Несвоевременность - вечная драма

(эпиграф:)
Летний дождь, летний дождь
Шепчет мне легко и просто
Что придёшь, ты придёшь,
Ты придёшь – но будет поздно.
Несвоевременность – вечная драма
Где есть он и она…

Игорь Тальков



Герой этого повествования, безусловно, не являлся лишним человеком в том смысле и в том масштабе, какой свойственен плеяде знаменитых героев русской литературы. Масштаб его личности наиболее точно отражала фамилия, которую он носил: Бобылкин. Хотя носить фамилию, образованную от названия реки, в среде лишних людей считается делом благородным, Бобылкин едва ли обрадовался бы, если б узнал, что фамилия его восходит всего лишь к протоке, разделяющей 65-й муниципальный округ города Санкт-Петербурга и округ под названием Лахта-Ольгино. Даже тот факт, что река Бобылка впадает не куда-нибудь, а прямиком в Финский залив, даже то, что через неё переброшен мост международной трассы Е-18, никак не компенсирует скорбную цифру протяжённости данного водного объекта: она составляет всего-навсего пятьсот метров. Вот и Бобылкин, несмотря на то, что впадал в число опытных, надёжных и сообразительных сотрудников и именно через него был переброшен мост между отделами доставки и логистики, по сути своей являлся обыкновенным офисным планктоном – что, будучи человеком довольно неглупым, прекрасно сознавал.

Однако способность головного мозга Бобылкина трезво оценивать разные ситуации – как рабочие, так и житейские – увы, была бессильна уберечь его от малоприятной истории, в которую за два века до него уже попадал на страницах романа самый известный носитель «речной» фамилии. Но то было в литературе и в глубоком прошлом. А несчастный Бобылкин, попавший на кончик моего шарикового пера, истекающего ядовитой фиолетовой слюной, во-первых, жил в самом что ни на есть современном мире, а во-вторых, был абсолютно реален. Возможно, у него и была некая тайная, мистическая, как выражаются глупые барышни, связь со своим литературным предшественником и с рекой, подарившей ему свою звучную фамилию, но в точности это неизвестно. Хотя и не исключено, что всё было именно так – поскольку неприятный казус, случившийся с нашим героем, произошёл как раз тогда, когда на берегу реки Бобылки полным ходом шёл нулевой этап строительства нового символа Петербурга – Лахта-центра. Какого именно рода этот символ и что он будет прилюдно демонстрировать всем флагам, прибывающим в гости по морскому пути, питерские остряки разъяснили более стеснительным гражданам ещё на стадии закладки фундамента. И тем, и другим возникновение на берегу пятисотметровой речонки толстой башни, возносящейся ввысь на четыреста шестьдесят два метра, казалось чем-то вопиюще неестественным. Хотя вообще-то для среднестатистического мужчины такая пропорция совершенно привычна: из пятисот условных единиц масштаба, которые могла бы полноценно занимать его личность как таковая, четыреста шестьдесят две обыкновенно поглощает его персональный Лахта-центр. Бобылкин исключением не был. Вдобавок к этому он был наделён симпатичной внешностью и довольно удачно подвешенным языком, вследствие чего от недостатка женского внимания не страдал, а как раз наоборот, зачастую отбивался от слишком назойливых поклонниц. Поэтому он, в общем, и не обратил внимания, когда очередная коллега Светка прислала ему очередную смс с намёками на чистое неземное чувство. Он устало объяснил, по-профессорски морщась и не глядя ей в лицо, что у него уже есть девушка, и беспокоить его по данному вопросу не стоит. Коллега грустно вздохнула и пролепетала, что больше не будет. На том бы, может, история и закончилась, если бы Светка, которой чужды были все тонкости бессмысленных и бесплодных терзаний героинь родной литературы, не вышла бы замуж. Но не за пожилого увечного генерала, как можно было бы предположить, а за молодого энергичного прогера, который, влюбившись без памяти, стал буквально носить её на руках. И Светка, которая в пору своего девичества была перманентно похожа на тощую лесбиянку, вдруг расцвела. Она сменила гардероб, довольно быстро освоила азы ненавязчивого макияжа, научилась обворожительно улыбаться и даже двигаться стала  иначе, более заманчиво и плавно. У неё внезапно обнаружились и талия, и грудь, и попа – короче говоря, она оказалась красавицей. И с Бобылкиным, который к тому моменту успел расстаться и с упомянутой выше девушкой, и со следующей, произошла нелепейшая оказия: он влюбился.

Разумеется, ничего возвышенного в его чувствах не было. Недостроенный Лахта-центр, обдуваемый ветрами одиночества, очень настойчиво давал о себе знать, и периодически поднывали глубоко уходящие в грунт сваи. Тем не менее, это была проблема. Бобылкин, как истинный представитель своего века, не страдал ни православием головного мозга, ни прочими отклонениями от общепринятых аморальных норм и не видел ничего дурного в том, чтобы встречаться с замужней женщиной. Но, разумеется, если инициатором этих встреч будет именно она. Ни один нормальный мужик не опустится до того, чтобы открыто и вербально признаться чужой жене в своём эротическом конфузе. Вот и Бобылкин унижаться перед чужой красивой бабой в традициях великой русской литературы категорически не собирался.

