Домовой

     Полуденное солнце светило прямо на нечесаную голову медленно бредущего по пыльной дороге домового. Маленький камешек отскочил от правого лаптя и попал в его левый. Домовой захромал, остановился и посмотрел, что это ему мешает идти. Между лыковыми полосками тускло светил камешек. Домовой медленно поднял ногу, чтобы вытряхнуть его, но передумал и, махнув рукой, похромал по пустынной дороге дальше.
    Крепкий дом под новой крышей огораживал надёжный забор. Широкие доски были плотно подогнаны друг к другу, не оставляя щелей. На крыльце дома стоял хозяин – широкоплечий, подвижный дядька с длинными руками и хитрыми глазками. Этими самыми глазами он и наблюдал за бредущим домовым.
– Э-эй, домовой! – окликнул он путника.
– Ась? – обернулся в его сторону домовой и приложил руку козырьком ко лбу, защищаясь от солнечных лучей.
– Куда путь держишь?
– Туда, туда, – неопределённо махнул рукой домовой.
– А зачем? – не унимался дядька.
Домовой пожал плечами.
– Может, где дом себе найду.
– А что ж у тебя дома-то не было? Где же ты тогда жил?
– Да жил у людей бессовестных. Лёг спать, а они собрались и уехали, а меня с собой не взяли. Мы же должны в новое помещение в лапте въехать. Вот так я сам и остался. Бреду теперь, куда глаза глядят.
Он протяжно вздохнул и пошёл дальше. Дядька постоял, поскрёб в лохматой голове и пошёл в дом.
– Эй, домовой, держи! – большой лапоть перелетел через надёжный забор и шлёпнулся возле ног путника. Он нагнулся и подпрыгнул от неожиданности.
– Эт’ чёль мне? – воскликнул он. – Взаправду?
– Тебе, тебе, - подтвердил дядька, отворяя ворота. – Заезжай!
Не переставая охать от неожиданности, домовой уселся в лапоть и поехал в нём на широкий хозяйский двор. Затем ловко вбежал в дом и стал шарить по всем углам.
– Так, так, так, так, так, – приговаривал он. – Уголок-то должон быть посумеречней да посуше. В таком уголке и спать спокойно и лежать приятно. Вот энтот подойдёт, – указал он рукой на угол возле печки. – Здесь останусь.
– Ну, как хочешь, – согласился хозяин дома. – Говорят, если домовому в доме хорошо, то и дом богатый бывает. Живи там.
   Он пошёл во двор, а домовой стал устраиваться на новом месте. Вернулся дядька через какое-то время в дом и услышал из тёмного угла тоненький свист.
– Заснул домовой-то, – проговорил хозяин негромко, – замаялся бедняга. Ну, пусть поспит пока, а потом и за хозяйством следить станет.
   Наступила ночь. Хозяин плотно поел после трудового дня, оставил домовому плошку с молоком и ломоть хлеба и спать лёг. Из тёмного угла всё время слышался свист. Хозяин поворочался, поворочался да так под свист и заснул.           Утром он проснулся вместе с петушиным пением. Накинул на себя рубаху, на босые ноги башмаки обул и поскорей во двор побежал. В доме стояла тишина, и хозяин в спешке и не вспомнил про домового. А когда, управившись с делами, он вернулся в дом, то тот встретил его громким храпом.
– Батюшки-светы! Кто же это так громко храпит? – изумился хозяин.
Словно устыдившись, храп чуть смолк, а потом зазвучал ещё сильней. Решительно протопав к печке, дядька нагнулся над лежанкой домового.
– Эй! – окликнул он. – Вставать пора! Скоро сутки, как спишь.
Домовой поднял голову, похлопал круглыми глазами и захотел снова заснуть. Хозяин взял спящего длинными руками и вытащил из-под одеяла.
– Хватит спать! – громко сказал он. – Пора за дела приниматься. Домовой повертел головой, посмотрел в светлое окно.
– Да, да, да, – согласился он. – Пора и поесть, вон солнце как высоко поднялось!
– Как тебя зовут-то? – спросил хозяин.
– Фёдор, – важно проговорил домовой.
– А меня – Тихон, – назвал своё имя дядька. – Ну, давай за стол садиться.
Фёдор проворно юркнул в свой уголок и появился оттуда с большущей деревянной ложкой.
– Угощай, хозяин, – ответил он Тихону и сел на лавку.
– А ты зачем, Фёдор, разливную ложку принёс? У меня всё есть, – показал домовому хозяин вместительный половник.
– Хм, – хмыкнул домовой. – Эт’ у меня ложка.
– О-го-го, – удивился Тихон. Да у меня и миски такой для твоей ложки не найдётся.
– А чё её искать? Вон у тебя горшок со щами. Плесни себе немного, а остальное мне и подай. Да и хлебушка какую корочку не забудь.
