По возвращении с фестиваля Большой Донбасс-2016

      Я приехал в Донецк, когда первый день фестиваля «Большой Донбасс» уже отыграл. Подкузьмили поездку «Люди в чёрном» из рыбхолодфлота, те самые «штирлецы-оборотни», благодаря которым я и сходил в этот безденежный рейс на середине седьмого десятка лет. Видимо, для отчёта, что, мол, пытались мне помочь материально, в то утро, когда я должен был выезжать на фестиваль, мне позвонили из этой севастопольской конторы: срочно приезжайте за деньгами. Пришлось мчать в противоположную Донецку сторону за смешной суммой. Обещанную штуку баксов за ремонт, однако, так и не выдали. Оттуда – прямиком на Ростов. Но уже отстав от остальных участников мероприятия на полтора суток.
     Дончане интересные люди. Стоило мне в автобусе спросить: «Вы не могли бы по местной связи позвонить и узнать…?», как оба, услышавших мою просьбу пассажира, взялись за свои мобильники и давай названивать. В результате, меня не только «созвонили» с устроителем фестиваля, но и, выяснив место моего ночлега, подвезли до гостиницы на частном транспорте. 
       Последний аккорд спонтанного гостеприимства сделал муж моей попутчицы, встретивший свою даму на автовокзале Донецка. Он убедил меня отовариться в крупном универсаме с нормальными по-здешнему, но смешными по-нашему, ценами на продукты: батон белого хлеба – 10р., качественная водка – 100р., килограмм докторской колбасы – 200р.  И, лишь после этого, подвёз к самому порогу гостиницы, что на Розы Люксембург,2. Было поздновато. Близился комендантский час.  Так что, в противном случае, мне бы пришлось лечь спать неизвестно где и не солоно хлебавши.
      Оказалось, что за жильё платить не надо. Но на седьмой этаж пришлось подниматься на своих двоих. Меня приятно удивило, что эти предоставленные нам, участникам фестиваля, одно-двухместные фешенебельные номера – всего лишь студенческая общага какого-то местного вуза. Нехило. 
     Возле настенного зеркала – инструкция: "В целях безопасности на балкон не выходить. Двери балкона не открывать".
    Пока я у заботливой коридорной заполняю анкету прибытия, меня приглашает в гости на чай худенькая дамочка неопределённого возраста. Зовут её Вика Полякова. Она из Горловки, одной из ближайших горячих точек.
       Захожу в гости с опозданием: народ уже скучковался и обзнакомился. Я для них как бы пришлый. Их четверо. Пятидесятилетний умелец из Тамбова проводит лекцию с экспонатами: лично им изготовленными музыкальными инструментами «под старину». Там и дудки всех мастей, и прародительница гуслей и даже нечто фантастически звучащее, и не имеющее в наше время аналогов…
      Дослушав лекцию, знакомлюсь с поэтом из Луганска Марком Некрасовским и Александром Морозовым из Дебальцево. Мужики подобрались на редкость крепкие в стихосложении. Да и по части здоровья их бог не обидел: оба не из худеньких. Зато дама изящна на какие-то символические 55 кг. при росте под 180 см.
     Стали по кругу читать стихи. Читали хохмы. Круче всего получалось у Марка. Я, пытаясь разрядить напряжение, прочёл свою дежурную юмористическую «Акулу». По оживлению понял, что меня в компашку мастеров приняли, хотя и с оговоркой: ведь до серьёзных вещей дело ещё не дошло. – Ты с кем?, мол. За кого?
 Но то, что я не из графоманского сословия, было отмечено Александром Морозовым: «Как я понял, в нашей комнате собрались самые сильные поэты со всего фестиваля» - улыбнулся этот пятидесятилетний здоровяк улыбкой удивлённого неожиданным соседом по парте школьника.
Лишь на третьем круге я осмелился прочесть «Не убивайте журналистов», предварительно оговорившись: - Народ, у вас тут всё очень серьёзно. А у меня – так – взгляд со стороны. Не обессудьте, если что не так. 

Не убивайте журналистов.
Не плюйте в зеркало своё.
Кто с отраженьем не ужился
Тот, попросту, в себя плюёт.

Не убивайте себя сами,
Не то захочется другим
Сказать: «На Западе славяне...
С поправкой Вэника – враги».

Поправка та у правосека,
У друга, что был дорог мне.
Он в Киеве. Звезда. Парсеки.
Живёт в заоблачной стране.

Он Путина назвал ПутИнлер,
Пока я Русь встречал в КерчИ.
Друг, да нам просто подфартило!
А журналист лишь сообщил

Как было. Он убит за правду.
Ты разве этого хотел?
Чтоб трансплантолог почки прятал,
Творя за кадром беспредел?

В Европе спрос на эти вещи.
Жизнь вечную стремясь купить,
Для бородатых геев-женщин
Жизненно важен наш конфликт.

Мой бывший друг, ведь мы не фрицы.
Одесский блиц. Ты взял вину.
Сожжённые сепаратисты
Расскажут, с кем ведёшь войну.

У них не выиграть сражение.
Твой друг не друг мне. Кровью лист
Забрызган. Ваше преступленье
Запишет мёртвый журналист.

И та расстрелянная сотня,
Однажды, попирая смерть,
Даст интервью: как изворотлив
Тот, кто поссорить нас сумел.

Не убивайте журналистов.
Не плюйте в зеркало своё.
Кто с отраженьем не ужился
Тот, попросту, в себя плюёт.

2015г.

