До свидания

ДО СВИДАНИЯ
ПЬЕСА

Перевод с осетинского
Сулеймана Фарниева

Действующие лица:
Ведущий – говорит в рупор или просто громким голосом.
Берд – командир партизан, 25-30 лет. Осетин. Его одежда: черкеска, осетинская шапка, бурка, башлык, сапоги.
Дурак – немой, 20-25 лет. Его одежда: лохмотья, без головного убора, босой.
Адвокат – 35-40 лет. Осетинский интеллигент. Его одежда: европейская.
Микит – грабитель, бессовестный грязный человек, 20-35 лет. Грузин. Его одежда: грузинская.
Дзибит – такой же, как Микит. Осетин. Его одежда: смешанная.
Геринг – офицер немецкой армии, 30 лет.
Херхишвили – царский офицер, командир меньшевистской армии. Грузин, 30-35 лет. Его одежда: военная форма меньшевистской гвардии – жёлтая шинель.
Казишвили – офицер меньшевистской гвардии. Осетин, 25-30 лет.
Лизико – бесстыдная женщина, 18-23 лет.
Бад – осетинский буржуазный интеллигент, 35-40 лет. Его одежда: брюки с широкими штанинами, осетинский ремень, осетинская шапка.
Кала – осетинский буржуазный интеллигент, 35-40 лет. Его одежда: осетинская.
Боппи – стихоплёт, интеллигент-националист. 40-45 лет. Его одежда: смешанная; европейская и осетинская.
Оля – жена адвоката, интеллигентка, 29-37 лет. Её одежда: европейская.
Баби – интеллигент, большевик, 30-35 лет. Его одежда: европейская.
Сахмат – партизан, большевик, 25-30 лет. Его одежда: осетинская.
Вано – представитель городского подпольного Комитета большевиков. Грузин, 35-40 лет. Его одежда: европейская.
Госагаз – глуповатая сельская женщина, вдова, 30-35 лет. Её одежда: осетинская.
Казимагомет – сельский житель, 80 лет. Его одежда: осетинская.
Адильгирей – сельский житель, 50-55 лет. Его одежда осетинская.
Асах – сельский землевладелец, 50-60 лет. Его одежда: осетинская.
Дзибирт – сельский житель, 45-50 лет. Его одежда: осетинская.
Ципо – пастух, 17 лет. Его одежда: осетинская.
Дзебон – сельская жительница, 40-45 лет. Её одежда: осетинская.
Партизаны.
Женщины.
Подпольщики.
Гвардейцы.



АКТ ПЕРВЫЙ
Явление первое
Слышны выстрелы, шум, возня. Время от времени на сцену прибегают красные партизаны. Город берёт меньшевистская армия. Слышен грохот пушек. В некоторых местах город объят пламенем. Смута. Время послеобеденное, ближе к вечеру. Действие происходит на улице провинциального города.
Ведущий. Притесняемые, бесправные, оскорблённые люди поднялись за свои права, за свою честь, за условия жизни… Поднялись против руководителей власти, алдаров и крупных землевладельцев; против кровожадных руководителей меньшевиков. Шум борьбы пронёсся по всему краю, оглашая седые вершины наших высоких гор, и ветвистые усы вековечных чёрных лесов…
Зашевелились оскорблённые люди, стали слышны возгласы борьбы, уверенные, решительные выстрелы… Под красными знамёнами шли красные партизаны…
Шли в восемнадцатом, девятнадцатом, двадцатом годах…
От лавин крови в багряный цвет окрашивался голубой лик небес. Дым от выстрелов винтовок низко осел в глубоких ущельях… Оружие гремело подобно грому. Языки пламени, состязаясь, рвались наверх. Летящие пули заглушали вопли быстрых горных потоков.
(На сцене слышны звуки выстрелов).
Слушайте выстрелы!
Слушайте шум!
Это выстрелы гражданской войны, это разгар классовой борьбы! (Ведущий уходит! Медленно поднимается занавес).
Берд. (Выходит на сцену с партизанами). Осторожно уходим из города. Враг бросил на нас очень большие силы, не остановим их в прямом бою. Только без спешки, без суеты. Собираемся в теснине Чеха. (Встаёт на возвышенное место и оттуда наблюдает за своими людьми).
1-ый партизан. Берд! Берд! Посмотри-ка, вон что ребята сюда тащат. (Партизаны прикатили на сцену лёгкую горную пушку).
Берд. Хвостовик снимите и заберите с собой. Саму пушку оставьте здесь. (Партизаны, дивясь словам Берда, переглядываются между собой).
1-ый партизан. Это как! Пушку оставим здесь?
2-ой партизан. Не бывать этому. Мы должны стрелять по меньшевикам из их же пушки.
Берд. А куда её потащишь, умник? На вершину Кариу-хоха или на Лагз цыти?
1-ый партизан. Война, война должна быть настоящей, здесь шутить нельзя. Врага надо бить.
Берд. (Командует). Начинайте осторожно уходить из города по глухим закоулкам! (Уходит).
1-ый партизан. Ну, что будем делать с пушкой?
2-ой партизан. Сюда мы её притащили, теперь пусть другие тащат дальше, мы устали.
3-ий партизан. Не нужно её тащить, правильно сказал Берд.
1-ый партизан. Ну, тогда давайте в дуло камней набьём…
3-ий партизан. А это зачем?
1-ый партизан. Как зачем, когда будут стрелять из неё нам вослед, то пусть им достанется от взрыва.
2-ой партизан. Очень хорошо, отлично! (Носят камни и кладут их в дуло пушки).
3-ий партизан. Вот, вот, побольше положим, может быть их всех уничтожит своя пушка!
1-ый партизан. Уже хватит, уходить надо.
2-ой партизан. Бежим, ребята! (Убежали. Выстрелы усилились. Враг приближался. Снаряд попал в один дом и разрушил его. Люди в суматохе бегут по улицам. Слышны крики и плач детей, громкий шум. Рёв скотины. Кудахтанье кур).
Раненый партизан. (Пробегая по сцене. Что мне делать… Куда… Помогите! (Пробует идти, шатаясь). Мои дети, моя семья. (Пуля вновь попадает в него). Ой! Сердце… (Подскакивает кверху, затем падает). Моя семья…
Умирающий партизан. (Валяется на земле в луже своей крови, рядом его сын). Умираю… Знаю, нет спасенья… Пусть знают враги… (Носовой платок его окрашен кровью). Мой сынок… Моя кровь… Моя кровь…
Ребёнок. Отец, отец! (Ложится ничком на тело отца. Волны убегающих людей становятся меньше. Кто-то из беженцев пытается тащить мальчика за собой, схватив его за руку, ребёнок плачет. Последняя волна бегущих пробежала, откуда-то прибежал дурак).
Дурак. (Хохочет, смеётся). Хи-хи! Ха-ха-ха! (Заметил мертвеца). Ха! (Медленно подошёл к мёртвому и, вымазав свои руки его кровью, стал танцевать. На сцене появился адвокат).
Адвокат. (Пренебрежительно скривил губы). Война… война… война… Зачем нужна война? Кому нужна война? Мой бедный народ не кусает губы в предвкушении войны, людям не нужна война, они хотят мирной жизни. Мирная жизнь лучше… Национальный Совет смотрит таким же взглядом на это дело. Пропади пропадом эта война. Никогда не читал даже в Римском праве про такое необычайное, неслыханное дело. Нет, лучше мирная жизнь, войне конец. (Только теперь он заметил убитых. Вздрогнул и пошёл прочь, дурак пустился за ним следом и корчит разные отвратительные гримасы).
Дурак. Аги, аги… Хи-хи-хи! (Показывает людям свои руки, вымазанные в крови и, танцуя вприпрыжку, следует за адвокатом. Показались Микит и Дзибит).
Микит. Как бы не так, адвокат опять их купит, он всё покупает всегда. Как хороший человек. Всё приносит пользу, Дзибит, уноси всё.
Дзибит. Карманы обыщи, карманы, кто знает может там деньги окажутся. Револьвер тоже забери! (Слышится шум). Быстрей, Микит, а то придут гвардейцы и нам ничего не достанется.
Микит. Ненавижу этих гвардейцев, если что бывает, то нам ничего не оставляют, всё себе забирают…
Дзибит. Бежим, Микит, идут. (Всё что им попало в руки они сунули за пазухи и убежали. Показались подпольщики-партизаны).
1-ый подпольщик. Надёжная связь – прежде всего!
2-ой подпольщик. Хорошо!
3-ий подпольщик. Идут. (Ушли в тень. На балконе второго этажа дома показался адвокат. В руках у него красное знамя, и он размахивает им. Кричит).
Адвокат. Гаумарджос, гаумарджос! (Держит в руке словарь и поглядывает в него). Ваша! Ваша!.. (Не сумев сдержать себя, закричал). Ур-а-а, ура-а-а! Да здравствует непобедимая грузинская народная гвардия! (Слышна поступь гвардии, но её на сцене не видно. Адвокат машет в сторону гвардии). Ура-а-а! (Поёт про себя). Может теперь уже закончится война… (Громко). Ваша! Ваша! Ваша!
конец 1-го явления 1-го акта
АКТ ПЕРВЫЙ
Явление второе
На переднем плане сцены улица, с внутренней стороны двухэтажный дом, на втором этаже которого находится хорошая, уютная комната. У комнаты со стороны улицы нет стены, и с улицы видно всё. Комната освещена красивым электронным светом (жёлтым, красным, голубым). Офицерский пир в самом разгаре. Официальная часть пира подходит к концу. На пиру грузинские офицеры, немецкий юнкер, и группа женщин лёгкого поведения. Время – ночь.
Ведущий. В ответ на выступления трудящихся Южной Осетии грузинские меньшевики привели немецкую армию. Сапоги прусских юнкеров топчут землю Осетии. Это был ответ меньшевиков поборникам справедливости, которые сожгли усадьбы алдаров, это была месть за расправу над кровопийцами. Шла борьба!.. Защитники справедливости не складывали оружия. Национальный Совет кланялся прусскому сапогу и оружию грузинских меньшевиков… Просил прощенья… Большевики не оставляли своё правое дело. Готовили трудящихся к ожесточённой битве. Но пока победили меньшевики и прусские юнкера. Они радуются своей победе. (Ведущий уходит. Медленно поднимается занавес).
Геринг. (прусский юнкер). Фи расреши мние прифет сфабодне, демократен Георгие! (Поднимает высоко свой бокал).
Пирующие. Гаумарджос, гаумарджос! (Рукоплещут, не скрывая радости).
Геринг. Мой прфителстфо прифетстви фас. (Тут же выпил свой бокал).
Пирующие. Васа, васа, васа! (Аплодисменты, смех, веселье).
Геринг. (Высоко подняв пустой бокал, кивает головой). Спасибо, васа! Гаугардос!
Херхишвили. Этот тост я поднимаю за наших отважных воинов и за того, кто нам больше всех помогает, за осетина Казишвили. Дай бог им здоровья, сумевшим сокрушить эту Вандею, разгромить очаг большевиков! (Женщины смеются, аплодируют Казишвили. Мужчины запели «Мравал жамиер»).
Казишвили. Ну, пусть у меня будет такое счастье, чтобы я мог слушать старших и выполнять их наказы. Пока у меня сердце бьётся в груди, я не устану бить мятежников. Пусть меня мой край, мой народ считает предателем, мне теперь это всё равно!
Херхишвили. Правильно говоришь, правильно, промокший не боится сырости!
Казишвили. Да, дело обстоит так. Я не мелкий лавочник…
Адвокат. А то, что у тебя было крупное, ты уже продал?
Казишвили. Не трогай меня, адвокат, а то тебя бог тронет, мелкий рогатый скот (рыгнул) тоже знаю как продать, не то (Тронул свой маузер).
Адвокат. (Встал в озлоблении). Ну, господа, до свидания, мне некогда.
Геринг. Госбода! Ругайсйа нелзиа.
Херхишвили. Казишвили! Нехорошо так резко, адвокат пошутил.
Казишвили. Херхишвили, ради тебя я прошу прощенья у адвоката.
Адвокат. (Садится на место). Спасибо.
Казишвили. Одним словом, я пью за здоровье хорошего человека. (Выпил).
Кала. На здоровье, на здоровье! Ваша, ваша, ваша, Казишвили!
Лизико. (Вскакивает со своего места и протягивает свой бокал Казишвили). Прими мой бокал, ягода моей души. (Прижимается к нему тесно).
