След на земле Кн. 2, ч. 2, гл. 36 Курская дуга

Глава 36.  Курская дуга.
(сокращенная версия романа)

1
       12 апреля 1943 года начальник Генерального штаба Красной Армии, первый Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков докладывал в Ставке Верховному Главнокомандующему, председателю Комитета Обороны Сталину,  когда и на каком участке фронтов западного направления гитлеровские войска могут возобновить  активные боевые действия. Основываясь на разведданных, сведениями, полученными из разных источников, в том числе от партизанских отрядов, вкупе со своими личными наблюдениями и расчетами, проведенными непосредственно в ставке Воронежского фронта, он подробно остановился на концентрации немецких войск в районе Курского выступа, который оперативно был назван «Курской дугой».
       Здесь левое крыло  группировки армий Вермахта с севера нависала над войсками Центрального фронта в районе города Орёл, а правое крыло, состоящее из группы армий «Юг» охватывало войска Воронежского фронта со стороны  города Белгорода. Курский выступ находился как раз между этими группировками противника. Жуков настаивал, что именно этот район станет главным плацдармом, на котором немцы планируют изменить ход войны в свою пользу и добиться окончательной победы, а потому его нужно усилить войсками и боевой техникой, соорудить дополнительные укрепления по всей глубине фронтов.
       Сталин согласился с доводами и предложениями начальника Генерального штаба. Предполагалось, что начало боевых действий на этом участке состоится уже к середине мая. Месячный срок для подготовки операции такого масштаба был очень мал, поэтому срочно были стянуты туда дополнительные силы и средства. К Курску и Воронежу следовали дополнительные танковые и авиационные полки. Из гвардейских частей формировался ударный кулак, на случай прорыва обороны противника и развития успеха наступления. Менялись некоторые командиры и начальники дивизий и полков на более опытных, зарекомендовавших себя именно в наступательных и победных сражениях. Даже был заменен командующий Воронежским фронтом генерал Голиков на генерала Ватутина, прозванного в армии «генералом наступления».
       Но прошла первая половина мая, а наступательных действий со стороны немцев не последовало. Закончился май, но немцы продолжали бездействовать. 
Наэлектризованные ожиданием боевых действий командиры Воронежского фронта во главе с командующим Ватутиным недоумевали. «Может быть, наши расчеты и предположения оказались ошибочными? Может, немцы делают видимость подготовки на этом участке, а планируют нанести удар в другом месте?» Он поделился своими сомнениями с генеральным штабом и предложил немедленно самим начать наступление, пока противник не успел создать укрепленную линию обороны. В таком состоянии врага легче сломить и, развивая успех, двинуться на Запад, чтобы на волне успеха освободить Киев. 
       Жуков посчитал мнение командующего Воронежским фронтом ошибочным. Он сам долго и упорно обдумывал ситуацию и понимал, что противнику выгодно, чтобы русские начали наступление первыми. Ведь в наступательных операциях, особенно на укрепленные районы наступающая сторона несет большие потери, чем обороняющаяся. И в данном случае немцы, не имеющим превосходства в живой силе, хотели чтобы русские начали первыми.
       Но воинственно настроенный Ватутин, поддерживаемый членом Военного Совета Хрущевым, мечтавшем о лаврах победителя и освободителя Украины, осмелился, минуя своего непосредственного начальника Жукова, напрямую обратиться со своим лихим предложением к Верховному Главнокомандующему. 
Сталин потребовал у Жукова объяснений, и тому пришлось подробно  доказывать, почему Ватутин не прав. Он обстоятельно, в деталях, раскрывал возможные последствия преждевременного наскока, и чем они могли грозить нашим войскам. При этом он сослался на опыт генералиссимуса Кутузова в Отечественной войне 1812 года.
       - За последний месяц противник передислоцировал на этот участок семь танковых и моторизованных дивизий. Семь пехотных дивизий переброшены сюда с соседних фронтов, в том числе из Франции и других стран. Общая численность немецких войск на Курском выступе составляет более 900 тысяч человек. Кроме того танков и самоходных орудий, нового образца около трех тысяч, орудий и минометов около 10 тысяч, более двух тысяч самолетов. Имея такое скопление войск на сравнительно небольшом участке фронта, противник вряд ли будет блефовать. Он обязательно в ближайшее время начнет широкомасштабное наступление. Разумнее, нам самим встретить его на укрепленных позициях и переломать его боевые средства, вынудить увязнуть в нашей обороне, после чего контратаковать. Вот тогда успех всей битвы будет за нами. 
