Глава XII. Безмятежность перед бурей

На фото: Кафедра в полном составе.Крайний справа - автор.
         Из 7 мужчин в ближайшие годы пятеро уйдут из жизни. Стрессы перестройки.
 
В жизни каждого человека период от 40 до 55 – самый плодотворный и результативный. У меня  - это период завидной стабильности без признаков прогресса. Плыл по течению. Время спокойной жизни: нормальная работа, какие-то признаки успеха, частные достижения. И полный крах в конце. Как если бы эта благостная картина спокойного течения завершалась Ниагарой.  Правда, есть смягчающее обстоятельство: я туда булькнул вместе с партией, правительством и государством, в компании коллег по работе и товарищей по партии.
Хотелось бы думать, что это случилось не по моей вине, однако веских доказательств этого нет. Времени прошло сравнительно немного, но восстанавливать последовательность событий по памяти довольно трудно, тем более – выявить между ними причинно-следственные зависимости, установить внутреннюю логику и смысл.  После возвращения из Африки оставалось ещё 15 лет до крушения, так что  - всё по порядку 

Новое начальство
Итак, вернулся в Новосибирск, приступаю к работе. А тут перемены – новый ректор Иван Николаевич Ю-в, бывший зав. отделом обкома. Ребрин Вениамин Алексеевич, который принимал меня на работу и направлял в Африку, умер от внезапного инфаркта. Все о нём очень хорошо отзывались и жалели о невосполнимой утрате. Ребрин вырос, как говорят, в коллективе. Долгое время был проректором по учебной части и без отрыва написал и защитил докторскую по философии. Когда же присылали со стороны, главным образом из обкома, складывалось впечатление, что к нам направляли, нет, не бездельников и не тупиц, но  как бы пристраивали нуждающихся в трудоустройстве без перспектив дальнейшего роста. Новый ректор обладал немалым достоинством – он был совершенно безвредный человек. И с определенными заслугами – из фронтовиков, с наградами. Но, как в том чукотском анекдоте, сильно мягкий. А нужен был лидер, который бы имел свою позицию и характер, чтобы её реализовать.
Именно такого мы получили через несколько лет после смерти И.Н. в лице Ч. – доктора наук из Академгородка, настоящего ученого, опытного партийного работника, просто умного и проницательного человека. Опять же  - ненадолго. Однако, именно ему принадлежит заслуга в организации финансирования, проектирования и строительства нового комплекса ВПШ в Октябрьском районе, где сейчас размещается СибАГС, а также жилого дома для преподавателей, где и сейчас живут многие из моих прошлых  коллег. Но такого человека быстренько от нас забрали в ЦК, где он возглавил какой-то из бесчисленных секторов, а на посту ректора его сменил А. К.  Приехал он из Томска с целой плеядой «своих людей», которых привёл с собой и поставил не только на мало-мальски ключевые посты, но порой и на рядовые преподавательские должности, разбавив сложившиеся коллективы  своими креатурами.
Сам он работал ранее зав. отделом обкома. Защитил докторскую. Первым делом я пошёл в библиотеку и ознакомился с содержанием его диссертации. Что-то о методологии оценки роли личности в истории, в полном соответствии с духом брежневской эпохи, своего рода её теоретическое обоснование. Лектор он вообще никакой, дикция ужасная, к тому же выражался сложно-запутанно, как настоящий философ. В кругах актива больше был известен как родной сын высокопоставленного руководителя партии, занимавшего прочные позиции на вершинах власти. Уверен, немалую роль в назначении нового ректора сыграл Е.К.Лигачев. Именно так, поскольку в верхних кругах он вёл свою игру. И, как всем известно, доигрался: привёл к власти Ельцина, был правой рукой и верным проводником линии Горбачёва, широко прославился всесоюзной антиалкогольной компанией. По образованию авиационный инженер, он, как мне кажется, абсолютизировал прямые причинно-следственные связи и перенёс их из механики в общественные дела. Что совершенно неприемлемо. Притом, что человек неординарный, волевой, а главное – абсолютно честный и порядочный.  Эти качества сыграть невозможно. Ему – одному из немногих прежних лидеров -  удалось сохранить авторитет и уважение современников. Словом, как в жизни и бывает –  сложно, неоднозначно, противоречиво.