Между тем, Светку хотелось очень. И подлое чувство ещё больше подогревалось мыслью о том, что, быть может, Светка и сама до сих пор не против. Бобылкин провожал её голодными глазами и сглатывал слюну, когда она наклонялась, чтобы стоя заглянуть в чей-нибудь монитор.

Поскольку влюбиться в чужую жену было делом глубоко постыдным и совершенно недостойным настоящего мужика, настоящий мужик Бобылкин панически боялся, что кто-то уличит его в этой непростительной слабости, и отчаянно конспирировался, мастерски разыгрывая полнейшее равнодушие к Светкиной персоне. Но самой большой занозой в самолюбии Бобылкина было то, что, к сожалению, он был такой не один. Миниатюрная женственная Светка, похорошев, тут же обратила на себя внимание безупречного аккуратиста Ивана из отдела логистики. Он был настолько основателен, подробен и правилен во всём, что так и тянуло назвать его старорежимно и выспренно: Иоанн. Безукоризненно выбритый, в отглаженном костюме с галстуком, распространяющий ненавязчивый мужской аромат Иоанн был вежлив, предупредителен, улыбчив и раскован настолько, чтобы полноценно общаться со Светкой в течение рабочего дня. Светка выслушивала его рассказы, анекдоты и рассуждения с интересом, который виделся Бобылкину чрезмерным, греховным и совершенно непростительным для замужней дамы. Однако сам он был способен разве что подавать из своего угла ехидные реплички или задавать вопросы, которые ему самому представлялись остроумными – лишь бы вклиниться в отглаженное воркование Иоанна вокруг Светки. Светка, заслышав громкие звуки из угла, всегда оборачивалась и улыбалась. И Бобылкин всякий раз ощущал себя так, словно только что заорал дурным голосом на весь офис: «Пиастры!..» и под пальцами у него не клавиатура, а круглая гладкая жёрдочка.

Основное же неравенство потенциалов заключалось в том, что тактичный отутюженный Иоанн цинично и нагло пользовался своей безупречной репутацией примерно-показательного сотрудника, супруга и отца. Бобылкин же связывать себя узами брака не торопился, находя в холостом существовании куда больше плюсов. Но, поскольку в фирме он работал довольно давно, количество коллег обоего пола, которых его личная жизнь интересовала до самой глубины того отдела мозга, что отвечает за формирование сплетен, с каждым годом росло. Так что, вспоминая упомянутую выше пропорцию, можно с уверенностью утверждать, что в дни означенных событий личной жизнью Бобылкина из пятисот процентов его коллег остро интересовались приблизительно четыреста шестьдесят два. Это понуждало нашего героя ещё более рьяно изображать абсолютное безразличие по отношению к коллеге. Например – несмотря на то, что лёгкая в общении, приветливая Светка никогда не отказывала, кто бы ни предлагал ей пойти на обеденный перерыв вместе, Бобылкин, перестраховываясь, устраивал себе перерыв или на полчаса раньше, или на полчаса позже и за километр обходил то кафе, где она обыкновенно обедала. Само собой  разумеется, подлец Иоанн без всякого стеснения обедал в то же время и в том же месте. И Бобылкину оставалось лишь мучительно предполагать, о чём они говорят в неформальной обстановке. Естественно, его терзали самые обидные и гнусные подозрения. Но однажды, когда Светка вновь ушла на обед, а след в след за нею отправился примерно-показательный коллега, замначальника снабженцев Катенька, едва за Иоанном захлопнулась дверь, довольно громко прошипела:
- Вообще ни стыда, ни совести.
Бобылкину это показалось оскорбительным, и он встрял из своего угла:
- Кать, ну почему ты сразу думаешь плохое?.. Люди просто вместе пошли на обед, а…
Катенька смерила его презрительным взглядом из-под козьих ресниц:
- А тебя не позвали. Да?..
И благородный Бобылкин внутри Бобылкина обыкновенного быстро захлопнул рот и ретировался. Бобылкин обыкновенный, мучимый ревностью и желанием поставить Катеньку на место, решился на отчаянный шаг. И вечером прямо у неё на глазах, замирая от собственной отваги, подал Светке пальто. Светка растерялась и даже не сразу попала в рукава. Катенька взирала на неё и Бобылкина с глубоким отвращением. Бобылкин, опьянённый своей смелостью, ликовал.

Сразу же после этого отношение Светки к нему переменилось, и Бобылкин начал робко надеяться на то, что очень скоро он перестанет быть необратимо чужим на Светкином празднике жизни. Поздоровавшись утром или невзначай столкнувшись в коридоре, они перестали вежливо отводить глаза в ту же секунду – и лишённому женской ласки Бобылкину виделось в Светкином взгляде бесстыдное и нежное обещание тайного блаженства.

