Обледеневший Остров 11

''Обледеневший Остров''.
''Деревня Критиков''.
Часть 11

***

Остров продолжал обледеневать, хотя, казалось, дальше уже было некуда!

Старейшина перевел взгляд на собравшихся.

Церемонимейстер Критихер, дождавшись пока взор вождя падет на него, подбежал и, с достоинством падя ниц, прошелестел:

-Все готово, о мой Вождь!

Не отнимая лица от морского песка он указал на приготовленного в жертву.

-Писатель или поэт? – с интересом спросил Старейшина оживившись после рассмотрения живого веса пойманного... таким можно было накормить все стойбище... да и жиром потом смазать стены лачуг.

-Пойман на южной оконечности Острова, - ответил церемонимейстер.

-Значит поэт, скорее всего. – уверенно сказал Старейшина. – Как поймали?

-Охотница Критикуша соблазнила и заманила в ловушку обещанием романтического ужина при костре.

Старейшина с одобрением взглянул на потупившуюся от скромности Критикушу.

-Молодец! – похвалили он. – Значит нам попался на ужин поэт любовной тематики... мягкий, толстый и вкусно – нежный... как обычно. И ведь молодчина не обманула – ужин при свечах... тьфу ты... то есть я хотел сказать при костре... как и обещала.

Собрание ответило довольным и радостным смехом.

-Но прежде нужно соблюсти обычаи, то есть подвергнуть его сочинения критике дабы жертва стала мягкой и послушной... так она вкуснее. А для этого нам нужны его произведения. Произведения есть?

-Только одно! – ответил Критихер протягивая смятую тетрадку.

-Сами – сами! – отмахнулся Старейшина. – Читайте!

-Пусть сам прочтет! – Критихер кинул тетрадь жертве.

Поэт встал с песка, отставил правую ножку, втянул живот, попытался прочесть, но воздуха не хватило и он снова распустил живот просто прижав его свободной ручкой с толстыми мясистыми пальцами похожими на сардельки.

Старейшина мысленно облизнулся представив все это на сковороде.

-Мой стихи! – тонким и высоким голосом закричал поэт и Старейшина вздрогнул от неожиданности, но тут же пришел в себя и приготовился слушать.

- Названий тот же самое! – продолжал поэт и сделав драматическую паузу приступил к собственно стиху.

Мерседес ты моя, мерседес,
Потому, что ты с запада что ли,
На тебе я катаюсь во поле.
На твой дружное четверка колес
Мерседес ты моя, мерседес.

-По-моему все понятно! – сказал Критихер и облизнулся. – Во-первых плагиат, во-вторых жуткая неграмотность. Так сказать нежность девственного идиотизма.

-Э-э!!! – поэт сделал непонимающий жест обеими дланями. – Болтать на пустом не надо! Доказать можешь?

Критихер усмехнулся.

-Во-первых почему у вас мерседес это она? Это же автомобиль, я так понимаю?

-Мерседес это женский имя, если что! – ответно язвительно усмехнулся поэт. – А во вторых это у тебя в голове автомобиль, а мой мерседес это машина в первую очередь.

-Логично вообще-то! – заметил Старейшина на некоторое время отвлекшийся от мыслей о голоде и начавший прислушиваться. – Дальше пожалуйста. Забудем на время об основном обвинении в плагиате. Назовем произошедшее подражанием или пародией... хотя не хотелось бы, если честно.

Церемонимейстер почтительно склонился выслушав замечание.

-Хорошо... скажите пожалуйста – что это у вас в третьей строке... что за ''катаюсь во поле''? Не кажется ли вам что правильнее было ''в поле''?

-Не кажется! – отрезал поэт. – Если тебе кажется – ты и пиши... а я помню старенький песенка... ''во поле березонька стояла'' не слышал что ли?

Критихер в замешательстве застыл с открытым ртом.

