Глава 31. Англия при Елизавете продолжение

Когда Мария Королева Шотландцев прибыла в Англию, без денег, в одном платье, она написала Елизавете жалобное письмо,  в котором уязвленное чувство отпрыска королевских кровей умоляет повлиять на шотландскую аристократию и заставить принять свою королеву и произнести клятву верности.

Так как в Англии давно усвоили многоликий нрав Марии, и что льстивые речи, кроткое и смиренное выражение лица не имеет ничего общего с тем, что таится глубоко под сердцем, поэтому Елизавета отправила сдержанный ответ, в котором призывала Марию очиститься и оправдаться перед ней.

Испытывая неловкость от неожиданного ответа и неприятных условий, Мария могла бы тотчас отправиться в Испанию или Францию, или хотя бы вернуться в Шотландию. Однако она избрала путь интриг и козней против Англии, поэтому она решила задержаться на острове. Посетив первым делом Карлайл,  она затем кочевала от одного замка к другому, но Англию более никогда не покидала.

Стараясь всеми силами избежать необходимости оправдаться и очиститься перед Елизаветой, Мария, по совету верного английского друга ЛОРДА ХАРРИЕСА, все же согласилась ответить на обвинения - при условии, что предъявившие их шотландские аристократы делегируют их английским лордам, которых назначит лично Елизавета.

В итоге собралась ассамблея, первоначально в Йорке, а затем в Хэмптон Корт. В процессе Лорд Леннокс, отец Дарнли, открыто обвинил Марию в убийстве супруга. И теперь что бы ни говорили, ни писали друзья Марии в ее защиту, после выступления ее брата, Муррея, который представил шкатулку с полным комплектом крамольных писем и записок, перехваченных во время  бурной переписки Марии и Босвелла, - только тогда она сдалась и отступила от дальнейших оправданий.

Соответственно, Марию признали виновной, хотя требовалось более тщательно разобраться в деле. Поэтому мнение, сложившееся в отношении ее, получилось не вполне соответствующее истине.

Тем не менее, ГЕРЦОГ НОРФОЛК, благородный, но довольно слабохарактерный аристократ, частично благодаря очарованию Марии, частично из-за своих амбиций, частично под влиянием искусных интриганов, которые играли против Елизаветы, неожиданно выдвинул идею жениться на Королеве Шотландцев - хотя и он также опасался разоблачительных писем из злополучной шкатулки.

Идею Норфолка тайно поддержали некоторые придворные Елизаветы и сам фаворит Елизаветы - Герцог Лечестер (только потому, что другие фавориты, его соперники, отклонили предложение), и сама Мери выразила одобрение, а также Короли Испании и Франции. Однако, обсуждение и подготовка нового брака Марии нуждалась в большей предосторожности. Слухи достигли ушей Елизаветы, и она предупредила Герцога быть особенно осторожным, "ложась головой на эту подушку".  Герцог ответил с чрезвычайным смирением, но вернулся к прежнему замыслу. И тогда во избежание непредвиденных сюрпризов с его стороны и опасностей для королевства, Герцога под надежную охрану в Тауэр.

Итак, с момента, как ступила нога Марии на берег Англии, она стала центром бесчисленных интриг и заговоров. Следующим в этом списке стал бунт католиков на севере страны, и его подавили лишь с помощью массовых казней и чрезвычайного кровопролития. Затем открылся обширный заговор Папы с могущественными европейскими монархами с целью лишить Елизавету власти, посадить на троне Марию и восстановить нереформированную религию. И трудно сомневаться, что Мария знала и горячо одобряла этот план.