Потрясённый хозяин поставил на стол полный горшок с наваристыми щами и целый каравай хлеба. Домовой проворно плеснул Тихону один половник щей и отломил горбушечку. А потом подвинул к себе весь горшок и взял остальной хлеб. Хозяин только захотел запротестовать против такого расклада пищи, как Фёдор начал есть. От увиденного слова у Тихона так и застыли на языке. Вначале он видел только мелькание Фёдоровой ложки, а потом голова домового, чуть ли ни вся, влезла в горшок, и оттуда продолжали нестись хлюпающие звуки. И не успел хозяин дома перевести дух, как голова Фёдора показалась из горшка. Хлеба на столе кроме маленькой горбушечки видно не было.
– А ты чаво, Тишечка, не кушаешь? – благодушно спросил домовой хозяина. – Ежели аппетиту нет, то давай я доем, чтобы харч не пропадал, – и он протянул руки к небольшой миске и хлебушку.
Очнувшийся от временного столбняка Тихон стремглав бросился спасать свою еду. Схватив миску, он в последний момент успел зажать в руке хлеб.
– Аппетит-то у меня есть, Фёдор, еды только не осталось.
– А почто мало сварил?
– Горшок чуть не ведёрный был. На три дня варил. Какое же мало?
– Так ты ж на одного варил, а нас теперь двое. Так что вари больше. Ох-х-х, ну ладно. Червячка заморили, до вечера подождать можно.
Изумленный Тихон чуть не подавился своими щами.
– А твои бывшие хозяева так же варили?
Домовой горестно покачал головой.
– Бессовестные были люди, мои хозяева. Обделяли меня харчами. Сварят суп, нальют мне немного, а сами остальное и съедят. Плохо обо мне заботились. А когда уехали без меня, я целый месяц голодал. Вон как отощал, – и он показал на себя.
– Да-а-а, – пожалел домового Тихон. – Ну, не беда, мы тебя откормим.
Фёдор заулыбался и, подойдя ближе, обнял высокого хозяина.
– Я от тебя никуда не уйду! Всё время с тобой буду! И, отстранившись, добавил:
– Ты не забудь чугунок на печь поставить, скоро время ужина. Солнце за полдень перевалило.
– Ладно, – согласился Тихон, – а ты пока в сараюшке и по двору пройдись, похозяйничай.
Он пошёл в кладовую, а домовой стал чесать в голове, поглядывая ему вслед.
   Фёдор издал продолжительный вздох и поплёлся по двору. Так же, не переставая вздыхать, он собрал несколько веточек и листиков и сложил всё кучечкой посередине. Потом принёс метлу и оставил её рядом. Там её и нашёл Тихон, когда вышел во двор. Несколько минут он стоял во дворе, хлопая глазами, а потом бросился искать домового в сарае. Там его не оказалось. Тихон сбегал на огород, затем в чулан, затем в хлев. Пусто. Фёдора нигде не было.
– Обиделся, верно, на меня, – промелькнула в голове мысль. – Сколько дней скитался, голодал, а я его работать заставил. Позор-то какой! Домовой из дома ушёл! Это ж никому и говорить нельзя, засмеют! – Тихон горестно покачал головой и пошёл в дом.
Дом встретил его переливистыми звуками. Сказать, что соловей заливается, грех на душу взять. Столько коленец, сколько было в этом свисте, ни один соловей издать не может. Свистел Фёдор, удобно устроившись на лежанке. Тихон кинулся в тёмный угол и замер в восхищении. Домовой шумно втягивал в себя воздух, а затем со свистом выдувал его через приоткрытые рот и нос. Щёки его при этом надувались и становились похожими на два яблока. Постоял Тихон, полюбовался на собственного домового и пошёл во двор убирать мусор и чистить хлев. Когда настала пора ужина, он вошёл в дом и загремел котелками. Как по волшебству свист стих, и взлохмаченный домовой вбежал в кухню.
– Батюшки-светы, чуть на ужин не опоздал! – воскликнул он. – Что ж ты, Тишенька, меня заранее не побудил, под ручки белы к столу не повёл, – укорил он хозяина.
Тихон бросил взгляд на чёрные ладони домового и деликатно ответил:
– Спал ты больно крепко, жалко будить стало.
– А энто ничаво, – махнул замурзанной рукой Фёдор. – Сейчас подкреплюсь и опять спать пойду.
Он резво сел за стол и, улыбаясь, кивнул:
– Подавай, Тишечка!
Тихон ухватил обеими руками тяжёлый горшок с супом и, кряхтя, поставил его на стол. Огромная суповая ложка домового, материализовавшись, словно из воздуха, оказалась в его руках. Он ткнул ею в суп, помешал там и, зачерпнув, налил немного в миску и подвинул её к Тихону. Тихону показалось, что он увидел сквозь суп и донышко. Постреляв глазами на горшок и миску, Фёдор черпнул ещё немного и добавил хозяину. Затем быстро разломил хлеб и положил кусочек Тихону. А потом удовлетворённо улыбнулся, и ложка в его руке замелькала. Хорошо, что за спиной у хозяина оказался табурет, – он с маху сел на него, иначе валяться бы ему на полу от неожиданности. Домовой съел суп, который Тихон сварил на два дня, и ещё и горшок потряс, выливая последние капли себе в рот.