Поэт же криво усмехнулся и вытянувшись в толстую пузатую струнку, словно на уроке в школе закрыл глаза и стал цитировать

-''Добавление гласного о к предлогу, состоящему из одного согласного звука или оканчивающемуся на согласный, наблюдается в ряде случаев:

1) перед односложным словом, начинающимся со стечения согласных, с беглым гласным в корне, например: во сне (ср.: в сновидениях), во рту (ср.: в ртутных испарениях), во льну (ср.: в льнотеребилках), ко мне (ср.: к мнимой величине)''...

-''Льнотеребилках''! – ошарашено повторил Старейшина и испуганно заорал – Мутант! Мутант!

Собрание критиков присело от испуга, потом привстало, потом стало бегать и подпрыгивать... все это делалось от ужаса и осознания реальной опасности. Об ужине все забыли... никому не могло бы и придти в голову съедать мутанта... странное сочетание критического творца появившегося в последнее время. Одновременно являясь немного тем и немного этим, эти существа, в зависимости от ситуации, перевоплощались и питались как, собственно, настоящими писателепоэтами, так и настоящими критиками.

Критики стали палками, острогами и камнями отбиваться от ощерившегося золотыми клыками поэта – мутанта.

-В клетку его! – кричал Старейшина. – Оттесняйте его к клеткам, братья!

-''К клеткам'' или ''ко клеткам''? – пронеслось у него в голове и  он испуганно затряс головой пытаясь вытрясти инфекцию.

''К клеткам'', ''кы клеткам'', ''къклеткам'', ''ко клеткам'' – ''коклеткамкоклеткамкоклеткам'' продолжало биться в голове и рикошетировать от одного участка мозга к другому уничтожая память и разум, интуицию, сообразительность, чувства.

Старейшина стукнул себя морской раковиной по макушке и облегченно вздохнул... стало яснее.... и мир стал вновь понятен и привычно логичен.

В том и была опасность мутантов... в передаваемой ими инфекции вывернутой логики... есть их естественно было нельзя, даже после тщательной прожарки... испорченные инфицированные гены передавались едоку и он становился таким же мутантом.

Общими усилиями мутанта Золотозуба оттеснили к приготовленным заранее клеткам... здесь уже томились в неволе несколько таких перевертышей пойманных за последний месяц.

Факт появления таких мутаций скорее всего был обусловлен глобальным обледеневанием Острова...недостаток поэтописателей вынуждал часть критиков начать творить под одеялом, чтобы потом начать ''есть себя'', так сказать. Потом на беспоэтье это входило в привычку и вот пожалуйста – появлялась новая особь еще совершенно не поэт, но уже как бы и не совсем чисто критик.

В свою очередь озлобленные собственной бездарностью поэты начинали кусать окружающих и тоже привыкали есть себе подобных... потом обе формы мутантов встречались где-нибудь в чистом поле и при благоприятном стечении обстоятельств спаривались и скрещивались. В немиролюбивом же случае один из мутантов съедал другого и впитывал в себя гены, опыт и талант съеденного. Так он становился сильнее.

Золотозуба впихнули в клетку и стали колоть его острогами и палками – копалками... это было самым действенным, поскольку на ''просто слова'' он не реагировал. Во время экзекуции критики заткнули себе уши чтобы не слышать как Золотозуб сочиняет и критикует на ходу, цитирует правила орфографии и склоняет падежи.

-Хватит! – прокричал Старейшина. – Хватит! Вернемся в стойбище!

Он еще раз профилактически потряс головой и стукнул себя ракушкой. Это было найденное им собственноручно, единственное пока, противоядие... голова его вся была в шишках и ссадинах и постоянно болела... но, к счастью, болела лишь кожа и кость, а не мозг.

Собрание критиков вернувшись в стойбище еще некоторое время оживленно обсуждало инцидент и размахивало конечностями обрисовывая как и куда они критиковали Золотозуба – мутанта, но потом привычно затосковало от голода и несбывшихся надежд и разбрелось по лёжкам.

Старейшина, дождавшись умиротворения племени, решительно направился к стоявшим вдалеке клеткам с мутантами... потом прошел мимо них, зажимая уши и мысленно громко читая ''упопабыласобака'', чтобы не слышать что бормочут и выкрикивают пойманные уроды и дошел наконец до отдельно стоявшей клетки с самым главным образцом выродков... с так называемым Словотрастом.

