Стихи о севере

Полярная ночь

Кожей чертовой обитый чемодан.
Попадешься, и не выйдешь, не проси.
Фонари навстречу выставят посты,
Но не сдастся черный полюс, Чингисхан.

А в порту суда рыдают, как цари,
Рыбы-луны надувают пузыри.
Ночь завязывает нас в глухой мешок,
Отпечатав на сетчатке свой ожог.

Чтобы сделались нежнее лебедей,
Поцелуями наполнили эфир,
Чтоб рассудок, неподкупный конвоир,
Никогда не пересек Гиперборей.

В прошлой жизни ты процентщицу убил.
Из пучины персияночку не спас.
Иль, обманут черным жемчугом судьбин,
Сжег в раскольничьем костре иконостас.

Ах, полярной кармы утлый чемодан,
Он за наши прегрешенья чертом дан.
Злые хлыстики украденных секунд –
День и ночь они морскую зыбь секут.

Ах, поедем мы в Игарку, в Магадан,
Выпьем, сбацаем чечетку по зыбям.
Привезем оттуда денюх чумудан,
Пустим золото по съеденным зубам.

Что ж, отчаливай! Отчаянна вода
В шрамиках незамерзающих обид.
А за Полюсом открыты ворота
Тех широт, где сердце больше не болит.


Светлячки

Я не шатаюсь
Праздно, меж ласковых ветерков.

Очень стараюсь,
Я приручаю светлячков.

Как это трудно,
Я непосильный взяла подряд.
Но изумрудно
Вспыхнут они, сто ночей подряд.

Я обжигаюсь,
Я перепачкана их пыльцой.
Штопаю гарус
Лунный, печали пилю пилой.

Много ли пользы?
Стайка улыбок, роись в тюрьме!
Азбуке Морзе
Строю скворечник. Живи, тире!

Ты летай в ночи моей, ты не тай,
Феничка серафима,
Файр-флай.

Два светофора
Щеки в ночи, и ладонь горит.
Пьяным заборам,
Ведьмам и лилиям - путь открыт!

Где вы, девчонки?
Ночь кровожадна, как рыба-меч.
Пятна зеленки
Вылечат раны несчастных встреч.

Спросит Всевышний
Там, между ангельских облаков:
–  Как они? Вышло?
Я протяну ему светлячков.



Мурманские строфы

В сумерках нутро лавчонки
Заблистало, как смарагд.
Электрической расческе
Поздний покупатель рад.

Черноглазы кофеварки,
И в неоновом луче
Важно, будто катафалки,
Едут печи эсвэче.

А троллейбусы, как бесы,
Тролли верткие, хитры.
И вальсируют над бездной
В кринолинах фонари.

Под крылом Дворца культуры
Весь чугунный, будь здоров,
Киров, вставши на котурны,
Проклинает брокеров.

Я споткнулась, слышишь, мудрость,
На ступеньках бытия,
В долгий обморок и в Мурманск
Провалилась жизнь моя.

Но цыганскою чечеткой
Проскакал по крыше свет,
Электрической расческой
Расчесал полярный бред.

В валенке у черта стрёмно.
Хор сирен выводит томно:

Всех – обуем! Всех – обставим!
Всех – причешем! Всем – труба!

Кто бредет ко мне во мраке?
Полубаки, хвост собаки –
Баба ли? Али-Баба?

Свет мне дал большую фору:
В вечном сумраке мирском
Утешаюсь светофора
Изумрудным козырьком.

И не ждет душа фиаско,
Если реет высоко
Цвета знойного фетяско
На Пяти Углах – АСКО*.

* Страховая кампания (канувшая в Лету).




Полуостров Кольский
               
Полуостров Кольский
От наледи скользкий.

Хитрый мыс Цып-Наволок –
Цап тебя, и в наволок.

Летом плыли на Кильдин,
Острый киль касался льдин.

Заклинай, Дудинки
дудочка – дождинки!

Ты зажги, Игарки
искорка – огарки!

У реки Печоры 
Лишь печали чары.

Но к примеру, Магодан –
Неужели, магом дан?

Иль, допустим, Воркута,
Вору тридцать три кута?

Нарьянмар мой, Нарьянмар!
Нету Марьи, много нар!

Северные детки,
Как вы, снегирятки?

На земле ни колышка,
В воздухе ни крылышка.

Тундра –
Трудно.

Все же, в Ёне ёночка
Выросла, как елочка.
В платьишке дешевом,
А хоть на бэби-шоу!