На кафедре тоже перемены. Вместо опытного и предусмотрительного шефа в лице Ю. С., освобожденного с поста руководителя кафедры по состоянию здоровья, из обкома присылают совершенно непригодного для дела, хотя доброго, честного и порядочного человека, поставив его и всех нас в крайне сложное положение.
Всё это сказалось на результатах работы. В период острых дискуссий в партии и стране на кафедре рассматривались исключительно организационно-методические вопросы, и никакой попытки научного анализа  или прогноза.  Никто не запрещал – занимайся, сколько влезет. Сейчас просматриваю материалы из личного архива – вырезки моих статей из газет,  журналов. Наберется не менее десятка публикаций по острой тематике. Немало наивно-примитивного, но ничего такого, за что было бы стыдно. На них не было никакой реакции. Некоторые работы отправлял в «Правду», другие издания. Получаю благодарность за участие от какого-то референта с вежливым посылом – не до тебя. От иных и того не было. Но обо всём по порядку.
Получил в качестве основной нагрузки лекционный курс и несколько закрепленных групп. На базе высшего образования – работники районных и городских комитетов, на базе среднего – секретари парткомов колхозов, совхозов, предприятий. Более высокий должностной уровень – секретари рай- и горкомов, начальники политотделов воинских частей – учились на 3-годичном заочном отделении. Поскольку вскоре после возвращения меня назначили деканом заочного отделения, все эти категории слушателей оказались моими подопечными.

Вся Сибирь
При ВПШ базировались такие структуры, как Университет марксизма-ленинизма и постоянно действующие курсы повышения квалификации партийных и советских работников – областные и межобластные. Активно с ними сотрудничал, одновременно расширяя кругозор и обогащая практический опыт. Появились командировки. Изредка в районы области, чаще в другие регионы. С удовольствием всегда бывал на Алтае, никогда не отказывался от поездок в Томск. За ними следовали более отдаленные наши соседи: Красноярск, Кызыл, Иркутск, даже Чита. Не скажу, что эти кратковременные визиты – не более недели каждый – оставили неизгладимый след в сердце или памяти, но в целом формировали представление о Сибири, ее в высшей степени достойных людях, гордость за принадлежность к ним. Приятными, если не сказать большего, были обычно встречи с выпускниками прошлых лет, если они случались по стечению каких-то обстоятельств.
Одной из форм приобщения к реальной жизни и конкретным делам регионов, для которых мы готовили кадры, были коллективные преподавательские поездки ознакомительного характера в период каникул по соседним краям и областям.  Довелось побывать в Алтайском крае и Томской области. Были очень интересные встречи на заводах, в колхозах и совхозах, в районных и городских комитетах. Встречали и сопровождали нередко высокие должностные лица. Принимали иной раз наши выпускники и воспитанники. Кроме деловой стороны была и неофициальная, с щедрыми застольями, угощениями местными деликатесами, порой с выпивкой. Народ у нас был в основном зрелый, закаленный, вели себя исключительно сдержанно и достойно. Но среди молодого пополнения уже проявлялись  очень постыдные и тревожные тенденции. Завершаем «мероприятие», идет прощание, готовимся к отбытию, гляжу – глазам не верю: молодой преподаватель  из  вчерашних  выпускников-отличников тянет  бутылку со стола и за пазуху пристраивает. Потом в автобусе – из горла, до потери пульса…
Памятной была поездка по Томской области. Лигачёв не снизошел до встречи с нами, поручив сопровождение надежному заворгу. Но программа была грандиозной. Посадили на вертолет и провезли по основным местам добычи нефти на севере области: Стрежевой, Пионерное, Каргасок. Увидели воочию, что может человек, если не будет пьянствовать. Действовал железный сухой закон. Он в полной мере распространялся и на нас. Первая чарка была поднята только после пересечения границы области. Мои хорошие друзья в Томске не раз рассказывали, как за поллитрой приходилось ездить в Юргу за 120 км. А дачные участки они старались оформить южнее, на территории Кемеровской области, где ее граница проходит в 35-40 км от Томска, чтобы можно было вздохнуть свободно. Но не всем. Номенклатурные работники даже в выходные дни оповещали об убытии за пределы города дежурного обкома. Смех и горе. Впрочем, как посмотреть. Сейчас, когда пожары, наводнения и падающие краны и дома стали обычным делом, такой порядок был бы не лишним.