Казишвили. Спасибо, спасибо, солнышко. Пусть твои бокалы всегда будут счастливыми. (Выпил).
Лизико. (Вешается на шею Казишвили и целует его). Да стану я твоей жертвой.
Женщины. (Опьянели. Хихикая, тянутся к мужчинам). Хи-хи-хи, хо-хо, ха-ха (Руками, глазами, губами, талиями делают неприличные намёки).
Херхишвили. Эй, эй, подождите пока. Я хочу сказать ещё одно слово и прошу внимания. (Женщины отдалились от мужчин. Лизико села на колени Казишвили и стала гладить его волосы).
Адвокат. Слушаем тебя, батоно!
Херхишвили. В Осетии много образованных людей, но большая их часть не на нашей стороне…
Адвокат. Образованные люди Осетии хотят, чтобы не было войны.
Херхишвили. Когда войне придёт конец, то уже не будет вражды. Но здесь за столом сидит один из лучших, один из образованнейших людей Осетии, и я призываю всех выпить за его здоровье. Пусть долгие годы живёт адвокат, помогая своему народу с нашей помощью.
Кала. На здоровье, на здоровье, офицер! Живи долго, наш славный адвокат! (Все пьют за здоровье адвоката).
Казишвили. (Осушил бокал до дна). Смотри, если не веришь.
Лизико. (Обнимает Казишвили). Так, так, ягода моей души. (Женщины напились до такой степени, что ничего не соображают).
Адвокат. Спасибо, большое спасибо. Я только хочу сказать, что интеллигенция в большей своей части идёт за мной, может и не идёт, но мне всё равно так кажется. Я же сторонюсь от политики. Политика не наше дело. Я хочу, чтобы война закончилась поскорее. На это направлены все мои силы.
Херхишвили. Правильно говоришь, правильно, адвокат. Политика нас не касается. Ты хочешь, чтоб закончилась война, и я в этом ничего плохого не вижу, это и моя мечта.
Адвокат. Да, да, тогда хорошо, будем действовать вместе. Спасибо вам всем. (Выпил).
Казишвили. (Вскакивает со своего места). Теперь танцевать, веселье! Город наш, чего мы боимся? Девушки, ягодки моей души! Развеселите меня. (Люди зашевелились, стали отодвигать столы в сторону, освобождая место для танцев). Так, так, веселье, мои милые. (Начались танцы, царит веселье, в каждом углу сидят, обнимаясь, парочки).
Адвокат. Господа! Я тоже могу вас немного развеселить. Вот мой инструмент. (Достаёт из-под стола патефон и устанавливает его на стол. Раздаётся: «Боже царя храни»).
Херхишвили. Это очень скучно, поставь что-нибудь другое.
Адвокат. Сейчас, мой дорогой. (Меняет пластинку, но никто не слушает, и он засыпает у патефона).
Геринг. (Держит под мышкой одну из девушек). Спокони ноч, господа. (Кто ещё был в состоянии соображать, те кивнули ему головами).
Херхишвили. Дасвидания, дасвидания, батоно Геринг. (Геринг уходит. С улицы доносится шум. Время от времени появляются подпольщики и оглядываются вокруг. Казишвили танцует на носках. Появились на улице Микит и Дзибит, за ними следом идёт, хохоча, дурак).
Микит. Давай зайдём к ним.
Дзибит. Зайдём; с приношением.
 Микит. А с этим дураком что делать, он же вслед за нами ходит?
Дзибит. Дадим по шее и прогоним.
Микит. Тогда он совсем не перестанет кричать, лучше дадим ему араки и может быть тогда перестанет ходить за нами.
Дурак. Аг-го-о… (Танцует, смеётся).
Дзибит. Совет твой хорош.
Микит. (Показывает дураку бутылку араки). Га, вот тебе арака!
Дурак. (Берёт бутылку и танцует, прикладывает бутылку ко рту и пьёт).
Микит. Пойдём теперь.
Дзибит. Ну тогда на прощанье по глотку!
Микит. Хорошо! (Пьют из бутылок. Дурак тоже пьёт, громко сопя).
Дзибит. Микит, я сейчас очень храбрый, следуй за мной и не пропадёшь.
Микит. Я сам тоже сильно храбрый, идём, если                хочешь, к государям! (Держась друг за друга, поднялись по лестнице).
Дзибит. (Стучась в дверь). Эй, алдары, гостей не пускаете?
Херхишвили. (Достаёт свой маузер и говорит в ответ). Заходи, заходи, гость мой гость!
Микит. (Толкает дверь). В таком случае мы идём. (Дверь отворилась. Микит и Дзибит когда увидели наведённый на них маузер, то покатились по лестнице вниз. Послышался звон их бутылок).
Казишвили. (Смотрит с порога и хохочет). Эй, чтоб дом ваш разрушился, если вы такие трусливые. Заходите, заходите, Микит и Дзибит!
Дзибит. Это нехорошая игра.
Микит. (Поднимается и держится за бок). Какая это игра, у меня ребро сломано.
Дзибит. Вставай, вставай, осёл, прекрати стонать, сам же меня сюда притащил. Пошли. (Охая, поднялись по лестнице и вошли внутрь).
Микит и Дзибит. Пусть ваша ночь будет лучше нашей ночи! (Достают из карманов бутылки и ставят их на стол).
Микит. (Женщинам). А это вам, вешалки моего сердца. (Бросает им конфеты).
Казишвили. Гостям по одному танцу. (Гармонистка заиграла кинтаури. Дзибит и Микит танцуют кинтаури).
Адвокат. (Проснулся). А это кто? (Протирает глаза). А-а. (Поставил новую пластинку на патефон). Фок, фок строт-строт. Эйт!
Дурак. (Одним махом влетает через дверь в комнату. Люди перепугались, потом стали смеяться, увидев его).
Херхишвили. Это кто? (У дурака в руке окровавленная белоснежная рубашка. Он размахивает ею и пытается танцевать. Он сильно пьян).
Казишвили. (Весело). А это у тебя что, у бунтарей знамя отобрал?
Херхишвили. Уберите его быстрее или я его пристрелю!
Казишвили. Сейчас, батоно! Сейчас, батоно! (Взяв дурака за шиворот, выбрасывает его наружу. Дурак вопя, покатился по ступенькам на улицу).
Казишвили. Весело, да обойдут меня беды!
Херхишвили. (Танцует лекури). Облиа, облиа! (По улице два гвардейца ведут арестованного мужчину. Остановились возле дома. Один из гвардейцев поднялся по лестнице наверх, другой остался с арестованным).
Гвардеец. (Внутри). Батоно Херхишвили, мы поймали одного бунтовщика, что с ним делать? (Херхишвили перестал танцевать).
Казишвили. Я должен его… (Хватается за маузер).
Херхишвили. Не-ет, я сам его должен… (Схватили свои маузеры и бросились бежать вниз).
Казишвили. Постой, постой, батоно, разреши мне! (Откуда-то раздался выстрел. Гвардеец упал, арестованный убежал).
Казишвили. (Возле убитого). Что случилось?
Херхишвили. Посмотрим! (Стреляет из маузера и кричит). Тревога, тревога! Поймать их! (Люди с окон и верхних ступенек лестниц смотрят, не скрывая удивления. Патефон адвоката что-то играет).
конец 2-го явления 1-го акта
АКТ ПЕРВЫЙ
Явление третье
Узкая городская улица. Много подвалов и закоулков. На улице мало прохожих. Видны редкие деревья, церковь и горы вдали. По улице, озираясь, идут подпольщики. Клеят прокламации, затем скрываются. По улице идёт адвокат, погружённый в свои мысли. Руки на бёдрах, голова опущена.
Ведущий. В буре революции, в дыме орудийных выстрелов меньшевики продолжали творить свои дела. Шарили в карманах мёртвых, грабили живых и так жили в пьяном веселье, используя революцию себе на пользу…
Революция идёт победным шагом по полям битв, выбрасывая с дороги своих красных знамён старые, прогнившие традиции, очищая дорогу к светлому будущему.
Придёт время и тогда революция спросит с сегодняшних мерзких подстрекателей врагов, предателей. Укажет им на их место. Но пока не пришло это время и смотрите на них. (Ведущий уходит. Медленно поднимается занавес).
Адвокат. О! (Поднимает голову кверху и кладёт палец на лоб). Но всё-таки как прекратить войну, мы уже устали от неё, хотя бы дали в это время передышку интеллигенции. Что нас ждёт? Кто-то воюет, а у меня жизнь ломается. Не понимаю, абсолютно ничего не понимаю в этих делах. Почему… Что моя жизнь… До каких пор… Разорение… (Придерживает рукой голову и думает).
Зачем нужно думать? (Махнул рукой), Что такое думать? Слава… Честь… Обычай… Люди. Не-ет, с них не могу поднять свою руку?
Пусть меня покарает бог в тот день, когда я забуду свой народ… Что я ещё хочу, что мне ещё надо? Только счастье своему народу и больше ничего, ничего, ничего… Из земли наверх поднялись миллионы штыков и грозят всем людям. Бросают по сторонам множество людей, подобно снопам. (Подумал). А вдруг мой народ пропадёт в мутных волнах жизни? Это моё самое большое опасение, я боюсь этого… (Появились подпольщики).
Подпольщик. Здравствуй, адвокат!
Адвокат. Будь счастлив.
Подпольщик. О чём ты опять думаешь?
Адвокат. Ни о чём, так говорю сам с собой.
Подпольщик. Какой ты счастливый, есть время для размышлений.
Адвокат. (Разозлившись). Так, что, думать не надо?
Подпольщик. О-о! Не злись, пожалуйста. Думай сколько хочешь, только не злись. Может и нам выпадет свободное время, чтобы думать. Ну, а пока, до свидания!
Адвокат. До свидания!
Подпольщик. (Машет рукой назад). Хорошо, хорошо, не злись.
Адвокат. (Про себя). Посмотрим что вы сделаете. Я закончил университет и не смею так разговаривать, а посмотри-ка на этих! Говорят, когда муравью приходит конец, то у него тогда вырастают крылья, интересно, не получится также с делом этих. Пропадает, откровенно пропадает нация, и никто этого не понимает. Восстали против всего мира, но посмотрим, что выйдет из их дела. Надо, чтобы все прогрессивные силы объединились против варваров, для сохранения культуры… Зачем я занимаюсь болтовнёй, какая культура, какая Европа? Не-ет, не так я хотел сказать. Я только хочу того, чтобы наша культура не пропала, чтобы мы смогли сберечь свои обычаи, честь, славу, и чтобы нас не растоптали другие народы, чтобы нас оставили рядом, и чтобы осетин считали равными себе, вот это моя мечта. Большевики хотят всё сломать, и поэтому я их не люблю… К чёрту всё! Конец войне! Да здравствует мир. (Увидел на стене приклеенную прокламацию). А-а, так вы уничтожаете мои ожидания, так вы хотите воевать! (Со злостью сорвал прокламацию и пошёл быстро). Так вы не бросаете свои привычки и поэтому болтаетесь здесь, сейчас посмотрим. (Уходит. Из-за угла показались пьяные вдрызг Микит и Дзибит. Вся одежда у них в пуху. В руках, на спинах, в разных местах всякие вещи: наволочки, пододеяльники, полотенца и другое. Микит держится за Дзибита и поют).
Много тканей и вещей,
Много, много всякого.
Много вин и араки,
Много, много всякого.
Дзибит. Микит!
Микит. Что тебе надо?
Дзибит. Микит, слушай меня.
Микит. Слушаю тебя!
Дзибит. Давай вот этот дом заберём себе. (Показывает на дом).
Микит. Давай заберём!
Дзибит. Тогда ты возьмись за тот край, я за этот и понесём.
Микит. Хорошо, только давай сделаем по глоточку. (Сели по углам дома).
Дзибит. Ну. (Достали свои бутылки и пьют).
Микит. Мне нравится осетинская арака.
Дзибит. Ну, выпил ты струну мертвецов, закончи когда-нибудь.
Микит. Дзибит, что такое струна мертвецов?
Дзибит. Опять начинаешь?
Микит. Дзибит, злиться не надо…
Дзибит. Так ты же сам злишься…
Микит. Я уже не злюсь, давай спрячем и понесём. (Прячут свои бутылки).
Дзибит. Ну, поднимай!
Микит. (Делает усилие). Ага-а!
Дзибит. Хорошо поднимай, мамадзахли!
Микит. (Присел на угол дома). Кто? Я мамадзахли… Не буду поднимать с тобой.