– Ох, и хорош супец! – воскликнул Фёдор. – Правда, маловато, – он облизал свои губы, наблюдая, как Тихон запихивает в рот свой кусочек. – Ну, а теперь и поспать можно, – довольно потянулся домовой. – Ты бы, Тихонушка, утром пирогов бы поставил. Страсть, как покушать желательно. Тока меня не буди, пока из печи не достанешь, – бросил он из-за плеча, укладываясь на свою лежанку.
    Тихон запустил пятерню в голову и поскрёб в ней. Наверное, мысли умные наскрести хотел, но, как на беду, таких там не оказалось. А были какие-то препротивные. То выскочила мысль, что Фёдор не больно шибко помогает по хозяйству, то всплыла вредная мыслишка, что спит домовой много, а под конец и вообще выползла из дальнего закоулка самая гадкая мысль, что ест Фёдор за троих. Осерчал Тихон на свои мысли и даже ногой на них топнул.
– А ну, разбегайтесь все! Отдохнёт бедолага и за дело примется.
– И когда же такое время настанет? – опять пискнула противная мыслишка.
Тогда Тихон ещё громче ногой топнул на эту мысль.
– Тихон, ты чего там шумишь? – Я отдохнуть лёг, ты потише себя веди. А всего лучше, сапоги сними и босой по дому ходи. И потише, и почище будет, – он протяжно зевнул и, повернувшись на другой бок, снова засвистел носом.
    Тихон вышел во двор и сел на скамью под окном, чтобы остудить голову и мысли в ней. Но мысли никак не желали стыть, а с новой силой  стали шевелиться в голове.
– Пора, пора домовому за дела приниматься. Где это видано, чтобы день-деньской спать, просыпаться только к столу, и по горшку супа есть. Эдак по зиме и ноги без харчей протянете, на пару, – добавляли мысли. Тихон в сердцах плюнул:
– Мочи никакой нет от этих мыслей. Так и норовят громче кричать. – Всё! – гаркнул изо всех сил хозяин. – Завтра работаем по хозяйству вместе.
Он повернулся и решительно пошагал в дом. Наступала ночь, и пора было укладываться спать.
– Хи-хи-хи-хи-хи, – послышался тихий смешок препоганой мысли. – Встанем, увидим.
Тихон поднялся с кровати, потянулся с хрустом и громким голосом скомандовал:
– Подъём!
 Из тёмного уголка послышался шорох, и босые ноги пошлёпали по полу.
– Ай, пироги готовы? – домовой покрутил головой по пустой кухне. – А штой-то не вижу ничего.
– Так ещё не напекли, вот и не видишь.
– Как? – захлопал глазами Фёдор. – А почто побудил меня?
– Дел много, вот и побудил. Иди, умойся и по хозяйству во двор поспеши. Принеси дров, покорми кур и поросят. А я корову подою и молока принесу. А после и пироги печь будем. Иди, вода вон в ведре, – и подтолкнул домового к выходу.
– Простыну я во дворе, – стал отнекиваться Фёдор, – заболею. Я дров и так принесу. Он поплёлся во двор, а в голове Тихона попросыпались все нехорошие мысли, но он не разрешил им говорить и слушать не стал. Умывался Тихон во дворе, под умывальником. Обливал себе спину и грудь холодной водой и шумно приговаривал:
– Ой, и хорошо, чудо, а не водичка!
Говорил и краем глаза наблюдал за Фёдором. Тот медленно нёс домой пять чурбачков и тяжело охал. Затем взял миску с зерном и пошёл кормить кур. Не успел Тихон вытереться, как шум возле курятника привлёк его внимание. Повесив полотенце и накинув рубаху, он широким шагом поспешил туда. На заборе сидел Фёдор и, свесив руку, медленно бросал по несколько зёрнышек суетящимся внизу курам. Завидев упавшее зерно, те опрометью кидались к нему и устраивали свалку. Куриные перья летели по всему двору. Между дерущимися курами метался разъяренный петух, желающий навести порядок. Наконец, видя, что его усилия ни к чему не приводят, он подскочил повыше и клюнул сонного домового в нос. Миска выпала у того из рук, и зерно усыпало и землю и кур. Домовой упал с другой стороны забора, зацепившись за перекладину босой ногой, и повис вниз головой. Петух, решив, что ещё недостаточно наказал обидчика, стал продираться через забор, нацелившись на лоб Фёдора.
