Авиаконструктор учится летать часть 5

Марина шла по хрустящему белому снегу и с радостью дышала морозным чистым воздухом. Она уже давно взяла за правило гулять в сквере не менее получаса после работы, чтобы выветрить, выдохнуть смрадный воздух гостиницы. Забыть о Ноне Рахмаиловне, Ларисе, Снежане и всех прочих «коллегах», к числу которых примкнула и Неля. Марина никак не могла смириться с её мелкооптовой торговлей своим телом, она не осуждала, нет, она слишком хорошо знала обстоятельства жизни своей подруги, чтобы осуждать, но когда видела ладную Нельку рядом с этим кривоногим выкидышем кавказских гор, ей становилось грустно и тошно. Сама пошлость и серость жизни стучалась ей в сердце и отравляла кровь. Ей легче было с Нелей не встречаться и не общаться. Да и Неля не проявляла особенной инициативы, её полностью захватила новая, изобильная, веселая жизнь. Ей нравились ухаживание и внимание мужчин, ей нравились новые наряды, ей нравилось, что никто в ресторане ей не смел поперек слово молвить, потому что все знали, какого рода отношения ее связывают с хозяином. Она чувствовала себя королевой. Не то чтобы Неля брезговала или перестала уважать Марину. Но были дела поважнее и люди поинтереснее. Вот и все. Каждая жила своей жизнью в своем режиме, почти не пересекаясь. Обеих это положение дел вполне устраивало.

   Марина шла по хрустящему белому снегу и радовалась предстоящим двум выходным. Грядущему новогоднему празднику, который они проведут с мамой без лишних людей и суеты у себя дома. Радовалась тому, что рассталась с Игорем, и ей больше не надо о нем думать. Радовалась тому, что можно вообще ни о чем не думать, идти в холодном воздухе, любоваться сказочными снежными шапками на деревьях, слушать скрип снега под ногами и чувствовать, как легкие очищаются, раскрываются под действием веселого холодного чистого воздуха. Отключиться от всего, побыть с собой - это ли не радость! Пусть кто угодно делает что угодно, она рада тому, что есть сейчас: зиме, снегу, чистоте и внутренней тишине.