Папа развил особенно бурную деятельность и даже издала буллу, в которой открыто называл Елизавету "фальшивой королевой", отлучив от церкви ее и всех тех, кто сохранял ей верность. Копия этого низкого документа проникла в Лондон и в одно прекрасное утро оказалась прикрепленной к воротам дома Епископа Лондона. И внезапно разразился большой скандал и всеобщее смятение. Вскоре еще одна копия нашлась в комнатке студента в Линкольн Инн, который впоследствии на дыбе признал, что ему доставил эту бумагу некий дворянин по имени ДЖОН ФЕЛТОН, который проживает на другом берегу Темзы, в Саутворке. Вскоре и Джон Фелто, оказавшийся на дыбе, также сознался, что именно он и прикрепил плакат на ворота епископского дома. По обвинению в измене через четыре дня его доставили во двор у церкви Святого Павла и там сначала повесили, а потом четвертовали.

Что касается папской буллы, народ, отлученный от церкви, воспринял совершенно равнодушно. Очередное отлучение Папы воспринималось, как простая грязная бумажка, не стоящая и полцены уличной баллады...

В тот же день, когда Фелтон предстал перед судом, беднягу Герцога Норфолка освободили. Но для собственного блага ему следовало впредь держаться  подальше от Тауэра, как и от силков, расставленных повсюду.  Но даже в Тауэре он продолжал искать возможности связываться с Марией. И едва оказавшись за пределами темницы, он возобновил интриги.

Уличенный в переписке с Папой с целью организации восстания  в Англии и принуждения Елизаветы к согласию на брак Марии и Герцога, аннулирования законов против католической религии, он снова оказался в Тауэре и вскоре предстал перед судом. Единодушным решением лорды признали его виновным и приговорили к казни на плахе.

Через сотни лет, сквозь нестройный хор различных мнений, трудно определить, проявила ли Елизавета человечность или она действительно желала казаться такой, а из чувства страха проливала кровь влиятельных и популярных в стране аристократов? Дважды она подписывала и отменяла приговор о казни Герцога, и прошло пять месяцев, прежде чем он предстал перед судом...

На Тауэр Хилл установили эшафот, и там он сложил голову, как храбрый человек. Он отказался, чтобы ему завязывали глаза, объявив, что он не боится смерти. Недальновидный Герцог принял справедливость приговора, и потому люди ему сильно сочувствовали.

Как видим, Марии удалось в отчаянный момент избежать разоблачения и новых обвинений, и она проявляла чрезвычайную осторожность, чтобы не допустить этого впредь.  Неоднократные призывы Елизаветы, как будто желающей оправдать ее, заключали единственное требование - "повиниться и очиститься". Но они оставались тщетными. Более того, обще женщины отличались чрезвычайной хитростью и коварством, ни одна не доверяла другой, не желала уступить,- так что мало оставалось надежд, что они когда-нибудь между собой договорятся.

И Парламент, раздраженный действиями Папы, издал новые суровые законы против распространения католичества в Англии, объявив изменой любые высказывания против законного монарха Англии. Парламент готов был пойти еще дальше, если бы не сдержанность самой Елизаветы.

Со времен Реформации, в стране сложились три мощные религиозные секты: приверженцы  так называемой Реформированной Церкви, последователи Нереформированной Церкви и те, что именовали себя Пуританами, потому что они стремились к тому, чтобы все было чисто и безупречно в исполнении церковных ритуалов.

Пуритане казались самыми непреклонными и неудобными христианами. Они воспринимали высшим благочестием  скромные и нелепые наряды, говорили  в нос и сурово порицали всяческие развлечения. Непреклонные, неулыбчивые пуритане, пользовались огромным влиянием, и все, как один, решительно противостояли Королеве Шотландцев.

Дух протестантизма только укреплялся в Англии в виду бесчеловечной жестокости и преследований, которым подвергались протестанты во Франции и Голландии. В этих странах протестантов истребляли тысячами, и зверские способы умерщвления не знали границ.

Осенью 1572 года, в канун дня Святого Варфоломея произошло кульминационное событие, известное, как самая варварская резня в истории человечества. Кровавая дата (суббота, 23 августа) запечатлелась в истории Европы под названием "ВАРФОЛОМЕЕВСКАЯ НОЧЬ"

В тот день все лидеры протестантов (их называли ГУГЕНОТАМИ) собрались, как им представлялось, с целью выразить почтение по случаю брака их главы - молодого Короля Наваррского и сестры ШАРЛЯ ДЕВЯТОГО, ничтожного молодого Короля, который тогда занимал Французский трон.

