Однажды в автобусе. 25. Когда всем плохо?
Краткий период, когда мэрия отменила на свой страх и риск льготы силовикам и законникам. Теперь платить должны все – военные, таможенники, милиция и налоговые службы, прокуроры и депутаты со своими помощниками…
Многие имели льготы. И не только на проезд.
Утро. Часов 9-10. Но в полутемном разбитом автобусе полно пассажиров, хотя заводы и фабрики стоят. Люди куда-то едут, что-то ищут.
Кондуктор несколько боязливо просит оплатить проезд высокого подтянутого майора и на всякий случай трясет инструкцией, выданной ей начальниками.
Майор холодно, очень сдержанно, молча смотрел на нее, дуру бестолковую, что пыталась поддержать свою робкую просьбу о плате за проезд бумажками, отвернулся от нее, как от ничего не значащего факта. Она растерянно повторила. Он все также молчал отвернувшись. Но вдруг обернулся и жестко прочеканил негромко:
- Ничего платить я не буду. Займитесь своими делами.
- Но это и есть мое дело. Я-то здесь при чем? Так власть в городе решила.
Военный неприступно молчал. Она оглядела плотную людскую массу, состоявшую в основном из мужчин, из которых желающих заплатить не находилось, а план и контролеры висели дамокловым мечом. На свой горький кусок хлеба можно не заработать, упрашивая каждого.
На ее лице усилилось выражение беспомощности.
Вдруг помощь неожиданно пришла.
Мужчина средних лет с хмуро-раздраженным лицом
говорит своему приятелю, с которым пять минут назад беседовал о чем-то таком далеком от автобусной суеты, и говорит так, что понятно, не приятелю все это предназначается:
- Странно… За что силовикам льготы? Чем они лучше нас с тобой? У него работа и оклад ГАРАНТИРОВАНЫ по-любому. А мы? Завода нет, работы нет, денег нет и льгот нет. Чем мне кормить будущего солдата, а их у меня двое?
- Да, - включился его приятель и без хитростей. - Им все. А нам – х…! И только потому, что я с завода, а они с кабинета.
Тут из угла тоже кто-то недружественным голосом поддержал:
- Не… А чего это таможенникам и налоговикам льготы? И этим… что сидят во власти… Помощник депутата! Ну и что? Пусть депутат из своего кармана платит помощникам, если ничего не может сам. Развели.
И пошло и поехало. Оказывается, все очень хорошо знают правила, по которым одним можно играть, а другим надо платить. Стоило зацепить. Ну, заплатил бы этот гордец, да может и у него денег нет?
Кондуктор слушает, глаза перебегают с лица на лицо, и видит, что положение у военного не ахти. Окружен со всех сторон. Но молчал, лишь играли желваки, да глаза горели внутренним, едва сдерживаемым огнем. Однако все же и он не стерпел, сделал ошибку, задели его, видать, обидные высказывания.
Четко и негромко пояснил темным:
- Потому льготы, что Армия всегда имела льготы. Запомните! Всегда! Мы – военные.
Человек с хмурым лицом ответом не успокоился. Он тоже четко и жестко бросил ответ:
-Помолчите, майор. Армии, которая народ защищает – да! Я ей отдам все! Солдату, который воюет – да! Воюет за отцов, матерей, стариков, за свою землю - да!
Военный резко повернулся, командирским низким голосом, но тихо и как глупцу сказал своему противнику:
- Я бы на вашем месте…
Но мужчина не стал слушать, что ему посоветуют:
- Майор, вот вам за что льготы? Вы кого-то защищали? Вы что, под пулями в окопах каждый день? В грязи? Да? Смерть веет над головой? Вы кабинетный работник и весь ваш облик говорит об этом. Вы штабист, сидящий в тепле и сытости по 8 часов. За что вам льготы? За то, что солдаты на улицах просят деньги на хлеб и сигареты? Вы им подавали? Я подавал, и мне не понятно, что вы делаете, чтобы этого не было. У нас на поселке, наверное, голодные солдаты ночью залезли к людям в частный дом и украли у них всю живность. Вы, вы лично что делаете, чтобы солдат не был грабителем? Льготы всем раздали, а где льготы солдатским семьям, чьи сыны погибли в Афгане и Чечне? Его же не спрашивали о желании? А родители к вашим кабинетам дорогу не протоптали?
Военный бешено крутанулся, чтобы рассмотреть этого говорливого и смелого. Глаза его сузились, сверкали огнем, он шевелил губами, но беззвучно. А вокруг черная толпа отражала его лицо. Стало вдруг тихо и нехорошо.
Кондуктор видела, как все подобрались, воздух наэлектризовался.
Неожиданно майор бросил кондуктору десять рублей и отвернулся от всех. Женщина словно очнулась и громко, слишком громко и суетливо сказала:
- Ой, забыла… Кто-то у меня торговый центр - Сингапур спрашивал? Следующая остановка-то Сингапур. Кто тут до Сингапура едет? Готовимся, пропустим того, кто до Сингапура едет.
Майор с белым, неподвижным, словно окаменевшим лицом, и плотно сжатыми губами раздвинул всех и быстро вышел, хотя, наверное, ему и не здесь надо было.
И что странно. После его выхода оставшиеся ехали молча, с какими-то виноватыми лицами.
Э-хе-хе. Слов нет.
Проклятые годы…
1998 гнусный год.
Свидетельство о публикации №216112000290