  Утром первого января раздался звонок в дверь. Уже позавтракавшая Марина поправила длинный, в пол махровый халат, в котором собиралась проваляться весь день, пятерней пригладила волосы и в благодушном настроении пошла открывать дверь, не имея ни малейшего понятия кто бы это мог быть, в столь ранний, для новогоднего утра, час.
   За дверью стоял заметно подряхлевший растерянный Клавдий Иванович без шапки, в старой дубленке, в вытянутых на коленях синих тренировочных штанах и коричневых плетеных сандалиях. Прядь волос, не укрощенная лаком, взбунтовалась и торчала рогом над правым ухом. В руках Клавдий держал кулек с неистово орущим младенцем и какой-то пакет. Марина сильно удивилась визиту, но не впустить юродивого с младенцем было бы преступлением против человечности, и Марина молча дала дорогу Клавдию, который, вопреки прежним привычкам, хранил молчание и с ней даже не поздоровался. На звонок и шум из своей комнаты вышла, позевывая и завязывая кушак халата, мама. Закрыть рот ей так и не удалось, она увидела Клавдия! Клавдий ничего лучшего не придумал, как рухнуть перед растерявшейся мамой на колени и протянуть к ней ребенка.
- Умоляю! Сделай с ним что-нибудь! Орет как оглашенный. Я тут собрал все, что у нас было, - Клавдий указал глазами на пакет.
Мама, ничего не понимая, взяла младенца на руки и понесла к себе на кровать, чтобы оценить состояние ребенка. Остальные последовали за ней. Младенец, почувствовав уверенные руки, на несколько секунд замолк. Мама уложила малыша на еще не застеленную кровать и развернула сверток. Внутри лежал маленький, шестимесячный Клавдий Иванович и был очень недоволен. Сходство было абсолютным! Как две капли воды! С такими же морщинками на лбу, с такими же чертами лица, с такой же лысиной, чуть подзолоченой первым пушком. Младенец описался, замерз и был явно голоден. Мама прикрыла его одеялом, велела Марине его придерживать, сделала из ваты и бинтов подгузник, затем переодела свое одеяло в чистый пододеяльник и укутала малыша. Усадила Марину в кресло и велела качать. Сама вытряхнула на стол из пакета Клавдия содержимое, в котором нашлась бутылочка и неоткрытая еще коробка молочной смеси «Малыш». Не обращая внимание на поскуливающего Клавдия, мама прошла на кухню готовить питание младенцу. Через четверть часа ребенок был накормлен, покакал, был подмыт и вновь упакован в теплое одеяло, где и заснул, освободив всех от своего крика.
    Пришла очередь Клавдия. Уютно устроившись на кухне, он поставил локти на стол, драматически закрыл лоб кончиками пальцев и театрально разрыдался. Поскольку никто не кидался его успокаивать, сам взял себя в руки и рассказал, что произошло. Перед новым годом, поэтическая чувствительная девятнадцати-вешняя Эммануэль загрустила, начала часто браниться и даже иной раз чем под руку попадется шлепать Клавдия Ивановича. Тот пытался смягчить и утишить свою юную супругу, все молча сносил, пытался наладить отношения, но своими добрыми и ласковыми словами лишь распалял её беспричинный гнев. К сыну она охладела, отказывалась его кормить грудью и все чаще заставляла Клавдия Ивановича разводить молочные смеси и самому кормить малыша, самому с ним гулять. Клавдий не возражал и даже с радостью выполнял родительские заботы, потому как любит плод своих чресл до безумия. А Эммануэль все чаще запиралась в комнате и болтала по телефону часами, стала отлучаться из дому и где-то пропадала, а перед новым годом собрала сумку, нарядилась и сказала, что больше к ним не вернется. Клавдий пал на колени и умолял остаться, но на нижайшие, смиреннейшие, слезные просьбы прекрасное лицо Эммануэль перекосилось маской злобы, казалось, она готова законному супругу плюнуть в лицо.
- Такая минута, такая минута, - со вздохом пролепетал Клавдий Иванович и пустил слезу.
- Ведь за что?! Ведь любил, ведь все, что скажет, для нее делал!
На этом месте повествования мама внутренне сжалась и побледнела. Эта перемена до того была очевидна, что даже Клавдий обратил внимание. Осекся. Вздохнул и продолжал дальше.
 Однако от плевка она воздержалась, обозвала «грыжей подмудошной», сказала, что опротивел он ей до самой селезенки. Брезгливо, чтобы не дотронуться, обошла коленопреклоненного Клавдия, накинула пальто, взяла сумку и выбежала за дверь. Малыш, как почувствовал минуту расставания с матерью, проснулся и заревел. Клавдий не знал, что делать, куда бросаться, кинулся к малышу, взял на руки и метнулся догонять Эммануэль. Кричал: «Вернись, одумайся, ты же сына бросаешь!»  Но она даже на секунду не прервала стук каблучков по лестнице. Лишь в конце замедлила, видимо или сумку перехватить, или пальто застегнуть. Клавдий всю душу в эту секунду вложил, думал, авось крики ребенка дошли до сердца матери, вернется. Дверь хлопнула. И Клавдий буквально умер в ту секунду от этого хлопка, как будто пуля сердце прожгла.
  Делать нечего. Зашел в квартиру. Напоил водой дитя. Оно бедное все взопрело со сна и от крика. Переменил ему памперс, как на грех одна последняя штучка осталась. И сел ждать, когда вернется Эммануэль.  Так и ночь прошла. А утром Орфей, как начал плакать, как давай заливаться. Ни еды, ни воды в рот не берет, не знаю, что и делать.
- Кто?! -  дружно спросили Марина и мама.
- Орфей. Орфеюшка. Это сынка нашего так зовут. Эммануэль придумала, чтобы он настоящим большим поэтом вырос. Судьбу, значит, ему такую предначертала заранее. А я что, я ничего. Пусть поэтом будет. А кем ему, если вдуматься, еще-то быть, если в семье все писатели!
  Марина изо всех сил вцепилась в ручку маминого кресла, чтобы не рассмеяться. Мама толкнула её в бок, чтобы та не смела давать волю чувствам.
- И тут я так растерялся! Так растерялся! Не знаю, что и делать! Не знаю, что предпринять. Куда бежать. Наспех собрался и к вам. Авось не выгонят, смилуются над сиротой. Вот собственно и все. Почему я здесь. Спасибо за привет, за ласку. Что приняли нас горемычных.
- Надеюсь, ты не собираешься у нас надолго оставаться? – строго спросила мама. Чем повергла Клавдия в сильное замешательство. Видимо, за те сорок минут, что он прибывал в их доме, он именно так и решил поступить. Но приличия требовали другого ответа.
- Нет, конечно. У нас с Орфеюшкой, слава богу, свой угол есть. Я только посижу, отдышусь, немного приду в себя. Чтобы иметь возможность посвятить все силы души на взращивание младенца, и в путь. К себе, в осиротевший дом. К потухшему очагу.
  Марина уже не могла этого выносить. Ушла из кухни, рухнула на кровать и как следует просмеялась в подушку.
   Клавдий дышал в их квартире до самого вечера. За это время сгонял к себе по месту прописки, принес нормальную зимнюю одежду ребенку, купил упаковку памперсов и новую импортную молочную смесь, которую рекомендовала ему мама. Вечером его насилу выставили за дверь, так как разместить его спать с малышом было решительно негде. Но утром он уже был у их порога, более собранный, воспрянувший духом, и с коляской.
  Выставить его за дверь навсегда не удалось ни в этот день, ни в следующий. Так и прошли зимние каникулы у мамы в заботе о Клавдии и его потомке. Но и когда она вышла на работу, то продолжала вечерами посещать своего бывшего неверного возлюбленного. Как-то так само собой сложилось, что она стала вроде бабушки при разведенном сыне. Давала советы по уходу за малышом, отправляла на прививки, рассказывала, когда и какой нужно вводить прикорм. Так и привязалась к Орфею и уже жизни без него не представляла. Для порядку, конечно, ворчала, что Клавдий навязался на её голову, но сама с радостью после работы неслась к Орфочке и нянчилась до самой ночи. Клавдий абсолютно привык к подобному положению дел и даже выражал недовольство, когда мама не могла их посетить. Требовал, чтобы Марина заменила её. И мама отправляла Марину, дабы иметь точные сведения о жизни своих подопечных, так как не доверяла здравомыслию Клавдия ни на грамм. К его чести надо сказать, что престарелый отец неплохо справлялся со своими обязанностями. Он лишь с трудом осваивал нововведения, но стоило повозиться с ним несколько часов кряду, втолковывая, что от него требуется, выполнял всё нужное тщательно и непреложно, развесив по стенам самые подробные инструкции, на случай проблем с памятью. И вскоре до такой степени почувствовал себя уверенно, что вновь начал закреплять боковые пряди на лысину. Прежний Клавдий возродился из пепла, аки Феникс, даже лучше, так как отцовство требовало ответственности, дисциплины и собранности мысли.

