След на земле Кн. 2, ч. 2, гл. 34 Вера

Глава 34.  Вера
(сокращенная версия романа)

1
        Готовящаяся гитлеровским командованием наступательная операция, нацеленная на перелом хода войны в пользу армии Вермахта, требовала передислокации войск и определенной скрытности. На восток для создания перевеса сил перебрасывались войска западных фронтов из Европы и южных из Африки. Формировались и резервные войска из мобилизованных на захваченных территориях и союзников. На вооружение поступали новые тяжелые танки «Тигр» и «Пантера» и самоходные артиллерийские установки под названием «Фердинанд».
Поэтому немецкое командование, придавая значение повышенной секретности, было обеспокоено действием в собственном тылу, на прифронтовых территориях, партизанских отрядов. Было дано указание Гестапо и войскам «ЭсЭс» активизировать свои действия по уничтожению партизан. Для этого требовалось исключить поддержку населения, еще раз проверить учет жителей сел и деревень прифронтовых территорий и усилить карательные меры в отношении сочувствующих партизанам.
        Военное и политическое командование, администрация населённых пунктов, командиры карательных отрядов и полицаи с усердием взялись за выполнение указаний рейхсканцелярий оккупированных  областей. Снова начались проверки населения. Более жесткие, чем прежде.
        После прорыва обороны на западном участке и выхода из окружения части воинов одного из  советских полков 69 армии, на поимку и уничтожение которого были брошены батальоны резервного полка, немецким командованием было установлено, что примерно более полусотни русским удалось избежать гибели и плена. Порядка ста тридцати человек погибли при прорыве, их трупы были собраны специальной похоронной командой, в которую были привлечены пленные и несколько полицаев близлежащих сел. Погибшие были похоронены в одном из ближайших оврагов. Примерно столько же советских воинов были пленены и попали  в лагерь для военнопленных. Их подробно допрашивали, собирая сведения о численности подразделений, командном составе и боевой оснащенности. Поначалу пленные врали, но после того, как часть их была расстреляна, а другая часть подверглась пыткам и издевательствам, у немцев стали появляться правдивые сведения, вплоть до фамилий рядовых бойцов.
Еще одному из плененных отрядов, численностью более пятидесяти бойцов, удалось уйти из-под ареста в селе Каменка и скрыться в лесу, пополнив число местных партизан.
        Подверглись жесткому допросу и двое сержантов этого же полка, задержанных местными полицаями в селе Березовка. Под пытками они сообщили, что выходили из прорыва в составе штабного отряда капитана Ногтева, что в отряде было около двадцати бойцов, которым удалось невредимыми добраться до леса. Признались, что по дороге к Березовке в одном из неизвестных хуторов оставили раненную связистку Веру.
        Из всей добытой информации, немецкому командованию стало ясно, что у них в тылу оказалось с полсотни плохо вооруженных советских воинов, которые в поисках оружия и пропитания будут искать встречи с партизанами и появляться в деревнях, селах и хуторах. Значит, необходимо усилить бдительность местных рейхскомиссариатов и сил охранных подразделений с тем, чтобы обезвредить и партизан, и окруженцев. Была дана команда гаулейтеру районного центра о проведении карательных операций в ближайших лесах. Не забыли распорядиться и о проверке ближайших к месту прорыва хуторов в поисках раненой радистки Веры и жестоко наказать тех, кто оказал ей помощь.
        Получив указание от гаулейтера, староста села Берёзовка Кондрат Нечай, был намерен послать в ближайшие хутора своего главного полицая Петро Ясюка поискать эту самую радистку. Он примерно представлял, что ее могли оставить в Ковалево или Рандаве. С другой стороны ему было жаль местных жителей этих сел и трёх хуторов, так как жестокий Ясюк  своими методами настраивал население против себя и, конечно же, самого старосты. «Последние сведения по продвижению русских на запад, говорили о том, что они вполне могут вернуться. И тогда с него спросится, как он руководил. Пока народ не может упрекнуть его в строгости и тиранстве, но если злобный Ясюк применит карательные методы, то часть вины за это падет и на голову старосты, которому полиция и подчинена, - рассуждал Кондрат. - Но и не послать по деревням полицаев тоже было нельзя, так как потом нужно  докладывать рейхскомиссару, как идет поиск радистки. Было бы хорошо, если бы Ясюк остался в Березовке, а по селам и хуторам послал своих помощников, но он везде сует свой нос, тем более, что в Ковалево живет его тетка Поля.»