Приезжала камбала
На телеге в Тайболу,
Привозила Таечке
Пастилу и мушмулу.

У причала в Лавне
Девочки на лавке
Делят в море лодки,
Будто шоколадки:

– Вот – моя! А вот – моя!
– Ну а я беру – маяк!

А в полярной Африканде
Все честные африканцы
В старшей группе, по команде
Негрские танцуют танцы.




Снежинка

У нее восемь душ:

Зверь, цветок и мгновенье,

Сон, соринка, недуг,

Группа крови, натянутый лук,

В послесмертье распахнутый люк,

Божье стихотворенье.

Холод, как от
наркоза в груди,
Ночь рождественская впереди.
Нам осталась на свете одна
Белизна, белизна.

Дай, декабрь, уколоться о звездные стрелы,
И по нитке скользить научи.
Нам, сестрички, старлетки, астреллы,
Рук привычней – лучи.

И в сумятице зимнего дня,
Может, кто-то узнает меня.
Увидав снегопад из окна,
Скажет: это она.

Вот лечу и лучусь, впопыхах и вслепую,
Но в блаженном бесплотном строю
Никого не сужу я, и равно целую
Рукавицу, кору, колею.

И над крошевом незавершенного спора,
Голубым заметая пером,
Я миную без страха, свершусь без укора
И воскресну, в обличьи втором.




В городе тридевятом         
            
В городе, не согретом
Златыми лучами Феба,
Назвала я себя  поэтом,
Беспечна, юна и нелепа.

И выйдя из дому в сочельник,
Твердя стихи, как заклятье,
Я шла сквозь метельный пчельник
В белом открытом платье.

Оставляют норд-веста
Объятья – ожог на коже.
Я шла сквозь снег, как невеста,
Я улыбалась прохожим.

Если вас в вашей комнате
Пробирает озноб,
Вспомните меня, вспомните –
Белой таволги сноп.

Раз в отеле многоэтажном,
На двенадцатом, в баре «Акула»
В отчаяньи неэпатажном
Я окно распахнула.

И я бы шагнула в небо,
Обняв огней панораму,
Если бы ветер нервно
И зло не захлопнул раму.

Пальцы содрав до красной
Крови, о шпингалеты,
Поймешь, все было напрасно.
Кому здесь нужны поэты!

Я, город, тебе помеха,
Щепотка морского праха.
Проснувшись в ночи от страха,
Пойму, что не слышно эха.

Эхо исчезло, эхо!
Воском залито ухо.
Это эпохи веха:
В мире, как в танке, глухо.

Кто, поймав мое слово,
Как почтарь – бандероль,
Мне пришлет его снова,
Стран и времен пароль?

Надевая пальто,
Заключаю: никто.

А легко ли рассветам,
Или там, звездопадам –
Поделиться секретом
С первым встречным, как с братом?

В городе тридевятом,
Даже с барбитуратом
За щекой, вопреки изветам,
Страшно мне быть поэтом.

В теннис играть со стенкой,
Выпить вдвоем со склянкой,
Беженкой, китежанкой
Жить, в правах пораженкой,
Как в снегах парижанкой.
 
Увы, летучие рыбы
До берега не долетают.
Мне воздуха не хватает.

Но ледяные глыбы
От дыхания тают!

Песни, слетаясь стаей,
Нас облагают данью.
Бросишь стихи – настанет
Глобальное похолоданье.

Прочтите меня после смерти,
Я пост, я письмо в конверте.
Перешлите на Яндекс,
На Бога почтовый ящик.

Зяблик, сестра в наивном
Бальном атласе – хочешь
Тронуть губами иней
С неба упавших строчек?

Выйди в метель с букетом,
Даже если взорвался атом.

И в дыме Иосафатовом
Кто-то быть должен поэтом.               
               


Рождество
               
Я переулком Рыбным шла,
Дитя на саночках везла.

В скрипучем колпаке фонарь
Прозрачные расставил сети
На наши взоры, как рыбарь,
И радужки блесной отметил.

Там сквозь бетон, кирпич, огни
Неуловимые одни,
Текли метельные верблюды.

Играли тени в чехарду,
И слива терпкая простуды
Саднила у меня во рту.

Что за сугробами? Москва
Иль Воркута? А может, Дели?
Лугов эдемских мурава,
Пустыни адской иммортели?

Здесь был мой первый детский сад,
И триста лет тому назад
Снегурочкой в крахмальной марле
Споткнулась я о рампы луч,
И все ж, нашла хрустальный ключ,
«От марта ключ», в цветном тумане.