       После этого доклада Сталин дал согласие действовать по «плану Кутузова».
       - А партизанским соединениям подготовьте директиву, чтобы усилили диверсии в немецком тылу. Кстати, как у них обстановка?
       - И Ковпак, и особенно Кочет, действуют активно почти у самых мест скопления немецких войск. От них постоянно идут доклады о продолжающемся наращивании сил противника, поступающих эшелонами. Немцы ищут противоядие от них, пуская эшелоны в основном ночью. Впереди пускают товарные поезда с пустыми вагонами, а следом за ними с интервалом до пяти минут пускают уже эшелоны с боевой техникой. И даже, несмотря на эти уловки, партизанам удаются диверсии по их подрыву и выводу из строя. Хорошо налажен сбор информации. Именно от них мы узнали сведения о новых тяжелых танках: Тиграх и Пантерах. Подорван эшелон с новыми  самоходными установками САУ под названием «Фердинант». В целом действия партизанских подразделений заслуживают высокой оценки. Есть списки особо отличившихся, достойных правительственных наград. Кочет особо выделяет отряд старшего лейтенанта Кобликова, пустившего под откос три эшелона с тяжелой техникой и цистернами с горючим.
       - Хорошо. Просьбу партизан нужно удовлетворить, - подвел итог Сталин. – Обо всех изменениях на этом участке прошу докладывать мне незамедлительно. Всё.

2
       К концу мая 1943 года старший сержант Попушин  Анатолий Михайлович, или просто То лик Сладенький, находился на Урале, в одном из провинциальных городков, где переформировывался их полк, и ремонтировались танки. Здесь, под Пермью, он уже был опытным воином. К ордену «Красной звезды» на его груди прибавилась медаль «За отвагу», полученная в августе 1942 года. Хотя, сам То лик считал, что был достоин ещё пары наград. На его счету было больше десятка подбитых танков противника, а в его экипаже поменялось полдюжины товарищей. Поменялось и немало командиров: от ротного до корпуса. Бывший ротный старший лейтенант Шишов был тяжело ранен, после чего ему ампутировали ногу и списали в тыл, вернув его красавице жене.
       Он тепло вспоминал Лидочку, скучал по ней, но понял, что теперь, когда ее муж стал инвалидом, он не имел права разлучить их. А в этом уральском городке он обрёл новую любовь, нежную, очаровательную девушку. В отличие от опытной сердцеедки Лидии, Римма была молода и неискушенна в любви. Ей было всего девятнадцать лет. Она была студенткой сто личного вуза, а здесь на Урале оказалась после эвакуации из Москвы и работала на заводе, выпускающем бронетехнику.
       Они познакомились на танцах в доме культуры завода после собрания, куда опытные воины были приглашены поделиться патриотическими выступлениями о своих героических подвигах. С тех пор, при встречах с Риммой герой войны таял, как восковая свечка, а его сердце билось втрое быстрее. Он чувствовал себя с ней снова мальчишкой, чистым, открытым и скромным. Они с Риммой только целовались, но эти поцелуи давали ему бесконечное удовольствие. Она тоже полюбила его, была с ним ласкова и довер-чива, от чего он чувствовал какую-то огромную ответственность перед нею и перед собой за неё и совместную, дальнейшую с нею  жизнь. Он теперь не хотел погибать. Хотел обязательно вернуться к ней живым и здоровым.
       После тяжелого ранения, полученного под Москвой, когда погиб весь его экипаж, он решил, что умирать совсем не страшно. Особенно, когда его жизнь никому не нужна. Снова впадал в хандру, когда задумывался за что воюет. Среди командиров, были такие же коммунисты, для которых жизнь подчиненных ничего не значила. Особенно вселяли в него страх «особисты», которые отсиживались в тылу, но искали среди тех, кто сражался с врагом дезертиров, предателей и врагов народа. Все это под девизом руководящей роли партии. Заинтересовались они и тем, почему Попушин, командир танка, не подал заявления для вступления в ряды коммунистов. Пришлось объясняться, что не достоин такой чести, мол, не дорос до такой чести.