Приближался Новый год. Сотрудников, выезжавших на объекты, щедро снабдили центнерами тяжёлой глянцевой полиграфии и дешёвых объёмных безделушек для партнёров компании. Светка, которая была настолько эфемерна, что её, случалось, игнорировал старый лифт бизнес-центра, если она входила в кабину одна, с неподдельным ужасом уставилась на два строительных пакета с символикой компании, а потом перевела беспомощный взгляд на Бобылкина. Бобылкин сдался без боя. И, для надёжности выждав под каким-то благовидным предлогом минут семь после окончания рабочего дня, воровато потащил Светкины пакеты по опустевшему коридору.

На улице было морозно, кружился лёгкий снежок. Бобылкин мысленно считал метры до спасительных дверей метро и надеялся, что никто из коллег не остановился на пути к метро покурить или поговорить по телефону. Разумеется, Бобылкин молчал. Он совершенно не представлял, о чём таком можно заговорить со Светкой – чтобы она, не дай Бог, не вообразила себе… чего-нибудь. Всем своим видом демонстрируя глубокое несчастье быть слишком хорошо воспитанным и не сметь отказать в помощи слабой женщине, Бобылкин пёр необъятные пакеты и старательно не глядел на Светку. Светка тоже шла молча, потупив в обледеневший асфальт накрашенные глазки. А потом  спросила:
- А ты на корпоратив идёшь?
- Ну, вот ещё, - и Бобылкин вполне натурально поморщился. – Что мне там делать?.. Сидеть и смотреть, как все пьют? Скучно. Самому пить? Так могу и не остановиться вовремя…
- Ну, зачем обязательно пить? – пожала плечами Светка. – Повеселиться и на трезвую голову можно. Трезвое общение всегда интереснее пьяного. Так что я точно пойду.
Она вскинула на него взгляд и улыбнулась. Но как именно, он понять не успел, так как заметил за широкой прозрачной дверью ярко освещённого магазина двух сотрудников из соседнего отдела. Коллеги как раз собирались покинуть сияющее нутро торгового центра. Старший из них уже потянулся рукой в перчатке к стеклу, чтобы толкнуть его от себя… Сдавленно вскрикнув: «Наши идут!», Бобылкин сунул пакеты в руки вздрогнувшей Светке и, не прощаясь, в два прыжка достиг автобусной остановки. Оторопевшая Светка долго наблюдала, как он парит над землёй в полушпагате в мерцании фонарей, заменяющих софиты, и как водитель уже практически отъехавшей маршрутки, склонившись в немом благоговении перед мощью этих балетных прыжков, открывает переднюю дверь.

В течение следующих нескольких дней Бобылкин совершенно полностью убедил себя в том, что идти на корпоратив ему не стоит. Кроме как пить и наблюдать за тем, как коварный семьянин Иоанн будет весь вечер безукоризненно клеиться к добродетельно замужней Светке, делать там будет действительно нечего. И на повторный вопрос той же Светки, если вдруг она вздумает его задать – идёт ли он провожать старый год – Бобылкин приготовился бросить небрежное и чуточку высокомерное:
- Мне это неинтересно.
Он любовно штукатурил толстые стены своей крепости, надёжно защищающие его от глупых соблазнов, ведущих к публичному позору, и втихаря радовался тому, что эти стены сумеют выдержать самый свирепый натиск врага. И даже если Светка вдруг посмотрит прямо ему в глаза и скажет, к примеру: «А я буду очень рада, если ты придёшь…» (о чём Бобылкин втайне мечтал) – он точно сумеет ответить ей твёрдым и решительным «нет».

Но Светка, которая однажды уже разгуливала у ворот этой крепости с белым флагом, с тех самых пор, по-видимому, зареклась вести переговоры с террористами. А потому за день до корпоратива скромно внесла во двор великолепного замка ядерный чемоданчик и нажала на запретную кнопку. Короче говоря, в пятницу Светка пришла на работу в короткой юбке. И весь коллектив увидел то, о чём прежде никогда всерьёз не задумывался и в существование чего даже не очень-то верил: Светкины ноги. Весть о пришествии этих ног в офис пронеслась, подобно молнии, и разом осветила от востока до запада всю мужскую часть коллектива. В комнату, где трудились снабженцы, потянулась цепочка волхвов. Все они держали в руках листки со следами влажных пальцев и тихо стонали, подходя к стоящему у стены МФУ:
- Мне бы… отксерить… а у нас… занят… - но все, как один, смотрели при этом вправо и вбок, где сияли явленные им бесконечные, совершенные и всемогущие Светкины Ноги.

