Авиаконструктор учится летать Часть 7

Чем заниматься человеку, которому нечем заниматься? Самое распространенное развлечение - потихонечку есть себе подобных. Поскольку Виктория была типичным представителем homo sapiens и все человеческое, следовательно, ей не было чуждым, она организовала травлю Марины.
   Не было такого сотрудника в штате гостиницы, который не делал бы маленьких и больших гадостей администратору и обо всех «оплошностях» докладывалось начальству. В конце концов, сама Лариса заинтересовалась нерадивой работницей.
   Марина впервые вошла в кабинет своего директора. Лариса указала ей на стул и продолжила набирать номер телефона. Установив связь, Лариса, не смущаясь присутствием третьего лица, погрузилась в беседу со своим доктором. Марина вынуждена была рассматривать свою визави, и Марине стало жаль её. Неравная борьба с силами природы выжимала из директрисы последние соки. Худоба, вызванная изнурительными диетами, подчеркивала морщины и круги под глазами. Ботекс в верхнюю губу, блефаропластика немного расправили поверхностные морщинки, но придали лицу мертвенную неподвижность. Вся масса косметических процедур и дорогостоящих пластических операций, услуги дорогого парикмахера сделали Ларису похожей на постаревшую болонку из музея восковых фигур. Дорогое платье модного ультрамаринового цвета, безупречно облегающее фигуру, делало Ларису еще старше, безнадежнее и безрадостнее. К тому же, как Марина успела заключить из разговора, проводимого в её присутствии, у Ларисы куча проблем со здоровьем вообще и с желудком в частности. За эти несколько минут Марина узнала все, что можно узнать о личной жизни своего босса и поняла, как несчастна и одинока эта женщина напротив. В каком-то дешевом фантастическом романе она когда-то читала, что по капле крови можно узнать всю жизнь человека с её радостями, надеждами, разочарованиями. Для Марины такой каплей крови стали эти несколько минут молчаливого ожидания и наблюдения. Она увидела молодую красавицу, за которой тянулся шлейф поклонников. Замужество с самым перспективным из них, рождение ребенка, измену мужа, развод, отчаянную борьбу за финансовую независимость, связь с респектабельным чиновником намного старше её. Взрослого сына, который ушел из дома и не звонит, одинокие ночи, ожидания нечастых звонков от своего покровителя, боль и ужас ожидания операций, работу в гостинице, как единственную отдушину и плацдарм для самоутверждения, и за маской бизнес леди жуткую неуверенность в себе, страх перед одинокой бесконечной старостью. Марине стало жаль директрису, и она приготовилась смиренно перенести все, что сейчас должно было неизбежно вылиться на её голову. Лариса договорилась о встрече и положила трубку, и, наконец, обратила внимание на Марину. Несколько секунд соображала, что Марина делает в её кабинете, навела порядок в своей голове, переложила блокнот с середины стола на угол и преступила к беседе.
- На вас в последнее время поступает много жалоб от сотрудников нашей гостиницы. Чем вы можете это объяснить?
- Я не знаю, какие жалобы на меня поступают, поэтому мне трудно, что-либо ответить.
- Хорошо. Давайте разберемся постепенно.
Директриса переложила блокнот с угла стола в середину, открыла его и зачитала Марине все её проступки за последние две недели. Марина попыталась вспомнить всё и обстоятельно рассказала по каждому пункту, как было дело. И, в конце концов, была полностью оправдана. Немного подумав, директриса вычислила главного врага своей подопечной и спросила.
- А почему вы с Викторией Павловной поссорились?
 Марина была поражена, вопросу не в бровь, а в глаз.
- Мы с ней не ссорились. Мой бывший муж работал с её мужем, а потом мы разошлись. С мужем, я имею в виду.
- У нас сложившийся, хорошо работающий коллектив, и мне не хотелось бы разрушать установившийся порядок. Поэтому, если придется выбирать, с кем работать, новичку придется уйти. Налаживайте отношения. Работайте. Вы у нас не одна такая. С Викторией я поговорю. Но вы тоже должны стараться налаживать хорошие отношения. Не думайте, что раз у вас есть высшее образование, то вам все позволено.
- Да я, собственно, и не думаю.
- Хорошо. Не надо со мной спорить. Идите. Имейте в виду, до следующего замечания. Мне не нужны раздрай и склоки. Идите.
