло несколько часов, и на переднем крае нашей обороны  началась интенсивная стрельба из пушек и пулемётов. Немецкая авиация начала налёты на наши позиции. Танковая бригада прорыва находилась всего в трёх-четырёх километрах от переднего края обороны. Чётко прослушивался весь шум боя - даже автоматная стрельба.
Вскоре в грохоте боя стали выделяться звонкие выстрелы танковых орудий. Эти выстрелы всегда отличались своим звоном. Это могло означать только одно - фашисты пошли в атаку! С позиций бригады , даже стоя на башне танка,  можно было видеть только в радиусе полутора километров вокруг от болотины до высокого места. Этот взгорок и скрывал от танкистов местность до переднего края нашей обороны в сторону Белгорода. Бинокли тут были бесполезны. Во всех экипажах наших танков было известно, что левый берег реки в полосе обороны наших войск, в том числе и прежние позиции танковой бригады, были уже заминированы, а все наиболее вероятные направления  подходов танков противника - пристреляны и артиллерийскими батареями и танками из танковых окопов.
      Жека - радист, - не отрываясь от радиостанции, сидел "на приёме".
Грохот боя нарастал с каждой минутой: стоял постоянный общий гул. Слышны были чётко длинные очереди самолётов в воздухе. Наземную стрельбу глушили складки местности.
- Николай! - Я выскочу  и быстро расчищу в переднем бруствере сектор видимости для себя и  пулемёта радиста!, я же как слепой - ничего не вижу со своего места за валом земли, а Жека стрелять не сможет! - крикнул Зубов.

- Давай, только побыстрее! Чёрт с ним, что с этим бруствером, пусть будет чуть пониже! Давай техник!
Зубов выскочил наружу, схватил с борта малую сапёрную лопатку и быстро расчистил землю перед своим смотровым лючком и сектор обстрела пулемёта радиста. Заканчивая работу, он увидал, что над их позициями заходят на бомбёжку "юнкерсы". Не закрепив, а просто бросив, на танк лопатку, он быстро, через голову Мохова Жеки, нырнул в люк танка. И в это время прогремел взрыв авиабомбы, второй, третий...
 Одна из бомб разорвалась настолько близко, что резко ударило взрывной волной по ушам и долго ещё звенело в голове, а перед смотровой щелью водителя летели комья земли.
-" Люки надо закрывать во время бомбёжки - тогда меньше скажется давление ударной волны" - вспомнилось Зубову наставление  майора Самолука сказанное на занятиях в Челябинском танковом училище.  Самолёты противника продолжали бомбить позиции бригады и артиллерийских батарей, расположенных в небольшом овражке.
 По самолётам вела огонь зенитная батарея, расположенная неподалёку. Танкистам эта бомбёжка не могла причинить большого ущерба: они находились прикрытые бронёй в танках, в танковых окопах. Только прямое попадание могло "ковырнуть" танк. А вот, артиллеристам! Они были слабо защищены от осколков авиабомб.
Отбомбившись, самолёты с воем и пулемётной трескотнёй уходили в сторону линии фронта. Уходили на малой высоте.
   На левом фланге участилась и стала громче артиллерийская стрельба.
- Слева прорвались танки противника! - крикнул по ТПУ  Николай. Зубову это не было видно, а командира танка - круговоё обзор.
Немецкие танки прорвали первую линию нашей обороны и форсировали реку.
- Бронебойным заряжай! - приказал командир.
Клацнул, закрываясь, затвор пушки. Если бы танки противника подошли на верный выстрел, то башню повернули, но этого не последовало; - значит, это была только подготовка к бою.
   Зубов приоткрыл люк над радистом и выглянул наружу.
Слева, градусов на сорок пять, через бугор нашего берега реки переползали танки-коробочки...
На большом расстоянии было трудно определить их точное название, но они больше были похожи на Т-4. Их было пять штук. Вокруг этих танков земля временами веером взлетала вверх. Это - снаряды артиллеристов и танкистов ложились рядом, но попаданий не было. Но вдруг из-под одного танка взметнулся целый букет пламени и он задымил. Сработала противотанковая мина.
   Зубов захлопнул люк, опустился на своё сиденье и посмотрел в "триплекс": через пригорок, прямо перед ним ползли четыре танка противника, пять, или шесть, а за ними - левее, правее - ещё и ещё! но видно их было плохо, расстояние ещё было большое.
- Это - наши цели, командир! Их надо бы разделать! Ты их видишь, командир?- крикнул по ТПУ Зубов.
- Старшина, огонь! - вместо ответа прозвучало в наушниках.
Раздался выстрел. Куда попал снаряд и попал ли - никто не мог сказать.
Дальше стрельба пошла без промежуточных команд, а просто: "заряжай", "огонь!"
 Герольд заряжал, а Безверхний - стрелял.
Стрельбу по прорвавшимся танкам противника вели все закопанные танки роты, а может быть и всего батальона. А фашисты всё подходили и подходили ближе к позициям бригады. Один танк противника дёрнулся, остановился, а развернуться на месте не мог. Снаряд в него попал или на мину напоролся, было не понятно. Звонко стреляли противотанковые 85-ти миллиметровые орудия соседей - артиллеристов. Было хорошо видно, как горели уже три, ...четыре танка немцев, а через бугор всё переваливали и переваливали  ещё и ещё танки противника. Пехоты с ними не было.
Безверхний стрелял не останавливаясь. От его беглого огня вспыхнул танк Т-4.
   В секторе видимости танков противника было уже около двух десятков. Все они подходили всё ближе и ближе. Расстояние до первых было менее километра. Поле на берегу реки из зелёного стало грязно-серым. Картина была ужасная - взрывы, воронки, дым, горящие танки! Почти половина видимых танков противника уже горела, а другие вели огонь по нашим позициям. Попаданий в машину Губанова, пока, не было, но близких разрывов становилось всё больше. Всё чаще немцы стали стрелять бронебойными. Эти снаряды, хлюпаясь в землю, зарывались в неё не разорвавшись (болванки),  или рикошетили от земли вверх.
- А где же наши танки, которые были в первой линии обороны? там был целый батальон Т-34 и с десяток КВ! Где же они? Неужели все сгорели? - недоумевал Зубов, глядя на поле боя впереди своей машины, но оставаясь в танковом окопе.
Показался немецкий танк крупных размеров "Пантера"! его мощная пушка развернулась и выплеснула сноп огня. Она стреляла по нашим тридцатьчетвёркам, которые, отстреливаясь, отходили назад.
"Пантера" била их в борта. Одна т-34 загорелась! Две остальные, отстреливаясь в сторону танка Губанова. Неожиданно сноп огня взметнулся над "Пантерой" и повалил густой чёрный дым.
- Накрылась "зверюга"! - крикнул Губанов. Это, наверное, артиллеристы её "пригвоздили"!
- Николай! Ты видишь? - "Пантера" горит!
- Не одна, техник! Слева у реки ещё две штуки горят!
На правом секторе на танки немцев начали штурмовку штурмовики Ил-2 и реактивными снарядами били по танкам. Горело уже повсюду, сколько хватало обзора. Горели танки горела земля. Развалился в воздухе прямо на глазах наш штурмовик прямое попадание. Лётчик и стрелок-радист погибли вместе со своим самолётом и горели на земле большим костром.
Подряд два удара  в башню Удары не очень сильные, но "звёздочки" залетали в глазах у Евгения. Придя в себя, он спросил по ТПУ:
- Все живы?
Ответа не было. Обернулся назад: все были на своих местах. Герольд досылал очередной снаряд. Оказалось, нарушился контакт в переговорнике. Зубов воткнул его снова - заработал нормально!
Немцы с левого берега через реку продолжали вести огонь по нашим порядкам. Положение осложнила авиация противника. Началась очередная бомбардировка позиций бригады. Однако стрельба с нашей стороны только усилилась. На берегу горело много танков и наших и немецких, а к бугру подползали всё новые танки противника. Из смотрового лючка водителя "воздух" не разглядишь. А в это время над нашими позициями разгорелся воздушный бой. Фашистские "бомбовозы" спешили освободиться от груза, а наши истребители гонялись за ними, а за нашими истребителями охотились немецкие Мессершмиты.
 С большим грохотом ухнула рядом с танком авиабомба. Все в танке почувствовали упругий удар по ушам, глазам и лицам, как будто кто-то сжал тебя  всего с громадной силой и медленно отпускал...
Землёй забросало смотровой люк, стало совсем темно в танке. Только в башне был виден слабый свет.
- Техник! Вы живы там? - раздалось в наушниках у Зубова.
- Живы оба, а как у вас?- ответил Евгений.
- Старшина! Танки слева! Бронебойным! Продолжали стрелять в башне.
Зубову ничего не было видно. Где эти танки?
 Радист также ничего не мог видеть впереди танка через своё "смотровое" отверстие. Выдернув вилку ТПУ, Зубов поднялся с сиденья, осторожно открыл люк над головой радиста и выглянул наружу.
 Метрах в семи от танка была видна глубокая воронка от взрыва. Землёй засыпало весь нос танка. Слева метрах в двухстах ползли немецкие танки. Наши танки вели огонь по ним. Выстрелила  пушка и его танка. Он быстро закрыл люк.
- Ах! Чёрт! Идёт бой, а мы тут сидим как слепые! Самое неприятное чувство - неведение! Выскочить наружу и то лучше! - нервничал Зубов.
Безверхний вёл огонь. Стрелял с интервалом в пятнадцать - двадцать секунд. Внешнюю связь по рации держали всегда только радист и командир. Что там в других экипажах происходило, было неизвестно.
- Старшина! По "Фердинанду"! по "Фердинанду"!  Бей по середине борта - бронебойным! - послышался  в наушниках голос командира. Значит, и самоходки уже появились. Их видели только на картинках.
Выстрел! Секунд через десять - второй! 
- Ага! Порядочек! Горит "Фердинандик"! - крикнул Николай. В это время раздался сильный удар в башню танка. Сознание Зубов не потерял, поэтому увидел яркую вспышку в башне. По машине распространился едкий запах. В башне огня не было.
Через некоторое время в башне раздался стон.
- Что у вас? - крикнул по ТПУ Женя.
Ответа не последовало. Щелчка в наушниках тоже не было. Опять отказала связь.
Радист накручивал верньерчик рации. Вдруг он весь напрягся и заорал на ухо Зубову:
- "Заводи! И вылезай назад из окопа!"
 Водитель понял , что радист принял по рации приказ командира - вылезать из окопа на зад!
 Дизель завёлся легко, сразу...
Зубов воткнул "задний " ход, "газ" - до упора... Танк вздрогнул при отпускании рычагов, задрал корму и выполз из окопа.
Тут же последовал удар в лоб машине! Повреждений не было, только сильный звук погасил шум работающего дизеля, и удар не так сильно почувствовали танкисты. Заработал ТПУ. Со смотровых приборов ссыпалась земля. Обзор впереди снова стал возможен и для водителя и для стрелка-радиста.
Пока танк пятился назад, Зубов успел разглядеть картину боя:
Несколько немецких танков сидели в болотистой лощине у берега реки. Горело около десятка танков-костров.
- Разворачивай носом влево! - приказал командир танка.
Зубов, на заднем ходу, развернул танк, зажав намертво правый бортовой рычаг.
Ему стало видно, как  слева горели наши и немецкие танки. Горело много машин! А из окопов выходили танки его бригады. Бой продолжался. Из-за шума работающего двигателя шума боя почти не было слышно. Картина - как в немом кино - двигаются , вздрагивают, горят, стреляют танки, а грохот боя слышно еле -еле.
- Техник! Полный вперёд!  Направление - кустарник у дороги!- приказал командир.
- Мы, что? Отходим? - спросил водитель, выполняя приказ.
- Башню заклинило! Поворотник сорвало! Безверхний ранен!
Выходить из боя, да ещё на неисправном танке, - надо умеючи, а не сломя голову улепётывать в тыл, развернувшись на 180 градусов. Башня заклинена. Пушка торчала градусов под 45-50. Стрелять нельзя. Комбат распорядился по рации о выходе танка Губанова из боя для проведения срочного ремонта.
Выйдя из зоны  обстрела, Зубов остановил танк. Губанов достал индивидуальные пакеты и стал перебинтовывать сломанную в запястье руку Безверхнего. Было у него ещё и ранение в лицо отскочившим при ударе снаряда болтом, осколка в ране щеки не было, глаза целы.
Жека сидел за рацией на связи, а Зубов и Герольд выскочили наружу осмотреть танк.   
Пятидесяти миллиметровая  болванка, ударив в ограждающий стык башни с корпусом "Барбет", воткнулась в этот стык и застряла, застопорив башню от поворота. Повреждён ли погон - не было видно снаружи. По всей видимости, поворотный механизм был сбит этим же попаданием болванки. Сорвались от удара головки болтов его крепления. Восемь новых (сегодняшних) попаданий по танку насчитали Зубов и Герольд.
- Быстро, поехали! - приказал Губанов,- на СПАМ!  (сборный пункт аварийных машин) Там расклинят нам башню! Старшину надо срочно в санбат отправить! Три танка фашистских он сегодня разделал! И один из них - этот новый их "Фердинанд"! По бортам его хорошо можно бить нашей пушкой.
Миновав кустарник, танк Губанова приближался к развилке дорог на Покровку и Яковлево. По покровской дороге на высокой скорости шла колонна танков Т-34.
Метров за двести до головы колонны, танк КВ  Губанова свернул на яковлевскую дорогу, по которой к фронту тоже двигались войска - мотострелковые части с броневиками, артиллерией, "катюшами".
Стороной по обочине, стараясь никому не мешать, пробирался танк Губанова к сборному пункту аварийных машин, размещённому у мелкого лесочка, где стоял какой-то старый колхозный сарай.
На СПАМе были развёрнуты три, или четыре, ремонтные "летучки"  типа "А". Одна - типа "Б" со сварочным и газорезательным оборудованием. В ремонте уже находились три танка, расставленных по опушке леса и замаскированных ветками. Санитарная машина, завернувшая на СПАМ, взяла раненого старшину Безверхнего. Весь экипаж тепло попрощался с Иваном: "- выздоравливай! Возвращайся!"- обнимая осторожно раненого, сказал командир.
 Капитан - начальник СПАМа - бегло осмотрев машину, Сказал, что необходим капитальный ремонт, так - как, скорей всего - повреждён погон башни.
- Да и подъёмного крана сейчас нет на СПАМе, чтобы сдёрнуть башню - дал своё заключение по машине Губавнова  капитан, - ждите, готовьтесь к съёму башни.
 Со стороны переднего края доносился грохот напряжённого боя. Ухали сильные взрывы - самолёты противника продолжали бомбить порядки наших войск. Слышалась частая артиллерийская стрельба. Это сражались между собой танки и самоходки.
По дороге к фронту шла колонна артиллерии на автомобильной тяге. Тягачи и пушки были слегка прикрыты свежими берёзовыми ветками.  А со стороны фронта, то и дело двигались группами и в одиночку - раненые. На грузовиках, на конных повозках и пешком - кто как мог раненые двигались к госпиталям и санитарным пунктам. В районе развилки дорог  послышались разрывы авиабомб. Издалека были видны немецкие самолёты, бомбившие с пикирования. Появление наших истребителей нарушило планы бомбардировщиков. Они пытались быстрее избавиться от груза. Их прикрывали истребители, с которыми наши самолёты завязали воздушный бой. По бомбардировщикам начала работать наша зенитная артиллерия. Среди немецких бомбардировщиков появились хлопья разрывов зенитных снарядов. Один из самолётов противника был подбит и пошёл к земле. С него выбросились два пилота на парашютах.
     Обстановкой на "передке" интересовались все. Как только на СПАМе появлялся кто-либо с передовой, его сразу засыпали вопросами:
- Ну, как, там? Что там? ...
А дела там были очень тяжёлые! Это звучало в ответах всех прибывавших с передовой.
   Несмотря на то, что наша упреждающая  авиационная и артиллерийская обработка немецких передовых позиций  прошла неожиданно для противника и нанесла ему значительный урон, немцы не отказались от намеченных планов и начали наступление с юга на север, на участке фронта, где находилась в обороне бригада танков прорыва. Общее направление немецкого наступления здесь было в направлении на Обоянь!   В бой сразу било брошено большое количество танков и артиллерийских самоходных установок. В наступлении принимали новые машины "пантера", "тигр", "Фердинанд". С самого начала наступления потери в технике и живой силе с обеих сторон были огромные.
Однако противнику всё–таки, удалось прорвать нашу первую линию обороны танковыми клиньями через реку Ворскла, а затем вклиниться во вторую линию обороны уже на правом берегу реки. В СПАМе не знали - сколько танков потеряла бригада. Не знали, что от их взвода остался только один танк. Один вышел из боя, а другой (экипажа Грищенко) - погиб. Сгорел и танк, и весь экипаж.
 О случившемся рассказал на СПАМе капитан - командир ремроты. Кое-что удалось услышать и по рации, которую не выключал радист.
Свой танк Губанов поставил на опушке так, чтобы  пушка смотрела в сторону дороги и в случае необходимости могла "огрызнуться". Боеприпасов ещё было достаточно. Все оставшиеся члены экипажа жалели, что не было подъёмного крана, чтобы  поднять башню.
 Осмотрев, СПАМ танкисты Губанова обнаружили в одной из тридцать четвёрок, которую в полевых условиях невозможно было отремонтировать и поэтому экипаж был снят с неё, а машина была "бесхозная", около пятидесяти бронебойных снарядов того же калибра, что и на их КВ.
- Рано или поздно наш танк будет отремонтирован и эти снаряды нам очень пригодятся, да и горючее надо бы перелить в наши баки! - предложил Зубов  Губанову.
- Давайте перегрузим к себе! - решил Николай, - и перелить топливо тоже надо.
Как сложится обстановка на фронте никто не мог точно знать, а лишнее горючее никогда не помешает.  КВ хоть и повреждён, но на ходу!
   Зубов подъехал к тридцатьчетвёрке. Экипаж вёдрами начал перекачивать топливо  в баки КВ. Провозились долго, но сумели перекачать 300 литров - 30 вёдер.
Получилась почти полная заправка. Капитан обещал, что в скором времени должен был подойти кран. Весь экипаж  с нетерпением ожидал этого момента, а пока решили отремонтировать "поворотник". Поздно вечером Зубову удалось вывернуть болты с оборванными головками. Установку поворотного механизма на место оставили до прибытия крана, которого всё ещё не было.
   Наступила ночь. Особой прохлады и ночью не было. Зубов уснул прямо в траве возле танка.
Напряжение боевого дня и физические нагрузки при ремонте свалили его как убитого. Он сразу крепко заснул. В памяти как на экране кино поплыли картины детства, родной дом, мама... Потом появилась девушка с белыми кружевами на платье. На душе было тепло и радостно. Хотелось сказать ей что-то ласковое доброе, но слова не подбирались, он молчал и только смотрел на неё влюблёнными глазами...
Проснулся от сплошного грохота вокруг!
   Бомбёжка! Разрывы бомб в полукилометре от СПАМа ближе к Прохоровскому "большаку". Там был виден дым, пламя, рёв самолётов, взрывы!
 Немецкие бомбардировщики уже были видны в небе. Светало. Рядом с бомбардировщиками  крутились наши истребители, но их отгоняли "мессеры" сопровождения бомбовозов. Наконец бомбардировщики удалились в сторону Белгорода. Грохот стих. Всё глуше был надрывный вой самолётов и пулемётная стрельба в воздухе.
   Из-за холмов вылезло красное-красное солнце. День начинался яркий, почти безоблачный. Евгений не верил в то, что на войне, даже во время боя, люди ни о чём кроме самой войны не думают. Это неправда! Вот его КВ ни о чём не может думать - он машина. Сгореть ли ему суждено, или в ремонт попасть - это уж от людей, от его экипажа зависит. Чёрт его знает, может быть, у других иначе бывает? Но вот у него самого: чуть есть минута посвободней - как в данный момент, - и лезут мысли в голову. То воспоминания о своих прожитых уже двадцати годах, о товарищах, с которыми учился, воевал; то - размышления о будущем - что же и как оно всё дальше сложится. Бывали мысли о том, что его могут убить, но он отгонял эту тему, не размышлял о смерти. Ещё в детстве он заметил у себя - склонность к наблюдениям за окружающим миром и старался запоминать интересные мгновения жизни и ситуации. Вот и теперь, лёжа  наблюдал, как копошились в траве разные насекомые. У них шла своя - "их " жизнь. Они, наверное, и не знали, что у людей идёт война!
Вот божья коровка ползёт по стебельку вверх. И ему хочется остановить её и оставить это мгновение в памяти навсегда. А вот чёрные земляные муравьишки. Они почему-то все на секунду замирали во время сильных взрывов бомб? Чего они боялись? Они все, как в кино, на остановившимся кадре, останавливали своё движение и, через секунду-другую снова продолжали свои им только ведомые дела, двигались дальше. Может быть, они ползли по ранее намеченным маршрутам? Или уже известным им тропинкам? - Да разве какая-нибудь стрельба может остановить жизнь?! Жизнь на земле - вечна, пока существует земля!
    ...Так лёжа в траве, предавался он размышлениям и сам, неожиданно для себя, снова вернулся в мыслях к довоенным годам.
...Вспомнилось время  учёбы в педучилище. Ребята, ребята, Где вы сейчас? Вавила Чернов, Ваня Аксёнов, Коля Гомзинов, Слава Поротников где вы? ...
Воют, наверное! Может некоторые уже погибли? Эту мысль он старался отогнать.
А девчата наверняка все живы здоровы. Как только его мысль переключилась на девочек, в памяти опять появилась "картина": - лесотехникум, общежитие, большая угловая многоместная комната. В гости к парням зашли две сестры. Лена - старшая. Она уже на последнем курсе педучилища, а на его курсе, первом, - младшая из сестёр. Младшая - такая небольшого роста, стройненькая, аккуратненькая, чистенькая - "стерильная"!
Она пришла в наглаженном чёрном платьице с белым кружевным воротничком; у неё крупный высокий лоб закрыт чёлкой тёмно-каштановых волос. Всегда ему почему-то вспоминался этот момент. Она сидела на краешке его койки: стульев в комнате не хватало. Наташа! Где ты сейчас? ...
   ...Вспоминая прошлое, он, пока, не строил  каких-то планов на будущее - нет! Мыслей о будущем ,пока, не было, не строил он никаких планов. Шла война и сначала, надо было выжить! Другие ребята, с которыми он воевал, мечтали о времени после войны. Особенно замечал Евгений, что мечтали о послевоенной жизни  "пожилые" люди, старшие товарищи. Он же ставил себе только ближайшие задачи: бой, день, и что будет завтра? Он, пока, не задумывался о том, чем будет заниматься после войны. Опять учительствовать? Нет, наверное, - нет...
- Техник! Иди-ка сюда! - прервал его мысли голос командира, ты чего тут разлёгся? - Там нашу машину собираются отнять!
- Как отнять? Кто? А мы, что?
- Да, вон там, майор какой-то прискакал из корпуса, говорит, снять надо нашу пушку и поставить на Т-34, а из нашего танка сделать тягач без пушки!
- Мы же восстановим свой танк! Вот только бы кран пришёл!
- Вот то-то  и оно, что крана нет! Майор  сказал, что от нашего батальона "один пшик" остался! Немцы прорвались большой группой танков и продвинулись уже километров на пять. К ним всё подходят и подходят новые подкрепления.
- А я думаю, что не надо отдавать танк под тягач! Мы его восстановим!
    Зубов и командир танка КВ Губанов, ухватившись за ствол пушки своего танка, стоя на снарядных ящиках, пытались раскачивать туда-сюда башню на погоне – влево - вправо. Чувствовалось, что пушка немного ходит при раскачке. Но где люфт? - в цапфах или в месте заклинки? Осмотрев снаряд-болванку, застрявший между башней и крышей корпуса, решили Зубов  с Николаем - вытащить болванку. А как её захватить? За что тащить?
-Давай приварим какой-нибудь крюк к болванке! Болванка же - не взорвётся! Ищи крючок! Зови сварщика! - приказал Губанов Зубову.
Пришёл сварщик СПАМа - сержант, посмотрел на болванку и варить к ней что-либо отказался - " взорвётся!".
Долго и довольно "убедительным" языком убеждали его танкисты. Наконец - убедили! Приварил сержант рым-болт к болванке - не взорвалась!
Тянуть можно было только другой машиной, чтобы создать необходимое усилие. Крутились, вертелись, наконец,  подогнали танк т-34  и ...выдернули болванку.
Башня КВ освободилась, её можно было поворачивать  даже вручную за ствол пушки. Но где-то ещё чем-то цепляло. Толи осколки в погонном устройстве остались, или деформирована крыша корпуса и погон?
 Но можно и надо было ставить на место "поворотник".
-Теперь мы свою пушку не отдадим! - радостно заявил Зубов.
Часа через два были закручены все болты крепления "поворотника". При работающем дизеле танка (чтобы не разряжать аккумуляторы) ещё минут двадцать они крутили башню, чтобы "расходить". Башня ходила сносно, а вот это-то им и надо было! Танк исправен и снова в боевом строю!
   С западной стороны стала прослушиваться быстро приближающаяся артиллерийская стрельба. Было не ясно - почему с запада? Фронт был с юга!
 Вскоре к СПАМу на мотоцикле подъехал майор Карасёв - зампотех танковой бригады. Очень нервно, с криком объяснил всем, что немцы прорвались и развивают прорыв танками. Бригада понесла большие потери - "отвоевалась". Штаб бригады вывели на формировку. Оставшиеся танки переданы были другой бригаде.
- А нам что делать? Танк - то исправен! - доложил Губанов.
- Вам, и всем, кто есть на СПАМе и может двигаться - немедленно вытягиваться в колонну и выходить в сторону Яковлево и Прохоровки. Там поступить в распоряжение командования прибывающего туда танкового корпуса! - приказал майор и уехал.
   Солнце уже клонилось к закату. Стрельба слышалась уже не только с запада, но и с юга! Выстрелы были звонкие. Это стреляли танковые орудия. Мимо СПАМа тянулась какая-то колонна повозок с ранеными, кухней, артиллерийскими повозками.
   Справа - по направлению  развилки дорог Обоянь-Прохоровка, - клубился чёрный дым, хорошо видимый из-за лесочка. Но что только там могло гореть? ...
Колонну СПАМа составили два танка Т-34, КВ-1с Губанова и три автомашины - ремонтные "летучки". КВ 1-с как тяжёлый танк - замыкал колонну, а Т-34 шли во главе. Вёл колонну  капитан - начальник СПАМа. Пришлось оставить на месте подбитый и полуразобранный танк Т-34. Экипаж его поехал с колонной. На КВ Губанова пришли двое с этого танка: командир Т-34 (старшина) и наводчик (сержант). Сверху на КВ были уложены несколько ящиков со снарядами и четыре полных запасных топливных бачка (90 литров). Капитан вёл колонну не по дороге, а напрямик - по карте. До места назначения было всего  каких-то восемь-десять километров.
   ...Впереди на пути колонны оказался довольно глубокий, сухой, но с крутыми берегами овраг. Колонна остановилась.
- Цепляйте две летучки к Т-34 и одну к КВ! - приказал капитан после того, как танки промяли колею по оврагу.  Колонна двинулась дальше - через овраг - на прямую...
   Пока возились с машинами, уже стемнело. Грохот артиллерийской стрельбы  заметно стих. На западе и на юге горизонт заволокло дымом. В некоторых местах было видно зарево, вспыхивали и зависали в воздухе осветительные ракеты на парашютиках - "фонари". Колонна продвигалась мимо артиллерийских позиций.
152-х миллиметровые гаубицы, зачехлённые "катюши". В темноте видны были сплошные линии окопов, траншей, блиндажи – глубоко эшелонированная оборона.
   Не доходя до назначенного пункта, колонна остановилась в балке у позиций артдивизиона. Артиллеристы рассказали, что готовы были открыть огонь, услыхав, а затем и увидав танки колонны, идущие на них! Оказалось, что сплошной линии фронта на этом участке не было, немцы клиньями прорвали нашу полосу обороны. Складки местности позволяли отдельным группам танков и мотопехоты противника выходить глубоко в тыл наших частей и колонну приняли за прорвавшихся ранее немцев. Ночь пришлось простоять среди артиллеристов - "натыкаться" на своих в темноте больше не стоило.
    Утром солнце уже появилось над горизонтом, а колонна всё ещё не двигалась. Танки и машины стояли в балке. Командир колонны - капитан начальник СПАМа был в блиндаже артиллеристов.
- Воздух! Воздух! - неожиданно послышалась команда.
Артиллеристы попрыгали в глубокие щели и траншеи, а танкисты колонны - в свои танки.
Самолёты шли на восток, разворачивались и со стороны солнца начали бомбить позиции артиллерии. Сначала бомбы падали в стороне от колонны, но потом стали бомбить и балку, где расположились танки и машины. Взрывы следовали один за другим, в ушах, словно иглами кололи удары взрывных волн. Загорелась одна "летучка", но ремонтники с неё были в траншее с артиллеристами и не пострадали.
Всех возмущало - почему не ведут огонь зенитные батареи? Но вот, наконец, справа "затявкали" наши зенитки. А немецкие бомбовозы уже "разгрузились" и уходили обратным курсом к себе в тыл.
   С запада послышалась частая пушечная стрельба. Огонь вёлся беспорядочно - не так, как при артподготовке. Такая стрельба бывала тогда, когда необходимо было отбивать танковую атаку, тогда огонь ведётся и противотанковыми орудиями и танковыми. Вскоре это подтвердилось.
    К колонне подбежал капитан:
- Лейтенант! - крикнул он Губанову, - Заводи Т-34 с исправной пушкой и КВ. Двумя танками ударь вдоль балки на запад! Там прорвались немцы  - танки и мотопехота! Артиллерия ведёт с ними бой! Давай, каждая минута  дорога!
- Идти оврагом - ничерта не было видно! Можно так вляпаться, что потом костей не собрать! Т-34 хорошо бы послать низом, а нам на КВ  выйти на верх балки и по выстрелам орудий сориентироваться где наши артиллеристы!- предложил Зубов, - так и решили действовать.
Выйдя на верх балки с КВ сразу заметили несколько танков противника. Идти навстречу, или встать в стороне? Губанов решил выйти на уровень артиллерийских позиций и, пользуясь складками местности, маневрировать, отбивать атаку танков вместе с артиллеристами.
Как могла появиться здесь группа танков противника? Неужели так глубоко вклинился противник в нашу оборону? Ведь так много было войск впереди! Мощная противотанковая эшелонированная оборона ! И ...?
Артиллеристы даже крупнокалиберную артиллерию поставили на прямую наводку. Горели уже четыре танка противника, а ещё до десятка - ползли на наши позиции. В бой вступили и два наших танка.
 Загорелись ещё два, три!  Метров с четырёхсот хорошо было видно, что среди передних немецких танков ползла "пантера" и ствол её периодически изрыгал пламя. Все их танки вели огонь, но Т-4 - это не "пантера", у неё пушка мощная 75-ти миллиметровая!
Удар! Звон в ушах, искры в глазах...
Это уже танк Губанова получил попадание в башню. Зубов очухался, оглянулся: все были целы, пламени не было  видно! Движение продолжалось. Ещё два Т-4 немцев загорелись впереди, но справа  горела и наша Т-34. Где экипаж? Их подбила "пантера"! КВ не переставая вёл огонь. Вот яркие брызги огня окутали "пантеру" - артиллеристы "долбанули" зверюгу тяжёлым снарядом прямой наводкой! Но и дыма не было видно! Не загорелась "подлюга"! Но! Метров с двухсот от КВ "пантера" начала пятиться, подставляя свой лоб к тем орудиям, которые били по ней и стала подворачивать к КВ всё больше и больше своим правым бортом.
 КВ тоже не стоял на месте. Двигался то взад, то вперёд - между траншеями артиллеристов. Зубов вёл танк так, чтобы не попасть гусеницей вдоль траншеи. Помнил горький опыт. Башня КВ продолжала вести огонь.
Неожиданно "пантера" вспыхнула! Кто долбанул её в борт? КВ или артиллеристы?
 Какая разница, - главное - горит "пантера"! Из неё выскакивает экипаж. Жека Мохов из пулемёта поливал их длинными очередями.
Ещё три танка противника, не дойдя до наших позиций метров двести, горят! Все! Все горят! Их было тринадцать! Чёртова дюжина! Их мотопехота шла десантом на танках - частью была выбита, а частью спешилась и пыталась отползти. Двумя пулемётами и осколочно-фугасными снарядами КВ вёл огонь по пехоте противника. Артиллеристы тоже били по пехоте.
Постепенно всё стихло. Стрельба прекратилась. Из КВ выскочили танкисты и подбежали к горевшему Т-34. Погибли все четверо членов экипажа. Никто не успел выскочить наружу! Взорвались боеприпасы. Горел танк, горело топливо, масло, резина катков... Много было потерь и у артиллеристов.
   А что дальше? Бригады нет! К другой,  они не дошли! Кочующий персональный танк КВ-1с! Решили возвращаться в балку, где стояли с летучками. Там были ящики с боеприпасами и топливные бачки с горючим. Так и решили.
 Капитана - начальника СПАМа со вторым неисправным Т-34 и уцелевшими "летучками" в балке уже не оказалось - они уехали дальше в тыл, пока КВ и Т-34 вели бой.
Пополнив свой "БК" (боекомплект) и заправку топливом, добив последние остатки своего скудного пайка "НЗ", КВ Губанова  двинулся по направлению к станции Прохоровка. Правда, не обошлось без скандала с артиллеристами.
 Разворачиваясь между их позициями ни Зубов, никто из экипажа не заметили проводов телефонной связи и намотались они на гусеницы КВ! Развернувшись КВ двинулся вперёд продолжая наматывать провода. В свой смотровой Зубов увидел, что наперерез его танка бегут, машут руками и что-то кричат артиллеристы. Он остановил танк, Заглушил двигатель.
То, что он услышал снаружи, было трудно воспринимаемым, так как ругались на всех языках Матушки России и не стеснялись в выражениях! За танком тащились пять аппаратов телефонной связи, выдернутых прямо из траншей с проводами, намотанными на гусеницы танка.
- Ну что? Бывает! Оправдывался Губанов, - Зубов не решился вылезти из танка, когда телефонисты сматывали обрывки проводов.
   Конфликт был быстро улажен и КВ Губанова двинулся дальше.