Дзибит. (Со злостью). Тогда вставай с угла, я сам один понесу дом себе.
Микит. (Обиженно). Хорошо, хорошо. Я не даю тебе свою долю.
Дзибит. Чтоб твоя зола загорелась, как я от тебя устал. Поднимай и получишь долю. (Микит повеселел и встал. Схватился за угол дома).
Микит. Го-опп, Карасе!
Дзибит. Сильней, сильней, Микит. С моей стороны шевелится, а ты ничего не можешь.
Микит. (Потянул сильней). Мне тоже кажется, что дом идёт наверх.
Дзибит. (Перестал поднимать и устремил глаза кверху. Стал дразнить Микита). Куда наверх идёт, держи крепче, а то вырвется у тебя! «Вон идёт наверх», идёт…
Микит. У кого вырвется?
Дзибит. Пусть у тебя не вырвется.
Микит. Клянусь богом, у меня не вырвется. Никогда от меня ничего не ускользало.
Дзибит. Тогда куда наверх идёт дом?
Микит. (Сел на угол дома). Кто сказал, что дом идёт?
Дзибит. Ты!
Микит. А куда он идёт, у него паспорт есть?
Дзибит. Знаешь что, Микит?
Микит. Что, что, Дзибит, мой единственный друг, слушаю тебя.
Дзибит. Мы сейчас делаем большую глупость.
Микит. Почему?
Дзибит. Почему, почему, этот город весь наш, так зачем нам тащить этот дом.
Микит. Ты не прав, гвардейцы украдут его у нас.
Дзибит. Глупец, дом нам всё равно не поддаётся, и пусть он пока здесь стоит.
Микит. Хорошо, шени чириме, ну тогда давай споём «Песню девушки», а?
Дзибит. Ладно, иди сюда и споём.
Микит. Лучше идти и петь.
Дзибит. Хорошо, пойдём. (Пошли горланя «Песню девушки». По мере их удаления песня слышится всё тише и тише. На сцене появляется дурак. Он смеётся, что-то пытается говорить, но его никто не слушает. Начинает плакать. Показывает рукой куда-то в сторону от сцены. Уходит и вскоре за ноги притаскивает повешенного мужчину. Затем тащит мертвеца назад и громко смеётся).
Дурак. Го-го-го, хи-хо-ха! (В дорожной одежде появляется адвокат. Дурак замолкает и прячется в углу. Адвокат его не видит. Дурак из угла показывает ему язык и делает руками какие-то жесты. Адвокат останавливается и о чём-то говорит про себя).
Адвокат. В последний раз пробую, в последний раз ещё стремлюсь наставить бунтовщиков на ум, но если они ко мне не прислушаются, то это уже будет не моя вина. Эти мятежники, наверное, думают, что раз некоторые из осетинской интеллигенции не с ними, то они против революции… Не-ет, ошибаются, ошибаются! Когда я ещё был ребёнком, то даже тогда из моих чаяний самым главным была революция. Я тоже революционер, но не такой, как они. Эти бунтовщики, а я настоящий революционер, народный революционер. Я только хочу, чтобы Осетия отделилась от народа, который её обижает, от русского и других народов поменьше, как отделились некоторые другие, и сама бы строила свою жизнь. А русские именем какой-то революции обманывают малые народы, находящиеся под их ярмом. Эстония, Литва, Латвия, Грузия не захотели больше быть под игом, и Осетия тоже не должна пребывать под гнётом. (Из угла выскочил дурак).
Дурак. Ммооо-о-о, и-и-и, а-а! (Кружится вокруг адвоката и показывает рукой в сторону от сцены).
Адвокат. (Раздражённо). Пошёл вон, чтоб тебе провалиться, чего путаешься у меня под ногами. Если, как говорят, не умираешь от удара, то вот тебе укол.
Дурак. (Всё равно продолжает кружиться вокруг адвоката, показывая в сторону от сцены). Аги-аги-и, и-и-и! О-о-о!
Адвокат. (Смотрит туда). Ой, это как? (Дурак побежал и опять за ноги притащил мертвеца).
Дурак. Во! (Отпускает мертвеца и скрывается в углу).
Адвокат. (Закрывает глаза руками). Что приходится видеть, что приходится испытывать, о несчастный я. Когда придёт конец этому аду? Когда кончится эта неслыханная война? По чьей вине происходят эти чудеса царциата? Нет, таким образом ничего. Вперёд, я сам пойду в лагерь бунтовщиков посланцем трезвого ума. (Глядит на небо). О бог богов, до свидания! (Адвокат уходит. Дурак выпрыгивает со своего места и свистит вслед адвокату. Убегает. Появляются подпольщики. Крадучись выходят на сцену. Смотрят в сторону повешенного. Вечереет).
1-ый подпольщик. (Глядя на мертвеца). Это Джена.
2-ой подпольщик. Что с ним делать?
1-ый подпольщик. Ночью унесём его в горы. Как идут дела на лесопилке?
2-ой подпольщик. Готовы подняться, особенно их                заставили пошевелиться эти повешенные. (Слышится звук шагов).
1-ый подпольщик. Вечером на прежнем месте.
2-ой подпольщик. Хорошо! (Уходят. На сцену выходит охранник, снаряжённый всем. Короткая жёлтая шинель грузинская маленькая шапка. Вооружён).
Охранник. (Поглядывая по сторонам). Уже столько лет хожу взад и вперёд, а что проку?.. Эх, чёрт бы побрал тех, кто заморочил мне голову, сейчас сидел бы дома…
И ещё ничего, когда человек переносит трудности в деле, в которое верит, но сколько в нашей армии таких вот, как я? (За сценой слышится шум).
Охранник. Эй, что это такое? (Ответа нет).
Охранник. Кто ты, стреляю! (Ответа снова нет, уходит за сцену.
Охранник. Думаю, опять что-то произошло. (За сценой смех усиливается и слышится всё ближе и ближе. Но вот, наконец, на авансцену, хохоча, выпрыгивает Дзибит. Он пьян).
Дзибит. Уха-ха-ха! Уха-ха-ха… Что приключилось с Микитом. Я всегда ему говорил, но он меня не слушался. Хаха-ха! Ха-ха-ха! Пусти его, он с начальниками вздумал подружиться. (Передразнивая). «Поверь мне, Херхишвили, я сегодня тоже офицер… Я весел, я тоже радуюсь. Пойдём к девушкам, пойдём». А Херхишвили ему говорит: «Куда, куда? К девушкам?.. Зайди-ка пока сюда…» Затем он его водворил в подвал, который под штабом, и теперь Микит оттуда сбежал… Ха-ха-ха! (От смеха катается на животе. За сценой послышался крик и густой смех. Микит прибежал на сцену в порванной одежде, держась за спину).
Микит. (На бегу). Ой-ой, ой-ой!
Херхишвили. (За сценой). Эй, офицер! Куда удираешь?
Дзибит. (Бежит вслед за ним), Постой, постой, Микит! (За сценой слышится смех), Ха-ха-ха.
конец 1-го акта
Занавес
               
Второй акт
Явление первое
Место действия: уютная, прибранная комната адвоката. В комнате разная дорогая утварь, картины и прочее. За беседой сидят адвокат и Бад. Вечер. Окна плотно закрыты.
Ведущий. Плачьте навзрыд, снеговые вершины,
Черной золой лучше видеть мне вас.
Судьи, чтоб стали вы жертвой лавины, ;
Доблестный нрав проявите хоть раз...
И вот засуетились судьи Осетии. Сказали, что счастье народа, мол, в наших руках. Они и вправду объявили себя судьями, головой Осетии, мозгом Осетии. Вершат суд, болят их сердца. Вы только посмотрите на них. (Занавес поднимается).
Адвокат. Я верю, Бад, что свобода нашего народа в наших руках. На нас уповает бедный люд, наша угнетённая Осетия. Наш долг помочь ей всем, что в наших силах.
Бад. Так, так, правильно говоришь, Гола, но люди стали такими мерзкими, что таких, как мы, уже не слушают. Ты слышал, что они придумали. У всех на устах слухи о каких-то богатых и бедных…
Адвокат. Да, да. Мне ненавистны эти слова, это просто противно.
Бад. А что значит бедный или богатый? Абсолютно ничего, рядом с честью и обычаем такие слова являются всего лишь демагогией. Разве из-за таких слов люди должны терять разум и убивать друг друга?
Адвокат. Эврика…
Бад. Интересно, если осетины истребят друг друга, то что получится из дела?
Адвокат. Эврика, ты произнёс удивительно правильные слова. Если люди перебьют друг друга, то у нас не будет ни бедных, ни богатых – хорошо сказал, Бад.
Бад. Я полагаю, что эти большевики далеки от так называемой элементарной логики…
Адвокат. Я изучал в университете Римское право, знаю древнюю историю, но такого безумия, которое творят теперь большевики, никогда не происходило во всём мире.
Бад. Почему нельзя примириться тихо? Землю раздадим своему народу, во главе области поставим своё начальство, и будем сами распоряжаться своей жизнью. Зачем нам нужны прусские юнкера и грузинские деспоты? Лучше сами у себя внутри будем принимать решения.
Адвокат. (Зевнул). Я устал от этой войны. Мне ненавистна эта тревожная жизнь. Нет конца войне, нет конца тревожной жизни.
Бад. Не говори мне об этом, я сам тоже такого мнения. Такие слова надо говорить тем, кто сеет раздор между людьми.
Адвокат. Я твёрдо встал на эту дорогу и тем войскам, которые находятся здесь, мы должны помогать чем можем, и тогда войне скорее придёт конец. Поверь, Бад, наш народ может свести с ума как топот ослиных копыт, так и шум волн какой-то октябрьской революции. Можно говорить сколько угодно, но если не покончить с бунтовщиками, то мирной жизни не будет.
Бад. Змею убивают с головы. Но я не согласен с тем, что в Осетию пришла армия грузинских меньшевиков. Что им нужно здесь? Наш Национальный Совет сам разрешит все наши дела.
Адвокат. Я интернационалист. Мне всё равно, кто отрубит головы нашим змеям. Пусть это будут меньшевики или прусские юнкера.
Бад. А ты думаешь среди бунтарей нет грузин?
Адвокат. Знаю это, я всё знаю. Надо оставить в этот час мелкие дела. Стрелять нужно, Бад, стрелять. Кто не сдаётся, тех жалеть нельзя. Только так придёт мирная жизнь, а когда придёт мирная жизнь, тогда опять напишешь на двери: «Доктор Кунаев Бад принимает больных с 10 до 16 часов».
Бад. (Удивлённо). А ты напишешь золотыми буквами: «Адвокат Староев Гола принимает судебные дела».
Адвокат. Что скрывать от тебя, Бад, я мечтаю об этом времени. Жизнь опять успокоится. (Мечтательно). Встанут на свои места законы… И жизнь вновь будет катиться хорошо. Всё-таки, как это удивительно (Злобно). Люди столетиями писали себе законы, а Ленин хочет их уничтожить.
Бад. (Со злостью). От Москвы до Кавказа простёрлась его рука, всех людей России повёл за собой. (Кто-то стучит в дверь).
Адвокат. Кто там?
Голос. (Снаружи). Подснежник, Подснежник.
Бад. А это ещё что, какой подснежник?
Адвокат. Радуйся, радуйся, Бад, это кто-то из наших. Когда тебя здесь не было, то мы себе выбрали такой пароль. (Открыл дверь. В комнату зашёл старый учитель Кала).
Кала. Да будет доброй ваша ночь, а с ваших уст пусть слышится голос счастья.
Бад. Будь счастлив.
Адвокат. Садись, Кала!
Кала. Эх, бывает же такое время, такое тяжёлое время. Наверно, такое время даже для нартов не наступало. (Садится). О наши горы, наш край, как мы живём ещё за вами…
Бад. Не за вами, а посреди вас.
Адвокат. Ха-ха-ха, так будет правильней, согласно нашему времени.
Кала. Долго я сидел дома, но не удержался. Очень хочется узнать про дела. Что слышно из Баку? Где наш посредник?
Адвокат. Весть придёт к нам сегодня. Олю видели в Калаке, наверно, сегодня будет здесь.
Кала. Нет, нет, не нравится мне дело этих меньшевиков. Слишком они бесстыдные, слишком обижают наших людей. Я уже не в силах глядеть на страдания нашего народа. Пропадает наш народ, пропадает Осетия, пропадает прямо на наших глазах и для нас это позор.