Его мать и другие свирепые католики заставили это низкое существо поверить, будто гугеноты намерены лишить его жизни. Генриха Наваррского убедили тайно предпринять решительные действия и отдать приказ, во время ударов большого колокола, объявив тем самым атаку превосходящих сил вооруженных людей на гугенотов до их полного истребления, где бы они ни находились...

С приближением часа Х бестолкового, дрожащего с ног до головы негодяя притащили на балкон - чтобы видел начало зверского избиения протестантов. Всю ночь и два следующих дня католики врывались в дома гугенотов, стреляя, пронзая мужчин, женщин и детей кинжалами и мечами, выбрасывая искромсанные тела на улицы. Людей подстерегали и хватали на улицах, продолжая беспощадно избивать,- так что кровь несчастных католиков заливала сточные канавы... В одном Париже загубили около 10.000 протестантов. А если считать по всей Франции, то цифра увеличивается в 4-5 раз!

Вознося благодарение Богу за бесчеловечную резню, Папа организовал торжественное шествие в Риме и, словно ему недостаточно было тяжкого груза и обагренных по локоть рук, он велел отчеканить  медаль - чтобы увековечить память об этом событии!

Но как бы ни оправдывали себя безжалостные злодеи, они не добились того же успокоительного эффекта на чувства  игрушечного Короля. И счастлива добавить, что более никогда Генрих Наваррский не знал ни минуты покоя; что беспрестанно оплакивал окровавленных, израненных гугенотов; ночные кошмары преследовали его, напоминая, как они падали; в ушах громыхали крики и стоны умирающих на его глазах невинных людей! В этой агонии невыразимых воплей и нестерпимых стенаний он кое-как просуществовал около года и отошел в мир иной, в полном сознании, что даже если бы все Папы мира восстали и воплотились в одного, никогда они не подарили бы ему даже крупицу утешения и прощения...

Как только сведения о чудовищной резне прибыли в Англию, безусловно, они произвели колоссальный взрыв гнева в английской обществе. И если англичане начали слегка притеснять католиков, вероятно, памятуя расправы мрачного периода правления Кровавой Мери, теперь они вздрогнули от ужаса. Придворные не всегда столь искренни, как простые люди, но иногда бывают исключения. И французского посланника при английском дворе приняли в гробовом молчании угрюмые лорды и леди, облаченные в глубокий траур.

Тем не менее, предложение заключить брак Елизаветы и Герцога Алентона, брата Французского Короля (мальчика 17 лет), объявленное за два дня до Варфоломеевской ночи, было возобновлено. И Елизавета, в полном соответствии со своим вкрадчивым и коварным нравом, продолжала тайно снабжать деньгами и оружием французских гугенотов.

Хотелось бы заметить, что для Королевы, которая славилась блестящими речами и признаниями жить и умереть Королевой-девственницей, Елизавета слишком часто стремилась заключить брак с тем или иным претендентом. Кроме того, многочисленные фавориты, поклонники, которых она поощряла и временами поколачивала, подтверждают тот факт, что Королева-девственница давала волю тяжелым кулачкам.

То приближая, то отдаляя французского герцога, она поддерживала в нем надежду еще в течение нескольких лет. И вот, наконец, он прибыл в Англию, брачные договоры подписаны, время бракосочетания назначено через несколько недель... И Королева, преисполненная решимости во что бы то ни стало заключить этот брак, жестоко покарала несчастного пуританина СТАББСА и бедного книготорговца по имени ПЕИДЖ за публикацию сатирического памфлета, высмеивающего не одобряемый в обществе брак. За это "страшное преступление" тому и другому отрубили правую руку, и Стаббс, в порыве верноподданнических чувств, какие только возможны в подобных обстоятельствах, уцелевшей левой рукой сорвал  с головы шляпу и, поклонившись, прокричал: "Господи, храни Королеву!"