       У него было огромное желание сказать им, что не хочет быть такой же, как они сволочью. С другой стороны он видел коммунистов среди своих коллег-танкистов, рядовых бойцов, не требовавших к себе снисхождений и привилегий, а первыми идущих на смерть и проявлявших самоотверженность. Они не выступали с агитацией, не ставили себя выше других, не поучали, а просто по своему убеждению преодолевали трудности и себя. Так вот, именно эти люди заставляли его мириться с Советской властью. Значит, и наверху, в высших эшелонах власти должны быть порядочные, добросовестные люди с партийными билетами, радеющие за страну и народ. Ведь они изобретали и выпускали такое мощное современное оружие, которое не уступало немецкому. Они смогли переломить ход войны и добиться побед под Москвой, под Сталинградом, на Кавказе. Ну, а в Армии, тот кто ближе к солдату, кто ест с ним их одного котелка, тот солдата и больше понимает, и в бой идет рядом плечом к плечу, а не посылает на бойню ради выполнения приказа, правильность которого сомнительна, а порою и вовсе ошибочна.
       Сегодня его полк подняли по тревоге. Хорошо ещё не ночью, а после завтрака. Всех построили на плацу в шеренги по четыре и зачитали приказ о передислокации. Куда не сказали, но в принципе и так было ясно, что на запад. Формирование новой части было закончено. Теперь снова на фронт, на Запад, на войну. Объявлена четкая организация погрузки в эшелоны. Времени на сборы мало, хотя собственно и собирать нечего. Все давно готовы. Полк формировался в основном добровольцами, только командирами были бойцы с опытом сражений. Поэтому всем хотелось попрощаться с родными и любимыми. И вроде бы, никого в увольнение не отпускали, пропускной режим усилили, но через час у ограды части собралась огромная толпа женщин и детей, пришедших попрощаться.
       Вместе с подругами пришла к забору и Римма. Толик, как чувствовал, что она придет и тоже оказался у забора. Может быть, никогда больше не доведётся увидеться. У многих из провожающих было такое же мнение, оттого воздух был наполнен женским плачем, мольбами и просьбами к уезжающим вернуться живыми. То лик тоже дал клятву вернуться живым, а Римма обещала дождаться. Она передала ему письмо, где сообщила свой московский адрес, на случай, если она вернётся из эвакуации домой раньше, чем он с войны.
       Как же ему не хотелось расставаться и ехать куда-то умирать. Ему хотелось жить, быть рядом с любимым человеком и ни от кого не зависеть. То лик даже подумал о том, чтобы дезертировать, только не на фронте, где за это сразу карали смертью, а здесь, в тылу, на своей территории. Но он тут же одергивал себя. «Во-первых, нужен ли будет этой чистой, преданной Родине девушке, которая по 12-14 часов вкалывает на заводе ради победы своего народа, То лик-дезертир, То лик предатель? Скорее она плюнет в его сторону, чем захочет быть с ним рядом. Сейчас она влюблена в героя, рискующего своей жизнью в борьбе с врагом. Во-вторых, как он будет жить? Где? По каким документам? Его сразу, если не расстреляют, то посадят, как врага народа в тюрьму. И тогда он станет падалью не только для одной Риммы, но и для всех, кто будет знать о его низости. Тогда люди будут до конца жизни пенять ему, какой он поддонок. Все детство его прошло под презрительными взглядами и плевками, с клеймом «помещичьего выродка». Так неужели остаток жизни, которую он с таким трудом завоевал, будет ходить с клеймом «враг народа»? Нет! Врагов народа уничтожают, им не дают ходить среди людей, не дают дышать. Только если я буду героем-победителем, кавалером орденов и медалей, меня будут любить, ценить и уважать. Ну, или если я стану коммунистом, тогда тоже почёт, - в который раз обдумывал ситуацию Попушин. – Нет, коммунистом ни за что не стану. Будь хоть трижды хорошим, их все равно народ не любит. Они слишком много отняли у людей и слишком многих загубили. Народ им этого никогда не простит и, наверняка, придет время, когда эту партию разгонят, а слово «коммунист» станет таким же презрительным, как «враг народа». Вот и сейчас эта война идет в первую очередь против коммунистов и их идей. Не случайно же, по слухам, фашисты безоговорочно уничтожают коммунистов и евреев. Уничтожают, как паразитов человеческого общества. Акимочкин, Васяев, Титов, саратовские пузатые чиновники из их числа. И их действительно нужно давить. Ведь эти гады, наверняка, не воюют, а продолжают сидеть на своих жирных задницах в тылу. Да и в форму они вряд ли влезут».