        Кондрат с теплотой вспоминал свою бывшую любовь, которая и сегодня, спустя  двадцать лет после их расставания, оставалась свежей, активной и красивой, почти не утратив девичьей привлекательности. Двадцать лет назад они могли пожениться, но его родители желали для сына более выгодной партии. Тогда ему пришлось жениться на Маринке, чьи родичи вели торговое дело. Ну, а Полинку взял в жены Михай Корпенко из Ковалево и, конечно, увёз её с собой. Временами она приезжала в Березовку навестить родню и тогда они могли видеться, временами встречались на базарах и ярмарках в райцентре и тогда Кондрату казалось, что любовь между ними не остыла и Полинка все ещё питает к нему нежные чувства. И он был прав, так как и сам был статен и красив.
        Поэтому, скорее всего, Петро Ясюк сам поедет в Ковалево и другие села, чтобы заодно проведать свою тетку, которая после гибели мужа с начала войны проживала одна.

2
        Принимая на постой русскую связистку, совсем молоденькую девчонку, Полина Васильна Корпенко видела в ней себя, молодую и бедовую. Конечно, она сознавала, что последствия оказания помощи могут выйти ей боком, но устав от одиночества и обыденности, ей хотелось испытать новых событий и человеческого общения. Девушка годилась ей в дочери, а Полина Васильна всегда хотела иметь дочь, но так и не смогла её родить.
        Новый человек в их селе наверняка вызовет интерес соседей и властей, а помощь врагам новой немецкой власти каралась строго. Но Полина быстро сообразила, что может выдать русскую девушку за свою племянницу с Черниговщины. Когда-то её младшая сестра уехала туда учиться, да и осталась там, выйдя замуж за хорошего парня. У них родилась дочка, почти ровесница её нынешней гостьи. Пять или шесть лет назад они приезжали в родительский дом в Березовку, гостили у её старшей сестры Ларисы, растившей двоих младших Ясюков и, конечно, здесь у неё. Тогда они, почти ровесники, хорошо подружились с её сыном Олесем и очень весело проводили время. Какое было хорошее доброе время. А теперь её сынок неизвестно где. Как ушел на фронт, так и пропал, ни одной весточки с начала войны, а жизнь разладилась. Перед войной погиб  её муж Михай. Осваивал трактор и перевернулся, съехав с дороги. С тех пор, как Олесь ушёл воевать, кукует одна, меняя один на другой скучные, однообразные дни. Конечно, она надеялась и верила, что её сын жив и продолжает сражаться. Но он уже стал взрослым, и дай Бог, будет жить своей жизнью. Мать ему будет не нужна. А ведь ей ещё и сорока нет. Конечно, она знает, что вызывает у мужчин интерес, и готова снова иметь семью, но никого подходящего себе пока не выбрала. Был один, Кондрат, которого сильно любила ещё в молодости, который хотел на ней жениться, но её жадные родители не захотели дать за ней хорошего приданного со стельной коровой, чем вызвали неудовольствие родителей Кондрата. Вот и возник разлад, после которого её жениха женили на Маринке, дочке купчишек, не красивой, но богатой. Теперь он живет с семьёй в Березовке и сейчас вообще стал старостой. А её тогдашних богатых родителей со сватами Ясюками новая власть раскулачила и выселила неизвестно куда. Слава Богу, Лариску с двумя малыми детками не тронули. Так и разошлись их дорожки с Кондратом. Другой, тоже староста их села, Тимоха, тоже давно вздыхает по ней и даже захаживал в гости, целовал шею, тискал груди, но дальше этого не пошёл, хотя Полина и не сопротивлялась. Просто он связан своей семьёй по рукам и ногам, но дал понять, что выберет время и ещё навестит.   
        Вспомнив о старостах, Полина подумала о том, что с их стороны наверняка к ней претензий за жиличку не будет. Уверена, что поверят ей на слово, что она племянница из Чернигова. «Нужно чтобы Тимоха выдал ей бумагу с разрешением на жительство. Если он не сможет и пошлёт за разрешением в Березовку, то Кондрат Нечай тоже ей не откажет. А бумагу нужно справить обязательно, а то не дай Бог немцы нагрянут».
