Приключения в банановой стране Коста-Рике. Порт Ли

     Рейс был долгий и нелёгкий. Сначала Антверпен, шумный,
 знакомый, но не интересный в виду отсутствия денег. Потом бросок через Атлантический океан в Ла Гуайру, венесуэльский порт пропахший сладким духом гниющих на солнце фруктов. Там в горах мы наковыряли маленькие кактусы и, сделав из толстых бамбуковых стволов ящички, развесили их под иллюминаторами. В ЛаГуайре я купил себе оранжевые кримпленовые штаны. В маленькой лавке я долго рылся в развале, пока не нашёл кримпленовое великолепие - узкие в бёдрах и расклешенные у щиколоток. Но брюки надо примерить. Ясно, что они были впритирку, но насколько? И тут две очаровательные мулаточки стали  мне их примерять. Боб Лесников подло ржал у входа в лавку, а я бледнел, краснел и потел, когда тонкие женские пальчики пытались застегнуть мне ширинку под  веселый щебет на испанском. Ширинка не застёгивалась, хотя и была на молнии. Брюки я всё же купил, на радость смешливым девчонкам, мудро решив, что узость штанов явление временное. Так и вышло. Эти роскошные штаны без шоколадных продавщиц  оказались мне впору,  и я протаскал их несколько лет.

                Венесуэла. Порт Кабелло

     Из Ла Гуайры  «Альметьевск» перешёл в порт Кабелло, тоже венесуэльский. Там мы застряли надолго в ожидании груза. Небольшой белый городок на берегу мексиканского залива, в основном одноэтажный. Выше только офисные здания, истекающие конденсатом из кондиционеров, да в маленьком парке у стандартной католической церкви упёрлась в раскаленное небо коренастая трёх этажная колокольня, тоже, естественно, белоснежная. Дома выкрашены в выцветшие голубой, розовый, жёлтый, светло-коричневый тона. Всё блёклое, как на картинах Гогена. Не подвластна солнцу только белизна извести. Небольшие виллы местных богачей так и светятся свадебной непорочностью. Магазинов мало, да и покупать там нечего. Но я все-таки купил за три боливара маленькую фигурку местного божка из пальмового дерева. Магазинчик сувениров был полон не настоящими луками, не аппетитными чучелами  пираний, и не подъёмными по цене панцирями океанских черепах. Раковин было немного, моряки их не брали, предпочитая нырять сами.

    Сразу за городом начинался пляж. Широкая полоса светлого тонкого помола песка отделяла волны мексиканского залива от рощи кокосовых пальм, довольно тенистой и с густой травой подлеска. Множество  уже коричневых крупных кокосовых орехов валялись между стволов. Нас было шесть человек - две тройки. Из офицеров Роман Черногубовский, третий помощник и я доктор. Мы пришли купаться. Что может быть прекрасней. Океан накатывает  на песчаный берег крутые тёплые волны, мы лежим заштрихованные тенью пальмовых листьев, а перед нашими глазами с разноцветными, от светло-коричневых до почти чёрных телами резвятся молоденькие венесуэлки. Наслаждение с большим привкусом мазохизма. Но кроме сексуального, нас догнал самый обычный голод. Мы банально захотели есть. Если бы все наши желания решались так просто. За одну сигарету местные мальчишки насшибали нам с пальм шесть крупных, зрелых кокосов. Сначала опытный моряк, токарь Коля Самсонов срубил с ореха вершинку, затем  поковырявшись  ножом, проколол плотную скорлупу и, пожалуйста, мы получили прохладный, сладковатый, похожий на берёзовый сок напиток. Кокосовое молоко мутноватое от ореховой взвеси. Эта взвесь осаждается изнутри на скорлупе,  образуя плотный слой, собственно орех. После питья, мы раздолбили опустошённые кокосы, добрались до ядер и стали есть белую массу похожую по вкусу на лесной орех. И что характерно, мы наелись. Правда, когда мы закончили возню с орехами, девочки уже  отвалили  в восвояси. Так, что их из списка удовольствий пришлось исключить, но зато остались Море, Солнце, горячий песок  и полный желудок. Расклад в нашу пользу. Когда зубчатые тени пальм наползли на песок пляжа и стали подбираться к океану, наша компания двинулась в обратный путь.

                Игуана Зяма

     Трава в роще доходила до колен, тени сгустились и вдруг, в нескольких шагах впереди из травы выскочила змеиная голова величиной с кулак боцмана Егорова и на шее толщиной с его же руку. Змея, гадюка, удав, анаконда. Глубина познаний в серпентологии нашего экипажа была просто удивительна. Наконец, нервы не выдержали, и трезубый гарпун полетел в сторону животины, и куда- то попал. Животина ломанулись в кусты, а за ней помчался владелец гарпуна. Гарпун был сделан из мельхиоровой трубки, сворованной со старой разбираемой на слом подводной лодке. Оказалось, что мы напали на большую, но безобидную игуану. Ребята поймали горемыку, притащили на «Альметьевск» и нарекли его Зяма, Зяма сынок. Неделю Зяма ползал по кораблю, все к нему привыкли,  но неожиданно игуан помер. Видимо гарпун всё же задел что- то важное. Оказалось, что Зяма была женского рода и носила в себе кучу яиц. Виновник и усыновитель очень переживал, но, в конце концов, сделал из Зямы очень хорошее чучело и после рейса подарил его в какую-то школу, тем самым продлил существование Зямовского тела на многие годы. 

