Алфавит смерти - Т
Первый.
Двери как двери. По три штуки на лестничную площадку, как в домах старой планировки. Не знаю заперты они или нет. Проверять не тянет – моя цель это подниматься наверх, а не дёргать за ручки чужих дверей.
Второй.
Тьма за окном становится более плотной. Думаю, если бы сейчас я захотел спуститься и выйти из подъезда, тьма не позволила бы мне этого сделать, поглотив всё, что окажется за пределами этого странного дома. Обратной дороги нет.
Третий.
Этаж воспоминаний. Когда-то я тоже жил на третьем этаже. Там прошло моё детство. Но то, что я вижу сейчас, совсем не похоже на безоблачно-радостные картинки из моих детских грёз. Двери на третьем этаже заколочены досками и от старости заросли паутиной. Бросив последний взгляд на изъеденные временем дверные проёмы, я поднимаюсь дальше.
Четвёртый.
Тьма за окном продолжает сгущаться. Хорошо, что зажглись лампочки, иначе в подъезде было бы совсем ничего не видно.
Пятый.
Я же говорил, что здесь не пять этажей. Вон тянется лестница на шестой этаж. Шагая по ступенькам лестничного пролёта, уносящего меня вдаль, я понимаю, что здесь находится грань, разделяющая реальность и вымысел.
Шестой.
Вопреки моим ожиданиям, я не вижу ничего необычного. Этаж как этаж, двери как двери. Лампочка над моей головой продолжает ярко гореть, время от времени озаряя подъезд редкими перемигиваниями.
Девятый.
Одна из дверей привлекает меня своим внешним видом. Это тяжёлая металлическая дверь с выгравированными на ней узорами, покрытыми позолотой. Сверху двери, на уровне глазка, на меня высокомерно смотрит такая же позолоченная львиная морда. Должно быть, это квартира очень богатых людей. Жаль я не могу зайти внутрь и посмотреть что в ней.
Пятнадцатый.
Странно, но пейзаж за окном остаётся на уровне пятого этажа, будто я и не поднимаюсь вовсе. Однако, взглянув в узкое пространство пролёта между перилами, я убеждаюсь, что нахожусь на приличной высоте.
Шестнадцатый.
Повсюду мусор и какие-то полусгнившие объедки. Брезгливо перешагивая через горки пищевых отходов, я как можно скорее стремлюсь покинуть этот этаж.
Тридцать второй.
Оказавшись так высоко, я начинаю гадать насколько высокими бывают многоквартирные жилые дома. Тридцать этажей? Пятьдесят этажей? Если пятиэтажка, по лестнице которой я сейчас поднимаюсь, такая высокая, почему в ней не сделали лифта?
Пятьдесят пятый.
К этому времени я должен был устать от бесконечного подъёма по лестнице, однако, ноги по-прежнему несут меня вверх, словно всё моё восхождение представляет собой обычную лёгкую прогулку.
Восемьдесят шестой.
Едва оказавшись на этаже, я замечаю, что на восемьдесят седьмом и выше нет света. Но подниматься дальше как-то надо, поэтому, отбросив сомнения, я продолжаю своё путешествие наощупь.
Восемьдесят девятый.
Глаза постепенно привыкают к темноте. Только сейчас я понимаю, что на лестничных площадках, через которые я прохожу, нет дверей.
Девяносто пятый.
На очередной лестничной площадке есть дверь! Открытая! За дверью видно только такую же непроглядную тьму, как и в подъезде. Однако, я явственно различаю, как среди полумрака квартиры швелится что-то непонятное, приглашая меня войти внутрь и навсегда сгинуть в закоулках объятых мраком комнат. Не обращая внимания на призывы, я в ужасе пробегаю мимо двери и поднимаюсь на следующий этаж.
Сто второй.
Двери, наконец-то! Пусть закрытые, но всё же привычные глазу подъездные двери с мягкой обивкой. А я-то думал, что в конце-концов уткнусь в какой-нибудь тупик на сотом этаже.
Сто четвёртый.
Где-то на верхних этажах видно свет и слышен неясный звук. Если тот, кто создал эту бесконечную пятиэтажку и поместил меня в неё, решил объявиться собственной персоной, он выбрал для этого самое подходящее время.
Сто седьмой.
Свет! На сто седьмом горит лампочка! Выше, судя по всему, тоже. Но, что самое необычное, дверей на лестничной площадке не три, а четыре, причём одна из них открыта настежь. Звук, который я слышал на сто четвёртом, был звуком телевизора из-за этой открытой настежь двери. В надежде встретить здесь людей, я захожу в ярко освещённую картиру и направляюсь к источнику звука. Пусто. Включённый телевизор передаёт человеческий голос, но этот голос не складывается в слова. Изображение на экране тоже вроде бы человеческое, но слишком плавающее и размытое для того, чтобы в нём можно было разглядеть привычные силуэты. Ещё раз пробежавшись по комнатам и убедившись, что в квартире точно никого нет, я с сожалением покидаю это место.