       Директриса Лариса вновь переложила блокнот на угол стола, давая понять, что аудиенция закончена. Марине было обидно получить выговор ни за что, как верной собаке затрещину от разраженного хозяина. Но она поняла, что у нее выбор не велик - или снести унижение, или гордой, непобежденной, но без копейки в кармане покинуть место работы, чтобы вновь тратить силы и нервы в поисках такого же места под кодовым названием серпентарий. После Марины директриса вызвала Викторию. О чём они говорили неравнодушной общественности так и не стало известно. Но после той беседы между «девочками» воцарился мир, во всяком случае, санитарное перемирие для выноса трупов с разделительной полосы.
 
   Вечером домой позвонила Неля и спросила, что надо пить от живота. Марина насторожилась. Спросила, что с ней произошло, не дождавшись толкового ответа, собралась и поехала к своей подруге. Она уже достаточно изучила характер Нели, чтобы оценить, что если та взывает о помощи, то дело уже находится на краю пропасти. Так и оказалось. Неля лежала в кровати и истекала кровью. Марина вызвала скорую и собрала вещи необходимые в больнице.
   Выкидыш стал не самым страшным известием. У Нели обнаружили рак. Марина была в шоке. Рак – болезнь стариков и старушек, никак не вязался с молодой, жаждущей жизни Нелей. У нее не могло быть такой безысходной болезни! Подавленная Марина не могла найти слов, чтобы составить хотя бы две три утешительные бодрые фразы для Нели, сидела рядом с ней на краешке постели и рыдала, как корова, ведомая на убой, не в силах совладать с собой.
   Внезапно Неля взяла её руку в свои сухие теплые ладони и горячо поцеловала. Марина уставилась на нее в полном изумлении, не ведая как реагировать.
- Спасибо тебе за всё! – Глаза Нели сияли ласковыми спокойными лучами.
  Марина вдруг всем своим существом поняла, что такое настоящее одиночество, когда даже плач по тебе воспринимается с благодарностью. Слезы высохли сами собой. Марина почувствовала себя сильной, способной сражаться. Она без боя не уйдет, она вырвет Нельку из лап смерти!
- Мы победим! Рак еще не приговор! Ты будешь лечиться! Ты поправишься!
  Марина погладила Нелю по щеке, и в её деятельном уме составился план необходимых мер по борьбе с недугом.
  Нугзар Бичикоевич тоже не остался в стороне. Сразу же приехал в больницу с роскошным букетом роз и со своим нотариусом, чтобы оформить Нелину квартиру на себя. Неля очень его удивила тем, что не собирается в ближайшее время умирать, и квартира ей самой нужна. Нугзар Бичикоевич кричал, бегал по палате, ластился, не скупился на обещания, но сломить сопротивление больной так и не смог. На прощание выкрикнул на родном и на русском языке тысячи проклятий и, хлопнув дверью палаты, в которой, кроме Нели, лежало еще семь человек, удалился.  Неля, преодолевая слабость, подняла тяжелый букет, не позволяя головокружению одолеть себя, держась за железные засаленные спинки кроватей, дошла до окна и выбросила розы на улицу. Немного подышала свежим воздухом больничного парка и с облегчением вернулась на свою кровать.
  Потекли тяжелые дни борьбы за жизнь с надеждами, страхами, улучшениями и ухудшениями.
   Марина, как никогда в жизни дорожила своим рабочим местом. Даже во имя мира во всем мире сказал пару комплиментов Виктории.
   Поддержка Нели обходилась в копеечку. Взятки врачам, чтобы Нелю не вышибли из больницы на «амбулаторное долечивание», подарки медсестрам, чтобы за ней ухаживали, как следует. Редкие чудодейственные препараты, которые приходилось «добывать» за огромные деньги, плюс деликатесы и фрукты. Марина оставляла себе из зарплаты на прожитье самый необходимый минимум, все остальное уходило на борьбу со смертью.
    Неля перенесла операцию, курс химеотерапии, несколько раз выходила из больницы и снова возвращалась. К середине октября её состояние вновь резко ухудшилось.
   Марина тихо, не смея пошевелиться, сидела на краешке кровати задремавшей Нели и рассматривала её лицо. Как оно изменилось. В нем ничего нельзя было найти от суровой насурмленной тетки, какую Марина увидела в начале знакомства, в ней ничего не было от робкой девочки, получившей в подарок косметику и от влекущей разбитной хозяйки ресторана тем более. Лицо её стало тонким, строгим, одухотворенным.