        Кроме немцев Полина побаивалась и полицаев. Вернее начальника полицаев, своего  племянника Петра Ясюка. Тот был вредным и злопамятным с детства. Её сыну Олесю часто доставалось от повзрослевшего Петра, за то, что живет при отце, поэтому Олесь всегда избегал встреч с родственником. Перед войной Петро сбежал в город, а там, как стало известно, промышлял разбоем, за что попал в тюрьму. И вот с началом войны он объявился в родных местах и, надев полицейскую форму, стал сводить счёты со всеми неугодными. При этом не щадил даже родственников, которых по линии отца было немало. Полину он тоже недолюбливал с детства. Когда-то он, росший без отца, тянулся к Михаю и ревновал его ко всем, в том числе, к Полине и Олесю. В детстве он часто и подолгу проживал у них. Но однажды, когда он обидел Олеся, который был младше его на шесть лет, Михай крепко всыпал ему. После чего Петро возненавидел семью Корпенко и, как мог, пакостил ей. Его могла сдерживать только мать, но повзрослев, он и её перестал слушать.
        Но год назад, он как-то заявился к ней пьяный и едва не изнасиловал. Оказывается, она возбуждала его, как женщина и он испытывал к вдовой тетке плотоядное чувство. Ей тогда удалось от него увернуться, сославшись на особые женские недомогания. Потом, когда он к ней захаживал трезвый, он уже не делал подобных попыток. При этом почти всегда был не в духе и рычал на неё, как будто тетка была причиной его плохого настроения.
        Но и для злобного Петра Полина Васильевна придумала легенду о племяннице Гапке, которая возвращалась из эвакуации от самого Тамбова. Все же, как родственник, должен помнить про Черниговскую родню. Закавыка была только в том, что русская гостья совсем не знала «украинской мовы», а это могло вызвать сомнение и недоверие к её личности. Но и здесь Полина Васильевна, как ей казалось, придумала выход. Дело в том, что настоящие родители Гапки работали в школе преподавателями: он истории, а сестра Марийка, русского языка. Поэтому всегда в их семье говорили на русском. Потом и сама Гапка стала учительницей начальных классов, а в школе, полагалось говорить по-русски.
        Конечно, у Полины Васильевны возникал и вопрос: «А зачем мне все это нужно? К чему этот риск из-за какой-то русской, которую совсем не знаю? Какая мне польза, кроме возможности потерять свое хозяйство, да и саму жизнь?» И  тут же сама себя спрашивала: «А зачем мне одной все это? Ради кого и чего я живу? Ради этого злобного, похотливого родственника, который и сам это все может забрать, унизив и растоптав? Да и потом мне доверили жизнь и здоровье этой девушки, которая только начинает жить, которая может стать мне по-настоящему близкой и родной. Нельзя не учитывать и того, что когда вернутся русские, а этого нельзя исключать, то они вправе будут спросить, чем мы здесь занимались «под немцем»? А Советская власть строгая, предателей давит и ломает. У меня тогда будет резон сказать, что я, рискуя собой, спасала раненую русскую связистку. Господи, да о чем я думаю? О страхах, опасности, выгоде. Неужели человеческая жизнь не стоит того, чтобы за неё бороться, дорожить ею, помочь стать на ноги. Да воздастся нам за добро добром, за любовь любовью».

3
        Переодеваясь в чужую, крестьянскую одежду, Вера мучительно думала, как ей поступить с полковым знаменем. Продолжать прятать его на себе она уже не могла. Спрятать его под постель или где-то в доме, без ведома хозяйки, было опасно. Не то чтобы за себя она не боялась, но больше думала о том, что может причинить вред доброй женщине. «Ведь если в доме появятся посторонние, даже кроме немцев и полицаев, и версия Полины Васильевны о племяннице Гапки, вернувшейся из эвакуации вызовет сомнения, то власти наверняка могут устроить обыск, - рассуждала она. - Найденное полковое знамя тогда будет смертельным приговором и ей, и хозяйке».
        В комнату вошла Полина Васильевна, бросив цепкий взгляд на смущенную гостю.
        - Что, племянница, ещё не переоделась? Мои девичьи тряпки маловаты или рана не позволяет? Тебе помочь? – пытаясь шутить, спросила хозяйка, но заметив, что под нижней нательной рубахой девушки выступает что-то, поняла смущение иначе. – А, что это за шобол под сорочкой?
        - Простите, Полина Васильевна, что не сказала сразу, но это боевое знамя нашего полка. Я о нем сначала забыла, а вот стала переодеваться и вспомнила, стала объяснять Вера. – Только его нельзя сжигать или портить. Оно для меня и моих товарищей дороже жизни. Поэтому его нужно обязательно сохранить. Но так, чтобы оно ни за что не попало в руки фашистам.