Однако Стаббс дорого заплатил за критику брака, который никогда не состоялся, хотя Королева в знак верности сняла с пальца перстень и подарила нареченному. Жених уехал ни с чем после 10 лет сватовства, он умер спустя несколько лет, оплакиваемый Елизаветой, которая, похоже, действительно полюбила его. И ее даже не смущал тот факт, что он - ничтожная поросль дурного семейного древа.

Но вернемся к католикам. В то время в Англии укрепились два ордена, перед которыми все трепетали. ИЕЗУИТЫ, казалось, были повсюду в самых разных обличьях, и СЕМИНАРСКИЕ СВЯЩЕННИКИ. Люди испытывали непреодолимый страх перед первыми, так как они проповедовали, что убийство можно оправдать при определенных обстоятельствах. Но еще больший ужас внушали проповедники другого ордена, выполнявшие миссию восстановления старой религии. Они были последовательными сторонниками священников Марии, которые еще не полностью покинули Англию.

Против них в Англии издавали жесточайшие законы, против них применяли самые жестокие пытки и казни. Граждане, укрывавшие преследуемых священников, подвергались еще большей опасности за акт милосердия, и дыба - самое бесчеловечное орудие мучителей - применялась снова и снова...

Признания под пытками и на дыбе, в смертельной агонии следует принимать с большим сомнением. Ясно, что люди способны признаться в самых абсурдных и невероятных преступлениях,- только бы избежать чудовищных мучений. Однако множество документов подкрепляют мнение, что в стране удалось предотвратить множество опасных заговоров  со стороны незуитов и Франции, Испании и Шотландии, направленных на свержение Елизаветы, возвышение Марии и восстановление католичества в Англии.

И если англичане с готовностью верили в существование подобных заговоров, то, вероятно, у них на то было немало оснований. Еще  не стерлась в памяти людей шокирующая резня Фарфоломеевской ночи, как произошло новое зверство - знаменитый голландский протестантский герой, ПРИНЦ ОРАНСКИЙ, был убит наемным убийцей. Убийцу схватили, и он вскоре признался, что его удерживали и готовили специально для этой цели братья-иезуиты.

Пребывая шоке и ярости от политического убийства, голландцы предложили Елизавете  взять их под свое покровительство, однако она отклонила высокое доверие  дружественного народа и снарядила небольшую армию в качестве поддержки.

Во главе армии стоял Герцог Лечестер - блестящий придворный фаворит, но совершенно никчемный полководец. И он добился так мало в Голландии, что его военная экспедиция совершенно быстро забылась бы, если бы не произошло случайность - ужасная потеря, гибель величайшего писателя, рыцаря, благороднейшего дворянина, вероятно, всех времен!

Этим человеком был СЭР ФИЛИПП СИДНИ, получивший ранение мушкетной пулей в бедро в момент, когда он оседлал свежую лошадь после того, как лошадь убили. С раной в бедре ему он преодолел значительное расстояние, и когда прибыл к своим, находился в полуобморочном состоянии от изнеможения и потери крови. Герою принесли воды, но неожиданно он заметил жаждущий взгляд лежащего на земле тяжело раненого солдата. И тогда этот благороднейший рыцарь  велел отдать освежающую и целительную влагу солдату, сказав: "Твоя жажда мучительней моей".

Трогательный акт благородной души, вероятно, занявший свое место в истории, широко известен наравне с кровавым Тауэром Лондона ( с его топором, плахой и бесчисленными жертвами). И насколько восхитителен на этом фоне поступок истинного гуманизма, и как счастливо человечество, сохраняющее память о нем!

В Англии известия о заговорах ширились с каждым днем. И, полагаю,  никогда народная истерия не достигала таких масштабов, в состоянии ожидания новых ужасов, восстаний католиков, безжалостных костров и отравителей - и чего еще не было... Но нельзя забывать, что люди продолжали жить в суровой реальности, и весь их личный опыт заставлял поверить в самые чудовищные преступления.