Под вечер, вернувшись с совещания, в кабинет зашла Катенька. Ничуть не стесняясь Бобылкина, усердно колотившего в углу по своей жёрдочке, она смерила Светку уничижительным взглядом и спросила:
- Тебе муж-то такие юбки носить разрешает?..
- Так это не юбка, это шорты! – лучезарно обрадовалась Светка. – Юбку такую я сама бы ни за что не надела!
И улыбающаяся Светка взялась двумя пальцами за края передней детали юбки и приподняла её вверх. Скрывающиеся внутри шорты оказались настолько короче лже-юбки, что у Бобылкина, пригвождённого священным ужасом к рабочему месту, потемнело в глазах. Светка смотрела на Бобылкина огромными честными глазами и улыбалась.
И роковой день настал.

Разумеется, первым, кого увидела нарядная праздничная Светка, войдя в кафе, где проходил корпоратив, был оживлённо болтающий с коллегами Бобылкин. Он сидел за самым ближним столом, где – ввиду близости к выходу и туалетам – оставалось больше всего свободных мест. В глубине зала, на мягких диванчиках у стены, разместились весёлые и довольные сотрудники отдела логистики. Едва Светка, оставив верхнюю одежду в гардеробе, смущённо ступила в зал, из-за стола логистов немедленно поднялся радостный Иоанн и, крикнув «Света!», указал рукой на единственное свободное место за столом – рядом с собой. Бобылкин, краем глаза заметив эту бесцеремонную выходку, вопиющую к небу об отмщении, запоздало подумал, что рано списал со счетов своего накрахмаленного соперника. Однако Светка, кинув испуганный взгляд в гущу галдящих логистов и не пожелав, видимо, лезть к Ивану через дюжину чужих коленок, скромно присела на краешек дивана за самым свободным столом. По мере того, как собирались опоздавшие сотрудники, Светка постепенно сдвигалась – и очень вскоре оказалась сидящей рядом с Бобылкиным. Тут она подняла свои невинные глазищи и улыбнулась Бобылкину так, словно видела его впервые. Бобылкин из вежливости улыбнулся тоже – и тут же вспотел от постигшего его ужасного озарения. Собираясь на корпоратив, он сосредоточивал свои мысли в основном на том, чем всё закончится при самом лучшем раскладе. А вот о том, что при любом раскладе в течение вечера ему, вероятнее всего, придётся говорить со Светкой – и в том числе, возможно, на совсем уж далёкие от работы и застолья темы – он как-то не подумал. И вспомнил лишь тогда, когда после взаимного обмена глупыми улыбками прошло минуты три, а Светка по-прежнему молчала.

Глубину паники, охватившей Бобылкина, поймёт каждый, кому хоть раз случалось внезапно оказаться рядом с девушкой, которая заставляет сердце биться быстрее. Красота и недоступность такой девушки всегда обратно пропорциональна количеству  и качеству мучительно снесённых кавалером слов. Будем откровенны: самцы обыкновенно несутся крайне неважно. И хриплый крик «пиастры!» зачастую является не самым худшим из того, что может вылететь из их моментально коснеющего клюва.

Спас Бобылкина улыбчивый начальник отдела снабженцев, который, поднявшись и громко постучав ножом по стакану, витиевато приступил к официальной части вечера. В наступившей тишине Бобылкин перехватил взгляд Светки, молча ткнул вилкой сперва в направлении салата, потом в направлении её тарелки и издал первобытный вопросительный звук. Светка в ответ издала первобытный утвердительный. Начало диалогу было положено. Бобылкин шёпотом расхрабрился:
- А пить что будешь?
- Сок, - шепнула Светка.
В далеко идущие фантазии Бобылкина дама, игриво пьющая сок, вписывалась с заметным трудом. Поэтому он уточнил:
- Ты вообще не пьёшь, что ли?
- Во… вообще пью, - заикаясь от волнения, созналась Светка. – Но не в пост.
Бобылкин в целом был в курсе этой неприятной Светкиной особенности. Но не думал, что всё настолько запущено. Однако сваи недостроенного Лахта-центра, до глубины пронзившие его естество, глухо стонали и всё ещё надеялись на лучшее. Поэтому вместо честного «ну и дура» Бобылкин решил, напротив, сделать Светке изысканный комплимент, изящно намекнув, что сейчас, действительно, многие соблюдают посты. И произнёс:
- Ёлки-палки, сколько ж вас развелось!..
Налил Светке сока, а себе – водки, и выпил. После водки полегчало. И Бобылкин с удовольствием сообщил наисвежайшую новость:
- Э-эх, придётся теперь домой ехать на метро!..
- Ну, ничего, иногда это даже и лучше, - заметила Светка, чтобы поддержать разговор.
- Правда! Сейчас столько мудаков на дорогах – пипец какой-то просто!
- Да, у меня муж тоже всё время ругается, что ездить тяжело… И шутит: мол, вот бы бензин подорожал как следует! Чтоб сразу рублей по сто за литр было!
- Он что у тебя, совсем дурак, что ли? – возмутился Бобылкин.
Светка поняла этот крик души исключительно по-бабски и обиделась:
- Давай с умственными способностями своего мужа я как-нибудь сама разберусь, ладно?
Бобылкин (который ничего плохого в виду, разумеется, не имел) принялся её успокаивать:
- Нет, ну, он у тебя не дурак, конечно. Раз… программистом работает.
Светка перестала улыбаться и принялась сосредоточенно ковырять приборами жареную мозоль из красной рыбы. Ситуацию надо было спасать. Но разум Бобылкина, отчаянно метавшийся в панике в тупиках мозга, поджимаемый напирающим снизу Лахта-центром, к тому моменту давно уже добежал до спасительной таблички «запасный выход», выдернул шнур, выдавил стекло и испарился, оставляя Бобылкина наедине со своими чёртовыми сваями и обиженной декольтированной Светкой.