Я ощутила Рождество
В пещере модной магазина,
Как с херувимами родство,
И елку выбрала для сына.

Избушек мимо и волков
Я шла, походкой облаков,
Гриппозным расцветая жаром.

И первый встречный на вопрос,
Как звать, красавчик? – смугл, непрост,
Ответил гордо: Бальтазаром!

И загалдел бакланов хор:
– А где Гаспар? Где Мельхиор?

Под ним дымился, тлея, снег,
Над ним рекламы рдела астра.
Из ада совершил побег
Совсем недавно, байтер-гастар.

И нет умней его в пельменной,
А стало быть, во всей Вселенной.

Пойдем со мной, он говорит,
Туда, где рак в звездах горит.
               
Пойдем со мной за ту реку,
Где ты на все узнаешь цены,
Где прокричит кукареку
Петух Петра, суфлер измены.

О, кто ты, странный азиат,
Не приморозь меня волшбою!
Твой пыточный узбекский  взгляд
Как хлыст гуляет над толпою.

Он человечьи на базар
Сбирает кожи, Бальтазар,
И отпускает их, с поклоном,
Украсив джином иль драконом.

– Ты роза голубого цвета,
Аллах прости тебя за это.
«К продаже не разрешена» –
 Вот что читаю я с печалью
На лбу, отмеченном печатью,
И в этом вся твоя вина.
               
Кивая сумрачной чалмою,
Лучась улыбкою чумною,
Он смаковал словес миндаль.
А в складках лисьего халата
Звезда мигнула воровато –
Султаном данная медаль.

И я б пошла на хитрый зов –
Меджнуну что терять в пустыне! –
За лес, за полюс, за Азов,
Но вспомнила о спящем сыне.

             


Норд-Вест

Кипящей бездны господин,
Держатель акций биржи бреда,
Прощай, Норд-Вест, лишь ты один
Меня не продал и не предал.

К причалам нашей Злой Щели
(Безлюдье? Нет, бесчеловечье)
Ты слал за мною корабли
Из всех портов звучащей речи.

Ты крылья чаек наточил,
Изгрыз гранитные террасы,
Канатом из яремных жил            
Скрепляя якоря Сперансы.

Ты назначал свиданья мне,
Скользя, повесой, по ступеням, -
Не под сиренью, на скамье,
В прилива рваной, пьяной пене.

Югору бросив и Ямал,
Все ледоколы, субмарины,
Одну меня лишь обнимал,
И пел, нежнее окарины.

Поставив на жасмин в росе,
Свирели, пасеки, оливы –
Здесь Полюс проиграют все,
Кто хочет просто быть счастливым.

Здесь на небо кладут венки,
(Не на житейское болото!) –
Где спит, сорвав чеку строки,
Поэтов-мальчиков пехота.               
               
А снежных кавалеров рать,
В эфире всех радиостанций,               
Сквозь шум помех, твердит: искать! 
Найти, бороться, не сдаваться!

Дойдешь, и станешь знаменит.
Застынешь над крутым карнизом –
Ты айсберг, радуга, магнит,
И лирикой насквозь пронизан.

Мы погибаем за любовь
На этих вздыбленных широтах.
У страсти в арестантских ротах
Служа, Норд-Вест, не прекословь.
               
Мой друг единственный, прощай!
Нам врозь теперь гулять по миру.
Но, с рук на руки передай    
Меня – евксинскому Зефиру.




Прощание с севером
               
Север светел, как ресторан.
Нота ре и с нею сто ран
Надрывают сердце по-русски,
И ветров заломлены руки.
         
Эта даль с холщевой сумой,
Этот слепорожденный воздух,
Этот сумрак глухонемой –
Им настанет желанный роздых.

Север – в накипи всех обид –
Голубым платочком накроет,
Предсказанием удостоит,
Воскресением  наградит.

«Над Арктидой тайна мерцах».
Ты покоишься на мертвецах,
Север. Стынет Последний Остров,
А под ним – обглоданный остов.

Здесь в нетающей мерзлоте
Спят, обнявшись, жених с невестой,
В нестареющей красоте,
Будто в колыбели небесной.

Чтоб отпраздновать свадьбу вновь,
Долюбить земную любовь,
Чтоб дыханиями своими
Мы, живые, сплетались с ними.

Миллион, по статье расстрельной
Канувших – лежат в хрустале,
Голоса – в заплачке метельной.