Глава 16.                В бою под Прохоровкой



     Танк Губанова продолжал двигаться в направлении станции Прохоровка. Он решил, что, двигаясь по просёлочной дороге, легче ориентироваться. Жара стояла невыносимая! Пот! Пыль! Грязь! Но по дороге ехать было лучше, увереннее. Напрямик, по целине - можно было и на мину где угодно наскочить или попасть под обстрел своих артиллерийских батарей, так как двигались они со стороны фронта и в пыли "пушкари" могли принять их танк за немецкий. А дорога - есть дорога, Она предназначена для езды, передвижения, а не для атаки!
     Они проехали мимо села Яковлево. В селе были пожары, слышалась стрельба из пушек. Село горело в нескольких местах. Не останавливаясь, Зубов, по команде командира, свернул правее и повёл танк прямо на север в сторону станции Прохоровка. Губанов знал, что к станции нужно держаться направления на север, но где точно она находиться, он определить, пока, не мог. Указателей не было и карты тоже. Ориентировочно он представлял, что от места боя у реки Ворксла, они уже ушли на север километров на двадцать – двадцать пять. Это могло означать, что и противник, прорвав нашу оборону, мог продвинуться на этом направлении столько же! А что было слева? Справа? Этого они ещё не знали. Их больше волновало то обстоятельство, что они оказались "бездомными"! Их экипаж вместе с машиной не входил, ни в какую часть!
   Дорога огибала небольшой лесок, за которым, километрах в пяти-шести виднелось большое село. Через прицел командир рассмотрел всё подробно. Хорошо было видно большое строение - Элеватор.
- Это Прохоровка! Элеваторы ставят на станциях! - сообщил экипажу Губанов, - значит, идём правильно.
Впереди, километрах в  двух, за холмом видна была  дорога, перпендикулярная тому направлению, по которому они шли. По дороге шла колонна танков. Пыль сплошной завесой висела над полем. Что за танки? Может, немцы? Губанов в прицел между клубами пыли сумел рассмотреть - танки были наши Т-34!
  Танк Губанова приблизился к перекрёстку, у которого стоял Т-34.  Сидя на башне, танкист с флажками показывал  колонне нужное направление движения, на танк Губанова он не обратил никакого внимания. Губанов приказал Зубову остановить танк рядом с тридцатьчетвёркой  и заглушить двигатель. А танки колонны всё шли и шли мимо них. Прошли более десятка КВ-!с, а за ними - машины, которые Зубов видел впервые - самоходные артиллерийские установки с пушками калибра 122 мм на шасси КВ!
   - Нет, друзья! Вам в ваш корпус не попасть сейчас! Да и есть ли смысл в этом? Корпус на правом фланге фронта и там сейчас идут жаркие бои. Следуйте в нашей колонне, а там - всё уладиться! - приказал Губанову и его танкистам полковник, остановившийся на бронетранспортёре около регулировщика  - танкиста. Он же разъяснил,  что колонна  - из "хозяйства" генерала Ротмистрова.
 Это была 5-я гвардейская танковая армия. Так они снова оказались в гвардейской части.
Вскоре Губанов с экипажем были зачислены в часть. Знакомство с новыми товарищами, рассказы о проведённых боях. В части, укомплектованной, в основном, новичками, ещё не побывавшими "в деле", были и "старички" - опытные командиры, например их новый комбат-капитан.
    Вид танка Губанова по сравнению с новенькими машинами был явно незавидным: крылья оборваны, около двадцати шрамов оставили немецкие болванки на КВ-1С, но это были боевые шрамы, почётные, о многом говорившие опытным танкистам.
- Да, ребята, поклевали вас фашисты! - сказал комбат, рассматривая экипаж Губанова и его машину. А когда узнал, что Зубов - "Сталинградец"- долго и крепко жал ему руку.
   Ровно в восемь часов утра двенадцатого июля началась артподготовка: огонь вела крупнокалиберная артиллерия и "катюши". На штурмовку позиций противника шли большими группами наши штурмовики Илы. Огневой налёт на позиции немцев продолжался всего минут пятнадцать, а когда по сигналу "в атаку" наши танки выходили из укрытий, и сбрасывали маскировку, - навстречу им по полю двигалось уже много немецких танков. Сразу стало ясно, что на этом поле разворачивался встречный танковый бой.
Всего поля боя Зубов, конечно, не мог видеть из  своего танка. Он видел только то, что было в пределах его видимости на том участке, где наступала его часть.
С самого начала бой начался по не предусмотренной никакими уставами и инструкциями ситуации. Атаковавшие армады танков с обеих сторон, развернувшись во фронт, сошлись, - проникли боевыми порядками друг в друга. Перемешались и наши и немецкие танки. Подошли на максимально близкое расстояние и открыли огонь! Поднялись клубы дыма и пыли. Видимость была отвратительная! Танки противника оказывались то впереди, то сзади, то сбоку! Авиация не могла поддержать наземные части. Всё перемешалось и двигалось в разных направлениях как в рукопашном бою, только на танках (танкопашном бою)!
Жарища в танке была невыносимая. Видимости почти никакой!
 Километра полтора танк Губанова, петляя и обходя овражки, увёртываясь от увиденных встречных выстрелов, продвигался от исходных позиций вперёд и вперёд. По рации связи не было, вернее она была, но ничего невозможно было понять - кто, куда и как атакует - всё смешалось на поле боя!
Наши танки разрозненным порядком, а точнее - беспорядком - шли на юго-запад. Впереди были немецкие танки и сзади тоже! - они крестатые коробочки Т-3 и Т-4. Через лючок водителя Зубов  видел: то Т-34 мелькнёт, то Т-4, а то и "пантера" или даже "тигр".
 Танки били друг в друга с близкого расстояния, практически в упор! Но КВ - это КВ - с весьма приличной толщиной брони, особенно с носа. Главное, что хорошо усвоил Зубов - не подставлять борта! От "пантеры " или "тигра", не говоря уже о "дяде - Феде" - ("Фердинанде") бортовая броня КВ спасти не могла. 88-ми миллиметровая пушка у "Фердинанда" - сильная "штучка". Среди наступавших немецких танков были и Т-3. При попадании в него этот танк сразу же загорался. По одному из них, вскоре, хорошо влепил Филипп - командир орудия экипажа Губанова. Танк противника загорелся сразу после первого попадания - это хорошо видел водитель. Немецкой пехоты среди танков и на них "верхом" почти не было. Только танки и артиллерия! А вокруг - чёрное-чёрное поле! Всё было изрыто воронками и перепахано гусеницами!
Губанов и Филя Зыков всё время стреляли из пушки. В машине от дыма почти не чем было дышать! По ТПУ ничего не слышно! Треск, шум, обрывки команд - понять ничего нельзя!
   Впереди по ходу танка началось плавное понижение в небольшой овражек. Зубов направил туда машину и пошёл на третьей передаче. Пройдя по лощине метров сто, он услышал в наушниках: " Куда ты в овраг залез! Мать-перемать! Расстреляют в упор сверху! Выходи направо!- кричал ему командир.
 Зубов направил танк на правый склон - вверх. Перед самым выходом из лощины он заметил перед собой прямоугольный нос немецкого танка. Тот шёл к лощине, но не начал ещё спуск. Выстрелить из своей пушки по танку Губанова он ещё не мог - не хватало угла склонения! А вот Филя - молодец! Не оплошал! Почти в упор, - на расстоянии каких-то сорока-сорока пяти метров, выстрелил  снизу вверх  по этому танку! Тот сразу остановился. Этот Т-4 на самой кромке лощины встал и задымил! Филипп, для верности, всадил ему ещё один снаряд. Выскакивавший немецкий экипаж обстреляли Жека Мохов и Филя из двух пулемётов.
    Взяв влево по косогору, Зубов повёл танк  из лощины на верх метрах в пятидесяти от подбитого ими  и горевшего Т- 4.
Удар! ослепительный блеск разрыва! Сознание помутнело...
Через некоторое время Зубов пришёл в себя. Дизель заглох, а танк медленно пятился назад в лощину. В голове у Евгения, как в пустом баллоне: что-то гудело, в глазах всё ещё искрились разноцветные звёздочки, но сознание уже "заработало" - подбили! ...
Зубов машинально открыл смотровой лючок и увидел, что правая гусеница была разорвана и блестела своей накатанной беговой дорожкой, растянувшись перед носом танка! Ну, лента-лентой, а что же ещё повреждено? Надо бы осмотреть! 
- Ну, что там, техник? - услышал Зубов голос Губанова, - что случилось? Живы вы там в носу?
 - Живы! Гусеницу порвало! У вас как?
 - У нас - порядок! Удар по носу корпуса был! Сдавай назад в лощину! Будем осматриваться!
- Сдавать нельзя! Соскочит танк с гусеницы, и потом не залезешь на неё! Я дёрну машину на тормозах. Вы прикройте огнём из башни, а я выскочу и посмотрю, что к чему!
- Давай! Прикроем!
   Через голову Жеки Мохова Зубов выпрыгнул наружу. Кругом стоял сильный грохот и сильный треск пулемётов, но в лощине танков не было. Правая гусеница КВ была перебита и танк на половину длины ленты сполз назад, но все опорные катки ещё стояли на гусенице. Успел Зубов затормозить скатывающийся танк!
Повреждено было три трака и выщерблен, но не сбит "ленивец" Он даже от руки прокручивался на подшипнике! Ремонт требовался пустяковый, но надо время! А вот дадут - ли им его немцы, - этого никто не знал.
    Зубов выполз на кромку лощины. Справа горел подбитый ими немецкий танк. Метрах в ста- ста пятидесяти группа тридцатьчетвёрок схода вела огонь из пушек. Дым, гарь, пыль. Сам чёрт не смог бы разобраться - кто кого побеждает!
Но время шло, и оно было очень дорого!  Зубов мигом вскочил в танк и залпом сообщил обо всём, что наблюдал снаружи.
- Давай, механик, действуй! - приказал Губанов.
Зубов и Герольд быстро собрали всё необходимое для ремонта: кувалду, выколотку, ключ и, выскочив из танка, приступили к его ремонту. Запасные траки на корме были целы! Выбив с большим трудом повреждённые траки, и нарастив ленту запасными, надо было соединить  и натянуть гусеницу. Танк стоял кормой вниз, а значит, и соединять  надо было под "звёздочкой" (ведущим колесом). Но нужен был третий человек: водитель тянул бы двигателем, второй - должен был соединять проушины траков, а третий направлять и забивать "палец". На помощь высочил Мохов.
А в это время с того же верха лощины, метрах в ста левее танка Губанова  на большой скорости  нёсся в овраг, сильно дымивший немецкий танк Т-3. Николай с Филей не успели ещё и башню свою повернуть, как из Т-3 стали выскакивать  немецкие танкисты, и над его моторным отделением выбросилось вверх пламя. Из башни КВ по ним ударил пулемёт. Фашисты не пытались даже отстреливаться. Их было трое. Двоих наши танкисты уложили на месте, а третьему удалось скрыться.
Как долго пришлось возиться с гусеницей - никто время не засекал, казалось, что оно остановилось! А потом Губанов сказал, что на ремонт было затрачено всего двадцать пять минут!
 - Это Здорово! Обошлось! "обулись"! КВ на ходу! Молодцы, ребята! - похвалил экипаж Командир.
 Командир танка попытался связаться по рации с ротой, батальоном. Но безрезультатно! Топлива в танке было достаточно, снаряды  то же были, танк - на ходу! В бой!
Пройдя по косогору метров двести, танк поднялся всё на тот же правый верх лощины и сразу попал в пекло! На небольшом участке местности горело не менее десятка танков и наших и немецких. Два танка Т-34 , маневрируя среди горящих машин, стреляли по наседавшим на них нескольких танков Т-4. Сразу понять - где свои, а где враги - было не просто! КВ Губанова открыл огонь из пушки. Зубов вёл машину, удаляясь от лощины из которой только что вышли.
 Среди наседавших немецких танков появилась и "пантера". Расстояние между ней и КВ было всего двести метров.
По группе немецких  танков открыли огонь  наши Т-34 и КВ Губанова. Были подбиты два танка противника. Кто их подбил, не имело никакого значения, - главное они горели! По полю бегали несколько немецких танкистов, их из пулемётов  "поливали" наши танки.
Сильнейший удар! Сколько времени Зубов был без памяти - он не знал.  Очнулся оттого, что  Мохов Жека тянул его  в люк за "шиворот" комбинезона. Шлемофона на голове Евгения не было, руки все были изранены и волосы на голове застилали глаза.
 Вылезли, вывалились на землю перед танком. Только тогда Зубов увидел, что из башни и над моторным отделением валит густой чёрный дым и выскакивают языки пламени...
- А ребята? - спросил он у Мохова. Тот что-то ответил, но Зубов не слышал его голоса, повторил свой вопрос.
 Мохов махнул рукой и потащил его подальше от танка в воронку...
Постепенно приходило в норму сознание.
- Нас подбили, но ребята в башне как?  - не переставая, спрашивал он Мохова, лёжа на земле и глядя в небо.
Где-то, совсем рядом трещали пулемёты...
- Ребята - все трое - погибли! - сказал Мохов и Зубов услышал , наконец, это. Мохов кричал ему прямо в ухо!
- Я сам видел! Три попадания одно за другим влепили в наш КВ - кричал Мохов, -  это "пантера" и Т-4.
Зубов повернулся на бок, чтобы посмотреть на свою машину. КВ горел! Внутри захлопали патроны и гранаты. Вдруг вырвалось большое пламя, - порвало топливные баки. Их особенно сильно рвало, если они были не полные. Потом начали рваться и снаряды...
Ребята!!! Ребята!!! Николай, Гера, Филя!!! В каких-то двадцати- тридцати метрах от танка-костра лежали они с Моховым в воронке, и сами-то  все в крови, смотрели на этот страшный костёр, в котором горели их товарищи...
А на поле боя творилось что-то невероятное: горело очень много танков, Наверное - сотни! Дымом и пылью заволокло небо. Стрельба не утихала. Часы на руке показывали пятнадцать часов. Не верилось, что  так долго мог идти этот упорнейший танковый бой.
Зубов ещё раз переспросил Мохова - действительно ли тот видел, что ребята погибли, а не сгорели ранеными в танке. Тот ещё раз подтвердил, что к моменту, когда он и Зубов покидали горящую машину  - живых в ней уже не было.
Поддерживая друг - друга, где ползком, а где и короткими перебежками они направились к той лощине, где соединяли гусеницу.
Сквозь дым и пылевые облака вдали можно было различить высокое здание на станции Прохоровка. Ориентируясь на него , они, пользуясь складками местности, продвигались в направлении на станцию. Когда прошли уже с полкилометра, то заметили, что раненых уже вытаскивали с поля боя санитары. Те, кто мог идти самостоятельно, направлялись в тыл в северо-восточном направлении...
А вокруг было множество подбитых и сгоревших танков! Хвалёные "тигры" и "пантеры" с зияющими пробоинами на бортах. Их особенно здорово били наши новые самоходки - "зверобои"!
Часа через два Евгения - Зубов и Мохов дошли до юго-западной окраины Прохоровки. Их остановила женщина - военврач - капитан медслужбы:
- Вы что, товарищи, в медсанбат идёте? Вам надо вон туда, левее!   
- Нет! Нам в медсанбат не надо! Мы разыскиваем свою часть и её штаб, - объяснил военврачу Зубов.
- Но вы все в крови. Вы ранены?
- Нет! мы не ранены, а просто поцарапаны, - работа у нас такая сегодня была, - мы же танкисты...
- Да! - только и смогла произнести женщина, глядя на окровавленные лица и руки танкистов.
   На окраине Прохоровки изрытый воронками находился небольшой садик. Невдалеке от него стояли два танка Т-34 и бронетранспортёр.
- Это , наверное, какой-то штаб!  Давай подойдём, узнаем,- предложил Зубов Мохову.
   - Вам что здесь надо? Вы откуда? - строго спросил подошедших танкистов старший лейтенант-танкист. Вокруг него сидели на бруствере отрытой траншеи человек пять -шесть в комбинезонах.
- Оттуда мы, где стреляют!
- Из какой части? Кого ищете?
- Мы из хозяйства Ротмистрова.
- Да мы все тут из этого хозяйства.
- Мы из батальона Скрипника!
- Ну, вот это понятнее! Герои дня!
- Какие же мы Герои! Погорельцы! Танк наш сгорел!
- Из какой вы роты?
- А собственно, почему вы нас допрашиваете? Кто вы такой? - начал заводиться Зубов.
- Ну, ладно! Не ершитесь! Я командир третьей роты этого же батальона Скрипника. Вот только обидно - царапнуло не кстати,- объяснил старлей Зубову.
Только тут Зубов увидел, что правый рукав гимнастёрки у старлея пуст, а рука висела на перевязи под гимнастёркой.
В госпиталь он идти отказался. Ранение, как он сам посчитал, - пустяковое заживёт и так. Кость не была задета.
   Зубов коротко рассказал присутствовавшим о том, как они попали в их батальон и как с первой ротой пошли в бой.
- Да, Лёше Логинову - командиру первой роты, тоже не повезло. В первый же час боя без ноги остался. Его отправили в госпиталь. Выживет ли?
- Идите ребята к колодцу, умойтесь, а то в кровище вы оба. После помывки подходите сюда, - я всех " безлошадников" наших собираю вокруг себя,- сказал старший лейтенант.
   Раздевшись до трусов, Зубов и Мохов долго плескались холодной колодезной водой, обмывали ссадины и ранки на лицах и руках. Пожалели о том, что не было у них мыла. Ссадин и мелких ранений в лицо, руки и шею всегда хватало после боя в танке. От ударов снарядов и болванок летели брызги сварки, краски, крючки, кнопки-заклёпки разные, - градом стреляла вся эта мелочь с поверхности брони внутри танка при снарядных попаданиях снаружи.
  "Безлошадников" вокруг старшего лейтенанта Моргунова собралось девять человек. Подкрепившись на штабной кухне, они тут же в садике  кучкой разместились у покинутого связистами блиндажа и, вслушиваясь в грохот довольно близкого ещё боя, вслух размышляли о происходившем.
- Ну и денёк сегодня выдался! начал Моргунов, - вот я второй год на фронте, а такого боя ещё не видел! Сколько танков сошлось! И ведь прут и прут немцы! Наши тоже сосредоточились в большом количестве. Говорят, что Василевский на наш участок фронта приехал,- значит, будет здесь дело!
- Правее, ближе к Псёлу - подошёл новый танковый корпус!- вступил в разговор пожилой танкист с забинтованной кистью руки и с трубкой в зубах, которую он не выпускал изо рта даже во время разговора.
- А видели наши новые самоходки? Мощь! Калибр уже 152 мм! Вот это силища! "пантеру и "тигра" насквозь прошивают!
    Авиация противника маленький садик не беспокоила, хотя в небе иногда наблюдались воздушные бои. Редкие, случайные снаряды  с шуршанием пролетали над головами. Несколько снарядов вразброс разорвались метров за двести от блиндажа, в котором отдыхали танкисты. По траншее к блиндажу подошёл человек в пилотке, а не в танкошлеме, и в чистом зелёном комбинезоне:
- Здравствуйте, товарищи! Что за воинство у вас тут собралось?
Моргунов попытался встать и доложить, но прибывший  военный тронул его за плечо рукой,  останавливая:- Сидите, сидите!
-Простите, я не знаю, кто вы? - спросил Моргунов.
Остальные молча сидели на месте и молчали.
- Подполковник Шилов. Из политотдела танковой армии.
- Старший лейтенант Моргунов. Командир танковой роты. (Он назвал батальон, бригаду, корпус). - А это вот - все "безлошадные" танкисты.
- Так! Значит из батальона капитана Скрипника?
- Так, точно! И не я один. Вот ещё тут есть двое из этого батальона, - Моргунов указал на Зубова и Мохова.
- Тяжёлая задача выпала сегодня на долю вашего корпуса! - сказал подполковник,- здесь на поле под Прохоровкой столкнулись большие танковые силы. Фашисты бросили здесь в бой свои лучшие танковые дивизии. На вашем участке в бою участвовали дивизии: "Мёртвая голова" и "Адольф Гитлер". Много "тигров", "пантер" и "Фердинандов".  - " Весь свой зоопарк выпустили"! Самое тяжёлое положение сложилось на участках восемнадцатого и двадцать девятого корпусов. Но наши танкисты дрались отважно и в ближнем бою, почти в упор расстреливали и хвалёные "тигры" и "пантеры"!
Зубову  было немного не по себе слушать этот рассказ подполковника, потому что он сам был в этом бою и его танк бил тех "тигров " и Пантер". А вот то, что подполковник рассказал дальше, - было досадной, горькой новостью для него.
- Командир батальона Скрипник в бою сам уничтожил два "тигра", но машина его была подбита и загорелась, комбат был ранен. Радист и механик вытащили из горящего танка раненого комбата, укрылись в ближайшей воронке. Но один немецкий "тигр" ринулся прямо на эту воронку. Тогда механик-водитель Николаев бросился в свою горящую машину, разогнал её и таранил "тигра". Оба танка столкнулись на скорости и сгорели...
- А мы тоже сегодня два танка сожгли! - вставил в рассказ свою фразу Мохов.
- А, ну-ну! Расскажи! Как это было? - подполковник достал свой блокнот и приготовился записать рассказ Жеки.
Мохов длинно и не связно, но всё правильно рассказал о боевом дне - о многочасовом бое и о гибели товарищей из своего экипажа.
Подполковник, делая записи в блокноте, внимательно слушал рассказ Жеки. Слушали и все остальные, не перебивая  Мохова.
- Доложите в штаб бригады  о том - кто  находится с вами в блиндаже,- сейчас каждый человек, способный принимать участи в бою, на учёте. В любое время любой из ваших танкистов может понадобиться для пополнения экипажей! - на прощание сказал подполковник и, попрощавшись, ушёл.
   От разговора с этим "политотдельцем" осталось у Зубова чувство какой-то обыденности происходившего. Шли тяжёлые, жуткие по своему накалу бои. Горели сотни танков, гибли тысячи людей, в эту жуткую "мясорубку" вводились всё новые и новые части, а продвижения, пока, не  было! Сражение шло, практически, на одном месте, а он, этот подполковник, спокойно, даже без намёка на нервозность обстановки, разговаривал, рассказывал, здоровался, записывал, прощался! А может, быть так и надо было держать себя политработнику? Наверное, он был прав!
   К вечеру накал боя стал спадать. Уменьшился артиллерийский грохот и стрельба, казалось, удалилась на юго-запад. Но поле горело, дымилось и пылило. И из этого ада редко-редко на машинах, а чаще и много-много пешком, шли раненые, обгорелые, усталые, в крови, копоти и поту танкисты, артиллеристы...
Смолк непрерывный гул орудий. Земля чадила догорающими танками. Уцелевшие немецкие танки уползали в лощины, овраги, прятались за кустарниками. Ещё разрывались снаряды на поле, но это уже были одиночные разрывы. Бой затихал. Стрельба прекращалась.
   Наши танковые корпуса продвинулись совсем на небольшое расстояние. Немцы со своими "танками-зверями"  не прошли! Более того - поле боя осталось за нами! Прохоровский бой стих, но немцы сутра могли опять полезть в атаку.
   Так оно и получилось. Утром опять поползли немецкие танки с пехотой. Но наши "мотострекачи" (мотострелки) за ночь успели окопаться на переднем крае и уверенно отсекли пехоту от танков. Бои то в одном, то в другом месте начинались, но без поддержки пехоты танки противника дальше лезть не решались! Немцы и тринадцатого июля и в последующие дни, предпринимали попытки в разных местах прорвать нашу оборону, но успеха не имели! Они выдыхались!
 Не помогли им ни дивизии с устрашающими названиями "Мёртвая голова", "Рейх", "Адольф Гитлер", ни звериные названия танков.
Но и наши контратаки существенных наступательных успехов не приносили!
Противник, несмотря на огромные потери, как в людских силах, так и особенно в танках и авиации, всё же не отказывался от мысли прорваться на Обоянь и далее на Курск, добиваясь этого какой угодно ценой. Как узнали позже, - в течение двух дней боёв 29-й танковый корпус Ротмистрова потерял безвозвратными и временно вышедшими из строя 60 процентов и 18-й корпус - до 30 процентов танков.
   Тринадцатого июля, всё около того же блиндажа «безлошадников», во время артиллерийского обстрела, Зубов получил лёгкое ранение в правую ногу. После нескольких снарядных разрывов, близких друг от друга, стало ясно, что немцы ведут огонь по площади, где раньше в саду размещались наши штабные подразделения и командный пункт (КП).
Как только начался обстрел, все залегли в щелях и в блиндаже. Зубов находился в неглубокой стрелковой ячейке. Взрыв снаряда! Сильный удар по правой ноге! И всё; он перестал чувствовать ни ногу, ни боль! Сначала он даже боялся взглянуть: цела ли нога?
   Осколок ударил в каблук сапога, оторвал его напрочь и вонзился в мякоть подошвы стопы, пробив  толстую кожу подошвы сапога. Рана была пустяковая, а ступать на ногу не давала! Осколок он выдернул сам, сразу, не снимая  сапога. Но вот рану обработал уже санитар, и не сразу и поэтому несколько дней ему пришлось ходить с палкой- костылём.   
   Накануне из ада вышел живым, а тут ...