    Наконец пребывание в раю закончилось. Пришёл груз. Загудели лебедки, стягивая в гармошку крышки трюмов. Давно снаряжённые грузовые стрелы начали свою замысловатую жестикуляцию. И пошёл в бездонные полости «Альметьевска» генеральный груз. Сетки с мешками кофе, правда, с ещё сырым, нежареным, мешки с тростниковым сахаром, большие  тюки с копрой, это такие растительные волокна, кожура кокосовых орехов, сырьё для лёгкой промышленности. Пошли вниз поддоны с алюминиевыми слитками, ящики, контейнеры. И всё это многообразие мы должны доставить в американский город  Новый Орлеан. Потому что наш рейс  трамповый, то есть мы предлагаем свои услуги перевозчика любому желающему. Есть такая форма зарабатывания  денег. Точнее валюты. Довольно выгодно для государства, особенно, когда свой экспорт невелик. Во-первых, капитан сам может выбрать выгодный фрахт, во-вторых, судно страхует заказчик, и не только груз, но и моряков. И, надо заметить, на хорошую сумму. По поводу страховки был такой случай с боцманом Егоровым. Это из баек салона кают-компании.

                Случай с боцманом Егоровым

     «Альметьевск» разгружался в Канаде, в Квебеке. В начале февраля было довольно холодно. На   грот мачте с  тросами и блоками возился боцман Егоров, снаряжая тяжеловес. Обледенела марсовая площадка, не лез в проушину палец крепления блока. Егоров замёрз и устал.  Сильный порыв ветра сдвинул стальной трос, боцман потянулся за тросом, ноги поехали. Под стокилограммовой тушей оборвалась цепь страховочного пояса, и Егоров, цепляясь за троса такелажа, полетел вниз. Каски у него не было, да и ни у кого не было - не то время. Была меховая шапка ушанка. Вот в ней и воткнулся головой в металлическую палубу боцман Егоров. БАМ! Отозвался «Альметьевск».  Роман Черногубовский третий помощник капитана в этот момент был на мостике и наблюдал за работой матросов. Он загрохотал по трапу вниз, по пути влетел в каюту доктора и с воплем  «Дракон разбился», понёся на бак. Обалдевший  Док помчался в другую сторону, в лазарет за медицинской сумкой. Захлопали двери, застучали сапоги по коридорам и трапам. Экипаж столпился под мачтой над Егоровым. Он лежал в нахлобученной ушанке, раскинув руки в изорванных рукавицах  измазанных  тиром  и кровью. Сквозь толпу прошёл капитан. В глазах тоска, не столько по боцману, сколько по себе. Карьера накрылась медным тазом, впереди долгие месяцы судебного разбирательства. Рядом с ним стоял старпом с такой же тоскливой физиономией с  такими же мрачными мыслями. Гибель моряка в рёйсе во время работ на высоте, с явным нарушением техники безопасности, это очень серьёзно. Ветер с реки Святого Лаврентия вдруг запах тюремной зоной. Но почему гибель? Маленькие глазки боцмана неожиданно раскрылись, и хотя  они были мутны и бессмысленны ,но явно живыми. Потом в глазах прорезался интерес, ради чего такая толпа в рабочее время. Егоров подтянул ногу, но тут доктор вышел из ступора. И заорал, чтобы он не шевелился. Бледные лица капитана и старпома моментально покраснели за счёт быстрого перехода от депрессивного пессимизма к эйфорическому оптимизму. Забурлила активность, Радист был послан вызывать скорую помощь, а судовой врач, боящийся прикоснуться к пострадавшему, оставлен охранять тело и не давать ему двигаться. «Альметьевск» стоял у стенки, и не прошло и пяти минут, как две спецмашины службы спасения затормозили у борта.  По трапу поднялась целая бригада. Когда они увидели, откуда и куда упал пострадавший, челюсти у них отвисли.  Быстрый осмотр. Когда сняли шапку, оптимизма поубавилось. Череп был проломлен, шла кровь, но в остальном все рефлексы были в норме. Егоров был в сознании и норовил встать. Приехавшие парамедики его быстро и ловко упаковали, с трудом  вчетвером  уложили на каталку,  загрузили в медицинский реамобиль  и повезли в нейрохирургическую клинику.
    Клиника была частной, очень хорошей и дорогой, но за всё платит страховая компания. Операционная была уже готова. Рентген, кроме пробитого черепа, других переломов не выявил. Все остальные органы были в порядке, сердце, давление анализ крови, моча, всё в лучшем виде. Началась операция. Мозг оказался цел. Удалили осколки костей свода черепа, и остановили кровотечение. Крупную трепанационную дыру закрыли серебряной пластиной. Положили Боцмана в отдельную палату, стерильно чистую, с телевизором и разнообразной следящей аппаратурой. За отдельным столиком постоянный пост  с симпатичной мед сестричкой. Помытого, побритого и забинтованного Егорова уложили на новейшие стерильные простыни  и оставили в покое до утра. Оперировавший Егорова врач  после работы не поленился приехать в порт и попросил,  забравшись на «Альметьевск», показать, откуда упал Боцман. Кроме слов «не может быть» моряки от него ничего не услышали.