        Вера говорила, горячо переживая. На глазах даже выступили слезы, а саму её уже покачивало. В любой момент она могла потерять сознание. Хозяйка призадумалась. Еще одна напасть на её голову.
        - Как может какая-то плюшевая тряпка быть ценнее жизни?
        - Это не какая-то плюшевая тряпка. Это символ нашего боевого духа и преданности своей Родине. Перед боем каждый воин давал клятву защищать свою землю и свой народ от фашистских завоевателей, целуя это знамя, как святую икону, и был готов кровью доказать свою клятву. Многие погибли с этой клятвой. Я тоже клялась в верности и целовала это знамя. Разве я могу после этого предать святыню?  Вы умная женщина, тетя Поля, и должны меня понять.
        Полина Васильевна посмотрела на свою икону в красном углу, протяжно вздохнула и перекрестилась. «Может, и правда, для нынешнего времени святыни изменились, но ведь не изменилась вера в святую значимость добра и преданности долгу и чести».
        - Хорошо, коли это так важно для тебя, тогда схороним это знамя. Вот только куда?
        - Вам виднее куда, Полина Васильевна. Только надо спрятать так, чтобы, когда наши придут, его было несложно достать.
        - А ты уверена, что придут?
        - Абсолютно. Под Сталинградом мы уже нанесли немцам сокрушительный удар и гоним его обратно в свое логово, освободив уже десятки городов и сотни деревень. Немец, конечно, силен и просто сдаваться не собирается, но перевес уже на нашей стороне. И мы обязательно выгоним его с нашей земли.
        - А, что будет с теми, кто был под немцем? Что будет с нами?
        - Государство разберется. Не по своей же воле вы оказались на оккупированной территории. Вас захватили и заставили работать на них. В этом есть и вина самого государства, что отступало и не смогло защитить вас. Конечно, те, кто служил им верой и правдой, устанавливая их устрашающий порядок, понесут заслуженное наказание, но таких людей мало. Уверена, что большинство против нацистского режима и вынужденно работали на немцев, при этом поддерживают и помогают партизанам. Наверняка есть такие, кто работает на немцев по заданию партии и правительства, собирая информацию для наших войск. Их называют подпольщиками, и они здорово рискуют.
        - Да неужто есть такие?
        - Есть, тетя Поля, всякие есть.
        «Господи, хорошо бы, если бы и Кондрат, и Тимофей Варламыч оказались такими подпольщиками. Хорошие все-таки мужики, не злобивые, не то, что мой племянник Петро Ясюк. Этот не щадит ни своих, ни чужих. Скольких загубил мерзавец. Жаль Ларису, что несет на себе такой позор за его выходки, - подумала хозяйка.
        - Ну, что Полина Васильевна, не придумали, куда спрятать знамя? – истолковала задумчивость женщины взволнованная Вера.
        - Ах, да. Придумала, милочка. Есть у меня молочный бидончик. Знамя твое в него поместится, а его можно будет закопать в землю.
        Вера обрадовалась задумке хозяйки.
        - Только, где его закопать? На улице земля мерзлая, да и соседи удивятся, что вы копаете в это время. Мало ли, сообщат? – спросила она.
        - Под полом в комнате зароем. Не беспокойся, сейчас тебя перевяжу и займусь.
        Полина Васильевна осмотрела и обработала рану Веры, наложив какую-то мазь из трав и меда. Перебинтовала её и уложила в постель, заставив выпить горький настой. А когда Вера легла и почти моментально провалилась в глубокий сон, принялась создавать тайник для боевой реликвии, предполагая, что и её сын Олесь, перед смертельным боем давал клятву и целовал подобное знамя.
        Вера два дня провела в постели. У неё был и жар, и озноб. Она спала и впадала в беспамятство, бормоча в бреду что-то свое сокровенное, а Полина Васильевна, давая ей лекарственный настой, опасалась, что в любой момент могут пожаловать либо фашисты, либо полицаи, и она не сможет объяснить такого состояния своей племянницы. На третий день Вера проснулась с нормальной температурой и, вполне осознавая, что с ней и где находится. Полина Васильевна накормила её и помогла одеться. У неё не пропадало предчувствия, что сегодня к ней точно нагрянут с проверкой. И оказалась права.
        Когда к ней в хату заявился Петро Ясюк со своим надменным выражением лица, женщины сидели за столом и лущили сушеный горох.
        - Так-так, тетушка. Я смотрю у вас пополнение. Кого же к вам принесло?