Глава 17.                У деда Игната


   Зубов и Моргунов находились в "команде офицерского запаса" - резерве. Моргунов с подвязанной рукой, а Зубов с палкой. Женю Мохова тринадцатого июля взяли на пополнение одного из экипажей. Больше Зубов и Мохов не виделись. Спаситель и спасённый (Зубов)  расстались, и такие расставания у танкистов на фронте были частыми...
   В ремонтной роте одной из танковых бригад, куда "безлошадников" временно определили и поставили на довольствие и на комсомольский учёт, шло "летучее" комсомольское собрание. Вели речи о том, как можно скорее и больше восстанавливать подбитых танков.
Перед началом собрания комсорг роты огласил фамилии погибших за последние дни. А потом назвал вновь прибывших к ним на учёт Зубова и Моргунова. Коротко рассказал о каждом: где воевал, какое звание имел, как воевал (какие имел награды), был ли ранен и...
   Собрание проходило быстро. Говорили конкретно. После собрания Евгений Зубов и Дмитрий Моргунов решили отдохнуть немного и прилегли у полуразрушенного сарая на окраине посёлка. Ночь была тёмная, с яркими звёздами на небе. Стрельбы не было слышно. На юго-западе виднелось большое зарево пожара. Там наши части уже третий день теснили немцев.
- Вот, не бывал ни на Урале, ни в Сибири. Восточнее Казани вообще не бывал,- посетовал Моргунов, - посмотреть бы на ваши места. Увидеть воочию горы, тайгу, большие Сибирские реки. Я ведь родился и вырос в донских степях. Донской казак. Или как говорят - сын казачий, или там ещё дальше присказка продолжается...
Помолчав с полминуты, Дмитрий спросил Зубова:
- Слушай, почему у тебя такое отчество - Абрамович? - Абрам - это еврейское имя.
- Очень просто: отца моего звали Абрамом, хотя он и русским был. Абрам Иванович. У нас в Сибири и на Урале Абрамов довольно много и среди русских! А вот дед мой - Иван Петрович - рассказывал как-то, что отцу моему имя такое дали из-за бабушки Ефросиньи. Она при крещении отца попу принесла только два десятка куриных яиц. Он и выбрал такое имя по "святцам" в отместку за малое подношение.
- Да, ну! Это - сказки. У попа ведь по дням, имена расписаны - кого в какой день как назвать.
- По дням - то по дням. Да имен - то  ведь тысячи, а дней в году триста шестьдесят пять всего!
  Вот у отца было ещё два брата старшие Пётр и Михаил. Дедушка Иван и рассказывал, что при крещении Петра отдали попу поросёнка пуда на полтора, а при крещении Михаила - барана. Вот им  и имена "подходящие" поп дал. А когда крестили отца, деда не было дома-то. Он служил в Омске в это время, охранял казну губернатора. Вот бабушка и крестила отца без него.
Вызванный Дмитрием на разговор, Евгений стал рассказывать о себе.
 - После смерти отца, в 1934 -м году, я нашёл отцовские  записки. Много тогда я ещё не понимал. Учился тогда в 4-м классе.
Записки его представляли что-то вроде дневника. Нет, скорее это была короткая история семьи. Разрозненные листочки, написанные в какой-то небольшой, синей книжечке бланков-квитанций. Записи были сделаны карандашом и читались с большим трудом. Да и грамотности у отца было меньше, чем у меня в то время. Из тех записок я узнал, что корни нашей семьи находились тоже в казачьих степях. Оказалось, что мой прадед Петро с отцом своим Савелием, Матерью Лукерьей и сестрой Петра - Анной перебрались с Дона на Урал и остановились в тех местах, где и я родился в последствии. Деда Ивана Петровича я хорошо помню. Он скончался в тридцать третьем году в возрасте ста четырёх лет!
Моргунов слушал его рассказ, не перебивая, и не задавая лишних вопросов.
- Ну вот! И объяснились. Мы с тобой оказывается почти - земляки?
- Давай отдохнём, земляк!... А через несколько минут у сарая уже раздавался громкий с переливами мужской храп.
   Бои на белгородском направлении шли тяжёлые, кровопролитные. С фронта тянулись большие колонны раненых. В сторону фронта постоянно двигались свежие части мотопехоты, танков и артиллерии. Примерно, со слов раненых участников было известно, - что с тяжёлыми боями после 15 июля наши войска подошли к тому месту, к тому рубежу, который был оставлен бригадой, в которой воевал Зубов.
    Вскоре стало известно, что освобождены: Орёл и Белгород. Москва впервые за всю войну салютовала в честь этой победы! Зубова и Моргунова тоже радовал этот салют, как непосредственных участников сражения!
   Весь июль, до конца месяца, Зубов прыгал с палкой. Рана на ноге заживала плохо, опухоль со стопы ноги не спадала. Зубов и Моргунов продолжали находиться в армейском резерве офицеров-танкистов.
   Двадцать пятого августа - через два дня после полного освобождения города Харькова, Зубова опять ранило. И ранило снова в правую ногу! Осколком мины выше коленной чашечки. Кость была цела. Осколок удалил военфельдшер легко. Но, опять - костыль! Хромота! И Зубова отправили в медсанбат, развёрнутый около станции Демурино. Опять пришлось прощаться с новыми знакомыми, в том числе и с Димой Моргуновым. Он ещё находился в резервном подразделении, хотя руку уже не носил на подвязке.
   Разбитая, сожжённая небольшая станция Демурино. В палатке медсанбата Зубову обработали рану, перевязали и посоветовали устроиться на постой в посёлке, в какой-нибудь сохранившейся хате. Сказали, чтобы дней десять-двенадцать ходил на перевязку.
   Зубов, ковыляя с палкой вместо костыля, пошёл по деревне, подыскивая подходящее жильё.
Его внимание привлекла красивая, белая, покрытая соломой хата. Ему даже показалось, что хата будто подстрижена под кружок, как и головы  хохлов - "под горшок" с такой стрижкой. На скамье перед калиткой сидел дед и дымил "самокруткой" вытянув деревянную ногу (самодельный протез) - инвалид.
- Здравствуйте , дедушка! Вежливо поздоровался со стариком Зубов.
- Здравия желаю! ответил дед по – военному и, прищурив глаз, внимательно всматривался в погоны на плечах Зубова.
- Не помешаю?- поинтересовался Евгений, присаживаясь на скамейку рядом с дедом.
- Та, яка помеха, товарищ командир! Вижу: ранен ты... сидай, сидай!
дед разговаривал на смеси русского и украинского языков.
- Да вот зацепило немного. Приходиться с палкой ходить, кандыбать! пожаловался деду Зубов.
- А я, вот, с девятьсот шестнадцатого на деревяшке живу. Оно, конечно, худо, но шагаю и роблю ещё по хозяйству.
Зубов предложил деду папиросу - "беломорину" (Беломор - канал), но он отказался.
- Свой палю, доморощенный! Не побрезгуешь? Закури!
Свернул Зубов самокрутку из дедова кисета, затянулся и - ни вдохнуть, ни выдохнуть! Такой крепкий табак был у деда.
Он с трудом отдышался. Посмеялись оба.
- Если курить! То палить надо табак, а не солому!
Дед начал вспоминать свою жизнь:
- Ногу потерял в первую империалистическую. Лечился долго в Австрии, а в восемнадцатом вернулся домой.
Дед живо интересовался положением на фронте.
- Ну,  теперь попёрли немчуру как следует и насовсем! - радовался дед,- а то они ведь "навечно" собирались тут оставаться. Вон как лютовали, когда убирались с нашей станции. Людей побили и поугоняли. Всё сожгли. Пятнадцать вагонов с хлебом сожгли. Отправить в неметчину свою не успели! В уголь хлеб сгорел. А людей богато погубили! Ох, как много!
   После получасовой беседы на скамейке, дед, узнав, что Зубову надо было где-то устроиться на жильё дней на десять-пятнадцать, и слушать не захотел, чтобы Евгений ещё куда-то пошёл искать жильё, а не остался у него.
- Ну, что ты, товарищ командир! Обязательно до мене пийдемо! Я ведь тилько с внучком Петькой живу. Хата большая. Да сейчас уж не голодно; овощ пошёл.
- Я паёк получаю, дедушка!
- Ну, вот и добре! И паёк твой не будет лишним.
Вещей у Зубова было немного. В сумке из под противогаза находились: пара белья, мыло, бритва и паёк на трое суток, полсотни патронов к его пистолету "ТТ". Вот и вся его поклажа!
   Хата у деда была просторная,  довольно чистая с деревянным полом. Две кровати. Одну дед определил Зубову. Евгений запротестовал:  - Пусть внучок спит - это, ведь его кровать?
- Нет! Ты будешь спать на ней! А Петушок - со мной, или вот на полу, на кожушке ляжет. Он малец ещё. Вот вдвоём мы остались. Батьку его - моего Лёвушку в сорок первом ещё убило. Пограничник он был. Действительную служил. Получили мы с Анютой похоронку. Горе - горюшко! Не успели одно горе пережить, а тут ещё горше. Анюту - мать Петину, в сорок втором в неметчину угнали. Да так и канула она неведомо куда. Вот мы и остались с ним вдвоём. Стар да мал. Шестой годик ему, но смышлёный хлопчик растёт, вот только людей незнакомых дичится. Вишь, вон прячется за углом...
Из-за угла выглядывал белобрысый мальчуган.
- Иди, иди, Петя! Не бойсь! Дядя командир - свой и у нас жить будет.
Но мальчик, шмыгнув носом и, оседлав палочку, которая, судя по всему, исполняла роль его коня, ускакал в сторону огорода.
А дня через два Зубов и Петя так подружились, что мальчик уже ни на шаг не отставал от него.
 Прожил Евгений у деда три недели, пока ОУТП (отдельный учебный танковый полк) 3-го Украинского фронта, куда Зубов, как выздоравливающий, был зачислен, находился в этом населённом пункте.
Для Зубова, как имевшего ранение, время было свободным. Он даже не каждый день посещал штаб полка.  Продукты получал "сухим пайком", а обеды он с дедом готовил в хате.
   Прохаживаясь с палкой около сожжённых строений станции, Зубов видел, как местные жители разгребали вороха сгоревшего хлеба, набирали  полные мешки тёмно-коричневого зерна  и несли по домам. Для выпечки хлеба зерно явно не годилось - гарь, горечь. Разве только на корм скоту! Но дед поведал Зубову, что из этого зерна многие начали гнать самогон.  Вот только молоть было негде! Толкли зерно в ступах. Заметив во дворе деда пару небольших жерновов (от старой "крупорушки"), Зубов предложил деду сделать из них мельницу! А как крутить в ручную? - Дед - инвалид, внук - маловат ещё! Ни тот, ни другой в ручную не совладали бы с мельницей. Надо было что-то придумать механическое.
Зубов вспомнил, как пробираясь как-то с Петей среди опрокинутых и переломанных вагонов по пути к железнодорожной мастерской, он увидел лежащий на боку крытый немецкий грузовик. Заглянув в кузов грузовика, Зубов заметил в нём маленький двигатель - дизель с генератором - двухцилиндровку. Двигатель казался исправным и даже не сорвался с креплений на полу.
Подобрав в мастерской кое-какой инструмент, Зубов отсоединил движок от пола. Агрегат оказался довольно тяжёлым. Взяв у деда тачку, дизелёк он отвез на хату к деду.
Дня три провозился Евгений с движком, даже горючее нашёл - на окраине в подбитом танке. Как подсказал Петя - танк был без башни стоял в овраге. Похоже, подорвался на мине. Двигатель с него уже был снят, но в одном из топливных баков оказалось около ста литров дизельного топлива. Дней пять ушло на изготовление механической мельницы. Все трое с утра до вечера пилили, строгали, долбили, тесали, сколачивали Деревянный маховик - колесо с канавкой - дорожкой и сделали станок. Сотворили приводной ремень из кусков брезента и телефонных проводов.
Наконец ...тах – тах - тах - пошёл движок! Долго возились с жерновом, но вот всё было готово!
 Во дворе деда Игната (Игнатия) затарахтел движок, закрутился жернов от привода. Попробовали молоть, - получилось! Дед Игнат стал мельником!
Пришли соседи. Посмотрели и попросили и им смолоть зерно. Так во дворе деда Игната началось "производство" молотого зерна. Дед вскоре понял, что за работу можно получить "самогон"! Деньги он не брал, но бутылку-другую принимал с удовольствием.
  Нога у Зубова почти зажила. Ходить он мог уже без палки, почти не хромал. Однажды под вечер, при посещении штаба ему передали приказ: завтра прийти с вещами! Двадцать второй Отдельный учебный танковый полк 3-го Украинского фронта передислоцировался на другое место, Зубов был зачислен преподавателем вождения танков. В должности его повысили. Он значился не "старшим механиком-водителем тяжёлого танка", а "заместителем командира танковой роты по технической части" - зампотехом роты!
Расставание с дедом Игнатом было трогательным, но не долгим. Зубов оставил ему с внуком свой сухой паёк на несколько дней. "Производство" у деда шло хорошо, и он был очень доволен своим постояльцем. Дед освоил, в полном объёме, всю не сложную науку запуска дизелька и самостоятельно всё делал. На память о совместной "работе" дед вручил Зубову большую бутыль самогона (в дорогу).
   Вслед за наступавшими нашими частями перемещался и 22-й ОУТОП 3-го Украинского фронта. Но вскоре Зубову пришлось его покинуть. По приказу, полученному в городе  Краматорске, ему надлежало прибыть в команду офицеров, направлявшихся на Урал для получения новых танков! На его родной Урал!

Глава  18.                На Урал за новыми танками



   Нельзя сказать, что кто-то из пятнадцати танкистов, прибывших в Москву, хорошо её знал. Саша Голиков бывал раньше в Москве, у него здесь была дальняя родня. Евгений Зубов тоже бывал в столице и немного знал район Лефортово.
- Сальников! Тебе поручается по аттестату получить талоны на обед и на паёк. Это в круглой башне перед вокзалом - приказал старший по команде командир батальона капитан Вилков. - Никому,  никуда не отлучаться. Будем обедать в ресторане Казанского вокзала все вместе, в тринадцать ноль-ноль!
   Казанский вокзал Москвы - этот своеобразный, хмурый "по-татарски" дворец с огромными залами был битком набит людьми. Трудно было даже протиснуться внутри, пройти по перрону и  тротуарам вокруг вокзала - везде стояли, сидели, лежали люди в ожидании отправления своих поездов.
   Зубову вспомнилось, каким был этот вокзал в марте сорок третьего года. Разница была заметной! Поезда шли на восток уже, в основном,  по расписанию, более организованно. Спокойнее, чем в марте, шла посадка в поезда, в вагоны. Заметно больше, среди пассажиров,  стало военных, особенно приезжающих - прибывали командами.
В воздухе постоянно стоял шум, гул голосов, плач детей, гудки паровозов - обычная жизнь большого вокзала в военное время.
В двенадцать сорок пять вся команда капитана Вилкова собралась у внутреннего входа в ресторан. Подбежал Сальников с талонами на обед. Зал ресторана вызвал большой интерес у всех офицеров команды. Высокие красивые колонны и потолки, которые когда-то были, наверное, расписаны яркими красками. В зале висел густой туман кухонного смрада, табачного дыма и пыли. Потолков почти не было видно. Сплошной гул голосов, звяканье посуды, выкрики команд. Это был военный пункт питания! Сначала трудно было понять - где можно получить обед и куда можно присесть, чтобы пообедать!
Сальников оказался очень пробивным парнем. Он взял троих танкистов из своей команды за руки и потянул  за собой к окну раздачи питания, а капитана попросил, чтобы тот организовал четыре столика рядом.
В окне раздачи дали в четырёх небольших бачках какой-то суп, в четырёх глубоких конусных жестяных мисках - пшённую кашу и три чёрных-чёрных буханки хлеба. Ерундовый обед, но всё-таки горячее. Картофельный суп и каша были ещё тёплыми, а горячего чая (без сахара) было вдоволь - стояли у стен большие баки кипятка - наливай сколько душе угодно!
Удивление вызывала посуда; вся она была сделана из белой жести, - и тарелки, и миски, и кружки. Ложки и вилки были грубо отштампованы из алюминиевого листа. Чайных ложек не было вообще. О ножиках даже никто и не спрашивал.
Через десяток минут все котелки и миски были "освобождены". Обед закончился. Команде предстояло ещё получить, по общему аттестату, паёк на трое суток и - в путь дорогу до Урала поездом "пятьсотвесёлым". Так называли люди поезда за их остановки  "у каждого столба".
Вся команда ехала в одном плацкартном вагоне. Черусти – Казань – Дружинино - Свердловск... Опять Зубов ехал по родному уральскому маршруту. Эта поездка была для него полной неожиданностью - домой на Урал! Ещё два дня назад он и не мечтал об этом. И вот он уже в Москве, а через час поезд "помчит" его на Урал!
   В Нижний Тагил! Там он ещё не бывал, хотя в тридцать девятом учительствовал в Быньгах, совсем недалеко от Тагила. Его воображение рисовало город, похожий то - на Челябинск, то на Свердловск...
  Сколько времени придётся быть в Тагиле - неизвестно. Очень ему хотелось отпроситься у начальства и побывать дома у мамы с Клавой в Бутке.  Это всего-то от Нижнего Тагила каких-то четыре сотни километров. А поездом - разве долго! Два - три дня - и он побывал бы дома!
   Поезд тронулся. В вагоне, хотя было и тесновато, но у всех - своё законное спальное место. У Зубова была вторая полка в купе, а не на проходе. Никаких тебе матрацев, ни какого постельного белья не было и в помине. Шинель снизу, шинель сверху, шинель под голову. Она для этого и была предназначена!
 Каждый раз, когда Евгений оказывался в поезде, и начинали постукивать колёса, ему на память приходил Мишка Додонов из "Ташкента-города хлебного" Неверова. ..."Еду-еду-раз! Ловко – ловко -   два! ...
Чёрт - те, что!
Зубов ехал получать новые танки. Теперь он был уже заместителем командира роты по технической части и получать ему придётся не КВ, а Т-34. И не одну машину, а десять штук - танковую роту тридцатьчетвёрок. Машину он знал хорошо. Даже в атаку ходил на ней один раз, когда оставался "безлошадным". Согласие его на работу с Т-34 никто не спрашивал. Воентехник должен был знать! обязан был уметь! Офицер! ...
 На фронт стали поступать новые челябинские тяжёлые танки "ИС" Но их было ещё мало . Да и сидеть в ОУТП ( практически в резерве) , ждать - больше не хотелось. Решил, что будет воевать на средних танках Т-34!
   Старший по команде и по положению и по званию - капитан Вилков. В ОУТП он значился в должности командира батальона. Были в его команде три старших лейтенанта - командиры рот. Остальные - командиры взводов и двое - зампотехов. Командиры взводов и зампотехи - лейтенанты и техники-лейтенанты. Все ещё не успели познакомиться друг с другом. Встречи на кухне в столовой ОУТП и вот третий день в дороге вместе. Вот и всё знакомство. Но все  уже успели побывать в боях. Ордена, медали, нашивки о ранениях...
    За окном вагона проплывала станция Черусти. Поезд шёл медленно. Удобно было смотреть со второй полки вперёд по ходу поезда. День был яркий, тёплый.
Сейчас бы не в вагоне, а к речке, или в лес! Взял бы в руки косу, как вон тот парень, окашивавший кустарник на взгорке, да и прошёл бы вдоль бережка парочку "оберушников"! Зубов умел косить и любил это занятие. Когда коса (у них её называли "литовка") - острая, она хорошо срезает влажную траву: вжик, вжик, вжик ...
Дома, наверное, мама или сестра тоже подкашивают сено для коровы. Из писем он знал, что дома пока ещё могли держать корову – значит, сено надо косеть. Как они там справляются? Здоровы ли? Последнее письмо из дома он получил месяц назад. Евгений решил, что на следующий день отправит  из Свердловска письмо домой. Вот там удивятся, что он был в Свердловске. Но, скорее всего, обидятся - был близко и не смог заехать домой. Они не военные, думали по-своему!
    А что можно сделать за один день дома? Даже если и разрешили бы съездить на побывку! Увидался бы с мамой, с сестрой, Море радостных женских слёз! Обязательно сбегутся соседи - тётя Паша и Семён Семёнович - бывший будёновец, придёт, наверное, и кузнец Никифор. Обязательно будет организовано застолье. Выпивка во что бы то ни стало! И ...кончится на этом его пребывание у родных. На следующий же день надо уезжать! Да ещё и до станции Поклевская надо как-то и чем-то добраться! Тридцать шесть километров! А чем? Машин - то в колхозе, наверняка, почти не осталось! Да и лошадей тоже... Какой-то туман закрыл его глаза...
   ... Лошадь... Но вдруг догоняет подвода. В лёгкий ходочек запряжена красивая буланая лошадка. Правил ею Ефимка Глебов. Догнал: привет! Садись! Куда идёшь?
- Домой! На два дня отпустили. Завтра обратно ехать. Впрыгнул на ходу в ходок к Ефимке...
Где-то в глубине сознания всплыл не очень-то беспокоящий вопрос:  почему Ефимка жив? Мама писала, что он погиб под Сталинградом...
... Лошадь бежала резво. Дорога  была ровная-ровная, плавно покачивался ходок на рессорах. Ефимка повернулся и... оказывается, вся его голова забинтована, а через повязку во многих местах просочилась кровь...
- Ефимка! Ефимка! - но голоса не слышно. Попытка разбинтовать Ефимке голову долго не получалась... в окровавленные бинты... наконец бинты убраны, под ними лицо не Ефимки, а Юры Прозорова! Стрелка-радиста погибшего под Сталинградом! ...
- Станция! Стоянка пятнадцать минут! Далеко не расходиться! - разбудил Зубова крик капитана Вилкова.
Вагон дёрнулся и остановился. А сон, словно дым - рассеялся. И в голове ничего от него не осталось!
 станция - ни то Арзамас, ни то другая какая-то. Радио в вагоне не работало, Света тоже не было. Проводник поставил огарки свечей. В сухомятку поужинали. Одни сидели внизу и курили, другие лежали на своих полках в темноте. Интересных разговоров никто не вёл. В Свердловск  прибыли ранним утром. Здесь предстояла пересадка на нижнетагильский поезд. Не обременённые личными вещами танкисты быстро собрали свои вещмешки и, готовые к выходу, заполнили весь тамбур вагона, стояли , курили.
   Капитан Вилков ещё раз предупредил всех, чтобы не расходились, пока он в комендатуре вокзала не узнает о поезде на Тагил.
 Танкисты ожидали старшего по команде стоя кружком между сквером на привокзальной площади и колоннами центрального входа в новый железнодорожный вокзал Свердловска. Комендатура находилась в старом здании вокзала. Свердловчан, да и вообще Уральцев, кроме Зубова в команде не было. Свердловск, для него, был областной столицей. Из Свердловска он в июне сорок первого года уезжал в Троицк - поступать в авиационное училище. В сквере вокзала у кустов он всю ночь ждал отправления поезда. Память сохранила всё чётко и со всеми деталями - будто было это вчера.
   Неожиданно для себя Евгений решил поговорить с капитаном о трёх-четырёх днях отпуска на побывку домой к родным.
-Три- четыре дня  - это не то время, за которое можно получить новые танки, - думал он.
   Через некоторое время появился капитан Вилков. Он сообщил, что команда может отправиться в Нижний Тагил только в семнадцать ноль-ноль! Это означало, что ждать отправления придётся около девяти часов.
Капитан из дорожных разговоров уже знал, что Зубов родом из Свердловской области. Как только Евгений  приблизился к нему, чтобы поговорить о "побывке",
капитан сам предложил ему:
- Ну, техник, далеко тебе до родных место отсюда? А то приглашай всех нас, если успеем за девять часов туда и обратно!
- Километров двести пятьдесят будет в один конец, товарищ капитан! Да как ещё и с поездом повезёт! – пожалуй, и двадцати часов не хватит!
- А ну, беги к расписанию! Узнай про поезд к родным местам! В крайнем случае, на сутки задержишься, но не более. Больше нельзя - сочтут за дезертирство, сам понимаешь - война!
Зубов побежал к расписанию, но дело было не только в нём. От станции Поклевская, куда прибывал поезд, до Бутки ему предстояло ещё тридцать шесть километров добираться или на попутках, или "пёхом"!
 Расчёт был прост - за двое суток ему никак не удавалось обернуться туда и обратно. В расписания он выяснил, что до станции Поклевская  он сможет выехать только через шесть часов, да и прибывал его поезд поздно ночью, а дальше как? Какие могут быть "попутки" в такое время?
Никак не выходило побывать дома в сроки,  предложенные капитаном.
- Не получиться, товарищ капитан! Слишком долго ещё добираться до дома! Не уложиться мне в отведённое время! - доложил он Вилкову, вернувшись в команду.
Так и не удалось ему побывать в родных краях! А жаль!
Нижний Тагил. Завод - "Вагонка". В мирное время это был вагоностроительный завод, выпускавший разные типы грузовых вагонов, В военное время он перешёл на выпуск танков Т-34 , производил их в больших количествах и имел условный номер "183". Из Харькова в Тагил было переведено много рабочих и оборудования. В Харькове ещё до войны начали выпускать Т-34.
Вилков уже к вечеру решил все хозяйственные вопросы с жильём и питанием для своей команды. Всю команду он привёл в сдаточный цех завода, где со старшим военпредом нужно было решить вопросы: чем им необходимо было заниматься и  когда принимать машины.
Завод перешёл на выпуск новой модификации танка Т-34-85. Эта красивая машина имела более мощную 85-ти миллиметровую пушку. Танк, сам по себе, был предельно прост в обслуживании и ремонте. Значительно проще, чем КВ-1с.
   Все офицеры команды уже успели повоевать на Т-34. Но вот с новой пушкой ещё не были знакомы. Башня с этим новым орудием  выглядела солиднее, и весь танк казался более устремлённым вперёд! Спецы говорили - имел лучшее соотношение размеров башни и шасси. Если предыдущая Т-34ка имела пушку 76-ти мм и была видна "на глаз" разница между корпусом машины и маленькой башней с коротким стволом орудия, то в новой машине этих несоответствий уже не было!  Новая пушка была способна успешно поражать все немецкие танки.
   В красном уголке цеха танкистов группы капитана Вилкова встретил военный, одетый в комбинезон цвета "хаки" и пригласил сесть для разговора. Представился:
- Полковник Шитов. Районный инженер ГБТУ Наркомата Обороны!
Из двадцатиминутной беседы все поняли, что ранее, чем через десять-двенадцать дней, танки получить не удастся! Помимо этого им предстояло досконально изучить новую машину, особенно её новое боевое отделение с новой пушкой!
Для лучшей организации этого процесса необходимо было всем разбиться на три группы по пять человек и поочерёдно отработать по три дня на сборке ходовой части, моторно-трансмиссионного отделения и боевой части. Тогда можно было охватить весь круг вопросов и познакомиться со всей машиной в целом.
Вопросы формирования экипажей, пополнение личным составом предстояло решать в "маршевом" батальоне с его командованием. В плане проведения отдыха и личного времени  полковник предупредил всех офицеров, что  в городе бывали случаи хулиганских выходов со стороны гражданского населения, и нужно было проявлять осторожность в общении, особенно в общественных местах.
   Обедали  и ужинали танкисты капитана Вилкова в отдельной столовой для заводского комсостава, а жили в общежитии-казарме маршевого ботальона, в котором, постоянно сменяясь, прибывали команды за новой матчастью (танками), укомплектовывались экипажи машин, проходила организация взводов и рот.
В той же казарме по утрам танкисты завтракали. Каждый получал свой дополнительный  офицерский паёк. В пятёрку Вилкова входили - он сам, Голиков, Алымов, Чернуха и Зубов. Работу в сборочном цехе они начали  на участке монтажа моторно-трансмиссионного отделения. Зубов был знаком с машиной больше других - как и положено, было механику-водителю. А остальные трое: - комбат, комроты, комвзвода и техник-вооружения (Чернуха). Им необходимо было подробно изучить танк, что они и начали старательно делать.
Работали танкисты в цеху, как и все - по двенадцать часов в сутки. Три дня, которые отводились на работу в этом цеху, были потрачены не зря. Каждый  старался взять на себя работу потруднее. Основные рабочие цеха сильно уставали и были благодарны танкистам за то, что те помогали им "делать план"! А танкистам это было необходимо для лучшего знакомства с танком, да и просто "в охотку"!
   К концу первого же рабочего дня стало заметно, что лейтенант Алымов уже несколько раз сбегал к окну выдачи инструмента, вроде бы и без особой необходимости. В раздаточной инструмента работала миловидная блондинка лет двадцати пяти-двадцати-восьми. Позже все узнали, что звали её Светланой. Эдуард зачастил к этому "окну"!
- Лейтенант, Алымов! Получите сахар к чаю на завтрак, на всю команду!- приказал капитан Вилков.
- Есть, получить сахар! - ответил Алымов и быстро направился в столовую за сахарным пайком.
Минут через двадцать он вернулся и доложил капитану Вилкову: "- сахарный паёк получил, товарищ капитан!" И ещё, Николай Николаевич! - меня сегодня вечером, после работы не будет в общежитии, -пригласила Светлана. Я хочу сходить к ней в гости, Вы не возражаете?
- Иногда, Эдуард, бывает, что уйти, значительно проще, чем вернуться! Она в общежитии живёт?
- Нет. Она проживает в отдельной комнате в коммунальной квартире в заводском посёлке. Разрешите отсутствовать на поверке?
- Да иди! Ты ведь сам - офицер, а не рядовой солдат, чтобы тебя в казарме держать и в самоволку не пускать. Но, советую помнить, что говорил полковник Шитов. Ночевать-то придёшь, надеюсь!
- Не знаю... Нет, наверное... Приду утром прямо к началу смены на завод.
- Ну , Ну, бывай, да о себе не забывай!
   В шесть часов утра  - подъём в казарме. По-быстрому прошла физзарядка, завтрак и ... наступило время выпить чай с сахаром и печеньем из доппайка, и на завод!
Все видели, что Алимов уже был в казарме. Встал с постели и позавтракал.
- Алымов! Давай сахар к чаю! - потребовали танкисты.
Алымов продолжал доедать свой продпаёк и делал вид, что не слышал просьбы о сахаре.
- Эдуард! Давай к чаю сахар! - попросил капитан Вилков.
- Сегодня... нет... сахара - виновато пролепетал Алымов.
- Ты же говорил вчера, что получил?
- Получить-то получил... да... нет... вот сахара...
Послышался смех среди танкистов. И начали появляться "предположения":
- Ты что, за сахар со Светланой спал?
- Даром не пустила, значит! Ты ей сахарку подбросил! Попросила? Или сам дал?
- А может, не весь отдал, дай хоть по кусочку?
   Алымов красный, смущённый вынужден был под улюлюканье и смех товарищей рассказать о неудавшемся "любовном походе" к Светлане. И он поведал:
-" После работы я действительно пошёл к ней домой. Пошёл с явным намерением остаться у ней ночевать. И она не возражала. Вышли вместе с завода, подошли к её дому. В её комнате горел свет; - Светлана показала на своё окно и сказала " Алёша ждёт".
- Какой Алёша? - спросил я.
- Да сын ведь у меня, Алёшка. Шестой год!
- Ну, сын - так сын - подумал, обычное дело.
Светлана ключом открыла дверь дома. Прошли в темноте через большую кухню, а дальше опять своим ключом она открыла дверь комнаты.
В комнате были: шкаф, кровать, стол, горка сундуков, каминчик. Под потолком светила лампочка без абажура. На кровати, свернувшись калачиком, спал мальчик...
Светлана вежливо попросила Алымова, - не смотреть в её сторону и за дверкой шкафа быстро переоделась в красивое платье; привела в порядок причёску.
На столе появилась холодная варёная картошка, два кусочка хлеба, лук и что-то ещё. Потом она достала из сундучка бутылку (с белой головкой) и поставила на стол.  Она растолкала Алёшку. Тот сидя на кровати моргал заспанными глазами, ничего не понимая. Она за ручонку стащила сына  с кровати,  провела к умывальнику у двери, сполоснула ему мордашку, провела мокрой рукой по головке, вытерла полотенцем и посадила к столу рядом с собой! - Ешь! - предложила она сыну, подвигая тарелку с картофелем.
Алёшка сидел и пялил на меня глазёнки! Я, конечно, улыбнулся и предложил ему познакомиться: - Меня зовут дядя Эдик. А тебя как?
Молчание в ответ.
Тогда я его попросил: " - Ну, ты не сердись на меня раньше времени! Мы ещё подружимся с тобой! Сахару хочешь?
Молчание было ответом.
 Тогда я достал из кармана кулёк с тридцатью полученными к утреннему чаю кусками рафинада. Алёше я дал два кусочка, он взял.
- Ты не балуй его, - сказала Светлана,- а то он картошку есть не будет.
- Ты, Алёшенька, ещё не проснулся, или говорить не хочешь? А может быть, ты ещё не умеешь говорить? - спросил я Алёшу.
- Сам ты не умеешь! Зачем к нам пришёл?
А куски сахара уже были во рту у Алёши.
Пока наливали и выпивали водку, Алёшке пришлось дать ещё пару кусочков сахара. Он стал выпрашивать сахар, что "спасу" не было. Кончилась водка, закружилась голова, как быть дальше? ...
Всё складывалось хорошо, но вот Алёшка! ...
Светлана откинула угол одеяла на кровати: - Раздевайся, Эдик, ложись! А сама стащила с большого сундука два других; - поменьше и постелила на него постель для сына.
- Ложись, Лёша!
- А ты куда, мама? - сквозь слёзы спросил Алексей.
- Я ещё не ложусь, сынок. Спи, давай. Я ещё убирать со стола буду и помою посуду. Спи!
   Я лёг в постель. Минут через пять Светлана выключила свет и прилегла на кровать ко мне.
В ту же  секунду вспыхнула лампочка;- Алёшка включил свет.
Светлана  в одной рубашке вскочила, чтобы погасить свет. Алёшка заплакал.
- Пока он от тебя не уйдёт, я спать не буду! - заявил сын.
...Чтобы его угомонить мне пришлось, за несколько приёмов, скормить Алёшке весь сахар, но тот так и не согласился, чтобы за весь сахар его мама - Светлана, легла спать с дядей Эдиком.
Так, ни с чем Эдуард вернулся около часа ночи в казарму, без сахара и без ...
  Долго стоял в казарме хохот танкистов, а впоследствии часто подтрунивали над ним, вспоминая фрагменты его ночного рандеву к Светлане.
   До получения танков жизнь танкистов проходила весело. Много трудились на заводе, но не забывали и про личную жизнь.
 Наступил день получения танков. Но предварительно необходимо было подобрать экипажи по машинам, а также сформировать взводы и роты.
Все последние дни этими вопросами занимались капитан Вилков и ротные командиры.
Наконец все танки батальона были укомплектованы полностью. Зубов был назначен заместителем командира первой роты Голикова. Алымов тоже был в этой роте - командиром первого взвода.
Последние дни были насыщены не только работой на заводе, но и знакомством с личным составом. Зубову приходилось много времени уделять механикам-водителям. Из десяти водителей его роты только трое бывали в боях: двое на Т-34 и один на Т-26. Остальные были новенькие, не воевавшие, а обучавшиеся в тридцатом полку в Челябинске.
Наконец танки были получены!
Поротно сходили в пробег-учение все экипажи, но не без греха. Один танк сбил телеграфный столб, а следовавший за ним потянул  провисшие провода и сдёрнул их ещё с трёх столбов. Повторился  памятный Зубову случай по челябинскому танковому училищу. Ночью пришлось всем исправлять линию связи - ставить столбы и помогать связистам, налаживать линию.