На следующий день о русском пациенте знала вся больница. Медицинский  персонал  от врачей до охранников стремились проникнуть в палату, чтобы  посмотреть  на русского, который пробил головой стальную палубу и даже не потерял сознание. Легенда стремительно разрасталась. Егорову было скучно,  и он не имел ничего против нарастающего внимания. Пришла главный диетолог. How do you feel? ( Как себя чувствуете?) Хронически слабое владение иностранными языками у наших матросов с успехом компенсировалось  совершенной интуицией. Егоров догадался и показал оттопыренный вверх большой палец на перевязанной бинтом правой руке.  Прощебетав,  ещё что-то совсем непонятное женщина вручила Боцману увесистую в кожаном переплёте книгу и, попрощавшись,  вышла. Заглянула другая девчушка с любопытной симпатичной мордочкой. Егоров   показал ей книгу и спросил жестами, что с ней делать? Книга оказалась Меню, и девушка, показав, что больной должен отметить птичкой желаемое блюдо упорхнула по своим делам. Всё здорово и красиво, но названия блюд на английском. Егоров долго изучал длиннющий  перечень яств, но кроме Potato (Картошка) ничего знакомого не нашёл. А могучий организм боцмана требовал пищи, он уже пропустил два обеда и ужин, на флоте четырёх разовое питание, и теперь  пропускает завтрак. Заглянула диетолог  и забрала меню с единственной птичкой против картошки. Пришло время завтрака. Егоров получил свою тарелку вареной картошки, правда, с кусочком мягкого хлеба.
Ам! и тарелка пуста, а обманутый желудок обижено заурчал с удвоенной силой. Настроение было испорчено. Полежав ещё немного. Егоров откинул одеяло и решил сходить в туалет. Это на утро после трепанации черепа. Постовая сестра, чинно сидевшая за своим столиком вскочила, завопила, нажала какие-то кнопки,  и в палату набежали санитары и доктора, перепуганные и перепугавшие  моряка своей активностью.  Его уложили в кровать, сунули утку, чем смутили и рассердили ещё больше.  Пришлось смириться. Использованную утку тут же утащили, ловко перестелили кровать. А в дверь заглядывали  всё новые лица. Слава русского росла стремительно.
    Перед обедом снова принесли меню. На этот раз Егоров изменил тактику. Вооружившись карандашом  он, аккуратно и последовательно, проставил птички у всех блюд в меню. Настроение тут же скакнуло вверх. Наконец обед, зазвякали тарелки. И вдруг  в коридоре возник нарастающий гул голосов, и на этом фоне заскрипели колёса перегруженных тележек. Егоров понял  это к нему. Хитро подмигнул насторожившейся постовой сестре, и дверь открылась. Из мешанины лиц одна за другой выкатались  три полностью загруженные двухпалубные тележки с тарелками,  супницами, кастрюльками, соусниками, подносиками.  Отдельно пирамиды хлеба и горки булочек. Народ затаил дыхание.  Боцман блаженно улыбался, пока вокруг суетился персонал. Приподняли спинку кровати, установили специальный никелированный столик, повязали салфетку на шею. И аттракцион начался. Не стесняясь, с достоинством решительно отклонив попытки кормления с ложки, Егоров взял в свои перебинтованные руки столовые инструменты, и начал неторопясь насыщаться. Ушли в бездонную пропасть  боцманновского чрева салатики, от повара француза, ведь Квебек наполовину французский город. Затем пошли закуски. Неторопясь с неотвратимостью бетономешалки, Боцман перемалывал заграничные деликатесы. Откушал несколько сортов супчиков, среди них знаменитый луковый суп и  какой- то явно мексиканский красный от перца и помидоров. Неторопясь, перешёл к жаркому. Толпа, набившаяся в палату, восхищённо молчала. На отдельно стоявшей тележке росла гора опорожненных тарелок аккуратно вычищенных корочкой хлеба. К еде Боцман Егоров, как истинно русский человек, относился очень серьёзно. Рыбные блюда пошли уже под аплодисменты. Наконец подкатили третью тележку с десертом. Чай, булочки с кремом только что испечённые нежнейшие ушли вслед за всем остальным. Но от торта моряк решил отказаться. Сладкого, в большом количестве, он не любил. Народ бросился его уговаривать, хоть надкуси. Подвиг казался незавершённым без десерта. И в этот момент в палату влетел разъяренный заведующий нейрохирургией. Он решил, что  его так удачно прооперированный пациент решил покончить жизнь самоубийством, а повара клиники ему в этом  активно помогают. Но русский Боцман пребывал в отличном настроении. Откровенно наслаждался сытостью и вниманием сотрудников,  и никак не собирался  помирать ни от дырки в голове, ни от обжорства. Очень вовремя приехал представитель посольства. Когда Егоров рассказал  ему,  в чём дело, в смысле, что чуть не уморили голодом,  тупые капиталисты, а он такой  молодец нашёл выход и прилично пообедал, тот, естественно, от души поржал и проникся гордостью за свой народ.
    На следующий день во время обхода Боцману вручили  экземпляр Меню, где против каждого блюда был вписан русский перевод. Но это было уже не так интересно. На третий день он добился права ходить в туалет самостоятельно, на пятый откровенно затосковал.

    «Альметьевск» готовился к отходу, и через 7 дней после травмы  Егорова доставили на борт под ответственность капитана и судового врача. Прощание в клинике было бурным и уважительным. Забирал боцмана счастливый старпом. На переведённый старпомом  вопрос доктора «Как же вы смогли так удачно упасть», Егоров спокойно объяснил «а я за троса цеплялся пока летел, все руки изорвал». Вот такой случай был с Боцманом Егоровым  на реке святого Лаврентия в канадском  порту города Квебек.

