Три богатыря

               
    Пролог.
    И давно это было. И были дни геройские. И стояла матушка Русь на трех  богатырях. На Илье, по прозвищу Муромец, на Алеше, по фамилии Попович и на Добрыне по кличке Никитич. И плюнул как-то Никитич в колодец. И пересеклось время. И перенесло время богатырей в наши дни.
                ***
     - Гой мы еси, - произнес Илья, подрабатывающий  переводчиком со старославянского в издательстве «Русское Слово».
     - Фильтруй базар, - отозвался Никитич, вор в законе, пробуя пальцем золотую коронку, расшатавшуюся вследствие пьяной драки, - никакого гоя мы есть не будем. Мы сами гои. И откуда у тебя такое?
     - Издательство «Слово», - смиренно и с поклоном ответил Илья, - А знаешь, как они перевели «слово о полку Игореве»? - «Слово об Игоревой попке»! Смысл остался прежним, зато с новым названием раскупают как… как пирожки.
     - А помнишь, Добрыня, как я 33 года спал, а потом проснулся, и плохо врагам стало, - поглаживая окладистую бороду, усмехнулся Муромец. А потом пришли старцы…
     - Как же, как же, - влез в разговор Алеша Попович, - после того самогона, что ты гнал - некоторые вообще не просыпались. У тебя, скажу я, Илюшенька, - очень крепкий онанизм. А старцы, ой, братец – были бродячими наркологами.
    Муромец схватил Поповича за нос и долго водил по кругу, невзирая на стоны и сопли Алешеньки, чей искрометный юмор и знание жизни приносили ему одни неприятности.
     - Перестаньте, - поморщился Попович, - а вы в курсе, что Робинзон Крузо, будучи на необитаемом острове отмечал прошедшие дни черточками, а дни соития – крестиком, поэтому хронология его пребывания была грубо и бессовестно нарушена, о чем знал только Даниель Дефо.
     - А что такое соитие? – спросили богатыри.
    Змейка мысли попыталась проникнуть им в уши, наткнулась на курган серы и evthkf,что в переводе на древнешумерский значит - умерла.
     - Неважно.
     - «И разверзлись небесные хляби», - отпустив нос Поповича, хмыкнул Муромец, открыв потертую книжку на закладке, - кто-нибудь знает из вас, что такое «хляби»?
     - Хляби, - это такие самолетные женщины, - пояснил ему Попович, прикладывая к распухшему носу лед, - а то, что они разверзлись, – значит, в самолете много съели и выпили. Они же небесные только на высоте нескольких километров. Может  хляби объелись. И не смогли в себе все удержать…  И…
     - Хватит! Фу! – ударил по тарелке с недоеденной пиццей Илья.
     - Хватит! – неожиданно поддержал его Никитич. – Соитие по латински - значит – событие!
     - Это одно и то же? – покраснел Илья, вспомнив свою встречу с Соловьем Разбойником.
     - Вот были три мухетера, - промяукал кот, живший у богатырей и питавшийся остатками богатырского обеда (то есть ничем), - так вот эти три мухетера украли у короля подвески, понюхали их, а потом говорят – «замените королю подвески, которые мы украли».
     - А?
     - Потому что это были не подвески, а подгузники. Они перепутали, а народ возмущенно роптал. А подвески вешаются под уши, а не на…
     - Помнится мне, - взгрустнул Илья Муромец, - я этими мускулами, - он поднял вверх руку с бицепсом, который был похож на засохший огурец, - дуб мог с корнем вырвать, а грядку капусты – одним пальцем.
     - Это когда ты носил лифчик для грудных мышц? – невинно поинтересовался Попович.
    Никитич демонически захохотал.
    Муромец посчитал про себя до десяти и предложил, - «Выбирай Алеша – двенадцать пинков, или тридцать два подзатыльника».
     - Невелик выбор, - крикнул в кастрюлю кот, тщетно надеясь найти там что-либо съедобное. Эхо, родившееся в недрах кастрюли, разнеслось по подвалу, в котором сидели витязи, и неимоверно их напугало.
     - Ладно, на этот раз прощаю, - тяжко вздохнул Илья, ощупывая штаны, - но в следующий раз…   
    Броуновское движение мыслей в голове у Поповича приняло конкретную форму и облеклось в слова.
                Машет Горыныч хвостом   Ах!
                Колики режут живот,   У!
                в горле застрял Чупа чупс - Хррр!
                долго ему не прожить.
                Нет!
    Несмотря на резкое моральное похолодание, слушатели продолжали слушать.
     - Маски, обозначающие театр, или, если хотите символизирующие его естество, корень и подкорневую систему состоят из двух штук. Одна штука смеется, другая плачет, но есть еще и третья – она тихонько плюет вам в лицо, а пока вы утираетесь, заставляет думать, что вы не зря заплатили деньги за спектакль, - закончил свою мысль Алеша Попович и принял горизонтальное, с полунаклоном на восток положение.
     - Браво! – забил сушеной рыбой по столу  Никитич, - я бы и сам не мог бы выразиться более точно. Налейте мне пива.
    Угнетенный стихами кот откупорил бутылку.
    Бутылка откупорила вторую бутылку, а третья из ящика досталась ТРЕТЬЕМУ ЛИЦУ из театра теней, которое купило новые штаны.
    Третье лицо отпило глоток и произнесло – «Горе вам, богатыри русские, как и были вы неразумные – так и будете.  Да очки вам купить и хорошие и на Русь посмотреть внимательно…»
    Третьим лицом был я.
               
               


Рецензии