        - Здравствуйте Петр Михеич, - поздоровалась Вера, подготовленная к встрече. – А я Агата Тарута, ваша двоюродная сестра Гапка из Чернигова. Помните? Мы с родителями приезжали к вам в 1936 году. Вот возвращалась из эвакуации, шла к вам, а задержалась у тети Поли.
        - Да, Петро, помнишь свою сестренку из Чернигова? Я уж уговорила её пожить у меня. Всё никак наговориться не можем. Она так выросла, так напоминает свою мать, мою сестру Марийку, в молодости, что наглядеться не могу, - подхватила Полина Васильевна и даже пустила слезу, как настоящая актриса. – Царствие ей небесное, моей сестричке. Ну, вспомнил?
        - Нет, совсем не помню, - смутился и как-то растерялся от неожиданности грозный старший полицай Ясюк. – Тетку и дядьку, кажется, припоминаю. Помню, что крутилась под ногами какая-то мелкая пигалица, но точно вспомнить не могу. А, что с ними случилось, что ты слезу пустила.
        - А, тебе матушка не рассказала разве? Ну да, тебя тогда с нами не было, - снова заплакала, уже не пытаясь играть роль, Полина Васильевна.
        - Отца, в 1940 году забрало ОГПУ по чьему-то доносу, и неизвестно о нем ничего, а мама перед самой войной умерла от воспаления легких, но я думаю от рака, в котором врачи не хотели признаться, - Вера-Гапка тоже заплакала, чем ещё больше смутила Петра.
        - А, зачем эвакуировалась к москалям?
        - Так заставили. Я преподавала в интернате, в младших классах, поэтому вместе с детьми и вывезли. Сначала в Курск, потом в Тамбов. Но, по дороге туда, эшелон разбомбили, пришлось мыкаться искать пристанища в деревнях под Курском, но и туда пришли немцы, и я решила вернуться обратно на Украину. Вспомнила про вас, мою дорогую родню и вот теперь здесь. Завтра с тетей Полей собирались придти к вам, к тете Ларисе в Березовку.
        - Ладно, Гапка, живи пока у тети Поли. Потом, как-нибудь примем вас у себя. А давно ты сюда заявилась? На учет у старосты встала?
        - Конечно, Петро, староста о ней знает. Только на учет хотели в Берёзовке встать. А живет у меня уже с неделю. Пришла вся больная, усталая, поэтому я её пока  подлечила, чтобы вам с ней не пришлось мучиться, - объявила Полина Васильевна.
        - Нет. Я сказал, пусть живет у тебя, и на учет здесь, у Тимохи должна встать. У нас на этот счет строго. Обязательно проверю, - строгость в голосе вернулась к Ясюку. Ему предстояло еще проверять хаты в селе. Эта девчонка была совсем не похожа на раненую русскую радистку, да и историю о семье рассказала правдивую.
        - Может, отобедаешь с нами. Я щей с утра наварила, картошки напекла, - Полина Васильевна выказывала максимум радушия своему нелюбимому племяннику, только бы он не затаил черных мыслей.
        - Для обеда ещё рановато. Не хочу. Недавно завтракал. Да и дела ждут.
        - Ну, тогда, может, горилки. Для хороших гостей берегу, - суетилась хозяйка, доставая из шкафчика литровую бутыль чистейшего напитка.
        - От стаканчика не откажусь.
        Остаканившись и даже не закусив, лютый родственник, покинул гостеприимный дом своей тетки. С появлением молодой девицы, она сама, как показалось Петру, утратила моложавость и привлекательность, стала суетливой бабой-наседкой. Однако мысль, что таилась в нем с юношеских пор, овладеть телом своей тетушки продолжала теплиться в нем. «Правда при новой жиличке это будет сложнее, но придумаем потом, как от неё избавиться, чтоб не мешала, - подумал он. – А то сошлю её обратно в Чернигов или…, хм, обеих приласкаю. Но это потом. Пока будем искать радистку».
        С его уходом обе женщины перевели дух. «Если он не тронул, значит, можно пока быть спокойными, - обрадовалась в душе Полина Васильевна. – При своей «сестренке» у него, надеюсь, не появится желания приставать ко мне». 
        - А, как теперь быть со старостой? – спросила Вера – Ведь, чтобы стать на учет, наверное, какие-то документы потребуются?  Поверит ли он?
