Апельсины на снегу

 Пролог
Пожилая грузная женщина понуро  ожидала в коридоре на диванчике.   
Наверное, где-то поблизости находилась кухня или столовая :  доходили запахи то супа, то молочной каши.  Она так торопилась, что ничего не перекусила дома, даже чаю не попила. Но есть не хотелось, только пить.   А  попросить здесь даже воды принципиально  не хотела. Никаких с ними отношений, забрать своё  и уйти, чтобы больше никогда…
Наконец-то появилась та, которую она  заждалась, директорша:
 – Это вы пришли забрать детей
Женщина подняла голову и ответила резко:
– Да!  Им здесь не место!
 – Ну, вас не поймешь, - директорша явно сердилась. – Одна привезла, заявила, что не нужны.  Другая  примчалась, -  хочет забрать.  Вам дети что, игрушки? С котятами и то так не поступают.  Хорошенько  подумайте, - потом  придете! - И она, отвернувшись,  быстро зашагала прочь.
– Никуда я без них не уйду.  Дочь, не посоветовавшись со мной, такую дурь отмочила!   Я, как узнала, -  всю ночь не сомкнула глаз… Утром сюда приехала, у вас еще всё было закрыто… Мне сказали:  директор будет после обеда… Я   прождала  весь  день… 
Директорша оглянулась.  Женщина,  едва  поспевавшая  за ней следом,  задыхалась,  по-рыбьи  хватая воздух ртом. Одутловатое лицо её от волнения покрылось красными пятнами,  глаза блестели от проступивших слёз:
 – У меня сердце разрывается…  что они сюда попали…  Пока я жива… никому их не отдам! 
 - Хорошо, - директорша вдруг сменила гнев на милость.  – Пойдемте со мной!
Она усадила  бабушку в своем кабинете и распорядилась  привести  детей, оставленных  накануне  матерью.
Мальчишки вошли  в сопровождении воспитательницы. Не белые и не черные – метисы. Кудри, как смоль. Первому – пять, второму – три с половиной года.  Вовочка и Саша.  У них были другие имена, которые дал им отец, африканец. Но бабушка упрямо  называла  их  по-своему.   
Она ожидала, что ребятишки  обрадуются и  кинутся к ней.  Но они  взглянули на неё, как на чужую,  и тотчас  опустили глаза. Не решаясь подойти, понуро  глядели  себе под ноги, будто  уже смирились с судьбой.  Откуда она могла знать, что  их память еще  хранила   вопли   матери:  Отцу вы не нужны, почему я одна должна с вами мучиться?!  Как я устала! Ни одного светлого дня! Не могу больше! Не могууу!
Они мало что  поняли из этих слов,  просто  почувствовали, что им не рады, что без них маме лучше.
Тогда бабушка  подошла  сама,  кое-как опустилась на  непослушные   колени, чтобы заглянуть  ребятишкам в глаза: 
- Ну, чего носы повесили? Забыли, что у вас бабушка есть? Я забираю вас к  себе. Как же я без вас-то?  И покуда я жива, ни-ког-да и  ни-ко-му  вас не отдам. Слышите? Ни-ког-да и ни-ко-му! Я вам это обещаю. 
За свою  маленькую жизнь ребятишки смогли уяснить, что бабушка, хоть и не такая родная как мама, но всё равно человек надёжный, которому можно довериться. Всё также не поднимая головы, старший братишка приник  к бабушкиному плечу.  Вслед за ним   младший  потянулся  вперёд и обнял бабушку за шею.  Она обхватила их руками.  Долго они  стояли так,  крепко прижавшись, как будто заново прирастали  друг к другу.  Бабушка по очереди целовала  ребятишек,  и плечи её вздрагивали.  Директорша и  воспитательница  замерли, боясь  проронить хоть  слово.  Потом помогли   бабушке подняться, подхватив  под мышки. 
Они шагали, обходя весенние лужи, к воротам детского дома, крепко держась за руки: бабушка посередине и ребятишки по бокам.   Шли решительно, как на сражение. С жизнью.  Двое курносых рядовых  и  за  старшину  – рыхлая болезненная бабушка. 
- Куда ей поднять малых детей,  уже немолода и к тому же нездорова! – покачала головой воспитательница, наблюдавшая  из окна. – Намучается с ними, и  опять ребятки в детдом  вернутся.
- Справится! - возразила директорша. – Она сильная.  Видала её лицо?!   А мать –  кукушка…