Преподавательская работа сама по себе была, конечно, важным участком партийной работы, но, кроме того, у нас ведь была и своя партийная организация, и не из последних в городе, численностью под 700-800 человек. Парторганизация преподавателей насчитывала 115-120 членов, 20-25 в АХЧ, остальные –слушательская масса. Длительное время был членом парткома, какое-то время – заместителем, но не избавился от ощущения, что это всё – затянувшаяся игра, дань установленному порядку, сложившимся традициям. Ну, ничего абсолютно мы на собраниях не решали, постановления страдали общими фразами и обтекаемыми формулировками. Даже информационная компонента не представляла ценности, как говорится – ни уму, ни сердцу.  Оставалось стойкое впечатление напрасно потерянного времени, которое годами складывалось в приличные объемы. Компенсация была в общении с интересными людьми. Мы устраивались в последних рядах зала и потихоньку обсуждали общие  проблемы, нередко забывая о докладчиках и повестках дня,  механически голосуя в конце собрания вместе со всеми.
Редко было иначе. Например, при рассмотрении персональных дел: один коллега попался на недоплате партвзносов с заработков на стороне, другой – уже чувствовались новые веяния – вздумал публично выйти из партии вообще, рассчитывая сохранить место преподавателя. Что-то назревало. Необычно бурное собрание было, когда выдвигали делегата на последний партийный съезд. Преподаватель нашей кафедры А.Г. брал верх над ректором, но благоразумие возобладало, и он снял свою кандидатуру. Наш делегат таки засветился на последнем партийном форуме. Видимо, по поручению президиума внёс из зала какое-то предложение протокольного характера – о составе комиссии или что-то в этом роде.
Интересными были встречи с региональными и московскими партийными работниками, лекторами ЦК, периодически выступавшими с докладами и лекциями перед преподавателями и слушателями. Одним из выступающих был наш бывший ректор, а в тот момент ответработник ЦК, к которому все относились с большим уважением. В своем сообщении он обстоятельно рассказывал о демократизации общества и партии, новых подходах в работе и т.п. Между тем, накануне «Советская Россия» опубликовала ставшую потом широко известной статью Нины Андреевой «Не могу поступиться принципами». Она вызвала шоковую реакцию, и с неделю потом руководство страны соображало, как реагировать. Я возьми да и спроси М.П. в связи с этим: «Как расценивать публикацию такого материала в газете ЦК парии? Как переоценку перестройки или её завершение?» Опытный человек, выступающий не растерялся и дал длинный развернутый ответ ни о чем: и вашим, и нашим. Не осуждаю его, я и сам был с  мозгами нараскоряку, такова была реальная ситуация: мы разучились самостоятельно мыслить, иметь и отстаивать свою точку зрения.
За 20 лет работы в ВПШ (1972-1992) на моих глазах прошли разные генерации слушателей, каждая – продукт своей эпохи. Вначале это были мои ровесники, представители одного поколения, близких взглядов и убеждений, схожего воспитания и менталитета. Они самоотверженно «грызли гранит наук», честно трудились, куда их направляли, отличались бескорыстием и высокой порядочностью. Многие уже ушли из жизни, иные до сих пор активно работают, немало встречаю их в рядах КПРФ. Ситуация заметно меняется в конце 70-х – начале 80-х годов. Пошли прагматики, ориентированные на прикладные знания и навыки, гарантирующие должностной рост, успешную карьеру, материальные результаты. Причём, вузовские дипломы – и весьма приличные – у большинства уже были.
Типичный пример.  У меня в группе был пытливый неординарный молодой человек  Саша Лубенец. Основного курса ему было мало – вечерами я видел  его в числе слушателей городского УМЛ. Потом на многие годы потерял из поля зрения, не до того было. И вот, привожу далее выдержку из материалов его сайта.
- Александр Иванович, сейчас вы один из самых известных в Новосибирске банкиров. Расскажите, с чего начиналась ваша карьера, в частности, какое у вас образование? – спрашивает его корреспондент
- У меня экономическое образование, кроме того, в конце 1980-х годов мне удалось закончить с отличием Высшую партийную школу. Она очень много дала мне: возможность в зрелые годы получить доступ к редкой литературе, поизучать первоисточники, потерзать вопросами преподавателей, пообщаться с руководителями различных организаций из всех регионов страны. Нас учили и как правильно организовать колхоз, и как правильно держать в руках автомат, чтобы защищать родину, и как руководить крупным производством.