– Тишечка, разлюбезный, спаси от ирода! – завопил домовой, делая попытки встать на землю и убежать от разгневанного петуха. Хозяин подскочил и сильными руками подхватил беспомощного домового. Тот прижался к нему.
– Спаситель ты мой! – стал лбом колотить в грудь хозяина домовой. – Что б ты без меня делал, как ентот людоед меня б растерзал?!
Он сгрёб в кулак полы Тихоновой рубашки и стал вытирать себе слёзы. Потом громко высморкался туда же и улыбнулся.
– Ты не бойся, живой я остался. Только ты уж не откажи, снеси домой, обессилел я от крика.
Он взобрался повыше на плечо к Тихону и показал петуху большущий кукиш. Тот подпрыгнул от возмущения и стал бегать по двору, наводя покой в своём семействе.
Понёс Тихон пострадавшего домового домой, а в голове мысли от хохота чуть танцевать не начали.
– Вот с утра за дело и взялись вместе!
– Пострадал он от птицы, – начал защищать Тихон Фёдора. – Надо ж его утешить.
– Пирогов ему напеки! – расхохотались мысли ещё громче. – И в постель положи, и сапоги сними, чтоб не шуметь, – веселились пакостницы.
Только Тихон хотел на них изругаться, как увидел, что домовой спит у него на плече. Ну, хоть плачь ему: на мысли прикрикнешь, – Фёдора разбудишь, а не будить его, – так зловредины житья не дадут. И решил, что будет делать, как с вечера надумал. Занёс Фёдора в дом и поставил на пол. А у того колени возьми и подвернись, он на пол и свалился. Тихон даже уши руками заткнул, думал, что домовой кричать начнёт. А тот только руку под голову подсунул и захрапел. Вот и получилось: домовой молчит, и мысли замолчали. Выжидают, что хозяин делать будет. А хозяин вышел во двор, сел и задумался. Думал, думал и понял, что не всё ладно с его домовым. Нет от него проку в хозяйства. Но делать что-то надо. Он прошёл на кухню, взял ведёрко под молоко, хлеба полкаравая и пошёл в хлев. Подоил корову, она уж бедная заждалась хозяина. Потом налил себе большую кружку и выпил молоко с хлебом. Пошёл во двор и вылил остальное молоко псу дворовому и поросятам. И, через некоторое время, от молока и следа не осталось. Мужик хитро улыбнулся и пошёл сено косить.
    У Фёдора громко заурчало в животе от голода и он поспешно вскочил с лежанки.
– Чтой-то Тишенька про кормёжку-то забыл, – заволновался он. – Тишенька, голубчик, ты где?
Хозяин не отозвался. Домовой проворно побежал по дому, разыскивая Тихона, но того видно не было. Пирогов на кухне тоже не было.
– Вот те и раз, – рассердился домовой. Где пироги?! А почему печь не топлена? – потрогал он холодную печь. И где ентот Тихон полёживает?
Домовой вышел на крыльцо и стал осматривать двор и поле возле дома. И увидел хозяина. Косил Тихон траву и совсем не торопился печь пироги Фёдору. Ох, и рассердился Фёдор. Он хотел сразу же бежать на поле за бессовестным хозяином, но на его беду по двору в окружении кур прохаживался проклятущий петух и так и косил глазом на голодного домового. Фёдор подождал немного, пока петух не отвлёкся на курочку, и опрометью бросился через двор прямо к работающему хозяину.
– Тишечка, Тишечка! – закачал он головой. – Неужто, ж ты не смотрел, что дома кушать нечего. Проснулся, а пирогов нет, печь не топлена, меня никто не ждёт. Посмотри, солнце высоко, у меня маковой росинки во рту не было.
– Так и у меня не было, – схитрил хозяин. – Кто-то корову нашу выдоил и молоко унёс. Вот ничего и не варилось. Ну ладно, сегодня будем голодать, а завтра, если захотим, пирогов напечём.
– Ну, как же завтра? Да и сегодня ещё полдня время есть. Клади косу и иди щи варить.
– Нет! – отказался Тихон. – День хороший, сено заготовить надо. А ты, если хочешь, сам иди варить. Ну, а хочешь, коси со мной. Вдвоём быстрей будет.
– Нет, – затряс домовой головой, – я лучше в холодке полежу, тебя подожду.
– Ну, жди, жди, – хитро улыбнулся Тихон, взял косу и пошёл опять косить. А Фёдор лёг в тенёчек и задремал. Увидел мужик, что домовой заснул, положил косу и быстренько пошёл через поле к соседям. Жила в одной избе там пригожая женщина с взрослым сыном. И была она такая разумная, что все к ней за советом ходили. Вот и Тихон пришел.
– Катерина! – громко позвал он хозяйку. – Ты дома?
– А где же мне в эту пору быть? – вышла она на крыльцо.
Статная, в цветной шали на плечах она ласково посмотрела на Тихона.