    А сегодня на рассвете прозвучала из динамика команда «Боцмана на бак, приготовиться к отшвартовке». В воду полетел плетённый капроновый  конец, Боцман Егоров встал к брашпилю,  и «Альметьевск» откатился от стенки и взял курс через мексиканский залив к дельте реки Миссисипи в Американский город  Новый Орлеан. Вода в дельте Миссисипи несёт большое количество ила и всяких, в основном, сельскохозяйственных, стоков. Грязное пятно пресной воды широко растекается по мексиканскому заливу, и отдельные струи даже доходят до Гольфстрима. Но если не заниматься критиканством,  дельта Миссисипи очень красива. Широченный разлив великой реки, на которой до сих пор можно встретить почти музейные белые пароходы  с громадным кормовым колесом, пришедшие из юности Марка  Твена. Движение разнообразных судов до Нового  Орлеана довольно активное. Штат Луизиана не  украшен горами, он плоско лежит по берегам «Отца вод» - индейское название великой реки. Но бездонное небо, отражённое в застывшей синеве, идущей к океану Миссисипи в зелённом обрамлении берегов, сразу внушают восхищение и уважение к величию природы.

                Новый Орлеан

    Новый  Орлеан находится в 170 километрах от Мексиканского залива. Большой южный город, где смешались  изящные архитектурные изыски Марселя и Гавра с тяжёлой американской безвкусицей,  торчащих вверх фаллосов-небоскрёбов. Хотя их и значительно меньше,  чем в Чикаго или Кливленде. Город пропитан  солнцем и, как все южные города, скрывает свои улицы в тени многочисленных галерей и навесов. Река и город создают ощущение праздника. Белые пассажирские пароходы от суперсовременных аэродинамических зализанных  до древних колёсных  экскурсионных. От салютующих пожарными гидрантами буксиров до гигантов контейнеровозов. Среди них к причалу скромненько протиснулся  и стал под разгрузку  наш «Альметьевск».
     На борт поднялись пограничные  таможенные и санитарные службы. Капитан повёл их в свой салон представить документы и поить ледяной водкой с чёрной икрой. У трапа стал совершенно киношный полицейский с  короткоствольным револьвером в полуоткрытой кобуре. Надо сказать, что наши торговые суда только начали после длительного перерыва заходить в американские порты. Поэтому любопытство было обоюдным. На причале скопилось большое количество  весёлых американцев и американок, а мы стояли у борта и в лучших традициях  мирного сосуществования  демонстрировали дружелюбие. Наконец, показались покрасневшие физиономии чиновников оформивших и, видимо неплохо, приход судна. Они дружно скатились по трапу на причал, сели в машины и,   забыв полицейского,  укатили. А экипаж свободный от вахт и работ поспешил в каюту второго помощника за долларами. Наконец, по трое в ряд мы вышли в город.  Что может увидеть моряк, впервые попав в незнакомый порт.  Только то, что само бросится в глаза. Правда, иногда нам организовывали благотворительные организации бесплатные экскурсии. Тогда что-то достойное оставалось в памяти. Но сегодня мы шли по совершенно незнакомому городу, бурлящему своей, нам непонятной болезненно экзальтированной жизнью.

    Из окон вторых этажей вылетали на  качелях  длинноногие полураздетые девчонки. Это стриптиз-бары.  Те, что побогаче  девочки настоящие, те, что победнее  манекены. Магазины. Просто обычные бары с пивом. Sex shopы, очень занимательные, для нашего неискушённого взора. Мы, конечно, зашли в недорогой стриптиз-бар, для общего развития. В другом баре, явно, для простых моряков, попили пива, купили по пачке американских сигарет «Kent» и поняли, что  чужие на этом празднике жизни.  Неторопясь, по красивой набережной мы гордо двинулись  к нашему Советскому  рысаку по имени «Альметьевск», где нас совершенно бесплатно ждал обед , а в каюте притаилась бутылочка тропического вина Цинандали.