Глава 19.                По дороге на фронт


    Эшелон, с тридцатьодним танком на платформах, тремя "пульманами", с боеприпасами и пятью теплушками двинулся в путь.
Командир первой роты старший лейтенант Александр Голиков был старше своего заместителя Евгения Зубова на три года и уже успел повоевать под Москвой в 1941-1942 гг. и на центральном фронте под Орлом в 1943 г.  А родом он был из Владимирской области. Был он холостым и начало войны встретил курсантом-выпускником танкового училища. Как-то сразу между командиром роты и замом сложились тёплые дружеские отношения. У Голикова был покладистый характер. К подчинённым относился он ровно, без нервотрёпки и злобы. И люди в роте это почувствовали сразу, с первых же дней Саша любил трудиться сам: ухаживал за машиной, готовил боеприпасы, не гнушался выполнять любую физическую работу. Он хорошо водил танк, отлично стрелял из новой танковой пушки (85 мм).
    Колонна танков вытянулась вдоль шоссе Москва-Минск почти на километр. Шли последние приготовления к длительному марш-броску. Марш - есть марш! Необходимо было дойти до места назначения всем, вовремя, без поломок!
Зубов волновался за молодых водителей. Их в роте было семь человек. Практики вождения у них было маловато - по десять - двенадцать часов. Зубов вспоминал, как сам он ехал на фронт в 1942 году, имея практику вождения в училище всего семь часов.
   Перед началом движения Зубов сам проверил, чтобы на машинах всё было закреплено, увязано,  до "нормы" - подтянуты гусеницы, топливные баки полностью заправлены, залито масло и вода. Особо проверил на всех танках роты -регулировку тормозов и ход педали "главного".
 После разгрузки эшелона на Московской окружной дороге в порядке подготовки людей к маршу было проведено партийно-комсомольское собрание батальона.
   День обещал быть жарким. Он посоветовал своим водителям снять гимнастёрки, а комбинезоны надеть прямо на нательное бельё. Так они все и сделали.
Сигнальными флажками комбат Вилков на три-четыре минуты собрал командиров рот.
- По машинам! Каждый командир роты повторил эту команду своим экипажам.
- Заводи!
Зарокотали дизели, подняв над выстроившейся колонной сизые облака дыма. Колонна двинулась.
Зубов разместился с Голиковым на его танке. Их рота шла замыкающей. Комбат считал, что экипажи первой роты Голикова, были несколько опытнее, и так построил колонну. По правилам Зубову надлежало ехать на замыкающей машине, но он, в момент начала движения, был около танка Голикова , так с ним и тронулся, имея в виду при первой же остановке перебежать на замыкающую машину.
   Сначала колонна шла довольно ровно. Водители держали дистанцию в тридцать-сорок метров. У Евгения никогда не пропадало сильное впечатление от быстро движущейся массы бронированной техники. Не важно - это один танк или колонна танков. Особенно остро воспринималось это движение, когда он сам вёл  танк - сидел за рычагами, и мощная машина была во всём ему послушна. Но не меньшее впечатление производила на него движущаяся колонна, когда, стоя в люке башни или просто сидя снаружи на броне держась за поручень, он смотрел сверху на это движение. Колонна шла мощно, красиво! След в след! Двигатели гудели ровно, без "перегазовок" (смена режимов работы). Редкие встречные автомобили, задолго до приближения танковой колонны, сворачивали в сторону - "от греха подальше", а обгонять такую колонну иногда решались только легковые автомобили высокого начальства или уж очень лихие водители.
 Танки, конечно, шли не по середине шоссе, а правой гусеницей по обочине - ближе к кювету, а левой нередко попадали и на асфальт. Это зависело от ширины обочины.
 На асфальте оставались следы от траков, так - как асфальт на солнце нагревался и становился мягким. Там, где к шоссе близко примыкал лес - ели, сосны, берёзы, липы - отражённый стеной деревьев гул движения танков усиливался общим звуком двигавшейся колонны и ещё, как бы создавал впечатление  усиленной мощи танковой армады.
Красиво шла колонна!
Танки ещё блестели свежей краской, были аккуратно прибраны снаружи все как один одинаковые.
Радиосвязь на ходу не включалась. Так распорядился капитан Вилков. Все команды передавались визуально - сигнальными флажками от роты к роте, от взвода к взводу.
Ещё до начала движение всему личному составу было сообщено, что колонна идёт на пополнение второй гвардейской танковой бригады. Её представитель - старший лейтенант Каплин - встречал эшелон ещё на станции разгрузки. Теперь он ехал на танке командира батальона вместе с капитаном Вилковым. Где закончится марш-бросок, пока, не сообщалось. Зубов и Голиков ехали на танке стоя в люках башни: Голиков - в левом, а Зубов - в правом. Зубов всё время поглядывал  на "хвост" колонны, - не отстал ли кто?
 Из своего личного опыта Зубов знал ,- если отстать о колонны , то потом ох как трудно догонять!
По шоссе, по хорошей дороге, танки шли легко - на предельной технически возможной скорости. Прошло уже около часа как колонна начала движение. До первого привала оставалось ещё полтора часа. Но вдруг впереди вся колонна начала изгибаться  змеёй на прямом шоссе, кого-то обгоняла. Вскоре стало видно, что у правой обочины стоит танк из второй роты. Что было причиной остановки, пока не было известно. Вокруг суетились члены экипажа этой машины. По команде Голикова водитель его танка чуть притормозил машину и Зубов, не дожидаясь команды, спрыгнул с танка и подбежал к стоявшему танку второй роты.
- Что случилось, почему стоите? - спросил он у танкистов.
- Прослабли гусеничные ленты, особенно левая и водителю стало трудно управлять машиной на скорости! - объяснил командир.
Зубов подошёл к левой ленте. Гусеница действительно сильно ослабла и провисла.
- Ну что? Давайте подтягивайте быстро! приказал Зубов.
Механик-водитель был новенький, но сообразил, что поворота кривошипа "ленивца" не хватит, чтобы выбрать провисание.
- Нужно удалить пару траков, товарищ лейтенант! - предложил водитель.
- Ну и выбрасывай! чего время терять! приказал Зубов механику.
Командир неуверенно мялся с ноги на ногу, видимо не очень был уверен в том, что нужно делать. Видя его нерешительность, Зубов приказал:
- Командиру и водителю - расконтрить  и вывести на максимум назад кривошип ленивца! Остальным членам экипажа - взять в руки выколотку и кувалду и укоротить ленту на два трака! А сам пошёл осматривать правую ленту. Быстро просчитав количество траков он определил, что в правой ленте и было на два трака больше, чем в левой. Укорачивать значит нужно только левую ленту. Но её тоже надо было подтянуть.
Экипаж справился с поставленной задачей, но у командира с механиком что-то не получалось.
- Ну, что у вас? - спросил командира Зубов.
 - Да вот ключ - трещотка срывается, и не можем "гребёнку" вывести  из зацепления!
Зубов влез на место механика-водителя, попробовал ключом - трещоткой ослабить гайку кривошипа: не тут-то было! ...
Очевидно, ещё на заводе затянули "от души"! Но могла и вода попасть и подржавело, если смазки мало было!
Он отчаянно пытался стронуть гайку, но она не поддавалась!
- Снимите с борта бревно! - скомандовал Зубов,- механик! Садись на своё место, будешь трещоткой помогать. Не срывая ключа, откручивай гайку, а мы с лейтенантом поможем тебе бревном, постукивая по ленивцу.
   При первых же ударах по ободу ленивца гайка сдвинулась, и механик ключом вывел "гребёнку" из зацепления.
Вскоре укороченная гусеница была соединена, но на всё – про всё ушло порядка тридцати минут. За это время колонна ушла километров на двадцать, но не меньше пятнадцати. Надо было догонять!
-Трогай! - приказал командир танка. Зубов вместе с экипажем был в танке.
По ходу он стал замечать, что механик-водитель то ли устал, то ли нервничал, но только резко хватал рычаги, машина не могла набрать скорости.
- Вылезай! Я поведу! Отдохни! - предложил ему Евгений.
Он сел за рычаги управления, а механик на кромку боеукладки в башне.
Машина слушалась хорошо. Немного резковато хватал правый тормоз, но ехать можно было, а на привали уже подрегулировать.
Во второй роте, в составе которой был этот танк, был свой зампотех, но вот почему-то он с этой машиной не остался! Скорее всего, не заметил, так как ехал в голове ротной колонны.
Зубов раскачивал, раскачивал танк, наконец - раскачал. На высшей передаче пошёл почти на максимальных оборотах двигателя. Хорошо шла машина! Просто прелесть как хорошо! Он вёл танк, не стесняясь, обеими гусеницами по асфальту.
   Впереди ехал грузовик ЗИС-5. Он его догнал постепенно и шёл за ним. В открытом кузове грузовика сидели девушки - человек семь. В цветастых платьях и косынках. Заметив приблизившийся танк, они стали махать танкистам руками. Танк всё ближе и ближе к грузовику. Зубов ухитрялся, и вести танк, и махать рукой девушкам в свой открытый люк. Расстояние постепенно сокращалось. Девчонки хохотали, то-то показывали пальцами, махали ему руками.
- Удар!!! - что случилось, Зубов сначала даже не понял! - танк ударил носом в борт грузовика!
 Хорошо, что пушка торчала назад "по походному"!
Девчонки все попадали в кузове на пол, но ни одна не вывалилась. Водитель грузовика, почувствовав удар, дал "газ до трубы" и рванул вперёд.
Грузовик отъехал метров на двести вперёд, свернул влево на обочину, остановился. Шофер вылез из кабины  и погрозил кулаком проезжавшему мимо танку. Девчонки все целые и весёлые снова махали танкистам косынками и кричали что-то хорошее!
Шофер, наверное, сбросил газ, когда танк подошёл на слишком малое расстояние или притормозил, не видя сзади танка. Вот так - ради баловства можно было устроить большую беду! Но хорошо, что шофер после удара  - газанул, а не затормозил; - иначе всё было бы намного хуже.
    Догнал Зубов колонну на первом привале. А вскоре успешно и "без потерь" прибыли на место дислокации второй гвардейской танковой бригады. Все танки дошли благополучно. Бригада  вела  жаркие бои по освобождению Белоруссии от фашистов. Так Зубов попал на 3-йТретий Белорусский фронт! Шло лето сорок четвёртого года!

Глава 20.                На 3-м Белорусском фронте


   Вторая гвардейская бригада, в которую прибыл Зубов, вела бои западнее Минска. Батальон, прибывший из Нижнего Тагила, сразу включился в боевую работу. Местность, на которой предстояло действовать танкистам, не позволяла проводить широкий маневр танковой техникой. Множество болот, мелких водных преград. Батальону предстояло форсировать реку Березину.
   За первые же три дня боёв рота Голикова потеряла безвозвратно два танка. Их сожгли "Фердинанды" - зловещие самоходки с мощной пушкой 88-мм.
 Применяли их немцы - как кочующие орудия: выползали из-за кустов, влепят две-три болванки и скрывались из вида!
Экипажи наших двух танков погибли полностью!
Это произошло недалеко от реки Березины.
В одном из боёв роты была подбита "пантера". Она в ходе боя застряла в глубокой болотной грязи. "Пантера" отличалась от всех немецких танков тем, что опорные катки её ходовой части были расположены, как бы, в шахматном порядке и в условиях густой грязи, её ходовая часть работала плохо, забиваясь сплошь между катками комьями земли и глины. По застрявшей "пантере" наши танкисты открыли сильный огонь. Вся её башня и орудие  были исковерканы попаданиями снарядов. Немецкие танкисты были уничтожены.
Когда бои прошли и "пантера" уже была на территории, занятой нашими войсками, Зубову пришла идея - из "пантеры" без башни оборудовать тягач. Двигатель "пантеры" - " Майбах" был достаточно мощный, правда - бензиновый.
 Командир роты поддержал его предложение, и Зубов двумя Т-34, вытащил "пантеру " из болота.
Ремонтники бригады сбросили разбитую башню "пантеры", подбашенный проём в корпусе заварили тонким листовым металлом. Перед завариванием проёма внутрь "пантеры" был втиснут небольшой диван, обтянутый кожей, тоже найденный в одной из колёсных трофейных штабных машин. После заварки проёма  - вытащить диван из "пантеры" было уже невозможно. Это было сделано специально, чтобы начальство не заставило выбросить диван как опасный в пожарном отношении предмет внутреннего обустройства машины (тягача). А как было хорошо ехать, сидя  на диване, да и отдыхать как в шикарном легковом автомобиле! Тягач получился на славу! А зампотех роты Зубов получил в своё полное распоряжение - свой "персональный" тягач и в любой момент мог оказать (как говорилось в "обосновании") помощь своим экипажам: вытащить из трудного положения, подбросить боекомплект, топливо пищу, наконец.
Для него - зампотеха роты, не входившего в состав никакого из экипажей роты (безлошадный), этот тягач стал и средством передвижения и домом на колёсах (катках).
Бензином его снабжали  "колёсники" бригады и недостатка в нём у Зубова не было. Много раз тягач "пантера" Зубова выручала колёсные машины, застрявшие в грязи.
При форсировании Березины один из танков роты Голикова, перед самым противоположным берегом, по самую башню застряла в прибрежной грязи. Танкисты пробовали вытащить застрявшую машину другим танком, но ничего не получалось. Когда Зубов по рации ( она была также установлена на его тягаче)  получил сообщение от ротного командира о случившемся, то захватив у ремонтников мощный буксировочный трос и два блока полиспаста, быстро подъехал к месту "происшествия". Своим тягачом с помощью полиспаста Т-34 запросто вытащили вместе с грудой береговой грязи, даже двигатель на "затонувшем" танке не запускали для помощи вытягиванию. Все выразили Зубову большую благодарность и восхищались его "ювелирной" техникой работы на "пантере" так как за рычагами сидел он сам, хотя был у него хороший помощник-сержант Валя Новожилов. Он тоже отлично знал технику. Замечательный был парень!
  Однажды, когда танки роты стояли на "выжидательных" позициях вместе с зампотехом бригады к "пантере" Зубова подошёл подполковник в серебряных погонах (инженер). Позднее выяснилось, что он был адъюнкт Академии БТ и МВ имени Сталина из Москвы. Фамилия его была не русская и трудновыговариваемая.
Он находился в бригаде на стажировке. Интересовался эвакуацией подбитых танков с поля боя (это была его научная работа).
 Командование бригады рекомендовало ему посетить роту Голикова где, как раз, и использовалась "новинка" - "пантера"- тягач зампотеха роты Зубова. Отзывы о работе тягача были только положительные, и подполковник проявил живой интерес к "новинке".
   Подполковник осмотрел "пантеру" со всех сторон, даже слазил во внутрь. Потом он отошёл с Зубовым в сторону и с ярко выраженным высокомерием высказал своё мнение о "затее" с "пантерой". Подполковник резко выделялся на фоне фронтовых офицеров бригады и не только внешним видом, но и манерой подчёркнуто высокомерно держаться с младшими по званию танкистами-строевиками. Весь он был такой - чистенький, в кителе с серебряными погонами (не в полевом комбинезоне, как фронтовые командиры). Зубов сразу почувствовал к нему какое-то, мягко говоря, некоторое "нерасположение", несмотря на то, что он (подполковник) окончил Академию и был даже каким-то "адъюнктом". Зубов точно не знал, что это такое: то - ли работа, то - ли должность, то - ли научное звание такое?
 И случился с подполковником - "адъюнктом" забавный случай.
Батальон капитана Вилкова, ведя тяжёлые бои с противником в течение нескольких дней, вырвался вперёд и оказался в своеобразном "мешке", глубиной километров семь-восемь. Пехоты у танков почти не было и остальные батальоны бригады, и пехотные части отстали. По рации комбат Вилков получил приказ - удерживать занятые позиции до подхода "соседей"!
 В "мешке" оказалось около двадцати танков батальона. Роты Голикова в этом "мешке" не было. Она ранее была выведена в резерв!
У окружённой группы кончались боеприпасы и горючее. Вилков приказал Зубову по рации, через Голикова, - загрузить гягач "пантеру" ящиками с боеприпасами и доставить в "мешок"!
 "Адъюнкт", неожиданно для всех, изъявил желание ехать с Зубовым в "мешок"! Поехали. Зубов сидел за рычагами управления, а его помощник Валя Новожилов с "гостем" - на диване в тягаче.
 Была у Зубова карта с нанесённой обстановкой по состоянию на пять часов тому назад.  Отъехав по просёлочной дороге километров пять, может быть и меньше, Евгений заметил, что почти рядом с дорогой, с правой стороны, залегли наши автоматчики численностью около двух- трёх взводов.
 Из за шума двигателя, в тягаче стрельбы снаружи не слышали. Заметили только два-три разрыва снарядов справа, но это могли быть и разрывы мин. Зубов проехал мимо пехоты не останавливаясь! И ... сразу попали к своим!
 К комбату привезли десятка полтора ящиков со снарядами, и пять бочков топлива по 90 литров каждый. Конечно, это было маловато, но хоть что-то!
 Комбат был очень обрадован прибывшей помощью и горячо поблагодарил Зубова.
Пока разгружались, перекусывали, чем могли, выясняли обстановку, прошло около трёх часов. Надо было возвращаться обратно, к своей роте. Уже начинало темнеть. Ехать обратно было не далеко восемь-десять километров, через две небольшие деревушки. Отъехали километра три-четыре, Зубов  - за рычагами.
Вдруг Евгений увидел, как на дороге впереди  перебегают, согнувшись, солдаты с левой стороны на правую и падают в кювет. А один - это был офицер, замахал рукой, прося  остановиться. Зубов остановил тягач, заглушил двигатель, и высунулся из машины.
- Немцы дорогу перерезали! И заняли деревню! - Прокричал и нырнул в сторону от дороги.
А почему же они, наши солдаты пехотинцы, бегут не к деревне, а от неё, в правую сторону? - Зубов никак не мог этого понять.
До места оставалось всего четыре-пять километров! Что делать? - Лезть обратно в "мешок" к нашим боевым машина? Мешать им там только?
- Закройте крышку верхнего люка (даже не крышку люка, а просто железную крышку)! - Приказал Зубов. Валентин! приготовь пулемёт к бою! Проскочим деревню с ходу!
Перерезала дорогу немецкая пехотная часть Их пулемёты и автоматы были не особенно - то страшны "пантере" Зубова.  Да и точных сведений - есть - ли в деревеньке немцы или нет их там, Зубов не имел. Очень ему не хотелось верить, что немцы "завязали или захлопнули" "мешок" с нашими танками! Подполковник-академик заорал на Зубова:
- Ты даже не думай въезжать в деревню, занятую немцами! Поворачивай назад и возвращайся к нашим танкам в "мешок"!
 А зубов двинулся вперёд! Набрал максимальную скорость. Облегчённая машина, (без башни) и без груза, быстро понеслась вперёд. Двигатель тянул отлично.
 "Пантера" на большой скорости влетела в деревеньку. В свете фары показались первые хаты. Немцев, пока, не было видно, но через пять домов показались перебегавшие дорогу немецкие солдаты. Справа по "пантере" ударил пулемёт. Пулемёт строчил вдогонку. Слева, впереди по тягачу  вспыхнул сноп пулемётных выстрелов. "Пантера" продолжала нестись вперёд!  Раздался хлопок гранаты. От хат слева и справа видны были выстрелы автоматных очередей.
 "Пантера" продолжала двигаться вперёд! Почти проскочили всю деревеньку, вот и окраина,  и вот тут-то им по носу ударил снаряд! В свете фары было видно, что прямо с дороги по ним стреляла какая-то маленькая немецкая пушчонка!
Сначала Зубов подумал, что это была наша сорокапятка.  В свете единственной фары было видно, что "пантера" неслась прямо на эту пушку! Пушка выстрелила ещё раз! Но попадания не было! Когда Зубов уже готов был раздавить орудие... он увидел, что это действительно наша сорокапятка и рядом залегли наши мотострелкачи по обочине дороги!
Проехав метров пятьдесят – семьдесят (без обстрела)! Зубов остановил тягач, выскочил наружу. К "пантере" уже подбежали с автоматами наши солдаты.
- Что это за повозка? Куда вы на ночь глядя прёте? Хорошо, что фара включена, а то бы разделали мы вас "под орех", полуночники! - ругался на Зубова старшина с автоматом ППШ на груди.
- Чем бы нас разделал? Своей брызгалкой 45-ти миллиметровой?- ответил ему Евгений.
Старшина ещё некоторое время объяснял Зубову " особенности " применения орудия малого калибра в ночном бою, но в конце - концов согласился, что лобовую броню "пантеры" им, пушкарям, было не пробить! Ругань поутихла. Подполковник тихонько сидел в "пантере" с ногами на диване и ни слова не обронил.
Валентин стоял за пулемётом Он так и не успел ни разу выстрелить из него, всё произошло быстро и спокойно, без суеты.
 - Давно немцы в деревне? - спросил Зубов старшину.
- Часа полтора назад их до роты прорвалось справа, и выбили наших автоматчиков! Сейчас должны подойти мотострелкачи и мы фрицев выкурим. На подходе мотострелковый полк, он должен пойти в прорыв!
Зубов улыбнулся. Судя по ответу, старшина был в курсе дела и имел информацию не меньше, чем командир дивизии!
Толковать дальше было некогда, да и не о чем!
Простившись со старшиной, Зубов залез в "пантеру" и  покатил в свою роту.
Прибыли благополучно. Зубов доложил своему ротному о выполнении задания комбата и о том, как возвращались обратно через занятую немцами деревню.
Вылезший из тягача подполковник-"академик" молча пошагал к штабу бригады. Больше они с Зубовым не встречались!
Через три дня зампотех бригады рассказал Евгению, что этот "академик" просил его (зампотеха бригады)... " представить к награде техника ( т.е. Зубова), который обеспечил окружённое танковое подразделение боеприпасами и топливом, а также спас жизнь ему - подполковнику"... Все только посмеялись. Обошлось без наград. Обычное дело...
Танковая бригада с боями продвигалась к старой советской границе, отделявшей Белоруссию от Литвы. Встречались незаконченные строительством ДОТы, располагавшиеся вдоль старой границы. Их не стали достраивать, когда Литва вошла в состав СССР. Эти ДОТы немцы переоборудовали и использовали против наших наступавших войск. 
Правда, ДОТы стояли входами в сторону наступавших войск, но немцы смогли здорово в них закрепиться. Приходилось бить по этим ДОТам бетонобойными и бронебойными снарядами. Долбили их наши самоходные установки СУ-152. В этих боях погиб друг Зубова Петя Сазиков - командир танкового взвода.
Утром из одного ДОТа выбили фрицев. А метрах в двухстах от ДОТа, на опушке небольшого лесочка, стоял одинокий домик с приусадебным участком, вроде как небольшой хуторок. Местная девчушка принесла к нашему танку, стоявшему на опушке,  крынку молока.
Зубов сидел на носу Т-34 и курил, а Петя стоял около дерева, метрах в трёх от танка. Девушка подала ему молоко. Он взял обеими руками и стал пить. В это время раздался треск дерева, разлетелась вдребезги крынка с молоком, и упал Петя, а у него практически уже не было головы! Какой-то дурной снаряд прилетел со стороны немцев и попал прямо в голову Петра и в дерево! Это была "болванка" выпущенная "Фердинандом"! Похоронили его тут же около места гибели. Снаряд больше никого не зацепил. Расщепил ствол дерева, оно свалилось рядом с Петей. Незадолго до этого на Петю посылали наградное представление. Посмертно ему был дан орден Отечественной Войны.
Танки бригады продвигались всё дальше и дальше вслед за огрызавшимися отступавшими частями немцев по литовской земле. Для наших бойцов было многое интересно в тех местах. Население жило, в основном, хуторами - по одному, двум, трёх хозяйствах. Шло время уборки зерновых. В ходе нашего наступления были моменты, когда приходилось выстраивать танки в колонну и двигаться без боя и без выстрелов.
 Однажды четыре танка батальона Вилкова подошли к литовскому хутору. Остановились у большого дома с множеством надворных построек, обнесённых общей оградой. Остановились с намерением просто попить воды, перекусить из имевшихся запасов продуктов в пайках и связались по рации с батальоном, доложив, что танки отремонтированы и боеготовые.
 В доме находился хозяин, одетый как наш русский купец, каких рисовали в школьных учебниках: в красной рубахе с белым горошком, в жилете, в брюках, заправленных в блестящие лакированные сапоги. Волосы у него были расчёсаны на пробор. На вид ему было лет пятьдесят пять - шестьдесят. Он низко кланялся танкистам и спрашивал - чем можно было "угодить" или "угостить" - понять-то было трудно - он плохо говорил по-русски. Бросалось в глаза, что он уж как-то слишком навязчиво хотел услужить танкистам! В это время, где-то на задворках, на поле, где росла рожь, раздался взрыв, второй...
Во двор с поля вбежали четыре человека: парень- лет шестнадцати и три женщины. Все были одеты в простую деревенскую выцветшую одежонку.
Парень был в каких-то рваных тапочках, привязанных к ногам верёвками. Они убирали серпами рожь этого хозяина. Они были его батраками-белорусами  и прибежали, испугавшись взрывов снарядов. Это были выстрелы со стороны немцев. Скоро выяснилось, что эти люди батрачили на хозяина, который сам не работал, а их плохо кормил и не отпускал домой до тех пор , пока они не уберут весь его урожай. После таких рассказов танкисты стали с хозяином разговаривать строго! Ему было приказано организовать хороший обед для батраков и танкистов.
- Тащи всё, что есть в твоих кладовках и повалах сам на стол!- Приказал хозяину Зубов.  Парень-батрак молчал, а женщины наперебой рассказывали танкистам, что у хозяина  много продуктов и вина, но он жаден и даже куска хлеба лишнего не даст.
 Хозяин понял, что с ним не шутят, и принёс на стол окорока, варенье, солёные огурцы, хлеб, сыр и многое другое.
Из просторного дома сами танкисты вынесли три стола. Всех танкистов было человек двадцать! хозяин "расщедрился" - вынес даже водку! Но Зубов, как старший по званию и по должности велел ему водку со стола убрать и передать в танки "про запас".
Хозяин услужливо подавал на стол, пока все обедали и батраки и танкисты. Не стал, есть только парень-белорус. Он почему-то плакал, утирая слёзы рукавом своей серой от старости рубахи. Оказалось, что у него все родные погибли, а его немцы забрали и увезли, а этот вот хозяин или купил его у немцев, или просто выпросил за продукты для работы на него.
Женщины также попали в батраки к этому хозяину, но они знали, куда им возвращаться, а парень остался один одинёшенек на этом свете, дома у него не было - сожгли немцы!
Услышав всё это, Зубов объявил батрачкам и парню, что как только обед закончится, они должны получить с хозяина полный расчёт деньгами или продуктами и могут сразу же идти по домам, возвращаться к своим родным, если они есть!
 Услышав эти слова, хозяин совсем сник! Жаловался, что у него пропадёт урожай, но одна из женщин сказала ему, что пусть его сыновья, которые служили у немцев, возвращаются домой и поработают на себя сами!
Танкистам стало ясно, кто такой был этот хозяин!
- А ну снимай свои сапоги!- приказал ему Зубов. Достал пистолет и направил ствол в лоб хозяину.
Тот понял, что протестовать бесполезно, - разулся.
-Одевай парень сапоги! Твой размер? - приказал парню Зубов.
- Принеси парню хорошую одежду, да побыстрее!
Вошёл Евгений в азарт по раскулачиванию!
- Сыновья твои у немцев, небось, не босыми служат?
Кто были эти сыновья - полицаи или солдаты, уже не имело никакого значения!
Батрака "принудительно" приодели, а женщины собрали себе приличные котомки с продуктами и ещё до отъезда танкистов с хутора отправились на большую дорогу - выбираться в свою родную Белоруссию! Парня танкисты взяли с собой. Позднее его куда-то определил замполит бригады подполковник Комиссар! - такая у него была редкая фамилия!
   Почти до самого Немана на литовской земле бригада не принимала участия в крупных боевых действиях. Даже в Вильнюс она входила без боя, батальонными колоннами. Командовал 2-й отдельной гвардейской танковой бригадой гвардии полковник Духовный. По планам командования армией бригада вела наступательные действия, находясь, в основном, во втором эшелоне наступавших войск.
   При входе в город Вильнюс пришлось "повозиться " с одним танком Т-34. В него с одного из балконов дома, мимо которого проходила колонна наших танков, вместе с букетом цветов бросили гранату! Ранены были два танкиста и три автоматчика, сидевшие на броне снаружи. При взрыве был сбит люк, повреждён смотровой прибор и некоторые другие детали. Бригаду остановили на три дня в городе.
Зубов и танки его роты расположились недалеко от Вильнюсского европейского университета,- так было написано на фронтоне здания. Евгений и Валентин Новожилов не спеша, вошли в здание университета с пистолетами в руках, - посмотреть что внутри.
В вестибюле и в коридорах здания валялось много бумаг, разбитая и разбросанная мебель. Многие комнаты были - лабораториями. Вдруг в одной из них раздались автоматные очереди! Зубов и Новожилов вбежали в помещение, из которого были слышны выстрелы... а там два наших славянина-автоматчика расстреливали бутылки и бутылочки, стоявшие на полках и на столе посреди комнаты!
- Немедленно прекратите стрельбу! - приказал Зубов пехотинцам.
- А тебе-то что? Тут всякая химия! Даже выпить нечего!
- Прекратить безобразие! - ещё строже приказал Зубов.
Видя, что перед ними офицер-танкист, нарушители воинской дисциплины молча удалились, а Зубов и Новожилов вошли в следующую комнату-лабораторию.
На полках было много разной аппаратуры. По всему было видно, что занимались там  фотоработами. Танкисты разбирались в фотоделе и прихватили с собой хорошую фотокамеру в жёлтом кожаном футляре. Зубов повесил её на плечо, и они вышли из здания.
Как только они оказались на улице, им попался шедший навстречу капитан из политотдела бригады.
ОН тоже разбирался в фотоделе и заметил футляр на плече у Зубова.
- Что это у вас? - полюбопытствовал капитан, указывая на футляр.
- Фотоаппарат! - ответил Зубов, показывая фотокамеру.
- Хорошая машинка! Классная! А зачем он вам? Дайте его нам, - в политотдел! Вас же будем снимать им!
Зубов почесал затылок, положил фотокамеру в футляр и отдал капитану. Хорошее дело - фотография. Но политотдел не спешил запечатлевать боевые будни танкистов бригады. Ходили слухи, что у капитана появилось много фотографий "личного характера".
  Утром следующего дня собрали часть офицеров танкового батальона Вилкова. Замполит рассказал, что в городе находятся два партизанских отряда. Один - "За Родину"- это были советские партизаны, которые действовали в Литве до прихода наших войск. В этом отряде были в основном евреи, которым некуда было деться от преследования фашистов и они организовались в партизанский отряд. Второй отряд состоял из поляков. У них на рукавах были красно-белые повязки. Это были польские партизаны, и они были за то, чтобы Вильнюс стал польским городом. Это шло в разрез с планами советского командования, и был дан приказ - разоружить польские партизанские формирования! Были организованы офицерские военные патрули. В их задачу входило - патрулирование в Вильнюсе, задерживать и разоружать гражданских людей с оружием, досматривать дома и квартиры, выявлять и разоружать сторонников польской принадлежности Вильнюса!
Некоторые офицеры из патрулей сдавали после "наряда" изъятое оружие. В основном это были пистолеты "парабеллум".
Попал в такой наряд и Зубов. Ходил он по городу вдвоём с одним лейтенантом из батальона. Часов пять они болтались по Вильнюсу, заходили во дворы, улочки, переулки, но ни одного "партизана с красно-белой повязкой" на рукаве не встретили, да и глупо было ожидать, что после первых "разоружений" "партизаны" будут ходить по городу с этими повязками и оружием. А без повязки патруль не мог останавливать и разоружать польских "партизан".
На третий день нахождения в Вильнюсе Зубов наблюдал странный кортеж. По одной из улиц города двигался танк Т-34, за ним следовали два броневика с нашими вооружёнными солдатами, за ними три легковые машины с генералами в нашей и английской военной форме. Замыкали эту колонну два броневика и танк Т-34. Колонна ехала медленно. Все смотрели на колонну с нескрываемым удивлением. Как выяснилось позже - это была встреча союзников, приехала английская военная миссия! Союзники хотели удостовериться, что Вильнюс освободили от немцев действительно советские войска, а не польская армия или польские партизаны. В Лондоне утверждали, что Вильнюс - польский город и освободили его поляки! Проехав по городу, английские офицеры убедились, что в Вильнюсе действительно много советских войск и на каждом перекрёстке  стояли наши танки.
При входе в Вильнюс бригада потерь в технике не имела.
Город уже был почти весь очищен от фашистов, но отдельные артиллерийские выстрелы гремели на дальней окраине Вильнюса - в районе женского монастыря, в ограде которого находилась церковь-кирха!  Немцам, каким-то образом, удалось затащить на колокольню этой церкви орудие небольшого калибра и оно начало обстрел наших танков. Эту церквушку можно было арт-огнём сравнять с землёй, но танкистам запретили её обстреливать из орудий. На подавление артиллерийской точки  была направлена штурмовая группа автоматчиков. Они быстро "заглушили" эту огневую точку, забросав её ручными гранатами подняв при этом большой шум и перепугав оставшихся в монастыре монахинь, которые разбежались по своим кельям.
   Наконец бригада получила приказ - покинуть Вильнюс и выдвигаться по направлению к Каунусу! Танки проходили мимо крупных населённых пунктов: Гришна-Буда, Юрджанска-Руда, Казлу-Руда.
На пути бригады возникла некоторая трудность - форсировать Неман в районе излучины реки. Батальон мотострелкачей сходу форсировал Неман и занял плацдарм на его противоположном берегу. Берег был низкий, только метров за двести от среза воды начинался обрывистый подъём.      
 В ширину этот плацдарм был не более полутора километров. Немцы укрепились на высокой части берега и прижали нашу мотопехоту к земле. На помощь нашей мотопехоте, залёгшей на этом плацдарме, была переброшена рота Голикова - десять танков Т-34. Для форсирования Немана сапёры соорудили плот на понтонах. С берега на берег перекинули стальной трос. Ширина реки в том месте была около 130 метров. Наладили - паромную переправу! Но паром выдерживал только один танк Т-34 и немного груза - боеприпасы и кое-что ещё, но не много - топливо в бачках людей сопровождения.
 Пять танков переправили без проблем. С шестой машиной начали переправляться Зубов и техник-артиллерист. На пароме командовали четыре сапёра-мостовика  во главе с младшим лейтенантом. Таким образом, получилось, что на пароме оказалось (вместе с экипажем танка) одиннадцать человек.
 До середины реки всё шло нормально. Плот медленно двигался к противоположному берегу. Течение было довольно сильное и плот-пантон всё время тянуло вправо, но трос удерживал от сноса.
   Вдруг трос очень резко ослаб! Причиной могло быть: либо он порвался, либо соскочил с "мертвяка" - столба на противоположном берегу, к которому они плыли.
Плот сразу стало сносить течением! Ширина плацдарма - чуть больше километра! - А дальше - немцы!
 Поплыли танкисты и сапёры вместе с танком - прямо в лапы к фашистам!
Но ребята сапёры не растерялись! и ослабевший трос быстро закрепили за танк, накинув и намотав его на буксирные передние крюки и даже на крышку открытого переднего люка. После этого весь плот-пантон с натянувшимся с нашего берега тросом стало разворачивать и притянуло к нашему берегу, откуда они начали переправу.
Всё пришлось начинать сначала! Целый день танкисты и сапёры провозились с переправой техники на плацдарм. Последний танк пришлось переправлять уже в полной темноте.
Танки были рассредоточены на низкой части берега на плацдарме, занятой нашей мотопехотой. Из орудий танков можно было стрелять только  вдоль реки.
Высокий обрыв берега закрывал пространство для обстрела немцев. Что было за обрывом - нельзя было рассмотреть ни простым глазом, ни в приборы. Берег был настолько крутым и обрывистым, что подняться на него на этом участке было невозможно! Оставалось только догадываться - какая "умная" голова выбрала именно этот участок для форсирования танками? Вот в этом "топографическом мешке" и оказалась вся рота танков Голикова. Справа - немцы, слева - немцы, а впереди обрывистый берег, залезть на который танки не смогут! А на нём - немцы! Сзади река - отступать некуда, да и нельзя! Единственная радость - немцы не могли    стрелять прямой наводкой, то, что в низу за кромкой оврага им тоже было не видно! Подойти к краю обрыва им не давали наши пехотинцы.
Но вот миномётами, навесной обстрел, это было очень неприятно. Немцы донимали наших танкистов, постоянно обстреливая их из миномётов. Так прошло четыре дня! За это время к месту переправы подтянулись остальные отставшие части и артиллерия.
Танкисты, за время сидения "на пятачке", вырыли под танками небольшие ямы и спасались от мин противника кто в танках, а кто - под ними.
На четвёртый день наша тяжёлая артиллерия и авиация (погода стала лётная) обрушили на немцев в этом районе мощный огонь! Близко от танков, клали  свои снаряды "катюши". Комроты Голиков попросил по рации артиллеристов - обработать обрыв берега, по возможности обрушить его, для того, чтобы танки могли "залезть" на него. Пехота отошла и "бог войны" начал обстрел узкой части верха обрыва. В одном месте "расковыряли" так, что метров двадцать обрушилось, и образовался проход наверх!
 Танки один за другим ринулись в этот проход и двинулись наверх. Немцы тоже понимали сложность положения наших танкистов. Заранее потянули к месту возможного прорыва артиллерию и ждали начала атаки.
 Первые два танка, выбравшиеся наверх, были тут же подбиты, но остальные устремились вперёд. Немцев с высот сбили. Плацдарм быстро расширялся. Как только противник был отброшен от реки, там быстро была наведена уже понтонная переправа  и два танковых батальона бригады переправились на противоположный берег к вечеру того же дня.
Наступление продолжалось, Зубову пришлось задержаться с одним из подбитых танков его роты. Экипаж был цел, но ходовую часть машины исковеркала противотанковая мина. На месте пришлось не только менять местами опорные катки, но и убирать пружинную подвеску, а это была очень трудоёмкая работа даже в ремонтной базе. Этот танк подорвался в полукилометре от берега, в самый первый момент выхода наверх обрыва. Сзади - обрыв с провалом, вокруг - открытое поле. Рожь стояла высотой по пояс. Впереди этого аварийного танка, где-то в полукилометре, наши танки вели стрельбу, продолжая поддерживать наступление. Зубов бежал к аварийному танку по ржаному полю пригибаясь, с пистолетом в правой руке. Пробегая по неглубокой канаве, он чуть не налетел на немца.   Перед ним, метрах в четырёх - пяти на коленях стоял фриц и целился в него из "парабеллума"!
Реакция была мгновенной - Зубов выстрелил не целясь - первым! Немец, падая, успел выстрелить тоже!  ...его пуля пролетела мимо, а немец упал и затих!         
Зубов, для гарантии, ещё раз выстрелил в лежавшего фрица, и только после этого увидел, что у фрица как-то неестественно вывернута нога. Он, очевидно, был тяжело ранен.
Осмотрев немца, Зубов понял, что убил его первым же выстрелом.
Уже вечером удалось освободить подвеску подбитого танка. Было ещё светло  и Евгений решил пробраться вперёд по ржаному полю и, пока экипаж натягивал и соединял гусеницу, проверить – нет -ли ещё каких немцев впереди.
Впереди он заметил стоящую крытую колёсную машину. Водитель пытался стартёром  запустить заглохший мотор. Зубов вскочил на подножку кабины машины и как раз в это время мотор запустился и грузовик помчался по просёлку направо относительно общего направления наступления наших войск к какому-то леску. Не успела машина проехать и двухсот метров, как просвистел снаряд, ударив в будку машины выше кабины водителя! Грузовик ещё катился, а Зубова и солдата-водителя      как ветром сдуло с неё! Спрыгнули! Солдат - стрелой вылетел из-за баранки!
Ещё один снаряд попал в машину, и она загорелась! Оказалось, что стреляла по машине немецкая самоходка "Фердинанд"! Выстелила, подожгла машину и скрылась!
-Вовремя мы с тобой спрыгнули, солдат! - подавая руку, сказал Зубов.
- Да!
- Ладно! Я пойду к своим пешком обратно. Солдат поправил пилотку и зашагал по дороге к реке.
В это время подкатил отремонтированный танк Т-34 и Зубов на нём догнал свою роту. Наступление продолжалось.
   Однажды в роту Голикова приехал зампотех бригады, подошёл к Зубову вместе с командиром ремонтной роты и спросил:
- Как вы посмотрите на то, чтобы перейти в ремонтную роту бригады к капитану  Мурамовичу - техником по ремонту танков - командовать бригадой ремонтников из четырёх человек, на "летучку" типа "А"?
- Я согласен!- ответил Евгений, подумав несколько секунд.
Его быстро познакомили с командиром ремонтного взвода Николаем Гурским. Во взводе Гурского было три "летучки" типа "А". Это были колёсные машины на шасси ГАЗ - ААА с двумя задними ведущими мостами. Машина была оборудована крытым кузовом. В нём размещался верстак с набором крайне необходимого для полевого ремонта инструмента, тисы, грузовая таль тонны полторы-две, ключи, ломики, приспособления, дрели, свёрла, метчики, плашки и многое другое.
Двумя другими летучками взвода командовали старший техник-лейтенант Гончар и техник-лейтенант  Пархоменко. В подчинении Зубова была бригада из четырёх квалифицированных ремонтников: старший сержант Михаил Жидков, сержант Мальков, рядовой Суслов и сержант-водитель автомобиля - Михаил Губарев. Старшим среди них – бригадир - был Жидков. Он был работником Горьковского автозавода до войны. Саша Суслов - родом из Бухары. Губарев - рязанский, а вот Мальков...- Зубов не решался его спросить - откуда он, а сам тот не называл место своего рождения или проживания.
Вчетвером (включая самого Зубова - техника офицера) они должны были заниматься ремонтом танков  на поле боя непосредственно и оттащенных куда-либо в укрытие из "нейтралки" или из под обстрела. В обязанности Губанова входило водить машину - "летучку" (хотя водить её могли все) и готовить на всю рембригаду (пять человек) обеды. Вообще отвечать за питание, получать продукты, готовить, следить за посудой. Жилищем была сама "летучка" Двое спали на верстаке (поперёк машины у кабины), двое спали на откидных полках по бортам кузова под потолком. Ещё одному при необходимости (если не надо было дежурить) можно было разместиться на нижней бортовой полке. В машине были и элементарные постельные принадлежности: матрацы, одеяла, подушки. Жили ремонтники лучше, чем экипажи танков. А вот работать приходилось в любое время дня и ночи, в любую погоду, в любых боевых условиях, иногда даже под огнём противника. Зубов быстро подружился со всеми ребятами. Вскоре бригада в ремонте Т-34  наловчилась так, что за светлое время суток успевала поменять двигатели на двух танках. Зубов сам вкалывал не меньше других. Коллектив стал слаженным, и сработанным. Жили дружно, даже весело. Был у них трофейный патефон с несколькими пластинками. Машина была оборудована рацией, по которой они слушали сводки Совинформбюро. К осенне-зимнему периоду 1944-1945 гг свою машину они подготовили очень капитально: кузов снаружи утеплили вторым слоем танкового брезента, переделали заднюю входную дверь, печку -буржуйку оснастили форсункой, через которую в печку подавалось  дизельное топливо самотёком из небольшого бачка. Этого топлива всегда было достаточно. Вскоре бригада Зубова стала на хорошем счету не только в ремонтной роте, но и во всей 2-й гвардейской танковой бригаде.