Бад. Уже 25 лет я смотрю на разные памятники культуры, но такие мерзкие дела никогда не происходили, вы когда-нибудь слышали, чтобы дом сожгли вместе со столбами?.. Разве когда-нибудь случалось, чтобы 75-летнюю старушку убили ножом. Очень бессовестные эти гвардейцы.
Кала. Хватит, хватит, Бад, не сыпь мне соль на рану, а не то со мной заговорят мои черти. О бог богов, скорее установи справедливость.
Адвокат. Какой надменный Гаппо, Баев Гаппо, который сейчас находится в Берлине, проводя там весело время и не испытывая этих мытарств.
Бад. (Мечтательно). Гаппо, Гаппо.. Городской голова Владикавказа.
Кала. Это не голова, а что-то другое, иначе не бросил бы свой народ в такое тяжёлое время, не укоротил бы свой подол в Берлин.
Бад. Кто знает, может не намеренно укоротил, потом и оттуда тоже будет помогать.
Кала. Его помощь оттуда осетинскому народу будет значить не больше, чем сказать собаке: добрый день. Осетинскому народу кто помогает, тот должен помнить о чести нации, тот, как и мы, должен находиться среди народа, должен быть в Национальном Совете.
Адвокат. Говоришь, Кала, но, что говоришь это и сам не понимаешь. Подумай хорошенько… Берлин… театры… концерты… и образованные, культурные люди. То, что он увидит в Берлине за день и как насладится жизнью за этот день, того не стоит вся Осетия. (Кто-то стучит в дверь).
Адвокат. Кто там?
Кто-то. (Снаружи). Под-снеж-ник, Под-снеж-ник, Под-снеж-ник!
Адвокат. Заходи, заходи, Боппи!
Боппи. (Входя). Здрав-ствуй-те!
Все. Здравствуй, здравствуй, наш старый песнопевец.
Кала. А тебя какой бог принёс, Боппи?
Боппи. Я хо-тя и ста-рый, но мои уши е-щё слы-шат.
Адвокат. Вы так не смотрите на Боппи, он ещё юноша, хотя и старый. Боппи, прочитай нам что-нибудь из своих стихов.
Боппи. Ги?
Кала. Прочитай нам свои стихи.
Боппи. Да, сей-час.
Адвокат. Ты, наверное, написал что-то про меньшевиков.
Боппи. (Из нагрудного кармана достал бумагу, водрузил на нос очки и стал читать).
От-чиз-ны ли-ши-ли,
Вер-шат са-мо-суд,
Всем рты поза-кры-ли,
По те-ме-ни бьют.
Все. Ха-ха-ха
Кала. Кто отнял, что отнял, кого бьют?
Боппи. Пос-той, пос-той, даль-ше…
Бад. Если бы Коста не родился, то, наверное, гениальнее Боппи писателя бы не было. (Кто-то стучит в дверь).
Адвокат. Кто там?
Голос. (Снаружи). Подснежник, Подснежник, Подснежник. (Все радостно повскакивали со своих мест).
Адвокат. А-а, Оля явилась. (Отворил дверь. Оля зашла в комнату).
Оля. (Оглядываясь по сторонам). Что случилось? Весь Национальный Совет здесь, не хватает большевиков из Национального Совета, все остальные тут. Добрый вечер!
Все. Здравствуй, здравствуй! Мы тебя ждали.
Кала. Ну, без расспросов рассказывай о делах.
Оля. Сейчас, я очень устала с дороги, потом не видите, какая одежда на мне. Я специально так оделась, чтобы не вызывать подозрений. (Уходит в другую комнату). Сейчас.
Бад. Ладно, ладно, ждём тебя.
Адвокат. Интересно, что она скажет, какую весть принесла?
Кала. Он осетин и не оставит нас в лапах медведя.
Оля. (Вышла). Чтоб всех черти побрали, еле спасла свою голову. Сегодня в Калак пришла телеграмма, в которой сказано, что отряды Бичерахова разгромлены.
Боппи. Вот это да!
Адвокат. Ох-ох, вот тебе новая беда, вот тебе новое горе, вот тебе новое сокрушение.
Оля. Бичерахов, говорят, сам удрал за границу.
Кала. Одним словом, к Гаппо…
Оля. Баку в руках большевиков.
Кала. Мне сердце подсказывало, что всё это произойдёт. Когда что-то должно случиться, тогда меня начинает беспокоить левая бровь.
Боппи. Где, где-е Би-че-ра-хов?
Бад. Стихи пишет, Боппи, стихи.
Боппи. (Вскакивает с места и, обиженный, уходит). Из-де-ва-тель… (Хлопает дверью за собой).
Кала. Нужно решение, понадобилась умная голова. (Пауза).
Адвокат. Другой возможности нет. Моё решение лучше. Всю энергию и силу направим для помощи гвардии. Ею нужно воспользоваться. Мы ничего не хотим, кроме как уберечь свой народ. Мы ничего не хотим, кроме окончания войны.
Кала. (Унылый, с обиженным видом). Ну, я пошёл. Сами принимайте решение. Нет у меня сил. Буду ждать окончания войны, верю, что она закончится и из-под лавины крови, из-под тел убитых и грязи истории вырастет красивый цветок – подснежник. Этот цветок будет нашей родиной, красивой Осетией. (Уходит, вытирая слёзы).
Оля. Как он красиво сказал. Красивый цветок… Подснежник… Наша родина… Красивая Осетия. Ну, я пока ухожу. Устала с дороги.
Адвокат. Иди, иди, отдохни. (Оля уходит в другую комнату).
Бад. Ну, что будет, пусть будет. День идёт и благодать с собой несёт. (Поёт про себя «Завещание» К. Хетагурова).
Прости, коль сочтёшь вдруг тоскливой
Ты песню мою для себя:
Кто тянется к доле счастливой,
Тот пусть и поёт не скорбя.
Будь меньше я должен народу,
И смог заплатить этот долг,
То грустно не пел бы так сроду;
Мой плачущий голос бы смолк.
Адвокат. А это как? Почему вы все опустили руки? Осетия надеется на вас. Бад, ты забыл осетинскую мудрость: «Не долог век ненастья и лютого человека?» Не беспокойтесь.
Бад. Как не беспокоиться, как, когда мы попали в капкан. Поверь мне, ради бога, я уже  знаю, что делать и в какую сторону идти.
Адвокат. Дороги остались на месте, только у нас глаза хорошо не видят. Ты спокойно и задумчиво направь свой взор…
Бад. Направил, направил свой взор к жизни. Не вижу, не вижу наших дорог. Знаю, наверно, Осетии никогда не требовалась доблесть, как сейчас, но что нам делать, я ничего не могу. До тех пор, пока у меня будут силы и энергия, я постараюсь делать всё для того, чтобы цветок, о котором говорил Кала, благополучно вырос, чтобы сверкала наша родина.
Адвокат. Хорошо говоришь, хорошо говоришь, Бад. Пока у нас есть сила и энергия мы должны делать всё для освобождения Осетии.
Бад. Я знаю тебя как отважного мужчину. Иногда даже завидую твоей уверенности… Я сам не такой, но как сказал, где сгожусь и где понадоблюсь, там я готов на всё для своей родины. Можешь на меня рассчитывать.
Адвокат. От этих разговоров меня уже тошнит, но вновь ещё раз говорю тебе: давай попробуем. Договоримся с нашими бунтовщиками. Ты сам видел на городских улицах окровавленные тела осетин. Это дело не прибавило ума большевикам. Я слышал, что в горах они собирают свои силы. Давай в последний раз попробуем. Кто-то из нас должен пойти и поговорить с ними. Мы ничего не потеряем, но если они к нам прислушаются, то напрасно осетинская кровь литься больше не будет.
Бад. Я согласен с таким делом. Дело хорошее, но кто пойдёт?
Адвокат. Я пойду. Договорюсь с ними…
Бад. Я сам тоже так думал. Кроме тебя у нас нет деятельного мужчины.
Адвокат. Действовать надо, действовать, Бад. Без действия нет дела.
Бад. В таком случае до свидания, и да минуют тебя болезни.
Адвокат. Я скажу нашим бунтовщикам: весь мир такой огромный и если на его чашу весов, на какую захотите, бросить нашу бедную, угнетённую, бесправную Осетию, то на весах жизни ничего не отразится. Надо прекратить бунтовать. Мирная жизнь лучше. Так думает наша осетинская интеллигенция.
Бад. Да, между прочим, там тоже есть кто-то из нашей интеллигенции.
Адвокат. Я хорошо знаю Баби, а он у них один из руководителей. Мы вместе учились в университете. Если ты согласен с нашим решением, то я прямо завтра отправлюсь к ним.
Бад. Согласен, согласен. Иди и скажи им всё, что мне сейчас сказал.
Адвокат. Хорошо.
Бад. (Поднимаясь). Ну, доброй ночи. Расскажу о наших делах остальным и буду ждать тебя.
Адвокат. Хорошо, хорошо. (Закрыл дверь за Бадом).
Адвокат. (Оставшись один). Спокойней и мягче овцы нет никого, но когда собаки не оставляют её  в покое, тогда она кое-кого из них поднимает на рога. Посмотрим, большевики, если мирно нет, то отвагой, оружием, кровью…
Оля. (Из другой комнаты). Иди же сюда.
конец 1-го явления 2-го акта
Занавес

АКТ ВТОРОЙ
Явление второе
Место действия: на высокой горе за селом стоит уединённый небольшой дом. Виднеются живописные пастбища, ледники, лес. Вокруг этого дома суетятся партизаны; то одни отправляются, то другие. На крыше дома реет красное знамя. Внутри дома сидят и что-то обсуждают несколько человек. Возле дома снаружи стоит вооружённый часовой партизан. В штабе партизан идёт суд. Кто-то моет свои арчи, кто-то чистит оружие, кто-то кормит коней ячменём. Трудности первых дней не сломили их дух.
Ведущий. Другие желания, другие мысли шли к трудящимся, к вершинам гор и к глубоким ущельям ветер нёс крик тревоги. Время призывало к решительности. Люди готовились. В бедных горских прокопчённых домах молодые люди собирались группами.
Партизанский штаб не знал отдыха и ночью. Со всех окраин области шли посланники, шли вестники.
Ветер уносил крики угроз… (Занавес поднимается).
Берд. Делать нечего, придётся через Глубокий овраг вести наших людей против них. Если они прорвутся сюда, то никого не пощадят. Наш долг – быть начеку, к тому времени и Красная Армия прибудет, потом, чем больше мы отвлечём на себя сил меньшевистской армии, тем меньше будет у них сил против Красной Армии, тем легче будет Красной Армии добыть победу.
Баби. Это правильно. Я согласен с твоими соображениями. Надо довести эту мысль до всех людей, а то некоторые уже начали ворчать. Они говорят, что всё равно придёт Красная Армия, и зачем ещё напрасно проливать кровь. Мы, мол, не можем противостоять меньшевикам, а Красная Армия их разобьёт.
Берд. Я стою лишь на решении, которое утвердил подпольный комитет. Мы должны отдать все свои силы для победы над врагом. Я знаю, что рабочие Калака тоже хотят подняться. Тогда легче будет победить. Баби, ты образованный человек, а я обычный рабочий, вот кто сидит вокруг нас, они тоже наши товарищи, и я должен прямо сказать, ; мы очень мало работаем среди людей, надо лучше разъяснять им наши цели. Когда люди поймут, тогда и разговоров таких больше не будет.
Баби. Так обстоит дело, я понимаю, откуда рождаются эти разговоры. Вон в городе сидит какой-то заплесневелый Национальный Совет, и он сеет эти слухи среди людей. Многие из нашей интеллигенции боятся революцию, как змею под ногами.
Берд. Нам пока не до них. Придёт время, и мы доберёмся и до них. (Снаружи слышится голос).
Часовой. Эй, ты кто?
Голос. Свой, свой. Берд здесь?
Берд. (Выглянул из двери). Заходи, заходи, Сахмат.
Сахмат. (Вошёл внутрь). А-а, Берд, здравствуй!
Баби. Здравствуйте, здравствуйте. Что так долго шли. Мы ждали вас два дня и две ночи.
Берд. Садитесь, садитесь и без расспросов начинайте говорить о новостях.
Сахмат. А вот это (С ним пришёл один мужчина) Вано – представитель комитета Калака.
Берд. Хорошо, это тоже хорошая новость.
Сахмат. Прямо из Калака как выйдешь, то до самой теснины Чеха все дороги кишат жёлтошинельными. Сегодня один аэроплан прилетел к хвосту ущелья, но резко развернулся и улетел обратно.