       Такие разговоры с самим собой он периодически вел в своей голове, хотя и давал себе слово не думать об этом. Но с каждым новым поводом, эти мысли, как чирии на теле вылезали в его мозгах и зудели, чесались и раздражали. Да и поводы находились легко при каждой несправедливости.
       Вечером полк был погружен в вагоны-теплушки и отбыл в западном направлении. Скоро фронт, скоро бои, хотя экипажи, набранные из добровольцев, были ещё не слажены и не обкатаны, что грозило большими потерями в первом же бою.
       Словно предвидя мысли бывалых воинов и командиров, их полк через двое суток был выгружен в Подмосковье и выдвинут на учебный полигон. До фронта было ещё далеко, и полк почти три недели отрабатывал слаживание экипажей и взаимодействие в обстановке приближенной к боевой. Боевые навыки осваивали не только новобранцы, но и командиры подразделений и даже полковое штабное звено в составе корпуса, которому были подчинены. Все разговоры были о предстоящем грандиозном сражении.

3
       Во второй половине июня, полностью сформированный танковый полк шестого танкового корпуса прибыл в состав Воронежского фронта и обосновался недалеко от Курска. Они окопались, замаскировали машины и стали ждать дальнейших указаний. Где-то впереди,  на Западе, время от времени, гремели выстрелы, наполняя воздух глухим давящим эхом. Но они были ещё редкими и не сводящими с ума. К ним привыкали, как к начинающемуся дождю, предрекающему ливень. Тучи сгущались, а ливень все не начинался. Многих эта ситуация ожидания раздражала, а То лик был даже доволен. «Пусть бы так длилось до самого окончания войны. Жаль, что это невозможно. Не для того же нас готовили и сюда прислали, чтобы мы здесь спали».
       Ближе к началу июля в полк прибыл новый политагитатор капитан Усик. Он был полон оптимизма и в своем выступлении о предстоящем сражении высказывался весьма уверенно о превосходстве нашей техники и оружия перед Германским. Когда же его спросили о новых немецких танках, он представил их так, будто и «Тигры» и «Пантеры» слишком громоздки и малоподвижны в бою. А уж в ближнем бою они особенно уязвимы, на них даже пулеметов нет. В конце своей речи он и вовсе обозвал их ходячими катафалками, чем вызвал смех необстрелянных бойцов.
       Толик понимал, что в своей речи капитан Усик руководствовался подъемом морального духа и бесстрашия бойцов, но все равно считал это неправильным. «Немцы не дураки, чтобы в трудный для себя период войны брать на вооружение технику хуже, чем та, с которой завоевали Европу и едва не половину Советского Союза. Наверняка эти их «Тигры» и «Пантеры» обладают лучшими характеристиками, чем предыдущие танки и, если уж говорить о бое, то не так-то легко и просто оказаться с ними на близком расстоянии или зайти им в тыл. И поднимать боевой дух лучше говоря правду. История уже имеет примеры вредности подобного вранья. На Халкин-Голе в свое время тоже трепались, что японские танки сделаны из фанеры, а потому легко уязвимы. Получилось, однако, не так просто и весело. Эти лёгкие танки оказались очень боеспособными и дали «прикурить» нашим частям, заставив попотеть, чтобы победить. Каждый противник выбирает для победы в бою свою определенную тактику, в которой особенности техники и оружия имеют важное значение. А немцы уже доказали, что умеют воевать».
       Толик поинтересовался у лектора относительно точной характеристики боевых качеств танков, но ему дали понять, что характеристики нашей техники все равно превосходят немецкую и победа будет за нами. На тот же вопрос, заданный ротному, тот честно пожал плечами.
       - Знаю только, что броня у них настолько мощная, что в лобовую их не преодолеть. Будем искать их слабые места в бою. В любом случае их нужно побеждать: с боку, с тылу, но уничтожать.
