Истина - в заповеди, Правда - в ее исполнении

Эпизод первый. Послы.
 Шквал налетел разом, только успели выйти с Волхова. Сначала потемнел север. Туча шла к лодьям постепенно наливаясь и чернея. Северяк упрямо жал караван из пяти корабликов к берегу, к скрытым водою огромным валунам. Некоторые из них обнажались почти до основания и тогда мореходам казалось что это Боскорун с ратью вышел за данью, за душами людскими. Злой, холодный ветер срывал гребни волн, которые не успевали достичь своего верхнего пика. От этого вода как будто кипела. Пена кругом, черно. Страх обуял первоходов. И если бы не опыт, четкие команды и веселые прибаутки бывалых ладожан, быть бы недобру. Эх! Не проскочили, не успели, уж больно быстр и зол оказался северяк, не по-времени. Не успели обогнуть мыс и войти в спокойное, защищенное устье реки ЛадОжки, где и постой и прием был бы знатный. Чай друзья, и родаков у мореходов там с лихвой было. А так пришлось править баком (носовая часть судна) по волне, в шторм, по дальше, от вдруг оказавшегося смертельным, берега. Ничего. Шторм на ЛадОге суров, но краток. Выдюжат, не вильнет судьбинушка в сторону Бури-Яги Усоньше (отсюда усопшие), крепкий да дружный люд собрался на посыл к Рюрикам. Слава Великому Властителю Велесу! Поможет, не может не помочь!
Недолго мотало лодьи, но раскидало по-морю, не видать где кто. Было пять. Старшины лодьевы знают куда править, соберуться… кто уже не на Буяне.

место действия- Берег моря Ладожского в месте истока Невы.
 Ночь. Тихо . Лёгкая рябь воды, как будто и не было страшного шторма.
 Песок. Редкие корявые сосны, корнями из песка торчат, что пауки огромные. Костры, по два на лодью. Три осталось, и те изрядно помяты- парус на каждой дыряв в лоскуты . Ладожане встали лагерем. Надо время для починки, негоже послам оборванцами являться. Но пока передых.
 Чистозвездное небо. Раскидал северяк все маломальские тучки. Вылился колючим дождем.
У костра на лапнике лежат двое. Бородатый, седой воин и безусый юнец в явно не по росту «форме».
Юнец смотрит в небо, подложив руки под голову.
Старый шевелит угли. Искры летят к небу.

Тяжело вздохнув, спрашивает юнец:
- Вот скажи, Всеслав. Ты много земель обошёл с мечем, много люда видел. Варогов наших бивал.
А зачем все?
Нахмурился Всеслав, бросил будить угли. И не глядя на молодца спросил:
- А, на что тебе, белёнок, знать то?
- Странно мне все, дедунь. Почто, вот вчерась, мово батю медведь задрал? Он не бил его, медведя, не стращал. Да и лето почитай, не зима…
- Ты видел, что медведь? Може это мамка была и мелкоту свою берегла. Ладобор, отец твой, вона как тебя берег. Все позади себя держа. Хорошо хоть ты не пошел с ним за хворостом, а то и тебя… Горяч, ты больно, паря…
Помолчали.
- А вот звездочки на небе, что они, зачем?
- Да, это я костер шевелил, вот они и горят,…. чьи то…
- Не, дедунь. Я о тех, что далече в небе. Зачем это? И Ярило почто кажный раз с Карсной горки встает?
- То, знать нам не ведомо. Но был я много где и разные все те звездочки. Все те же, верно, но по всяко разному горят. Путь нам указывают и завсегда к дому выводют. Знать, Велес на подмогу нам насыпал. А Ярило все одно у нас ласковей…
- А, почему люди все разные такие, а злых все у викинов больше?
- Не люди злы, а души их кривы. Вот, как эта палка. Вишь обгорела с конца, потому как жар в костре. А в руке ладна, да верна… А, викины … Жизнь у них така… Нелюди они, забижают всякого… грабят…
- Почто ж мы к ним пОсылом идём?
- Стар наш князь стал, немощен. Дочь его за плечем сына их кёнинга… Да и не нам о сём раздумывать, раз все вечевые свое решение добром приняли, так тому и быть. Во сколько собрали мирнОго (дань, подарки для показа добрых намерений), с лихом. Вона, сколько народа послали. Никогда столько не ходило. Знать, дело больно нужное, раз такой сбор сделан. И ильмЕнские и ладОжские с нами. Да и почет особый даден (особо украшенное оружие), хорошо не потоп…
Не громко, долго еще о чем то говорил Старый (раньше старый- крепкий бывалый человек в возрасте,..) и под его слова глаза сами закрывались, веки слипались. Давала знать не по возрасту усталость. Сморило юношу. И снилась ему соседская Закатня, дочка мерянского Старшого. Ох, и люба она ему, веснушка краснощекая! За тем и пошел, уговорил матушку да отца своего, чтоб отцу её показаться. Тайна его, сердечна…