                История с выгодным  фрахтом

    Разгрузка подходила к концу. В трюмах оставался  груз на Коста-Рику. И тут пошли слухи, что подворачивается какой-то непонятный фрахт.
    Как  выяснилось,  владелец строительной фирмы  уже две недели не мог пристроить свой груз. Ещё бы, кому понравится десять тонн взрывчатки плюс ящики с детонаторами. Поэтому американец пригласил на неофициальный обед  нашего капитана и двух офицеров из команды,  чтобы в неформальной обстановке всё-таки всучить нам столь непопулярный груз. Капитана Коровников взял с собой старпома и, как нейтральное лицо, меня,  судового врача. Здание фирмы, высокой, сорока этажной башни, с круглым барабаном, надетым на крышу, находилось довольно близко от места стоянки «Альметьевска». Солнце палило немилосердно. Нас встретили у стеклянных дверей офиса и подняли на роскошном просторном лифте на тридцатый этаж к кабинету  то ли владельца фирмы, то ли  очень главного менеджера. Кабинет ничего особенного. Большой, прохладный, пастельных тонов стены с одной картиной, консервативный речной пейзаж, явно Миссисипи, большой письменный стол. Почти пустой. Из-за стола, нам на встречу, не торопясь, вышел  среднего роста очень коренастый дядька лет пятидесяти, а может и старше, с крупной солидной физиономией, породистым  греческим носом  и коротким седым ёжиком на массивной патрицианской голове. Он очень походил на грузинского  вора в законе или итальянского крёстного отца. Такой, преуспевающий волчара полукриминального бизнеса.  Нас он встретил очень доброжелательно, пожал руки крепкой тёплой ладонью и предложил переместиться в ресторан. 
    Мы думали, что ресторан тут же в здании, но нас снова вывели на раскаленную сковородку автостоянки.  Чёрный «Кадиллак» ничем не отличался от печи крематория. Мы сели, обжигая задницы, на конфорки сидений. Водитель включил кондиционер, но машина, не успев остыть, припарковалась около трёхэтажного здания со скромной вывеской. Задыхаясь и обливаясь потом, мы вывалились на беспощадное солнце, но вход в рай был рядом. Пройдя через застеклённые деревянные двери, мы попали в прохладную стерильную кухню. Скоро по богатейшему раскидистому бару я понял, что это бутафория для завсегдатаев. Раздали в высоких стаканах напитки. Мне достался джин с тоником. И тут я совершил ошибку. Вместо того, чтобы попивать, неторопясь ледяную влагу, я истомлённый жарой всосал сразу весь бокал одним глотком да еще в наступившей тишине   с наслаждением захрустел льдом. Кроме нас в баре было ещё несколько человек. Все, кроме наших, с молчаливым интересом стали меня откровенно рассматривать. Наш хозяин, что-то спросил у капитана. Тот энергично замотал головой. Я чисто интуитивно понял вопрос - «не алкоголик  ли Док». Пытаясь как-то оправдаться,  я сказал «Жарко, очень  жарко». Но эти прожаренные солнцем  американцы сделали вид, что не поняли.
Вскоре все собравшиеся в баре двинулись в открывшиеся  двери  зала, неся свои стаканы и купая в них языки. А я бедный несчастный не знал, куда мне сунуть мой теперь уже ненужный  бокал. Больше мне не наливали. Жмоты.

    И так обед. Нас посадили за столик в углу обеденного зала. Крахмальная консервативная  льняная скатерть, натуральный паркетный пол, тяжёлые, из темно-вишневого бархата портьеры. Такой интерьер был в конце пятидесятых годов в «Метрополе» или в «Астории». Значит ресторанчик с историей, и гости его народ не простой,  богатенький. Усаживаясь, наш Бизнесмен заметил, что в молодости он в этом ресторане не только обедал , но и посещал второй этаж с девочками. Сказал и подмигнул мне. Бдительный Коровников напрягся, а мы с американцем  непроизвольно вздохнули. Он от воспоминаний, а я от невозможности их приобрести. Принесли роскошное «Меню». Капитан предложил американцу сделать заказ на своё усмотрение. Бизнесмен надел очки и основательно погрузился в работу. Наконец заказ сделан. Подошёл официант с запылённой бутылкой вина в белоснежном полотенце. Попробовать поднесли мне. Игра в доброго дядюшку продолжалась. Вино, явно, какое-то коллекционное, вместо этикетки маленькая наклеечка с номером. Я сделал умное лицо знатока, но, чтобы не переигрывать  удовлетворённо кивнул,  годится, берём. Вино действительно приятное, но, естественно, на этом мои познания закончились. По- моему, старый мафиози  всё понял и больше с вином не приставал. Принесли закуски. Большие порции свежего салата, на который были уложены креветки с перчённым томатным соусом.
    Ну, здесь местная кухня погорячилась. Вкус креветок был отбит начисто. Я выступать с критикой не стал, но, был разочарован. Беседа шла своим ходом. Наш хозяин рассказал, что дочка его тоже медик, поговорили о медицине. О фрахте пока ни слова. Ждёт капиталист, пока мы размякнем. Наконец,  пришло главное блюдо. Каждому по большой плоской тарелке с куском размером с полновесный кирпич  мяса потрясающей сочности  и вкусности. В тарелке было немного зелени и большая  картофелина в мундире. Я не против картошки, но в фирменном ресторане в кожуре как-то непривычно. Я не выдержал  и не тактично сказал, что-то вроде у нас принято овощ чистить на кухне. Тут мужик взвился, и стал рассказывать, что картошку эту привези за две тысячи километров, что она какого-то особенного сорта и выращивается индейцами в какой-то резервации и только для этого ресторана.  Мы все, конечно, прониклись, но с таким мясом можно было бы съесть и деревянный сучок.
    Потом, вернувшись в офис, добрый дядя забрал нашего капитана, а меня и старпома спросил, как мы насчёт рюмочки коньяка? Мы, конечно, были «За»! Поручив нас заботам секретаря или охранника, тут не разберешь, кто из них кто,  Бизнесмен утащил капитана в свой кабинет выкручивать руки, а нас подняли на лифте, на самый верх, где всё же находился ресторан. Это был стеклянный барабан со столиками,  на движущемся по кругу полом. Нас усадили, и провожатый сказал старпому, что можем не скромничать. Мы оживились, но когда к нам подошла  официантка. Это был удар ниже пояса в прямом смысле этого слова. Во-первых, ёе юбочка не имела длины, так как располагалась параллельно полу, как балетная пачка, но гораздо меньше и в один слой. Трусики  были естественно на виду, но были похожи на рыбацкую сеть с не самой мелкой ячейкой. Если представить себе длиннющие ноги, просто нависающие над  столом и низенькие кресла, в которых мы сидели, получится литерный ряд партера, то есть  обзор лучше не бывает. Но мы уткнулись, как два барана, в меню, затерявшись в  длиннющей и непонятной карте вин. Тут неожиданно к нашему столику подошёл  мужчина, довольно симпатичный и представился журналистом. Он прочитал в газете, что пришёл советский теплоход «Альметьевск» и очень рад познакомиться с русскими моряками.
    Человек вёл себя очень прилично, не «пялился» на наши красные физиономии под стройными бёдрами официантки. Мы попросили его помочь с выбором коньяка.  И вскоре мы были с коньяком и без искусительницы, постепенно  приходя в себя после адреналиновой  атаки. Вскоре журналист  ушёл, а мы сидели, утопая в мягких креслах, смакуя какой-то дорогущий коньяк.
   