– А ты что, в гости ко мне или, может, свататься пришёл? – рассмеялась хозяйка.
Покраснел Тихон, а мысли тут как тут:
– Свататься!
– Да что б вас! – ругнул он свои мысли. – По делу я, – сказал наперекор всем, а Катерина вновь засмеялась.
– Знать, снова мне одинокой бать, суженого ждать, – и незаметно вздохнула. – Ну, какое дело у тебя?
Тихон сел на завалинку, обмёл широкой ладонью сиденье, и пригласил женщину сесть рядом.
– Такая, значит, история приключилась. Пригласил я к себе домового жить, в свой новый дом. Думал, всё, как у людей, будет, и он хозяйство станет беречь. Да только не вышло, по-моему. Три дня он у меня живёт и только спит и ест. Поначалу я его жалел. Устал, думаю, отощал. Но что-то мне кажется, что ни через три недели, ни через три месяца, ни через три года, ничего не изменится. Помоги его исправить. Ты же знаешь, что домового прогнать нельзя.
Катерина внимательно посмотрела на него.
– А как он у тебя появился?
– Он по дороге мимо моего дома проходил. Сказал, что без дома остался. Бывшие хозяева его бросили, когда он спал, и уехали жить в другое место, а ему лапоть не поставили. Он их всё время бессовестными за это называет. А я сейчас думаю, что они от него сбежали. Не смогли больше выдержать. А мне бежать некуда. Я только в прошлом году дом построил, хозяйство завёл.
– А про хозяйку забыл! – вновь закопошились молчавшие до этой поры противные мысли. – Была б хозяйка, вмиг бы домового к порядку приучила.
– Ну, что скажешь? – взглянул Тихон в глаза Катерины. Женщина подумала, посмотрела на видневшийся вдалеке дом Тихона и сказала:
– Приведи ко мне свою корову и приходи сам с собакой и котом ко мне харчеваться. Домовому скажи, что корову воры с поля свели и теперь молока в доме не будет. И скажи, что и кур воровать стали, а сам мне по одной домой перенеси. Начинай с ним по очереди ночью сторожить, а сам внимательно следи за ним. Только он будет засыпать, ты что-нибудь прячь или мне относи. И ничему сам не удивляйся, когда я к тебе в гости приду.
Тихон встал.
– Вот спасибо тебе! – говорит, а Катерина засмеялась:
– Спасибо потом скажешь. А сейчас заходи в дом, у меня и пироги, и щи на столе.
Когда Фёдор проснулся, солнце на заход шло. Тихон всё косил. Фёдор подошёл к нему.
– Негоже так на работе убиваться, хозяин. Завтра с утра покормишь меня завтраком и иди себе, коси на здоровье . Кто же против этого?
– Верно, говоришь, – согласился Тихон. Пристроил на плечо косу и пошёл домой широким шагом, а Фёдор сзади бежит и канючит:
– Тишечка, посади меня на спину, так тяжело за тобой поспешать.
– Да я помедленней пойду, чтобы ты успел, – замедлил шаги хозяин.
Пошёл Тихон медленней, а домовой и совсем ноги переставлять почти перестал.
– Всё равно не поспеваю, обессилел я.
– О! – воскликнул человек и стукнул себя по лбу, – совсем забыл. Корову-то нашу воры свели с поля. Теперь мы без молока, Фёдор, будем. Ни каши на молоке  сварить, ни с хлебом попить.
– Дак как же енто? – испугался домовой. – Почто ты, Тихон, за коровой не следил? – Ой-ой-ой, – завыл он, – как же мы без кормилицы будем?! – по его щекам потекли слёзы, и он стал вытирать их грязными ладонями.
– Ну не убивайся ты так! – пожалел его Тихон. – Станем теперь репу парить, когда щей наварим, а зато можно на рыбалку ходить. Вот давай завтра пораньше встанем и пойдём. А сегодня уж как-нибудь на морковке и капусте побудем.
Фёдор наподдал прыти и забежал вперёд человека.
– Тихон, посмотри на меня!
Тихон остановился.
– Зачем?
– Посмотри, посмотри. Я разве похож на козу?
– Вроде бы лохматый,как коза, но рогов нет. Не похож!
– Так что же ты меня капустой кормить собираешься?
– Верно. Тогда мы сегодня устраиваем разгрузочный день, – сказал Тихон, затаив улыбку.
Он пошёл дальше, а Фёдор остался стоять на дороге, раскрыв от изумления рот.
Чуть только рассвело, как хозяин подошёл к домовому и сильно потряс за плечо.
– Подъём, Фёдор! – На рыбалку пойдём. Домовой вскочил со своей лежанки и посмотрел в окно.
– Да зачем так рано, солнце вон лишь поднимается?
– Во-во, самое время и идти.
