Орфос

     В мерно умирающем дне – чтобы завтреча вновь возродиться – Ромул сгребал граблями тьму.
     Костёр уже начинал бороться с мраком… Ромул всё ещё скрёб заскорузлую спину Земли-Родилици, своими жуткими, похожими на длинную, без локтя, руку граблями.
     Светило, уже окончательно спряталось за горизонтом; и, не смотря на пасмурный день, - это было понятно по тому, что весь мир стал похож на старую, потёртую фотографию из дедушкиного военного чемоданчика, которая висит на окне второго этажа (поддетая в щель оконной рамы) и напоминает о неминуемость конца. На той карточке, матушка, с застывшей до жути улыбкой, представляется взорам вечным младенцем.
      Ромул выпрямился. Потянулся. Замер с поднятыми над головой руками, уставившись в языки огня, исполняющие какофонический полонез. Тени от света костра менуэтом плясали на его лице и теле.
     Очнувшись от чар огненного бала Ромул, тыльной стороной правой руки вытер пот со лба; тем самым оставив на своём лице землистую полосу. Левой же – он попытался поймать в воздухе несуществующее древко грабель, давно уже поглощённых тьмой.
     Сел. Поджал под себя пятки, и, обняв ноги руками, упёрся подбородком в колени.
     Тьма принесла слабый дождь, который уже начинал тихонько пошикивать на Ромула из кострища.
     Когда мрак абсолютно поглотил окружающую реальность, а еле живой костёр монотонно выплясывал из округи куски утраченного бытия, мокрый до последней капли прогнившего мозга костей Ромул всё ещё сидел в обнимку со своими собственными ногами.