    За большими окнами медленно проплывал  красивый, совершенно незнакомый чужой город Новый Орлеан. Было хорошо, но немного жаль, что красивая официантка убежала к другим столикам. Появился Коровников. Фрахт мы берём. Капитан  окинул быстрым взглядом ресторанную роскошь,  слегка задержался на официантке и заторопился на пароход. Прошло некоторое время пока мы выплывали из нерваны и возвращались к корабельным заботам. По трапу мы уже поднимались в полном сознании.
    Пришли машины с грузом. Упаковки с взрывчаткой складывали в кормовой  маленький боцманский трюм, детонаторы Егоров куда-то запрятал и хранил тайну до самой разгрузки в порту Лимон.
     На следующий день мы вышли из Нового Орлеана, так и не увидев по-настоящему этот город. Остался за кормой мост  Понтчартрайн, мутный гигантский разлив Миссисипи, сборище разномастных и разностильных строений на плоских болотистых берегах. Наконец, душный застоявшийся воздух города уступил место океанскому бризу с Мексиканского залива.  «Альметьевск» качнула  ультрамариновая  волна Атлантики, и мы покатились к югу.

                Порт Лимон

     Страна Коста-Рика маленькая даже на фоне карликовых стран латинской Америки.  От столицы города Сан Хосе на Тихом океане до города  порта Лимон на побережье Атлантического океана всего 146 километров. В длину страна немногим больше. Единственную железную дорогу от столицы до Лимона построили в конце девятнадцатого века. Строили её рабочие с острова Ямайка. А там основное население  чернокожие, бывшие рабы.  Коста-Рика благодатная и добрая страна. Растут бананы и кокосы, прекрасное кофе. Тенистые  пальмовые леса. Судя по истории, руководители стройки и привезённые рабочие  поладили друг с другом. По сравнению с плантациями сахарного тростника  бывшим африканцам эта работа казалась раем.  Дорогу они достроили, но учитывая, что вокруг,  то и дело вспыхивали восстания чернокожих, даже достаточно либеральное костариканское  правительство запретило  рабочим  возвращаться на тихоокеанское побережье. Но бывшие рабы были не в обиде. Места отличные, погода райская. Бананы. Кокосы и всяческая лесная съедобная зелень, ешь - не хочу. Работа тоже есть. Надо строить порт. И построили  и стали там работать, попутно разрастаясь количественно и расширяя свою транспортную и производственную деятельность. Порт Лимон, кстати, название это придумал Колумб, увидев на берегу старое, чудом сюда попавшее лимонное дерево. Дерева давно нет, а порт Лимон  превратился в процветающую провинцию, населённую выходцами из Ямайки, весёлыми  музыкальными и умелыми людьми.

    «Альметьевск» пришвартовался у длинного бетонного причала. На другой стороне стоял новенький  белый пароход - рефрижератор банановоз.
    Так уж случилось, что в этом рейсе пока попробовать бананов нам не пришлось. И в порт Лимон мы прибыли с неутоленным ленинградским аппетитом. Ребята начали по привычки торговаться. Предлагать за банан сигарету. Местные сначала не врубились, а потом прониклись таким сочувствием к полоумным русским, видимо никогда не видавших бананы, что совершенно бесплатно превратили наш достойный грузовик в банановоз. Местные сердобольные грузчики тащили к нам на борт бананы ящиками под поощряющими взглядами охранников и офицеров соседних судов. Чем это закончилось, расскажу позже.
К нам на борт пришли гости. Двое молодых ребят, инженеров,
получивших дипломы в московском институте им. Патриса Лумумбы. Они уже затосковали по московской жизни, а тут такая радость, пришёл русский теплоход.  Капитан их по-отечески принял, но банкет устраивал старпом Гена Новиков. Коровников от щедрот пожертвовал две бутылочки коньяка. У старпома тоже кое-что было в заначке. Кок на камбузе  творил отбивные с пюре. У второго штурмана выгребли французскую консервированную кабанятину,  оставшуюся от недавнего,  вскрытого  нечистыми на руку бельгийскими докерами, груза. Артельщик  принёс несколько банок  консервированного языка. Процесс  пошёл в лучших традициях российского гостеприимства. С каждой рюмкой  русский язык инженеров становился всё чище и красочней. Сидевшие в каюте старпома,  дружно помогали ребятам вспоминать  забытые слова и обороты  великого и могучего. В конце концов, капитан вынужден был  отозвать  с банкета буфетчицу, дабы не смущать морячку Раечку мужским весельем. 
    Пока инженеры еще помнили русскую речь, мы узнали, что строят они большой порт. Что Лимон процветает, являясь крупным транспортным узлом Коста-Рики. И, что их здесь ценят, как хороших специалистов. В дальнейшем язык костариканцев стал давать  сбои и перешёл на чисто русскую тоску по московской жизни. Видимо, студенты в Москве не скучали.  Всё закончилось неожиданно, по трапу застучали каблучки  обеспокоенных темпераментных  жён, и после небольшой вполне цивилизованной разборки состоялся почётный вынос  тел. К трапу подогнали два джипа и со всей возможной почтительностью  гостей вынесли на причал и уложили в автомобили. Довольные жёны обняли своих неконтактных уже мужей и укатили по домам. Среди нас павших не было.