  14 май 2012
Часть 1. Весна. Сцена 2.
Прошел ледоход. Весна взялась дружно. Еще не вышла троста с осотой и рыба, нерестясь в зари, била хвостами прогретые лужи разливов, а пришел в город мерян гонец от Гостослава. Мол, дело спешно и неотложно. Зазывал к себе к Холму на старое буевище для совета всех соседей важных, на вече. Отдал, поклонился и не отпивши под горку пошел по свежей, с осени мощеной новой обрезью со срубов, тропе к чалу, где стоял старый дракар Гостослава. Старый, латаный дракар, но все подарок викингова зятя. Привечают викинги Гостослава. СтаршИм который год уже.
«Не уж то враг какой объявился, войной идет?»- думал Петрята, теребя выбеленную берестяную грамоту. «Поторопиться просит. С чего бы? Чай, не время варягам мирнОе собирать. Да нарядным просил быть. Может, отходит «хитрый лис», прощаться зовет? Перетряга до хода (льда) последним пришел. Сказывал, хворает старец сильно. Верно. Лютой стужа этой зимой была. Многих белая за собой увела, да огнем немерным пожгла жилищ не мало.
Да, нет. Как война, так свистел бы в дуду свою. И то хорошо. А Вывшень (всевышний бог у словян) всех встретит. И кого к Пекло (ад), кого в Березань, али на Буян (райские места) отправит…»
- Закатня!- крикнул Петрята- Где ты, голуба?
- Здесь я, батюшка.- скатилась с печки девица. Тканная рубаха, рукава чуть не до колен, с вышивкой не расстается.
«Эх, сиротинушка»- пронеслось в голове у Петряты. Который год уже он один на полатях греется снами. Потопла, люба его, тряпицы полоскавши. Так же, по весне. Скользнулась и только видели ее. С тех пор и мостит Петрята бережок тот. А хозяйки все так и не завел новой. Не любится ему никто, да и дела городицкие каждый день. Дочка только и свет. « Невеста уже»-улыбнулся в усы...
- Ты мне, милая, с короба важное достань, да по тряси на ветерку, знать залежало. Да пояс золотный с тряпиц распутай. Ехать скоро. А прежде, Васятку кликни. Вон он коням дать пошел. Да, быстро, доча!
- Я мигом, тятя.
Положила на скамью рукоделье, да прикрыла не шитым краем. Знать, чтоб отец не увидал.
И босой так и выпорхнула в сени, там по лесенке. Растолкала корову с теленком острыми кулачками, споткнулась о козочку. Упала.
- Потише, оглашенная! Опять с носа юшка пойдет.
- Неее, я скоро- у же с порога ответила.
Почти боком вошел розовощекий верзила Васята. Косая сажень. Кулак, что дойный горшок. С усов капает, видно воды хлебнул поперед. Рукавом утирает лицо.
- Звал, старшОй?
- ЛОдья смолена, обсохла?
- Не смолили всю то. Чё ей, поди новая.
- Не потечет?
- Нее. Ладная посуда.
-Ты, вот что. Скати лОдью, да покличь Семарята. Пущай подможет тебе с дружниками лОдью спихнуть, в гости Гостослав зовет. Апосля Добряту сыщи, скажи по вечевому спросу к утру чтоб готов был. А батька твой с охоты вернулся ли, приволок что?
- Еще вчерась к вечОру ждали. Видать далече ушли. – Развел руками Васята.
- Не один пошел?
- Нее, добытчиков трое еще. Не пропадут.
- Куда шли то?
- Так, за Красну горку пошли, за изюбрем.
- Что ему? Рыбы вона скока. ИкрЯная вся. Мясоед…
- Так отощали с зимы, Петрята..
- Ладно, иди. Да смотри шевелись, чтоб к заре готовы были. Батька придет если, тоже пускай сбирается. Да в важном будьте все.
- Случилось что?- напрягся Васята.
-То не твоя печаль. Кабы что, не так бы с тобой говаривал.
- А, оружье брать какое?
- Не воевать чай едем. Но мечишки прихватите. Да, не двуручники, короткие! А весельники пущай с топорами длинными будут. Да по важному все пусть будут, чтоб не хуже Людян были.
Покатился день к закату. По Волхову, еще редкие лодчонки с рыбалями, спешили до полной темноты вернуться в город…
Закатня запалила печь, расперла лучины, готовясь к сумеркам. В единственное слюдяное окно падали закатные лучи солнца.
«Красный закат. К холоду»- подумал Петрята. «Что-то нам утро принесет?»
За частоколом послышался топот и веселый пересмех возвращавшегося Горяты, отца Васятки.
«Видать, с добычей»- смекнул Петрята, но дожидаться въезда в город удачливого охотника не стал. Притворил прочно дверь в избу. Спать. Завтра вече. Завтра будет новый день…