        - За старосту не беспокойся. Тимофей Варламыч мужчина хороший, добрый, да и на меня глаз положил. Сделает, что скажу. Я уже, пока ты в бреду лежала, переговорила с ним. Рассказала нашу байку. Про документы сказала, что потеряла ты их при бомбежке. Он тебе бумагу нужную справит. Ну, а после того, как у нас побывал главный полицай Петруха и дал добро на твое проживание, он и вовсе возражать не будет.
        - Спасибо вам, тетя Поля. Вы замечательная женщина. Я всегда буду помнить, что вы для меня сделали, и обещаю, отплачу вдвое, - Вера насколько хватило сил приобняла свою спасительницу.
        С этого дня жизнь потекла спокойная и размеренная. Вера выздоравливала, её рана, благодаря народным средствам заживала быстро. По мере сил она помогала по хозяйству и с упорством изучала украинский язык. Через неделю она стала выходить во двор, дышать свежим воздухом. И оставшись наедине со своими мыслями думала о любимом Афоне, о его ребенке, которого носила под сердцем и молилась, чтобы все были живы. Вспоминала, конечно, и о капитане Ногтеве, и своих однополчанах, не догадываясь о том, что кто-то из них сообщил немцам о её нахождении в деревне, а службы контрразведки, охранных подразделений и полиции ведут её розыск. Кольцо поисков сужается, а тучи над головой сгущаются. Но пока Вера чувствует себя в безопасности и хочет хоть что-то узнать о своих боевых товарищах, а главное о муже, Афоне Кобликове.

4
        Прошло две недели с той памятной ночи, когда её раненную, истекающую кровью, соратники оставили в украинском хуторе у одинокой крестьянки Полины Корпенко. Вера постепенно набиралась сил и шла на поправку, если не считать той хандры, что нападала на неё при мыслях о неизвестной судьбе её Афони. Всё больше «а, вдруг…» возникало в её голове и давало повод для переживания за него. Неизвестность, как принято считать, раздражает больше всего, а домыслы, как правило, носят негативный характер. Поэтому Вера просила хозяйку узнавать, хоть какие новости о советских воинах, тем более, что та пользовалась благосклонностью местного старосты. Но новостей, как назло, не было. Да и староста не часто покидал пределы села.
        Через пару дней после визита племянника-полицая Ясюка, Полина оформила у Тимофея Варламыча документ, что Вера, то бишь, Гапка Тарута проживает в Ковалево на законных основаниях и даже имеет право перемещаться в пределах района.
        На другой день, когда хозяйка собралась на базар в Берёзовку, Вера упросила ее разузнать у главного старосты района о советских воинах, выходивших из окружения. Ведь должны были их хоронить, а значит, могут быть списки похороненных. Конечно, надежда слабая: кому интересно знать об убитых вражеских бойцах?  Закопали в землю, чтоб не смердели и баста. Но, мало ли? Всякое бывает. Ведь хоронить могли поручить местным жителям из ближайших сел и хуторов, а они, по найденным документам могли узнать фамилии погибших. Теоретически, такое, вполне, могло быть. Но было ли? Ведь хоронить убитых могла и специальная похоронная команда какой-нибудь воинской части.
        Хозяйка вернулась из Березовки поздно, но кое-какую информацию добыла. При встрече со старостой Кондратом Нечаем она узнала, что погибших окруженцев хоронила похоронная команда немцев с привлечением полицаев и нескольких жителей ближайшего села Ковалевское. Кое-какой список составить удалось, но не при всех были найдены документы. В списке фамилии Кобликова не значилось. Могила москалей, как её назвали полицаи, находилась недалеко от большака в одном из оврагов, километрах в трёх от Ковалевского.
        На следующий день Вера, несмотря на отговоры Полины Васильевны, направилась к тому оврагу, надеясь хотя бы точно знать место похорон своих однополчан. Ей не сразу удалось найти эту братскую могилу, так как местность изобиловала овражками, буераками и впадинами. Вполне можно было заплутать. Но все же она нашла ее с самодельным косым крестом на котором коряво было написано: «Могила москалей», и дата: март 1943 року.
        Что могла найти на этой могиле Вера, она и сама не знала. Надеялась, что встретит сердобольную старушку, а та расскажет ей какие-то подробности. Но никого она не встретила. Была мысль сходить в село Ковалевское, но её интерес мог вызвать подозрения у местных полицаев, и она пошла домой. Не успела пройти и пол-ста метров, как, вдруг, услышала выстрелы. Вера присела. Стреляли где-то совсем рядом, слева от неё. Она осмотрелась, но никого не увидела. Выстрелы возобновились. Они звучали сериями по три-четыре. «Может, расстреливают кого-то? - мелькнуло в голове у Веры. – Возможно, кого-то из пленных».