Это и вообще было удивительное создание Обледенения. В первое время мутантов сажали всех вместе пока не обнаружили что они вполне себе питаются друг другом и в результате в клетке остался один... или одна, а вернее одно создание, поскольку собранное из женских и мужских особей оно сочетало в себе детали обоих полов как внешне так и внутренне. Словотраст пользовался этим для исключения собственной критики поскольку любые замечания по поводу своего внешнего вида и пристрастий парировал обвинениями в различного вида фобий и нетолерантности вкупе с латентностью и скрытыми комплексами.

-О! – приветствовал его Словотраст и приподнялся словно гигантская змея на хвосте. – Вижу что ассомблимирование виндикации в сингулярности.

Старейшина тряхнул головой два раза и стукнул ракушкой.

Словотраст усмехнулся.

-Каллогризация танатофобии!

Старейшина снова потряс и стукнул.

-Нет такого слова! – хрипло сказал он шипя от боли. – Танатофобия есть, а калогризации нет.

-Конечно нет! – не стал спорить Словотраст. – Это я сам придумал. Это свод законов на планете Гриза в семнадцатом томе уложений правил поведения племени Сяодзынь.

Это было главное оружие Словотраста... он все время придумывал новые слова и сочетал их с известными заумными терминами и синонимами в таких сочетаниях, что ставил любого самого маститого критика в положение, когда или приходилось таскать с собой тележки со словарями и справочниками, или попытаться заучить их наизусть, что, конечно же, было совершенно невозможно. Словотраст называл свои сочетания слов произведениями и, следовательно, хотя бы для определенной аудитории был творцом, но... понять-то из этого набора придуманных и непонятных слов было ничего нельзя и вставал вопрос вопросов... а должно ли быть произведение понятно читателю. Количество читателей же не находится в прямой зависимости от ценности книги... некоторые научные и философские труды читаемы и понимаемы единицами, но между тем являются несомненно драгоценностями в шкатулке Литературы.

Плохо было то что и критики и писатели... в основном молодые, и женского пола, но определенная часть уже возрастных и умудренных, но слабых духом после первого же столкновения с риторикой Словотраста тут же становились его последователями и принимались копировать его слова и стиль. Это было как эпидемия... как пандемия страшной заразы.

Старейшина снова потряс и стукнул.

Словотраст внимательно глядел на него... приблизился... обхватил прутья грязными лапами.

- Вы трясете головой! – сказал он неожиданно на обычном человеческом языке.

Старейшина напрягся... неспроста это он.

-''Трясти' – это движение, а ''трясина'' это синоним неподвижности и спокойствия, - прошипел Словотраст. – В чем секрет... в чем их схожесть, что в них общее?

Старейшина непроизвольно задумался и Словотраст, уловив брешь в его обороне, тут же стал шелестеть, выдавая слово за словом, и упорядочивая их в некий мистически ритмический порядок.

-Силлогизация сольвентности

Шугаринг шузофазии

И бренкенбординг коллоквистики

Цунамтши!

Старейшина ощутил сильнейший спазм в голове... упал на песок и попытался закрыть уши, но его догоняли и били по сознанию все новые и новые сочетания звуков. Из последних сил он несколько раз стукнул себя ракушкой и едва придя в себя сунул в уши затычки.

Словотраст, поняв что проиграл этот раунд, метался в клетке и пытался дотянуться до Старейшины своими лапками.

Старейшина стер кровь с лица... взял заготовленную поблизости совковую лопату и, решившись наконец, стал открывать дверцу.

Поняв намерения вождя, Словотраст беззвучно что-то кричал и пытался хоть как-то жестами передать смысл сказанного, но Старейшина, блаженно улыбаясь, все наносил и наносил удары по мутанту... метясь в голову.

-Только так! – думал он размахиваясь для нового удара. – Только в этом спасение. Иначе всеобщее заражение и смерть!