Наш капитан
- У вас нервы? У моей императрицы тоже были нервы, но я сказал, чтобы никаких нервов не было, и их не стало,- говаривал он.
Спокойно пять декабристов повесил. Так ведь они же трон раскачивали, а в России трон - это святое.
На нём отец сидит, сын сядет, внук на нём же окажется, а какой отец добра детям не хочет? Каждый будет стараться сохранить и приумножить своё фамильное богатство, свою страну, в данном случае.
Конечно, раз на раз не приходится, и цари разные рождаются, но я о тенденции. О принципе.
Поставьте себя на место царя. Вот вы, вот ваше имение, что детям перейдёт. Будете вы его благоустраивать, помня о собственных детях? Ещё как!
Вот и Николай Первый…Его прадеду Петру Первому Алексашка Менщиков цепным псом был. Каждого порвал бы за Петра.
А вдруг и менщиковский правнук такой же окажется? Сделал Николай правнука помощником.
Доверие оказал, даже на переговоры куда-то, где наклониться надо было, как бы поклониться, послал, а тот сильно гордым оказался: вот ещё, буду я кланяться тут…
Ну, не Алексашка Менщиков,Петра Первого друг, что поделаешь. Тот за страну ползком бы прополз, не то, что поклониться. Да и где ты их возьмёшь, преданных.
Хотя нет, есть ещё. Вот взять этого мещанского сына Василия Кладкевича.
Николай даже справки о нём навёл. Что за человек! Как военная баталия - так он тут как тут.
Редут ли вражеский взять - Кладкевич.
Переправу ли навести - опять он. Крым, Турция, Кавказ - ну везде, сукин сын, успевает! Да и везучий до чего! В каждом донесении отцы-командиры о нём упоминают.
А уж с двадцать восьмого года, когда только русский десант с Кладкевичем во главе смог остановить пашу (пёрся прямо на Россию через Босфор с Дарданеллами) – царь Николай Первый его просто возлюбил и стал (про себя, конечно, любимчиков, вы помните, у царя не было) Мой Капитан называть.
Царь тогда несколько ночей не спал, курить даже начал, пока донесения дождался, что отогнали пашу.
Да и потом награды начнёт царь подписывать – обязательно там этот Кладкевич встретится.
- Ага, опять Мой Капитан отличился!»- подумает и с удовольствием обмакнёт тонко отточенное гусиное перо, чтобы приказ подписать. Бояться даже начал, что не дай Бог случится что с Кладкевичем, и как он потом без него.
Россия прямо на Кладкевиче держится - до чего ценный кадр!
Да и фамилия у него такая говорящая: Кладкевич - клад, значит, а не человек.
Видно, все они, Кладкевичи, кому-то должны быть преданными, раз фамилию такую получили в древности.
И вот я так и вижу его прапрадеда: стоит он перед паном, которому, может, как крепостной принадлежал, стоит, шапчонку мнёт в руках, сам смущённый, смущённый весь.
Управляющий нахваливает его пану. И лес панский от пожара он спас:
- Побачьте, панове, як смоляк обгорел, а не отошёл, пока не заглушил огонь.
- Добре, добре,- говорит пан,- а коров моих из болота тоже ты в прошлом году вытаскивал?
- А то кто же, панове?- засуетился управляющий. - Гультяй-пастух придремнул на кочке, а они за зелёной травой потянулись в болото.
Иванко как раз покос шёл смотреть, кинулся спасать, да сам чуть не утонул. Восемнадцать коровок ваших, как есть всё стадо, на сушу выгнал.
Телёночек только у чёрной с пятном за ухом пропал тогда, так он первый шёл, сразу потонул.
Ах, панове, панове, что за коровок вы в Варшаве накупили! Наказал бондарю ещё четыре маслобойки сготовить, бо не справляются масло бить.
Управляющий продолжает плести паутину речей, а растроганный пан смотрит на этого Иванку, думает про себя: «Это клад какой-то, а не человек, побольше бы таких кладов».
- А пастух что же?- спрашивает пан.
- А что пастух, панове, на другой день, смотрю, опять спит.
Одну кочку выдерет, на другую положит, чтоб сухо ему было, и дрыхнет, хоть ты его убей.
Такие же и браты его, и батько такой же был, все гультяи до одного.
- Вот что,- решает пан,- запиши в реестровые сказки этого Гультяевичем, а этого Кладкевичем.
Так тому и быть. И ещё,- вспомнил пан про породистых коровок,- дай надел земли у слободы этому теперь уже Кладкевичу - пусть мещанами числятся, огородом живут.
Вот так приблизительно и появились Кладкевичи.
Я так как-то думаю. А вы? Вы почему Богатырёвы? Виду богатырского? Вот то-то и оно.
Прошли годы. Да что там годы! Десятилетия, века прошелестели над Кладкевичами.
И ни одного позорящего пятна на светлых ликах предков моей доброй приятельницы Валентины Васильевны Кладкевич не появилось.
Смотрю я на неё - ну, дворянка, ну, чистая дворянка: внешний вид, выдержка, прямая спинка (и это несмотря на…, ну, неважно сколько лет), причёска, маникюр - всегда, независимо от самочувствия, должности, места пребывания.
Главное, выдержка удивительная - первое дворянское качество.
Представьте, некто потерял все очень важные для вас документы. Не буду кривить душой - я этот некто.
Документы двух веков касающиеся, с поразительной лёгкостью мне доверенные Валентиной Васильевной, по которым видно, как каждое новое поколение само дворянство, дарованное Николаем когда-то Василию Кладкевичу, подтверждало.
Знающие меня люди давно уже ничего важного не доверяют мне, но она же дворянка, значит, чиста в мыслях и помыслах. Она верит людям.
И вот приготовилась я, что меня будут бить. «Только бы не ногами», - думаю я себе, но не надеюсь - уж очень большое горе принесла я всему роду Кладкевичей.
И вот реакция пра-пра-пра-внучки того Иванки Кладкевича, о котором в начале-то я писала, а потом и Василия Кладкевича, что «Моим Капитаном» был.
Она только присела на стул после моего признания, помолчала, и очень тихо сказала: «В книгу включите хоть про Кладкевичей».
Что значит дворянская выдержка!
Включаю с удовольствием, с огромной радостью, тем более, что есть параллель с маменькой моей, а её я во все свои литературные блюда добавляю, как лавровый лист или перчик.
Хотя нет, маменьку я добавляю везде, как соль.
Вот и здесь тоже вспомнилось, как дед маменькин, мой прадед, тоже дворянство получал при панской Польше.
Этот Григорий Емельянович Янович, дед маменькин, был управителем у Вечери Фёдора.
А тогда дворянство за заслуги давали.
Даже председателем Конституционного Суда был бывший батрак Вечери, ставший предварительно дворянином.
И вот Вечеря подаёт документы на дворянство, а председатель суда, знающий хорошо, что за человек Янович, говорит ему: «Ты тоже подавай». Мой прадед решил приколоться - взял да и подал.
Смешно же: хозяин и его управитель на одно и то же претендуют И каково же было его изумление, когда он прошёл, а Вечеря нет, ибо этот Вечеря совершил неблаговидный поступок - взял фамилию жены.
Его фамилия Идарбович по отцу была.
И то ли он еврейство скрывал, то ли торгашество отцовское, благодаря которому стал богатым, но в дворяне его не утвердили.
Конечно, Янович бедняк по сравнению с ним, но за Яновичем в трёх поколениях ни одного порочащего проступка и хорошее мнение о нём у общества.
Судимых отродясь не бывало. Вот и стал дворянином.
С братом Николаем Фомичом маменька документы о дарованном дворянстве в бутылку, помнит, перед приходом немцев спрятала, а где теперь эта бутылка, да и зачем она - никто не знает.
Статус ничего дворянский не значит сегодня, а вот суть человеческая при любой власти важна, при любом статусе.
Вы не забыли про батрака Вечери, судьёй ставшего? Вы всё прочитали про мою маменьку, по сути своей дворянку, по состоянию души.
Возвращаемся к Николаю Первому.
Где он, а где Кладкевич, казалось бы.
А вот читайте архивный документ:
«Божиею милостию Мы Николай Первый Императоръ и Самодержецъ Всероссийский и прочая и прочая и прочая известно и ведомо да будетъ каждому, что Мы Фёдора Кладкевича, который Намъ штабсъкапитаном служиль, за оказанную его въ службе Нашей ревность и прильяжность, при увольнении его отъ оной, въ Наши Капитаны тысяча восемьсотъ тридцать девятаго года декабря двадцать девятаго дня Всемилостливейше пожаловали и учредили, яко же мы симь жалуемъ и учреждаемъ, повелевая всемъ Нашим подданнымъ оного Фёдора Кладкевича за Нашего Капитана надлежащимъ образомъ признавать и почитать.
В свидетельство чего, Мы сие Инспекторскому департаменту въ Санктпетербурге года 1841 октября 6 дня Дежурному генералу Главного Штаба Его Императорского Величества №, Генералъ Адьютанту №, Вице Директору№, Генералъ Майору№ в Инспекторскомь Департаменте Военнага Министерства… записанъ под №3261. При запечатании въ Министерстве Иностранныхъ Делъ под №8260.
(М. П.)
Съ подлиннымъ верно:
Секретаръ Двора Его ИмператорскогоВеличества…»
В результате чего, то есть, получения звания Наш Капитан Кладкевич стал дворянином: «Дело о дворянском достоинстве рода Кладкевичей» на тридцати полулистах, а после выхода в отставку стал Городничим по Чигиринскому уезду
И до 1883года верой и правдой служил Наш Капитан, единственный имевший такой чин в России, ибо нет такого звания в Российской герольдике.