  Бывают годы урожайные на яблоки. Бывают урожайные на младенцев.
Этот год выдался благоприятным для производства детей. Неля забеременела. Очень удивилась. Разве может женщина залететь от нелюбимого мужчины? Своим искренним изумлением она поделилась с Мариной. Та не знала, что и ответить. А бывает секс с нелюбимым мужчиной? Если бывает, то и дети могут быть. Для Нели эти слова показались неубедительными. Что делать дальше она совершенно себе не представляла. Марина еще раз уверилась -  Неля всю жизнь прожила в другом мире. Никто и никогда ей не рассказывал об элементарных правилах интимной жизни, контрацепции, гигиене. Возможность посещения врачей она даже не рассматривала. Почему она не беременела раньше, что её хранило, осталось неизвестным. Но факт остается фактом. Марине опять пришлось исполнять роль мамы при великовозрастной дочери, вместе с ней съездить и получить страховой полис, отвести её к врачу, подождать у двери результатов. Из кабинета доктора Неля вышла еще более растерянная, чем вошла.
- Марина, что делать? У меня второй месяц доходит. Может, аборт? Врач предлагает. Можно прямо сейчас.
- Ну и пусть говорит. Пойдем. Врачи каждый день тут, никуда за два дня не убегут. Думай, Чапай, думай.

    Нугзара Бичикоевича весть о предстоящем отцовстве не испугала, даже обрадовала. Это поднимало его мужской статус, да и Нелю он любил, насколько позволяло его блудливое сердце. Так что проблем он не видел, видел лишь естественные радужные перспективы. Неля же в светлом будущем сомневалась. Опять прибегла к безошибочному средству - советам Марины. Ох уж эти подруги, всегда они хотят перевалить груз ответственности, чтобы было с кого спросить. Марина в надежде уйти от ответа, ответила: «Тебе жить, тебе и решать». Но не тут-то было. Неля зашла с другой стороны: «А как бы ты поступила?» Пришлось ответить: «Я бы оставила».
   Неля в сослагательных наклонениях не разбиралась и сочла предположение за совет. Зародившаяся жизнь получила шанс на развитие. Неле спустя несколько дней, по здравом размышлении даже понравилось её положение, она представила, что теперь будет не одна, всегда будет родной человечек рядом.
   В глазах  Марины связь Нели получила законный статус. Она простила Нугзара Бичикоевича.