   Она крестилась три месяца назад и проводила дни в чтении молитв и Евангелия. Причащалась два раза в неделю. Пыталась понять суть христианства и оставшиеся дни провести достойно для встречи с жизнью вечной. Марина поначалу старалась отвлечь её от этих мыслей, ей казалось, что чрезмерное увлечение религией её сильно волнует и подрывает слабые силы. Но потом, когда врач, в приватной беседе сообщила, что болезнь развивается слишком быстрыми темпами и конец близок, Марина начала поощрять увлечение Нели. Приносила ей интересующую литературу, подавала записки о здравии, ставила свечки, но в душе Марина не чувствовала Бога. В приглушенном освящении храмов не ощущала света истины. Знала одно, Неле это надо, это её обнадеживает и подбадривает. Так что ж, раз на пользу, Марина готова помочь в этой малости. Но она видела и чувствовала, что ничто, никакие молитвы не смогут остановить надвигающийся локомотив смерти. И все человеческие усилия, кажутся детской игрой, рисунками танков, положенными на реальные рельсы перед реально приближающимся поездом. Силы природы непонятные, мощные, грубые неизбежно должны победить.

    Неля открыла глаза и улыбнулась.
- Ты представляешь! Мне сейчас приснилась Богородица. Она распростерла надо мной свой покров и сказала, что всегда будет со мной. А кругом свет и так хорошо, хорошо. Мне даже просыпаться не хотелось. А тут ты сидишь. Еще лучше.
   Неля сладко потянулась и улыбнулась еще раз. Марине было приятно её хорошее настроение.
- А ты о чем думала?
- А я думала, какая я дура, что не дала тебе сделать аборт. Вмешалась со своими псевдоморальными благоглупостями. Теперь бы всего этого не было. Прости меня.
- Не говори ерунды. Ты сейчас такую чушь мелешь, и даже не представляешь, какая это чушь! Рак во мне был и до того. А какая я счастливая эти три месяца проходила?! Это разве не считается?! А то, что я греха смертного перед смертью на душу не взяла, тоже не считается?! Так что ты меня спасла! И не смей об этом жалеть! А то обижусь и буду вокруг тебя после смерти ходить и цепями греметь, спать мешать. О-хо-хо! А–у-у-у!
Неля изобразила привидение.
- Перестань. Ты поправишься. Вчера с твоей Михайловной говорила. Та сказала, что твое состояние улучшилось. Есть прогресс.
- Сладко врешь, послушать приятно. Только все это ни к чему. Я знаю, что скоро умру. Но не боюсь, все люди умирают. Зато я крестилась, и вся дрянь пожизненная с меня смылось, и есть время подготовиться. Послезавтра соборуюсь. А если бы меня машина сбила, или в колонии пришили, или просто мамаша по пьяни укокошила, это ж жуть! А так есть шанс на смерть тиху, мирну, не постыдну. На грехи сил нету. Только мысли дурные в голову лезут. Но я в них регулярно исповедуюсь. Квартиру тебе завещала. Завещание лежит в правому углу большой комнаты под линолеумом. Поднимешь край и вглубь смотри там, в прозрачной фольге такой, найдешь.
- Неля! Но зачем ты?! Ты еще молодая, будешь жить. Хватит тебе причитать и плакать, как старушке.
- Ты не перечь умирающему. Хочу, чтобы квартира тебе досталась, а не каким-то там Нугзарам Бичикоевичам! Так что не будь рохлей! Я не переживу, если она Нугзарчику достанется. Поняла?!!! Буду к тебе ночами приходить и мучить! Так и знай. Чтобы сразу на себя все оформила. Обещаешь?! Гляди в глаза, обещаешь?!
- Обещаю. Все сделаю. –  тихо сказала Марина, чувствуя, что сейчас разревется.
- На похороны никого не зови. Все равно никто не придет. Разве что Сидор Павлович вспомнит, так что ему скажи, на всякий случай. Мол, не стала Нелька Софьей Ковалевской. Он дядька хороший. Если не придет, то и не надо, он старенький уже. Ему волноваться ни к чему.
Марина не в силах больше удерживаться, расплакалась.