Баби. А что он должен был делать, если боялся лететь к ледникам?
Берд. У нас нет крыльев, однако временами взлетаем выше ледников.
Сахмат. Одним словом, как мы видели, они все свои силы направили против нас, потом в Калаке ходят слухи, что меньшевистское начальство хочет отсюда изгнать всех осетин, но… На побережьях Чёрного моря дела у них уже не столь хороши. Красная Армия теснит их сильно. На азербайджанском фронте положение у них тоже не лучше. Короче говоря, у Жордания усы начинают укорачиваться. Наверное, скоро ему придётся сунуть свои полы под мышки и так бежать в Батуми. О других новостях вам сообщит товарищ Вано.
Вано. Положение такое. Очень большие силы сосредоточены против вас из-за опасения, что вы можете перекрыть им путь отступления в Батуми. Подпольный комитет доволен вашей работой. Будет оказывать вам помощь, но держитесь стойко.
1-ый партизан. Если ребята узнают про положение, то их никакая сдерживающая сила не остановит. Они на коленях приползут к железной дороге, чтобы не позволить меньшевикам удрать. А что будет удивительнее того, что я притащу Жордания домой, как козла, и покажу его ребятам. Если каждый из его усов вырвет под одной волосинке, то нет его. Ха-ха-ха!
Берд. Погоди. Дай Вано договорить.
Вано. Подпольный комитет требует, чтобы вы этой ночью вышли против них. Берд, вот тебе бумага от комитета (Передаёт пакет). Прочитай и поторопись.
Берд. (Вскрыл конверт и прочитал бумагу). Наше совещание считаю закрытым. Времени на разговоры больше нет. Всё что сказал Вано, это надо выполнить. Комитет зовёт на поле боя. Сейчас разделимся и подготовим ребят в поход.
Баби. Правильно, нужно торопиться, иначе если они прорвутся через низину, то положение ухудшится.
1-ый партизан. Идёмте быстрей, идёмте на поле боя.
Бад. Сахмат, ты в противоположное село, а ты Баби в верхнее село. А вы сообщите тем, кто на той стороне (Указывает партизанам). Я и Вано пойдём вниз. Пошли! (Все разошлись. Небольшая пауза).
Часовой. Эй, кто там. Кто тебе нужен?
Госагаз. Где начальник партизан Берд? Он мне нужен.
Часовой. Нет его здесь, старуха, он ушёл куда-то.
Госагаз. Клянусь своими покойниками, (Подходит ближе к часовому) даже не знаю кому жаловаться. Старшины нет, хотя бы писарь был, но его тоже ветром унесло, чтоб на его очаг холодная вода пролилась.
Часовой. Эй, хорошая женщина, языком мели, только ко мне близко не подходи, а то я тебя пристрелю.
Госагаз. Зачем, моё солнышко?
Часовой. А для чего тебе нужен Берд, он, что тебе писаря приведёт обратно.
Госагаз. Ах, чтоб вы превратились в детей неразумных, коль так разбаловались. Если б ты знал, зачем он мне нужен. У меня муж умер…
Часовой. А разве Берд с того света мужей назад ворочает…
Госагаз. Горячая зола тебе в рот, баловень, потом уж сиди, выжидая. Я осталась вдовой средь села. Теперь кто-то ночью украл мою чёрную курочку.
Часовой. Во имя Тыбауацилла, уходи быстрей, не то если Берд услышит такие слова, тогда не знаю, не знаю… Быстрее убери отсюда свою стройную талию!
Госагаз. Тьфу на тебя, бесстыжий. Чтоб твоя старость стала предметом насмешек. (Грозя кулаком идёт к часовому. Часовой смеётся. Неожиданно взводит курок ружья).
Часовой. Я же тебе говорил: не подходи ко мне близко. (Госагаз встала поодаль).
Госагаз. Зачем ты переиначиваешь мои слова? Я к Берду жаловаться пришла.
Часовой. Жалобы-малобы не знаю, но будет лучше, если ты уберёшь свою стройную талию.
Госагаз. (Размахивает руками). Ты как смеешь, собачий сын? У меня муж умер, у меня ночью мою чёрную курочку украли, а теперь ещё ты меня убить собрался. Что такого я сделала вашей релиуции?
Часовой. Перестань, уходи, хорошая женщина, а то видишь? (Он тронул шомпол ружья. Госагаз бросилась бежать).
Госагаз. Тьфу, тьфу негодяй, будь проклят, чтоб тебя в жертву принесли моей чёрной курочке, щенок какой-то релиуции. (Убегает).
Часовой. Подожди-ка, подожди, ха-ха-ха! (Хохочет. Осторожно подходит адвокат, оглядываясь по сторонам).
Часовой. Кто это?
Адвокат. Я, я! Извини.
Часовой. Что тебе нужно?
Адвокат. Мне нужен ваш старший.
Часовой. Какой старший? Имя у него есть? Или пока ты сюда добирался успел забыть его имя?
Адвокат. Мне нужен Берд. Где Берд?
Часовой. Он куда-то ушёл.
Адвокат. Где же его найти?
Часовой. Ищи, может найдёшь.
Адвокат. Ну, счастливо оставаться, но если он появится, тогда скажи ему, что его искали. (Уходит).
Часовой. Хорошо, скажу, и без тебя наше дело такое. (Опять пришла Госагаз).
Госагаз. (Часовому). Во имя своих покойников, скажи мне честно, не пришёл ещё?
Часовой. Нет ещё…
Госагаз. А кто тогда вон тот мужчина, который идёт отсюда?
Часовой. Не знаю, что есть больше прохожих.
Госагаз. Пусть я увижу на том свете своего мужа, если это не старшина. Он мне найдёт мою чёрную курочку. Пойду-ка я за ним следом!
Часовой. Иди, иди! Ха-ха-ха! (Госагаз побежала вслед за адвокатом. Часовой смеётся. Вскоре опять появились адвокат и Госагаз).
Госагаз. (Семеня вслед за адвокатом). Нет, ты говоришь неправду, клянусь своими покойниками, если ты не старшина, то хотя бы будешь писарем и признайся в этом. Ежели найдёшь мою курочку, то я тебе это не забуду вплоть до самой смерти.
Адвокат. Хорошая женщина, я и не старшина, и не писарь и оставь меня в покое, пожалуйста.
Госагаз. А, хитрая лиса. Однажды к нам один, вроде тебя, пришёл писарем, и он тоже так говорил. (Подражая). «Я абсолютно никто, не обращайтесь ко мне». А когда я принесла ему отварную курицу, то он сразу нашёл вора, укравшего у меня гуся. Нет, ты так от меня не уйдёшь.
Адвокат. (Часовому). Скажи ей что-нибудь, и пусть она от меня отстанет.
Госагаз. Он что хотел сказать – сказал, теперь ты сам мне что-нибудь скажи. Найди мне мою чёрную курочку.
Часовой. Госагаз, сходи вон в то село и скажи Берду, что его ищет гость.
Госагаз. Если я найду Берда, тогда писарь отыщет мою курочку?
Часовой. Иди, иди, я найду твою жёлтую курочку.
Госагаз. Чтоб твоя жёлтая сукровица из горла вышла. Моя курочка не жёлтая, а чёрная.
Часовой. Хорошо, хорошо, иди, найду я твою чёрную курочку. (Госагаз ушла. Адвокат присел на камень и говорит сам с собой).
Адвокат. Вот так устроены люди. Им до революции нет дела. Каждый ищет свою чёрную курицу. Каждый беспокоится о своей чёрной курочке. Люди хотят мирной жизни. А наши бунтовщики говорят о каких-то классах. Я в Осетии не знаю такого дома, который не состоит в родстве с другими. Осетия вся из одной крови, из одной кости. Какая война нужна нам! Почему они не сидят спокойно? Хорошо, что я встретил эту женщину. Понял чаяния людей. Лишний раз убедился в правдивости своих рассуждений. (К часовому). Расскажи, какие новости. Как живут наши люди, какие у них желания?
Часовой. Извини, но я здесь стою не для того, чтобы рассказывать новости. Вот придёт Берд, и он тебе сообщит все новости.
Адвокат. Я тебя о чём-то таком не спрашиваю…
Часовой. Эта женщина немного глуповата, и время от времени начинает горячиться. Пожалуйста, не принимай близко к сердцу её слова. (Явились Берд и Баби).
Баби. А-а, здравствуй, здравствуй! (Пожимают адвокату руку). Какой ветер занёс тебя сюда?
Адвокат. (Смущённо). Баби, Берд меня не так хорошо знает, как ты.
Берд. Говори, говори, не стесняйся.
Адвокат. Я и ты даже учились вместе. К вам я пришёл по очень большому делу. Если поймём друг друга, тогда хорошо, если нет…
Баби. Говори, говори.
Адвокат. Не могу я уже смотреть на лавины крови. Хочется для нашего народа блага. Готов пожертвовать своей головой ради процветания Осетии. Пришёл я к вам от имени нашей образованной интеллигенции с просьбой. (Снял свой головной убор). Они просят вас, чтобы вы прекратили подстрекать народ к бунту.
Берд. А кто эти образованные люди?
Баби. Наверно Национальный Совет, не так? (К адвокату).
Адвокат. Да, Национальный Совет, и все образованные люди.
Баби. Я тоже образованный человек, но смотрю другими глазами на дело. Хорошо. Если мы прекратим борьбу, то земли останутся крупным землевладельцам, алдарам и другим кровопийцам, если мы прекратим борьбу с богатыми, то что будет? Или если я и ты перестанем враждовать, тогда из-за этого они успокоятся? (Показывает на часового).
Адвокат. Нас осетин не больше одной горсти и мы можем тихо, спокойно договориться. Зачем к нам должны идти Красная Армия, русские войска или же меньшевистская гвардия? Разве мы сами не в состоянии давать народу разумные наставления? Посмотрите, вон на Литву, Польшу, Грузию. В это смутное время они сумели уберечь себя, и строят свою жизнь своими руками так, как им надо.
Часовой. Ты, гость, оставь Литву, Латвию, а ответь мне, земля будет, алдар не будет нас притеснять, свободными будем? Если да, то забери моё оружие себе. (Протягивает ружьё адвокату).
Адвокат. Как жили и уживались наши предки, этого нам достаточно. На какой земле жили наши предки, её нам хватит. Обычаи наших предков устранят имеющиеся у нас противоречия. Мы договоримся без кровопролития.
Часовой. Прости меня, но скажи мне, сколько у тебя земли?
Адвокат. Мне земля совсем не нужна. Я отдаю тебе свою долю, только бы войне конец.
Часовой. А мне вот без земли жить невозможно, а ту долю, что ты мне отдаёшь, я не вижу и поэтому войне окончиться не дано. Нельзя не сбросить ярмо Мачабели.
Адвокат. Ошибаешься, хороший человек, ты не видел какая армия собралась в конце ущелья, а то бы так не храбрился.
Берд. (Обозлённо). Больше ничего не скажешь?
Адвокат. А разве не хватит?
Баби. О конце ущелья говорить не нужно, это неприлично. В нас много стреляли, мы ягоды своей души носим в руках и таких не боимся.
Берд. Гость, до свидания. Ты не можешь понять нашу борьбу. Ты хочешь мирной жизни, но не знаешь, как тяготятся угнетённые люди от трудной жизни. Под ярмом счастливой жизни не бывает и не будет. Мы боремся за то, чтобы отдать земли тем, кто их обрабатывает, мы боремся за справедливость, чтобы человек не сидел на шее другого человека, чтобы тот, кто работает – ел, а кто не работает – не ел. Ты не поймёшь этого. Ты не поймёшь, почему трудящиеся идут за нами. У нас нет времени разговаривать с тобой. Иди. До свидания.
Адвокат. Баби, ну тогда до свидания. Я даже сейчас не верю, что ты находишься в лагере бунтовщиков. Я ухожу, но увидим.
Баби. До свидания, до свидания! (Круто повернулся и ушёл. Тяжело дыша, прибыла Госагаз).
Госагаз. (Адвокату). О мой писарь, а я из-за тебя всё это время на улице свои ноги сбила. Ну, что мне скажешь про мою чёрную курочку?
Адвокат. (Резко повернулся и пошёл). Да не обрадуешься ты своей чёрной курочке.
Госагаз. Пусть моя чёрная курочка пойдёт на поминки твоему любимому чаду.
Часовой. Эй, хорошая женщина, как ты смеешь говорить такое старшине!
Госагаз. Чтоб ты тоже истёк сукровицей, раз посоветовал мне неправильно.