        В полуприсяде она двинулась на звуки к ближайшей балке. Внизу овражка она увидела группу мальчишек, стрелявших из пистолетов по воткнутым в землю дощечкам, представлявшими собой мишени. Пацаны были совсем мелкими. Старшему было не больше девяти лет, а младшему, не больше шести.
        Отстрелявшись, они подошли к кустарнику у одной из расщелин, покопались в нем, а затем, обсуждая что-то между собой, вылезли из овражка и направились в сторону села. Вера сначала хотела окликнуть их, чтобы забрать у них оружие, ведь таким малышам опасно обращаться с оружием, но потом догадалась, что пацаны вряд ли взяли его с собой в село, а скорее спрятали в том самом кустарнике. Она спустилась в овражек и проверила свою догадку.
Раздвинув ветки кустарника, она обнаружила вход в расщелину, где был образован небольшой грот. Там были несколько небольших оружейных ящиков, в одном из которых увидела несколько пистолетов и ракетниц. В другом ящике было не меньше сотни патронов, ещё в одном несколько лимонок с запальниками для них. Нужно было только вкрутить детонатор, выдернуть кольцо и бросить во врага.
        Сначала Вера обрадовалась находке. Она умела обращаться с оружием, и оно могло ей пригодиться. Но с другой стороны оружие при ней или в доме Полины Васильевны могло погубить при обыске. Вера задумалась: брать или не брать оружие из тайника.
        «С одной стороны это опасно, но с другой, она должна быть готовой уйти в лес к партизанам, когда за ней придут, или если ей, вдруг, придется защищаться». Решив, что прошедшие две недели после визита главного полицая прошли спокойно, то её вряд ли снова будут проверять. Тем более начинало смеркаться и возвращаться в хату Полины придется в темноте, а значит, её могут не заметить.
        Она выбрала один из наганов, зарядила его и сунула во внутренний карман тулупчика. Прихватив еще пару десятков патронов и гранату, Вера направилась обратно в Каменку, соблюдая максимальную осторожность и скрытность.   
        Полина Васильевна встретила Веру упреком. Она уже два часа не находила себе места, беспокоясь за «племянницу». Вечером к ней заходил Тимофей, приехавший из района. Рейхскомиссариат затребовал все сведения за последний месяц прописанных в деревнях, селах и хуторах, а также вновь прибывших и вставших на учет. Вынужден был и староста Ковалево представить свои данные. Кроме того он узнал и передал Полине, что в соседнем районе в деревне Каменка, в двадцати с лишним километрах от Березовки, группа взятых в плен советских воинов была освобождена из-под стражи в результате дерзкого налета на комендатуру и сбежав, укрылась в лесу. В результате преследования и завязавшегося боя, часть из них была убита. За содействие в побеге пленных некоторые местные жители были казнены.
        - Ты бы, милочка, поменьше гуляла, где не треба. По всем статьям, я за тебя отвечаю головой: и перед вашими, и перед немцами. Если узнают, что ты не та, или твое поведение будет подозрительным, то конец придет нам обеим. Да и не восстановилась ты полностью. С таким ранением нужно минимум три месяца лечиться.
        - Хорошо, тетя Поля. Буду сидеть дома и носа на улицу не высовывать, - Вера согласилась с хозяйкой. «Ведь, действительно, мои блуждания связаны с большим риском, а толку от них никакого. Хотя…, мне же повезло найти оружие, а это большой толк в наших условиях, - подумала про себя Вера. – Вот только нужно спрятать наган на чердаке под соломой».
        После ужина она поднялась на чердак и стала подыскивать подходящее место для тайника, но вдруг услышала рокот мотоцикла. Два дюжих «эсэсовца» вошли во двор и, схватив работавшую там хозяйку, грубо затолкали её в хату. Один из них, с сильным акцентом говоря по-русски, стал спрашивать у Полины Васильевны, где она прячет жиличку.
        Полина все поняла. Немцы приехали прямо к ней, а значит, уже все знали про русскую связистку. Она лишь пыталась сделать вид, что не понимает.
        - Вы про мою племянницу спрашиваете?
        - Где она? Говори правда, швайн. Неправда, будешь расстреляйн, - верзила больно сжимал ей руку.
        - Так она ушла. К родным ушла, в Березовку, - продолжала лгать Полина Васильевна.