Правительство также находилось "в ударе" - и вместо того, чтобы разоблачать пустые слухи, терзать и мучить "подозреваемых", оно нанимало очередных шпионов и стукачей, который за звонкую монету с потрясающим рвением "находили" следы каких угодно заговоров. Нередко доходило до того, что они составляли и сами подбрасывали фальшивые письма к недовольным гражданам, приглашая присоединиться или поддержать тот или иной заговор,- и многие несчастные попадались в ловушку!

И все же один серьезный заговор был раскрыт, и он стоил жизни Марии Королеве Шотландцев. Семинарский священник по имени БАЛЛАРД, испанский солдат - САВАЖ, взялись за дело и при поддержке французских священников, передали детали плана устранения Елизаветы некоему ЭНТОНИ БЭБИНГТОНУ, джентельмену удачи из Даржишира, который некоторое время исполнял роль секретного агента Марии. Бэбингтон, со своей стороны, доверил тайну нескольким дворянам-католикам, и они с воодушевлением примкнули к нему.

Это были бесшабашные, безрассудно самоуверенные, отчаянные молодые люди, и они чрезвычайно гордились своим "хитроумным" планом,- шесть избранных духов, с Бэбингтоном во главе, которым судьбой назначено свергнуть ненавистную Королеву! Однако, среди них нашлись двое, и еще один - священник, который связался с личным священником Елизаветы и с самого начала держал его в курсе дел.

До финальной точки заговорщики пребывали в абсолютном неведении. И когда Бэбингтон обратил внимание на потрепанный и нищий вид Сэвиджа, подарил ему кольцо и дал денег на новую одежду - ведь убивать придется саму Королеву! - тогда Уолсингэм, получив последние доказательства против заговорщиков и два письма Марии в придачу, принял решение схватить их.

Однако, заговорщики, почувствовав опасность в воздухе, один за другим покинули город, укрывшись в Лесу Святого Иоанна и других тайных местах, приготовленных заранее. Все же их схватили и казнили. В тот же день некий джентельмен отправился к Марии - с сообщением о разоблачении заговора и о ее прямом участии в нем. Друзья Марии начали было жаловаться на суровые условия заточения, но это маловероятно, так как еще утром Мария беспрепятственно совершила прогулку и даже поучаствовала в охоте.

Уже давно некий осведомитель из Франции передавал Елизавете полную информацию о закулисных интригах Марии и предупреждал, что сохраняя ей жизнь, Елизавета вскармливает "волчицу, готовую в любой момент пожрать ее".

Некоторое время спустя Епископ Лондонский писал фавориту-министру Королевы о том, что "необходимо немедленно отрубить голову зловредной Марии". И теперь оставался один вопрос: какой выбор сделает Королева?

Герцог Лейчестерский писал ей короткую записку из Голландии - с рекомендацией "отравить Марию по-тихому". Очевидно, благородный лорд считал этот способ избавления от врагов наиболее приличным и эффективным.

Тем не менее, его мрачный совет Елизавета проигнорировала и велела доставить Марию в суд, в Замок Фотерингэй, который находится в Нортхэмптомшире. Трибунал состоял из сорока судей - представителей двух религиозных направлений.

Там, в Стар Чамбер в Вестминстере трибунал продолжался в течение двух недель. Мария чрезвычайно искусно защищалась. Но ей удалось оправдаться от заявления Бэбингтона и других. Она назвала письма, составленные ее же секретарями, фальшивкой. Короче, отрицала все обвинения.

Но ее признали виновной и приговорили к смертной казни. Вскоре собрался Парламент - чтобы одобрить решение суда. И затем лорды обратились к Королеве с требованием немедленно привести приговор в исполнение. Елизавета ответила: "Неужели не осталось никаких способов сохранить жизнь Марии?"

На самом деле, она опасалась за собственную жизнь, понимая, что придется отвечать не только перед земным судом, но и Небесным - за пролитую кровь "помазанницы Божией"...