Адвокат. (Часовому). Ну, до свидания, но подумай о том, что ты говорил.
Госагаз. Оставь эти всякие думанья и найди мою чёрную курочку.
Часовой. Мы долго думали, но то, что столетиями думали, это скажем сегодня.
Адвокат. Скажите, скажите, но если будете раскаиваться, то меня не вините.
Госагаз. Клянусь своими покойниками, я тебя не виню. Найди мне мою чёрную курочку.
Часовой. Хороший человек, от нашей тяжкой ноши тебе ничего не перепадает. Хорошей тебе дороги.
Адвокат. До свидания. (Уходит неспешно).
Часовой. Госагаз, ты правильно сказала, он из породы писарей.
Госагаз. А что ты меня ещё дурачил.
Часовой. Ну-ка иди быстрее и упроси его. (Госагаз поспешила за адвокатом. Часовой смеётся).
Госагаз. О мой славный писарь, куда идёшь, куда? Моя чёрная курочка!.. Постой-ка, постой-ка! (Их разговор слышится за сценой).
Адвокат. Оставь меня, пожалуйста, я не писарь. Чтоб тебе провалиться со своей чёрной курочкой.
Госагаз. А-а, вот ты как, я сейчас на тебя натравлю наших сельских собак. Мила! Мила! Уст, уст, уст!
конец 2-го явления 2-го акта
АКТ ВТОРОЙ
Явление третье
Вечер. Горное село. На ныхасе на камнях сидят старики. Скотина начала возвращаться в село. Последние лучи заходящего солнца греют вершины гор. Поют пастухи, со всех склонов слышатся трели свирелей. Откуда-то доносится шум воды.
Ведущий. Вот перед вами бедная, надломленная, угнетённая Осетия. Кто не знает мрачные картины этой горской жизни, чьё сердце не трогает печальная песня пастушьей свирели! Пастух плачет о своей жизни, о своей тяжёлой жизни, о своём униженном достоинстве, о прошедших горестных днях… Причитание смешалось с героической песней… Кое-кто на всё смотрит своим взором, наблюдает со своего бугорка, разводит огонь под своим караваем. Интересно, кому не хочется тихой, мягкой, мирной и изобильной жизни? Кто сказал: закончим войну и сами внутри себя примиримся. Война закончится, но когда, когда…
(Медленно поднимается занавес).
Казимагомет. Такое тяжёлое время было, когда к нашим горам рвался генерал Ренекапф. Эти истории я слышал от своего отца. Тогда, он говорил, в Осетии алдаров ещё не было, и все земли были в распоряжении народа. Подати никто никому не платил. Когда этот генерал вторгся сюда, то сломил отвагу осетин. В последний раз противостоял ему Бега, но и он ничего не смог. Пушками разнесли его башню и лучших мужчин Осетии сослали в Сибирь. Плохой год был тогда. Отняли наш край, и мы остались без крова.
Никто бы не смог одолеть осетин, но и тогда мы друг друга не поддержали. Некоторые из осетин стали осведомителями генерала, и предали свой народ, свою славу, свою честь, своё имя.
Я об этом говорю потому, что и сейчас слышу, как некоторые не хотят воевать. Они не понимают, что гонят нас под ярмо, отдают в руки алдаров. Надо биться, чтобы вернуть назад свои права.
Адильгирей. Я ничего про Рененаптов не знаю, но ещё помню, как Мачабели однажды продали нас русскому алдару. Этот русский алдар пришел и посмотрел на наши земли. Затем, когда он возвращался, то наши ребята пристрелили его в теснине ущелья. С тех пор о нём и слух пропал. Если бы мы так не сделали, то он и сегодня бы сидел на нашей шее. Но с тех пор фадым-далаган.
Асах. Про какие фадым-далаганы ты говоришь, Адильгирей! Что это за слово фадым-далаган? Чтоб мой враг не знал места своим словам и всегда бы занимался пустой болтовнёй!
Адильгирей. А это как? Кто занимается болтовнёй, что это за разговоры?
Казимагомет. Послушайте, пожалуйста, не ссорьтесь. Время тревожное, тяжёлое и сейчас не до распрей.
Дзибирт. К чему длинные разговоры? У меня есть единственный сын, и я его отправлю на войну. Одного только желаю, чтобы меня не похоронили в земле алдара. Чтобы мои кости не истлевали в алдарской земле.
Асах. Да не допустит этого бог, но если придётся предать земле твоего сына, то где ты его похоронишь?
Дзибирт. Негодяй, может ты мне дашь из твоих купленных земель небольшой клочок для могилы.
Асах. Да простит тебя бог, зачем нужны такие слова!
Казимагомет. Адильгирей, ну-ка крикни, чтоб пастух пригнал отару, уже пора. Не угомонится никак на гребне его свирель.
Адильгирей. Ого-го-о, Ципо!
Ципо. Уа-у-у!
Адильгирей. Гони, гони скотину!..
Ципо. Ау-у-у! Хорошо!
Казимагомет. Зачем нужно ссориться, сейчас наша молодёжь на битву идёт, на жестокую схватку, а мы здесь друг друга на части рвём. Зачем омрачать их сердца. (Услыхал). Не слышите эти чудеса ребёнка? (Слушают. Песня пастушка приближается, временами он играет на свирели).
Ципо. (Поёт).
Пойду я следом за отрядом
И тоже стану партизаном.
Сожму свирель в руке одной,
Ружьё возьму рукой другой.
(Свирель)  Тулин-тлин-тули-тули-тули.
Тулин-тлин-тули-тули-тули.
    (Поёт)  Луг отниму я у алдара,
Чтоб всласть паслась моя отара.
В Калак отправлюсь напрямки,
Куплю себе там сапоги.
(Свирель)  Тулин-тлин-тули-тули-тули.
Тулин-тлин-тули-тули-тули.   (Замолкает).
Ципо. (За сценой). Отец! Вон партизаны идут. Мне тоже пойти с ними?
Казимагомет. Ты ещё мал. Кто-нибудь тебя засунет под подушку своего седла, шалун. Вместо этого лучше присмотри за скотиной.
Асах. (Смотрит в одну сторону). Вы только посмотрите, как они вереницей идут по ущелью. (Весь ныхас смотрит в сторону ущелья).
Казимагомет. Надо пожелать им удачной дороги. Не говори плохо о путниках, Асах, это грех. А ну-ка, Адильгирей, ты младший, зайди домой, и мы вознесём молитву за их хорошую дорогу. (Адильгирей ушёл).
Асах. Вот подошли их руководители. Другие идут по нижней дороге. (Берд и ещё кто-то пришли на ныхас).
Берд. Доброго вам вечера!
Ныхас. Здравствуйте, здравствуйте!
Берд. (Обращается к своим спутникам). Ну-ка, кто идёт из этого села, пусть поторопятся. (Товарищи Берда рассыпались по селу).
Казимагомет. Ну, мои дорогие младшие, вы идёте в ожесточённый бой, и пусть вам сопутствует удача. Да приумножится ваша сила и мужество!..
Дзебон. (Принесла араку и три пирога). Постыдились бы, вы же старшие, произнесите молитву за их счастливую дорогу.
Берд. Благодарю тебя, Дзебон, большое спасибо за твоё внимание.
Дзебон. Надо было бы, конечно, что-нибудь получше, но когда человек беден, то что он может поделать.
Берд. Дзебон, твой сын идёт с нами, но ты не бойся за него. Он бесстрашный парень, с нами не пропадёт.
Дзебон. Да не обойдёт вас счастье, он у меня один и если пропадёт или останется жив, то с людьми…
Казимагомет. (В руке у него рог. Все встали с мест). О бог богов, если ты кого-то отправил в путь по счастливой дороге, то сделай их товарищами наших молодых путников. Они идут дорогой отваги и ты, Уастыржи, возьми их под своё золотое крыло.
Все. Оммен!
Казимагомет. Уастыржи, наши горные духи и ангелы, вот эти молодые люди, которые родились и выросли под вашим оком, отправляются в путь, и вы уберегите их от несчастья!
Все. Оммен!
Казимагомет. О наши горные божества, пока мы живём здесь под вами, до тех пор будем преклоняться перед вами и возносить вам молитвы, и пусть наша молодёжь находится под вашим благословением!
Все. Оммен!
Казимагомет. Я не умею произносить молитвы, но умею просить. Выделите долю из вашего блага нашей доблестной молодёжи!
Все. Оммен!
Казимагомет. Берд, прими рог. (Берд отведал из рога).
Казимагомет. На здоровье, дорогой.
Дзебон. Выпейте, сыночки, выпейте по одному ро;гу, вы достойны большого пира, и когда вы вернётесь, мы закатим его на всё село.
Партизан. Когда земля станет нашей, и мы пустим по ней плуг Чермена, тогда будем всё время пировать. Не бойся, Дзебон, скоро вернёмся обратно. (Приношений становится больше).
Берд. Идите, торопитесь. Нам надо идти. Наши товарищи уже ушли.
Баби. Да, уже время.
Берд. (Пожимает старикам руки). Ну, счастливо вам оставаться. Я вас благодарю от имени всей молодёжи. (Берд пустился в путь, другие пожимают руки людям).
Старики. До свидания, до свидания! Пусть сопровождает вас в дороге Уастыржи.
Дзебон. Пусть покровитель мужчин живыми и здоровыми вернёт вас обратно к своим домам! (Вытирает слёзы).
Казимагомет. Спасибо всем за участие! Только, Дзебон, плакать вслед путникам нельзя, это нехорошо.
Дзебон. У меня сердце сжалось.
Казимагомет. Не положено, не положено, Дзебон!
Адильгирей. Сколько их стало, сколько!.. Никогда не думал, что у нас столько боеспособных ребят.
Казимагомет. Зачем так говоришь. А если бы ещё все люди пришли.
Адильгирей. А зачем хозяину купленных земель идти сражаться против алдаров?
Асах. Хорошо, хорошо, пойти легко, но… (Уходит из ныхаса).
Казимагомет. Перестань, перестань, Асах, оставь эти разговоры. (Люди стали покидать ныхас. Там остался один Ципо. Послышалась песня партизан).
Тылаттата раздали
Под пашню луг бесплодный,
Чермену же не дали
Хотя б клочок негодный.
Лихой Чермен в отъезде
В то время находился
И там в каком-то месте
Отарою разжился.
Сидела мать Чермена
Под бедным кровом грустно.
«Алдары непременно
С тобой поступят гнусно».
(Песня постепенно удаляется. Ципо играет и поёт на своей свирели).
конец 3-го явления 2-го акта
Занавес

АКТ ТРЕТИЙ
Явление первое
Небольшой городской дом. Дом занимает половину сцены. На другой половине стена. С внутренней стороны улица. Со стороны зрительного зала видна комната. Комната является кабинетом Херхишвили. Он восседает за столом, в комнате семь телефонов. В углу сидит писарь Шалико. Полночь. Херхишвили говорит по телефону. Шалико что-то пишет.
Ведущий. Неумолимый обруч сильнее и сильнее сжимал горло ядовитой змеи. Змея извивалась, хотела спастись, но её усилия были напрасными. Нейтральный адвокат понемногу, как мог, старался помочь Херхишвили сжечь Южную Осетию. Пушечные снаряды щекотали бока наших высоких белоснежных гор. Оружие, огонь и мерзость вступили в схватку с трудящимися, жаждущими свободу. Несущая свободу Красная Армия, стальными цепями стягивала грязные руки врагов революции. Эй, бесстрашие и неукротимая вера – уже немного осталось до конца войны. Скоро будет свободная жизнь, скоро наступит большая, новая, радостная жизнь. Победа уже недалеко; вон блестит, не видите? (Занавес поднимается).
Херхишвили. Алло… алло, гес-мис, гес-мис. Казишвили, Казишвили. Слушаю тебя. Говори…. Да, да, да… Не жалей совсем… Южная Осетия должна быть изгнана за горы… Да, да, такая договорённость есть внизу. Здесь поселятся мохевцы, они не будут нас бить ножом в спину. (Суетится). Алло, алло! Хорошо, хорошо. Иди, иди, да, да. Вместо себя своего товарища. Пусть через каждый час сообщает новости. (Положил трубку. Встал). К чертям человеческую жизнь. Какая же она удивительная! Я ещё вчера не доверял Казишвили. Теперь посмотрите на него… Герой, герой. Отважный человек, настоящий революционер. (Зазвенел телефон возле Шалико).