- Да не реви ты. Ну не реви. А то я тоже разрыдаюсь. А мне нельзя волноваться. Как у тебя маманя поживает? Расскажи что-нибудь веселое.
- К ним Эммануэль вернулась.
- Да ты что?!  И кто кому космы повыдергивал?
- Никто никому! Мама, судя по всему, и её удочерить собирается. Говорит, она такая худенькая, потерянная, жалкая, с облупленным маникюром вернулась. Меня особенно облупленный маникюр потряс.
- Ну, усыновлять всякую подзаборную шваль – это, вы с ней, молодцы. Это ваше семейное. Ты меня усыновила, почему бы маме Эммануэль не удочерить?!
 - Я тебя не усыновила. Я тебя усестрила. А это совсем другое дело!
   За месяцы больничных мытарств Марине постоянно приходилось отвечать на вопрос, кем она приходится пациентке. Чтобы не входить в долгие объяснения она придумала версию, что двоюродная сестра.
   Разговор утомил Нелю, ей захотелось спать.
- Ты иди, Марина, иди. Я поспать хочу. Завтра можешь не приходить. У меня все есть. Видишь, вся тумбочка завалена. Мне этого не съесть никогда. Ты не беспокойся. Главное, квартиру Нугзару не отдавай. Иди!  До свидания, –  Неля от слабости закрыла глаза.  Марина погладила её по лбу и поцеловала в щеку. Неля улыбнулась, как спящий ребенок.
 Через три дня Неля умерла.

***
   Сны, навеваемые таблетками, совсем не те сны, что приходят, когда человек спит просто, потому что устал. Сны естественные пророчествуют, анализируют. Сны таблеточные зря тревожат, выбирают из памяти всякую дрянь. То тапочки сняться, то шоколадки, то стены без всякого смысла. Встаешь после них уставший, с тупой головой.
 И сидела Марина на рецепции после них, и вся работа её теперь казалась продолжением всё тех же нелепых снов. Снов бесконечных, беспробудных.
  Пока Неля была жива, была борьба с её болезнью, был пресловутый «смысл жизни». Оказывая ей поддержку, тратя на нее все свои средства и силы, Марина чувствовала, что живет. Смерть Нели отменила ее жизнь.
  Тоскливое пребывание на работе, минимальный уход за собой и за домом и длинные ночи без сна, если не выпить таблетку.
   Выхода нет, выбора нет.
Отрывочные звуки расстроенного пианино в сумрачном темном дворе разрушенного дома, которым уже никогда не сложиться в законченную мелодию. Пустота без конца и без края.
  Найти бы что-нибудь, за что зацепиться, чем прикрыться от космического холода.
    Зазвонил сотовый телефон. Номер не определился.
- Алло.
- Если ты дальше будэшь делать то, что делаешь. Тэбэ зарэжут. Я сказал.
- Нугзар Бичикоевич, перестаньте развлекаться. Квартира моя.
- Это не Нугзар Бичикоевич. Это друг.
- Друг, перестань развлекаться и скажи Нугзару Бичикоевичу, что не надо пугать голой задницей ежа.
 Неизвестный собеседник что-то пробормотал. Марина не стала уточнять и выключила трубку.
 Неля постаралась оформить документы с максимальной точностью. Но Нугзар Бичикоевеч все же надеялся. Прошло два суда, Марина сражалась, как львица, взяла кредиты, чтобы заинтересовать судей. Победила. Ради Нели. Нугзар Бичикоевеч продолжал надеяться. Затевал еще один суд. Но судя по этому звонку, уже в душе проиграл дело. Кто рассыпается на угрозы, тот ничего не может сделать стоящего.

Вновь зазвонил сотовый. На этот раз номер определился. Звонила мама.
- Мариночка. Алло. Марина. Ты где? – этот вопрос всегда умилял Марину. Где она могла быть в это время, кроме своей работы.
- Марина. Ты знаешь, что произошло? – (откуда Марине было это знать?)
- Ты представляешь. Пришло письмо из Штатов. Заказное. Я не утерпела, сбегала на почту. Ну и вскрыла, конечно, чтобы хоть одним глазком взглянуть. Тебя приглашают на работу! Маринка, ты слышишь?! Твоя заявка прошла! Я не все поняла на английском, но, по-моему, тебе дают грант! Ты моя умница!