       - Понятно, что ничего не понятно. Опять действовать на ощупь и ждать момента, когда фриц повернется задницей. При этом сам десять раз подставишься, - недовольно пробурчал Анато лий.
       - Ты, Попушин, что-то стал много разговаривать, - стал сердиться ротный. – Ты же опытный боец, командир танка, а не водовоз. Ты сам уже должен знать, как победить врага, как заставить его подставиться. Найди к нему подход, подумай. Додумаешься, подобьёшь хоть одного из этих зверей, представлю к Герою Советского Союза.
       - Точно представите к «Герою»?
       - Слово офицера. Всё иди. Думай.
       Толик расстался с командиром вдохновленный его обещанием. Тот слыл человеком слова. «Это предыдущий мог обещать и забыть. Ушел комбатом в другой полк и все свои обещания забрал с собой. Про Савушкина говорят другое. Ладно, поживем – увидим. Надо обязательно подбить либо «Тигра», либо «Пантеру», а ещё лучше обоих», - говорил сам с собой То лик. – Здорово было бы получить это высокое звание. Посмотрел бы я, как тогда эти коммунисты толстожопые со мной разговаривали бы. Специально приеду в Красавские Дворики показаться этим Васяеву и Жижину. Попробовали бы они назвать меня «вы****ком». Сразу убью за это любого. Героям Советского Союза это можно. Им все прощается, тем более, когда речь идет о защите чести и достоинства. Только бы получить это звание. Интересно, позволят мне тогда объявить свою настоящую фамилию Тухачевский? Может, да, а может, и нет. У завистников сразу появятся вопросы: почему скрывал свое происхождение, где и когда узнал и…. Одним словом, найдут к чему придраться. Накопают говна, да и отнимут на хрен и звание, и заслуги. Не позволят, чтобы сын «врага народа» носил такое высокое звание, а значит или убьют из политических соображений, или отправят на Соловки, а то и дальше, где Макар телят не пас. Что за власть такая прокаженная. Жить бы, как люди в стране, без этих коммунистических принципов и идей. И все равно я «Героем» стану. А там видно будет, как жизнь сложится, стоит или нет объявляться сыном маршала Советского Союза Тухачевского?»

4
       Первому заместителю председателя Комитета обороны маршалу Жукову из данных разведки было уже точно известно, сколько и каких сил противника противостоит нашим войскам на Курском выступе. Сегодня стало точно известно и время наступления врага. Оно было назначено на три часа ночи с четвертого на пятое июля 1943 года. Последнее подтверждение этой информации было получено штабом от партизан, захвативших в плен немецкого офицера буквально час назад.
       Жуков тут же поставил в известность командующих фронтами Рокосовского и Толбухина о времени вражеского наступления. У него созрел дерзкий план: обрушить на противника огненный шквал из всех видов артиллерии именно в тот момент, когда тот выйдет на исходный рубеж наступления и предупредить артподготовку противника, то есть за сорок-сорок пять минут до означенного времени. Он связался с председателем Комитета Обороны Иосифом Виссарионовичем Сталиным и спросил разрешения на предупредительный огонь.
Сталин, после некоторой паузы согласился с замыслом Жукова и санкционировал упреждающий удар артиллерии, напомнив, что эта битва на Курской дуге должна быть выиграна, во что бы то ни стало.
       Этого Жукову можно было и не говорить. Выиграть эту битву у столь сильного противника было целью всей его военной карьеры. И он был уверен, что выиграет. Есть достаточно сил, чтобы измотать противника в вязкой обороне, а потом пустить ударные гвардейские соединения в контрнаступление. Конечно, этот план ещё нужно реализовать, и как будут развиваться события, покажет само сражение, но уверенность маршала не покидала. А пока, срочно дан приказ командующим фронтами, а ими дальше вниз по подчинению подготовить к артиллерийскому штурму все дальнобойные стволы.
       Ровно в 02 часа 20 минут пятого июля в воздухе над войсками Воронежского и Центрального фронтов взвились сигнальные ракеты. А через секунду-другую тысячи орудий и минометов разрезали ночную тишину громом выстрелов.