Шалико. Хорошо, батоно, сейчас. Батоно Херхишвили, тебя к телефону. (Херхишвили берёт трубку).
Херхишвили. Алло, алло. Херхишвили… Лизико, слушаю тебя… Что говоришь, что? Из Калака?.. Кто? Когда? (Побледнел). Нет, это так не будет. Говори, говори, слушаю тебя. (Звенит другой телефон. Шалико поднимает трубку).
Шалико. Гес-мис, Тбилиси. Да, да, он здесь сейчас. (Зовёт Херхишвили).
Херхишвили. Лизико, кто тебе говорит эти глупые слова? Это неправда…
Шалико. Батоно Херхишвили, тебя зовут из Калака.
Херхишвили. Нет, нет, Грузинская демократическая республика никогда не была такой сильной, как сейчас. (Кладёт трубку).
Шалико. Батоно Херхишвили, из Калака звонят.
Херхишвили. Хорошо. (Идёт к этому телефону. Звенит третий телефон, к нему подходит Шалико).
Шалико. Батум? Слушаем, слушаем…. Херхишвили, сейчас.
Херхишвили. Ганджа, Сухум… Бегут, это как? (Кладёт трубку). Чтоб вас черти побрали, что натворили – неизвестно. (Передразнивая). «В последний раз тебе звоним, идём сейчас на Батум».
Шалико. Батоно Херхишвили, звонят из Батума.
Херхишвили. Хорошо. (Слушает). Алло… алло!.. Батум. Батум? Слушаю. (Звенят все телефоны. Шалико бегает туда-сюда, не зная, какую трубку снимать. Он встал посреди комнаты и кричит).
Шалико. Алло! Алло! Гес-мис, гес-мис… Не знаю, что с ними делать, могу только кричать. Алло-алло! Гес-мис! Гес-мис!
Херхишвили. (Побледнев). Балда, что ты творишь! Вон послушай фронтовой телефон.
Шалико. Слушаюсь. (Поднимает трубку). Да, штаб? Отступает… Как? Очень много сил привели, говоришь? Алло, алло! Гес-мис! Гес-мис! (Бросает трубку и подходит к Херхишвили). Наша армия отступает, думаю кто-то обрезал телефонные провода.
Херхишвили. Батум, Батум! Некогда мне с тобой разговаривать. Я веду солдат охранять железную дорогу, чтобы наше начальство сумело вырваться. (Положил трубку). Хорошие новости сообщают и эти. Кто-то идёт в Батум. Кто-то бежит в Париж, а я, Херхишвили, должен дать им дорогу. Собаки продали нашу республику.
Шалико. Батоно Херхишвили, с фронтом связи нет. Армия отступает.
Херхишвили. Балда, пасха наступает!
Шалико. Пасха не скоро будет.
Херхишвили. Быстро садись на коня и на фронт. Скажи тихо, чтобы шли к железной дороге.
Шалико. Хорошо, сейчас. (Уходит).
Херхишвили. (Тяжело опускается на стул и говорит сам с собой). Да, всё равно мы им покажем… (Слышатся шаги на лестнице. Дверь неожиданно открылась и входят Геринг и адвокат).
Геринг. Мой господин, Херхишвили! Мой прафителство дал мне приказ, скоро ехат Батум. Дасфидани.
Адвокат. Господин Геринг, передайте эти письма (Достаёт из кармана письма) Владикавказской городской голове Гаппо Баеву, живёт в Берлине.
Геринг. Хоросо, хоросо. (Как попало рассовывает письма по карманам).
Херхишвили. (До сих пор сидел угрюмый). Да, господин Геринг, скоро и мы будим Париж. Досвидани. (На улице крики и шум, идут беженцы. Казишвили мчится по улице на тачанке. Вокруг него сидят девушки. Поверх стены видны их головы. Вопли, крики и шум. Стрельба).
Казишвили. (На ходу). Не мешай мне, Лизико. Я обращаюсь к Херхишвили. (Кричит). Батоно Херхишвили, я иду впереди армии к железной дороге. Ты думал, что я не понял ситуацию! Ты думал, что моя голова сгорит в огне, но посмотрим! (Он что-то ещё говорит, но мчится дальше).
Херхишвили. Сволочь. Только что я его считал человеком. Собакой оказался.
Геринг. Ауфидырзеин. (Он кивает головой Херхишвили, адвокату, затем уходит. В комнате остаются Херхишвили и адвокат).
Адвокат. Что случилось, что такое?
Херхишвили. Ты что, глухой, у тебя ушей нет?
Адвокат. Ты почему говоришь таким грубым языком, я тебя таким не знал!
Херхишвили. Эх, адвокат, эх, адвокат, это время проскочило.
Адвокат. (С испуганным видом). Какое время, что за время… Что-то случилось?
Херхишвили. Не придуряйся, адвокат, не то пристрелю. (На улице число бегущих людей увеличивается. Иногда издалека доносятся звуки выстрелов).
Адвокат. Зачем, зачем сегодня, не сегодня, (Запутался) но ночью, такой возбуждённой ночью… мне кажется, что что-то случилось…
Херхишвили. (Собирает свои вещи). Что случилось, то случилось, доброй тебе ночи, адвокат. Осетия, о которой горит твоё сердце, осталась в твоём распоряжении.
Адвокат. Так я же никогда не шёл против вас…
Херхишвили.  Прекрати эти разговоры. Ты думаешь, что мы были такими идиотами, что не знали про ваши дела?
Адвокат. Клянусь, я никогда таких разговоров не вёл. Это были другие…
Херхишвили.  Да, дорогой адвокат, Осетия досталась тебе и…
Адвокат. И…
Херхишвили.  И большевикам. Доброй ночи.
Адвокат. И здесь… в штабе кто останется?
Херхишвили.  (Оглянувшись в дверях). Тебя оставляю главным командующим. (Закрыл дверь за собой и ушёл).
Адвокат. (С испуганным видом). А скоро вернёшься… Не ответил мне. До каких пор буду сидеть здесь… Что же случилось. (Звенит телефон, к нему подходит адвокат). Слушаю, слушаю. Я… Да, главный командующий. Алло, алло… Интересно, почему не говорит. (Кладёт трубку). Ничего не понимаю. (Со двора слышится шум шагов, кто-то идёт по лестнице. Стук в дверь).
Адвокат. Заходите, заходите, дорогие. (Входят).
1-ый подпольщик. А-а, адвокат, салам алейкум! Где те, что здесь были?
Адвокат. Не знаю, Херхишвили только что ушёл.
1-ый подпольщик. Что он сказал?
Адвокат. Не знаю. (С испуганным видом). Ничего такого не сказал.
1-ый подпольщик. (Товарищам своим). Наш дорогой адвокат будет придумывать законы, но пойдём скорее в штаб. (Адвокату). Завтра-послезавтра поговорим с тобой.
Адвокат. О чём?
1-ый подпольщик. (С двери). Не помнишь?.. Ничего, так про себя мы тоже поразмышляем. (Уходят).
Адвокат. Думаю, что здесь дела уже плохи. (С испуганным видом идёт к двери. Останавливается). А если кто-нибудь мне повстречается. Нет, через окно лучше. Эх, ой-ой. (С улицы доносится песня партизан. В песне слова: Жордания, Жордания, куда же ты убегаешь и так далее).
Адвокат. (Прыгает с окна). Что будет, то будет.
конец 1-го явления 3-го акта
АКТ ТРЕТИЙ
Явление второе
Место действия: комната адвоката. Вечер. В комнате сидят: адвокат, Бад, Кала, Боппи и Оля.
Ведущий. Сильный ветер разорвал в клочья чёрные тучи и разнёс их в разные стороны. Но некоторые клочья кое-где остались на скалах. Подобно чёрным воронам собирались в пещерах. Выносили важные решения. Думали, как бы схватить за горло сильный ветер. Вороны смотрели сверху и говорили: «Скоро наступит конец света».
Волны Октября и безграничная сила трудящихся соединились. Образовалась великая сила. Великая мощь. Огромные красные знамена реяли на одной шестой части земного шара. Время на своих огромных крыльях летело быстро, как лучи солнца. Один кусок этого огромного красного знамени достиг Осетии. Ветер колыхал красное знамя и выбрасывал за границу отбросы истории и навозные кучи времени. Наступило новое время. Пришла новая эпоха. Четвероногие искали не за десятки, а за сотни мышиную нору. (Занавес поднимается).
Адвокат. Я вам давно говорил, к чему идёт дело. Мы попали в плен к большевикам, азиатам. Я опять говорю вам, что нужно решение. Нужно решение.
Кала. Ты сильно не злись, время пока в наших руках.
Бад. Если время в наших руках, то его не надо выпускать. Нужно держать крепче.
Адвокат. Если мои слова вам кажутся слишком суровыми, то не злитесь на меня, они всё равно правильные. Это место для решения дела, необычного дела.
Оля. (Выкладывает на стол). Вот деньги, которые нам дал Бичерахов… Думаю, что он сам находится за границей.
Адвокат. Эх, как это тяжело покидать родину. Иди куда-то, в чужие края и там ожидай…
Кала. Я верю, что нам не придётся долго ожидать…
Бад. Короток век жестокого человека и жестокого времени.
Адвокат. Что поделать… со стороны севера – большевики, со стороны юга – большевики, со стороны востока – большевики, со стороны запада тоже они.
Кала. Мы попали в капкан.
Адвокат. Если только как-нибудь через границу Турции не перейдём, то нам уже не спастись.
Боппи. А нель-зя не убе-гать?
Адвокат. Боппи, если ты веришь, что варвары поймут твоё большое творчество, тогда оставайся здесь, но я в это не верю.
Кала. Это для Боппи безразлично. В своих стихах он будет писать первые буквы красными чернилами и тогда его поймут.
Бад. Ха-а-а, это ты правильно сказал. Большевики ценят культуру только по её виду. Им нравится всё, что имеет красный цвет.
Адвокат. Шутить хорошо, когда есть время.
Боппи. О-о-о!
Адвокат. Но сейчас не до шуток, нужно решение.
Кала. По-моему, наше решение готово, и оно не подлежит сомнению. Я не согласен сидеть в большевистском плену.
Бад. У меня будет сердце обливаться кровью, если я буду видеть разорённую Осетию. Что может быть тяжелее этого, чем смотреть на свою бедную родину и ничем ей не в силах помочь? Уходить надо, уходить, за границу.
Оля. Несчастный, вчера, говорят, от случайной пули погиб дурак.
Боппи. О-о-о, я то-же ря-дом с ним бы-ыл.
Оля. Даже он не смог жить с большевиками.
Адвокат. Решение готово. Завтра рано утром мы должны уходить. Я договорился здесь с двумя парнями. Вы все их знаете – Микит и Дзибит. Они тоже уходят за границу, и хорошо знают дороги.
Кала. Они бравые ребята. Им известны дороги.
Бад. Если опять не обманут нас.
Оля. Извини, Бад, но они не такие. В течение вечера оба заходили к нам четыре раза.
Адвокат. Чтобы дело пошло быстрее, надо разделить деньги. А то, чего не бывает. Если они будут в одном месте, то и потеряться могут… Человека и арестовать могут, и из-за одного все другие попадут в трудное положение.
Бад. Правильно говоришь, правильно.
Кала. Оля, ну-ка, раздели их.
Оля. Сейчас, их легко считать. В одной пачке десять тысяч.
Адвокат. Ну, уже пора, расходимся, и каждый пусть подготовится, чтобы спозаранку тронуться в путь.
Оля. Деньги готовы. (Каждый берёт свою долю денег. Только Боппи не прикасается к деньгам).
Кала. Боппи, почему не берёшь деньги?
Боппи. Я е-щё ду-ма-ю. Старый я, как уй-ду, как бро-шу Осе-ти-ю…
Адвокат. Здесь шуткам места нет. Если идёшь, то иди с нами, если не идёшь, тогда уходи отсюда. Выбирай.
Бад. Гола, ты слишком прямолинеен. Кто знает, если он немного подумает, то согласится.
Кала. К чему пустословить, я знаю, что Боппи никуда не пойдёт. Видимо, он где-то слышал, что опять начнёт выходить осетинская газета. Залезет в какое-нибудь тёплое место, и будет писать большевистские советские песни.
Оля. Оставьте в покое Боппи. Если бы у всех людей были одинаковые принципы, то жизнь была бы очень скучной.
Боппи. Мне здесь на-хо-дить-ся нель-зя, я у-хо-жу, но го-во-рю вам: Клу-ба-ми к не-бу дым взовь-ётся,
                Над ва-ми вре-мя посме-ётся.