           После этого чтение по кругу прекратилось. Будто кто-то невидимый, облегчённо вздохнув, дал отмашку: - Свой! (А ведь кто-то уже «поработал» с ними против меня…)
Вот деталь: до этой минуты никто не притронулся к принесённым мной бутербродам. А тут вдруг – будто все одновременно проголодались.
           И - заговорили наперебой о наболевшем. В мой адрес посыпались советы как вести себя при обстреле.
           - Ты, главное, не стесняйся упасть, когда услышишь, что летит. – Инструктировал меня Марк Некрасовский.- Никогда не забуду: я своими глазами это видел: женщина упала перед взрывом; и ей хоть бы что: метрах в пятнадцати от неё рвануло. Она тут же поднялась, отряхнулась и пошла, как ни в чём не бывало. А парень молодой в конце двора на лавочке как сидел, так и остался сидеть, пока не убрали тело через неделю. То ли постеснялся, то ли поленился упасть. Вот такие пироги. И тут же продолжил:
           -  У меня одноклассница в том году на день рождения опубликовала пост в контакте: «Как я люблю наш Донецк и как я боюсь в нём жить». 
     Тут же вышла на балкон покурить и напротив шлёпнулся фугас. Её осколком в живот. Напополам. Я потом уже узнал. А тогда думал: почему так резко оборвала переписку?
        Александр, помявшись, отставил стакан с недопитым чаем и констатировал своё наблюдение: - А мой коллега по работе сразу же в Одессу уехал после того, как голова его соседки упала к ногам. Ну, на следующий день. 
- Ничего себе! – присвистнул я.
-Так это ж Дебальцево. – Поддержал коллегу по несчастью юморист Марк. 
         Я обратил внимание, что женщина-поэтесса ни разу не прочла юморного стихотворения. Её посёлок Горловка каждый день обстреливают. Видимо, автору не до шуток. Стихи крепкие, но все как один с трагической ноткой. 
        На следующий день с утра за нами приехал автобус и отвёз в кафе на завтрак. Оттуда -  по разнарядкам: кого куда.  Наша компашка должна была ехать в специализированный интернат, где реабилитируют детей, пострадавших в ходе военного конфликта.
         Подвезли к трёхэтажному типовому зданию. Выступали по очереди: бард\поэт. Наши им сюсю-масю, а детки в ответ нам стихи поэтов-фронтовиков прочли: «Бой был коротким. А потом \ мы пили водку ледяную. \ И выковыривал ножом \ из-под ногтей я кровь чужую», ну и т.п. Короче, дети оказались духовно взрослее нас. Одну девочку вынули из «жигулей» наутро после того как она пролежала ночь в луже крови среди трупов своих расстрелянных укропами родственников: папа за рулём, мама рядом с ним. А Машенька спряталась внизу между бабушкой и дедушкой. Они её от пуль своими телами прикрывали. Вот такие детки там собрались.
          На обратном пути заехали на рынок за продуктами на вечер. Нервный стресс снимали в местной забегаловке. После обеда – выступление на эстраде в центральном парке. А на сл. день по дороге домой нам показали доминирующую над городом высоту с соответствующим современной ситуации, но оч. древним названием «Саур-могила». Там раньше стоял огромный монумент нашим воинам-освободителям. От всего комплекса остался лишь один полутораметровый сапог. Западный склон высоты о сих пор не разминирован по понятным причинам: спор за территорию ещё не решён..
Экскурсию проводит женщина лет сорока, штатный экскурсовод музея, тоже литератор (имя, к сожалению, не припомню):  "А вон там был домик смотрителя музея. Каратели, когда узнали кто в нём живёт – сожгли. Как потом выяснилось, это сосед настучал им, что этот смотритель всю свою жизнь прославлял перед экскурсантами отстоявших высоту советских воинов. Вся семья тогда спряталась в подвал. А когда вылезли на пепелище из подвала на сл. день, подошёл укроп и швырнул в подвал гранату. Ему говорят: - Что вы делаете? Там же продукты: бутыли стеклянные, закатки, соленья.
        А он: - Так война ведь! 
         И люди остались на голом месте, да ещё и без съестных припасов". Помогали им кто чем мог.
         Что интересно, особой разрухи в городе не заметно: всё быстро заливается бетоном и штукатурится. Ни одной воронки, хотя в прошлом году по словам моего приятеля из Питера Олега Антипова (псевдоним - Антип), все дороги были снарядами изрыты и стёкол в домах – раз-два и обчелся.
 – А на этих танках - продолжала экскурсовод (они теперь стоят как музейные экспонаты) – было написано: «На Киев!».
         Кстати, не музейные танки мы тоже увидели. Наш водитель хотел сократить путь и мы попали на танкодром, где носились по чернозёму на полных скоростях и маневрировали в учебном бою несколько железных монстров. Пришлось вернуться и проехать в объезд.
          Запомнилась картинка в Горловке: частный дом, вернее, то, что от него осталось. Совсем свежая воронка от взрыва тяжелого снаряда. На краю стоит молодой мужчина, будто что-то ищет. Или кого-то. На нём рюкзачок, с какими шахтёры ходят на работу. На мародёра не похож: те по ночам шарятся.
            В подтверждение тому, что пора домой, впереди возникает экспресс "Донецк-Ялта". Я даже подумать не мог о такой удаче. Мы с Антипом пересаживаемся перед самой границей. Ему – до Ростова и оттуда на Питер, а мне – прямо в Керчь.
           Водка на живых кедровых орешках аж коричневая, как коньяк, а по вкусу и пользе - так и покруче. Всего за 120 рваных рубликов. Помянули не чокаясь тех, чьи могилки мы видели на взятой дончанами высоте. Своими жизнями платили здесь люди от 27 до 42 лет. То есть это не пацаны-невольники, в смысле – призывники, а люди, сделавшие свой осознанный выбор в этой жизни. Вечная память!