Ветвь дворян российских продолжили Фёдор Васильевич, Николай Фёдорович, Антон Николаевич и Василий Антонович.
Добрая моя приятельница Валентина Васильевна, единственная дочь Василия Антоновича, тоже родила сына, как бы продолжателя славного рода, но уже с другой фамилией.
Однако её сынок - истинный Кладкевич, верой и правдой Отечеству служит.
Да и она где только десант ни возглавляла, строя мосты.
Весь земной шар в мостах, её семьёй построенных. И плюющие змеи, что строго в зрачки жертвы с двух метров попадают, в Новой Гвинее на неё падали, и манговая зелёная предупреждала, чтобы мост на Дороге Змей в ущелье не строили, да когда Кладкевичи чего боялись!
Они ведь везучие - вы не забыли про десант под Босфором с пра-, пра- во главе, это который дворянство за храбрость добыл.
Дело-то ведь не в фамилии и не в звании, а в сути человека.
Теперь о сути. Кладкевичей, идущих от Василия, с этой фамилией, больше нет.
Остался как память полевой бинокль да огромная ракушка с Японского моря,добытая последним Василием,погибшим двадцать девятого апреля тысяча девятьсот сорок пятого года.
Осталась красота, как ни странно, сквозь века пронесённая, от Иванки начиная нам ведомая.
Кладкевич Василий Антонович.
Остался… рост по мужской линии приблизительно два метра четыре сантиметра, как у Нашего Капитана.
А далее, потомки, помните, что вы - дворяне. И этим сказано всё. Суть, так сказать, берегите дворянскую. А она при любой власти не меняется.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ПОСЛЕДОВАЛО.
Нам всё понятно о Кладкевичах. Последний из них, Василий Антонович, женился на Вере Дмитриевне.
А, собственно, Вера Дмитриевна – кто она и откуда?
Почему столь «высокородный кабальеро» взял в жёны именно Веру.
Должна же быть какая-то изюминка у неё, а если была, то откуда взялась и от кого, ибо «яблочко от яблоньки недалеко откатывается»
.Давайте посмотрим на яблоньку.
Так вот, её дед, а, следовательно, Яне Подсадник уже пра-, пра-, пра-, пра-,(не сбиться бы, кажется, четыре раза надо написать), Орлов Николай Александрович, был из ветви знаменитых братьев Орловых, вознесших на российский трон Екатерину Вторую, верой и правдой служивших ей.
Вот на дарованных за службу им орловских землях в 1846м году и родился дед Веры Дмитриевны ОРЛОВ НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ.
Прожил он недолго- всего 42года.
А вот жена его Любовь Павловна, родившись в 1850м году, ушла в 1944м из жизни.
Ко времени смерти Николая Александровича у них народилось трое деток- последней была Людмила Николаевна, бабушка Валентины Васильевны.
Николай Александрович умер в 1892м году от воспаления лёгких(сделайте вывод потомки в лице Яны, что лёгкие, горло, бронхи- это ваше слабое звено).
Немало ваших предков из-за них на тот свет отправилось, поэтому хотя бы не курите- такой вам наказ от предка, через полтора века прозвучавший.
И вот молодая вдова осталась одна с тремя маленькими детьми.
На дворе конец девятнадцатого века, царствование Николая Второго. Орловы уже успели растерять к этому времени богатство.
Семья Николая Александровича жила на его зарплату.
Спасибо дальней родственнице, у которой работал отец семейства управляющим её имением.2(Николай Александрович)
Она взяла к себе маленького Сашу и дала ему прекрасное воспитание и образование.
Он знал три языка, был скульптором, рисовал, любил работать руками- изготавливал различные поделки, за секунды решал любые кроссворды.
Потомки, ищите в себе гены дяди Саши, а если почувствовали- развивайте их . Не давайте дремать им в вас! Для этого я и упомянула Александра Николаевича.
Кстати, во время Великой Отечественной войны был переводчиком у немцев, а, следовательно, добывал для наших ценнейшие сведения.
В сорок четвёртом году его немцы расстреляли, похоронен он в Бабаево Ленинградской области, где имеется и памятник ему.
Самый старший из трёх детей Николай Николаевич был тоже на войне с немцами, но не Второй Мировой, а Первой, 1914го года, попал в плен, где ему неплохо, видно, жилось, потому что писал из Германии письма, в которых хвастался условиями, в которые попал.
Был ли он женат в свои 28 лет?
В России вряд ли, потому что об этом было бы известно сестре, бабушке Валентины Васильевны.
А вот в Германии может быть, но об этом он не писал, а потом письма стали приходить всё реже и реже, пока совсем не прекратились.
И вот завет потомкам, это которые у Яны народятся, а затем и их потомкам.
Дорогие мои! Чтобы не казниться так, как мать Николая Николаевича до самой смерти казнилась, ждала сына, выбегала на дорогу, ПИШИТЕ МАТЕРЯМ!
Плохо ли вам, хорошо ли – пишите! Жалуйтесь, хвастайтесь, но пишите. Не уходите в неизвестность.
Не делайте так, потому что Любовь Павловна прожила 96 лет и на каждый стук вздрагивала: вдруг Коленька стучит…Не постучал ни разу. И как ему там жилось и жилось ли- никто не знает.
Поэтому старайтесь жить так, чтобы, даже если вас не станет, кто- нибудь сообщил бы матери горькую правду.
И всё-таки Яна может поискать- вдруг в Германии живут- поживают её родные. Почему бы и нет? Ищи, как искала всю жизнь своих родных Валентина Васильевна, твоя бабушка.
И, наконец, третий, самый младший ребёнок супругов Орловых- это Людочка, прапрабабушка Яны. Она прожила 85 лет.
А уходили из жизни, к слову, эти три человека через тридцать лет друг от друга
1914год – Николай( это который в Германии)
1944год – Александр(это который немцами расстрелян)
1974год – Людмила(это которая Людочка)
Уф-ф-ф…Яночка, ты ещё не запуталась? Идём дальше.
Твоя прапрабабушка Людочка переехала с матерью Любовь Николаевной в Петербург.
Любовь Николаевна работала белошвейкой, дети росли – умные, красивые, трудолюбивые – Александр, как вы помните, у своей наречённой матери, Коля и Люда со своей.
Все были очень дружны.
Люда шить научилась от матери. И тоже наказ потомкам: что умеете сами, тому и детей научите. Когда Люде исполнилось 18 лет, брат Саша купил ей швейную машинку «Зингер» по особому заказу с гравировкой, отделанную перламутром.
Она жива по сию пору, как жива машинка, купленная моей маменьке когда-то тоже братом Николаем и тоже зингеровская.
Подумать только, как раньше братья любили сестёр! Они не рыбу дарили сёстрам, а удочку – лови сама, сестрёнка! И ловили.
На этой машинке три поколения кормились.
Изумительно шила Людочка, впоследствии ставшая Людмилой Николаевной, это когда она вышла за Емельяновского Дмитрия Ивановича, замечательного человека, обрусевшего поляка. Он был настоящий семьянин.
Работал у Нобеля служащим, родного брата Альфреда Нобеля, был в почёте и уважении.
В 1914м году у них родилась девочка Зоя. Она прожила всего 9 месяцев, умерла, как тогда говорили, «от глотошной болезни», похоронили её на Волковском кладбище Петербурге.
В 1916м году сын Николай, впоследствии любимый дядя Валентины Васильевны, родился, а тут революция.
Рабочие пришли на завод Нобеля, хотели утопить и сжечь в керосине, которого было полно на заводе, всю администрацию, и только счастливая случайность спасла деда Валентины Васильевны.
Немудрено, что после этого он с семьёй уехал в Тихвин, где, вы помните, Саша с матерью жил.
И там в 1921м году и родилась мать Валентины Васильевны, Вера Дмитриевна, впоследствии вышедшая замуж за Кладкевича. О ней мы ещё расскажем, да и сама Яна много знает о ней, поскольку Вера Дмитриевна год назад только ушла из жизни, а вот Николай Дмитриевич, дядя Валентины Васильевны, заслуживает отдельной главы.
ДЯДЯ КОЛЯ.
Это был очень красивый человек, богато одарённый, как и все Орловы, от природы.
Дальние, дальние их предки не случайно встретились Екатерине Второй. Все знают, сколь разборчива была она в людях. И вот Николай Дмитриевич практически заменил Вале отца. Ведь вы помните, что отец её погиб в 1945м году.
И тут я сделаю отступление, чтобы заметить: у Николая Дмитриевича есть свои дети – Александр и Людмила, у которых в свою очередь тоже есть дети: Дмитрий, Денис, умерший в 10 лет, Жанна, Полина, Николай, Михаил.
Представляю, какие замечательные воспоминания у них о Николае Дмитриевиче, если у Валентины Васильевны, племянницы его, так много в памяти осталось.
Никто не мешает им взять и написать о родном отце, как сделала это Валентина Васильевна о дяде.
Родился Николай Дмитриевич в1916м году. Удивительный это был ребёнок. Мать укачивает его, мурлыкает какую – нибудь мелодию и вдруг с изумлением замечает, что дитя плачет или гулит точно с этой мелодией.
Сначала петь научился, а потом говорить. Правильнее даже сказать, что со словами песенок постигал речь, говорение осваивал.