Глава 21.                В Восточной Пруссии


   Фронт всё ближе приближался к границе Восточной Пруссии - логову фашистской Германии. Однажды все три "летучки" стояли вместе. Работы временно не было. На "виллисе" подъехал зампотех бригады.
- Здравствуйте, товарищи! - приветствовал ремонтников зампотех.
- Здравия желаем! ответили ремонтники.
 - Хочу сообщить вам, что первый танковый батальон захватил "королевского тигра" у немцев и его надо вытащить из торфяника и восстановить! " Тигра" этого мы ловили специально по заданию из Москвы, чтобы отправить в бронетанковую академию имени товарища Сталина для обучения офицеров. Наши танкисты из первого батальона несколькими тридцатьчетвёрками заманили его, и он застрял в торфянике на нейтральной полосе. На следующий день наши войска продвинулись вперёд и этот "тигр" оказался в расположении наших частей. Капитан Мурамович (комремроты)  распорядился, чтобы этого "зверя" вытащила, восстановила и подготовила к отправке ваша ремонтная бригада. Задача понятна?
- Понятна!
- Тогда действуйте!
 Зубов пожалел, что не было у него больше "пантеры" - тягача его. Тягачей не было. Тягали танками. А ту "пантеру" они бросили ещё в роте Голикова. В топливной системе "пантеры" стал подтекать бензин - барахлили карбюраторы. Однажды вспыхнуло! Пламенем охватило весь двигатель. Огнетушителей под рукой не оказалось. Тушили песком. Потушить не смогли, бросили - сгорела "пантера"!
- Нет тягача! Значит "тигра" придётся танками тягать! - решил Зубов.
"Тигр" глубоко сидел в дренажной канаве торфяника. Видно немцы-танкисты долго буксовали и зарылись гусеницами в торфяную грязь " по самые уши"!
Сапёры проверили машину - сюрпризов: мин и других ловушек уже в танке не было. Танкисты тоже весь "тигр" облазили и вынесли всё, что представляло интерес вплоть до вещей расстрелянного во время боя немецкого экипажа.
Зубов вместе с Жидковым осмотрели машину. Всё было на месте, кроме цейсовского прицела  пушки. Он был исковеркан, но оптика была разбита. А жаль! Отличный был прицел!
Проверили двигатель, аккумуляторы, проводку, запас бензина, масла...
С третьей или четвёртой попытки Зубову удалось запустить двигатель "тигра". Прогретый он работал чётко, легко слушался педали и плавно менял обороты.
Трогаться Зубов не решался - можно было порвать трансмиссию, пожечь фрикционы... надо было чем-то вытягивать, а если пойдёт - то уж тогда помогать двигателем.
В ремонтной роте был полиспаст (устройство для увеличения возможностей лебёдок или блоков). Им Зубов и воспользовался с помощью двух танков Т-34.
Общими усилиями танкистов и ремонтников Зубова к вечеру удалось вытащить "тигра" из болота! Зубов сидел за рычагами "тигра" - помогал двигателем, а Т-34 тянули "полиспастом". Потом Зубов уже своим ходом подъехал на "королевском тигре" к штабу бригады.
Комбриг , и все офицеры, которые находились в штабе, долго осматривали "тигра". Полковник Духовный приказал Зубову проехать для показа, поразворачиваться, а затем вычистить, помыть "тигра" и приготовить к перегону до железнодорожной станции для отправки в Москву.
Три дня бригада Зубова мыла, чистила и готовила к перегону "тигра". По рекомендации зампотеха Зубов собственноручно на башне "тигра" белой масляной краской написал: "Академии им. И.В.Сталина от гвардейцев-танкистов 3-го Белорусского фронта".
 После окончания подготовки Зубов сам пригнал "тигра" на станцию погрузки. Станция находилась в тридцати километрах от места дислокации бригады. Зубов с Жидковым без приключений пригнали "тигра" и сдали под погрузку. Кто грузил "тигра" на платформу они уже не знали, это происходило без них. Их задача была выполнена. Зубов передал "тигра" майору из штаба БТи МВ фронта.
    Наши войска приближались с боями к "новой" - предвоенной советско-германской границе между Литвой и Восточной Пруссией. Укреплений каких-либо серьёзных на этой границе не было. Впереди была небольшая пограничная речонка Шешупа, и последние на территории Литвы городок Кибартай и посёлок Шталлупенен. На другом берегу - городок Эйдкунен - это уже была Германия! Даже мост через речку остался неразушенным.
    Танковые батальоны бригады вошли в Германию! Это было впервые за всю войну на всём советско-германском фронте. Осень 1944 года!
 Танки бригады прошли вглубь территории Восточной Пруссии десять - пятнадцать километров и остановились. Тылы армии, фронта, бригады - отстали от наступавших войск. Пришёл приказ -остановиться и закрепиться!
Временное затишье было нарушено застольем и плясками под гармошку. Узнав, что бригада находится уже на Германской территории, танкисты устроили импровизированный концерт.
   После "художественной" части всем было приказано рассредоточиться и организовать всё, что необходимо. Предполагалось, что в этом месте придётся находиться несколько суток - пока подтянутся тылы.
 Зубов и его ремонтники на своей "летучке" подъехали к какому-то кладбищу, непохожему ни на русское, ни на литовское. Кругом были большие склепы с входами внутрь через массивные чугунные двери. Надписи на них были на немецком языке - всё "герр", "фрау", "фон". Богатые склепы и памятники из полированного гранита и мрамора. Но не долго продолжалась "тихая" жизнь. Через некоторое время со стороны немцев стали прилетать снаряды, а иногда и самолёты с бомбами. Находится в "летучке" стало опасно, а в отрытых окопах – холодно, ведь уже была глубокая осень!
Вот тогда Зубов и его подчинённые решили оборудовать один из склепов под блиндаж, вернее под каменную "землянку". Выбрали один на кладбище склеп, побольше, и поселились в нём! Помещение было довольно просторным. Он весь был сооружён из тёсаного гранита, полированного снаружи. Внутри стояли два мраморных гроба-саркофага. Они, конечно" их не вскрывали, просто накрыли свёрнутым в несколько слоёв танковым брезентом и пользовались как столом. Вместо стульев были снарядные ящики. Никаких эмоций! Никаких предрассудков! Война! Смерть повсюду ходила! А в склепе, под гранитным перекрытием можно было более-менее спокойно жить! без всяких предвзятостей! А через четыре дня танкисты покинули своё временное "жильё" - и уехали ремонтировать танки.
На новых местах пришлось уже копать землянки - начиналась самая настоящая зима. Приближался новый 1945 год. А вокруг была Германия! Только совсем недавно наши войска вошли в неё и остановились!
В "летучке" можно было жить. Тепло держалось часа два - три после того, как протапливали печку -буржуйку. Но танкисты-ремонтники решили жить в землянке. В ней было просторней. Оборудованная "нарами" на весь личный состав ремонтного взвода (16 человек) она стала им домом. Жизнь началась спокойная и дружная. Работы особой не было - "вынужденная оборона"! Ремонтникам приходилось только помогать танковым экипажам, проводить плановые ремонты. Бригада получала пополнения людьми и техникой. Прибыли новые танки Т-34-85 с новыми, более мощными , 85-ти миллиметровыми пушками. Танков с 76-ти миллиметровыми орудиями в бригаде уже не было. Они либо сгорели,  либо были отправлены на капитальный ремонт. К новому году бригаду полностью укомплектовали техникой и людьми. Шли занятия по технической части  и лекции политработников о международном положении, сообщались новости с фронтов.
Из новостей неприятным было о том, что в Арденах (Франция) немцы сумели подготовить и провести серьёзную наступательную операцию, в результате которой наши союзники оказались в очень тяжёлом положении. Раньше мы с нетерпением ожидали открытия второго фронта. Теперь союзники ждали начала нашего большого наступления, которое могло бы ослабить натиск немцев на них.
Самым неожиданным для офицеров-танкистов бригады был новогодний подарок, полученный от английской королевы! Всем выдали отличное офицерское обмундирование - брюки галифе и гимнастёрки из красивого зеленовато - светло-коричневого шевиота. Отлично всё было пошито! Политруки сообщили, что такой подарок получили все офицеры нашей действующей армии. Надев новую форму, все готовились к празднику.
Новый год встречали тесной компанией. Командование организовало хороший новогодний праздник с богатой выпивкой (водка, шампанское) и закуской (колбаса, сыр, масло, маринованные огурцы). Всё было трофейное.
    Накануне стало известно, что 13-го января начнётся наше наступление. Нужно было хорошо к нему подготовиться!
Ремонтники перетащили свои пожитки из землянки в "летучки". Ночь на 13-е почти никто не спал. Играли в карты, в "очко"! Зубову везло - выиграл почти 20000 марок! Марок было много, а купить на них можно было только тогда, когда приезжала в бригаду машина военторга и привозила одеконол, мыло, лезвия для бритья и папиросы. Вот и весь ассортимент! За ночь набил Евгений этими "марками" полный свой планшет и бросил на верстак! Проиграл он их все - ровно через две недели.
13-го января 1945 года , на две недели раньше намеченного срока, действительно началась артподготовка. Туман стоял очень густой. Даже на пять метров ничего не было видно. Погода была не лётная для нашей авиации. Однако, несмотря на такие неблагоприятные условия, танки в атаку пошли! Вскоре стало известно, что на противотанковых минах подорвались три танка бригады. За то время, пока наши войска стояли в обороне, немцы успели понасажать огромное количество мин, хорошо укрепили свою оборону. Несмотря на проведённую артподготовку, немцы упорно сопротивлялись. Сказалось то, что в тумане наша артиллерия не смогла засечь и уничтожить многие огневые точки противника. Неся большие потери наши войска, всё-таки смогли продвинуться, в первый день наступления,  на три-пять километров внутрь обороны противника на участке танковой бригады полковника Духовного. Большой неприятностью обернулся этот день для самого полковника. Духовный на своём танке, когда танковые батальоны бригады прорвали первую линию обороны немцев, решил подъехать поближе к танкам бригады, которые вели бой. Несмотря на сильный обстрел он, почему - то , ехал снаружи танка, стоя за башней. Наверху ехали ещё двое автоматчиков и связист с телефонным аппаратом и катушкой с проводом. Танк, как думали танкисты, шел по уже разминированной местности. Неожиданно раздался сильный взрыв! Полковник решил, что это начался артобстрел и нырнул в люк башни, но нырнул вниз головой и неудачно! Сильно разбил голову о гилзоулавливатель пушки! Взорвался не снаряд, а противотанковая мина под гусеницей его танка! Танк шел быстро, и гусеницу не оборвало.
 Когда о случившемся стало известно командованию БТ и МВ фронта, то прибывший в бригаду генерал  - зам. командующего фронтом по бронетанковым и механизированным войскам, отстранил полковника Духовного от командования бригадой. И особо неприятно выглядел генерал, когда при большой группе офицеров бригады обозвал полковника "трусливым евреем!" и обложил его самой отборной уличной бранью: - Убирайся к ...,  трус из бригады! Чтобы не видно было твоей еврейской рожи больше здесь!"
    На смену Духовному, прибыл вскоре новый командир бригады - Герой Советского Союза гвардии полковник Белик. А наступление наших войск продолжалось и развивалось. Взят был город Гумбинен. На его городской площади, огороженный колючей проволокой стоял сгоревший танк Т-34 - второго батальона бригады. Это ещё осенью, при наступлении, до десятка танков Т-34 второго батальона вырвались вперёд, ворвались в этот город. Немцы  не ожидали появления советских танков в городе. Даже рынок работал. Танки ворвались в город, навели большой переполох среди военных и гражданских немцев, но по рации получили приказ - вернуться! Один танк немцы смогли поджечь! К нему сумел подобраться немец с «фаустпатроном». Танк был подбит, а экипаж перебит в бою снаружи. Не смогли остальные танки прикрыть и спасти экипаж подбитой машины - все погибли.
Так и остался стоять сожжённый танк на площади города Гумбинена огороженный немцами колючей проволокой. Когда 15-го января бригада освободила город Гумбинен - танкисты увидели этот танк! Командовал этим танком Герой Советского Союза (посмертно) Гусев.
   Наступление продолжалось. Бои носили исключительно жестокий характер. Немцы сопротивлялись с завидным упорством. Теперь они сражались на своей земле, а наши войска на чужой!  Число подбитых танков росло, а вместе с ним росло число погибших, раненых и обгоревших наших танкистов.
Сплошной линии фронта у немцев уже не было. Быстро продвигаясь с боями вперёд, наши войска не давали возможности противнику закрепиться. Но в городах, фольварках, хуторах, посёлках - многие дома и другие строения, заранее (ещё при строительстве) были приспособлены к обороне. Бетонные фундаменты, даже с бойницами, с бетонированными подвалами. Это были самые настоящие ДОТы!
Вот из этих городских укреплений и приходилось нашим частям "выковыривать" фрицев. А они отчаянно сопротивлялись и были хорошо и надолго вооружены.
  Танковая бригада наступала в общем направлении: Гумбинен, Инстербург, Растенбург и далее к морю, левее Кенигсберга к городку Хайлыгенбайль.       
Но не только печальными событиями были отмечены последние дни. Танковая бригада получила приказ - выбить немцев из авиагородка близ города Прейсиш-Эйлау. Танки сходу ворвались в городок. Один из наших танков выскочил из-за угла дома-казармы и по башню провалился в выгребную яму. Из экипажа никто не пострадал. Машина тоже была совершенно исправна, но ...пока танк с заглохшим двигателем стоял в этой яме экипаж, предпринимая отчаянные попытки побыстрее выбраться из зловонной ловушки, "выкупались" в содержимом, которое быстро просочилось не только внутрь машины, но засасывало танк всё глубже и глубже. Общими усилиями ремонтников и танкистов через пять часов удалось вытащить танк из ямы, но отмыть его снаружи и изнутри от дерьма никто не мог. Находиться рядом, а тем более,  внутри! ...было просто невозможно - страшная вонь не позволяла даже приблизиться к нему. Экипаж получил "устное" порицание и после длительной "санобработки" приступил к выполнению своих обязанностей, а танк пришлось  списать - как боевую потерю!
   В конце марта 1945 года бригада вышла к Балтийскому морю в районе городка Хайлигенбайль. Погода стояла тёплая, но море было очень холодным. Зубов на одном из танков второго батальона подъезжал к окраине города. Немцев прижали к морю и соседи справ и слева уже вышли на берег Балтики, а второй батальон всё ещё не мог полностью занять город! Наконец танки "согнали " немцев в "кучу" и пулемётным огнём погнали к берегу. Ответного огня противник почти не вёл. Мотострелки, наконец, прижали немцев к кромке воды, и, ... началось купание в водах Балтики! Насколько можно было окинуть взглядом - везде в море барахтались немцы - стараясь отплыть от берега: кто на матраце, кто рядом с бочкой, кто на автокамере или просто - цепляясь за бревно. Все они были в форме. Немцы "плыли" в море всё дальше и дальше от берега.
- На что они надеяться? - подумал Евгений, глядя на страшную картину бегства со "своей" земли. В воде, даже в одежде, они не смогли бы долго продержаться, разумнее было бы сдаться в плен! В море их никто не ждал! Никто не мог оказать никакую помощь!
А наши солдаты, как "завзятые охотники" - кто с колена, кто лёжа, кто стоя - били из автоматов, винтовок, пулемётов по этим уплывающим - как по уткам бьют на охоте!
- Зачем? - думал Зубов, глядя на всё это безумство.
- А "охотники" вошли в раж и стреляли, стреляли, топили и топили ...
- Зачем? - ведь в море уже плыли, пытаясь спастись, уже не солдаты, а просто - люди! Каждый из них - был просто гибнущим человеком. Зачем его добивать?!
Накопившаяся на фашистов злоба куда-то уходила из его души. Жалости к погибающим под огнём и от холода немцам не было, но к погибающим, обезумевшим от страха и холода людям...
Два чувства боролись в его душе. Одно - справедливое возмездие за содеянные преступления и жестокость, другое - чувство стыда! Зачем так добивать слабых? Мы же - не они!  Мы - Русские солдаты и офицеры, а не средневековые варвары!
- Прекратить стрельбу!- раздался голос какого-то командира, остановившего эту "охоту".
Постепенно стрельба прекратилась. Немцев в море уже никого не было! Дальше идти было некуда - море!
 Зубов присел на морской песок. Первый раз за всю войну он ощутил  чувство покоя. Мелкий прибой плескал песок, перепуганные стрельбой чайки с криком пролетали вдоль берега. А на берегу началось всеобщее веселье. Где-то заиграла гармошка, пехотинцы, танкисты и сапёры образовали большой круг, и пошла гулянка-пляска. Под дружное хлопанье в ладоши  все пошли в пляс!
    На пути бригады  Германия кончилась!
Но оставался ещё Земландский полуостров с засевшей на нём крупной немецкой группировкой. Наиболее остервенелые восточно-прусские отборные части немцев в крепости Кенигсберг  и вокруг него оказывали сильное сопротивление и сдаваться не собирались!
Вторую отдельную гвардейскую танковую бригаду срочно перебросили на Кенигсберское направление!

