Максимка

Так назвал его мой дед. Телок родился от нашей коровы Маньки. Максимку я увидел, когда его на покрывале внесли в деревенскую избу. Меня это не удивило. Ведь не отапливаемый  сарай не приспособлен зимой для вновь родившегося теленка. В морозы там оставались корова Манька, овцы, да  два поросенка Борька и Борыська.
- Бабушка, а почему он такой мокрый? – удивился я.
Телок лежал на полу,  изредка поднимая  голову, с белым пятном  на лбу. Его глаза, широко раскрытые, обращены в мою сторону. И я вдруг подумал, что ни разу не обращал внимания на глаза его матери. И мне  почему – то стало грустно.

Я еще не успел съесть блины, что испекла бабушка, как вдруг теленок зашевелился.  Поджимая под себя ноги, пытался встать. Ноги,  разгибаясь и расходясь в стороны, медленно поднимали его все еще влажное тело. И теперь он стоял, широко расставив ноги. Как станок для распиловки дров -  горизонтальное бревно, укрепленное на четырех жердинах,  для устойчивости. Теленок выглядел сейчас наподобие этого станка.  Только он стоял у печки, слегка  покачиваясь, как соседский дед Максим при ходьбе.

Баба Феня научила меня поить Максима из соски. Этот прибор был очень прост. Большая  бутылка, заполненная молоком, на которую была надета соска  крупной величины.
Мы росли вместе – я и телок. Только тот явно обгонял меня. Ранней весной  его уже  отвели в сарай, который взрослые называли конюшней. А чуть пошла в поле трава, его необходимо было приучать к стаду, чтобы отправить на пастбище. И потому я первое время должен был сопровождать его, как коровье «высочество». Колхозный пастух, щелкая длинным кнутом, изготовленным из плетеной сыромятной кожи   и оканчивающимся  пучком конского волоса, похищенного из хвоста  лошади. От удара  кнута о землю раздавался   довольно громкий щелчок. Да еще хриплым голосом  пастух Пашка – взрослый мужик напоминал  о подходе стада к дому  нерадивых хозяев, не успевших выгнать скотину за ограду.

В это лето я стал таковым. Сказать каких усилий стоило бабушке поднять меня на зорьке, значит, ничего не сказать. Вскакивал я  после нескольких  ее толчков и стягивания одеяла,  и уже под причитания бабушки. «И кто тебя такого родил, и хай тебя грэц заберет». Да и то, когда доносился хриплый голос пастуха Пашки.
 Моя задача состояла не только в том, чтобы «выставить» шесть овец   и корову  за плетень ограды, но и организовать  «департацию» Максимки  на улицу. Тот, будто нарочно бегал вокруг кучи  навоза, перемешанного с соломой.  Эта куча оставалась целый сезон для дозревания. От нее исходил сладковатый, временами приторный  запах. Следующей весной все содержимое  будет разбросано на огороде  в качестве удобрения.

Дед Максим ковылял по своей ограде за овцами, какими словами только их не награждая. Вскоре и я перенял его выразительный жаргон и пытался испробовать в своей «работе». Только баба Феня пресекла изучение этимологии этих слов.
Наконец мне удалось все-таки ухватить  противного воспитанника за ременный ошейник, и с помощью хворостины выставить его за ворота. Он пробирался между коровами, не опасаясь что те могут взять «на рога». Но некоторые коровы лишь морщились и качали укоризненно головами, почти  как делают это как взрослые люди. У коров не принято обижать маленьких. Я шел со стадом, стараясь отойти от утренней неги, вспоминая ее со сладострастием, достойным лучшего применения. Правда утром  на поляне, где мирно паслось  стадо,можно было и покимарить. Телок щипал молодую зелень, изредка поглядывая в мою сторону.

- Ты приляг, - сочувственно посоветовал мне Пашка. – Как  вздыбнется твой, разбужу.
Теленок рванул к дому, когда солнце подходило к зениту и оводы – самые страшные  враги животных,  кровопийцы атаковали  стадо. Они не просто кусали, а впивались в кожу коров, и ни какими  взмахами длинных хвостов  тем не удавалось их сбросить. Теленка, как говорили взрослые, охватил «бзык». Я тоже резво припустился за ним, но Максимка оказался проворнее. Поймав его во дворе, я снова взял его за ошейник, и он нехотя, укоризненно глядя на меня своими круглыми, как блюдце  глазами, все же шагал рядом,   чуть притормаживая мои старания, в сторону пастбища. Дело, которым я занимался  по заданию родителей и бабушки,  в личном  хозяйстве обозначалось как «припасывание к стаду». 

И так продолжалось почти неделю. С той лишь разницей, что мы  с братом  вносили разнообразие – потирая пальцами между маленьких рожек телка со словами бу-бу–бу, бе–бе-бе.  Мы не отдавали  себе отчета, что все это означает, кроме истинного желания научить его бодаться.  А что, потешно.  И, кажется, мы добились своего. После одной из репетиций  вдруг заметили, что бычок занял стартовую позицию. Мы с братом пустились наутек. Бычок, пригнув голову, как говорят «набычившись», понесся за нами. Видимо, учитывая мои заслуги перед ним в его раннем детстве, бычок выбрал  брата Генку. Сбив  того с ног и, перепрыгнув  через него,  Максимка побежал  к «родному порогу».
А помню я все это лишь потому, что за мое усердие по «введению в общество, сиречь, в общественное стадо, дед  привез мне из города настоящий двухколесный велосипед. На зависть всем деревенским пацанам.

Виктор.