И восстанут, когда во мгле
Времени взорвется реле!

Вот и я в нашей вечной азбуке
Заморожена, словно в айсберге,
Назови по имени – Ольга,
Выпрыгну, как луч из осколка.

               


Лирандель

Я была, капель, твоей фанаткой,
На руке непарной рукавичкой,
И бродячей Жучки медсестричкой,
За кампанию с утенком, гадкой,
Метроманкой и стихоголичкой,
Странствующей тучки съемной бричкой.
               
Здравствуй, водосточный мой гобой,
Я твоя гитара, пес с тобой.
Шалый, шелудивый пес с тобой.

Нет, я родилась не в октябре –
В мартобре.
             
Двор, скамья –
Вот и вся Испания моя.
             
Компаньонкой фортепьянной мыши,
Даже – подымайте планку выше,
Строчки неотвязные мыча,
Спонсоршей чердачного бича,
Я была, брадатого сыча.            
             
Но когда гуляла белой ночью
По причалу, в кружевных чулочках,
В мини, в босоножках золотых,
Все мальчишки пялились на них.

Слово дал – теперь женись,
Вот и жди меня всю жизнь,
Ты поклялся, под фатой-метелью,
Мурманск, я была твоей невестой,
         
В тощенькой брошюрке нонпарелью,
Бомбардиром пущенной шрапнелью,
Cил потусторонних креатурой,
В кабинетах – лишней канителью,
Нераспроданной литературой,
Нет, не местной, вовсе неуместной.

Как в хиджабе – некой Неизвестной.

Портовой метрессою Норд-Веста.

Городской неизлечимой дурой.

Анекдотом, шутовской фигурой:
Ласточкою с лирой.

Все ж в мороз
Мне однажды преподнес матрос
Тридцать веточек златых мимоз.

Отставной путанки квартиранткой,
Язвой-ранкой, жеваною ханкой,
Я бывала, жизнь, твоей чеченкой,
Я бывала, жизнь, твоей афганкой.

На крючке истории приманкой.
Человеческою вермишелью.
             
Люди, отрывайте крылышки,
На шашлык точите колышки.

Вам – из пташек дефиле,
Вам бы девичье филе.
Вам – из ласточек рагу:
«Жрать фастфуды не могу».

И какого же удела,
Оля, жизни ты хотела?

Ну, жива, на том спасибо,
От беды на волосок:
С козырька сорвавшись, глыба
Пала, не задев висок.

Распахнула дверцы клетка
Улетай на волю, детка!

Над стрехой пляши чечетку,
А могла бы впасть в чахотку,
Или встретиться с Цингой,
Теткой, бабою-Ягой.
             
А могли б – Кузьма космат,
Снова сунуть в каземат.

В сердце отыскать порок
И навесить новый срок.

Пробежаться б, вслед за мышью пьяной,
Вдоль по всем октавам фортепьяно!

Оцифрованная властью гугла,
Под покойницкою пудрой кукла,
В заресничном парке отдыха
И у пыточного озера,         

Кали щучьезубой, львиногривой
Изе – я представлюсь лиранделью,
Той же, несчастливой, но счастливой,
Вилохвостой, с невозможной лирой,
С треугольной в тесном горле трелью.




Герда и Кай

Я не была гордой,
Но я была Гердой,
И в сапогах из жасмина
Исходила полмира.

И без меня сполна
Не настанет весна.

Мне любимые дороги,
Солнечные враги.
А на торосы-айсберги
Есть надежные обереги –
Две руки.

Знаю, заставит совесть
Соль есть.

Не принимают Полюсы
Нашего страха полисы.

И не скует лед
Ахеронов и Лет.

Над землею кружится
По одной из орбит
Мерзлая рукавица
Детских моих обид.

И в сумасшедшем Мурманске
На улице Полярные Зори
Еще взойдут на морском песке
Мои полярные розы.

В суете, в людской слепоте
Все летят, окликая
Ненаглядного Кая,
Стихи словно лебеди.

Я не была вечной,
Но я была верной.

Все-таки, я жила,
Чтобы ушла зима.




Для кого вы пишите, Ольга?

Запорожцы – султану,
Курбский – царю-Ивану.
Не тревожу пашу,
Радуге я пишу.

Дедушке – Ванька Жуков,
Местный поэт – в ЭКСМО,
А я водопаду звуков
Отсылаю письмо.

Ты лети, моя весточка,
Распахнется в небе калитка,
И улыбнется ласточка:
От Ольги пришла открытка.