Глава 22.                Последние бои


   Весна! Конец марта, начало апреля. Чувствовалось, что война скоро должна была закончиться! На Земландском полуострове дела тоже подвигались к концу, хотя бои шли напряжённые. Города и селения были хорошо укреплены и приспособлены немцами к обороне. Наши войска взяли город Фридланд. В этих боях немцы потеряли много живой силы и техники. Повсюду было много брошенных грузовых и легковых автомобилей. Ехать немцам дальше было некуда!
   Зубов присмотрел для нужд своей ремонтной бригады трофейную легковушку "Мерседес-Бенц". Это была красивая генеральская машина. Пробег на спидометре был чуть больше четырёх тысяч  километров - почти новая. Машина была полностью исправна, только аккумулятор был разбит. Быстро подобрали нужный аккумулятор, залили бензин и поставили машину на ход!
   Мерседес был цвета - "кофе с молоком"!  Евгений пригнал её в ремроту и ездил понемногу по делам сам и недалеко. Одно его беспокоило - увидит кто из командования! -  обязательно отберут!
- Нанесите на автомобиль камуфлированную окраску! - приказал он своим подчинённым, - чтобы не бросалась в глаза!
Миша Жидков с усердием приступил к выполнению "задания". Вымазал машину так, что не только завидовать, - смотреть на неё стало страшно!
Когда Зубов пришёл посмотреть на "работу", он даже присвистнул. Перед ним стоял "Мерседес" весь в чёрно, зелёных, жёлтых, коричневых пятнах!
- Вот теперь она никому не "приглянётся"! - одобрил "работу" Зубов, - у тебя хороший "художественный" вкус, Михаил!
    Дней через десять (Кенигсберг ещё не был взят) ремонтники Зубова стояли со своей техникой и "Мерседесом" в одном богатом бюргерском имении в пяти километрах от штаба своей танковой бригады. Евгений разместился в большой комнате этого здания. Вся комната была увешана чучелами птиц, мелких зверюшек, диких уток, гусей, тетеревов, зайцев, лис и прочих охотничьих трофеев. Хозяин был охотником и обставил все в охотничьем стиле.
Зубов лежал на мягком диване, а за столом перед полевым телефонным аппаратом сидел дежурный телефонист - солдат-связист. Раздался вызов аппарата связи. Солдат попросил Зубова подойти к аппарату.
Зубов приложил трубку к уху и доложил:
- Зубов слушает!
-  С вами будет говорить "первый"! - раздался голос в трубке.
"Первым" был командир бригады полковник Белик.
- Слушаю вас, товарищ" первый"! Техник-лейтенант Зубов у аппарата!
- А где Гурский?
- Гурский угнал коробочку к Звягинцеву, товарищ "первый".
- Тогда слушай ты. К вам сейчас прибудет полковник Сталин!!! У вас там появилась какая-то трофейная машина. Покажите ему. Если она ему подойдёт - отдайте. Всё!
Полковник Сталин - это был Василий Иосифович - сын Сталина - командир авиадивизии, самолёты которой часто поддерживали действия  бригады.
С комбригом Беликом - Василий Сталин были хорошими друзьями. "Виллис" Василия Сталина часто видели у штаба бригады. Самого сына Сталина Зубов видел пару раз только издалека.
 Минут через тридцать в расположении рембригады появился "виллис" и полковник Сталин быстро вошёл в "охотничью" комнату к Зубову. Все присутствовавшие в комнате вскочили на ноги, вытянулись по стойке "смирно", а Зубов представился Сталину:
- Техник-лейтенант Зубов!
- Вольно! Техник!
 Сталин минут десять осматривал чучела, ходил по комнате. Вместе со Сталиным в комнату вошёл Миша - в тот момент он был шофёром Василия Иосифовича, а ещё неделю назад он был водителем одной из машин ремроты. У полковника Стаина был ранен или убит водитель и комбриг Белик "отдал" ему Мишку, зная, что Михаил до войны работал таксистом в Ленинграде.
Зубов сразу догадался, что "клепанул" Сталину про "Мерседес" именно он. Василий Сталин, как всем было хорошо известно, имел страсть к хорошим машинам. У него их было уже около десятка (трофейных). Вот он и решил посмотреть на "Мерседес" Зубова.
- Машина у вас тут новая есть - "Мерседес", покажите!
- Пожалуйста! Она в хозяйственном дворе, за складом. Надо недалеко пройти, - предложил Сталину Зубов.
 - Пошли!
 Сталин и Зубов вышли из здания в сопровождении Мишки. Подошли к "Мерседесу" ...
Василий Сталин, как только увидел машину... уставился на Зубова круглыми глазами...
- Что это? Мне сказали, что машина кремовая! А это что? - заорал Василий Иосифович.
- Мы камуфляж нанесли, - оправдывался Зубов.
Ну, тут и началось: мать-перемать, всю машину испохабили, идиоты !... Крыл их Василий Иосифович трёхэтажным матом. Кричал!
Не обошёл он своим "вниманием" и Мишку:
- А ты! ...сын! Ты, что не видел, как машину-то испохабили?
Минут десять ругал ремонтников сын Иосифа Виссарионовича. Вспомнил всю их близкую и далёкую родню.
Однако Василий Иосифович Сталин  не знал, что "художественным" оформлением "Мерседеса Бенца" занимался его новый водитель, и это спасло Мишку от неминуемой "гибели" в потоке брани. Он заранее уселся на своё место за рулём "Виллиса" и когда Разъярённый Василий Иосифович сел, наконец, в свою машину, быстро выжал сцепление, и они умчались прочь из имения. Никаких указаний по поводу "Мерседеса Бенса", кроме мата, он не дал.
Зубов долго ожидал "пагубных" последствий после визита сына Сталина, но, как ни странно, никаких звонков не последовало и в дальнейшем даже комбриг Белик не обмолвился ни словом о машине для сына Сталина, видимо в "коллекции" Василия  Иосифовича уже были машины такой марки, только другой "окраски"!
Так и остался "Мерседес" практически в полном распоряжении техника - лейтенанта Зубова. Больше месяца после этого случая он  ездил на ней до аварии, ... которая произошла в конце апреля во время поездки Зубова в штаб фронта БТи МВ. Зубов с техником по вооружению Гришей поехали  за получением танковых аккумуляторов. До штаба было километров тридцать пять. За рулём был Зубов, Гриша - рядом. Проехали километров пятнадцать. Дорога была хорошая, вымощенная гладким булыжником окювеченная канавами шириной метра по два. Сразу за кюветом вдоль всей дороги росли деревья, в основном старые, фруктовые. Толщина стволов некоторых из них доходила сантиметров до двадцати в диаметре. Расстояние между деревьями было ровно по пять метров. Неожиданно Зубов увидел, что им навстречу идёт по дороге колонна каких- то тыловых частей мотострелковой дивизии, заняв почти всю её по ширине. Зубов принял максимально правее и на скорости 70 км час "Мерседес Бенс" съехал в канаву и ударился радиатором о ствол дерева! Зубова зажало между баранкой и  приборной частью, а Гриша ударился головой о лобовое стекло и поранил себе лицо. Евгений и Гриша вышли из машины. Тут же собралась толпа зевак из колонны. Все хотели чем-нибудь помочь. Зубов перевязал раненого Гришу и осмотрел машину. Картина была печальная. Двигатель от удара сорвало с креплений, радиатор был исковеркан, и вытекла из него вся охлаждающая жидкость. Заключение его было мрачным: - Вытаскивать "Мерседес" не стоит - больше хлопот, чем проку!
Колонна пошла своим путём, а Евгений и Григорий остались на дороге - "голосовать". Рядом, уткнувшись радиатором в дерево, стоял брошеный, "шикарный " "Мерседес-Бенц" камуфлированный под любую растительность, но разбитый.
Лицо у Гриши было поранено не сильно, а вот у Зубова заболела шея. При ударе его болтнуло так, что пострадали шейные позвонки, шея побаливала, но голова была на месте.
Так закончилась эпопея с трофейным "Мерседесом", который Василий Сталин хотел "реквизировать" у ремонтников.
 До штаба Зубов и Гриша добрались на попутном грузовике-дизеле "МАН" - тоже трофейном. Получив на складе всё необходимое, обратно они добирались на  бригадной бортовой машине.
С началом штурма Кенигсберга, 6 апреля, в бои включилась 2-я отдельная гвардейская танковая бригада. При штурме одного из фортов Кенигсберга были подбиты  два танка бригады. Танки эти двигаться не могли, но были способны вести артиллерийский и пулемётный огонь. У них заканчивались боеприпасы, и Зубов получил приказ - пробиться к этим двум танкам, доставить им боеприпасы и решить на  месте - что и как с ними делать дальше. Евгений и его бригада ремонтников использовала по мере необходимости один танк Т-34, у которого была повреждена пушка, но как тягач он мог работать. Вот на нём и направился Зубов к двум повреждённым танкам бригады.
Танки находились метрах в ста друг от друга. Экипажи в них были целы. Шел бой, и вытаскивать эти машины для ремонта, пока они могли стрелять как стационарные огневые точки,  не имело смысла. Необходимо было дождаться того момента, когда бой переместиться  ближе к форту-крепости, тогда и решать вопрос о ремонте или буксировке в тыл.
Городские кварталы здорово бомбила наша авиация. В налёте участвовали, средь бела дня, даже ночные бомбардировщики. Эти тяжёлые, тёмные по цвету, грозно урчащие ТБ-3 шли эскадрильями, полками. Кварталы города, которые находились ближе к крепости, к морскому порту - все были в огне. Зубов подбирался к повреждённым танкам на своём танке – тягаче,  доверху нагруженном снарядами и патронами. Ящики со снарядами были даже снаружи привязаны к башне. Внутри помимо Зубова находился автоматчик из мотострелкового батальона. Сам Евгений сидел за рычагами. Проезжая по улице разрушенного города Зубов, заметил в лючок, как из полуподвального помещения одного из домов наши солдаты выносили ящики с бутылками. Было понятно, что это вино!
 Зубов остановил машину на противоположной стороне этого дома, приказал автоматчику строго - настрого:-  никуда не отлучаться и никого, даже офицера или генерала к машине не подпускать! Сам он решил, что взять хотя бы один ящик вина - было бы хорошо. Поддержать своих танкистов, которые вели бой из подбитых танков бутылочкой вина, - это, как он думал, было правильным решением!
На всякий случай, вылезая из машины - тягача Зубов сунул в свой карман комбинезона гранату Ф-1, карманный фонарик и пистолет "ТТ".
 Спустившись вниз подвала по небольшой лестнице, он включил свой фонарик... Насколько хватало луча фонарика везде вдоль стен стояли ящики с бутылками вина! Ящики стояли один на другом. В конце длинного и тёмного подвального коридора слышались какие-то голоса. Думая, что это наши солдаты, раз выносили ящики они, Зубов стал выбирать ящик для себя, рассматривал бутылки. В это время раздался взрыв на верху, снаружи. В подвале был только грохот и пыль. Луч его фонарика не мог просвечивать это облако пыли. Ничего не было видно и стало трудно дышать! В глубине подвала громко закричали и вскоре на него натолкнулись трое человек. Посветив на выход из повала, Зубов понял, что путь назад отрезан завалом после взрыва. Эти трое - лейтенант и два солдата пытались проделать дыру в завале, но ничего не получалось. Выход был завален сплошной стеной разбитой кирпичной кладки. Посоветовавшись, все решили идти к противоположной стороне подвала и попробовать там выбраться наружу. Тремя фонариками осветили весь подвал, но другого выхода не было!  На вино уже никто не обращал никакого внимания! Подвал был метров двадцать в длину и выход, а он же и вход, был только один, и то завален! Ни лома,  ни лопаты у них не было. Долбить бутылками или руками - глупо, это даже не обсуждалось.
- Там, на верху у меня остались пятнадцать бойцов! сказал лейтенант, - они знают, куда мы пошли, должны помочь! Но живы - ли эти "наружные" солдаты - это было большим вопросом. Судя по силе взрыва, это была авиабомба. Зубову на своего автоматчика надеяться не приходилось. Даже если он не пострадал от взрыва, машину он не оставит! Водить он её не мог, а значит, на растаскивание завала тягачом надеяться не приходилось!
Время тянулось очень медленно. Снаружи не было слышно ни звука! Наконец минут через тридцать снаружи послышались голоса и удары по кирпичному завалу. Лейтенант и его солдаты стали громко кричать и их услышали снаружи! Сверху сообщили, что обрушилась стена, но её уже разбирают.
Оказалось, что солдаты - были сапёрами, а лейтенант, сидящий в подвале - их командир!
   Прошло ещё около часа, пока солдаты-сапёры сверху, наконец-то, проделали достаточно широкое отверстие, чтобы "пленники винного подвала" смогли выбраться наружу. Сначала все вылезли и осмотрелись. Тягачь-танк стоял невредимый, солдат-автоматчик сидел сверху на ящиках со снарядами и махал Зубову рукой. Оказалось, что в дом попала авиабомба. Дом был ещё ранее наполовину разрушен, а при взрыве завалилась стена  и упала на вход в подвал. Зубов благодарил сапёров за спасение, но в подвале оставалось много вина!
Евгений подошёл к лейтенанту-сапёру:
- Как быть с вином? Может, рискнём ещё разок слазить в подвал, лейтенант?
- Нам с тобой - не стоит, может, кто из начальства подъедет, а вот мои молодцы сейчас организуют доставку, и на твою долю тоже!
Лейтенант послал в пролом двух своих солдат, и они стали подавать из подвала ящики с вином. Ящики были не большие. В каждом по двенадцать бутылок. Стоявшие снаружи, по очереди, принимали ящики. Зубов отнёс к своей машине два ящика вина и аккуратно просунул в передний люк.  Остальная часть задания была выполнена без потерь. Снаряды были доставлены вовремя. Экипажи получили  ящик вина и, к этому времени бой закончился. Ремонт решили проводить после окончания взятия форта. Форт скоро капитулировал. Зубов прибыл в свою ремроту, но о происшествии в подвале по врождённой скромности не доложил. Ящик с вином он привёз в свою "летучку", позднее угощал понемногу друзей-товарищей. Вино было очень хорошее крепостью около тридцати градусов. Местонахождение "подвальчика" Евгений хорошо запомнил. Позднее, когда был взят полностью весь Кенигсберг, попытался он с товарищами ещё раз посетить винный подвал. Поехали несколько человек, Зубов - проводник. Сам он в подвал не полез, ходил туда Гурский с одним танкистом. Но целых бутылок там, в подвале, уже не было. Часть вывезли "славяне", а многое разбили. Зубов с большим сожалением сообщил, что вина в подвале больше не было. Вскоре об этом случае было забыто, но Евгений долго ещё вспоминал: - а могло быть и хуже! Погиб в винном погребе! Стыд! Срам! какой! Но было! Была молодость, и приближался конец войны!
    Вскоре Кенигсберг был взят! Фашистов на Земландском полуострове осталась небольшая "кучка" в районе Пиллау. Ремонтникам работы подвалило. Танков, требовавших ремонта, было много. Работали день и ночь. Спали всего по три-четыре часа. Кончился месяц апрель 1945 года. Бои шли буквально на последних километрах перед выходом к морю. Пиллау отчаянно сопротивлялся. Повсюду было много брошенной немцами военной техники: автомобили, тягачи, пушки, подбитые танки. Горы оружия!
Гражданского населения почти не осталось на занимаемой нашими войсками территории. Многие успели эвакуироваться. Советская авиация активно работала  и по побережью  и по морю.
   В лесу был обнаружен невысокий холм, диаметром метров сорок. На верху холма был люк, в который солдаты попробовали бросать камни. Внизу, внутри "холма" раздавалось бульканье. Зачерпнули сверху на верёвке спущенным котелком... горючее похожее на газойль для дизельных  двигателей!
 Командование бригады решило проверить - что за горючее и годно - ли оно для наших дизелей. Пробу отправили в отдел горюче-смазочных материалов фронта.
 К люку поставили часового, чтобы не брали неизвестное, пока, топливо и не бросали внутрь всякий хлам.
 Прошло два дня. Пришёл ответ - жидкость в подземном складе обычное дизельное топливо. Его можно было вполне безопасно использовать для заправки наших танков. Оценили примерный объём трофейного горючего - получилось от 3-х до 5-ти тысяч тонн! Хороший запас был у немцев! По приказы комбрига подогнали к подземному складу "бензовозы", чтобы набрать дизтоплива и заправить танки. Сунулись с насосом и шлангом для закачки... А там пусто! Голое дно!
 В это время Пиллау бомбила наша авиация, и город был весь в огне. Оказалось, что от этого подземного склада до пристани в Пиллау немцами был проложен подземный топливопровод. Они открыли его и выпустили всё топливо в море! А автоматчики охраняли люк! Весь лес вокруг Пиллау был "пострижен" артиллерийскими снарядами. Верхушек у них не было, одни короткие стволы торчали из земли как столбы. В низинах лес был забит повозками, машинами, мотоциклами, брошенными немцами при отступлении к берегу моря.
25-го апреля наши войска ворвались в сам город Пиллау. Зубов въехал в город с танкистами второго батальона бригады на танке лейтенанта Селиванова. Бой уже шёл на набережной. Огрызались отдельные очаги сопротивления. Никто из танкистов даже не мог подумать, что по танкам кто-то ещё может открыть огонь и ...нарвались на какую - то отдельную пушчонку озверелых немцев, сопротивлявшуюся до последнего снаряда! И вот на площади перед самой набережной немцы влепили по танку снаряд!  Он попал в левую гусеницу! Зубов и Селиванов ехали наверху танка. Хорошо, что снаряд был - болванкой а не фугасный. Осколков не было. Никто не пострадал, только танк встал, развернувшись почти на девяносто градусов. Корма машины оказалась на тротуаре почти  у самой разбитой витрины. Танкисты сделали два выстрела из орудия по немецкой пушке и дали несколько очередей из пулемёта по прислуге.  От орудийного расчёта противника осталось только мокрое место. Танк стоял с перебитой гусеницей. Она не оборвалась совсем, но была сильно повреждена, и ехать дальше на ней было невозможно. Для замены повреждённых траков необходимо было ехать назад, чтобы за ведущей звёздочкой соединить (после выбрасывания траков) гусеницу.
С большим трудом механик сдал машину, почти воткнувшись кормой в разбитую витрину какого-то магазина. Стрельбы в этом месте площади уже не было. Экипаж приступил к ремонту гусеницы. Зубов и Селиванов, с пистолетами в руках, осторожно вошли в дом - посмотреть - нет ли там засевших фрицев.
На первом этаже был магазин. Товаров никаких не было - одни пустые полки, обрывки бумаг, коробок и всякий хлам. В торце была дверь. Зубов и Селиванов тихо подошли к ней и ... рывком распахнули её и выставили вперёд свои пистолеты. За дверью оказалась жилая комната с окном на площадь. Окно было завалено - как баррикада. Перед окном на полу лежал убитый немец в военной форме. Рядом с ним валялись два «фаустпатрона» и автомат. Рядом с убитым на стуле сидела седая старая женщина в тёмном длинном платье. На одном плече у неё был тёмный платок. Она сидела как неживая, даже не посмотрела на танкистов.  Зубов остановился и посмотрел на неё:
- Слушай, обратился он к Селиванову, у неё такой взгляд, как у Ивана Грозного на картине "Грозный убивает своего сына".
Её немигающие испуганные глаза будто остекленели! Руки на коленях. Седые волосы растрёпаны и прядями свисали на лоб и щёки.
Даже в пылу боевого времени, когда было далеко не до эмоций - вид этой сидящей невменяемой женщины сильно подействовал на Евгения. Да и на Селиванова  также.
На шум шагов танкистов или на стук распахнувшейся двери из другой - боковой двери появился старый мужчина с седой головой. В жилете, без пиджака он вошёл в комнату и остановился перед сидящей женщиной. Потом он посмотрел на танкистов и отвернулся , взглядом упершись в убитого. Такую немую сцену Зубов наблюдал впервые за всю войну. Танкисты стояли молча, опустив свои руки с пистолетами. Прошло несколько минут молчания. Старик, не глядя на парней, показал пальцем сначала на женщину, потом на убитого и произнёс - "мутер". Стало ясно, что убитый - сын этой женщины. Он был убит в своей квартире. Он защищал своё жильё и своих стариков! Он защищал свою мать! В этот момент Зубов ощутил всю глубину этой трагедии. Горе этой женщины. Старик был отцом убитого, но он ещё держался, а мать сошла с ума!
Казалось бы, не стоило так глубоко воспринимать эту трагическую ситуацию. Сколько наших людей погубили фашисты?  Сжигали, убивали, заживо закапывали в землю, не обращая внимания на мольбы о пощаде, о сохранении жизни...
 Но это фашисты! А здесь стояли два русских офицера! Они сожалели о том, что случилось, но это была война!  Месть была справедливой, хотя порой  и очень жестокой. И оба эти русские офицеры только потому оказались здесь, в этой комнате, чтобы никогда больше не повторился этот ужас! Нигде!
Танкисты молча вышли из комнаты. Пока ремонтировали гусеницу, между собой они не произнесли ни слова!
 Минут через двадцать танк двинулся дальше по набережной, догоняя свою бригаду. Танки стояли по всему берегу моря и вели огонь по косе "Фриш-нерунг" через пролив. Сапёры подтаскивали на машинах понтоны. Сбрасывали их в море и наводили переправу на косу - на этот узкий и длинный полуостров, выходящий другим своим концом к Данцигу. А залив между косой Фриш-Нерунг и берегом Земландского полуострова назывался "Фриш-гаф". В море видны были полузатопленные суда, на которых остатки фашистских войск из восточной Пруссии пытались ещё бежать туда - ближе к Берлину, в "Фатер ланд". Но очередная атака наших бомбардировщиков и артиллерийский обстрел с берега прервали этот последний рейс!
 Во многих местах город Пиллау горел, но никто не пытался тушить эти пожары!  Где-то справа ещё слышалась беспорядочная стрельба из автоматов - это наши автоматчики "выкуривали" немцев из укреплённых подвалов. Пленных почти не было. Зубов смотрел на эту панораму сидя на башне танка.
 Город порт Пиллау был очень хорошо укреплён и приготовлен к обороне. Он и строился как крепость на берегу Балтики. Проезжая по разрушенным улицам города были видны трёхэтажные дома, а внутри двора этот дом оказывался - пяти - шести этажным. Почти в каждом строении были подвалы, приспособленные к длительной обороне. Казематы с металлическими дверями, с бойницами. Даже с минимально необходимым количеством оборудования и мебели. Продуктов и оружия было запасено впрок - на длительный срок обороны!
   После наведения понтонной переправы через пролив ринулись туда наши мотострелкачи. Танки, пока, не шли на эту "косу". Бои на косе закончились только 8 мая.
     После Пиллау бригада была отведена от побережья Балтики километров на 8-10. Нужно было привести в порядок оставшуюся в строю технику. Обустроить мало – помалу свой походный быт. Никто не знал, сколько ещё придётся стоять и куда дальше перебросят! Ходили слухи, что должны отправить на другое "направление". Дошли до края земли - дальше море, а в море с танками не полезешь! 
Наступило первое мая! Отмечали этот день как большой праздник.
Рембригада Зубова  приготовила  себе хороший праздничный обед с шашлыками, сливками, жареным картофелем, оладьями. Стол соорудили под открытым небом и с хорошим вином! Накануне выдали водку, а у Миши Губарева было припрятано четыре бутылки трофейного вина. Не шнапса, а действительно  вина!
Почти как бургундского по вкусу.
   Только закончили ремонтники свой "экипажный" примерно трёхчасовой обед, как в их расположение завернул на "виллисе" командир второго батальона капитан Поляков и сообщил Зубову, что в расположении его части собираются все офицеры батальона и ремонтной роты на товарищеский обед (или скорее ужин).
   Ужин продолжался до 24.00. В хорошей компании (почти пятьдесят офицеров-танкистов) время пролетело незаметно. Тут-то и раскрылись многие скрытые таланты. Были и певцы отменные и танцоры. Музыкантов было хоть отбавляй: кто на баяне играл, кто на гитаре. А один лейтенант - еврейчик - Фейгин, так тот играл любую мелодию на консервной банке. Он вбил в стену гвоздь, закрепил на нём гитарную струну, второй конец пропустил через отверстие в донышке консервной банки и закрепил. Держа в левой руке банку и натягивая струну, он правой рукой пощипывал - выигрывая чудесные мелодии. Получалось у него очень здорово!
Банка резонировала. Звук получался чистый, мелодичный и громкий. Он был отличным музыкантом. До фронта учился в консерватории в Киеве, пока не вошли немцы.
   Второго мая Зубов долго спал, пока не разбудил его Мальков:
- Техник, техник! Вставай! Война кончается! Берлин взяли!
Праздник продолжился! Не только ремонтники по своей рации, но все танкисты в своих машинах  слушали сообщение о взятии Берлина.
А на косе ещё шли бои! Сожаления по поводу того, что не они  брали Берлин - не было, но завидовали тем, кому это удалось. Всё-таки - Берлин! - Логово фашизма номер один, - номер два - Кенигсберг!- его "откупорили - они! Ещё в конце апреля!
   Прошла ровно неделя.  Бои закончились. Зубов возился со своим мотоциклом "Харлеем". Вдруг он услышал выстрел, второй и... началась всюду беспорядочная стрельба! Зубов схватил пистолет и выскочил за угол здания. Кругом орали во всё горло солдаты и палили в воздух из всех видов стрелкового оружия! Война закончилась!!!
Второй раз он испытывал такую радость и наблюдал такое ликование людей. Первый раз был непроизвольный салют после разгрома немцев под  Сталинградом! И вот свершилось! Война - окончена! Стрельба шла не менее получаса. Боеприпасов спалили больше чем за сутки наступательного боя! Некоторые пальнули даже из пушек. А из винтовок стреляли в воздух непрерывно, только успевали передёргивать затворы.
Так закончилась для Зубова и его товарищей война с Германией! 9 мая 1945 года! В Восточной Пруссии!
А что дальше? Куда? Когда? Зачем?
Вопросы всплывали в разговорах  постоянно. Тогда они ещё не знали, что находились не за границей, что та часть Пруссии будет нашей Калиниградской областью, а Кенигсберг   - Калининградом, Пиллау - Балтийском...

Глава 23.                Служба после Победы


   Время шло, и служба продолжалась. Никаких сведений об изменении дислокации части или о переброске на другое направление от командования не поступало.
 Ремонтники занимались ремонтом, учёбой и даже строевой подготовкой. Лето вступало в свои права. В свободное от работы время некоторые офицеры занялись рыбной ловлей. Речки были богаты всякой рыбой. Ловили её удочкой, спиннингом и даже "гранатами". Речка Прегель протекала рядом и пойти порыбачить труда  не составляло, но вот гранатками покидаться - за это строго наказывали "любителей"  такого вида "рыбной ловли"! Особенно усилили наказания после одного случая...
Старшина из "мотострелкачей" решил сходить на рыбалку - поглушить рыбку гранатами. Приготовил противотанковую гранату, несколько гранат Ф-1 и несколько толовых шашек. Взял с собой солдата с большим мешком для рыбы, и они двинулись к реке.
 Для большего эффекта к противотанковой гранате старшина привязал две толовые шашки. Солдату он приказал, на всякий случай, -  "сховаться" за бугорок, а сам подошел к тому месту берега, напротив которого, как он полагал, находилось самое глубокое место. Может быть, он не знал или, скорее всего, забыл, что противотанковая граната взрывается сразу при встрече с любым препятствием. Это не Ф-1, ждать четыре секунды не будет!
Старшина бросил свой "взрывнабор" рядом с берегом!  Взрывом старшину разорвало на куски! Солдат, опомнившись от испуга, хотел убежать, но, видя, что осталось от старшины - собрал останки старшины в мешок и принёс к командиру роты. Вот такая у них получилась рыбалочка!
 - Техник! К телефону! - раздался в комнате дежурного крик Саши Суслова.
Зубов подошёл к аппарату, взял трубку и доложился:
- Техник - лейтенант Зубов слушает!
- Старший лейтенант Шашков! - представился офицер, находившийся на  другом конце провода - помощник начальника штаба бригады.
- Надо тебе, Зубов завтра прибыть в штаб бригады к 9.00!
- С какими людьми или одному, по каким делам?
- Самому одному, без людей.
- Тут приехал в часть представитель из Москвы. Вот по этому поводу объявлен сбор офицеров.
- Слушаюсь! Обязательно буду!
 На следующее утро, строго к назначенному времени, у штаба бригады  на лужайке собрались двадцать пять молодых офицеров. В основном это были лейтенанты и техники-лейтенанты. Около дома штаба бригады был сооружён "класс" где обычно проводились политзанятия. Выкопаны были уступчатые траншеи, и сидеть можно было как за столом, прямо на земле. Все собравшиеся были знакомы друг с другом. Каждый прибывавший задавал один и тот же вопрос - зачем вызвали? Но никто толком ничего не зал! Высказывались разные версии, но действительная причина сбора оставалась тайной!
Наконец из дверей штаба бригады вышли два полковника: замполит командира бригады и другой, - не знакомый.
Тот - другой - был невысокого роста, с  золотыми, а не полевыми погонами.
- Товарищи офицеры! - скомандовал кто-то из  стоящих ближе к двери.
Все вытянулись по стойке  "смирно".
- Здравствуйте товарищи! Садитесь! - поздоровался замполит.
Все сели и молча наблюдали.
Замполит что-то тихо-тихо, почти на ухо, говорил незнакомому полковнику, потом обратился к собравшимся:
- Товарищи офицеры! К нам во 2-ю гвардейскую бригаду прибыл из Москвы из Академии имени Иосифа Виссарионовича Сталина профессор академии инженер-полковник Пискунов Николай Семёнович. Он прибыл для того, чтобы поговорить с вами, молодыми танкистами-фронтовиками о поступлении вас на учёбу в бронетанковую академию. Война закончилась. Вам, молодым, надо определяться в жизни. Кто решил, или решит посветить себя на всю жизнь службе в нашей славной армии и пожелает повысить своё военное образование - тому самое время идти учиться в академию и получать высшее военное образование. Что это за академия, каковы условия поступления, как будет проводиться приём в неё и на все ваши вопросы ответит профессор Николай Семёнович  Пискунов.
 Затем слово взял полковник Пискунов.
Он рассказал о том, что академия находится в Москве, учиться предстоит пять лет. В академии есть несколько факультетов, в том числе готовящих танковых командиров с высшим военным образованием и инженеров-танкистов. Рассказывал он долго и об условиях учёбы и жизни слушателей, о том, что ожидает их после окончания учёбы. Обрисовал радужные перспективы службы после окончания  академии - что будут окончившие чуть-ли не генералами.
А порядок поступления обрисовал такой, что не то, что сидящие перед ним, а даже мышь не должна была пролезть в академию.
Сначала "желающие" должны были по месту службы, здесь в части, у этого профессора, а слово "профессор" звучало для многих  из "слушающих" словно это был человек, минимум равный маршалу по положению, пройти предварительный отбор. Профессор сказал, что устроит маленький экзамен по математике и русскому языку. Потом каждый, из сдавших первые два экзамена, пройдёт "мандатную комиссию" здесь же в части. Выдержавшие эти испытания будут командированы в Москву для сдачи вступительных экзаменов в академию. Те, кто выдержит эти вступительные там экзамены, будут проходить "мандатную комиссию" в Академии. А вот кто выдержит все эти испытания и экзамены и комиссии - будут зачислены слушателями и начнут учиться!
Да!- подумал Зубов, - чёрта с два удастся проскочить через этот частокол испытаний!
Выслушав профессора, все присутствовавшие не произнесли ни слова. Наступила гробовая тишина. Каждый, очевидно, оценивал свои желания и способности.
Зубов в глубине души вообще ещё не задумывался над тем - оставаться в армии или уходить на "гражданку". Только закончилась война, и ещё прошло совсем немного времени, чтобы залечились душевные и физические раны. Но его интересовала техника, тяга к ней у него была всегда, ещё с довоенного времени, а на войне эта тяга ещё сильней тянула его - техника спасла ему жизнь, казалось бы, в безвыходных ситуациях. Он полюбил технику. Теперь ему предоставлялась  возможность посвятить ей, - технике, всю жизнь! Какую технику он больше любил - это был вопрос, но главное - желание учиться, а оно у него было всегда!
Сидя среди молодых фронтовых офицеров-танкистов, он вспомнил, как мечтал когда-то конструировать по технике, по автомобилям, пилить, ремонтировать, строгать, паять. Но военным инженером? Под военной дисциплиной? - Он насмотрелся  на фронте на них: бедолаги мотались, занимались снабжением, организацией работ, командовали тыловыми подразделениями по ремонту, эвакуации машин, расчётами топлива, запчастей... Но это на фронте! А что они - инженеры (а именно только инженером он себя мыслил в дальнейшем в армии) военные должны делать в мирное время - он толком и не знал!
Ему хотелось самому делать что-то, своими руками и головой, а не командовать, не распоряжаться людьми!
Спрашивать профессора об этом он не решился, не хотел показывать своё "непонимание"!
Один за другим стали слушавшие задавать профессору вопросы: как быть, если уже женат или женится во время учёбы? Как обстоять дела будут с вещевым, продуктовым и денежным довольствием? Куда могут послать продолжать службу после окончания академии? Разговорились вовсю! Получилась "беседа" на три часа!
Видя такой поворот событий, замполит объявил - Перерыв! И тихо добавил - На обед. - После обеда все должны собраться здесь же! Профессор будет проводить отборочную контрольную работу по математике и диктант по русскому языку.
Вот тут-то вся дурь и вылезет!- подумал Зубов, а то размечтался - академия, инженер.
Обедали все в штабной столовой. Не столько ели, сколько обсуждали возможности дальнейшей службы или учёбы. Одни были настроены - ехать поступать в академию, другие  нивкакую (это были те, кто хотел скорее демобилизоваться и ехать домой). Слушая разговоры, Евгений всё больше склонялся к тому, чтобы попробовать поступить в академию или хотя бы здесь в части сдать отборочные экзамены. Алгеброй и арифметикой его не испугать, да и диктант он мог вполне достойно написать. Со своим знакомым офицером из ремроты Александром Ерусалимским он за обедом кратко переговорил всё, и оба решили попробовать пройти отборочные экзамены.
После обеда все снова собрались в "классе". Пришел профессор. На двух больших плакатах были вывешены две задачи и пять - шесть примеров по алгебре. Каждый получил по два листа бумаги.
- Подпишите листы - Фамилия, звание и своё подразделение!
Минут за тридцать Зубов и его друг Ерусалимский всё прорешали (каждый самостоятельно) и отдали листки профессору первыми. Профессор стал проверять их работы. Они стояли около него. Профессор поставил на листках Зубова большой красный крест карандашом, улыбнулся Евгению и попросил далеко не отходить, потому что надо будет написать ещё диктант. Сашке профессор также поставил красный крест. Около часа они болтались около "класса"- ждали, пока закончится контрольная по алгебре и математике. На диктант осталось только двенадцать человек!
На диктант был предложен текст из "Мёртвых душ" Гоголя. За диктант оба также получили по красному кресту!
После диктанта было объявлено, что все могут разъезжаться по своим частям. Зубов и Ерусалимский пошли пешком до своей роты. Кого и когда  надо - вызовут дополнительно - объявили по окончании диктанта.
Они шли и обменивались мнением о происшедшем. Сказать, что решение - ехать  учиться в Москву уже созрело, было бы преждевременным. Оба прекрасно осознавали, что пройти "второй тур испытаний" навряд-ли удастся с успехом. Позади годы войны, в огне было не до диктантов, формул и цифр. Они мечтали дожить до победы, и это случилось. Теперь они с волнением в душе мечтали о мире и мирной жизни. Это было не суеверие, но всё-таки было как-то не по себе обоим, столько раз их жизнь висела на волоске и вдруг - все дороги мирной жизни открылись! 
   - Надо попробовать, как ты считаешь? - спросил Зубова Сашка.
- А почему бы и нет? Даже если провалим экзамены,  - побывать в мирной Москве пожить городской мирной жизнью - тоже не плохо! - ответил ему Евгений.
То, что они провалятся на вступительных экзаменах - то это было наверняка. В этом они почти не сомневались, но побывать в столице - это было заманчиво!
- Надо ехать! На том и порешили, подходя к своей роте.
Придя в роту, они зашли к своему командиру - капитану Мурамовичу. Доложили о том, что было в штабе. Высказали свои сомнения по поводу дальнейших попыток поступить в академию.
- Чудаки вы оба! - сказал комроты, - вам представляется такая чудесная возможность! - только сразу проситесь на инженерный факультет. Если бы мне так повезло - поступать в академию, я бы пешком пошёл в Москву! Комбат был из Москвы. У него там жили Жена и двое детей.
   Прошло два дня. Никто никуда их не вызывал. На третий день, в десять часов утра дежурный по роте офицер  - старший техник - лейтенант Гончар, выйдя на балкон дома, где располагался личный состав роты, крикнул: - Зубов!  Ерусалимский! - к одиннадцати ноль-ноль быть в штабе бригады в чистом обмундировании!
зубов и Сашка сняли свои рабочие комбинезоны, умылись, оделись в чистое, сели на мотоцикл Зубова "Харлей-давидсон" (он был без коляски - двухместный) и покатили к штабу бригады.
В штабе собралось десять человек - все - те, кого вызвали.   
Ждали команду. Из штаба вышел зампотех батальона майор Гуреев.
- Почему ты Зубов в пилотке, не по форме, где твоя фуражка?- спросил майор Евгения.
- Грязная слишком, неудобно в ней перед начальством показываться, товарищ майор.
- Бери мою! На память!  Я ведь остаюсь тут!
- Ну, что вы?
- Возьми, возьми - в Москву поедешь!
Майор сунул Зубову свою новенькую фуражку, а в обмен взял его пилотку.
- А что там, в штабе, товарищ майор?
- В штабе - то? Сейчас вам там "баню" устроят. Генерал-полковник  приехал и с ним два генерал-лейтенанта, профессор из академии. Комиссия там будет вас пытать!
Генерал-полковника все знали как жестокого, даже грубого командующего бронетанковыми войсками 3-го Белорусского фронта. Это он когда-то бывшего комбрига "за трусость" палкой огрел, когда тот при взрыве мины под гусеницей танка нырнул в люк машины и расшиб свой лоб о гильзоулавливатель.
Сказать, что Зубова охватил "мандраж" при этом сообщении майора - было бы неверно. Не пошлют в Москву, ну и пусть! Поеду домой, демобилизуюсь! - думал Евгений.
 Вызвали на комиссию первого офицера из группы.
Минут десять он там был. Вышел весь красный как варёный рак и вспотевший.
- Ну, как? Что там? - спросили его остальные.
- Да ну, их! Матом обложил генерал-полковник и сказал, что мне не в Москву ехать, а в колхоз домой, и то - если примут там с таким знанием русского языка.
Диктант он написал неважно.
Второй офицер - лейтенант Орлов - вышел спокойным, закурил, повернулся к ожидавшим и сказал:- Может быть, поеду!
Ерусалимского вызвали следующим. Он вышел тоже - весь в поту.
- Ну что, Сашок? - спросил его Зубов.
- Да, прицепился ко мне этот генерал из политотдела за то, что взыскание у меня было за возгорание в "летучке".
- Ну, а результат, какой?
- Сказали, что сообщат потом.
Прошли ещё несколько человек. Все выходили как из парной и с разными результатами.    
Очередь дошла до Евгения.
- Товарищ генерал-полковник! Техник-лейтенант Зубов на мандатную комиссию прибыл!
- Так, техник-лейтенант! Учиться, значит, захотелось дальше?
- Так точно, товарищ генерал-полковник. Если не сдам экзамены в академию, то всё равно  буду поступать в гражданское  учебное заведение на инженера.
- Вот как! Инженером хочешь стать?
- Люблю технику. Хочу стать инженером.
- Как у него там результаты, профессор?
- Математика - отлично, диктант - тоже!
- Вишь ты! До армии - то где учился, лейтенант?
- Я окончил педучилище и поработал уже учителем в неполной средней школе. Преподавал математику и русский язык.
- Вот оно что. Понятно, И вдруг технику полюбил?
- Меня всегда к технике тянуло: к тракторам, к автомобилям, к самолётам, к танку.
- И к танку?
- Я воевал механиком-водителем.
- Ну-ка, что у него в личном деле? Где он воевал?-  спросил генерал-полковник у начальника штаба бригады, перед которым лежали личные дела всех, вызванных на мандатную комиссию.
 Сталинградский фронт, Центральный - Орловско-Курская дуга, Прохоровка, и потом здесь, на нашем фронте. Послужной список хороший! Ну, как? - обратился председатель к остальным членам комиссии?
- Надо его учить! - высказал своё предложение профессор Пискунов.
- Ну, вот что, молодой человек, начал генерал-полковник, если не поступишь в академию - завалишь хоть один вступительный экзамен в Москве, то лучше сюда не возвращайся, не приму! Иди тогда куда - угодно хоть к ...такой-то матери! Идите!
 За что такое напутствие?
Зубов повернулся, как положено, и вышел. Настроение было у него паршивое.
Пройти всю войну, воевать не жалея сил, стараться, даже не подготовленным, не опозорить бригаду. Откровенно высказал свои мечты и получил такое "мерзкое  пожелание". В душе его бушевала буря негодования.  Мучил только один вопрос - За что?
За всю войну ему встречались разные командиры, но честь офицера они не позорили! А этот генерал-полковник находился на "самом верху" служебной военной "лестницы"!  Он должен был показывать пример не только своим личным военным опытом, но и манерами общения с подчинёнными. Отлично понимая, что они, как младшие его по должности и званию, не могут ему ответить тем - же,  да и вряд-ли бы ответили, даже если могли. Основной принцип взаимоотношений в нашей армии - уважение к своим подчинённым! Какой - ты командир, если ты не только, их но, прежде всего себя не уважаешь, допуская брань "подзаборную". Нет, таким "горе - командирам" не место в рядах нашей армии. И гнать их надо "поганой метлой"- не взирая на чины и заслуги!
Зубов стоял в коридоре штаба, и всё больше и больше закипала в нём обида.
- Ну что, Женя, как результат? - спросил его подошедший Саша Ерусалимский.
- Да ну его,  к такой-то матери! Хам он и зверь!      
- Это ты о ком?
- О нём!
Сашка понимающе промолчал.
- Может и там, в Москве, в академии, такие же офицеры "преподаватели", также по хамски будут обращаться с нами? Пошли они все тогда ко всем чертям со своими академиями! 
Сашка слушал не перебивая. Он понимал, что Евгению надо было кому-то высказаться.
- Ну и что? Даже если не сдадим экзамены в Москве, всякое может быть, мы тут не в бирюльки играли - война была, не до "экзаменов". Мы сдали главный экзамен - победили фашизм! - долго не мог успокоиться Зубов.
- Не сдам экзамен - сюда всё равно не вернусь! Пойду в  ГУК (Главное Управление Кадров)  и попрошусь в другое место или демобилизуюсь!- продолжал "кипеть" Зубов.
Лишь к вечеру, когда он с Сашкой "принял" сто пятьдесят граммов водки - немного успокоился.
   Прошло пять дней, никто их с Сашкой не беспокоил, никто никуда не вызывал. Команд на оформление документов  для отъезда в Москву  не было.
Правда, на второй день после "комиссии" Зубова и Ерусалимского переобмундировали: выдали новые хромовые сапоги, брюки бриджи, гимнастёрки, шинели, белые (инженерно-технические) погоны, фуражки.
Они щеголяли во всём новом все дни и практически ничем не занимались! Вечером, в кругу своих товарищей, травили "байки", анекдоты, рассказывали всякие случаи из "военной жизни", пели со всеми песни под гитару и играли в карты. Обычно игра шла на деньги. Деньгами были не рубли, а оккупационные марки! В один из вечеров собралось их офицеров человек восемь. Играли в "очко" (двадцать одно). У Зубова было около полутора тысяч "оккупанток" - марок, а за вечер он выиграл двадцать четыре тысячи! Ему везло весь вечер.   
"Деньги" эти потратить можно было только на личные нужды в передвижной военторговской лавке. Рубли вообще не были в ходу, да их и не было ни у кого.
Но финансисты разъяснили, что при выезде в Союз марки в Госбанке СССР могут быть обменены на рубли! Курс - две марки за один рубль!
Обмен проводился по справкам финорганов фронта. Эти справки выдавали отбывающим в Союз, с указанием месячного денежного содержания офицера.
 По справкам банки обменивали два оклада на одного человека.
Зная об этом, как только Зубову и Ерусалимскому объявили готовиться через день к отъезду в Москву, они развернули бурную "деятельность" по выколачиванию справок из финансистов. Зубов собрал десять справок и столько же у Ерусалимского. Начфины батальонов , да и в штабе бригады ребята были покладистые - надо справку, бери две - три, не жалко.
Всего из бригады в Москву, для поступления в Академию бронетанковых войск, направлялась группа офицеров  в количестве  семи человек , в том числе и Зубов с Ерусалимским. Сбор был назначен в Кенигсберге.
 От Кенигсберга до Каунаса ехали все вместе небольшим штабным автобусом.
 Каунас встретил их уже вполне "гражданским" мирным ритмом жизни. Прошлой осенью они освобождали его от фашистов, а теперь - к их общему удивлению на привокзальной площади их встретили своеобразные "такси" - конные пролётки с извозчиками на облучке. Эти извозчики словно сошли со страниц старинных книг и журналов дореволюционного российского периода. В цветастой рубахе, поверх которой был надет жилет, в чёрном картузе с лакированным козырьком, в хромовых сапогах. В красивую лакированную пролётку с полумягким сиденьем, на хороших "мягких" рессорах и тонких обрезиненных колёсах была запряжена хорошая ухоженная лошадь.
 Всем сразу захотелось прокатиться на таких пролётках. Но плата за "проезд" - рублями!  Полные карманы марок, а рублей нет!
Извозчик подсказал, что надо ехать в госбанк и обменять марки на рубли! Так все и поступили со своими "накоплениями".
Для ускорения процесса обмена - поехали на пролётке. Подъехали к банку. Извозчик остался дожидаться, а Зубов и Ерусалимский вошли в банк.
- Как менять, сколько? - Эти вопросы они задали работнику банка.   
- Могу обменять только по двум справкам каждому!- ответил кассир банка
По двум, так по двум! У Зубова получилось четырнадцать тысяч четыреста марок, на семь тысяч двести рублей!
Для начала не плохо! - решили друзья, - пока хватит, - а остальные обменяем в Москве или по дороге. По старинному, как купцы, все расселись в три коляски и поехали кататься по городу, в конце "экскурсии" подъехали к кафе "шалаш". Рассчитались с извозчиками. Зашли в кафе. "Посидели" все всемером часа два. Получилось по триста рублей с "брата". Хорошо посидели, но надо было двигаться на Москву!