       Экипаж танка Анатолия Попушина, как и все экипажи машин были на своих местах и ждали приказа о выдвижении на боевые позиции. Все взоры были устремлены на Запад, где сплошная черно-сизая даль, мерцая бликами молний от разрывов мин и снарядов, окрашивалась огненными сполохами и пунцовой радугой поднималась ввысь. В воображении людей рисовалась жуткая картина кромешного ада, где под тяжелые звуки канонады корчатся фашисты-грешники.
       Но, несмотря на сорванную артподготовку, германские войска всей своей мощью устремились в запланированное наступление. Вся территория по всей протяженности  фронтового соприкосновения  наполнилась гулом и лязгом гусеничной техники, слившись с грохотом взрывов в какофонию звуков бесовского оркестра. Земля стонала и дрожала, передавая на многие километры трепет страха и ужаса.
       Гул нарастал, что говорило о приближении врага, но команды на вступление полка в сражение так и не было. Танкисты недоумевали. «Что это: холодный расчет или… о них просто забыли?» По всему было видно, что впереди уже идет битва. Противник вклинился в нашу оборону и, с трудом преодолевая ее, двигался вперёд. В эти минуты ожидание боя превращалось в муку. Каждому хотелось реальных действий, чтобы избавиться от гнетущего страха неизвестности.
       Но командование фронта никого не забыло. Оно ждало самого нужного момента, когда потрепанные нашей обороной дивизии врага станут наиболее уязвимы для мощного удара легких танковых частей. И этот момент наступил. 11 июля, когда мощная танковая лавина Вермахта вторглась в нашу оборону, увязла в ней и в поединке с пехотой и артиллерией потеряла почти треть своих машин и живой силы, в танковый полк поступил приказ: «На участке фронта «Д» - «Е» выдвинуться на встречу с противником, войти с ним в соприкосновение, остановить и уничтожить».
       Взревели запущенные двигатели,  боевые машины выдохнули клубы дыма сожженного топлива и в течение считанных минут тронулись вперед на выполнение приказа.
       Командир танка Т-34, Анатолий Попушин, нацеленный заслужить Звезду «Героя Советского Союза», продумавший возможные варианты боя против тяжелых, мощных танков противника, считал возможной тактикой против них скоростной маневр. Только стремительность и подвижность вкупе с точными выстрелами в слабозащищенные места могли обеспечить успех в бою с монстрами. Выйдя со своим экипажем одним из первых на оперативный простор против более десятка танков, он то и дело отдавал команды водителю, как маневрировать. Его водитель Вязов едва успевал их выполнять, но машина четко слушалась команд и ныряла то вправо, то влево, заходя в хвосты вражеских танков. Если бы ещё огонь его орудия был более точным, то уже в первые полчаса боя он подбил бы пару «Тигров». Но снаряды его танка, будто не причиняли никакого вреда монстрам. Они тоже не отличались меткостью. Их снаряды взрывались в самой близости от танка, а дважды перед самым носом его машины. К сожалению, последний такой взрыв подбросил машину на метр, и хотя самому танку вреда не причинил, но Вязов был сильно контужен.
       Танк будто вкопанный встал на бруствер воронки и был хорошей мишенью для поражения. То лик со своего место нырнул к рычагам танка, а пулеметчик и стрелок помогли оттащить Вязова. Командир танка занял место водителя и быстро вывернул танк в сторону. И как раз вовремя. Вражеский наряд, по касательной задев броню, ушел дальше, не причинив вреда. Толик умело манипулировал рычагами и педалями, продолжая давать команды стрелку.
       - Матюхин, по правому немцу, огонь!
       - Молодец, Попушин, - услышал в наушниках голос ротного.
       Толик и сам знал, что молодец.  Он только что на скорости протаранил самоходку фашистов, а правая от него «Пантера», пораженная метким выстрелом под самую башню задымилась и вспыхнула факелом. Тут же, развернув смою машину почти на девяносто градусов, уведя её от выстрелов противника, он бросил её к очередному монстру. Он был в пылу смертельного азарта, но «седьмым чувством» оценил похвалу командира роты, и ему было приятно. «Значит, Звезду Героя, я пожалуй уже заслужил». 
       Бронированная крепость, именуемая «Тигром» была в десятке метров и наводила свой ствол на танк Попушина. Толик дернул рычаги, танк накренился, выворачивая влево, но вражеский снаряд всё-таки настиг их, развернув машину вокруг своей оси. Гусеницу заклинило, и танк мог только вертеться. Тут же т Матюхин произвел выстрел по «Тигру».