    На следующий день ближе к вечеру два джипа наших новых друзей подкатили к борту «Альметьевска» и чистенькие, абсолютно  трезвые и здоровые инженеры поднялись по трапу и, подмигнув нам, исчезли в каюте капитана. Через несколько минут Коровников вызвал старпома и меня, я, кстати, был комсоргом парохода. Вот, что товарищи  сказал наш мужественный капитан: Наши вчерашние гости,  красочно покинувшие борт «Альметьевска», так благодарны нам за праздник, что слёзно просили меня отпустить  принимавших участие в банкете с ними на вечернюю прогулку. Я принял решение отпустить, но кроме вас поедут боцман Егоров, третий механик Жигулин,  два матроса палубной команды, два моториста, они весь рейс из машины не вылезали, пусть развеются, кок и артельщик. Старшим едет старпом, и прошу без глупостей. Гулять в пределах разумного.
    Под завистливыми взглядами оставшихся, мы бросились переодеваться в чистое. Заурчали моторы и джипы покатились сначала по старенькому асфальту, а потом  по красному песку грунтовой дороге,  между зелённых стен джунглей. Было ещё довольно светло, небольшой дождик прокатился по брезентовой крыше джипа.  Джунгли наполнились запахами незнакомой экзотической флоры, мокрой листвы, каких- то фруктов. На ветках яркими пятнами бросались в глаза  свободные ничейные попугаи. Они что-то кричали, суматошно взлетая, вспугнутые, проносящимися машинами. Глаза наших предприимчивых  моряков загорелись контрабандным огнём. Но старпом жёстко присёк криминальные надежды. За нелегальный провоз любой живности можно «схлопотать» очень большой штраф или даже срок.
    Сгущались краски вечернего неба. Мимо пронеслась плантация бананов. Сквозь поредевшую пальмовую рощу засветилось закатное море.  Машины выехали на берег небольшой ухоженной бухточки. На белом песке была отлита бетонная плита толщиной  в 50 сантиметров. А на плите располагалась  S - образной формы массивная  барная стойка. Почти у стойки нас ждал уже накрытый овальный стол. Преобладала Русская водка с собором Василия блаженного на этикетке, правда, местного производства. Но был и ямайский ром, и джин и текила.  С закуской, правда, было слабовато. Немного свежевыловленных креветок, сыр и, не имевшее успеха у наших моряков авокадо. Мяса точно не было, но хлеб был. Чтобы не обижать хозяев, мы попробовали всего, выпили все напитки. Веселились от души, но в пределах разумного. Купаться в ночь нас, правда, не пустили, испугали акулами.  Возможно, мы немного испугали бармена и официанта, но инженеры сказали, что всё  о’кей.
     Пришла ночь тёплая влажная, с шумными джунглями с какими-то стонами, трелями, кваканьем, временами заглушающими наши, уже разогретые напитками, голоса. Тропический лес  сомкнулся  вокруг ярко освещённой площадки бара. Мы были молоды, здоровы, нам было весело и в окружении всей этой настоящей экзотики с удовольствием вспоминали свою Россию.
      Но приключения продолжались.  Сыто заурчали моторы джипов. Фары пробили туннели  в зелённой стене тропического леса, и мы снова понеслись  по красному песку лесной дороги обратно в город.
    Надо сказать, что Лимон в семидесятых годах прошлого века  был небольшим городком.  Из развлечений в припортовом районе славился один ресторанчик с  очень либеральными нравами. И имя у него было очень распространённое «Оазис». У дверей этого древнего оазиса и припарковались наши машины.  Первым делом, из глубины  этого райского заведения были выставлены все аборигены ямайского происхождения. Зал опустел, но ненадолго. Очень быстро работники заведения организовали, общи стол с примерно таким же натюрмортом, как и в креветочной бухте. А затем сюрприз. Из закрытого  бархатной шторой внутреннего коридора вышли девушки. Их было много, на всех с избытком, от юных и не очень, от белых до тёмно-коричневых. Красивые креолки и миниатюрные раскосые азиатки. Весь хмель из наших несчастных голов вылетел в жаркую ночь. Ну, разве так можно?  Без подготовки и по самому больному месту. Но девушки оказались молодцами. Что-то защебетали по своему, но понятное, ребята включили на полный ход свою интуицию, прорывая языковой барьер и, застолье зашумело.
    Мрачнел только старпом Геннадий Иванович Новиков. Ему не давала покоя мысль, что значит в пределах разумного. Когда наступит этот предел?  Вернее, он на уровне подсознания знал, и предел, и когда он  наступит. Но очень не хотел его замечать. Заиграла музыка.  Ребята разобрали девочек. Глаза парней полностью утратили признаки разума. Руки загуляли по уже влажным телам. В этот несчастный момент старпом обратил внимание на окна. Раскрытые настежь,  они были плотно забиты восторженными, любопытными лицами местной молодёжи. Разумный предел оказался уже давно преодолён. И в этот момент Геннадий Иванович  заметил странный манёвр боцмана Егорова с крепенькой мулаточкой  в сторону внутреннего коридора, и пристроившегося  ему в кильватер  моториста с симпатичной негритяночкой.   Остальные ребята смотрели на них с пониманием и одобрением.
- Егоров,  ты это куда?  В этом состоянии боцман вряд ли  смог  сказать, что-то разумное. Он неопределённо  помахал рукой в сторону коридора, не прекращая движения. Назревал бунт.
-Боцман стоять!  Голос старпома обрёл палубную жёсткость.
-Девушек отставить, сказать спасибо, и всем на выход.
 Я, конечно, понимал, что старпом абсолютно прав. Всё-таки это был портовый бордель, и кроме советской моральной ерунды существовала возможность накрутить на болт вполне реальную  экзотическую гонорею или ещё чего-нибудь покруче. Но такое мягкое и горячее бедро было у моей изящной соседки, что трезвые мысли беспомощно, и лениво шевелились на задворках сознания, не имея никакого влияния на волю. Девушки не хотели отпускать добычу, добыча впрочем, тоже. Но моряки медленно трезвели. Глупое счастливое лицо боцмана с каждой секундой становилось всё несчастней. Матросы прижимали к себе девчонок, но уже было ясно, что это прощание. Ничего не понимающие инженеры пытались нас задержать, ведь самое интересное ещё впереди, а девочки очень хорошие.
     Пряча глаза, всеми ненавидимый старпом  сказал инженерам 
- Нам надо на пароход, время вышло.  Сказал так, что наши друзья поняли, не зря же они учились в Москве. Провожали нас дружно и зрители, и печальные девушки. Между прочим,  в местной газетке всё же появилась статья о нашей гулянке. Но, слава богу, коротенькая и насквозь доброжелательная. На «Альметьевске» Новиков  доложился капитану,  естественно, без подробностей и  в присутствии Пирютко.  Альберт  Павлович по нашему виду всё понял и вопросов не задавал. Уже ночью меня вызвал к себе старпом, и мы почти до утра банановым ликёром поминали наше приключение.