Глава 24.                Москва послевоенная


   На Белорусский вокзал Москвы поезд прибыл в девять часов утра. Двое из группы танкистов сразу же "откололись": у них в Москве были какие-то родственники или знакомые. Остальные решали - с чего начать?
Предлагали сразу поехать в Лефортово, в академию, но один офицер, знавший хорошо город, порекомендовал привести себя сначала в порядок и посетить Сандуновские бани! Хорошее предложение было поддержано всеми! Внешний вид "фронтовиков" оставлял желать лучшего. Помыться и побриться, нужно было всем прибывшим, без исключений. Вопрос был только в том - на чём ехать. Избалованные Каунасскими колясками они ожидали " такси", но их не было.
Невдалеке стоял какой-то потрёпанный "газик". За рулём сидел водитель в военной форме без пагонов.
- Довези до Сандуновских бань, браток! - попросили танкисты водителя.
- Не могу! Машина служебная!
- Мы хорошо заплатим! Давай, друг помоги!
- Это довольно далеко!
- Ну и что! Поехали! Не пожалеешь!
Танкисты чувствовали себя, чуть ли не миллионерами, а этот служивый всё упрямился.
Наконец его "уломали" - поехали.
Водитель поехал не по улице Горького, как надо было бы прямо к центру, а свернул на Лесную, и давай их катать. Даже по садовому кольцу провёз. Танкист - "знаток", порекомендовавший "банный" вариант - ничерта не знал Москвы, поэтому сидел и не указывал водителю прямую дорогу, а тот, почувствовав, что можно  неплохо заработать на "приезжих", катал их по всем переулкам-закаулкам, накручивая километраж и "цену"!
Наконец он решил, что уже довольно и подкатил к Сандунам. За оказанные "услуги" водитель запросил триста рублей - "литовская такса " вполне была приемлема - заплатили!
Чтобы попасть в баню заплатили какому-то верзиле по сотне рублей за каждого.
Зубов в городской бане бывал до войны, в своей Талице, когда учился в педучилище. Там баня была почти деревенская обычная, а Сандуны - это для него был просто дворец чистоты и здоровья! Танкисты долго мылись, купались в бассейне. Испугал Евгения банщик. Только Зубов вышел из помывочного отделения в зал, где были кабины для раздевания, как на него - хлоп!  Кто-то накинул сзади, не предупреждая, белую простынь и давай колотить обтирать по спине! Да так здорово,
что он подумал, что друзья устроили ему "тёмную"! А банщик услужливо продолжал охлопывать Евгения своими огромными руками. Вышли все из помывочной почти одновременно и были приятно удивлены: обмундирование было всё почищено, поглажено, а трусы и майки выстираны, высушены и проглажены!
- Вот это - да! Вот это обслуга! - восхищались все.
Там же в зале торговали пивом. Выпили по паре кружек. За стирку, глажку, чистку костюмов и сапог каждый ещё заплатил сотню рублей.
- Вот это баня! - произнёс Евгений.
   Забрав в гардеробной свои пожитки - вещевые мешки и шинели, все вместе поехали  на метро до станции Бауманская дальше пешком в Лефортово, в академию!
Зубов и Ерусалимский не разлучались ни на час. Куда Евгений, туда и Александр. В общежитии академии, куда определили прибывших на время подготовки и сдачи вступительных экзаменов танкистов, Зубов и Ерусалимский тоже оказались вместе, в одной четырёхместной комнате. 
 По плану подготовки к вступительным экзаменам поступающим в академию предстояло в  течении ближайших десяти дней ходить на консультации, на лекции - готовиться к вступительным экзаменам.
Сдавать предстояло несколько экзаменов: математику (алгебру и геометрию )-письменно, русский язык (устно и диктант), писать сочинение, физику, географию, историю, иностранный язык и ещё много-много разных специальных экзаменов: уставы, наставления, материальную часть оружия, артиллерию таковую, устройство наших и зарубежных танков...Всего предполагалось сдать 23 экзамена.
   За неделю Зубов и Ерусалимский обменяли за несколько раз и в разных местах все свои марки на рубли.
 Деньги расходовались быстро. У Зубова на руках было около сорока трёх тысяч рублей. Примерно столько же и у Сашки. Друзей тоже появилось много. Новые знакомства, новые друзья. Почти каждый вечер они ходили в ресторан или в театр (билеты покупали с рук). В итоге за месяц, к концу сдачи экзаменов, денег почти не осталось!
  С экзаменами дело обстояло не плохо. По всем общеобразовательным дисциплинам Зубов и Ерусалимский имели оценку "отлично"! Оставалось сдать пять-шесть экзаменов по уставам, наставлениям, материальной части и иностранный язык - последним! Перед каждым они ходили на консультации и готовились серьёзно.
Один экзамен Зубов вообще не сдавал. Получил - "автоматом"!
Июль 1945 года выдался в Москве очень жарким. Вступительный экзамен по иностранной танковой технике преподаватель - инженер - подполковник принимал прямо во внутреннем дворе академии. Иностранные танки стояли в ряд: английские, американские, немецкие ...Евгений вместе со всеми слушателями своей группы шёл вдоль шеренги танков и вдруг заметил "старого знакомого"!  - Это был королевский "Тигр", которого он - Зубов вытаскивал из болота, готовил, проверял, показывал командованию и перегонял на станцию для отправки в Москву. Надпись на башне "тигра" сделанная его рукой - была замечена всеми, и преподавателем тоже. Не удержался Евгений, похвастался перед товарищами:
- Вот, - мой старый знакомый стоит! - и показал на "тигра".
Подполковник услышал его голос и спросил:
- Что  значит  знакомый?
Евгений коротко рассказал историю появления этого немецкого танка в академии.
- Значит, вы его готовили и сами вели на погрузку в Москву?
- Да! Вытаскивал из торфяного болота двумя Т-34 , помогал его двигателем. Потом мыли, вытирали, приводили в полный порядок. По приказу командования я показывал его "на ходу" и потом перегонял на станцию, но перед этим сделал вот эту надпись на башне, чтобы знали в Москве - откуда "подарок" прибыл.
- Давайте вашу зачётку! - попросил Зубова преподаватель. Поставил ему  пятёрку и больше ни о чём не спрашивал. Все остальные стояли  и с завистью смотрели то на "тигра", то на Зубова.
Это был единственный случай в учебной практике академии, когда отметку "отлично" ставили слушателю, который сам участвовал в создании "учебного пособия".
 За весь период вступительных экзаменов приходилось в день сдавать и по два, а то и три экзамена .
Однажды, после очередной консультации Зубов и Ерусалимский с тетрадями в руках шли по внутреннему двору академии. Навстречу им шел какой-то плковик. Они, как это и полагалось, поприветствовали его, а полковник вдруг  остановил Ерусалимского:
- Это что вы, товарищ старший лейтенант? В Академии вы военный, или у тёщи в гостях? Что  это у вас пуговицы на гимнастёрке не застёгнуты?
- Так жарко же товарищ полковник! Извините! - сказал Сашка и быстро застегнул верхнюю пуговицу на вороте гимнастёрки.
- Жарко, говорите! Как ваша фамилия? И из какой вы группы?
Ерусалимский не успел даже рот раскрыть, а полковник вынул блокнот и, глядя на тетрадь в руках Сашки, заметил на ней его фамилию и номер группы, записал всё в свой блокнот.
Вроде бы пустяковый случай. Друзья не придали случившемуся особого значения. Позднее это сыграло роль.
Вскоре все экзамены, кроме иностранного языка были сданы. У Зубова средний бал был 4, 75, у Сашки 4,5. Они не волновались за сдачу иностранного языка. Сашка был евреем и хорошо знал немецкий. Зубов знал его значительно хуже, но надеялся, что на тройку или даже четвёрку сдаст. Это вполне было достаточно!
Было объявлено, что проходной бал будет 4,2. Конкурс был 6-7 человек на место!
Дополнительно было объявлено, что те, кто сдаст все экзамены, то должны пройти "мандатную комиссию" и если будут приняты, то получат проездные документы и неделю отпуска (вместе с дорогой)!   
Дома не были всю войну! Очень хотелось повидаться с родными!
С утра Зубов и Ерусалимский  пошли сдавать иностранный язык. Пришли на кафедру иностранных языков к кабинету, где принимали немецкий. А там! - очередь на три дня не меньше! На стене - список на четырёх листах! Вот тебе и отпуск! Что делать?
Друзья пошли по коридору и вдруг смотрят на дверь кабинета  и на ней табличка "английский язык" Туда, на английский, тоже было много людей, но меньше  чем, на немецкий. Английского языка ни Зубов, ни Ерусалимский не знали вообще и никогда не учили.
Загрустили - ничего не поделаешь, надо записываться в очередь на немецкий. Пошли уныло в курилку... смотрят: табличка на двери" экзамены по французскому языку". У дверей - никого! Списка на двери нет!  Приоткрыли слегка дверь. Там за столом сидела молоденькая девушка и листала журнал с картинками. И никого больше...
Друзья молча посмотрели друг на друга, думая об одном и том же.
- Пойдём к ней! Попросим честно поставить по трояку. Неужели не смилостивится? Молодая же - поймёт, что только что с фронта, домой заехать хочется!
Решили: пошли!
Зашли в кабинет сразу оба. Зубов впереди Сашка за ним.
- Товарищ преподаватель! техник - лейтенант Зубов прибыл для сдачи вступительного экзамена по иностранному языку.  Про французский он и не вспомнил.
- Хорошо. Присаживайтесь. Давайте вашу зачётку.
- О! Как вы здорово всё сдали. Одни пятёрки! сказала преподавательница, заглянув в его зачётку.
Взяла какую-то книжку, похожую на французский букварь, открыла её где-то посредине, показала Евгению текст - строк с десяток и попросила прочесть и перевести.
- Если необходимо - вот словарь!
Что делать? Кроме "бонжур" и Камрад" Зубов ничего не знал. Начал читать! Вымусолил на немецкий лад три-четыре слова.
Преподавательница ехидно заулыбалась: - Да, неважно у вас с французским. Вы его учили когда-нибудь?
- Пытался в школе давно, но у нас не было преподавателя по языку, невнятно бормотал Евгений.
- Товарищ преподаватель! ведь только что с фронта мы, а там , сами знаете, всё с немцами, да с немцами. Вот немецкий я лучше  сдал.
- Ну и шли бы сдавать немецкий!
- Да там и не пробиться - очередь большая!
- Я так и поняла! Вот в такую "пятёрочную" зачётку,  что я могу вам поставить? За ваш - "французский" Я вам поставлю тройку! - чтобы вы прошли мандатную комиссию - с двойками туда не допускают! Больше тройки я вам поставить не могу!
- Спасибо вам и за это!
Поставила она Зубову "трояк", расписалась.
Ну, всё! Отлегло!
Настала очередь Сашки. Он жестом показывал - отойди от щёлки не маячь! Ну, уж нет! Ты смотрел на мой позор, я тоже посмотрю - какой ты "француз"- решил Зубов.
 Всё повторилось, как и предполагали друзья. Оба с трояками вышли  с кафедры и прямиком направились на второй этаж - туда, где проходила  " мандатная комиссия".
У двери была небольшая очередь - сдавать в секретариат зачётные книжки. Потом ожидали вызова. Ожидание продлилось два часа. Первым вызвали Зубова.
 Вопросов ему задали немного. В комиссии было десять человек. Докладывал незнакомый полковник. Он рассказал, где Евгений воевал, где служил, как сдал экзамены.
Спросили Зубова - где он вступал в кандидаты в члены ВКП, сказали, что пора из кандидатов вступать в члены.
- Как только получу рекомендации, то сразу же напишу заявление! - ответил Евгений.
Председатель комиссии - генерал-лейтенант Ковалёв - начальник академии подвёл итог:  Вы приняты слушателем инженерного танкового факультета. Поздравляем, учитесь! Можете быть свободным! Если хотите съездить на родину - идите в отдел кадров за проездными документами.
- Ну, вот и всё! Рад ли он был - этого он ещё полностью не понял. Всё время ожидал "провала" и вот - поступил. Слушатель!  А окончу ли эту академию? Неизвестно!
Он по-товарищески хлопнул по плечу Сашку Ерусалимского. Остался ожидать друга у дверей.
через некоторое время Сашка вышел белый, как полотно.
- Не приняли!
-Почему?
- За недисциплинированность!
- Как это?
 - Помнишь, меня отчитывал незнакомый полковник - за незастёгнутую пуговицу?
- Помню!
- Так вот этот полковник оказался в этой комиссии!
- Ну и что?
- Он , когда услышал мою фамилию, достал свой блокнот  и заявил , что "...этот офицер "расхлябанный, недисциплинированный и таким не место в Академии имени Сталина!"
Отказали Сашке в приёме, несмотря на его отличные результаты сдачи экзаменов.
Вот так!
Повторилось - то, что называется формализм и предвзятость. Да у парня была не застёгнута одна пуговица на кителе в жару. Он не оправдывался, не нарушал воинскую дисциплину - извинился перед старшим по званию! Нет! Запомнил же, подлец!  Ума не хватало - записал в блокнот! Отомстил! Опять тот же вопрос - за что!
Оказалось и тут в академии имени товарища Сталина есть "офицеры"  которые радеют не за то, чтобы в стенах этого военного учебного заведения оказались - самые талантливые и грамотные офицеры, а "показушники", "оловянные солдатики" - которых можно унижать и калечить морально!
Сашка пошёл в Управление кадров и его направили для дальнейшего прохождения военной службы  не в его 2-ю гвардейскую Витебскую, Кенигсбергскую орденов Суворова и Кутузова танковую бригаду, а совсем в другую часть - в Киевский военный округ - туда, куда сочли необходимым кадровики.
Страшно обидно было Зубову за Сашку.
- Да! И в академии будет не сладко! Если тут есть такие "офицеры", а начальство их поддерживает! Прислушивается к их "мнению"! - думал Евгений, - Женька держи ухо востро! - скомандовал он сам себе!
Тепло распрощавшись с Сашкой он вернулся в "кадры" - решил съездить домой.
 ОН не виделся с родными всю войну. Из писем всего не узнаешь.  Ехать, конечно, было далеко и долго, но можно было попытаться. На всё ему было отпущено - пять суток!

Глава 25.                Неудавшаяся поездка на родину


   Получив проездные документы, немного денег и продовольственный аттестат, Зубов бегом побежал в метро и поехал на Казанский вокзал. По его расчётам, при благоприятном стечении обстоятельств, ему отводились только одни сутки для пребывания дома, остальное время уходило на дорогу. Поездом до Свердловска ( хорошо, если без пересадки), от Свердловска до станции Поклевской (Талица), а там ещё тридцать шесть километров как повезёт или даже пешком! Потом также в обратный путь.
В воинской кассе Казанского вокзала он довольно скоро достал билет на поезд до Новосибирска (без пересадки в Свердловске). Одно было плохо - поезд отправлялся из Москвы - в три часа утра. Это означало, что из всего отпущенного времени пропадало около десяти часов. Вернувшись с железнодорожным билетом в кармане в общежитие, Зубов застал к комнате весёлую компанию своих новых знакомых - "слушателей", отмечавших поступление в академию! Его быстро приобщили к мероприятию, которое прошло очень весело и в тёплой дружеской обстановке со спиртным. Но в отличие  от остальных, Евгению необходимо было к трём часам утра быть в вертикальном положении на Казанском вокзале.
Выручил новый друг - слушатель академии Витя Григорьев - Герой Советского Союза. Он со своей звездой , сумел поймать попутку и отправить Зубова на вокзал.
Полупьяный, с больной головой Зубов с 24.00 до 3.00 утра болтался на вокзале. Вещей у него не было, только шинель и планшет. Сев в вагон Женя сразу завалился спать!
...Проснулся через некоторое время от шума в купе. Поезд, скрипнув тормозными колодками, остановился на какой - то станции.
- Кто до Мурома, пройдите к выходу, стоянка поезда двадцать минут! - объявили по вагону.
Накинув на плечи шинель, и взяв с собой планшет, Зубов  вышел из вагона на перрон. Люди, в основном военные, бежали в станционный буфет. Пошёл вслед за ними и Евгений. Пошёл от нечего делать - просто посмотреть, что там есть, в буфете.
 В буфете было не многолюдно. Продавали в разлив водку и какую-то ржавую селёдку. Он купил сто граммов водки, кусок селёдки и встал к столику.
Вдруг в буфет ввалилась компания (человек пять - шесть) танкистов в комбинезонах и танковых шлемах.
- Женька! Это ты? - закричал один из танкистов.
- Вася! Ферапонтов? - ты ли это? - крикнул в ответ Зубов.
Василия Ферапонтова - старшего лейтенанта 2-й гвардейской бригады Зубов сразу узнал. Обнялись.
-Как? Что ты тут делаешь?- забрасывал Евгения вопросами Василий.
... И пошло-поехало: взяли по стакану водки. Вся компания потребовала, чтобы Зубов выпил всю водку "до дна" - за поступление в Академию...
Дальше сознание Зубова сохранило только отдельные фрагменты текущих событий.
...Очнулся. Темно. Какой-то стук. Его плавно покачивало. Под голову была подложена шинель. Зубов начал ощупывать себя руками слева, справа. Окинул взглядом вокруг. Ему показалось или это было на самом деле, но он был внутри танка Т-34!
Он привстал на руках, дёрнул себя за ухо – нет, это не сон. Неужели опять фронт?
 В это время открылся люк водителя, и в просвете появилась Васькина физиономия.
- Ну, проснулся? Поднимайся. Скоро подъезжаем к окружной железной дороге Москвы!
- До какой окружной?
- Москва скоро, вставай!
- Я же ехал в Свердловск!
- Ехал, ехал, да не доехал. Вчера ты окосел немного и мы не могли тебя одного оставить. Да и поезд-то твой ушёл, пока мы закусывали в буфете в Муроме.
Ребята ехали из Нижнего Тагила с новой материальной частью. Их эшелон остановился в Муроме и они, зайдя в буфет, увидели Зубова. Увидел, правда, и узнал его только Вася, другие его не знали.
На окружной дороге сошёл Евгений с их эшелона, попрощался.
А что делать дальше? осталось только четыре дня отпуска. Этого не хватало даже на дорогу к родным и обратно, да и билет теперь ему трудно будет достать - военный он уже использовал - прокатился...
Съездил! Вернулся в Москву в общежитие. На душе у него было паршиво. Обидно. Стыдно за себя. А что было бы, если бы Вася с ребятами не положил его в танк в своём эшелоне. Подобрала бы его местная Муромская военная комендатура и ...дальше в сознании пошли картины одна ужаснее другой... и, какой-то внутренний голос сказал: - Эх, ты - слушатель Академии! Стыд и позор!
Ни документов, ни денег он, к счастью не потерял! Всё было на месте и это единственное, что успокаивало его. А внутренний голос продолжал: - Так пить нельзя!
Это было с ним впервые, когда полностью отключилась память и сознание. Побывку к родным, волей-неволей, пришлось отложить на зимние каникулы, если до того времени его не отчислят из Академии. Полной уверенности в том, что он проучится в академии весь положенный срок (пять лет) у Евгения не было ещё совершенно. Тяжёлое воспоминание о Сашке Ерусалимском лежало ещё на сердце. Ему казалось, что за какой-нибудь пустяк его также могут запросто отчислить. Да как ещё пойдёт, сама учёба это был большой вопрос!
 Хорошо, что он о своём приезде не писал матери и сестре. Неудавшаяся поездка могла их заставить сильно переживать. Но о том, что он - в Москве и поступил в Академию - Зубов домой написал сразу в первые дни начала учёбы!