А уж трёх лет отроду по полдня будет на подоконнике сидеть, военный оркестр ждать. И вот показался отряд с оркестром. Мальчик начинает танцевать, петь вместе с матросами, идущими за оркестром, только на подоконнике. К четырём годам "Канареечка", любимая матросская песенка, была его любимая песня.
А стоило матери оказаться с ним в гостях, где имелся какой- нибудь музыкальный инструмент, как малыш тут же хватался за него.
Мать понимала, конечно, что ребёнок необычный, поэтому балалайку, гитарку купила ему, а других инструментов она не могла позволить купить, потому что нужда преследовала и до, и после войны, но в десять лет Коля мог играть абсолютно на всех музыкальных инструментах.
Дело в том, что поблизости располагалась пожарная часть, а при ней оркестр.
Так принято было. И вот Людмила Николаевна так и знала: нет сына дома- значит, в пожарке или в горсаду, где этот оркестр играл на танцплощадке. В десять лет мальчишка мог заменить любого оркестранта.
Струнные, клавишные, смычковые, духовые - все на свете были ему подвластны.
А уж концерты – без него никак.
И везде таскал за собой сестру Веру. Вот вам и изюминка, которую мы с вами искали и на которую запал «благородный кабальеро» Кладкевич Василий Антонович, женившись на родной сестре гениального музыканта Вере Дмитриевне.
Я не ошиблась, назвав с огромным уважением Николая Дмитриевича гениальным.
Покажите мне сегодня человека, который без нудной «музыкалки», сам по себе, стал бы музыкантом без сольфеджио, нот и что там ещё у них.
Посадили его за фортепьяно – будет сидеть по принуждению, раз мать заставила.
А уж если он играет на трубе, условно говоря, то не сажайте его за фортепьяно – не сможет.
Да даже Шопена, чтобы он стал таковым, к ножке рояля привязывали.
А тут сам человек, ни на кого не глядя, как птица на ветке, чирикает на всех инструментах.
Кто, как не бог, передвигал ему пальчики на них.
Глядя на брата, и Вера бралась за инструменты.
И, как и брат, могла и сыграть, и спеть, танцевала просто изумительно.
А это уже не только изюминка. Это очарование, которое привязывает навсегда к себе.
Запомните, потомки!
И не только Яна, а и потомки самого Николая Дмитриевича, у которого, как и у его дяди Александра Николаевича, это которого наречённая мать воспитывала, помните?,- и других талантов было полно.
Фотография(а это в те времена было сложное дело – проявители, закрепители, полная темнота, чтобы не засветить плёнку, сушка)- далеко не каждый мог овладеть этим искусством.
Пишу об этом потому, что молодым не понять, что это за мудрость такая – фотография.
Ремонт любой техники – от часов до паровоза, составление головоломок различных – всё мог этот гений.
Так что видите, потомки, как много в вашем роду удивительнейших людей – хоть Кладкевичи, хоть Орловы.
Не забывайте о них, старайтесь достойными быть их.
А что же Николай Дмитриевич? Да ничего. Не пустила авторитарная для детей мать в музыку сына.
«Пьяницей станешь» - говорила она. Не знаю, как вам, а мне обидно.
Пропал, как минимум, Ростропович в этом человеке.
И отправился Николай в ремесленное училище учиться на машиниста паровоза.
Выучился, женился на Анне Илларионовне Куприяновой, которая моложе его была на четыре года, а умерла на три года раньше мужа.
Она родила ему сына Александра перед войной в 1940м году(не в честь ли дяди Александра названного, это который три языка знал и был расстрелян в 44м году).
Ну, что ж, а тут война, ранение, но господь пощадил гения, жив остался. Затем разлад с женой.
Не потому ли, что всю войну она прожила у сестры в Териоках, захваченных немцами, а она была женщина красивая….
Но, скорее всего, кто-то кому-то не уступил, кто-то кого-то не простил – и вот уже другая жена. А ведь в семье надо уметь и уступить, и простить, и забыть, запомните, потомки.
Маленькая восьмилетняя Валя Кладкевич помнит ясный солнечный день, себя с косичками – и красивую тётю в крепдешиновом,(ах, что за материал это был), платье, с длинными ногтями, Валю поразил красный цвет их, и шляпкой на белых, крашеных же волосах.
Оказывается, это Анна Илларионовна пришла мириться с мужем Николаем Дмитриевичем.
Умная женщина не пошла сразу к мужу, да и не могла бы, поскольку он с другой уже жил, а направилась к его матери.
Встретились.
Договорились.
Властная Людмила Николаевна цыкнула на сына, как цыкнула когда-то, когда он хотел идти учиться музыке, и семья восстановилась.
Даже в 1951м году родилась дочь Людмила ( в имени выразилась благодарность Анны Илларионовны свекрови за воссоединение семьи).
И вот эта воссоединённая семья стала жить в Чудове.
Николай Дмитриевич пошёл работать на водокачку, но это было вторично, лишь бы зарабатывать, а первично для него было совсем другое.
Музыка, сцена, охота, рыбалка, грибы, ягоды, ремонт часов, другой техники – и, конечно, фотография.
И по- прежнему, как и до войны, ни один праздник не обходился без него. Вместе с ним выступала и сестра.
Опять пошли непонятки для потомков.
Объясняю: раньше, при Советской власти, каждый человек мог самовыразиться на сцене независимо от его работы.
Выступали от цеха, от завода, от района, от города.
Лучшие попадали даже на большую сцену. И это было огромным плюсом Советской власти.
Возьмите того же Николая Дмитриевича.
Душа требовала музыки. Иди в художественную самодеятельность. Где бы сегодня этот человек был? Да в пьяной компании пел бы человек, так и умер бы с гармошкой под забором.
Лучшие воспоминания Вали связаны с дядей Колей.
И тут я опять сделаю отступление, чтобы удивиться. Вот для того, чтобы накопить столько воспоминаний, надо, видно, порадоваться какому-то моменту, несколько раз вспоминать его, чтобы потом, уже в преклонных летах, когда уже и делать, собственно, нечего, вспоминать, а значит, ПОМИНАТЬ, тех, кто прошёл по жизни, оставил след в ней.
И это о Валентине Васильевне сказано. Удивительная женщина!
Вот картинка маслом. Лето. Вечер. Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом, но его лучи по- прежнему ласково гладят щёки девочки. Валя в новом платьице, только-только наспех дошитом бабушкой. Ещё живульки не все вытащены, но девочке не терпится надеть его: ведь они идут встречать дядю Колю с рыбалки.
Вот вдалеке показалась его лодка. Дяде Коле ещё грести и грести до берега, и Валя в нетерпении перебирает ножками в новеньких же сандаликах, купленных дядей Колей. Скорее, скорее, торопит девочка. Вот лодка миновала камыши, обогнула небольшой островок из нанесённых весной да так и застрявших в двадцати метрах от берега коряг.
Наконец, Валя с бабушкой Людмилой Николаевной встречают его на берегу реки Кересть. Дядя Коля протягивает девочке корзинку. В ней, Валя знает, щучки, переложенные крапивой. Ей доверяют нести улов.
Она потихоньку потряхивает корзинку- и щуки оживают, высовываются из корзины – и надо бегом бежать до дому и скорее вываливать в стоящую у угла бочку с дождевой водой. Начинается самое веселье. Щуки оказываются в воде – и не было большей радости для девочки, чем плескаться с ними, пока уж бабушка не позовёт ужинать. Щук оставляли в бочке до утра, а утром они уже ждали Валю на столе в пироге или сковородке или в тарелке, если уха. И всю жизнь для Вали это любимая еда – рыба в любом виде.
А завтра ягоды – и опять с дядей Колей и бабушкой. Послезавтра- грибы, тут вообще равных дяде Коле не было. В Валину корзиночку складывались только самые маленькие, с чёрными шляпками, подберёзовички, но и их набиралось столько, что еле-еле несла её девочка. Всю лесную фауну показал маленькой Вале дядя Коля, познакомил со всеми птицами, кстати, голосом мог любую из них изобразить.
А каким счастьем было заготавливать веники! Их надо было ломать сразу после Троицы, а на Троицу берёзки уже гостили в доме в качестве основного украшения. Их ставили во дворах от ворот начиная до порога, высокие, ровные, а в доме подтыкали и развешивали ветки берёзовые. Пол устилали листьями берёз. Это было так красиво! Празднично! После праздника сразу убирали их, но через неделю примерно берёзы вновь являлись в дом, чтобы остаться уже навсегда в качестве попарно связанных веников. Так что в целом примерно месяц берёзы гостили в доме, радуя Валю. Охапками сгребала она листья, ныряла в них, плавала в них, обсыпалась ими – а это и было счастье. Потомки! Находите в повседневности прелесть, умейте радоваться небольшому и умейте не очень огорчаться из-за большого.
Вы спросите, а как же родные дяди Колины дети: ведь у него их двое было. Да вот такое сердце было у дяди Коли, что на всех хватало. Не очень-то ладилась жизнь у него с Анной Илларионовной, хоть и помирились они в сорок восьмом году и даже, вы помните, в пятьдесят первом дочка родилась Люда, но ладу в семье не было. И всю свою нерастраченную любовь тратил он на племянницу, а потом и на сынишку её Славу Подсадника, Яниного отца, который тоже обожал дядю Колю, ходил за ним хвостиком.