 


Сказ. Отрывок второй.
 
Ч.2. Вече. (оставлено примерно 30% текста)
Утро выдалось ярким, но ветреным. Старое Буевище пошло уже первой травой. Тут и там выглядывали желтые, еще редкие, цветки мать-и-мачехи. Черное, огромное старое дерево битое молнией стояло так же, как и много лет тому. Одно. Ни деревца, ни кустика рядом.
- «И ничего то ему не делается»- подумал Петрята- «Стоит чучелом, страшила детская… »
Кругом, какие покосившись, на каких еще охра да кровь петушиная не съехала, стояли колодами истуканы древние и не очень. Валуны кои мхом обросли, а кои и вовсе в землю ушли- только затесы и видны.
От Мерян, от Людян, от Холмов собирались важные горожане на скорый совет («малое» вече, для выработки общего решения, которое будет «продвигаться» на вече всеобщем). Одеты все в важные, но видно, залежавшиеся за зиму в ларях одежды. Приходили, приплывали-с кем просто раскланивались, с уже пришедшим, с кем обнимались- видно породники или дружники войной сдруженные. Начинали о пустом пока говорить друг с другом. Ждали главного сборщика.
- Видал я давеча погорельца нашего, Тимотю. А говаривали пропал. Ан нет, в работниках у Иссаи обьявился. Хотел спросить его что да как, молчит, как сыч, руками крест выделывает… С пути совсем сбрендил.
-Сбрендишь тут… Кабы семейство все в раз погорело.
- Не пойму я, что так Гостослав милостью к пришлому подвинулся. Немец он нам. Да и не дело с утра до вечера богов своих славить. Молится все, а дела за него работники валят.
- А я пошептался с Тимотей. Говорит, Иссая обещал ему Маряту и детишек его в райские сады вымолить у свово бога. Молиться по своему учит его. Тот и верит, за то и работает.
- Обман, кажись. Они и так беззлобные души были, чего еще… Могет, уж на Руяне… Добре там..
-Ты -то откеля знаешь? Бывал, что ли?- ухмыльнулся собеседник.
- Не бывал, но должно там быть им.
Почти все важные гости собрались к скорому совету. Не было лишь самого Гостослава. Люди с его стороны были, а его не было. Уже все последние новости перешептали друг другу. Все наряды пресмотрели, пересмеяли беззлобно. А его все не было.
-Был тут по веснасту в Холме, лисиц, да куниц ездил солью менять. ЧуднОе видел.
- Что ж ты видел, Арвика?
- Смотрю изба- не изба. С виду изба, а на покрове маковка, как вроде луковичка. На верхах крестик. Подошел. Слышу – бубубубубу. Притвор не прикрыт. Глянул, а там мужичков троя, да женки, людин с шестеро. Лицом к ним Иссая стоит и глашатает что-то.
- Что же?
- Не разобрал, что ли… Что то про рай небесный, да что на землю ….Боскорун, чай или по другому как, нападет на нас и что молиться надо богу иссайскому и спасется тот кто ему челом бьет, да молится истово.
- Ай! Иссая известный побрехун . Я ему давеча оглобли новые справил, просил очень. Приволок. Сухие, да ровные. Обещал мне службу справить.
- Справил?
- Ага, разевай рот ширше. Сказал, служба та- богу , молиться будет, чтоб жинка моя понесла, наконец.
- Понесла?- загогатали ближние.
- Гагага, горлопаны. – обиделся говоривший.- Не срок ешшо! Тока, пошел я от него, ухи развесил, да и подсклизнулся, да лбом об колоду. Чтоб его… Кабы не соседник мне, забрал бы те оглобли, да по морде его хитрющей.
-Катанок, он же толще тебя в дважды. Ему та оглобля, что ветка. Тебе самому оглобля надоть, да на то самое место…- Опять загогатали окружние.
- Вона, идет Гостята с ближними.
Притихли разговоры. Ждут с почтением.
На Буевище поднимался Гостята. Сухой, оветренный посох, не каждому в руку встанет, помогает седому, сухому старцу. Тяжело идет. Вокруг четверо хорошо, но побудно одетых ближних дружников, готовы в любой момент поддержать. Подошел. Поклон отдал всем собравшимся, затем истуканам, Волхову. Прошел еще, встал по центру на алатырь-камень.
- Добры Вы мои товарищи! – начал тихо, а слышно каждому.- Слава Велесу!
-Слава, слава..- так же не громко отвечали собравшиеся.
-Много лет тому Вы меня поставили СтаршИм над делами общими, дабы не было склок и свар промеж нами. Чтоб сводил я дела к вершению дел на пользу общую, да на сборы мирнОго (дань, подарки) к соседям нашим заладожским… Стар я стал, скоро и Марена(богиня смерти, отсюда МОР) за мной явиться… Да и сын мой, надежа…сгинул за пользу общую… На Василия-Капельника (приблизительно конец апреля) был мне сон вещий. Уж третий раз в этом году сказался! И не напрасно чую сей сон мне приходил…….