И Бобылкин пошёл ва-банк. Выпив для храбрости ещё водки, он уставился на Светку и после многозначительной паузы изрёк:
- Знаешь… Я только сейчас заметил… Какие у тебя выразительные глаза… – и, чтобы не показаться банальным, добавил, - в этом макияже!
Светка (которая всегда красилась одинаково, тупым контурным карандашом и тушью с комочками) отодвинула рыбу и посмотрела на Бобылкина с восхищением.
- Хочешь водки? – взмолился Бобылкин.
- Нет, что ты…
- Ну, тогда вина?..
- Нет-нет, не надо…
- А, я понял: в пост ты пьёшь только коньяк! Да?
Светка засмеялась и накрыла бокал ладонью:
- Нет-нет-нет, я не пью.
Между тем время шло. Приближались танцы. Официанты зажгли вторую гирлянду на ёлке, включили разноцветные огни и проверили, как работает зеркальный шар над танцполом. Кассир за стойкой взяла в руки пульт от музыкального центра. И Бобылкин осознал с отчаянной ясностью, что прошла уже почти половина вечера, а он так и не приблизился к цели. Но как можно намекать женщине на продолжение вечера, если она – трезвая?!

Бесспорно, всё мог бы исправить танец. И он же мог бы прекрасно, эффектно и мощно объяснить всё без всяких слов. И Светка с первых же па безошибочно поняла бы всё, что он хотел ей сегодня сказать – и не решался. Но вместе с ней это с удовольствием поняли бы все те четыреста шестьдесят два процента коллег, кого глубоко волновала личная жизнь Бобылкина. Это было бы вопиюще. И неприемлемо. Однако вещи вопиющие и неприемлемые для обычного Бобылкина… были бы вполне простительны Бобылкину нетрезвому.
Выход был найден.

Выпив для храбрости ещё немного, Бобылкин замахнулся вилкой на соседа, сидевшего слева. Скомкал салфетку и швырнул её в коллегу, сидящего напротив. Вылез из-за стола и начал скакать по кафе, сворачивая стулья, с громкими криками кидаясь на коллег мужского пола. Коллеги потрезвее Бобылкина яростно отпихивали. Коллеги попьянее, случалось, наоборот прижимали. Тогда Бобылкин стремился непременно поцеловать их по-французски, крича в перерывах между страстными лобзаниями, чтобы это чудное мгновение непременно запечатлели на фото. Мужики спасались от Бобылкина бегством. Дамы хихикали в кулак, забившись по углам. Светка тоненько повизгивала от ужаса, закрыв рот руками. Официантки, спрятавшись за стойкой бара, заблаговременно окидывали тяжёлым оценивающим взглядом посуду на столах, весело мигающую ёлку и все прочие плохо закреплённые предметы декора. Бобылкин, изловив коллегу постарше, поволок его петь караоке, где орал мимо нот в два раза быстрее музыки:
- «Вот кто-то с го-орочки спустился-а,
На-аверно ми-илый мой идё-от!» –
и обнимал приятеля за талию.