                Райский остров Увита

    Примерно в полу миле от порта из океанской синевы выставил кудрявую  зелённую макушку маленький островок, окруженный песчаным кольцом пляжей. Назывался остров Увита. За день до отхода наши отцы командиры, то есть  Капитан Коровников и первый помощник  Альберт Пирютко, отправили на этот островок  большую часть экипажа. Предстоял тяжелый переход  и нам был подарен день отдыха. Спустили мотобот,  на румпеле устроился повеселевший и прощённый всеми  старпом. Портовые шумы затихли за кормой. А навстречу, в пене прибоя вырастал сказочный зеленый остров. Пальмы тянулись к воде гребёнкой тяжёлых ветвей. Киль зашуршал, врезаясь в песок, и мы прибыли в рай.
    Лес подходил к океану деформированными штормовыми верами стволами деревьев. Корни глубоко ушли в песок, а ветви сплелись в плотный зелёный свод непроницаемый не только для дождевой воды, но и для солнечных лучей. Чем дальше мы уходили в глубь острова, тем плотнее становился этот кусочек сбежавших с материка джунглей. Но вот стволы разошлись. Сквозь поредевший свод, пробились лучи солнца, и остров оборвался вниз отвесными базальтовыми скалами.
    Вернувшись на песчаные пляж, мы купались до посинения, ныряли за кораллами и ракушками. Я нашёл какой-то плоский коралл, похожий  на натянутую на ветвистую основу плотную сетку. Накупавшись, и обгорев, мы забрались в мотобот и на малой скорости пошли вокруг острова. Я устроился на носовой банке, и, свесив голову, высматривал подводные красоты. Вдруг  мы наплыли на тёмное треугольное пятно под водой. С обоих бортов вскипела водоворотами вода и, тёмный треугольник, как истребитель «стелс», понёсся из-под  дна нашего кораблика в океан. Это был очень крупный  скат манта. Мы вернулись на «Альметьевск» обгоревшие, отдохнувшие, с трофеями и влюбленные в маленький, на какое-то время только наш остров Увита.
    На утро на борт прибыл лоцман,  тяжело загремела якорная цепь, наматываясь на брашпиль. В воду с причальных тумб полетели канаты, и «Альметьевск» отвалил от бетонной стенки весёлого порта со странным именем  «Лимон». Чуть не забыл о бананах. В порыве необузданной жадности моряки набрали столько бананов, что заполнили все свободные углы и отнорки на судне. Сначала их просто ели, потом стали использовать в качестве приза в игре морской бильярд. Выигравший получал банан. Затем правила изменились, проигравший съедал банан прилюдно.
    Но вот пришло время криминала. Под покровом ночи злоумышленники стали вешать гроздья бананов на каютные дверные ручки. В каждой каюте на натянутой верёвке весели чернеющие плоды. Запах гниющих бананов перебивал даже солярку в машинном отделении. У меня бананов не было, и я жил спокойно, отбивая атаки щедрых друзей. Наконец,  вместе со старпомом мы объявили аврал и потребовали  выбросить бананы за борт. Что и было с готовностью сделано  всем экипажем.


                Латинская Америка 1973год