Сто сорок первый.
Нормальный человек уже давно бы сбился со счёта, однако, я безошибочно ощущаю цифру каждого этажа каким-то непонятным шестым чувством. И я по-прежнему не устал, хотя с момента моего восхождения прошло уже больше часа.
Сто восемьдесят восьмой.
Очередная дверь сильно выделяется на фоне всех остальных дверей, которые я успел увидеть. Блеклая и однотонная, словно вырезанная из картона, эта дверь пытается завлечь меня своим ключом, игриво торчащим из замочной скважины. Но я вовремя замечаю небольшую кровавую лужицу рядом с дверным ковриком, поэтому предложение войти в квартиру уже не кажется мне таким заманчивым. Стараясь не касаться кровавого коврика, я поднимаюсь по лестнице на следующий этаж.
Трёхсотый.
Похоже, я зашёл слишком далеко. Но возвращаться обратно уже нет смысла. Тьма наверняка поглотила нижние этажи, полностью отрезав для меня пути к оступлению. За окном тоже ничего не видно. У меня есть только два пути: либо стоять на месте, ожидая неизвестно чего, либо продолжать подниматься наверх, ожидая, что рано или поздно я куда-нибудь поднимусь. Постояв на лестничной площадке трёхсотого этажа примерно минуту, я выбираю второе.
Триста двенадцатый
Мне кажется или я уже видел эту дверь со львом? Внимательно изучая узоры на тяжёлой металлической поверхности двери, я время от времени бросаю взгляды на высокомерного льва. Лев вроде тот же, но узоры точно другие. На каждом этаже располагается по три квартиры, за исключением тех тринадцати этажей, которые я прошёл в темноте. Может ли такое быть, чтобы две из девятисот с лишним дверей оказались одинаковыми? Конечно, почему нет.
Пятьсот сорок седьмой.
Свет ламп из ярко-жёлтого превратился в тускло-красный. Впрочем, к тому времени мне стало уже всё равно. Этажи, такие похожие друг на друга, и вместе с тем такие разные, слились для меня в один бесконечный этаж, который я продолжал проходить раз за разом.
Семьсот семьдесят первый.
На этом этаже все двери услужливо распахнуты настежь. Если бы этот дом был живым существом, то я бы подумал, что он намеренно хочет задержать меня подольше, чтобы я тщательно исследовал все квартиры на предмет поиска живых людей. Не заглянув ни в одну из квартир, я продолжаю подниматься.
Восмьсот двадцатый.
Так я и думал. Все двери на новых этажах тоже распахнуты. Я мог бы бродить по этим квартирам вечность, но моя цель заключается совсем в другом – завершить своё долгое восхождение по непрерывной лестнице этой пятиэтажки.
Тысяча первый.
Значит их намного больше тысячи. А я-то до последнего недеялся, что тысячный этаж станет верхушкой дома. Сколько же их всего? Две тысячи? Три тысячи? Десять тысяч? Самое неприятное, что я не могу прекратить восхождение, потому что тьма подступает снизу и я должен идти дальше вверх, чтобы она не настигла меня.
Тысяча восемнадцатый.
Нет, я больше не могу. Если бы в этом подъезде был широкий лестничный пролёт, я бы давно спрыгнул с него вниз, лишь бы избавиться от этого постоянно гнетущего чувства необходимости подниматься по этажам. Но лестницы стоят впритык друг к другу, ограждённые перилами. В эту щель бы и кошка не пролезла.
Словно прочитав мои мысли, лестница расступается, превращая узкую лестничную площадку в широкий прямоугольник с зияющей дырой посередине.
-Чего же ты ждёшь? – словно спрашивает меня темнота.
Я всегда боялся высоты. Но сейчас, собравшись с духом, я наконец прыгаю в бездонное пространство лестничного колодца, дабы поскорее прекратить своё восхождение вверх. Вниз, теперь только вниз.
Оставив меня парить в невесомости, тьма убирает ставшие ненужными лестницы, двери и всё материальное, к чему ещё пару секунд назад я мог бы прикоснуться руками. Теперь перед моим глазами только бесконечное чёрное пространство без каких-либо признаков жизни. Избавившись от внешних образов, темнота поглощает сперва моё тело, а потом и сознание, превращая все мои чувства в ничто. Последним, что я ощущаю перед тем, как навсегда оказаться наедине с холодной тёмной пустотой, становится стук колёс поезда, доносящийся откуда-то издалека.
Т значит Темнота
Свидетельство о публикации №216111701088