- Думаешь, я пьян? – перегибаясь через стол, чтобы вновь наполнить рюмку, небрежно бросил он испуганной Светке. – Я совершенно трезв! И меня это удручает…
Светка допила свой сок и обречённо пошла петь: не пропадать же вечеру. Её беспомощный писк вообще не был слышен, и потому Бобылкин, как истинный джентльмен, пришёл на помощь. Вместе получалось ужасно, но весело. Коллеги женского пола, которым была глубоко небезразлична жизнь Бобылкина, моментально перестали хихикать, покинули свои укрытия и быстро оттёрли Светку в сторону. Довольная Светка вернулась к своей ископаемой рыбе.
Бобылкин, поорав в микрофон ещё минуты три, вскоре тоже шлёпнулся на диван.
За столом практически никого не оставалось: все расползлись кто курить, кто петь, кто общаться. Момент для того, чтобы заговорить, наконец, о главном, был самым подходящим. Бобылкин начал издалека.
- Ну вот, - закидывая руку на спинку дивана, с притворной грустью в голосе произнёс он. – Кроме тебя со мной никто не хочет ни петь, ни танцевать!
Из плотного кольца поющих дам Бобылкин только что еле вырвался, а танцы ещё не начались. Однако Светка всё поняла правильно. Кинув на него долгий взгляд через плечо, она спросила с улыбкой:
- А откуда ты знаешь, что я… хочу с тобой танцевать?
Нужно было как-то очень деликатно и иносказательно напомнить о том, что связывало их прежде.
- Года три тому назад ты готова была со мной… не только танцевать! – громко напомнил Бобылкин. И зажмурился, ожидая удара в глаз.
- Четыре с половиной, - вежливо поправила Светка.
- Ну, как я погляжу, с тех пор мало что изменилось, - обнаглев окончательно, заявил Бобылкин.
- Ну… - сказала Света и многозначительно покрутила на пальце обручальное кольцо.
- Да нет, конечно, я не претендую! – горячо заверил Бобылкин. Вылил в стакан остатки водки и произнёс первую за вечер искреннюю фразу:
- Вообще-то я думал, что сейчас получу по роже.
- За что? – довольно натурально удивилась Светка. И уточнила, - Танцевать-то со мной будешь?
- Ну да, - по-царски небрежно кивнул Бобылкин. – Потанцую.

Первый медляк в целях конспирации был, конечно же, пропущен. Ну, то есть, не совсем чтобы пропущен – Бобылкин выволок на танцпол захмелевшего снабженца Кирюху и станцевал с ним вальс, плавно переходящий в ламбаду. Но краем глаза он при этом всё же наблюдал за Светкой, втайне опасаясь, что до неё доберётся празднично выглаженный Иоанн. Но тот обретался где-то вдалеке от танцпола, и Светку пригласил монументальный отпрыск финдиректора. Она вежливо топталась с ним, ведя светскую беседу. Бобылкина чрезвычайно обрадовало и то, что на его провокационный танец коллеги, вдоволь насмотревшись на предыдущие художества, в массе своей уже не обратили внимания. Это вселяло надежду, что и танец со Светкой замечен не будет.
Когда медляк закончился, Бобылкин со Светкой остались на танцполе, ожидая второго. Однако не тут-то было: коварная кассирша за барной стойкой, как назло, выбрала самый отстойный музыкальный сборник – и, сколько она ни щёлкала пультом, пытаясь найти что-то танцевальное, все приличные композиции оказывались быстрыми.

Ряды танцующих редели; кое-кто уже прощался с коллегами и направлялся в гардероб. Бобылкин и Светка держались. И продолжали прыгать под глупые песни – исключительно для конспирации.
«Валера, Валера!
Я буду нежной и верной…» - надрывались динамики.
- Валера-а, Валера-а! – вопили скачущие на танцполе девушки и тётки, протягивая руки к завскладом, который пел с Бобылкиным караоке. Покрасневший от счастья Валерий Михайлович улыбался и дрыгал коленом в такт.

Бобылкин смотрел на Светку, а Светка на Бобылкина.
«Мой герой, мой номер один,
Я так давно тебя мечтала найти.
Симпатичный, необычный…
Будь со мной, минуты лови,
Наверняка споют о нашей любви
Стадионы, миллионы!»
Светка смотрела на Бобылкина, а Бобылкин – на Светку. И им было уже совершенно неважно, что Бобылкина зовут не Валера. И что десять минут тому назад абонент Жора отправил сообщение своей жене Светлане: «Семицветик, я за тобой выезжаю!»

Наконец танцпол опустел. Бобылкин подошёл к стойке и попросил переключить на медленную песню. Кассир нажимала на кнопку до тех пор, пока из колонок не зазвучало начало, типичное для медляка.
- Оставьте эту! – обрадовался Бобылкин и обернулся. Светка дежурила в двух шагах – чтоб не перехватили. Бобылкин очень натурально изобразил на лице радость от столь неожиданной встречи, якобы сменившую тягостное раздумье о том, кого бы он мог пригласить на танец. И наивная Светка, которая со школьной поры привыкла топтаться с кавалерами вокруг своей оси, сделала шаг вперёд…

Бобылкин (к тому моменту уже изрядно нагрузившийся) танцевать скучно и трезво, разумеется, не собирался. Он подхватил Светку под то место, откуда росли её бесконечные ноги и вздёрнул вверх. Светка, естественно, завизжала. Бобылкин вынес её, пылающую, точно олимпийский факел, в центр кафе и поставил на пол. Танцевать он намеревался практически по отработанной схеме: вальс, плавно переходящий в страстное танго. Но тут, разумеется, выяснилось, что Светка в принципе не умеет ничего, кроме как топтаться вокруг своей оси. Бобылкин пробежался с ней из угла в угол, как бегает хозяйка с мокрым пододеяльником, извлечённым из стиральной машины, лихорадочно ища, куда его повесить. Светка покорно и влажно колыхалась в его руках. Он уже вознамерился было приступить ко второй части танца и стиснуть в объятиях её тщедушное тельце – но тут музыка неожиданно прервалась.