Даже более поздние самые яркие Валины воспоминания тоже связаны с дядей Колей. Байкал! Лучшее, самое красивое в мире озеро. Именно туда уехал дядя Коля вслед за сыном своим, ровесником Вали, Аликом, Александром. И Валя едет туда, и опять дядя Коля показывает ей всё: Сопки, Ангару, водопады, изумительные дальневосточные леса… Сполна подарил ей Сибирь дядя Коля.
Затем дядя Коля возвращается в Ленинград, поселяется в Сясьстрое с женой Анной Илларионовной- и опять у Вали, как в детстве когда-то– лес, грибы, ягоды, прогулки с дядей Колей. И опять дядя Коля- знаток самых лучших заповедных мест уже местных, сясьстроевских, как когда- то, до войны, тихвинских. В лес дядя Коля ездил на велосипеде, ставил его у дерева, на дерево вешал приёмник, включал приёмник- и шёл бродить в поисках грибов с ягодами. Возвращался к картинке маслом: у приёмника собирались все близживущие лоси, вытягивали шеи, слушая Баха с Шопеном. Но больше всего они любили песни Руслановой. Стоило ей запеть- и тут же из соседних лесов подтягивались другие лоси – скоро целый табун собирался у приёмника. Когда дядя Коля возвращался к велосипеду с приёмником – они почтительно расступались перед ним, понимая, что перед ними почти бог: ведь у него поёт сама Русланова… Один раз вместе с дядей Колей медведь малину собирал практически с одного куста, можно сказать, из одного корыта ели. Однокорытники эти спокойно один наелся, другой наполнил корзинку – и разошлись, вежливо попрощавшись друг с другом.
Потомки! Не забывайте дядю Колю! Поминайте в церкви! Ухаживайте за могилкой! Он достоин памяти вечной в ваших сердцах.
ПОТОМ ВОЙНА…
Когда началась Великая Отечественная война, Вале было 11месяцев. Жили в Тихвине, который уже в сентябре был занят немцами, т. е, уже через три месяца с начала войны. Валин отец Кладкевич Василий Антонович к тому времени работал капитаном корабля, его сразу забирают на фронт, а семье предстояла эвакуация в Среднюю Азию. Собрались, ждут эшелона. А тут уже и эшелон подошёл. Вдруг отец, уже уйдя воевать, возвращается и решительно запрещает семье ехать этим эшелоном. И Вера Дмитриевна с одиннадцатимесячной дочкой на руках остаётся ждать следующего эшелона. Вот как надо верить мужу, любить его, доверять ему, чтобы остаться практически в аду ждать следующий эшелон! Потомки женского пола! Живите в любви и доверии с мужьями!
И вот результат! Эшелон, отправившийся в Среднюю Азию, был разбомблен в трёх километрах от Тихвина. И две недели гоняли жителей на разбор завалов, успела пару дней и Вера Дмитриевна поработать. А тут появилась возможность благодаря опять дяде Коле эвакуироваться в Кировскую область. Годовалая Валя, мама и бабушка вместе с четвёртым членом семьи – знаменитой швейной машинкой, подаренной когда- то братом Сашей, который знал три языка и в сорок четвёртом был расстрелян немцами. Эта машинка – воистину член семьи. Она спасла их от голодной смерти в эвакуации. Дни и ночи строчила Людмила Николаевна хоть невыделанные овечьи, телячьи шкуры, хоть шёлк – всё брала эта труженица. Вы спрашиваете, кого я имею ввиду? Да обеих: и бабушку, и машинку. Они и спасли семью. Ведь в Кировской области тоже было голодно. За золотое кольцо с бриллиантом давали ведро картошки без берегов, а если картошина выступала над берегами, то продавец срезал лишнее. И сколько могли заплатить за шитьё? Да копейки, но они и помогли выжить. Семь лет прожила семья там, и многое помнит Валентина Васильевна из того времени.
Помнит, как заболела там дифтерией, как почернели уже пальчики, но бог отвёл. Как дедушка привозил ей деревянные игрушки из Кирова, как бабушка шила куклы, и были эти куклы очень красивые, с перламутровыми глазками, с алыми губками тоже пуговками, в красивых платьицах. Местная детвора очень хотела рассмотреть «выковырянную», так они называли эвакуированную девочку с куклой в руках, гуляющую по двору за забором. Пацаны вооружались палками с гвоздиком на конце и пытались зацепить за платьице этим гвоздиком и подтянуть к забору, чтобы хорошенько рассмотреть её. Иногда им это удавалось, и тогда на платьице оказывалась дырка, а плачущую Валю дёргали за косички, щипали, пока не появлялась бабушка и не спасала ребёнка.
Помнит, что куклы её мало интересовали, а больше нравились цветочки, листочки, веточки, палочки, которые она набирала охапками, обкладывалась ими и могла играть часами с ними.
Бабушка завела огород, он тоже помогал выжить, но он же и был главным Валиным увлечением. Ей нравилось в огороде всё: и огурчики собирать с дедушкой на почему-то очень высоких грядках, где до огурчиков ещё дотянуться надо было, и дедушка поднимал её, а она срывала, и травку выпалывать с бабушкой. Не оттуда ли её страсть к огородничеству осталась на всю жизнь…
Помнит низкие сани, былинки в снегу и себя, закутанную в тулуп в эти санях.
Помнит запах смолы в прекрасный солнечный день в лесу, лошадку, забредшую с бидонами молока на цветущую полянку, себя и маму, уснувшую посреди этих бидонов на телеге. Как же, должно быть, она уставала, Валина двадцатитрёхлетняя мамочка, и Валя не будила её, тихонько сползала с телеги, рвала травку, цветочки, кормила лошадку, а та встряхивала при этом головой и всхрапывала, и Валя маленькой ладошкой закрывала ей мягкие губы, чтобы не разбудить маму.
Помнит, как ходила с бабушкой на могилу к дедушке Дмитрию Ивановичу, которого похоронили там же, и умершего тоже от воспаления лёгких…
Помнит, что у неё часто-часто шла носом кровь, и бабушка укладывала её на травку или на снежок, пока не закончится кровотечение…
Помнит, как сверкала серебром осиновая дранка на крыше церкви от солнца, и также сверкала осиновая столешница в доме на свету от лампы.
Помнит, как мать ходила с бреднем по реке, ловила раков, а потом на берегу в кустах снимала широкие чёрные штаны, вытряхивала из них жуков-плывунов. Мама обычно шла посередине реки, два пацана - подростка справа, слева от неё помогали тащить бредень, Вале хотелось помочь ей, и она бежала следом за ними, только по берегу. А раки эти были чёрные, страшные, они жутко шевелили клешнями, и когда, наконец, попадали в кипящий самовар, становились смирными и красными, их можно было взять в руки и есть, есть, есть…
Помнит самую красивую на огороде грядку с табаком для дедушки Димы, светло- зелёные, широкие, мягкие с одной и шершавые с другой стороны его листья, графинчики- цветочки, в каждом из которых сидело по пчёлке..
Помнит своё красненькое, красивое платьице, новое, только что сшитое бабушкой на её знаменитой зингеровской машинке, и литровую бутылку дегтя, его запах, запах лета, соснового леса. И донюхалась до того, что пролила этот дёготь на платьице, всю бутылку. И всю жизнь ей нравится запах дёгтя, как бы запах лета, и была бы её воля, она и духи бы сделала с запахом дёгтя.
Помнит деревенские зимние посиделки. Собирались деревенские бабы с прялками, вязаньем, пели песни, а бабушка Людмила Николаевна читала им книги, Сервантеса, например, и бабы отрывались от работы, чтобы посмеяться над недотёпой Дон Кихотом. И также вела себя в ссылке Анастасия Цветаева, кто читал о ней, помнит, местным неграмотным бабам пересказывала книги, рассказывала наизусть стихи. То есть, видно, это было в натуре русской образованной женщины – просвещать.
Помнит, как у них в доме росли два кролика с розовыми, ей казалось, глазками. Они были совсем, совсем ручные, как кошки, спали вместе с ней, любили, когда маленькая Валя наряжала их в платочки – и никому в голодный год не пришло в голову съесть их. Уезжая, они просто подарили их кому-то, кто, возможно, и взял их, чтобы съесть. Пожалуйста, кто угодно, но только не мы, дворяне, ибо дворяне не едят друзей.
Помнит, что на поминках дедушки Дмитрия Ивановича местные бабы пели и плясали – так у них принято, а бабушка с мамой Валиной потом очень возмущались этими, на их взгляд, дикими обычаями, и я, как личный биограф Валентины Васильевны, согласна с ними. Тут горе, скорбь, а тут пляски с песнями. Несовместимо это.
Помнит, как любимая собачка деда Дамка бросилась в могилу за хозяином и её с трудом вытащили оттуда. И в том же году её сожрали волки. Помнит огромных, с гривами волков. Однажды она шла с бабушкой по ржаному полю(колосья были вровень с нею), вышли на поляну, и в упор столкнулись с огромным волком, тот посмотрел на них, облизнулся, открыл огромную красную пасть, завыл и… повернулся и побежал в другую сторону. Бабушка долго стояла в оцепенении, не могла двинуться с места.
Помнит маму, бегущую по снегу в хромовых сапожках из военкомата, где ей выдавали паёк за отца. Бегущую, потому что и мороза, и волков боялась.
Помнит подкошенного материнской косой красивого дикого селезня. Он лежал на подоконнике, с отрубленной головой, это было страшно девочке, но, боже, как красиво переливались разными красками его пёрышки!