Домовой, кряхтя, поднялся на ноги, и с его лежанки упали на пол погрызенные листья капусты. Фёдор стал лаптем запихивать их под лежанку, чтобы Тихон ничего не заметил. Утро было прохладное. На траве сверкали капли росы.
– Теперь все ноги промочу, – заныл домовой. – Понеси меня, Тихон. У тебя вон какие сапоги крепкие! – и вцепился в хозяйскую рубаху. Тихон вздохнул и присел, чтобы домовой мог забраться на его спину. Не мешкая, тот залез и обхватил руками крепкую шею хозяина.
– Я тебя понесу, а ты песни пой, – сказал Тихон, – чтобы не заснул и не свалился. Фёдор посмотрел вниз и согласно затянул песню.
Пришли они на берег реки. Тихон Фёдору удочку дал и приказал рыбу ловить. Иначе, говорит он, не из чего будет супа наварить. Домовой схватил удочку, подбежал к воде и как стукнет удилищем по воде, аж брызги во все стороны полетели.
– Ты что делаешь, чума? – стал ругаться на него мужик. – Всю рыбу своим шумом распугаешь.
– Да я думал, что быстрей надо, – начал оправдываться Фёдор.
– Думал он... Что-то я этого не заметил.
Отошёл хозяин от домового подальше, закинул удочку и стал рыбу ловить. Полчаса не прошло, а у него уже пять рыбёшек в ведёрке трепыхалось. А у домового рыба никак не ловиться. Зато он сам носом клюёт и клюёт и в один момент глаза у него снова закрылись, и он плашмя в воду и свалился. А Тихон как раз подсёк рыбину большую и её на берег вытаскивал. Но не успел. Сильный всплеск привлёк его внимание. Он голову повернул, да как заорёт:
– Батюшки, домовой тонет! – и побежал со всех ног на помощь.
Удочку из рук выпустил и ее рыба на дно утянула. А домовой упал в воду, его голова в тине и водорослях запуталась, и на поверхности только лапти остались торчать. Тихон подскочил и за эти лапти и ухватился. Вытащил домового из воды, положил его на бережок на травку и начал руки в стороны разводить, к жизни возвращать. Глаза у домового вмиг открылись, и он запричитал:
– Мил дружок, Тишенька, не подоспей ты во время, уволок бы меня к себе царь морской на веки-вечные!
Только Тихон захотел пожалеть Фёдора, как проснулись в его голове все мысли. Зловредная захихикала:
– Да он через неделю сам удавиться захочет от такого жильца.
– А ведь правду же говорит, – втайне согласился с ней Тихон.
Посмотрел на причитающего домового и оторопел. В волосах того запуталась тина,а на ухе с одной стороны свисали водоросли.
– Вот те раз! Упал домовой, а достал из воды водяного, – пронеслось в его голове. А тут ещё и препротивная мысль голос подала:
– Он не на водяного, а больше на лешего похож.
А гадкая мысль и вообще немыслимое сказала:
– Что одно, что другое, всё равно– нечисть.
– Нет погибели на эти мысли, – осерчал Тихон. – Змеюки такие!
Делать нечего. Закончилась рыбалка у хозяина и домового. Удочки пропали, оба промокли, а Фёдор так даже от холода посинел. Взвалил Тихон его к себе на плечо, подхватил ведро с рыбой и домой понёс. А Фёдор слезами заливается:
– Иззяб весь, вымок. Теперь кашлять начну-у-у ночью, тебе спа-а-ать мешать буду. Придётся сегодня баню истопить и попарить меня. Да чаю с мёдом испить да-а-ать.
Дома домовой завернулся в одеяло и ещё велел Тихону печь натопить, чтобы после бани не простыть, а заодно и блинов напечь. Делать нечего. Пока Фёдор в бане парился, хозяин сбегал к Катерине за молоком, развёл блины и в печи напёк целую гору. Фёдор её всю после бани и съел. И спать лёг. Всю ночь проспал, не кашлянул. Хозяину не мешал. Да Тихон к ночи сам, чуть стоя не заснул, так устал. А утром его мысли раненько подняли.
– Если хочешь, – говорит одна из змеюк, – с домовым справится, неси Катерине кур, пока лодырь спит.
Тихон с ней спорить не стал. Вскочил с кровати, умылся, оделся и, подхватив под обе руки по курице, побежал к соседке. Он бежит, а рядом кот с собакой мчаться, – на завтрак спешат. И пока домовой проснулся, хозяин и позавтракал, и кур отнёс, и домой вернулся. Зашёл в дом и с порога закричал громко:
– Беда у нас, Фёдор! Воры несколько кур унесли. Теперь по ночам сторожить начнём. Вылез домовой из своего угла. Спросонья никак ничего понять не может. А змеюки уже потешаться начали:
– Да если б вор и взаправду был, то при одном взгляде на нашего домовушеньку кинулся б бежать со всех ног на край света. В другой раз на такое пугало взглянуть, испугался бы. А Фёдор и, правда – всклокоченный, нечесаный, лицо от сна опухло. Ну как здесь с вредными мыслями не согласится, чистую правду ж говорят.
