Жил-был Ох

Жил-был Ох.   Нет, он  был   не  большим,   взрослым Охом,   а  только  мальчиком - подростком   и   ему,   честно говоря,  подошло бы другое имя. Например,  « Ну, во-оот». Да-да,  именно  такое, поскольку  несвойственное   юным  грустное   выражение лица,  у Оха   было неизменным, словно всегда  и  обо всем он мыслил  с одинаковой эмоцией.  «Ну, воот…,  опять жарища»  или  « Ну  воот,  опять дождь»,  «Ну вооот, снова  духотища, ни ветерка»,  « Ну воот, какой ветер холодный!»  И после всех этих многочисленных  «ну во-о-от», непременно следовал коротенький, почти не слышимый для окружающих, но ощутимый  для Оха «ох».
Если  Ох находился  в общественном  транспорте, мысли его менялись приблизительно так: «Ну, вооот, опять набились под завязку,  сейчас толкаться начнут», - сокрушался  он,  когда пассажиры суетливой   гурьбой заходили в автобус или в салон метро. «Ну, воот,  расселись.  Теперь застыли, никто не обращает  ни  на  кого  внимания, словно  вообще  никому и  ни до чего   нет дела.  Как   безликие  манекены»,  -   думал  он о присутствующих.  Если же он   ехал с отцом в   машине,  думы  его практически были все  те же: «Ну, воот,  подрезает  не по правилам, борзой, словно он один на дороге», «Ну  воот ,   плетется как  черепаха,  затор  для  всех   устроила, коза!»
Открывая  книгу,Ох  обычно  думал: «Ох, какая толстенная!  И,  конечно   же,   самое любопытное в самом конце!» Заканчивая же   читать,он  снова   был разочарован:  «Ну, воот, так я и думал,  что именно  этот герой   окажется  негодяем.    Неинтересная, заурядная, предсказуемая концовка. Ох...».
 И  с  этим,   своим   внутренним «Ну, вооот», Ох  никак не желал   расставаться. Хотя он был  только подростком, но более походил  на умудренного  и утомленного жизнью   старого,  скучного  и несколько противоречивого  философа...
Рядом  с  Охом   росли маленькие  Ахи, Ничего  себе, Ух ты   и  Ого-го!,   но все они   были   настолько  непредсказуемы, что  просто – напросто     настораживали  меланхоличного Оха.  «Ну, воот..., - в очередной раз думал Ох, - затеяли какую-то возню, словно им по три года.  Не сидится им спокойно  на месте!   И  шутки   какие-то...  детсадовские.  Ещё  головы  друг другу расшибут. Ну, воот! Я  же говорил!  Ох...»
       Предусмотрительный   и   разборчивый  Ох остерегался всего на свете:  весеннего, неожиданно  разлившегося   ручья,  сильного  ветра, проливного    дождя, внезапного  снега, машин на дороге,  темного подъезда, насморка,   лестницы, дворовой кошки, короче...,  он умышленно  сторонился всего.          Сколько не тормошили его друзья, ничего не получалось.  Ни удивить Оха, ни  заставить его улыбнуться.  « Эх!, - сказал  однажды   эмоциональный Эх, - ничего–то с тобой, Ох, не поделаешь! Таким ты видно уродился!»
«Ну, воот,  никому  я не нравлюсь, никому не приношу радости, даже сам себе не рад - в очередной раз думал Ох,  -  и зачем    только уродился на этот  свет?!    Ох... »
          Но   однажды!    Однажды   мир перевернулся.
    За два квартала от дома  Оха жила  забавная  рыжеволосая  девчонка. Звали её  Хи-Хи.  Волосы её  были  роскошны: вьющиеся крупными  локонами, блестящие   с золотым отливом, а кроме того   у неё был премиленький, слегка вздернутый носик и очаровательная  улыбка.  А ещё  всегда  задорное,  в  маленьких,  солнечных   конопушках,   лицо.
Хи-Хи    была   чрезвычайно общительна и смешлива  и, в противоположность    осторожному   Оху,  ей   нравилось буквально все на свете: весенний,   бегущий по  тротуару, поющий   ручей,  несдержанный,  свободолюбивый  и переменчивый  ветер,  неожиданный   мощный   ливень,   прозрачной  лавиной стекающий с покатых крыш,   огоньки  машин,  светящиеся в ночи,  роскошный, пушистый  снег зимой, незнакомые, широкие,  праздничные   подъезды в старых особняках, милые  мордочки знакомых  котят  и  кошек во дворе  и  виляющие хвосты приветствующих её собак.   Ей нравилось всё!   А ещё она любила петь,   путешествовать и   почти  ничего  на свете не боялась.  Даже когда   Хи-Хи  простужалась, она  не очень-то огорчалась.   Конечно, мало приятного в том, что тебя начинает знобить и в носу скапливается противная жидкость, мешающая дышать, но ведь это не смертельно, просто надо немного потерпеть.  Вот и все.