        - Врешь, сука, руссиш швайн, - и немец со всего размаха ударил женщину по лицу.
        Полина Васильевна упала навзничь, от чего подол её юбки задрался, показав немцу нижнее белье. Другой фашист заглядывал в комнаты, закоулки и шкафы в поисках Веры. Держа автомат перед собой, он готов был в любую минуту открыть огонь.
        Вера, притаившись на чердаке, не знала, что ей делать. Она сжимала ручку нагана, готовая тоже стрелять на поражение. Она решила, что если немец, который направился к лестнице на чердак,  начнёт подниматься по ней, она выстрелит в него.
        Полина Васильевна с трудом поднялась на ноги, вытирая кровь из разбитой губы. Её покачивало, но она продолжала говорить услужливым тоном, что господин капрал зря ей не верит.
        - В Березовке живет мой родственник. Он старший полицай района, Петро Ясюк. Его мать – моя сестра Лариса Ясюк. Моя племянница Гапка, пошла к ним в гости.
        Немец неожиданно рассмеялся и стал говорить со своим напарником по-немецки. Потом повернулся снова к Полине и приказал:
        - Раздевайся. За то, что ты врёшь, я буду тебя наказывайт. Тебе будет больно, пока ты не говоришь правда.
        Полина Васильевна растерялась. Она сняла с себя пальто, оставшись в кофточке и юбке, но дальше раздеваться не решалась. Она не понимала, зачем это нужно. Фашист же подошел к ней вплотную и, ухватив её одежду за воротник, резко дернул её вниз. Ткань затрещала и порвалась, а женщина упала на колени, пытаясь руками прикрыть оголившееся тело. Фашист заржал, как мерин. Другой сел на скамью и стал на своём языке что-то подсказывать товарищу, при этом его лицо расплывалось в довольной улыбке. Тот же, что сорвал одежду, подошел к женщине вплотную и, расстегнув свои брюки, вытащил перед лицом жертвы свои причиндалы.
        Вера, наблюдавшая за происходящим через щель в чердачном полу, онемела от такого унизительного поступка фрица. Кровь ударила ей в голову, а буря возмущения толкнула её к чердачному люку. Сжимая в руке наган, она буквально съехала по перилам лестницы вниз и оказалась лицом к лицу со стоящим перед Полиной Васильевной насильником в эсэсовской форме. Ствол нагана выплюнул в его мерзкую физиономию сразу две пули. Одна попала в глаз, другая рядом с носом, отбросив фашиста в угол.
        Сидевший сбоку от неё другой немец, растерялся от неожиданности. Намереваясь насладиться картиной унижения женщины, он увидел кровавую бойню. Эта растерянность спасла Вере  жизнь, так как немец только начал поворачивать в её сторону автомат. Еще два выстрела из нагана пробили его широкую грудь и свалили со скамьи на пол. Падая, он нажал на курок автомата, но пули улетели в потолок хаты.
        Стоявшая на коленях Полина Васильевна, была в шоковом состоянии. Она пережила сильный стресс, и просто сидела на полу, переводя взгляд с трупов на Веру и обратно.
        - Тетя Поля, нам нужно бежать. Одевайтесь, - жестким голосом скомандовала Вера. Ей нужно было встряхнуть хозяйку и вернуть её к пониманию действительности. И это подействовало. Полина Васильевна стала собираться.
Выстрелы в доме Корпенко взбудоражили все село. Многие видели, как к её двору подъехал мотоцикл  с коляской и двое фашистов зашли к ней во двор. Выстрелы для многих означали расправу над Полиной и её племянницей. Но время шло, а фашисты не уезжали и не ходили по дворам. Люди боялись, что расправа над одними перекинется на других.
        Староста села Тимофей Варламыч Кулик спустя два часа отважился пойти в хату Полины, чтобы выяснить, что там происходит. То, что он обнаружил там, и обрадовало, и напугало его. Обрадовали трупы немцев, которых он сильно ненавидел и вынужден был пресмыкаться перед ними, обрадовало, что не нашёл убитыми женщин, ведь Полина была ему не безразлична. Но напугало и сильно озаботило, то, что немцы могут устроить кару всему селу, о чем он не раз уже слышал. Он, прежде всего побежал по селу и предупредил селян, чтобы все бежали из него, кто куда может. Ну, а потом запряг мерина и поехал в Березовку извещать районного старосту и главного полицая о случившемся.

(полную версию романа можно прочитать в книге)