– Как же это, кур украли? – захлопал глазами Фёдор. – Лучше б петуха.
Тихон постучал себе по голове и ткнул рукой в домового.
– Ты что, совсем соображать перестал? – У нас скоро всё украдут, пока мы спим.
– А почто пёс молчит? – разгневался Фёдор.
– Не знаю, – ответил хозяин. – Да может случится так, что однажды проснусь, а тебя нет, унесут воры ночью.
Домовой аж лицом от страха побелел.
– Боже упаси! – закричал. – Ищи, Тишенька, верёвку покрепче и подлинней и привязывай меня ею к кровати. А кровать другим концом к себе привяжи. Тогда, если воры меня с кроватью станут красть, ты проснешься и прогонишь их. После этих слов глаза у Тишечки стали навроде двух суповых чашек. А мысли в голове от смеха икать начали. И всё громче и громче.
– Эк тебя разобрало, – посочувствовал домовой. – Сходи, водицы испей и мне принеси.
И тут Тихон осерчал по-настоящему. Как ногой топнет, как руки вскинет, и громко так закричал:
– Чтобы я больше от тебя такого не слышал! Ты – домовой! Вот своими делами и занимайся. Нечего целыми днями спать. Мысли зааплодировали и стали вызывать его на «бис», но Тихон был скромный и удалился, ничего больше не говоря.
Ох, и перепугался Фёдор! А днём новая напасть приключилась.
Сидел домовой тихонечко в своём уголке и не спал совсем, а так, слегка подрёмывал. Хозяин во дворе отдыхал. Внезапно в ворота постучали громко, по-хозяйски. Открыл Тихон, и вошла к ним соседка.
– А вот и я! – громким голосом, нараспев, заговорила она во дворе.
И идёт прямо в дом, нигде не задерживается.
– Подумала я и решила, – буду тебе женой! – поклонилась она Тихону и незаметно улыбнулась. – Давно ты ко мне посватался, пора пришла ответ дать. Только уговор: жить станем в моём доме. У меня хозяйство большое, домовой бережливый. Давай через неделю свадьбу сыграем и твои вещи перевезём. А твой дом закроем. Жить в нём некому будет. От таких слов от домового напрочь сон убежал. Он вскочил на ноги и подбежал к соседке.
– А чем, енто, наш дом хуже, почто к тебе переезжать? – крикнул он и захотел добавить. – У нас и корова есть, и куры, да вовремя вспомнил, что воры всё украли.
А Катерина делает вид, что не замечает домового. Снова говорит:
– Почему ты, Тихон, рачительного домового к себе жить не зазвал?
Обидно стало Фёдору от этих слов. Он подпрыгнул перед молодицей и громко крикнул:
– Зазвал он меня! Вот он – я!
Тихон за спиной домового рот руками зажал, чтобы не рассмеяться. А хитрая Катерина посмотрела на домового и руками всплеснула.
– Это кто здесь такой лохматый и неумытый?
И Фёдор ничего ответить не смог. Не скажешь же:
– Это я, неумытый и лохматый.
Ушёл снова в тёмный уголок и призадумался. И придумал лапти плести. Тогда Тихон будет лапти видеть и вспомнит, что Фёдора надо с собой пригласить ехать. И закипела у Фёдора работа в руках. Он сбегал лыка надрал, вымочил его, чтобы мягким стал, и начал плести лапти. И маленькие лапоточки сплёл, и побольше, и ещё побольше, и самые большие. Даже сделал краску и раскрасил их, и по всему дому расставил, по-одному. Вздохнул счастливый Фёдор и вспомнил, что ещё сегодня не обедал. Помчался на кухню, по всем уголкам пошарил, и ничего не нашёл. Не было в доме еды.
– Ну и ничего, – решил домовой, – сейчас сварю. А Тихон с поля вернется, горячего покушает.
Вернулся Тихон: пол выметен, петух с курами накормлен, а на кухне– запах от блинов и супа стоит превкусный. И Фёдор суетится:
– Садись, мил дружок, кушать, пока не остыло.
Тихон руками развёл, вроде удивляется.
– Никак Катерина приходила, по хозяйству управлялась?
Фёдор глаза потупил.
– Я это сам сделал, тебе помочь хочу.
– А-а-а, ну тогда я пойду, – встал Тихон из-за стола.
– Куда? – не понял Фёдор.
– За верёвкой. Тебя к кровати привяжу, чтобы воры такого помощника не выкрали.
– Не надобно, Тишечка. Я ночью спать не стану, поберегу всё. А ты иди, спи спокойно. Тихон пошёл спать и наступил на лапоть.
– Почище пол убирай, Фёдор, – и лёг в постель.