Бад. Пиши, пиши, дорогой, пиши эпиграммы для большевиков.
Боппи. Са-ам ты боль-ше-вик. (Пытается открыть дверь).
Адвокат. Оля, открой дверь дезертиру-интеллигенту.
Оля. (Открывает дверь). Пожалуйста. (Закрывает за Боппи дверь). Удивительный человек этот Боппи. И над ним нельзя смеяться: себе ничего не может и народу ничем не поможет.
Бад. Нет, вы не думайте, что он на стороне большевиков. Я разговаривал с ним днём, и он мне сказал, что если не уйдёт за границу, всё равно от него будет отсюда польза, напрасно вы над ним насмехаетесь.
Адвокат. Так надо было раньше прояснить дело, а то получилось неловко.
Кала. Ничего, Бад идёт в ту сторону и договорится с ним.
Адвокат. Ладно, отправляйтесь.
Оля. Иногда какой-нибудь незначительный случай глубоко западает в сердце. Я же говорила, что дурак погиб от случайной пули.
Адвокат. Это, видимо, была не случайная пуля.
Кала. Гола, тебе кажется, что эти большевики успевают повсюду.
Адвокат. Нет, мне так не кажется. Видно, его убил Казишвили или Херхишвили.
Бад. Ну, спокойной ночи. (Прощается за руку с адвокатом и с Олей).
Кала. Спокойной ночи. (Уходят).
Адвокат. До свидания! (В комнате остаются адвокат и Оля).
Адвокат. Собирай вещи, только не забудь иностранные словари.
Оля. Я тоже о них вспомнила, и днём их положила. (Кто-то стучится в дверь).
Адвокат. Кто там?
Голоса. Свои.
Адвокат. (Открывает дверь). Заходите! (Входят Микит и Дзибит).
Адвокат. Ну, как дела?
Микит. Всё готово!
Дзибит. Придём, как договорились, а пока до свидания. (Уходят).
Адвокат. (Закрывая дверь). До свидания.
конец 2-го явления 3-го акта
АКТ ТРЕТИЙ
Явление третье
Рассветает. Местность, близкая к границе. Обрывы, небольшие горы. Кустарники. На горе знак границы. Поднимаются вверх в сторону границы адвокат, Оля, Кала, Бад, Микит и Дзибит. Впереди идут Микит и Дзибит. Во время движения разговаривают. Идут осторожно.
Адвокат. Ох, не кончается ещё наша дорога, много осталось идти?
Дзибит. Подними голову, посмотри на горы. Видишь то красное знамя!
Адвокат. Вижу.
Дзибит. Это граница.
Оля. Тогда уже недалеко.
Бад. Тс-сс, говорите тише. Как вы не понимаете. Какими бы никудышными не были большевики, но свои границы, наверное, охраняют.
Кала. Кто охраняет, какие границы? Они сейчас от радости даже не знают, где находятся, о каких границах они думают!
Адвокат. Те, кто всю жизнь были убогими и праздношатающимися, теперь захватили власть, и о каких границах они будут беспокоиться.
Микит. Тише. Ложитесь. (Все легли). Я поднимусь наверх и посмотрю. Чего не бывает.
Адвокат. Поднимись, поднимись.
Бад. Хорошо присмотрись.
Кала. Чего вы боитесь, чего?
Микит. (Прикрыв рот ладонью). Тсс.
Оля. (Тихо). Я боюсь, может там кто-нибудь есть.
Адвокат. (Тихо). Не бойся.
Микит. (Машет рукой). Ха-ха-ха. Их границы свободны. Никого нет. Идите!
Оля. Как хорошо. Мне кажется, что я уже в Париже.
Кала. Насчёт Парижа не знаю, а я должен быть в Берлине.
Бад. В Стамбуле надо повидать Ахмета Цаликова.
Адвокат. Думаю, его уже там нет, говорят, он куда-то переехал.
Дзибит. (Поднимаясь на хребет). Вот вам граница.
Кала. (Тяжело вздохнул и снял шапку). Один шаг, и мы больше не увидим наши высокие горы. Прибудем к турецким ущельям. Посмотрите в последний раз на облака Осетии. Что я могу поделать. (Печально). Не хочу уходить. Хочу помочь своей родине. (Все его слушают внимательно). Ухожу, ухожу, но вернусь назад. Поверь нам, Осетия, если уходим, всё равно во имя тебя, приносим себя тебе в жертву. Сегодня на наших горах и в наших ущельях осели первобытные, дикие люди, варвары–большевики. Их красные знамёна ещё сильнее заалели от теплой, красной крови Осетии. Наша бедная Осетия, тебя обижают, ты получаешь пощёчины и удары штыком. (Угрожая). Но пусть знают наши враги, знают, что придёт новое время, свободная жизнь. (Вытирает слёзы). До свидания. (Склоняет голову вниз).
Адвокат. История ещё не видела такого злодеяния. Лучшие люди Осетии уходят в иные края, идут искать Осетию. Они не пожалеют своих сил, поверь, чтобы освободить тебя из когтей кровожадного орла в жестокой схватке. Если народ обманули хитрыми речами, и если опять на шею его надели старое русское ярмо, всё равно я верю, что это ярмо с помощью цивилизованных людей мы сумеем выбросить в скором времени. Плачь, Осетия… роняй тяжёлые слёзы… уходят сегодня твои любимые дети. (Вытирает слёзы). Но мы к тебе вернёмся!
Бад. Я уже ничего лучше не скажу после вас, но я о другом… Простите, но… (Заикаясь). Когда делили деньги, куда делась доля Боппи. Не поймите меня неправильно, но мы теперь за границей, надо жить. Здесь деньги большевиков не идут. А наши деньги были царские, и они за границей в ходу.
Кала. Бад, договоримся.
Дзибит. Вы тут много чего наговорили, но я вас правильно не понял. Если бы я так любил Осетию как вы, то никуда бы не сбежал.
Микит. Ты-то её любишь, да вот она тебя не любит.
Дзибит. О дорогой мой, Микит. Мы с тобой друг друга понимаем даже на границе. Нигде не пропадём.
Оля. Вы даже не представляете, как я рада. Вы мужчины, и у вас мысли направлены в другую сторону, а у меня перед глазами стоит Париж…
Адвокат. Хватит таких слов. Пошли. (Все в последний раз бросили взгляд на горы Осетии, затем сказали).
Все. До свидания. (И двинулись. За горой показалось несколько высоких шапок и кто-то приказал).
Голос. Стойте, кто вы? (Тут же появились вооружённые люди, и беглецы подняли руки вверх).

Занавес
КОНЕЦ













Примечания
переводчика к тексту пьесы

Алдар – человек из высшего сословия: владелец, богач, князь.
Арака – осетинская водка, приготовленная из ячменя или кукурузы, или пшеницы.
Арчита – охотничья обувь из сыромятной кожи у осетин.
Ахмет Цаликов (1882-1928) – осетин, один из лидеров фракции меньшевиков в РСДРП. В феврале 1921 года, после победы Советской власти в Грузии, эмигрировал в Польшу.
Батоно (груз.) – сударь, господин.
Бега Кочиев – народный герой Осетии, предводитель восстания осетин Чесельтского ущелья Южной Осетии против карательной экспедиции царских войск. Бега и ещё 30 человек из его фамилии, укрывшись в своей родовой башне в селе Къола, со спартанской твёрдостью защищались около суток против полуторатысячного русского отряда генерала Ренненкампфа, и предпочли смерть пощаде.
Бичерахов Лазарь Фёдорович (1882-1952) – осетин, русский офицер, участник Первой мировой и Гражданской войны. В январе 1919 года отряд Бичерахова был расформирован. В 1920 году эмигрировал в Великобританию, а в 1928 году в Германию.
Вандея – департамент на западе Франции, один из главных очагов контрреволюции во время великой французской революции. Название вандея стало нарицательным для обозначения очагов контрреволюции.
Ваша (груз.) – ура.
Гаппо Баев (1870-1939) – осетин, российский государственный и общественный деятель, юрист, публицист, фольклорист, литературный критик, педагог. Закончил в 1894 году юридический факультет Новороссийского университета. В 1899 году издал сборник стихов «Осетинская лира» основоположника осетинской литературы Коста Хетагурова. В 1900 году издал книгу «Бабочка», в которой опубликовал произведения неизвестных к тому времени молодых осетинских писателей А. Кубалова, Г. Цаголова, А. Кайтмазова. Градоначальник Владикавказа (1902-1907). В 1917 году перебрался в Тифлис, где сотрудничал с осетинской газетой «Новая жизнь» и газетой «Вольный горец». В 1920 году эмигрировал в Германию. С 1926 года до самой смерти преподавал в Берлинском университете. Умер в Берлине 24 апреля 1939 года. Прах его в 1995 году был доставлен из Берлина во Владикавказ и захоронен в пантеоне осетинской церкви во Владикавказе. В столице Северной Осетии есть улица, названная в честь Гаппо Баева.
Гаугардос – искажённое гаумарджос.
Гаумарджос (груз.) – приветствие, да здравствует.
Георгие – Грузия.
Гес-мис (груз.) – слушаю.
Жордания Ной Николаевич (1869-1953) – грузин, лидер грузинских меньшевиков. Член ЦК РСДРП в 1907-1912 годах. Депутат 1-ой Государственной думы. С 1918 года председатель меньшевистского правительства Грузии. С 1921 года белоэмигрант.
Кавдасард (осет.) – (букв. «рождённый в яслях для скота»), так звали людей из низшего сословия.
Калак (груз.) – город.
Карасе – осетинское мужское имя.
Кариу-хох – гора в Северной Осетии.
Кинтаури – грузинский шуточный танец.
Лагз цыти (осет.) – (букв. «гладкий ледник»), гора в Южной Осетии.
Лекури – грузинский танец, лезгинка.
Мамадзахли (груз.) – сукин сын.
Мачабели – грузинский княжеский род, происходящий от Алхаза Мачабели (середина 17 века).
Мохевцы – грузины, проживающие в Казбегском (самом северном) районе Грузии на границе с Северной  Осетией.
Мравал жамиер – грузинская застольная песня.
Нарты – легендарный народ, который осетины считают за своих предков.
Ныхас (осет.) – место, где мужчины обсуждали и решали общественные и частные дела, слушали сказителей.
Облиа (груз.) – восклицание танцора.
Оммен (осет.) – аминь.
Отара – овечье стадо.
Песня девушки – осетинская песня.
Релиуция – искажённая революция.
Ренненкампф Павел Яковлевич (1790-1857) – барон, русский генерал-лейтенант, участник Крымской войны. Летом 1830 года подавил восстание осетин в Чессельтском ущелье под руководством Бега Кочиева.
Сукровица – жидкость желтоватого цвета, вытекающая вместе с кровью из нарывов, гнойных язв.
Тыбаууациллла (осет.) – главное святилище небожителя,
громовержца, покровителя хлебных злаков и урожая Уацилла, находящееся на горе Тыбау в Даргавском ущелье Северной Осетии.
Тылаттата (Тлатовы) – осетинская княжеская фамилия.
Уастыржи – самое почитаемой божество в осетинской мифологии, покровитель мужчин, воинов, бедняков. Является небожителем, изображается в виде грозного воина на белом коне, отец нартовской героини Сатаны. Осетины считают его посредником между богом и людьми. Ежегодно в последнюю неделю ноября в Осетии широко отмечается праздник Уастыржи.
Фадымд-далаган – набор ничего не означающих слов.
Херхи (груз.) – пила.
Царциата (осет.) – вымерший народ. Жили в Туальском ущелье Южной Осетии. Они не почитали бога, и тот решил их уничтожить. По его воле у Царциата земля перестала давать урожай, а коровы и овцы -  приплод. Царциата стали резать скотину, и когда её всю съели, то начали умирать от голода. В довершение их бед, бог наслал на ущелье обильный снег, и Царциата погибли все. С той поры на вершинах высоких гор снег никогда не тает.
Чермен Тлатов – кавдасард, незаконнорождённый сын алдара Тлатова Бестола. При раздаче земли он был алдарами обделён долей, как незаконнорождённый. Чермен не побоялся гнева алдаров, и самовольно распахал их лучшие плодородные земли. Алдары озлобились на Чермена и подло убили его.
Теснина Чеха – находится недалеко от города Цхинвала – столицы Южной Осетии.
Шени чириме (груз.) – ласкательное грузинское обращение, (букв. «твои болезни мне»).