    Зато, когда болезнь отступает, понимаешь, какое же это счастье -   быть здоровой и как прекрасна жизнь!  Да и во время болезни можно чуть-чуть расслабиться, ведь, родные заботятся о тебе прилежнее обычного:  укутывают  тебе ноги, приносят в постель чай с малиной и мятой, разговаривают тихо, чтобы не беспокоить тебя,  а в их глазах -  только любовь.  Огромная любовь к тебе.
 Чувствуешь,  что  ты дорога близким,  что они о тебе волнуются.
Даже у домашней питомицы  - кошки озабоченная мордочка.
А  когда  выздоравливаешь, все вновь становится на свои места: можно  вновь бегать,  играть, смеяться,  шалить и наслаждаться новыми впечатлениями. Можно даже,  сколько хочешь, носиться  с  кошкой по дому.  Все счастливы и довольны.
                Такой была Хи-хи, страстно любившая жизнь.

Но,  все же,  вернемся  к  нашему   неожиданному    ОДНАЖДЫ.
Однажды   теплым,  солнечным,  весенним   днем    Хи-Хи, подпрыгивая от    хорошего  настроения,    бежала    домой  из  школы.   Было чему радоваться.  В  дневнике её  были три пятерки за сегодняшний день, а завтра... завтра   будет   выходной,  и   отец,  которого Хи-Хи  обожала,   обещал  провести  с    ней   целый  день  и  посетить  большой  городской  зоопарк,  в котором она  не  была с прошлого года.   За  это  время  в   зоопарке успели родиться   и   подрасти   двое   маленьких,  очаровательнейших, белых   медвежат.  Вот   на   этих   забавных   медвежат,  которых   уже  выпустили в вольер с  мамой - медведицей,   Хи-Хи   непременно   хотелось взглянуть!   Ну, конечно, и  на других  зверят  тоже.   Зверей  Хи-Хи  любила  самозабвенно,   с  трехлетнего  возраста   мечтая   стать    врачом – ветеринаром, открыв  в  судьбоносном будущем  собственную,    суперсовременную   клинику.
Так  вот,   подпрыгивая,  перескакивая   через   лужи  и напевая любимую    песенку,  Хи-Хи  неслась по весеннему,  просыпающемуся  от зимней спячки скверу.    Деревья  уже  выпустили   первые,  нежные, зеленые   листочки,    солнце пригревало   всё сильнее  и  на  свободу выбрались разбуженные  теплом  шмели.   Правда,  они  были   ещё  сонные, вялые   и  слабые,  летали с осторожностью  у  самой  земли,   в  поисках скудной пищи, не имея сил подняться.   Один  из  таких  шмелей заставил   Хи-Хи   остановиться.  Присев   на   корточки,  она стала разглядывать,  как медлительный, очнувшийся  после  долгого  сна,   шмель   пытается  подняться  с земли  и  как   плохо   это   у    него  получается.   Он   тихонечко, но упорно  шевелил усиками и никак  не  мог взлететь.  Спинка у  шмеля была широкая, пушистая, такая симпатичная!  Хи-Хи  очень  желалось  ему помочь, но  потрогать шмеля она  не  решалась,  хотя  ей  ужасно этого хотелось!  Он  был такой   милый, такой  беспомощный,  несмотря на то,  что был довольно  большой.
«Ну,  дорогой, давай, просыпайся скорее!  Поднимайся! Попробуй  взлететь, а то кто-нибудь  случайно  раздавит тебя башмаком!»,  -   прошептала    Хи-Хи шмелю. И он будто её услышал. Дернулся, затрепыхал прозрачными крылышками,     оторвался от   земли и ещё неуверенно, но всё же  полетел. Взмахнул на прощанье крыльями  и неспешно, но уверенно  закружил над землёй.  А через мгновение уже  летел дальше, по своим,  внезапно появившимся,  шмелячьим  делам.
Хи-Хи  облегченно вздохнула,   улыбнулась  и  стала   подниматься с    корточек.  Ноги ее немножко устали, затекли  и в тот момент, когда она поднималась, она  неожиданно натолкнулась  спиной  на проходящего    мимо симпатичного,  но чем-то  озабоченного    мальчика.