Помнит, как пришла похоронка на отца Кладкевича Василия Антоновича, вдруг поседевшую мать.
Ах, как много всего из детства бережно пронесла через всю жизнь Валентина Васильевна! Вот таким вот боком для малютки повернулась война. И совсем, совсем другим для её матери, бабушки, отца…для всей Великой вашей тогда страны, потомки.
ПОСЛЕ ЭВАКУАЦИИ.
И вот семья возвращается в Ленинград. Мать Валина пошла на стройку, наверное, чтобы квартиру получить, а пока жили в общежитии, и было всем очень хорошо. Закончилась война, как не радоваться! Проспект Сталина 179(ныне Московский проспект) стал их первым домом после войны. И ПЕРВОЕ БОЕВОЕ КРЕЩЕНИЕ Валино произошло в первый же день. Представьте: вечер, взрослые за столом, Валя на широком, в полметра, подоконнике. И вдруг огромное, целиковое стекло из итальянского окна, которое в войну выдержало бомбёжки, вываливается и накрывает девочку полностью. Стекло вдребезги, мать в обморок, бабушка на пол в беспамятстве – и только Валя встала, отряхнулась и с изумлением на родню воззрилась: что с вами всеми случилось? А чего это вы тут все завалились?
Бывает.
Другое дело, когда маму привели с разбитой, забинтованной головой(ведро с раствором упало с высоты второго этажа на стройке, где она тогда работала). Тут уж Валя упала в обморок, а мама с изумлением на неё воззрилась: чего это ты тут завалилась? Что случилось?
Красивая, коммуникабельная, заводная, музыкальная Валина мама недолго работала на стройке: уговорили её стать комендантом в этом же доме, где жили, а дом очень закрытому предприятию принадлежал. Подружившись с женой директора этого предприятия, Вера Дмитриевна стала переезжать вместе с работниками в новый, для предприятия выстроенный дом. Его строили пленные немцы. Их привозили и увозили на автобусах. Работали они чётко, быстро, были тихие и культурные, обходительные. Бабушка жалела их, угощала бутербродами, и взамен они делали аккуратные вязанки дров, перевязанные проволокой, приносили и ставили у порога. Отопление в доме было печное, это очень нравилось Вале, нравилось сидеть у печки, смотреть на огонь, слушать потрескивание догорающих дров.
Две лестницы в доме занимали немецкие специалисты с семьями. Их жёны тоже работали, а коляски с детьми отвозили подальше от себя, и только через определённое время подходили к ним, как бы ребёнок ни ревел. Вале хотелось подойти, успокоить малышей, но мамаши не разрешали, потому что так они приучали маленьких немчиков к дисциплине. Вот, оказывается, как немецкий «орднунг» воспитывается.
Ванны тоже не было в доме, и Валя с бабушкой ездили в баню на Ломаную улицу возле Московских ворот, а на месте Авиационной нынешней улицы были грядки, огороды, где у Вали с бабушкой тоже были грядки. Они сеяли морковку, больше ничего не разрешали, и опять у Вали были любимые грядки. А вот за Домом Советов ничего не было. Это Средняя Рогатка, где стоял памятник Ленину. Сейчас этот памятник находится в Зеленогорске напротив школы. Возле Дома Советов росла трава, камыши, и там маленькая Валя с бабушкой увидела бежевого цвета «Победу». Правая дверца была оторвана, и на полу свежие лужи крови. Из чего уже пожилая Валя, вспоминая этот случай, делает вывод, что бандитские разборки были и тогда.
В школу Валя пошла в1948м году. Это был первый класс 366й школы. Как ей хотелось учиться! Бабушка купила деревянный дореволюционный ранец за один рубль на барахолке, и Валя не выпускала его из рук, даже спала с ним. Отдельной квартиры у них ещё не было, жили в общежитии, и Вале выгородили посреди комнаты кабинку, где она и делала уроки, там же находились все её игрушки. Никто не мешал, все ходили на цыпочках – Валя уроки учит. Но в этом же году она переболела тремя серьёзными болезнями – двухсторонним воспалением лёгких, коклюшем и корью. Случилось даже затемнение лёгких, очень боялись туберкулёза, но, слава богу, обошлось. Вот с тех пор и предупреждает всех домочадцев, чтобы берегли органы дыхания, но об этом я уже писала. Училась, несмотря на частые болезни, Валя очень хорошо.
В 1952м году Валина мама вышла замуж за Погодина Александра Дмитриевича, человека неплохого, который очень хорошо относился к Вале, очень любил Веру Дмитриевну. После гибели Кладкевича Василия Антоновича прошло семь лет. Казалось бы, какие проблемы? Однако бабушка была категорически против.
Она цыкнула на дочь, как дважды цыкала в ключевых вопросах на сына – вы помните – гения Николая Дмитриевича, и послушная дочь осталась без бабьего счастья, да вскоре и умер Александр Дмитриевич. И вот, дорогие потомки, для того и писано Валентиной Васильевной, что есть, есть в вашем роду такая непростительная авторитарность, из-за которой ломаются судьбы. Особенно жаль мне, как штатному биографу вашего рода, несостоявшегося «Ростроповича» Николая Дмитриевича. Страна гордилась бы, что у неё есть такой музыкант, если бы мама не тормознула его.
И, тем не менее, не было на всём белом свете более дорогого для Вали человека, чем бабушка. Люди «МАМА» кричат, когда плохо, а Валя»БАБУШКА» всю жизнь звала. Особенно в драках в детстве. «Бабушка-а-а!» - кричала Валя, и та прибегала и наводила порядок с хулиганами. Справедливая бабушкина рука не делала исключения и для внучки – и это правильно. В любой драке, ссоре, даже разводе ВИНОВАТЫ БЫВАЮТ ОБА. Запомните, потомки! Это тоже наказ от предков вам.
Так что бабушка была настоящей стенкой для неё. Умерла она, когда Вале было тридцать четыре года.
Школу Валя закончила с одними пятёрками. Легко давались ей политехнические науки, легко гуманитарные, только с русским языком послабее. Но здесь, я думаю, учитель виноват. Ведь русский, как и математика, подчиняется определённым алгоритмам, которые до Вали просто не довели. Вот и всё. Кроме того, Валя очень любила труд, токарный станок, умела и любила на нём работать, научилась водить трёхтонку – грузовик, получила права, получила специальность сборщика коробки передач.
После школы пошла в радиотехническое училище, получила специальность радиомонтажницы и отправилась работать на завод «Коминтерн». И здесь опять совет потомкам от Вали. Всё, чему вы научитесь в молодости, в детстве, вам обязательно в жизни пригодится, как всё пригодилось Вале.
Что ещё у Вали от предков? Бунтарство и страсть к путешествиям(от отца). Чтобы посмотреть Россию, она выбрала профессию мостовика, а получилось, что не только Россию, но и весь земной шар исколесила со своей специальностью, которую получила после окончания ЛИИЖТа.
Ходила на подготовительные курсы работая, окончила их, и когда пришла пора поступать, блестяще сдала вступительные- на одни пятёрки – и, хотя на одно место было семь человек, Валя поступила. В это время у декана отсеивались мостовики, крепкие парни после армии, а кое- кто и после войны, шли работать, не до учёбы, и декан уговорил талантливую девчушку, уже поступившую на мосты, перейти на ПГС, чтобы хотя бы ещё один парень мог оказаться на мостах.
А потом, когда освободится место, вернуться снова на мосты. Ни разу в жизни не пожалела она о переходе на сугубо мужскую специальность. «Мосты и тоннели» - на всю жизнь её любовь. Там же и мужа своего встретила, вполне достойного, чтобы породниться с мадемуазель Кладкевич.И вот очередной наказ потомкам: любовь любовью, это само собой разумеется, но всё-таки думайте, кто войдёт в вашу семью, такую необыкновенную. Совместится ли он духовно с Кладкевичами, Орловыми, Емельяновскими, Подсадниками. Вот, например, Подсадник Владимир Филимонович, женившийся в результате очень жёсткой конкуренции на Валентине Васильевне, совместился вполне, несмотря на то, что был из деревни, и всё приглашал Валю «в картину», в кино, значит. Володя учился в соседней группе, и три курса ребята проходили за ручку, пока уж обеим группам это не надоело, и они просто принудили ребят сыграть в 1964м году, двадцать восьмого ноября, в бесснежный солнечный день,
свадьбу. Значит, через несколько дней у них золотая свадьба, ибо сегодня пятнадцатое ноября. Здорово! Володя родился в многодетной семье. Детей было пятеро – четыре девочки и он, Володя. Жили в Бобыничах Витебской области. Очень нравилось Валентине Васильевне с маленьким сыном бывать там, отдыхать летом. Сын Слава и потом без мамы очень любил бывать на родине отца. Белорусы очень доброжелательный, гостеприимный народ. Не исключение и Володина родня. Все его сёстры( теперь осталась в живых одна) очень любили семью брата. Но молодые хотели и на юг. Поэтому кусочек отпуска отдавали Белоруссии, а в основном юг. Адлер, Дагомыс, Сухуми, Лоо - да весь юг облазили с чуть подросшим сынишкой.