Проклиная тупую кассиршу и её кривые наманикюренные пальцы, нажавшие не на ту кнопку, Бобылкин метнул испепеляющий взгляд в сторону барной стойки. Однако кассир, закинув ногу на ногу, с усталым видом сидела на табуретке, даже не глядя на танцпол. Зато рядом с нею, по грудь защищённый прочной стойкой, стоял благостно ухмыляющийся Иоанн – и держал в руках пульт…

Увы, моя бесталанно подтекающая шариковая ручка не знает таких выражений, которыми можно было бы красочно, достоверно и литературно описать впечатление, которое произвела на Бобылкина эта сцена. Покраснев, он метнулся через танцпол, как сердитая взъерошенная птица, пущенная из рогатки в укрывшуюся за стойкой свинью.
- Ваня!! Ты что делаешь?! Включи обратно сейчас же!!
Иван, приподняв ровную бровь, с интересом разглядывал пульт, демонстрируя крепостному Бобылкину свой гордый монарший профиль.
- Ваня!! – не своим голосом заорал Бобылкин. – Включи обратно!..
Иван, по-прежнему занятый глубокомысленным созерцанием пульта, улыбался и безмолвствовал. И Бобылкина накрыло. Он треснул по стойке кулаками и завопил на всё кафе:
- Ваня, я тебя сейчас побью!!
- Да… да ладно тебе! – заикаясь от испуга, прошелестела сзади Светка. – Не… не надо!..
Но оскорблённой первобытной сущности самца Бобылкина было уже не до неё. Коллеги, ничуть не смущаясь отсутствием музыки, валом валили на танцпол. Светка, по очереди поджимая укоротившиеся от страха ножки, украдкой поглядывала на часы, так как Жора, выехавший из дома минут сорок тому назад, должен был появиться в дверях кафе буквально с минуты на минуту.

…Будь Иоанн не таким безукоризненно правильным, а Бобылкин – чуть более пьяным, корпоратив наверняка закончился бы с широким размахом, свойственным худшим традициям русской неклассической литературы. Но дело ограничилось лишь одним дружеским ударом под дых. Кассир включила музыку, и взъерошенный Бобылкин с безвозвратно испорченным настроением, понимая, что терять больше нечего, сгрёб Светку в охапку и у всех на глазах изобразил с ней страстное, беспощадное и совершенно непристойное танго. Светка болталась на нём, как бирка на колбасе, и мучительно ожидала того мгновения, когда отверзнется дверь, на пороге кафе в облаках сияющего морозного пара возникнет Жора, а сквозь треснувший потолок ворвутся молнии и громоподобный глас:
- Се, муж твой венчанный!..

Но подлюге Светке повезло. Муж решил дожидаться её в машине. Прощаясь, она прошептала Бобылкину, преданно глядя в его усталые глаза:
- Со мной ещё никто так не танцевал!..
Бобылкин, решив всё же оставаться джентльменом до конца, подал этой стерве пальто и поправил попавшие за воротник волосы. Светка, дежурно коснувшись губами его щеки, попрощалась со всеми и выпорхнула в зимний вечер – нежно целовать в машине своего законного супруга.

Бобылкин, трезвеющий и от этого грустный, ехал в метро. И прямо перед глазами у него висела реклама, обещающая свободу, власть и счастье, как только он купит себе автомобиль определённой марки. А выше, на светлом фоне плаката, какой-то остряк дописал чёрным маркером:
"Больше секса мне не надо:
Я купил машину «Лада»!"
И от этого цветущего, неистребимого, пышущего наглой радостью фольклора Бобылкину становилось особенно тошно на его непостижимой русской душе.

* * *

Вот так – или примерно так – выглядела эта история в глазах тех, кто наблюдал её отрывки в прозрачном террариуме офиса и в обвитом новогодними гирляндами кафе. Справедливости ради надо отметить, что большинству коллег, разумеется, были куда интереснее и важнее события и проблемы собственной жизни, нежели пьяные выходки Бобылкина и безобразное поведение Светки. Наверное, Бобылкин очень удивился бы, если б узнал, что обо всём, описанном в первой части рассказа, коллеги говорили от силы дня два. А потом забыли точно так же, как просмотренный от нечего делать скучный фильм. Ну и правда: что необычного в истории, которую я изложила выше? Я и так старалась оживить её, как могла, чтобы ты, дорогой читатель, не заснул на первой же странице.
…Что для нас чужая жизнь? Да, по сути, то же кино. Мы видим яркую картинку, слышим голоса озвучки. Вот только голос за кадром – голос истины – мы заменяем своим внутренним рассуждением. И потому полагаем наивно и тщеславно, что давно уже доросли до того, чтобы смотреть взрослое кино жизни, целиком и полностью понимая, что же происходит на экране. А после непременно обсуждать увиденное – пусть даже не с другими, а мысленно, наедине с собой. И, вдоволь нахохотавшись над очередным Бобылкиным, взасос целующим мужиков в кафе, презрительно морщиться при виде очередной замужней Светки, лихо танцующей с другим…