 "Ну, во-о-от,  –  протяжно    произнес  тот, -  ты мне на ногу наступила, ворона!  Смотреть же надо! Уселась  прямо на  дорожке,  обходи тебя..."
«Извини, я нечаянно - ответила девочка, -  на шмеля засмотрелась».
«Шмели проснулись!  Эка невидаль!  Осторожничай теперь из-за  каждой   любопытной  девчонки!", - как всегда подумал Ох  и,  даже не поглядев  на   девочку,  нахмурил  брови и  собрался идти  дальше.  Успел разглядеть  только  её  блестящий, рыжий  затылок.
«А ты что такой хмурый? – спросила Хи-Хи и глазки её хитро сузились, - недоволен, что наступила весна?  Впервые встречаю такого мальчишку, который недоволен наступлением весны.  Даже медведи чувствуют ее приближение.  Посмотри, какое солнышко, какие  замечательные, клейкие листочки на деревьях!»
«Ну, вооот, теперь пристанет,  не отвяжешься от этой рыжей...   И что ей надо?    Мало того,  что ногу мне отдавила,  ботинок  испачкала,  так  ещё и лекцию    по природоведению  принялась читать.  Тоже мне,  юный натуралист.  От горшка два вершка!»   И он насмешливо  ухмыльнулся.
А  рыжеволосая вдруг  оторвалась от своего восторженного любования природой и,  подпрыгивая,  поспешно  засеменила за Охом.
«А ты  в какой школе учишься? А в каком классе?  А где живешь?  А почему я тебя раньше не встречала?»
«Ну, воот, понеслось...   А зачем, а почему,  а  куда?  Вечные эти девчоночьи вопросы!  И какое ей до этого дело? Ох...»
Тут  Ох, наконец-то,  взглянул  на девочку  и  вдруг...  замер.  Он   внезапно  увидел,  что  вся   она ...   словно светится.  Светились  на   солнце  её  золотистые,  густые  и одновременно пушистые  волосы, светились   удивленные,   огромные, непонятного цвета  глаза: светло-карие,  нет  скорее  горчичные, с  темными блестящими  вкрапинками,  светились даже  веснушки  на  вздернутом, маленьком  носу.
«Надо же!  Какая она...  Откуда только свалилась  на мою голову?»
А  девочка тоже остановилась и  смотрела прямо в глаза озадаченному Оху.
     « Эй, ты!, -  сказала она,   ты  что же вообще меня не  слышишь?  Или не хочешь слышать?!   Я спросила как тебя зовут?  В конце концов,  это дико и неприлично - молчать, когда с тобой разговаривают! Надо же, какой озабоченный!   Вот уж, извините, что потревожили Вас, Ваше Высочество!»
Ох  словно очнулся.    Он  уже  хотел,   по  привычке,  сказать: «Ну, вооот, обиделась уже,  это у вас, девчонок, видно в  в крови- обижаться».  Но   неожиданно, сам не ведая   отчего,  сказал вдруг совсем другое.    Он    сказал: «Извини, я задумался.  Меня зовут Охом.  А тебя как?!»  Она  сощурила свои огромные глаза и ответила: « Хи-хи!»
«А тебе очень подходит твое имя!» - неожиданно произнес Ох.
«Тебе тоже!», - слегка съязвила Хи-хи,   но сразу же  обворожительно    улыбнулась.
И от   улыбки  она   засветилась  ещё  сильнее!     Оху даже захотелось     зажмурить  глаза,  настолько  ослепителен был этот  сумасшедший, не   известно откуда прорвавшийся   свет.   У Оха   вдруг  бешено заколотилось  сердце  и он  мысленно   охнул: «О-о-о х...»   
Но, странное дело,  привычное для  Оха  «о-о-х»  вдруг  прозвучало внутри него совсем  не так,  как всегда.  Он   даже  не  вполне понял,  отчего это   и     что с ним  в сию минуту  произошло.  Чувство это было  настолько непривычным,  незнакомым  и   ошеломляющим, что  мальчик  словно оторвался в  этот  миг от  земли.   И,   одновременно,  Ох   вдруг  с   невероятным   удивлением   осознал,  что  он   уже   ничего   на  этом  свете  не  боится,   что  ему  совсем  не  хочется  оставаться  хмурым  и ворчливым, что  окружающий его мир     внезапно  и  бесповоротно   изменился.    Он  стал  совсем иным:  светоносным, прекрасным и  необыкновенным.  И  этот  новый,  незнакомый, волнующий  и  наполненный  светом  мир  Оху  ещё  только  предстоит узнать...