Учёба в институте - самое прекрасное время для них было. Чего стоила практика в шестьдесят четвёртом году в Одессе, летом и осенью. Рядом друзья, любимый человек, солнце, море, фрукты, Ланжерон- и, господи, как много всего хорошего, что можно в преклонных летах вспоминать и радоваться, что это было в твоей жизни. А преддипломная практика в Краснознаменке под Одессой, первый, Валей построенный мост для сахарного завода. Под снос попадали огромные площади виноградников. Взыграл Валин бунтарский дух, возмущалась громко и в высоких кабинетах, и всё-таки за практику получила высокую оценку. Группа была сборная, был и абхазец – уголовник, видно, он и подбил ребят пройтись по садам, а там сторожа, абхазец пригрозил финкой, чтоб молчали, но попало всем. Володя даже боялся за партбилет - а тогда это было святое. Запятнанный партбилет – и всё. Карьера твоя закончилась, не успев начаться. Но, к счастью, обошлось. Обошлось, но запомнилось на всю жизнь, как легко можно испортить репутацию. Пусть и потомки знают, как прав был Пушкин с его знаменитым "береги честь смолоду, а платье снову".
Валя много занималась спортом, бегала на короткие дистанции вместе с Ириной Пресс, знаменитой впоследствии чемпионкой Олимпийских игр. Пресс училась на пятом, Валя на первом курсе, и на доске объявлений они рядом стояли. "
Сто метров бегут Кладкевич, Пресс". Будущие читатели, давайте немножко посплетничаем. Недооценив маленькую, миниатюрную Валентину Васильевну как легкоатлета, я написала «бегут Пресс, Кладкевич». Тем более, что я лично знала эту громилу Пресс. Однако Валентина Васильевна, ознакомившись с черновиком, потребовала восстановить историческую справедливость и написать "бегут Кладкевич, Пресс". Рядом с "лошадюгой" Пресс Валя смотрелась дюймовочкой, однако несколько раз оставляла ту позади.
. Так вот о партии. Валя тоже хотела вступать в партию, но декану показалось мало её успехов в лёгкой атлетике, приказал на соревнованиях сразиться за шахматной доской, и тут взыграл Валин бунтарский дух. Сколько можно честь института защищать! Надо же когда- то и учиться! Отказалась, а когда стала вступать в партию, декан ей это припомнил. Не приняли. Ну, и слава богу!
Институт Валя закончила с отличием и могла выбрать любую точку. Выбрала Прибалтику, Ригу. Там распределили её вместе с Володей в Елгаву, где для Бирона по приказу царицы Анны Иоановны Растрелли ( ах, как мне нравится эта фамилия) построил дворец, аналог Зимнего в Петербурге, только поменьше.
Для Вали всю жизнь очень много значило искусство. Не случайно у неё одной из немногих есть пожизненное право посещать Эрмитаж после закрытия для посетителей. А это дорогого стоит.
Дали крошечную два на два метра квартирку, но с кухонькой и туалетом. "Ничего,- решила молодая семья,- зато в борщ никто не заглядывает". Взяли с собой любимую Валину бабушку, конечно, со швейной машинкой (кто бы сомневался), она без неё никуда, как вы помните.
Дипломы тогда выдавали после хотя бы года отработки, но директор НИИ мостов сделал на них запрос - и ребята были отпущены раньше полагающегося срока. С латышами, Валя помнит, жили очень дружно, её отпускали два раза в неделю на курсы английского языка в Ригу. Вот скажите, зачем бы вы стали ни с того, ни с сего на курсы ходить, потомки! Не скажете.
А я вам скажу и уже говорила где-то выше: всё, чему вы научитесь в молодости, будет востребовано жизнью. Разве случайны рабочие Валины поездки по миру? И это в то время, когда заграница была огромной удачей. Не случайны. Тут и её, и мужа незапятнанные репутации, тут и знание английского языка сыграли роль. Вы даже себе не представляете, что такое было поехать на работу за границу. Единицы ехали, а тысячи завидовали им, потому что это значило и мир посмотреть, и материально окрепнуть.
Именно после заграничных командировок человек воплощал в жизнь и мечту о машине, и мечту о квартире. Кроме того, эти люди имели возможность посещать магазины »Берёзка», в которых продавались дефицитные по тем временам товары.
Извините, что я отвлеклась, но уж очень захотелось рассказать потомкам, что такое их бабушка с дедушкой, что сделали они для страны, да и для вас.
И вот вечером бабушка с Володей встречали её, возвращавшуюся с курсов из Риги.
Кстати, бабушка Володю очень любила, и эта любовь взаимной была. Приходили домой, ели на стиральной машине блины с чёрной икрой – счастливое было время!
По воскресеньям все вместе ходили в Православную церковь, на экскурсию во дворец, просто гуляли втроём, а это и есть счастье. Через год возвращение в Петербург, работа в НИИ мостов - , ну, тут Валя отвела душу – поездила по стране! Стала готовиться защищать диссертацию, уже и тема «Коррозионная усталость металлов» выбрана, сдала кандидатский минимум – вот опять английский пригодился, ибо он входил в кандидатский минимум. Всё для счастья было: уважение коллег, командировки, повышение по служебной лестнице, публикации в журналах, но случилось непоправимое горе – умерла только народившаяся девочка, жизнь стала не в радость. Видно, у всех у нас стоит кто-то с колокольчиком за плечами, напоминает, что не только из радости жизнь состоит, а ещё и из горя. Всего надо хлебнуть полной чашей, ибо не зная горя, не познаешь и счастья.
И когда в 1971м году Владимиру Филимоновичу предложили поехать во Французскую Гвинею, согласились оба не раздумывая.
СОВСЕМ ДРУГАЯ ЖИЗНЬ, НЕ ЖИЗНЬ, А СПЛОШНАЯ ЭКЗОТИКА.
И вот один в мае, другая в июне оказались они в этой удивительной стране. Прилетели ребята в сезон дождей, для гвинейцев это зима считается, и встречали наших аборигены в меховых зимних шапках. Поселили их в Доме связи, а как по- другому назвать, если это был действующий публичный дом, конечно, это Дом связи с соответствующей обстановке обстановкой. Уже на другой день после приезда Валя вышла на работу в мостопоезд. Это был двухосный вагончик с зарешечёнными окошками, с лежащей на столе документацией. Только приступила к работе, как без стука вошли два гвинейца- один с автоматом, другой с удавом, свисающим с плеча.. Это уж потом Валя и закутывалась в удава – типа боа- и на вилле у них жил удав, а тогда – представьте, что вам протягивают удава со словами «манн жё, мадам» - возьмите, мадам! Ужас! Но это так очень дружелюбные и гостеприимные гвинейцы выражают свою приязнь к человеку, тем более к юной, красивой леди. Им всё время хотелось ей что-нибудь дарить – удавы, черепахи, вараны, попугаи, бабочки – и это только фауна. А уж флору просто мешками таскали и высыпали в угол, не предупреждая. Вечером молодая хозяйка прикидывала, что бы такое приготовить из даров на ужин.
Жили они в Канакри рядом с польским посольством. Во дворе росло огромное дерево авокадо, под ним просто на земле жил двухметровый варан. Океан подходил к самому дому, но хорошего в этом мало, потому что берег был железнорудистый. И руды эти были кусками, острыми, колкими. По ним нельзя было пробежаться босыми ножками, европейскими, конечно, а вот гвинейцы носились по ним! Им эти камни были нипочём. Грозы там случались ужасающие, ведь сам берег океана притягивал электрические разряды.
Океан тоже радовал Валю, хотя плавала она не очень, но всё-таки во время прилива любила войти в воду с этого скалистого рудного берега и поплыть. И тоже не обходилось без приключений. Однажды морской ёж оцарапал живот, иголки его не вытаскивают, а надо терпеть боль примерно месяц, пока эти иголки, состоящие из одного кальция, сами по себе не растворятся. Акулы – не акулы, крокодилы – не крокодилы, но каждый раз что-нибудь огромное обязательно встретится, а ты выскакивай из воды со скоростью пули да гадай на берегу – от чего на этот раз господь тебя спас.
Да даже варан, добрый-то он добрый, но собачка однажды так раздразнила его, что «махнул он метровым хвостиком», и умерла собачка-то. Так-то вот. Не дразните, потомки, варанов.
Что сказать про климат… В русской парилке приходилось бывать? Один в один, только без веника и никуда выскочить нельзя из этой круглогодичной парной. И ничего. Только один из всей группы умер, да и то не русский.
В сухой период расцветает громадная, очень красивая акация, называвшаяся»Смерть европейцам». Первый Новый год советское землячество вместе с супругами Подсадниками уехало встречать на пятьдесят второй километр, где есть бездонная гранитная чаша, наполненная чистейшей водой. Место очень красивое. Всю ночь они плавали, веселились, а когда рассвело, ужаснулись. Если бы они подплыли к противоположному берегу, я бы тут ничего не писала, ибо некому было бы надиктовать, потому что с той стороны падал водопад такой мощности и высоты, что шума падающей воды просто не было слышно…
На второй год направили их в Коя строить искусственные сооружения для железной дороги. Дорога нужна была для добычи бокситов, так необходимых для абразивной промышленности. Россия им дорогу, они России бокситы. Валя работала с проектировщиками из Москвы, делали чертежи, которые прямо горяченькими шли в работу. Продвигались по трассе, которую надо было ещё сделать, поэтому впереди шли гвинейцы с кюпами, своеобразными косами, уничтожающие слоновую траву. Жара, от которой спасались паплимусами. Это некрупные, по пять – шесть на ветке, грейпфруты. Они удивительно утоляли жажду.
Но уж если где-то встречалась вода, наших было не удержать, как бы ни кричали им вслед гвинейцы:»Мадам, иси боку, кайман!», но нашим их кайманы, то бишь, крокодилы, нипочём.