 Ч.2. Вече. (оставлено примерно 30% текста)
Утро выдалось ярким, но ветреным. Старое Буевище пошло уже первой травой. Тут и там выглядывали желтые, еще редкие, цветки мать-и-мачехи. Черное, огромное старое дерево битое молнией стояло так же, как и много лет  тому. Одно. Ни деревца, ни кустика рядом.
- «И ничего то ему не делается»- подумал Петрята- «Стоит чучелом, страшила детская… »
 Кругом, какие покосившись, на каких еще охра да кровь петушиная не съехала, стояли колодами истуканы древние и не очень. Валуны кои мхом  обросли, а кои и вовсе в землю ушли- только затесы и видны.
  От Мерян, от Людян, от Холмов собирались важные горожане на скорый совет («малое» вече, для выработки общего решения, которое будет «продвигаться» на вече всеобщем).  Одеты все в важные, но видно, залежавшиеся за зиму в ларях одежды. Приходили, приплывали-с кем просто раскланивались, с уже пришедшим, с кем обнимались- видно породники или дружники войной сдруженные. Начинали о пустом пока говорить друг с другом. Ждали главного сборщика.
- Видал я давеча погорельца нашего, Тимотю. А говаривали пропал. Ан нет,  в работниках у Иссаи обьявился.  Хотел спросить его что да как, молчит, как сыч, руками крест выделывает… С пути совсем сбрендил.
-Сбрендишь тут… Кабы семейство все в раз погорело.
- Не пойму я, что так Гостослав милостью к пришлому подвинулся. Немец он нам. Да и не дело с утра до вечера богов своих славить. Молится все, а дела за него работники валят.
- А я пошептался с Тимотей. Говорит, Иссая обещал ему Маряту и детишек его в райские сады вымолить у свово бога. Молиться по своему учит его. Тот и верит, за то и работает.
- Обман, кажись. Они и так беззлобные души были, чего еще…  Могет,  уж на Руяне… Добре там..
-Ты -то откеля знаешь? Бывал, что ли?- ухмыльнулся собеседник.
- Не бывал, но должно там быть им.
 Почти все важные гости собрались к скорому совету. Не было лишь самого Гостослава. Люди с его стороны были, а его не было. Уже все последние новости перешептали друг другу. Все наряды пресмотрели, пересмеяли беззлобно. А его все не было.
-Был тут по веснасту в Холме, лисиц, да куниц ездил солью менять. ЧуднОе видел.
- Что ж ты видел, Арвика?
- Смотрю изба- не изба. С виду изба, а на покрове маковка, как вроде луковичка. На верхах крестик. Подошел. Слышу – бубубубубу. Притвор не прикрыт. Глянул, а там мужичков троя, да женки, людин с шестеро. Лицом к ним Иссая стоит и глашатает  что-то.
- Что же?
- Не разобрал, что ли… Что то про рай небесный, да что на землю ….Боскорун, чай или по другому как, нападет на нас и что молиться надо богу иссайскому и спасется тот кто ему челом бьет, да молится истово.
- Ай! Иссая известный побрехун . Я ему давеча оглобли новые справил, просил очень. Приволок. Сухие, да ровные. Обещал мне службу справить.
- Справил?
- Ага, разевай рот ширше. Сказал, служба та- богу , молиться будет, чтоб жинка моя понесла, наконец.
- Понесла?- загогатали ближние.
- Гагага, горлопаны. – обиделся говоривший.- Не срок ешшо! Тока, пошел я от него, ухи развесил, да и подсклизнулся, да лбом об колоду. Чтоб его… Кабы не соседник мне, забрал бы те оглобли, да по морде его хитрющей.
-Катанок, он же толще тебя в дважды. Ему та оглобля, что ветка. Тебе самому оглобля надоть, да на то самое место…- Опять загогатали окружние.
- Вона, идет Гостята с ближними.
Притихли разговоры. Ждут с почтением.
 На Буевище поднимался Гостослав. Сухой, оветренный посох, не каждому в руку встанет, помогает седому, сухому  старцу. Тяжело идет. Вокруг четверо хорошо, но побудно одетых ближних дружников, готовы в любой момент поддержать. Подошел. Поклон отдал всем собравшимся, затем истуканам, Волхову. Прошел еще, встал по центру на алатырь-камень.
- Добры Вы мои товарищи! – начал тихо, а слышно каждому.- Слава Велесу!
-Слава, слава..- так же не громко отвечали собравшиеся.
-Много лет тому Вы меня поставили СтаршИм над делами общими, дабы не было склок и свар промеж нами. Чтоб сводил я дела к вершению дел на пользу общую, да на сборы мирнОго (дань, подарки) к соседям нашим заладожским… Стар я стал, скоро и Марена(богиня смерти, отсюда МОР) за мной явиться… Да и сын мой, надежа…сгинул за пользу общую… На Василия-Капельника (приблизительно конец апреля) был мне сон вещий. Уж третий раз в этом году сказался! И не напрасно чую сей сон мне приходил…….