Уникальный случай? Вовсе нет. Вот ещё один пример: Анатолий Степанов, вначале директор, а потом и владелец мясокомбината, известный в городе предприниматель и политик, разумеется, миллионер и активист «Единой России». В те времена был старостой двухгодичного отделения, потом зав. отделом Заельцовского райкома КПСС. Таких примеров немало.

Московские встречи
Важной частью, можно сказать, привилегией преподавательской работы было право регулярного повышения квалификации. Обычно сроком на один месяц в Академии общественных наук – в моей второй альма-матер. Правда, на Садово-Кудринскую возврата больше не было. Один или два раза нас размещали и учили на Миусской площади на территории  ВПШ при ЦК КПСС (Ю.Афанасьев потом оттяпал эту площадку под свой институт).
Интересные лекции читали ведущие столичные ученые, преподаватели, крупные руководители, работники ЦК. Примерно в  1982 году единственный раз видел вживую Горбачёва М.С. Кажется, в роли секретаря ЦК он выступал у нас с лекцией о состоянии и перспективах агропромышленного сектора. Впечатление осталось очень хорошее. Немного коробило, что он пришел с каким-то консультантом или референтом, который в основном развешивал графики плакаты, мультимедийных средств ещё не было. Говорил бодро, напористо – это его качество потом хорошо узнали все. Обладал хорошей памятью, наизусть называл многие показатели, в том числе сравнительные данные по отдельным регионам страны или в сопоставлении с Канадой, которой многие были тогда очарованы. На фоне старческого маразма и дубового интеллекта корифеев это производило благоприятное впечатление и воспринималось, как луч света.
 Многое давало общение с коллегами, причем, не только с преподавателями. Семинары, круглые столы, обмен опытом, просто интересные знакомства и контакты. Однажды в ленинской аудитории на Миусской(была такая, не знаю, как её сейчас именуют) проходила встреча с режиссером фильмов о Ленине – кажется, Юткевичем. Сижу рядом с Фридрихом Завылёнковым  - секретарём нашего парткома, замечательным, надо сказать, коммунистом и человеком, очень талантливым преподавателем. Хотя без всяких степеней и званий, на «доцента» мы его всей кафедрой едва вытянули. Входит ещё один мой знакомый, Энгельс Еншаков. Когда я работал в Магадане, его – молодого перспективного инженера – выдвигали на какую-то должность и утверждали на бюро, где я его представлял. Сейчас он уже сам в роли секретаря Магаданского горкома проходил здесь учёбу. Посадил его рядом с другой стороны. А потом предложил им: «Познакомьтесь! Это – Фридрих, а это – Энгельс». То-то было смеху. Хотя ради справедливости надо заметить, что псевдореволюционные имена оказались не только у моих друзей, но и многих непримиримых врагов партии и социализма. Идеология, убеждения не передаются по наследству, скорее напротив. Тут действует   закон отрицания отрицания.
Излишне говорить, что был доступ к обширному библиотечному фонду и возможность им воспользоваться. Читал стенограмму XV съезда РКП(б), выступления Сталина. Оценки были настолько актуальными, что когда я использовал выписки в своих лекциях без ссылки на источник, никто не мог поверить, что это далёкая история. Интересной была культурная программа, некоторые достопримечательности (Звездный городок, авиамузей в Монино) удалось посетить по второму и третьему разу, если считать и время прошлой учебы.  Запомнился поход на  квартиру Ленина в Кремле. Охрана признала у половины  группы недействительными паспорта: где-то фотография во время не заменена, в иных случаях  печать её не захватывает. Но офицеры были снисходительны и пропустили всех.