       Толик не мог видеть результата выстрела, но ощутил вместе со всеми страшный удар и грохот от попадания другого вражеского снаряда. Похоже, оба танка выстрелили одновременно. От этого удара потемнело в глазах и зазвенело в ушах, а все вокруг полетело в бездну. От едкого дыма невозможно стало дышать.
       Он очнулся в тот момент, когда Матюхин и Сиротин доставали его горящего через передний люк. К счастью, упав на рыхлую, вспаханную гусеницами, тёплую землю пламя удалось погасить. Друзья тут же оттащили его в соседнюю воронку. И хотя в ушах все ещё стоял звон, через него стали прорываться звуки боя с грохотом взрывов, лязгом металла и трескотнёй ручного оружия. Толик с тяжелой головой огляделся. Его бойцы вели огонь из автоматов по противнику, а рядом нависала неподвижная махина «Тигра» с белым паучьим крестом. Она горела и обволакивалась черным дымом. «Значит, мы все-таки его угробили. Он нас, а мы его. Значит, не все так плохо. Хотя, возможно, это и не наша заслуга. Не могли же мы его подбить с одного выстрела. До него мы четыре снаряда выпустили по «Пантере» и только последний угодил куда надо, а этот задымил с одного выстрела». 
       На «Тигре» откинулись люки и из него полезли черные комбинезоны. У них было оружие, а наши танкисты их не видели, потому что находились к ним спиной. То лик потянулся к кобуре. Его движения сопровождались острой болью в руке и спине. Обгоревшие места начинали давать о себе знать. Но медлить было нельзя. Превозмогая боль, То лик достал пистолет  и выстрелил в того, который первым спустился с танка на землю. Выстрел был точным. Немец рухнул на землю. Зато другие вскинули свои автоматы и, спускаясь вниз, стали стрелять в него. На выстрелы повернулись Матюхин и Сиротин. Они вступили в перестрелку, окончившуюся гибелью немцев и ранением Сиротина. Одна из пуль зацепила и плечо Попушина, но он не выходил из боя. Взяв автомат Сиротина, он вместе со своим заряжающим продолжал вести огонь по живой силе противника. Чем дальше шёл бой, тем острее становилась боль обожженного тела. Только с приближением сумерек, когда уцелевшие вражеские танки и самоходки отползли назад, То лика в бессознательном состоянии подобрали санитары.
       Утром в медсанбате, придя в сознание, Толик узнал, что их полк и корпус в целом свою задачу выполнили. Враг не смог достичь своих целей и прорвать нашу оборону на этом участке фронта. Более того он понёс существенные потери и отступил на десять километров к своему логову. Узнал также и о гибели своих водителя и радиста. Вечером его навестил Матюхин и принёс ещё новости. Хорошую и плохую. Хорошая заключалась в том, что наши войска перешли в контрнаступление по всему фронту, а плохая в том, что вчера в том же бою погибли и командир роты, и комбат. 
       Внутри у Толика будто что-то оборвалось. Гибель командира роты означала, что обещанной награды Звезды «Героя Советского Союза» ему не видать. Кто еще кроме них мог знать, как мастерски он сражался с новыми сверхмощными немецкими танками? Кто мог узнать, что в этом бою его экипаж одним из первых подбил и вывел из строя «Тигра», «Пантеру» и две самоходки фашистов? Кто, вообще, мог знать, сколько ему, раненному и обожженному, удалось уничтожить вражеских солдат. А ведь их было не меньше дюжины. Ротный все это знал и все учитывал. Он мог по ходу боя докладывать это комбату. Но теперь оказывается, что оба убиты, а, значит, все его заслуги остались только при нём, да его заряжающем. Какая досада. Ему было горько до слёз.
       Через две недели после знаменитого сражения на участке «Д» - «Е» поблизости от деревни Прохоровка, он узнал о своем награждении. Да, его наградили. Но награда была не той, какую он считал заслуженной и которой был достоин. Медаль «За отвагу» тоже высокая награда и просто так не дается. Но медаль, есть медаль. Такая у него уже есть. И медалистов на войне тысячи. Вот только «Героев Советского Союза» единицы.

(полную версию романа можно прочитать в книге)