Часть 3. Кузнец.
Десять лет до.
  Первая после ледохода лодка шла по самой стремнине Волхова к городищу Словен. Борьба с встречным холодным и порывистым ветром забирала последние силы у гребцов. Оставалось проплыть  версту-другую, когда совсем стемнело. На левом берегу реки рулевой увидел маленький костерок- надежда на какой-никакой очаг и укрытие. И, хоть надо было выгружаться и чалиться на правом, руль был повернут  к левому берегу. 
  Темнота и порыв ветра сделал свое роковое дело. Со всего маху лодка налетела на топляк, подпрыгнула, а набежавший шквал и вовсе опрокинул суденышко со всеми людьми и ценным грузом- пудовыми головами соли. Бережно уложенные в вощеные кожаные мешки и укутанные в овечьи шкуры, они сразу пошли ко дну. Попадавшие в ледяную воду гребцы тщетно пытались нащупать дно, но коварный топляк, вставший  на «попа» был вокруг единственной неподвижной  опорой. Долбленая лодка, изрядно намокшая за не близкий путь, быстро уплывала вниз по течению, унося с собой не многих уцепившихся за неё гребцов, унося надежду на хороший торг-мен с прасолами («ПРАСОЛЫ» — оптовый скупщик рыбы, мяса, скота; скупщик или сам солил) и скорое возвращение в селище солеваров, домой на Ильмень.
  Эх, обмануло рулевого зрение. Костер то был, да на плоту. И далеко был берег. Кто ж вздумал острожить в такую непогоду? Да и до плота не всем доплыть. Быстра на колене река, с омутами и подмывами, а плот явно ходит на разливе и там тоже не мед- вязко. Кричать на подмогу мешает волна и намокшие одежды. Один, второй скрылся под злыми, частыми волнами. Ветер относит крики в сторону русла, но с плота заметили, подвернули к тонущим. Еще двое тщетно пытаются ухватиться за то и дело скрывающийся комель топляка. Скользко. Сорвались? Нет!  Один малец совсем. Уже близок плот, но сил нет уже. Держит, держит мальца сильная рука! Блеснул металл. Нож! Проткнул нож  то ли плоть, то ли одежку. Приколол мальца за шиворот к бревну. Тот уже не плачет. Нахлебался холодной волховской воды. Жив ли?. Спасительные  руки скрылись под водою. Все. Один. К бревну приколотый. Плот уж рядом. Вот-вот достанет, но крутит плот вода, коротка палка, не достает везде до дна.  Оттолкнулся плотовод последний раз. Одна попытка мимо проплыть, снесет вода и не помочь уже.  Быстро лег острожник на бревна, руки вытянул, седая борода намокла, в нитку. Ухватил мальца, но нож держит спасенного, крутит плот вода, поддалась добротная холстина , треснула, отпустило бревно добычу свою. Затянул рыбак еле живого на плот, тяжело дышит, выбился из сил дедок. И понесло дальше плот, со спасенным уже. Но нет никого по над водой. Не зовет уже никто. Может, кто то и выплыл. Плохое весло толковая палка, но правит дедок, видать знает куда прижиматься.  