     Марина сидела и не могла собрать разбежавшиеся мысли. Это было так неожиданно. Так потрясающе. Не из этой теперешней её жизни. Из какого-то забытого полусказочного далека. И что теперь делать? Как поступать? Бросать все и бежать домой? Или остаться здесь? Вдруг это какая-нибудь ошибка?
- Мама, а ты хорошо поняла, что меня приглашают. Может быть, это отказ?
- Да не может, не может быть это отказом. Я сердцем чувствую. И бумага такая солидная. Ты когда придешь? Скоро?
- Как обычно. Доработаю и приду. До встречи.
Марина нажала красную кнопку телефона и решила, что сейчас не будет думать об этом деле. Не позволит пустой надежде вкрадываться и кружить голову. Отложит это на потом, пока сама во всем не разберется.
  Тем не менее, оставшиеся часы трудового дня прошли в розовом тумане.
  Дома все подтвердилось. Её заявка на разработку нового типа двигателя, пролежавшая в архивах два года, наконец, была рассмотрена и вызвала интерес. Ей давали грант, оплачиваемую квартиру и брали на себя транспортные расходы. Оставалось лишь оформить рабочую визу. Но и с этим проблем не предвиделось, приглашающая сторона уже направила копию приглашения в посольство в Москве.
  Марина встряхнулась, как будто и не было в её жизни двух тяжелых и беспросветных лет! Она вновь была тем, кем всегда себя ощущала инженером авиационных двигателей. Талантливым инженером. Возможно, даже гениальным!
Рядом на месте подпрыгивала мама, не забывая издавать вздохи восхищения, как молодая собачка, которую ведут на прогулку. Наконец, кинулась обниматься.
- Я так рада! Так рада! Я всегда знала, что ты своего добьешься! Я верила, что ты у меня достойна самого лучшего! Ты поедешь? Ты обязательно поедешь! Такой шанс выпадает раз в жизни! Нельзя его упускать.
- Да я что. Я хоть сегодня, хоть сейчас готова чемодан собирать. Это, наверное, Неля помогла. Оттуда все для меня устроила. Но ты очень не радуйся, рано пока. Надо долги по кредитам выплатить, надо визу оформить, надо с «боингом» созвониться, чтобы подтвердили, что ошибки нет. Это дело на полгода растянуться может, не меньше. Да еще зуб что-то разболелся.

Зубная боль мучила всю ночь. Так что утром пришлось идти к стоматологу. Чтобы скрыть бессонные муки, Марина решила надеть кофточку поярче.  Розовый ангорский пуловер требовал зауженной юбки, юбка захотела сапожек на каблуках. Синие круги под глазами надо было замазать маскирующим карандашом, потом наложить макияж и так далее, так далее. В кабинет стоматолога  Марина вошла во всем блеске своей красоты, как будто на первое свидание. Доктор, молодой, невысокого роста, хрупкий кареглазый мужчина даже немного смутился и растерялся, принимая роскошную королеву в своем скромном кабинете. Ему потребовалась пауза, чтобы сосредоточиться. Он попросил Марину сесть не в кресло мук, страданий и ужасов, а на обычный стул рядом с письменным столом, затем подробно заполнил на нее карточку, записал и сотовый телефон и домашний. Марина слегка удивилась, зачем в зубоврачебном кабинете такие излишне подробные сведения о пациенте, но потом решила, что так надо, и сопротивляться не стала.
  Никогда ей не чинили зубы так трепетно и аккуратно.  Никогда еще доктор так нежно не заглядывал ей в глаза, боясь причинить боль. После пломбирования зуба Марина почувствовала себя помолодевшей, похудевшей и отдохнувшей, как после посещения косметического кабинета. Поблагодарила доктора, еще раз удивилась незначительной сумме, которую ей надлежало заплатить, и пошла домой, готовиться к вечерней смене.
   Вечером ей на мобильный позвонил стоматолог и поинтересовался, как она себя чувствует. Марина чувствовала себя прекрасно. Доктор предложил завтра встретиться и проверить состояние зуба. Марине ничего не оставалось, как согласиться.
   
  Странная фраза, время работает. О чем думает смертный человек?! Время работает на меня, на нас. Время уходит, время ничего не оставляет взамен. Это единственный счет, с которого неизбежно спишут активы. Оно все разрушает с неумолимостью работающего кузнечного пресса.