А как не рассказать про влюблённого в Валю сенегальского попугая Жулю. Даже мужу нельзя было подойти близко к Вале. Один раз Жуля вроде бы дремал на жёрдочке. Володя пришёл на обед, Валя покормила его, затем сидят, разговаривают, и Володя шутя шлёпнул Валю. Жуля летать не мог, крылышки у него подрезаны, но тут по лесенке не спеша спускается вниз, затем поднимается по Володиной ноге, и через газету проклёвывает ему губу. А не обижай мою любимую! И не обижал больше, опасался Жули.
А змеи! Ну, тут нельзя не рассказать, сколько раз Валя да и все наши рисковали жизнью. Под окном кухни рос куст кенкалюбы. Женщины заваривали его вместо чая, да и от печени хорошо помогали листики. И вот вечером как-то Валя протягивает руку, чтобы нарвать веток для чая, а там клубком свернулась манговая зелёная змея, очень опасная. А как Володя строил трубу в ущелье, а там раньше, как говорили, проходила дорога змей. И вот вечером, хотя вечеров там не бывает, после дня мгновенно наступает чёрная ночь, при свете прожекторов над раскопанным тоннелем нависла красивейшая, прозрачная, как рыба макрорус, трёхметровая плюющаяся змея со смертельным ядом. Стали сбивать её палками, сбили, упала она на бульдозер, так бульдозерист выполнил мировой рекорд, прыгнув на пять метров в сторону.
А встреча в душе с птицеедом- пауком вообще могла закончиться гибелью. Он размером с ладонь. А душ стоял во дворе виллы. Валя зашла, только хотела взяться за разбрызгиватель, а на нём… И опять Валя не сидела бы в консъержской, а я не писала бы о ней. Господь бог, и только он, отвёл беду. Спасибо ему.
Один раз женщины отправились попутешествовать без мужчин, а тогда как раз убили президента Островов Зелёного Мыса. И вот кругом горит слоновая трава, стоят патрули вооружённые, наши женщины рванули в сторону, чуть не попали к каннибалам. Мужья с ума посходили,, ведь обстановка военная, а они пропали.
Гвинейцы очень легко обучаемы, очень умные, за восемь месяцев они запросто могут выучить русский язык, и не только говорить на нём без акцента, но и конспекты писать. В общении очень добродушные, культурные, обходительные. Племён очень много, как деревня, так и племя, все разные, самые красивые – это маленке. Жена президента была из этого племени. Но наблюдательны они как животные. Если для наших они очень долго были все на одно лицо, то наши для них различаются по недостаткам. «Который с большими ушами»- смотрим – и правда один из наших с большими ушами.
«Которая с большой ж..»- смотрим- а ведь и правда у коллеги ж. огромная. Просто мы не обращали на это внимания, не замечали даже, а папуасы всё замечают. Как-то Валентина Васильевна пошла на местный рынок с коллегой по работе Иваном. На другой день муж пошёл на рынок – и ему кричат:"Пуркуа туа мадам парти марше Иван седан?". Вот так вот. Дескать, почему ваша мадам не с вами, а с Иваном по рынку разгуливает. Как-то прошёл фильм, в котором молодая актриса была чем-то похожа на Валю. На другой день Вале вообще прохода не было. Все кричали:»Мадам Синема!» Вот такие они, гвинейцы: общительны до надоедливости и ленивы они до безобразия. Да и зачем трудиться при таком климате. Валя как-то выкинула за окно семечки папайи. И через несколько месяцев они протягивали руку за окно, чтобы сорвать уже плоды. Опять же тепло, одежда не нужна. Ну, и зачем напрягаться? Но надо сказать, что к нашим они относились отменно. Настолько бережно, предупредительно- ну, как старшие братья относятся к своим пока ещё неразумным, неосторожным младшим. Это были настоящие друзья – защитники.
Итак, вернулись они в Россию в 1973м году, везли с собой знаменитого попугая Жулю, а Валя где-то потеряла сертификат на птичку. Пропускать нельзя без сертификата, а его нет, в Гвинею не вернёшь, значит, надо оставлять на таможне для дальнейшего уничтожения конфиската. И вот уже таможенники разыгрывают в орёл и решку, кому достанется Жуля. Жуля понял, что надо спасаться, и как закричит на весь Шереметьевский! Услышали все, в том числе и пилоты взлетающих лайнеров. Сама хозяйка поразилась – он в жизни так не орал! Таможенники не ожидали ничего подобного, растерялись на мгновение, а Жуле хватило этих секунд, чтобы вырваться от них и без крылышек ( вы помните, Вале его таким подарили) взлететь, сесть хозяйке на плечо и опять победно заорать, лукаво поглядывая на таможенников. Ну и кто скажет, что у этой птички мало мозга. Таможенники только руками развели, и разрешили забрать Жулю. Долго он жил потом в семье, и люди специально приходили, чтобы полюбоваться, да и пообщаться с Жуленькой. Смерть его стала настоящей трагедией для Вали. Он не стал умирать дома, когда пришла его пора, а улетел.
ОПЯТЬ РОССИЯ,
В НИИ тем временем на Валиных материалах защитился добрый десяток соискателей. Если помните, тема была «Коррозия металлов». Надо начинать всё с нуля, а годы, годы…да и обида, что греха таить – ведь не постеснялись коллеги раздербанить труды её за несколько лет. Она никто, а они все уже кандидаты наук. Конечно, обидно. Также когда-то обидно было её бабушке, обожавшей красивую посуду, вазы, коллекционировавшей их. Она в эвакуации. Вещи в закрытой квартире, возвращается – и видит свои вазы в квартирах бывших друзей.
Так и теперь. Обидно, конечно. Решила пойти в проектный институт Гипротранспуть.
Купили они с Володей Волгу-газ24( а что я говорила), отоварились пару раз в «Берёзке» за валюту(и это я предрекала) да и отправился Володя обратно в Гвинею. А Валя развернулась на полную катушку в России. В январе Володя уехал, а девятнадцатого апреля она получила права, Затем через десять дней родила сына Владислава 3,6 килограмма, пятьдесят два сантиметра – просто богатыря-парня, да ещё и в сорочке. А ведь и сама Валя родилась родилась когда-то в рубашке. Говорят, это счастливые люди, сам господь даёт им шанс. И двадцать девятого же апреля погиб дед Владислава, Валин отец Кладкевич, последний из мужчин с этой фамилией.
В этом же семьдесят четвёртом году получили квартиру , в которой живут и сегодня.
В семьдесят четвёртом году умерла любимая бабушка. Владику, её внуку, Валиному сыну, было четыре месяца. Успела ещё бабушка и с правнуком в парке Победы погулять. Умерла она, как вы уже, наверное, догадались, от воспаления лёгких. Это уже рок какой-то, берегите, потомки, органы дыхания, не курите хотя бы, но это я уже вас предупреждала.
Итак, время шло, в одиннадцать месяцев Владика отдали в ясли. Ребёнок рос золотым, забот с ним в младенчестве не знали. Володя оказался очень чадолюбивым, заботливым. Валя часто ездила в командировки, и всегда была спокойна и за сына, и за мужа. Золотыми оказались оба.
До четырёх лет отпускал мать из дому спокойно, а потом стал в уголочке, проводив маму, тихонечко плакать, но думаю, что не только он, но и Володя, проводив жену, тихонечко плакал в уголочке. А Вале командировки были не в тягость. Её страсть к путешествиям, к познанию новых миров удовлетворялась в полной мере. Ну, где, скажите, она встретилась бы с самим Папаниным? Да нигде, а вот приехала на обследование мостов в Урусово, там ещё поместье Семёнова Тяньшанского, и вот тебе пожалуйста, фотографии с самим Папаниным..
В четыре года Владика отдали на фигурное катание, покатался, покатался, но там одни девочки- и не захотел больше ходить, однако на коньках неплохо стоит. Уже не зря время потеряно. Я уже говорила, что всё, чему человек в жизни научится, рано или поздно обязательно пригодится. Это как ружьё на сцене: рано или поздно обязательно выстрелит, если уже повешено на стену. Затем хоккей, и тоже отличные успехи у мальчика, пока мама не уехала на полгода в Анголу на этот раз к мужу. Мальчика отправили в Красноярск к тётке, а когда вернулся, оказалось, что очень отстал.
Ну, и бросил в одиннадцатом уже классе. Но это мы отвлеклись.
Климат в Анголе совсем не похож на тот, который мы описывали в Гвинее. Он скорее похож на наш крымский. Экзотики значительно меньше. Столица Анголы – Луанда – на берегу того же Атлантического океана. Это колония Португалии, язык испанский. В стране было много кубинцев. В один из дней приезжал двухметровый красавец Фидель Кастро, наши страны тогда дружили, немудрено, что ему захотелось подойти к весёлой, яркой, молодой стайке русских женщин. У гвинейцев тогда был праздник, а они в праздники одеваются во всё белое, в руках обязательные белые платочки, и наши разноцветные наряды привлекли его. Вместе с президентом Сэко Туре они приблизились к нам, поговорили, мы тут же стали кокетничать с ними, а женщина всегда должна кокетлива, запомните, потомки, так что эти двое мужчин, пусть на недолгие пятнадцать минут, стали нашими. А уж в памяти остались навсегда. В стране же мы стали просто героинями для гвинейце..
