Петрович

  Он стоял на остановке посреди всегда знакомой улице. Солнце светило так ярко, что всё вокруг отдавало золотистой желтизной, а сочные зелёные листья на деревьях казались устало блёклыми. Лёгкий теплый поток летнего дыхания, перебирал густые, коротко остриженные волосы, нежно поглаживая нервные окончания кожи оголенного черепа. Его погрузило в приятное чувство спокойной и беспечной юности, во время пересечения возрастов взросления, когда уже многое возможно, но еще не наступил период обязательств ответственностей.
- Скорее, Петрович! – пронеслась сквозь него толпа друзей-однокурсников. Они, шумно, мчались на другую сторону улицы, размахивая сумками и дипломатами, к продуктовому магазину за пирожками. Он, не раздумывая, рванул за ними, ловко уворачиваясь от, проезжающих по проспекту, машин и автобусов. Было щекотливо страшно, но очень весело. Один разъярённый водитель выскочил из автобуса и помчался за ним. Страх тут же перерос в детский ужас. Ноги несли его всё быстрей и быстрее, но опасность не отставала ни на сантиметр. Казалось, что оторваться было, абсолютно, не возможно, хотя он уже парил над землёй: «Главное не упасть, главное не засомневаться и не рухнуть», - крутилось от ужаса у него в голове. Круговорот погони выбросил его на, аккуратно остриженную, лужайку перед монументом Пауля Кереса. Он спрятался, нырнув между можжевельником обсадки вокруг памятника. Под ногами раскинулось, мерцающее солнечными лучами, лесное озеро. Он с головой погрузился в его нежную прохладную воду. Страх вновь током пробежал по телу – под ногами промелькнула тень огромной рыбы. Но вместо морского чудовища, на поверхности появилось испуганное лицо красивой девушки. Она обеими руками обхватила его за шею и прижалась к нему всем своим нежным, мягким телом. На руках он вынес её из воды и, не говоря ни слова, уложил на мягкую траву. Девушка молчала, не отводя своего взгляда от его глаз. Он приподнялся над ней, но она подалась телом вслед за ним. Он вновь склонился над, трепещущим от желания близости, горячим девичьим телом. Она оказалась еще прекрасней. Хотелось трогать и целовать каждую клеточку её тела и он, с наслаждением, делал это. Девушка стонала и вздрагивала от каждого его прикосновения. На пике возбуждения, она стала неловко сопротивляться, упираясь ладонями ему в грудь, специально усиливая накал страсти. Он, лёгким усилием, прижал её руки к земле, и они слились в тумане наслаждения.
  Не осознавая реальности и времени, он, обессиленный и опустошенный блаженством, свалился с неё на мягкую поверхность ложа любви. Физическое бессилие потянуло его в бездну невесомости крепкого и безмятежного сна. Он, как бы прощаясь, бросил взгляд на бесконечно глубокое голубое небо и начал проваливаться в темноту забвения. От скорости провала, он даже всхрапнул, от неожиданности чего, его тело неприятно передернуло. На сознание тяжестью навалилась полная мгла. В голове поплыли сухие тоскливые ощущения необходимости действий.
«Чёрт, опять», - пролетела мысль в голове. Приподнимаясь, он начал опускать ноги в черную, непроглядную пропасть. Долго, пока его ступни не упёрлись в холодную гладкую поверхность. Не осознанно, кисть правой руки, ловко подхватила в темноте невесомости, твёрдый гладкий шарик. Опершись на него, одним рывком всех своих мускул, он прыгнул вслед за ногами в пропасть. Как всегда, не ощутив свободного полета, он, грузно, поплыл в темноте, нащупывая  холод, ступнями ног. Навстречу била зябкая сырость и сладкий запах горелого молока. Кряхтя и размахивая в воздухе, сжатым в пальцах, шариком, он, прислушиваясь к сухому стуку, наконец, уперся животом в каменную гряду и остановился. Выпустил шар и стал перебирать пальцами в воздухе, натыкаясь и трогая разные невидимые поверхности. Резкий лёгкий удар, и голову наполнил равномерный звенящий шум. Он снова поводил руками в пространстве, пока их полностью не окутало теплой влагой напорной струи.
- Доброе утро Петрович, - послышался сзади знакомый голос и хлопок распахнутой двери, - Умылся? Пошли, провожу на завтрак. Крепкие ладони взяли его под локоть и повели в сторону сквозняка, запаха кофе и горелой овсянки.
- Сережа, трость, трость! – засуетился он, вытягивая руку в сторону оставленного шарика.
- Держи, - шарик уткнулся ему прямо в ладонь, - Чего не зовёшь, раз проснулся? Бродишь тут, слепой. Еще грохнешься, а я виноват буду.
- Серёжа, у меня такое сегодня было! – улыбаясь, торжественно прошептал он, пытаясь в полной темноте, поймать взгляд собеседника, - Секс! С прекрасной, юной девушкой!
- Ай, ты красавчик, Петрович! – громко раздалось у него над ухом, - Давай, сейчас поешь, потом всё в подробностях расскажешь.
 
  На лестничном переходе дома престарелых, возле открытого окна курили два санитара:
- Серега, чего ты возишься с этим слепым Петровичем? Болтаешь с ним часами, - спросил один, потягивая сигарету, - Опять ему всякая чушь приснилась?
- Да, просто, интересно, - ответил другой, - Одинокий старик. Столько всего и всех пережил. Сейчас в двух реальностях существует – сон и явь. Причём первая для него гораздо лучше. Там и зрение, и молодость, события всякие.
- Какие там события, одной ногой в могиле, - ухмыльнулся второй санитар и посмотрел, через стеклянную дверь на трясущегося от нетерпения поделится своими ночными приключениями, жующего кашу, старика.
- В могилу ему еще рано. Человек сам выбирает, в какой реальности ему комфортнее жить. Сны, действительность, мечты - выбирать есть из чего.
- Если так, то чего ему здесь-то делать. Одна темнота да горелая каша.
- Ему поделиться надо с кем-то, похвастаться. Обычные человеческие чувства. Петрович может только ради этого и возвращается каждое утро. Так и все мы, держимся за этот мир, до тех пор, пока чувствуем, что кому-то нужны.
- А, тебе-то он зачем? Из жалости?
- Какая жалость? Если бы ты слышал его приключения! Хоть садись, каждый раз, роман пиши, - вспыхнул Серега, - Может он для того в моей жизни и появился, чтобы я писать начал. Вот и думаю.
- А, можно тоже послушать? – спросил второй.
- Давай, пошли. Может фан-клуб Петровича получится. Он тогда до ста лет здесь протянет.
Санитары затушили окурки и закрыли форточку.