Последняя столичная стажировка советского периода проходила на базе нового комплекс АОН на ул.Вернадского (сейчас Академия при Президенте - своего они за 20 с лишним лет ничего не создали, кроме торгово-развлекательных заведений), где она заняла подобающее место среди других: с одной стороны Академия Генштаба Министерства обороны, с другой – Академия народного хозяйства Совета министров. Конечно, всё там было не в пример полусемейной атмосфере Кудринки. И хотя по прежнему дружескими и уважительными сохранялись взаимоотношения на уровне группы, в своей профессиональной среде,  но…  Московская профессура до неприличия изощрялась в выражении верноподданнических чувств совсем не к народу, а исключительно к вышестоящим и сидящим. Порой было неловко слушать эти излияния, как будто у них за спиной стоял 1937  год.  Это первое. И второе. Основной состав аспирантов и слушателей составляли уже представители того самого поколения прагматиков, о котором говорилось выше. Причем, это воспринималось, как вполне естественное явление. Одну из лекций читал наш бывший ректор Ч. На перерыве он подхватил меня под руку и минут 15 мы гуляли по коридору, а он всё расспрашивал, как идут дела после его ухода, как поживают наши общие товарищи и коллеги – словом, обычное дело. Перед расставанием он дал мне свой телефон и наказал непременно звонить. Накануне отъезда я решил выполнить его наказ, мало ли что. А он, после того, как я представился, спрашивает: « Чего тебе надо?» В смысле, зачем позвонил? Я промямлил что-то маловразумительное,  поспешил попрощаться и положить трубку.
Нормальный отлаженный быт. Жили по одному человеку в комнате. Столовая, учебные корпуса, библиотека, кинозал, медпункт – всё почти под одной крышей или через внутренний дворик. Помню, в это время проездом из Болгарии появились брат Валерий с женой Натальей. Устроил их у наших общих друзей, на той памятной квартире недалеко от Дома обуви на проспекте Мира, откуда мы в 1972-м стартовали в Новосибирск. На другой день они приехали ко мне, какие-то у нас были общие планы. Идём  по внутреннему дворику, а Валерий что-то отстает и вид у него слегка подавленный. Тяну его в медпункт. Дежурит знакомая старушка-врач, помнит меня по аспирантскому периоду. Без разговоров кладет брата на кушетку, прослушивает, и… не разрешает вставать и даже шевелиться. Приезжает скорая, его на носилки и. как оказалось. месяца на полтора в больницу: инфаркт. Мне поясняет смущенно, что не может направить  в Кремлёвскую, да это и к лучшему. Городские врачи имеют более богатую практику диагностирования и лечения. От неё услышал впервые фразу:  «Полы -  паркетные, врачи – анкетные».
В старой Академии иногда случались очереди – в буфете, в библиотеке, к билетному кассиру - да мало ли. Но спокойные, корректные, взаимно уважительные. Здесь же появился новый признак ажиотажного спроса – давка, в которой нет ни мужчин, ни женщин, ни старых, ни молодых, а есть культ даже не силы, а беспринципной наглости. Была презентована и появилась в киоске в ограниченных, разумеется, пока экземплярах книга Горбачёва об общечеловеческих принципах. Что тут было… Как смертельно голодные за куском хлеба, теряя человеческое достоинство. То же самое проявилось во время визита Лукьянова А.И. Охрана заняла все входы и выходы, почти как явление народу сомалийского президента Сиада  Барре в Африке. Толпы жаждущих приобщиться к первоисточнику истины выстроились у дверей. Кошмар. Плюнул мысленно, и не пошёл. И никогда об этом не пожалел.


Дачная эпопея.
В конце 70-х  в коллективе появилось новое бурное направление общественной деятельности в сочетании с частной инициативой: садоводческое строительство. Собственно, до самой стройки был ещё далеко, и термин этот уместен в самом общем смысле. Подбиралось подходящее место вблизи линии железной дороги, оформлялись решения и соответствующая документация на пользование землей. Формировался и узаконивался  состав инициативной группы, записывались желающие обзавестись участками. Хотелось бы сказать, как обычно, как у всех. Но это сейчас. А тогда в 1978-79-м дело было сравнительно новое.
Оказался в центре событий по простой причине: у меня была машина, в те времена среди наших гуманитариев это ещё было явлением редким, а   без неё, родимой, ни одну мало-мальскую проблему не решить. Мотались по окрестностям города много. Ведь надо было предусмотреть наличие хотя бы какой-нибудь дороги, доступного источника электроэнергии, позаботиться о наличии не только поливной воды, но и питьевой. К тому же нельзя было удаляться от железной дороге. Надо сказать, отцы-основатели дачного товарищества хорошо поработали, место выбрали идеальное. Это видно с высоты прошедших более 30 лет. К сожалению, уникальный характер местности привлёк слишком большое количество желающих развивать здесь загородное хозяйство, в последующие годы вслед за нами вокруг обосновались буквально десятки всяческих обществ и кооперативов. Большая нагрузка на экологию, уже нет того изобилия грибов, которое мы застали здесь в первые годы, всё замусорено. А тогда за 5 минут пути от платформы до участка, не сходя с тропы, мы набирали белых грибов на хороший супчик, а то и на сковородку.