Кстати, у ангольцев только одна жена, а гвинейцы имеют до четырёх жён, и то это президент их ограничил, а вера позволяла им до семи жён, по дням недели. И в домах у них царит мир и благодать. Одна готовит, другая плетёт косички, третья с детьми, потом все вместе за стол - и – и то и дело из открытых дверей их круглых жилищ – кода – слышался смех. В середине жилища место для мужа, а в стороны расходятся комнаты для жён. Нам всё это было очень интересно, но только первое время, а затем тоска по родине не давала радоваться даже сказке, в которой мы жили.
Родина очень заботилась о нас, обепечивала всем.
Продукты для нас были самые лучшие, нам их привозили самолётами – сыры, сырокопчёные колбасы, белуга, масло вологодское, грузинские вина, лучшие коньяки, но чего не могли нам доставить ни самолётами, ни теплоходами - это Родину. Тоска по ней была страшная. Не радовало ничего. Это тоже для потомков я пишу, решивших когда-нибудь Родину оставить.
Что ещё надо рассказать, что, возможно, покажется потомкам типичным для их рода. Это страсть Валентины Васильевны к животным. Собаки, кошки, лошади, птицы – вот объекты её любви всю жизнь. «На кошек трачу больше, чем на себя»,- любимая её фраза. Как личный биограф Валентины Васильевны я, может быть, не согласна с этим, по мне, так людей надо только любить, на них и тратить, ведь столько горя по земле ходит, но, тем не менее, уважаю её страсть, особенно к лошадям. Один раз в Белоруссии случай был. Приехали в гости к другу Владимира Филимоновича, посидели за столом, выпили, конечно, Валя и подбила, поскольку Владимир Филимонович небольшой любитель выпивки, затем пошли кататься на лошадях. Валя выбрала самую красивую с колокольчиком на шее.
Кто ж думал, что колокольчиками обозначают не самых красивых, а самых необъезженных лошадей. Ну, и понесла, конечно, но Валя справилась, а местная дама, тоже взгромоздившаяся на такую же лошадь, будучи учительницей физкультуры, упала и сломала позвоночник. Так что, как видите, ангел – хранитель мощный у Валентины Васильевны. Дай бог, чтобы и у вас, потомки, был такой же ангел хранитель. Но, видно, этот ангел – хранитель решил своим крылом прикрыть всех родных её. Был случай с собакой пуделем Шлёпой, подаренным Владику на десятилетие. Друзья гуляли, а тут «Жигули» с разбитым стеклом. Шлёпа со Славой сунули туда свои любопытные носы, увидел хозяин, погнался с дубиной за ними решив, что это они разбили стекло, так Шлёпа тащил Владика изо всех сил несколько километров, пока опасность не миновала. А ведь хозяин реально мог убить пацана.. Спасибо Шлёпочке – спас.
После Шлёпы не хотелось другой собаки, но всё-таки появился Баксик. Он тоже долго скрашивал жизнь хозяевам вместе с пекинес-хином, доставшимся Вале от Яниной мамы.. Говоря о потомках, я имею ввиду и Яну и Теону в равной степени, просто Яна уже большая и уже сейчас понимает, о чём я тут пишу, а Теона и кто там ещё появится – потом будут читать, когда захотят узнать, каких они корней, откуда "есть пошла" их семья.
Вспомнилось, как и мою маму с инфарктом, случившимся на дворе в сорокаградусный мороз, дворовая овчарка притащила к крыльцу, втащила на крыльцо, носом открыла дверь и втащила в сени.
А вот что действительно бесценно в Валентине Васильевне, так это бьющая ключом её духовная жизнь. С 1999го года вместе с экскурсоводом из Эрмитажа она начала путешествовать группой по музеям, картинным галереям, дворцам, соборам. И это не только по Петербургу, а по всему миру.
Поездки в сумасшедшем ритме, многим непонятном, дескать, зачем уж, я уж и так доживу, но это не про Валентину Васильевну, а про 99 и пять десятых процентов всех женщин страны её возраста. Даже, если быть более точной, про 99 и девять десятых процента плюс я ещё, кому уже неинтересны поездки с целью познания. Так что эта женщина уникальна. Она является членом КЛИПа – клуба любителей интеллектуальных путешествий. С этим клубом уже будучи в бриллиантовом возрасте она объездила полмира, кстати, вместе с сыном. Прага, Берлин, Дрезден, Париж, все страны Бенилюкса, Люксембург, Англия, Испания, Норвегия, (не останавливайте меня, я перечислю ВСЕ) Шотландия, Скандинавия, Турция, Венгрия, Австровенгрия, Египет, Ливан, Сирия, Иордания, Израиль, Индия (как прожить, не окунувшись в Ганг, пускай даже и держась за цепь, чтобы не унесло течением. И разве можно жить, не побывав на «Огненной Пуче». Это когда люди съезжаются со всех уголков, зажигают свечи и пускают их в цветочных лодочках по Гангу, а священники на берегу в это время читают молитвы… Впереди у Валентины Васильевны Япония, уже и время назначено. Надо ещё у бога просить выделить время на Китай…
И по всем странам у неё сделаны громадные альбомы, не огромные, а именно громадные. Потомки! Берегите их. Не у всех из вас будет возможность ездить по миру, здесь заслуга и Владимира Филимоновича, предоставляющего жене возможность таким образом самовыражаться, а у вас не будет её. Тогда вы сядете вечерком у окна и начнёте путешествовать по миру благодаря этим альбомам. Путешествовать и вспоминать удивительную вашу бабушку, через десятилетия прабабушку, ещё через десятилетия…пра, пра, но не забытую. Как много было прочитано книг о разных странах! Ещё мама Валентины Васильевны обожала путешествия, да не удалось ей постранствовать – война помешала. А вот журнал «Вокруг света» прочитывался от корки до корки, да и сейчас подписка этого чудесного журнала хранится за пятьдесят лет на даче у Валентины Васильевны.
Кстати, о даче. Это тоже мечта Людмилы Николаевны – мечта о собственном доме. В замечательном месте построил её собственными руками Владимир Филимонович Подсадник, ваш, девочки, дед. Пятьдесят лет рука об руку прошли они с Валентиной Васильевной по жизни, ни разу не огорчив друг друга в большом. Всегда в одну сторону смотрели, одинаково думали, ах, если бы и у вас, девочки, так случилось! Во всяком случае, будете знать, на кого равняться в семейной жизни.
И опять кстати о даче. В садоводческом массиве Кобрино на бывших торфоразработках , на бывших пушкинских местах, где витает тень предков А. С. Пушкина, ибо там поместье Ганнибала, деда «прекрасной креолки», матери Александра Сергеевича, и построил дом ваш дед. В Кобрино же домик Арины Родионовны. По соседству в Суйде поместье Ганнибала. Неподалёку в Воскресенском церковь, в которой венчались родители Пушкина. И там же памятник маленькому Пушкину с Ариной Родионовной.
По вашей, девочки, даче витает дух вашей замечательной прабабушки Людмилы Николаевны. Там прожила она последние десять лет, там же и её девяностолетие несколько дней отмечали. Запомнился неподъёмный букет её внука Владика на юбилей. В нём выразилась вся преданность потомков предкам. Сохраните и вы эту преданность традициям семьи. Живите дружно между собой, как настоящие сёстры.
Ещё про чудеса в жизни Валентины Васильевны.
Так вот, в сентябре1984го года Валентина Васильевна проснулась в четыре часа утра. Проходя северную комнату, а квартира выходит на три стороны света, увидела на полу отблеск луны. Странно, потому что луна обычно светит в восточное окно. Она подошла ближе и, о чудо! Не очень высоко над окном высвечивается замкнутый конус с идущим уз вершины светом, а внутри изумрудно-зелёный шар, переливающийся, как клубок из плазмы.Минут сорок она не могла оторваться этого зрелища. Наутро позвонила в Пулковскую обсерваторию. Там ничего не видели. Несколько Валиных знакомых тоже наблюдали это зрелище, кто-то даже в движении. Поговорили и забыли, но тут в "Известиях" появилась статья, что ровно в 4часа 10минут какое-то светящееся существо преследовало самолёт. Оно высвечивало на земле каждую травинку. Валя сделала рисунок и отправила по адресу. Правда, ответа не последовало, но зрелище запомнилось на всю жизнь. Более трёхсот человек тоже наблюдали это явление.
На пенсию Валентина Васильевна вышла ровно в 55 лет в 1995м году. Помогала сыну с курсовыми, чертежами, но через два года опять соскучилась по работе, пошла в Финскую компанию в порт. Эта работа ей очень нравилась, тем более, что платили в долларах. Было с кем общаться, да и работа нетрудная – инспектирование грузов, но всё-таки ушла, хотя просили остаться, да и сейчас ещё просят. Не устраивал режим – ежедневная работа. Гораздо больше устраивает её работа консъержем сутки через трое. Во –первых, потому что можно читать, а это она обожает, во- вторых, потому что внучка тоже требует её духовного влияния. Бабушка с внучкой Яной, как когда-то с сыном Владиком, пошла по второму кругу обходить музеи, театры, выставки- ведь всё, что будет вложено в ребёнка, рано или поздно пригодится ему. Для этого и долгая жизнь дана Кладкевич Валентине Васильевне, супруге Подсадника Владимира Филимоновича, тем более, что подрастает вторая внучка Теона, которой тоже, ох, как ещё пригодится бабушка. И дай бог, чтобы и Теона успела получить причитающуюся ей по самому факту рождения внучкой Валентины Васильевны дозу духовности.
Свидетельство о публикации №216112101051