Я

             В старании не познать самих себя: обыкновенные люди выказывают  больше тонкости и хитрости, чем утонченные мыслители в их противоположном старании — познать себя.
                Ф. Ницше



             Это была моя квартира. Мой пыльный коврик для обуви в прихожей въелся старыми волокнами в подошвы новых ботинок. Знакомый до подташнивания, поблеклый узор в виде расходящихся кругов по воде от брошенного в центр ковра, камня моего взгляда. Три пятна. На тех же местах потускневших цветов радуги.

             Это был мой паркет. Покарябан андреевским флагом, крест на крест соседским мальчишкой. С той же жуткой пропорцией его эксцентрично дергающейся рукой… Выступ за дверью. Как у меня. Два нелепых, белых бревна у стены.
             
              Это была моя распялка. На вешалке висело мое пальто. В правом кармане окурок моей сигареты. Я остановился, неловко прищуривая глаза. Из толстенных линз я видел те же одежды и тот же изъеденный молью шарф. И он пахнет ею. Как? Ею? Он пахнет Ею.

              Это была моя щкатулка посередине моей тумбы в углу, у моей кровати. Левая лампа, как у меня, перегорела. Нет. Я отдышался. Но свет так и не появился в закоптелом стекле. Рухнул на мной же оставленный плед на кресле. Так же жестко, все так же жестко.

              Это была моя задумчивость. Дошло. Только сейчас до меня дошло. Может, меня разыграли? Но кто мог меня разыграть в незнакомом городе чужой страны? Этот синьор, откуда он мог почерпнуть хоть какие сведения обо мне? Так, ладно. Сейчас все пойму. Сейчас…

              Это были мои руки. Значит, я в сознании, и все это на самом… Да нет же… Да да. Это все на самом… Заметил, как мои усталые пальцы опустили посадочный талон. Москва – Флоренция. А не Флоренция – Москва. Москва – Флоренция. Значит, Италия. Значит этот синьор. Значит.

              Это было мое зеркало. Я оставил шкаф открытым, и теперь из встроенного в дверцу отражения ловил свои черты лица, комод своей квартиры и маленькую гравюру в углу. Если это моя квартира, но я во Флоренции, то есть я сошел с ума, или… Ну, или. Так, позвоню, позвоню…
         
              Это была моя тишина. Она пустая и бесплодная сковала меня в кресле, не дала пошевелиться. Я теперь косился на прикрытую входную дверь. Я всегда избегал себя самого, старался не думать о себе, не смотреть на себя, не встречаться с собой. А теперь я в неволе чугунной тишины вынужден ждать свидания с обладателем моей квартиры в ранге синьора. Я задыхался. Дверь отворилась.


                Это был я.