Была настоящая целинная эпопея: прокладка просек под будущие улицы, нарезка участков – всем точно по 400 кв. метров. Прокладка линий электропередачи, обустройство насосной станции на реке и прокладка поливного водопровода, бурение скважин для питьевой воды. Пришлось поработать и лесорубом («Волгой» трелевали кряжи), и электриком, и водопроводчиком. Дело дошло до того, что ко мне на участок приходили с заявками и претензиями –  у кого-то не течёт, у иного не светит. Постепенно у нас появились наемные специалисты соответствующего профиля, и можно было заняться не только овощными грядками и плодово-ягодными культурами, но и подумать о строительстве домика. С деньгами вопрос решался просто: бухгалтерия оформила документы, и я взял в банке кредит 1000 рублей на пять лет. Возвращал по 50 рублей в квартал. С процентами было сначала 52, потом 51, а далее вообще какие-то копейки. Но заказать домик в городе было невозможно: все мастерские были забиты заказами для заслуженных людей  и тех, кому нельзя отказывать, на пять лет вперёд.
Тогда я поехал в один из лесных районов области и оформил заказ без всяких проблем. В положенное время заказал пару грузовиков, и мы вывезли весь комплект за один день. Из числа рабочих комбината, которые готовили детали, договорился с двумя плотниками о том, что они проследят за комплектностью при погрузке и соберут домик у меня на участке. За три майских праздничных дня (один день был воскресный) дом 4х6 метров стоял во всей красе. Правда, случилось это событие только через три года после получения участка и обошлось примерно в 1200-1300 рублей. Внутренней отделкой и утеплением я занимался ещё три года, постепенно, в свободное время, и  это стоило еще рублей в 600. Напомню, при зарплате в 350-400 рублей.
С моторкой пришлось расстаться. Не из-за денег, стоянка стоила ничтожные копейки. Просто физически не хватало времени на все дела. Бывало, за целую навигацию не спускал лодку на воду, вся амуниция уже стала приходить в упадок. Уступил какому-то знакомому моего друга по водным походам за полцены. Жалеть не приходится, всему свое время. Сегодня вот наступает период, когда дачные усадьбы остаются беспризорными, зарастают и деградируют. Старикам уже не по силам – ведь это не горьковско-чеховские дачи паразитирующих бездельников, а советские, трудовые.  Молодым это не надо, у них свои проблемы, сидя на даче их не решишь.
Но свою роль в нашей общественной жизни они сыграли. Вопрос не прост, требует вдумчивого анализа. Вот только самые очевидные стороны проблемы. Разворот дачного строительства снял, точнее, ослабил финансовое давление нереализованных заработков на рынок товаров народного потребления, сбил хотя бы на время пресловутую проблему дефицитов. Хотя как сказать: стройматериалы ведь тоже было трудно найти. Во-вторых, снизилась экологическая нагрузка на остальную часть рекреационной природной среды. Каждому желающему дали сотки, на которых он мог выкладывать свой энтузиазм.
 Безусловно, всё это положительно сказалось на обеспеченности людей витаминной садово-огородной продукцией. Наконец, может самое главное, сказалось на общественно-политической активности граждан. Как мне кажется, двояко. Для большей части  - как в тексте самодеятельной песни: «Я газеты не читаю/ На собранья не хожу/ Лучше я в саду под грушей/ На навозе посижу».  Для другой части – пробудила ненасытную алчность, стремление не останавливаться на полдороге и подчинить целям личного блага весь спектр общественных богатств.
Нормативно-бюрократические ограничения площади участка, размеров построек и прочих параметров дачно-загородных владений были сметены и выброшены повсеместно, начиная с окрестностей столицы, где для определенных категорий граждан давным-давно действовали иные правила,  вплоть до глухих уголков бескрайней Сибири, где какие-то пространственные ограничения выглядят вообще надуманными и глупыми.