Несмотря на неуверенность Елизаветы, Парламент ответил решительным отказом пощадить Марию. И горожане украсили и осветили свои дома, разжигая костры - в знак ликования, что теперь все интриги и страхи уходят навсегда вместе с головой Марии Королевы Шотландцев.

Предчувствуя приближение конца, Мария написала письмо Елизавете, в котором изложила три просьбы: во-первых, чтобы ее похоронили во Франции; во-вторых, чтобы ее казнь не происходила тайно, а в присутствии ее слуг и некоторых других приближенных;  в-третьих, чтобы после ее смерти не преследовали никого из слуг, а отпустили их с наследством, которое она для них оставила. Письмо чрезвычайно трогательное, и Елизавета пролила над ним немало слез, но так и не соизволила ответить.

Затем прибыл посланник из Франции, а за ним - другой посланник из Шотландии, чтобы повлиять на судьбу Марии. И тогда вся нация начала шумно требовать ее немедленной казни.

Какие на самом деле чувства и намерения волновали Елизавету, невозможно понять сейчас; но крепко подозреваю, что она единственно желала о двух вещах: чтобы Мария умерла, и чтобы на нее не пало даже тени подозрения.

Первого февраля 1587 года Лорд Бурлей издал указ о казни Марии. Королева послала секретаря ДЭВИСОНА доставить ей указ на подпись. Что она и сделала. Когда на следующий день Дэвисон докладывал, что документ скреплен печатью, она гневно воскликнула: "Зачем такая спешка?!" Но уже через день она шутливо отзывалась об этом и даже позволила богохульство. Спустя день, казалось, что она снова недовольна по поводу затягивания дела. И до сих пор никто не мог понять, чего добивается Королева. Итак, на седьмой день Герцоги Кентский и Шрузбери, в сопровождении Шериффа Нортхэмптоншира прибыли с указом в Фотерингей, - объявить Королеве Шотландцев, чтобы готовилась к казни.

После отъезда мрачных посланников Мария приняла скромный обед, выпила тост за здравие своих слуг и приближенных, зачитала им завещание, потом отправилась в постель, где несколько часов проспала, а, проснувшись, остаток ночи провела в молитвах.

По утру, нарядившись и накрасившись, Мария отправилась в свою часовню, где в восемь часов к ней явился шериф. Он распустил слуг, которые в последний раз молились вместе со своей Королевой, и потом спустился вниз по лестнице, неся Библию в одной руке и распятие в другой. Две женщины и четверо мужчин из свиты Марии получили разрешение присутствовать во время казни. В зале уже установили невысокий эшафот, покрытый черной тканью, а рядом стоял палач из Тауэра со своим ассистентом,- оба облаченные в черный бархат...

В зале было полно людей. Пока зачитывали приговор, Мария сидела на табурете. Как только чтение прекратилось, она снова отвергла все обвинения. Тогда Герцог Кентский и Декан Петербороу, охваченные протестантским рвением, произнесли несущественные речи в отношении Марии, на что она ответила, что умирает как католичка, и потому их труды напрасны.

Когда палачи открыли ее голову и шею, она заявила, что не привыкла, чтобы к ней прикасались чужие руки и в многолюдном месте. Наконец, одна из фрейлин накрыла ей лицо тканью, и Мария положила голову на плаху, повторив несколько раз по латыни: "В руки Твои, Господи, отдаю дух мой!"

Некоторые очевидцы утверждали, что голову отрубили с двух ударов, другие - с трех. Как бы там ни было, когда подняли ее окровавленную голову, всеобщему взору предстали совершенно седые волосы, словно у семидесятилетней женщины, хотя в то время ей было сорок шесть лет. Красота Марии увяла навсегда...

Но она оставалась до конца прекрасной для своей собачки, которая, скуля, забилась под ее платье, испуганная, когда хозяйка поднималась на эшафот. И долго еще собачка лежала у обезглавленного тела Марии Королевы Шотландцев, когда все ее печали и заботы, горести и тревоги отошли в вечность...

Подпись
И.Г. Едрец


SOS! Срочно нужна помощь. Карта Сбер: 4817-7602-0876-3924