Глава 26.                Учёба в академии


   1-е отделение, 1-го курса, 1-го инженерного танкового факультета Краснознамённой Ордена Ленина Академии бронетанковых и механизированных войск имени И.В.Сталина, таковы были координаты нахождения Евгения Зубова. Факультетов в Академии было три: командный и два инженерных -1-й и 2-й. Второй был инженерный  автобронетанковый, с автомобильным уклоном. А, по сути - почти одинаковые. Были ещё в академии организованы курсы усовершенствования офицерского состава - АКУОС, на которых учились, полковники и генералы, не имевшие полного военного образования, но дослужившиеся во время войны до высоких должностей и званий.
   Зубов встретил своего в академии своего командира танкового полка прорыва, в котором воевал под Сталинградом. Полковник Латыпов прибыл в академию для повышения своей квалификации. При встрече Евгений представился ему и сказал, что воевал под его началом в 1942-43гг. под Сталинградом. Латыпов был удивлён, но сделал вид, что помнил Зубова. Разговорились, и полковник смекнул, что Зубов может быть ему полезен - по всему было видно, что парень (Зубов) толковый, а ему на курсах будет не просто! Полковник до командования танковым полком был в кавалерии и с техникой был знаком только "в общих чертах", хотя и воевал на танках.
Однажды полковник пришёл в комнату общежития, где проживал Зубов и обратился к нему с просьбой:
- Ты, Зубов, "погонял" бы меня по матчасти, а то завтра сдавать экзамен, а я слабовато знаю устройство. Поможешь?
- Согласен!
Они отправились в лабораторию - класс (там были представлены в разрезе все узлы и агрегаты танка) и Зубов начал "наглядный " урок своему бывшему командиру полка. Евгений увлечённо рассказывал и показывал Латыпову всё, что знал по устройству танков Т-34 и КВ-1с.
Удивительно, полковник никак не мог запомнить названия и разницу между демультипликатором и мультициклоном, хотя и воевал на КВ-1с и не раз использовал эти узлы в ходе боя. Это сначала забавляло Евгения, а потом он, не подавая вида, огорчался. Да на войне это было незаметно, но сейчас, в мирное время было странно, как могли мы выиграть такую войну при таком низком уровне необходимых знаний некоторых командиров такого ранга. Видимо нужда заставила назначать на такие должности мало подготовленных людей - война! "Уроки" преподанные Зубовым своему командиру полка дали положительный результат - полковник сдал экзамен и курсы окончил.
 Кончался первый семестр учёбы. Начались экзамены на всех факультетах.  Многие сидели и зубрили, не вылезая из классов подготовки. Зубрёжкой особенно отличались в группе Сева Чаплыгин и Эльвин Калинин. Они всегда вдвоём зубрили, но сдавали прилично. А вот Иван Полянский, - тот день и ночь зубрил и ничего не мог запомнить и понять до конца и сдавал посредственно - разные были слушатели и по способностям и по характеру. Зубов с детских лет терпеть не мог зубрёжки, и не старался ради экзамена что-то выучить. Не вошёл он ещё в ритм этой учебной жизни. Казалось ему - получиться сдать экзамен - хорошо! Не получиться сдать вообще - тоже не плохо! - Вернусь в часть , а оттуда демобилизуюсь! Угнетало его и то, что вместе с младшими офицерами - лейтенантами,  учились майоры, подполковники и полковники. Где уж ему - технику - лейтенанту тягаться с ними! Неважное было у него настроение - морально угнетённое.
Но в результате все пять экзаменов за первый семестр оказались сданными на "отлично".  Он и сам не ожидал такого успеха, и это его окрылило!
Зубов сразу попал в список "отличников" к начальнику курса подполковнику Данилину, да и к начальнику факультета генерал-лейтенанту  Биновичу. И вот тогда и появилось у него сильное желание учиться - серьёзная это вещь - самолюбие! Многие его товарищи сдали экзамены на троечки, а ему захотелось и дальше учиться на хорошо и отлично. Теперь уже было бы стыдно получать низкие оценки! Оказывается, он мог и должен был постараться окончить академию!
В 1945-1946 гг. в Академии не было факультета для иностранных офицеров. Иностранцы учились вместе с нашими, все вместе. Особенно много было югославов, чехов, монголов. Были болгары, а позднее - китайцы, корейцы и другие.
В отделении вместе Зубовым учился болгарин Кабакчиев. Хорошо рисовал Кабакчиев. На отделении знали, что до 1944 года он учился в Берлинской академии художеств. Как он попал в академию, было неизвестно, говорили, что его отец- генерал Кабакчиев  был начальником генштаба Болгарской царской армии. Его сын- слушатель академии капитан Кабакчиев владел стенографией и все лекции стенографировал. Никто из слушателей не мог ничего прочитать в его тетрадях. А вот рисовал он очень хорошо, и для этого не надо было знать стенографию, чтобы оценить его способности.
Часто Кабакчиев рисовал в карандаше портреты Ирины Левченко. Это была единственная женщина - слушатель академии. Училась она вместе с Зубовым в 1-м отделении. Была она в звании старшего лейтенанта. Воевала в должности помощника начальника штаба танкового батальона. Была тяжело ранена, часто болела и по долгу отсутствовала на занятиях. Не для всех - война, была - мать родна. Этой женщине достались тяжело её офицерские погоны. Зубов на себе испытал - насколько трудно было стать танкистом, а тем более женщине. Ирину уважали все слушатели и старались ей помочь, кто, чем мог.
Однажды Евгений получал получку - денежное довольствие - на всё отделение и ему пришлось отвезти деньги Ирине домой. Жила она на улице Чехова.
Ирина болела и её не было в академии. Евгений позвонил ей, и она попросила - привезти ей на дом, если это было не сложно.
Квартира у неё была хорошая, трёхкомнатная. А жила она вдвоём с бабушкой. Интересной - занимательной, боевой старушкой.
Угостили Зубова чаем, а бабушка, по ходу разговора, сказала:
- Вот Клим - чёрт обманчивый! Уже три недели обещается, а всё не показывается! А обещал заглянуть. Давно уж не был у нас!
Это она, оказывается, о Ворошилове  говорила! Эта "бабушка" в Гражданскую войну воевала в Конной армии, чуть ли не пулемётчицей при штабе Будённого и Ворошилова. Зубов тогда догадался - почему Ирина Левченко училась в академии, хотя был приказ Сталина - после войны женщин в военные академии не брать!
До этого приказа женщины учились, хотя  и в порядке исключения, например Надежда Котина - окончила академию (в1933г.) вместе с Жозефом Яковлевичем Котиным (конструктором танка Т-34) , и потом, перед войной и в войну, служила военпредом на Кировском заводе и в Ленинграде, и в Челябинске. Ирина Левченко позже, после учёбы, вышла замуж за известного поэта Евгения Долматовского, а к 10-летию Победы над Германией ей было присвоено звание Героя Советского Союза. Но этого в тот момент в гостях у Ирины Левченко Зубов ещё не мог знать, шёл 1946 год.
Учёба продолжалась, а в зимние каникулы Евгений смог всё-таки на неделю съездить домой.
Плохо, трудно жили его родные мать и сестра. Обе были уже больные женщины, да и возраст уже был приличный - сестре 43 года уже было.
Вернулся он грустный и озабоченный судьбой его родных. Война не щадила людей не только на фронте, не меньшие испытания выпали на долю тех, кто остался в тылу и живя впроголодь работал на заводах и фабриках.
    В конце учебного года приняли Зубова в члены ВКП (б). На курсе училось 103 слушателя, а к концу 2-го курса членов партии было 102. Беспартийным оставался только один Вася Быстров. В шутку его называли" база роста парторганизации", но он не вступал - боялся, у него среди родственников кто-то был "служителем культа".
 Закончился учебный год. За второй семестр сдавали пять экзаменов. Зубов получил четыре пятёрки и одну четвёрку - по теории машин и механизмов. Каникулы! Но только два месяца! На один месяц все были отправлены на сборы в лагерь под Солнечногорск  на берегу озера Сенеж. Там находилась полевая база академии. Жили слушатели в палатках на лагерном режиме. Учёба, политзанятия, уставы и наставления, вождение танков, стрельбы, строевые занятия - армия есть армия. А в свободное время разрешалось ловить рыбу на озере. Клёв был отменный - ловился, в основном, окунь. Так озеро и прозвали "окунёвым".
Однажды вывели отделение  на вождение  танков Т-34. По программе было необходимо отработать движение на танке с крутого спуска и подъём в гору.
Занятиями руководил один из преподавателей кафедры эксплуатации - подполковник по званию. Но он только рассказывал, как и что надо делать. Сам либо не умел, толи не хотел водить танк.  Всё сказанное подполковником должен был показывать инструктор  вождения - старшина из обслуживавшего академию полка. Выбрали место с довольно крутым спуском  - градусов под тридцать и протяжённостью метров тридцать. Пешком трудно подняться и спуститься, а тут на танке придётся ехать. Старшина заартачился: опасно, мол, очень крутой спуск. Подполковник настаивал, чтобы старшина показал слушателям спуск и подъём именно в этом месте!  А слушатели стояли шеренгой, держа в руках свёрнутые комбинезоны и танковые шлемы.
   В самый разгар "препирательства" между подполковником и старшиной подъехала легковая машина "ЭМКА" (М-1), в которой находился ( сам сидя за рулём) генерал-майор Груздев Николай Ильич! - начальник кафедры танков, профессор.
Подполковник доложил ему, как положено:
- 1-е отделение 2-го курса 1-го танкового факультета занимается отработкой упражнения "подъём - спуск"!
- Хорошо! - продолжайте занятие!
- Да... вот старшина утверждает, что здесь опасно: крутой спуск!
   Генерал Груздев, ничего не возразив, подошёл к шеренге слушателей и обратился к правофланговому:
- "Разрешите, пожалуйста" и вял у слушателя комбинезон и шлем. Не спеша, снял свой китель, свои белые перчатки, надел комбинезон, аккуратно застегнулся на все пуговицы, надел танкошлем. Бережно свернул свой китель, положил его, фуражку и перчатки в "ЭМКУ", подошёл к танку, который стоял у самого спуска, влез в машину, запустил двигатель. С минуту он прокручивал его на разных оборотах и поехал вниз! Нормально съехал, внизу развернулся почти на месте, поднялся на бугор, развернул танк и поставил его точно на то место, с которого он начал движение вниз с горы. Генерал заглушил двигатель, не спеша, вылез из люка, снял шлемофон, снял комбинезон, встряхнул, аккуратно свернул, подошёл к шеренге и вернул комбинезон и шлем слушателю.
- Спасибо! - спокойно произнёс генерал,- подошёл к "ЭМКЕ" надел китель Фуражку, белые перчатки и, повернувшись к подполковнику, сказал:
- Прошу продолжать занятия.
Сел в "ЭМКУ", круто развернулся и уехал, не сказав больше ни единого слова!
Все стояли ошарашенные таким показом генерала.
- Вот это генерал! Вот это профессор! Вот это танкист! - послышались возгласы  слушателей.
Подполковник и старшина оба с красными лицами от стыда, но скорее от смущения, молча долго стояли и тупо смотрели друг на друга.   
Занятия продолжались. Из всей группы воевал механиком - водителем только Зубов. Он первым вызвался проехать по "испытанному" генералом маршруту. Он нормально съехал и поднялся "как и генерал".
Генерал-майор  Н.И.Груздев был известным теоретиком и практиком. Танкисты учились по его книге "Теория, конструкция и расчёт танка".  Он сам читал лекции, его методика была очень оригинальной.
Генерал Груздев входил в аудиторию, выслушивал доклад "старосты " группы и (как полагалось)  говорил:
- "Товарищи офицеры!"
Все садились на свои места. Генерал молча подходил к классной доске и писал на ней тему лекции.
После этого он сразу переходил к написанию выкладок с дифференциальными уравнениями и интегралами. Исписывал всю доску красивым убористым почерком, формулами, подходил к окну и долго смотрел на улицу. Всё это происходило молча – без комментариев.
Слушатели старательно переписывали материал с доски в свои тетради. Тишина стояла - муха пролетит - слышно! Только слышно было - как скрипели перьевые ручки.
Не глядя на аудиторию, генерал подходил к доске, нажимал специальную кнопку часть доски - исписанная - уползала за стену (как конвейер), а выходила - чистая. Он снова заполнял её поверхность расчётами, схемами. И всё повторялось - шёл к окну, смотрел на улицу, а слушатели опять списывали. Так проходила вся (двухчасовая) лекция.  Зачастую, без единого слова.
Раздавался звонок. Староста вставал, командовал:
- Товарищи офицеры! - все вставали.
- Товарищи! ... и генерал выходил из аудитории.
Материал и изложение были  очень интересными. Генерал доходчиво и чётко преподносил весь материал. Вопросы ему редко кто задавал. На экзаменах он был строг и пунктуален. Любил, если слушатели нестандартно мыслили и вносили что-то новое.
Его гибель была неожиданной! Это был один из самых видных учёных-теоретиков танкистов, доктор, профессор, генерал-майор.
Его тело было обнаружено в 1949 году. Он покончил с собой в одном подмосковном местечке. Из разговоров и рассказов Зубов узнал, что его "затравили" его же сослуживцы по кафедре. Ходили слухи, что помог такому "исходу" один высокий начальник политотдела Академии. Причина была просто банальная. В 1943 году в Свердловске была издана книга профессора Н.И.Груздева "Танки. Конструкция и расчёт". Ряд преподавателей кафедры академии подняли шумиху уже после войны - доказывая, что Груздев использовал в книге работы некоторых из них. Начались споры. Груздев возражал. Дело дошло до руководства Министерства обороны и Политуправления РККА. Генерала Груздева решили убрать из академии и направить служить в войска! Видного теоретика-учёного в войска - заместителем по технической части танковой армии. Он не был войсковиком. Он был учёным! Согласия он не дал. Его заставили! Подписали приказ и ...самоубийство!
Многие слушатели впоследствии гордились тем, что были "учениками генерала Груздева". Многие из них стали известными конструкторами танков.
    Закончились месячные лагерные сборы под Солнечногорском. Зубову удалось побывать в родных краях. Заканчивались каникулы. Надо было возвращаться в Москву. На станции Поклевская он взял билет на поезд до Свердловска. Там надо было делать пересадку до Москвы. С билетами были большие трудности. Многие ехали с востока на запад, шла демобилизация. На железных дорогах появились мешочники, спекулянты, воры, торговцы своим и краденым. Вагоны были переполнены. Ехали на площадках в тамбурах, даже на крышах вагонов.
От Поклевской до Свердловска Зубов ехал вкупе с тремя матросами - балтийцами.  Выйдя в коридор, вагона он пытался пройти к туалету. В проходе и тамбуре было полно народа. Стояли и сидели с мешками, рюкзаками, чемоданами. Евгений вышел из своего купе в сапогах, в галифе и майке (без кителя). Подойдя к тамбуру, он заметил как какой-то "молодец" лет 17-18 пытался отобрать у старого деда рюкзак. Содрал его с плеч старика, а дед не отдавал. Тогда этот парень ножом-финкой полоснул по ремням рюкзака...
 Зубов схватил его за руку с ножом и крикнул морякам из своего купе: "Полундра!" Матросы сразу выскочили, увидели, что Зубов заломил парню руку, на полу валялся нож. Матросы сняли свои ремни с пряжками и так "отходили" этого ворюгу, что он еле выполз из вагона, когда открыли дверь на остановке.
- Дед, а что у тебя в мешке? Что привлекло внимание этого парня? - спросил Зубов.
- Да огурчики везу на продажу в Свердловск!
- Что же он огурцы хотел отнять и это всё?
- Так они же не спрашивают что в мешке, просто отбирают!
Финку взяли себе моряки. Хороший был нож! А дед даже слезу пустил благодаря за спасение "товара" и его самого.
В Свердловске Зубов узнал, что до отправления поезда до Москвы было много времени. Очередь в воинскую кассу была очень большая, а билетов - мало. В раздумье он ходил по вокзалу.  Вдруг увидел, что ему на встречу идёт с какой-то котомкой Гриша Колотыгин - его товарищ по педучилищу!  Гриша был в солдатских сапогах и брюках, но в гражданском пиджаке. Он тоже узнал Зубова, удивился, что Евгений - старший лейтенант, что одет "с иголочки". А он Гриша был в каком-то замызганном, грязном одеянии.
 Разговорились - он рассказал о себе - демобилизовался. Хочет работать учителем, а пока в Свердловск возит самодельные коврики продавать.
 Друзья вспоминали своих товарищей и подруг по училищу. Гриша, зная о довоенных тайных сердечных делах Евгения, поинтересовался:
- А с Наташкой Береговой ты переписываешься?
- Нет. Я не знаю где она?
- Она в Харькове. В институте учится.
- В каком? Ты адрес знаешь?
- Нет, не знаю. Слышал, что в Харькове в институте, а в каком не знаю!
Поговорили друзья минут десять - пятнадцать и тепло расстались - Гриша спешил на пригородный поезд.
Зубов остался один весь в размышлениях. "Адрес" Наташи был не точен - Харьков - институт? Где её сестра - Елена тоже неизвестно. Так в размышлениях он подошёл к билетной кассе.
Около кассы он обратил внимание на майора-лётчика. Он также хотел купить билет на поезд.
- Ты что, старшой? В Москву? - спросил Зубова майор.
- В Москву, а Вы?
-  Хотелось бы.
- Где твоя очередь, танкист?
- Ещё далеко, по десять человек в час пропускают!
- Тогда не раньше утра дело до нас с тобой дойдёт!
- Придётся всю ночь здесь торчать!
Завязался разговор. Майор служил в Москве в штабе ВВС. Ездил в отпуск в Алапатьевск к родным и, так же как и Евгений возвращался на службу.
- Тут стоять не лучший вариант. Давай двинем в "Большой Урал"- ресторан в центре города. "Убьём там часа три-четыре. - Всё веселее, чем тут околачиваться! - предложил лётчик.
- Пошли, если удастся попасть! - поддержал его предложение Зубов.
Попасть-то они в ресторан - попали, но с сидячими местами была проблема - не хватало стульев. Свободный столик располагался рядом с оркестром, а стул был только один. Официант, видя такое затруднение офицеров, мигом притащил откуда-то ещё один стул и новые знакомые сели за стол.
Подали меню. Содержание, вернее ассортимент "блюд", - оставлял желать лучшего.
- У вас тут свободно, товарищи офицеры? Для одного место найдётся? - обратился в сидящим полковник - Герой Советского Союза.
- Свободно, товарищ полковник, но только стульев нет! - ответил майор.
- Поищем! Найдём! - полковник подозвал официанта и попросил организовать ещё один стул.
Стул мигом появился, как будто по волшебству.
Офицеры познакомились по фамилии и имени. На столе появился графин с водкой и какая-то некудышняя закуска, тоже "по волшебству" официанта. После первой рюмки беседа приняла тёплый дружеский характер.
Полковник неожиданно встал и направился к буфету, очевидно желая расширить "принудительный" ассортимент блюд.  Зубов с майором продолжали мирно беседовать и не заметили как  стул полковника ловко "увёл" подполковник - интендантской службы к своему столу, где сидела его "дама". Когда в последний момент это заметил майор, то бежать и отбирать было уже поздно. Всё-таки старший по званию и потом с "дамой".
Вернувшийся  полковник, узнав о пропаже и "обстоятельствах", подошёл к столику интенданта:
- Встать! Смирно! - скомандовал он подполковнику, как старший по званию, да ещё с золотой звездой героя на груди.
Тот вскочил, как ошпаренный. Полковник спокойно взял свой стул... "Простите, мадам! ваш кавалер ошибся - стул занят!"- обратился он любезно к "даме" интенданта.
Тот стоял по стойке смирно, лицо его приняло красно – сизо - лиловый цвет, но - устав есть устав - старший по званию имел полное право!
 Так "зародился" конфликт между столиками. Полковник попросил официанта наполнить вторично графин с водкой, и беседа продолжалась. За разговорами майор незаметно наблюдал за столиком интенданта. У того вернулся почти нормальный цвет лица, но его выражение  вызывало некоторую тревогу. Он постоянно глазел в сторону стола полковника и его взгляд был как у шкодливого кота, который замышлял, что-то мерзопакостное.
Через некоторое время интендант подошёл к оркестру и, что-то сказав маэстро, сунул ему деньги в руку.
- Ага! - подумал майор, - значит, заказал какую-то музыку? Скорее всего, для своей "дамы".
Как только интендант отошёл от оркестра, майор тут же сорвался с места и к маэстро прямым ходом. Что-то ему объяснил с грустным выражением лица и сунул деньги. Судя по всему, сумма была большая, нежели полученная от предыдущего заказчика. Маэстро мялся, видимо возражал, но майор выдвинул такой аргумент, после которого ему пришлось принять новый заказ. Аргумент был действительно сильный - ..." Это просил исполнить Герой СССР - полковник!"
- Прикажете исполнить? - обратился маэстро к полковнику.
Полковник, уже в очень хорошем настроении, не зная точно, что именно заказал за него майор, подтвердил заказ: Вас же просят! Исполняйте!
В оркестре зашептались музыканты, майор вернулся за столик.
Оркестр затянул "Вы жертвою пали в борьбе роковой..." - похоронный марш. Гул в зале ресторана смолк мгновенно. Все смотрели на оркестр, а из боковой двери вышли трое военных с повязками на рукавах и направились сразу к столику, за которым находились Зубов, полковник  и майор.
Майор сразу скумекал, что к чему, налил в стакан водки и стоя с ним в руке очень громко, чтобы услышали все сидевшие в зале ресторана, произнёс:
- Предлагаю всем выпить в память о павших в Великой Отечественной войне! Многие в ресторане встали. Начальник комендантского патруля, - подполковник с повязкой на руке, остановил исполнение "заказа", подошёл к столику полковника с его новыми знакомыми и сказал:
- Товарищи офицеры, пить достаточно и вести себя надо культурно. Потом он отошёл.
Так майор отомстил за кражу "стула". Эта шутка всем троим, понравилась, и ужин продолжался.  Через час было решено, что ужин закончен. Все трое решили прогуляться по городу. Выпито было "достаточно", но советские офицеры нормально держались на ногах и в хорошем расположении духа направились к выходу. В ресторане продолжал играть оркестр и интендант, наверное, услышал заказанную для его "дамы" мелодию.
На выходе из ресторана "троицу" очень культурно пригласили в крытую военную машину и привезли в комендатуру Уральского военного округа. Ввели к дежурному офицеру - майору. Зубова и майора-лётчика очень вежливо попросили расположиться на диване и ожидать "аудиенции" с заместителем командующего Уральским военным округом, если потребуется, а полковнику Герою СССР (который оказался сотрудником штаба Уральского военного округа) было предложено пройти в кабинет для "конфиденциального" разговора с генералом, - заместителем командующего.
Зубов и майор-лётчик приятно удивлённые таким тёплым приёмом, моментально отключились на мягком кожаном диване в приёмной зам. командующего. Сколько прошло времени, трудно было установить, только очнулись они оттого, что вышедший из кабинета генерала полковник усиленно пытался их растолкать и разбудить, но не только потому, что они уже начали громко храпеть, а потому, что пора было направляться "по своим личным и служебным делам".
- Вставайте, пошли отсюда поскорее! - тихо сообщил им полковник.
Друзья нехотя встали и провожаемые уже не очень дружеским взглядом дежурного офицера, покинули здание комендатуры, а может быть и штаба УралВО.
Уже на улице полковник рассказал им, как его "отчистил" генерал и приказал:
-Забирайте своих собутыльников, и чтоб духу их не было, здесь, в округе! Или всех прикажу посадить! - Надо же! - похоронный марш заказать в ресторане! До чего можно было упиться!
Полковник, ещё рассказал - в каких, примерно, выражениях генерал пожелал Вам, отбывающим, счастливого пути. Друзья трогательно распрощались. Полковник пошёл домой, а Зубов с майором-лётчиком пешком, но не по центру, направились на вокзал. Времени прошло много, а билеты в кассе они скоро получили. Прощай Свердловск!

Глава 27.                Начало новой жизни


   Москва! Снова началась учёба. Лекции, лабораторные занятия, встречи с товарищами после каникул. Все рассказывали о том, как и куда, ездили и что на местах было нового после окончания войны. Только один Зубов не рассказывал ничего интересного - так  в общих чертах - приехал, погостил, вернулся. Его постоянно мучил один вопрос - как узнать где в Харькове учится Наташа?
- А что если написать просто "наугад"- как в известной повести - ..."на деревню дедушке". Наивно и глупо, а если попробовать? - рассуждал он, сидя за столом в своей комнате общежития академии.
Написал несколько общих малозначащих фраз. Письмо адресовал: Харьков, Главпочтамт, до востребования, Береговой Н.Я.
Надежды получить у него не было, почти, никакой. Думал: подожду недели три-четыре, если ответа не будет, то напишу в Тугулым - город меньше Харькова, может кто-нибудь из знакомых Наташи обратит внимание на письмо до востребования. Или в Тугулымский  РайОНО написать?
Но ... дней через десять получил он от Наташи ответ! Оказалось, что она всю свою переписку получала на Главпочтамте - до востребования!
Это письмо поведало ему о многом: жива - здорова была его Наташа, учится институте, живёт в общежитии и главное - не замужем! Это было очень важно!
В тот же день Евгений  написал ей ответное письмо. Подробно описал всё о своём житье-бытье, а в конце - ..."Наташечка! Очень хочется увидеться!"
    Шёл 1946 год. Приближался праздник - 7-е ноября. Слушатели академии получили три свободных от занятий дня!
- Ехать в Харьков, к Наташе! - решил Евгений. Шесть лет прошло с тех пор, как они разъехались из Талицы! Как изменились? Как встретимся?  Судя по переписке - они не забыли друг - друга за эти годы, но всё-таки прошло ...шесть лет!
  Он ехал в Харьков со смешанным чувством. Шесть лет неведения - большой срок! Как она встретит его, а главное что у неё на сердце. В какой-то степени он считал себя виноватым за такую долгую разлуку - Война! Она разбросала людей повсюду. Многие погибли, так и не встретившись, другие ищут своих до сих пор, и не могут найти, а они не делали даже попытки - узнать, что с другим, и это его настораживало, значит не такие уж серьёзные были юношеские чувства.
Многие на войне огрубели, изменили своим принципам, и это можно было понять, но настоящим чувствам время не страшно, оно не властно над памятью сердца!
Думал ли Евгений о женитьбе, наверное, ещё нет. Ему очень хотелось с ней встретиться, увидеть, поговорить, вспомнить товарищей по педучилищу. Его очень интересовало, почему Наташа поменяла учительскую работу на будущую работу инженера транспортника. Она никогда ранее не говорила , что хочет стать железнодорожником! Чем вызван такой резкий поворот в выборе профессии? Но и это не было главным в его желании снова увидеть её. Он часто на фронте, особенно, когда ему было очень трудно, и жизнь висела на волоске - думал о девушке в наглаженном платьице с белым воротничком и чёлкой, закрывавшей высокий лоб. Она незримо поддерживала его, давала надежду на выживание, и это, наверное, спасло его. Немногие его товарищи выжили в кровавой мясорубке войны. Судьба хранила его, и он выжил, и не просто выжил, а победил, победил вместе со всем народом, победил в самой страшной и жестокой войне, которая когда-либо обрушивалась на нашу страну!
Наташа, наверное, тоже была удивлена, когда из его письма узнала, что Женя - военный, да ещё слушатель академии. Скромный сельский учитель - таким она знала его до войны.
А что думал о самом себе Евгений? Да он уже не тот паренёк с Урала. Он прошёл через ад войны, горечь потерь друзей, через огонь и пламя горящих танков и людей. Он знал цену свободы, потому что сам участвовал в борьбе за неё. Но он не огрубел, не опустился морально, а наоборот окреп  и душой и телом. Однако он уже понимал, что выбранная им профессия - это не спокойная жизнь в городе. Это вечный бой за новую жизнь, за новые достижения во многих областях, с какими он будет сталкиваться по роду его службы и работы. Боевые машины - одна из основ оборонной мощи и безопасности его страны. Он воевал на них и кому, как не ему их совершенствовать теперь? Он осознанно выбрал свой путь. Легкой жизни не будет - переезды, военные городки, гарнизоны, потом, может быть работа на оборонных заводах, конструкторских бюро. Начинал он с нуля - водителем танка, а теперь ему предстояло стать конструктором этих машин. Но это, ему! а каково будет Наташе? Если они станут мужем и женой? Это ему волновало не меньше, чем создание новой боевой техники.
   В мирной жизни ему придётся всё начинать сначала. Самым первым шагом - было создание семьи! Раньше он отвечал только за себя - убьют, не убьют? - Выжил! Теперь их может стать двое..., а как Наташа воспримет его проблемы?  Он не очень задумывался о деньгах, находясь на почти полном государственном обеспечении, а семья? - Она полностью будет он него зависеть!  После окончания академии его могли послать куда угодно - приказ! А куда? Что там? - но до этого пока было далеко, ведь он был ещё только на втором курсе! Ещё четыре года до окончания академии, а он уже размечтался,  одно он уже знал твёрдо, что с танками, с военной боевой техникой - это уже навсегда! А что скажет на всё это Наташа?  Если у неё никого нет! - Это уже хорошо, а дальше будет видно! Если у неё сохранились те юношеские чувства, которые сохранил и он - тогда ничего не страшно, ведь самое главное - любовь! Она и от смерти спасала его и в борьбе давала силы! По письмам, которые она ему писала последнее время, он понял, что ничего не изменилось, она осталась всё той - же  - его Наташей, а значит жизнь продолжается!
Двадцать часов поезд тащился до Харькова. Всё это время Евгений не мог уснуть. Мысли кружились в его голове ...
   Наташа встретила его очень тепло. Всё та же его Наташа. Худенькая, стройненькая, аккуратненькая, милая его Наташа! Вот они и встретились! А дальше? И дальше тоже! - так он решил, как только увидел её. Теперь - вместе! Навсегда!
Несколько дней в Харькове пролетели как один. Но жизнь есть жизнь. Ему - в Москву, ей на учёбу в институт. Договорились встретиться в зимние каникулы в Москве!       
    Наташа приехала в Москву в конце января. Евгений встречал её на вокзале с цветами. Они поехали на частную квартиру, где по договорённости, достигнутой заранее с владельцем, провели все каникулы. Это были первые каникулы любви. Оба были безумно рады встрече. Всё закружилось в безумном водовороте событий. Москва, театры, кино, походы к друзьям Евгения. Всё пролетело почти мгновенно.
   Долго-долго тянулось первое полугодие 1947-го года! Только во второй половине июля в академии закончились экзамены за второй курс.
   Зубов сидел на лекции - консультации в большой аудитории. Входная дверь тихонько приоткрылась и в аудиторию заглянула ...Наташа!
- Вам кого? - спросил её лектор-полковник.
- Капитана Зубова! - спокойно ответила она.
- Капитан Зубов, выйдите. Вас зовут!
Евгений встал и с широко раскрытыми глазами направился к выходу из аудитории. ...Как она смогла пройти на территорию академии? Вход строго по пропускам! На входе стояли часовые, дежурные. А его Наташа - прошла!
...Через несколько дней, после сдачи его экзаменов, они с Наташей уже ехали поездом Москва-Новосибирск на Урал. Решили выйти на станции Ощепково, где жили её родные: мать - Екатерина Филипповна, сёстры Лена и Мария.
Родным они решили объявить о своей женитьбе! ...Поезд около получаса стоял в Свердловске. Евгений сбегал в буфет. Купил шампанское и жареных пирогов с крабами. Крабы уже не были редкостью и продавались везде.
... Прибыли в Ощепково поздно вечером. Пока добирались до родных Наташи, стало уже совсем поздно. Встреча, знакомство. С сестрой Наташи - Леной Евгений был знаком ещё до войны, они вместе учились в педучилище.
Скромный ужин и ... за столом Наташа и Евгений объявили - что они жених и невеста и попросили у матери Наташи благословения. Полились слёзы радости матери, но согласие на брак было получено! Недолгое застолье и надо было ложиться спать. Как? Где? Вместе с Наташей в одну постель? ...
Мать  сказала:
- Вот когда зарегистрируетесь, будете мужем и женой, тогда и спите вместе, а пока - по разным койкам, пожалуйста.
И это правильно, надо соблюдать традиции, никто не возражал.
 В пяти километрах от станции был районный центр - городок Пышма. Вот там-то 11августа 1947 года и был зарегистрирован брачный союз между Наташей Береговой и Евгением Зубовым.  Наташа взяла фамилию Евгения. Так образовалась новая семья. А что дальше? Он - в Москве, она в Харькове! Но теперь это уже было всё второстепенным. Главное они стали мужем и женой, а трудности , они только укрепляют семью!
   Надо было ещё заехать к родным Евгения в Талицу. Приехали ненадолго - время поджимало, нужно было уже торопиться Евгению в Москву, Наташе в Харьков.
    Чтобы не испытывать трудностей с личной жизнью Евгений и Наташа решили , что доучиваться она будет в Москве. С некоторыми трудностями, но удалось перевести её в Московский институт инженеров транспорта. А вот с жильём была проблема. В академии это не предусматривалось - пришлось скитаться по частным квартирам. Это не было чем-то особенным, в Москве многие так жили и новая семья начала свою совместную жизнь в комнате коммунальной квартиры, несколько раз меняли место жительства, наконец, на два с половиной года прижились в комнате на 3-й авиационной улице. Комнатка около семи квадратных метров, а 5-го декабря у них родилась дочь Таня. Семья была счастлива и жизнь продолжалась!

Послесловие.

Глава  28.                Итог



   На помощь Наташе, надо было оканчивать институт, приехала в Москву её сестра Лена. Приехала ненадолго - помочь в первое время.
Наташа успешно закончила МИИТ, а Евгений, окончив Академию в 1951-м году, пожелал пойти на военно-конструкторскую  работу и получил направление в распоряжение Министерства транспортного машиностроения СССР с оставлением в кадрах Армии. В отделе кадров МТрМ его, в группе состоящей из десяти  офицеров, направили в Челябинск на Кировский завод (так назывался ЧТЗ) в танковое конструкторское бюро генерала Жозефа Яковлевича Котина.
Так Евгений Зубов стал танкистом на всю оставшуюся жизнь!
     Прошло много лет. Изменилась страна. Она стала называться просто Россией, как и в давние времена. Выросли новые поколения её граждан. Но в памяти народа навсегда остались годы Великой Отечественной Войны, - время горьких поражений и великих побед.  Время неумолимо идёт дальше. Новые поколения по-своему оценивают прошлое своей страны. Главное остаётся неизменным - Россия это великая страна! Она была, есть и будет такой во все времена! Во имя этого сражались, погибали и выживали все поколения.
    В большой Московской квартире готовились к празднованию Дня Победы. Как всегда в этот день должны были прийти друзья и родные. Поздравляли одного ветерана - танкиста Евгения Зубова, 
уже не молодого человека - главу семьи. Пока накрывали на стол, по телевизору начали прямую трансляцию с Красной площади - парад Победы!
Все знали, что в эту минуту он "уходил" мыслями в прошлое.
     ...22-е июня 1941 года - день его совершеннолетия и день начала войны!  Сельский Уральский паренёк решил добровольцем идти на войну! Его никто не вызывал в военкомат, он сам решил идти защищать Родину. Так подсказывало ему его сердце! Бои под Сталинградом, гибель товарищей ранения - всё мгновенно прошло в памяти. Горящие танки на Курской дуге - под Прохоровкой, бои в Белоруссии в Прибалтике, в Восточной Пруссии... Как ему удалось выжить в этой войне? Он сам задавал себе этот вопрос не раз и всегда у него был один ответ - повезло! Повезло, не смотря ни на что!
    ... На Красную площадь выходят танки! Эти грозные броневые машины сыграли огромную роль в ходе Великой Отечественной Войны... звучал голос диктора из телевизора...
...Танки! - Они были его судьбой, и после войны. Начавшись в Челябинске в КБ Ж.Я. Котина  - конструктора знаменитого Т-34 много лет, он конструировал новые танки, чтобы они охраняли мирную жизнь его страны!  Этот вечный бой - теперь уже в мирное время - продолжается! Проходят годы, меняется мир, но остаётся стремление людей к свободе и счастью! Слишком высокую цену заплатили люди нашей страны за то, чтобы был мир. И когда-нибудь мальчишка далёкого будущего с благодарностью прочтёт в учебнике истории - было время великих битв за свободу Родины и может быть мелькнёт среди героев этого времени имя героя этой повести ...

                Анатолий Пляц.


Рецензии