Вот и никто из тех людей, что весело провожали старый год среди коллег, ели, пили, танцевали и смеялись, не подозревал, что у них на глазах разыгрывается не пошлый водевиль, а разворачивается настоящая драма, достойная, быть может, пера классика, а не моих подтекающих ручек и старой клавиатуры. Подобно тому, как пена и грязь плавают поверх воды, оставляя тайной то, что скрыто в её глубинах, так и в жизни заметно подчас лишь глупое и смешное. А подвиг истинно человеческой чести и воли остаётся скрыт. Он известен лишь тому голосу за кадром, что молчит до поры, предоставляя людям самим сделать выбор, что видят они и что хотят видеть в окружающей их жизни: худое или доброе, грязь или чистоту…

…Они остановились на самом краю обрыва, куда бездушным бульдозером толкала их сумасшедшая страсть. Как удалось им оставить всё, как есть, каких стоило это усилий и мук, как тяжело было сопротивляться мощному магниту притяжения, зовущему в бездну, знает только небо. Случается так, что страсть, которая, казалось, давно догорела до пепла, вдруг вспыхивает с новой силой, и новый пожар бушует страшнее и дольше предыдущего. Именно это случилось со Светкой: она была влюблена в Бобылкина до мучительных, горьких слёз. Бобылкин это знал. И ему было грустно от того, что в своё время он упустил Светку, а теперь уже ничего нельзя исправить: на чужом несчастье своего счастья не построишь. Каждый из них понимал, что ничего хорошего, скорее всего, не вышло бы и раньше: слишком уж они разные, слишком далёкие, слишком чужие… Но как же хотелось им прикоснуться друг к другу, хоть на миг сжать друг друга в объятиях – и как трудно, как больно было заставлять себя всё же – вопреки всему – держаться…

Светкин муж всё знал: она сразу же ему всё рассказала. И не раз, когда она плакала ночью от душевной боли, зарывшись в подушку, он обнимал её и плакал вместе с ней, повторяя:
- Ничего… Мы будем бороться за нашу семью – вместе. И мы её отстоим!..
И священник, к которому Светка приходила на исповедь, всякий раз напоминал, благословляя её и крепко сжимая её руку:
- Устоять любой ценой!..

…Я вижу, как ты морщишься сейчас, дорогой читатель: «Ну вот, пошёл благочестивый бред!..» А что видел ты? По чему – по чьей жизни, по какому примеру – ты судишь?.. Не говори: «Все поступают иначе!» Этих «всех» сам ты поселил в своей голове, чтобы оправдать ими свои поступки, свои наклонности и мысли. Увидеть в других – ненужных, неважных, чужих тебе людях – красоту и чистоту, поверить в них может лишь тот, в ком самом осталась хоть капля чистоты. А в малой капле она есть в каждом… Не бойтесь поверить в историю, описанную мной. Это не сказка; это честный рассказ о несбывшейся земной любви – и сбывшейся небесной. Людям редко оказывается под силу разорвать всё туже стягивающее их кольцо страсти. Они, задыхаясь, в наивной попытке спастись делают шаг друг к другу – и гибнут в этом огне. Разорвать кольцо, сдирая кожу, обжигая руки, почти нереально – и всё же можно. Не предать Того, Кто действительно любит, подчас бывает неимоверно сложно. До слёз. До боли. До самых настоящих мук.
Но это возможно.
И только это – верно.

…Что стало с моими героями? Они ещё какое-то время работали вместе, болтали на разные темы, обменивались книгами и фильмами – вот и всё, что можно сказать. Потом в фирме начались сокращения, задержки зарплаты, и Светка ушла. А вскоре после неё ушёл и Бобылкин. Больше они не виделись. Да и, собственно, зачем? Светка была благодарна ему за то, что он не пытался грубо соблазнить её. Но несравнимо больше была благодарна мужу за поддержку. Испытание лишь укрепило их брак, основанный на взаимной любви и уважении. Они с мужем были совершенно счастливы остаться вместе. Бобылкин же очень вскоре встретил девушку, куда более подходящую ему, нежели Светка, и легко забыл своё мимолётное увлечение и грусть. А Светка – она ведь всё-таки была женщиной – иногда всё же с улыбкой вспоминала тот декабрьский вечер и безрассудное пьяное танго. Самое большее, что они могли себе позволить.
Конечно, они оба понимали это уже тогда.

…В том году, наступление которого праздновала их фирма в уютном кафе, Светке исполнилось тридцать пять, а Бобылкину – тридцать семь лет.

28.10 - 18.11.16
Санкт-Петербург