  Зубной доктор стал её мужем. Хорошим, правильным, настоящим. Такими же правильными и настоящими были две рабочие визы, которые лежали у нее в сумочке. Уезжать или не уезжать, вопрос для Марины уже давно не стоял, почти два года работы, не требующей никакой квалификации, убеждают лучше любых адвокатов. Хочешь быть нужным Родине в качестве гладильщицы оставайся, хочешь быть нужным Человечеству в качестве толкового инженера – уезжай.  Родине на тебя плевать. Родине нужны воры. Она в них верит, она их воспитывает, она их славит. Это для  Клавдия Ивановича, старого патриота, приглашение от «Боинга» можно считать происками ЦРУ и предательством. А для всего молодого и творческого здесь ловить нечего, выход один - эмиграция временная или постоянная. Служить бы рад, прислуживаться тошно. Теперь в России никто не служит, все прислуживаются. Все не все, но таковы правила игры для тех, кто хочет преуспеть.  Это у писателей, да еще разве у теоретиков-математиков  может быть внутренняя эмиграция, остальные с вещами на выход! Наука и жизнь никого не ждут.
   Марина торопилась домой, чтобы разделить восхищение с мамой, как ладно устроились дела. Об этом она два года назад и мечтать не смела! Марина улыбнулась при воспоминании о своем теоретическом самоубийстве. Какое самоубийство?! Мир вокруг прекрасен!!! Набухают почки тополей, травка молодая радует душу веселой зеленью на аккуратных газонах. Весенний воздух такой сладкий и свежий, что хочется его набрать в мешок, сделать запас радости. Ах, как хорошо! Телу хорошо, освободившемуся от тяжелых оков зимней одежды, и душе хорошо, освободившейся от оков безнадеги. И хочется громко топать по гулкому асфальту, и хочется прыгать, и хочется петь! Марина не стала сдерживаться и начала напевать под нос веселую песенку, открыла дверь подъезда и намеревалась бегом взмыть вверх по лестнице, как делала в детстве, отсидев последний день в школе и наслаждаясь каникулярной свободой. Кто-то резко дернул её за руку вправо, сунул нож под ребро, вырвал сумочку и несколько раз ударил в живот и по затылку. Она согнулась, схватилась за живот, чтобы унять дикую нарастающую боль. Марина упала, как мешок с картошкой. Две пары мужских остроносых ботинок убежали, певуче скрипнув старыми большими пружинами, деревянной двери. Там же визы, оставьте, хотела сказать Марина, но так стало сухо во рту, так все безразлично, что она промолчала. Она подумала, что это плохо, это неправильно в такую минуту быть равнодушной. Вспомнила, как только что буквально несколько секунд назад ей было хорошо и весело, и во всем был смысл, интерес. Не могло все так провалиться.  Надо бороться. Надо собраться. Вспомнила, что, позвонив маме из посольства, положила сотовый не в сумку, а в карман. Достала мобильный и, преодолевая с каждой секундой усиливающуюся дурноту, нажала кнопку набора. Первый в списке был номер мамы. Марина не могла сообразить, что сказать, чтобы она не очень волновалась. «Мама, я здесь, в подъезде. В подъезде. Спустись». Марина не поняла, услышала ли мама её слова, и набрала следующий номер, мужа «Я здесь в подъезде», следующим был номер Клавдия Ивановича, но что-либо сказать ему уже не было сил «Я здесь…». Боль наплыла и все померкло.
   Сознание пришло от тревожного голоса мамы.
- Марина, Мариночка, что с тобой? Дочка, дочка ответь что-нибудь.
Марина с трудом открыла глаза и встретилась взглядом с перепуганной мамой.
- Мама, мне больно.
- Я знаю, дочка, знаю. Скорая уже выехала. Рану я заткнула, все будет хорошо. Хорошо. Ты держись, доча, держись. Не отключайся.
- Я здесь. Я все контролирую. Муж Вадим едет, – вставил веское слово Клавдий Иванович. – И затем шепотом маме на ухо: не иначе ФСБ выпускать мозги из страны не хотят. Серьезные ребята, не ожидал, – с легкой гордостью добавил он.
Какая у него грязная майка, видимо девятнадцативешняя совсем за ним не следит, надо будет стиральную машинку отдать, подумала Марина.
 Только бы выжить. Жить! Жить! Как угодно, где угодно, но жить!
3 декабря 2010 года.