Ночью Фёдор пересмотрел мешки с зерном, починил упряжь. И снова лаптей наплёл.
Утром Тихон встал и опять на лапоть наступил.
– Что это у нас столько лаптей?
– Да пущай будут на всякий случай, – ответил домовой. – Ночью времени много, вот и занимаюсь рукоделием.
– Ты лучше меховые сапоги шей, если скучно. Там, в сарае, шкуры бери.
Хотел Фёдор отказаться, ведь домовой в сапоге не переезжает, да передумал. Дело нужное и прибыльное.
Через три дня снова Катерина пришла.
– Кто это в доме хозяйничает? – громким голосом спросила молодица.
Фёдор вышел и встал перед ней.
– Я– это.
– Молодец! Ты сегодня чистый, только лохматый. А ну, садись, постригу тебя. Уселся Фёдор, а Катерина ему на голову горшок  одела и вмиг ножницами всё лишнее остригла. Посмотрел домовой в зеркало и захотел себя расцеловать – уж такой пригожий и красивый стал. И Тихон такому домовому радуется.
А невестушка не унимается.
– Поняла я, почему ваш домовой раньше плохим хозяином был. В него лень вселилась, и теперь её из него надо выгнать.
– А как? – взволновался Фёдор.
– Иди к столу, – велела Катерина. – И поставила перед ним миску, что с собой принесла. А в ней селёдка нарезанная, солёная-пресолёная.
– Ешь! – велела она.
Съел домовой всё и за водой потянулся. А женщина ему руки схватила и связала.
– Неси его на реку, – велела она Тихону.
Тот побледнел. А мысли от страха завопили истошно:
– Топить голубчика повелит, пока ручки-ножки связаны!
Ноги Фёдора были свободны, но мысли так кричали, чтобы пострашней было. Подхватил Тихон домового, взвалил на своё плечо и понёс топить. Идёт, а сам горючими слезами заливается, жалеет друга сердечного.
Подошёл к реке и решил прямо с высокого берега Фёдора кинуть, чтобы, значит, долго не мучился бедняга. Поднял орущего домового повыше на руках и с размаху захотел закинуть в реку. Еле Катерина успела остановить его. Вырвала вопящего домового из рук.
– Ты что делаешь? Под дерево сажай!
Усадил Тихон чуть живого домового и сам рядом без сил упал. А Катя велит:
– Глаза оба закройте и ни одного звука не произносите. Лень сейчас пить захочет и выскочит в реку. А я её прогонять стану, чтобы обратно не прибежала. Оба глаза закрыли и ждут. А Катя нарвала веток, сделала веник и начала им бить домового по спине
– Пошла, лень, прочь, не порть нам домового, уходи и не возвращайся. И сама, знать, бьёт Фёдора то по спине, то по бокам. А он терпит, боится рот раскрыть. Тогда Катя как закричит:
– Не смей, лень, к Тихону идти! Уходи прочь! – и, ухватив, половчее веник стала и мужика бить по спине. Тихон ещё сильнее рот сжал и просит про себя:
– Бей, Катя, прогоняй лень, чтобы она ушла от нас. А хитрая женщина вдоволь наколотила по двум спинам и, подняв камень, кинула его в воду, чтобы всплеск слышно было.
– Всё! – закричала она радостно. – Ушла лень от нас, в воде утонула. Поди, Тихон, зачерпни воды, пусть домовой напьётся вволю. Принёс хозяин домовому воду. Тот напился, умылся, и пошли они потихоньку домой. Ноги у них дрожат от пережитого, в глазах круги радужные сверкают. И они всю дорогу Кате в пояс кланяются, благодарят, что спасла их от лени. А когда вернулись домой, то Катерина отозвала Тихона в сторону и говорит:
– Теперь ты потихоньку свою живность у меня забирай и домой носи, чтобы хозяйством своим жить, а я пойду, мне здесь делать больше нечего.
    Ушла она, и остались Тихон и Фёдор в доме одни. А  немного погодя мысли бунт подняли.
– Или ты пойдёшь за Катериной, хозяйкой в дом позовёшь, или мы уйдём от тебя. Так, с пустой головой, и жить будешь. И ещё пообзывали Тихона по-всякому: простофиля, тетеря и дубина – это самые ласковые прозвища были. Понял человек, что не прожить ему без Катерины, и побежал за ней вслед. Посмотрела молодица на расстроенного Тихона и согласилась ему женой стать. И жить к нему перешла, чтобы Фёдора без дома не оставить. И всё у них хорошо и ладно стало. Одно только огорчало Катерину – на рыбалку ни Тихон, ни Фёдор идти не желали. Наотрез отказывались близко к реке подходить, чтобы лень вновь к ним не влезла. А ей уж так хотелось рыбкой полакомиться!
Но недаром слыла она умной в деревне. Подумала немного и решила опять двух мужиков провести, чтобы не боялись они больше к реке ходить и рыбу ловить.