И выбирает не к берегу, но к руслу ближе. А ! Вот и в твердь уперлась палка- коса мелководная, почти по середке реки. Ослаб  костерок, но ветер не дает совсем затухнуть, раздувает угли- какой ни какой, но свет. Долго еще упиралась палка и все ближе берег. Все, последний толчок.  Ударился плот о камни, рассыпался. Но на мели уже. Ухватил бесчувственного мальца в воде уже, за порты словил. Быстра река на камнях, но все уж- мель и берег вот, рукой подать. Без сил упал с ношей драгоценной…
 Когда Смолига десять лет тому пришел с рыбалки с полуживым парнишкой только и было разговора в веси (деревня, поселок) что о чуде иль о знаке каком. Говорили, что Водяник (Водяной, Водяной хозяин, на рыбе Соме ездит) по смыслу – что взял – то и вернул из воды) вернул полоумному старику дитятю его Спеха, погибшему в последнем походе на свеев, увязался он тогда за ватагой ильменских – кровь взыграла, да в отместку за любаву свою тайную (как месть, и пограбить тоже не дураки были). А на свеев пошли опосля того, как те еще раньше разбой учинили(в 830-гг, т-е еще за 18 лет до спасения мальца -в 848 г.), и пришли северные люди тогда, и не одни пришли, и  разорили Ладогу, и многих ильменцев побили, и жен их водимых, и многих молодиц увели, а то и попортили. Там сына его Спеха стрела и ударила. Смолига то и рад радешенек, что опять смысл жизнь его нашла. Пойманец-спасеныш, скоро прозванный в веси Спичаком (олененок-молокосос) рассказал ему, что пошел с отцом на торг-мен потому как маманя его «апосля долгой лихоманки помёрла, а боле нету ти никого, а один плаксится. А зовут его Макоша.. » и опять заплакал.
  Снова застучал молоточек в его кузне, снова повеяло жаром от дымника. Есть теперь кому передать мастерство свое. Будет кому соседям облопаты делать, да коней ковати. А со временем и на ратное дело топорики, да стрельные кончики отстукивать. А на перво дело обучил его в домнице крицу делать с руды, да мехи раздувать правильно.
  Время шло, лето сменяли зимы. Стал дрехлеть Смолига, кашель все чаще наступал без причинный, задыхаться стал- мучительна задушна. И все чаще Макоша уводил его с кузни и от горна до прогретого очага в доме, подальше от сквозняка и раскаленного воздуха. Даже сделал невиданное до селе в веси- застелил, по-богатому, земляной пол плахами деревянными, «чтобы к тяте названному хворь- болезнь не шла». Подумал уже не с детской заботой, а как муж рассудительный-с благодарностью и увагой сильной. «И то, умница» только и сказал Смолига, да слезу смахнул в седую бороду…

 Часть вторая.

  Жизнь человечья хоть и вечна, но коротка.