Больно...

На улице снежок. Тепло и безветрие подталкивают меня на новый поэтический подвиг. На воле в такую погоду я любил пить водку и сочинять стихи прямо на улице. Теперь водку пришлось поменять на чифир, а волю на лагерь, но это не мешает вдохновению посещать меня.

Курю на крыльце клуба, обдумывая свой новый стих. И рифма идет. И строчки красивые ложатся. Только все это как-то искусственно всё, не по-настоящему. Не так, как на воле…

Подходит знакомый, правда, имени его не знаю.

–Вася, есть сигарета? Угости, пожалуйста.

Когда он стал прикуривать, я заметил, как дрожат его руки.

– Ты чо такой расстроенный, случилось чо?

– Понимаешь, Вася, – отвечает не сразу, а только после пары глубоких затяжек. – Написал на КП – не пропустили. Мотивировав тем, что мало нахожусь в лагере. Хотя я видел таких, которые по три месяца в лагере, а на поселок прошли. Я в зоне пять месяцев, а сижу уже год! Все какие можно льготы уже подошли, а все равно никуда не пускают! А у меня там мать больная! – говорит нервно, почти кричит.

– Так не тебя одного. Ползоны на поселок уйти не могут, не говоря за удо.

– Так-то оно так, Вася. И на удо я отправлял ходатайство закрытым письмом. В суд. Неделю назад пришел ответ – отказали.

– Ну правильно! А чего ты ожидал?! Здесь краснопузым дорога на удо закрыта, а тут ты, почетный слесарь Ветродуев нашелся! Н и х у я ты шустрый! – Меня уже начинало подкидывать от его простоты.

– Да ты послушай, Вася, – он досадливо отмахнулся. – Сегодня тянут меня менты в штаб. Пригласили к психологам в комнату. Захожу. Сидят три психички и три кокарды. Ну, – думаю, – комиссия. Щас на поселок отпускать начнут. А они как-то странно меж собой переглянулись и давай ко мне со сто пятого километра подъезжать. Сижу я там, н и х у я понять не могу, а они всё трёшь-мнёшь да за жили-были бакланят. В общем, объяснили мне вежливо, что мамы у меня больше нет. Умерла.

Я растерянно молчал, не зная, что сказать.

Отбросив окурок, он стал удаляться. Отойдя метров на пять, он вдруг обернулся и, резко и сильно ударив себя кулаком в грудь, зло процедил:

– А вот тут-то, сука, больно!

На улице все также падал снег.  Но погода ни на что поэтическое уже не толкала…