Просыпайся в одиочестве

Он появляется из ниоткуда 1 ноября.

Он появляется 9 месяцев спустя сплошной радиотишины на пороге ее квартиры, и Соня не знает, что это значит (значит ли что-нибудь, на самом-то деле).

9 месяцев спустя после последнего «мне очень жаль» и «так получилось», и «мы когда-то говорили об этом, помнишь?» (неуверенным тоном, с поднятыми руками, пока последний снег февраля валил не с неба, а с тающих крыш).

(они говорили: если один из нас влюбится, второй отпустит его, верно?

им было семнадцать, Соня уже была влюблена.

в него)

Ваня стоит на пороге с мокрыми волосами и расширенными зрачками под тусклым светом пыльной лампочки, и Соня делает шаг назад, приглашая его зайти в квартиру, потому что, возможно, не существует ни одной вселенной, где она бы сделала что-то другое – выгнала, закрыла дверь, послала нахуй.

Он скидывает ботинки и вешает пальто так, как делал это десятки, сотни (тысячи раз) до, но все это было давно, и такая небрежность, такая знакомая простота бьет под дых. Словно бы ничего не случилось, словно сегодня – обычный рутинный день.

- Привет? – говорит Соня, и Ваня смотрит. Стоит напротив в маленькой прихожей и просто смотрит, как будто бы молчанием можно сказать все. И это единственное абсолютно незнакомое в нем – в человеке, который дышит гребанными словами, умея сплетать их в тонкие кружева.

Соня хочет заварить ему чай и принести одеяло, но это бессмысленно, и давно не в ее обязанности, не в ее праве. Это делает кто-то другой. Это должна делать та другая девушка, к которой он ушел девять месяцев назад.

- Чай? – предлагает тихо, медленно моргая, и Ваня делает шаг вперед, и целует, и шепчет «нет» в шею, и Соня думает: ладно, нет, хорошо.

Он пахнет цитрусами и вином.

***


Утром выпадает снег, неожиданно четкий для ноября, а не обычная подтаявшая мякоть.

Соня просыпается в одиночестве и холоде, как всегда, и одеяло сбито на краю кровати. Понедельник кажется еще более неизбежным и отвратительным, чем обычно, а пальцами дико хочется набрать номер начальства и сказать, что больна. Смертельно.

(бывшим)

(лучшим другом)

(родственной душой)

Она случайно задевает чайник рукой, и крышка отлетает, сбивая сахарницу. Соня не знает, насколько хорошая это примета – рассыпать сахар, и ее не особо волнует.

Кофе нет на полке, но на подоконнике маленькая кружка, из которой она уж точно не пила, и прошлый вечер становится-кажется более реальным. Потому что чашка – это как огромный мигающий знак над казино, только прямо посреди ее жизни: я был здесь, тебе не приснилось.

Лучше бы приснилось, думает Соня, вываливая листики чая в кружку, лучше бы приснилось.

***


Неделя проходит без приключений: ее не увольняют, снег тает, мать звонит напомнить про день рождения дедушки через две недели. Все идет своим чередом, пока в пятницу вечером телефон не разрывает тишину несерьезной рождественской песенкой, поставленной сестрой на звонок.

Соня чувствует не копчиком, животом или сердцем – чувствует всем телом, кто это, но все равно не может остановить себя от принятия звонка.

Ваня говорит я под твоим окном, Ваня не спрашивает пустишь ли ты меня, Ваня просит пожалуйста, и Соня знает, что облажалась по полной, когда натягивает сапоги и идет открывать входную дверь подъезда, потому что домофон недавно наебнулся.

Это опасно, вспоминает Соня слова Марины. Опасно открывать себя так легко раз за разом, потому что, в конце концов, люди оставят тебя пустой и покалеченной.

Но Соне плевать, когда Ваня кусает за ключицу и сжимает пальцами бедра.

***


Она просыпается одна – и это нормально, потому что ничего вроде бы не изменилось. Но к вечеру у нее во входящих сообщение «Графские Развалины все еще твои любимые?», и у Сони нет сил ответить что-то кроме «конечно».

Потому что, ну, конечно, любимые. Ну, конечно, приходи. Ну, конечно, я подожду тебя здесь как верная собачка.

Ну, конечно.

(я люблю тебя)

Ваня притаскивает именно этот торт, и тот все еще удивительно воздушный и низкокалорийный, и они запивают его красным вином, и разливают часть на его майку, и он снимает ее, отбрасывая в сторону, и после Соне действительно не до сладкого и алкоголя.

Ковер колет спину, но это не имеет значения, пока он целует так, как целуют, наверное, влюбленные принцы золушек в фильмах: с полной отдачей и будто ты - единственное, что ему необходимо. Соня не плачет, она прячет лицо в диванную подушку и кусает костяшки своих пальцев.

Они когда-то обсуждали: они точно не герои этого мультика (но так и не определились, какого же. Дисней уже нарисовал историю про двух друзей, которые трахаются друг с другом, а потом перестают даже разговаривать?).

Мультик про Лиса и Пса, может быть.

***


Это случается снова, снова, снова и снова.

Они почти не разговаривают – не разговаривают о чем-то важном, но его я скучаю по тебе отбивается в ее ушах на каждое утро, когда она просыпается в привычном одиночестве с одеялами, сброшенными на пол.

Соня пишет ему первая на третьей неделе ноября, вернувшись домой от Марины с привкусом сыра на языке и желанием запустить руки в его волосы и хорошенько потянуть, просто потому что на улице снова снег и ей, ну, ей хочется.

Ваня приезжает через час, и Соня специально толкает его в сторону спальни так, чтобы сшиб спиной два косяка. Ему больно, но он смеется.

Сегодня Марина спрашивала, что с ней не так. Сегодня Соня поняла, что не может ей рассказать, потому что рассказывать нечего, потому что все это, конечно, ничего не значит.

В конце концов, они ведь не разговаривают.

***


- Софья, - говорит дед, сжимая ее руку. – Как у тебя дела?

Я жива, думает Соня. Но это не самое важное.

- Все как обычно. Устаю, но скоро декабрь, праздники, выходные, так что все нормально, - Соня улыбается, и это больно, мелкие трещинки разрываются заново, и она облизывает губы, чувствуя кровь. Черте что, на новый год у деда мороза необходимо просить гигиеническую помадку.

Скорее всего, тот пришлет ей уголь. Она ведь не была хорошей девочкой.

- Что насчет женихов? – дед усмехается в усы, и бабушка рядом смеется, похлопывая его по плечу.

- Оставь ее в покое.

- Но, слушай, у твоей младшей сестры более бурная личная жизнь!

Полька кричит с другой стороны стола, закатывая глаза. Ей двенадцать, и да, Соня знает, что у той более бурная личная жизнь. Это нормально.

- Прекрати, все придет в свое время, - бурчит бабушка, и дед смотрит на нее именно так, как, наверное, нужно смотреть после пятидесяти лет брака: с обожанием, добротой и капелькой раздражения.

Соня выпивает первую попавшуюся рюмку коньяка и жмурится, закусывая протянутым лимоном. Ох.

***


Она не идет домой от родственников – она идет к нему по памятной дорожке.

(потому что от дома ее родителей до его всего лишь пятнадцать минут ходьбы, и они знакомы с пяти лет, но это уже не имеет большого значения)

(но что имеет?)

И Ваня не говорит ничего, пока Соня хохочет ему в шею, стоя посреди его гостиной в куртке и с кровоточащими губами. Он даже не предлагает чай.

Соня кусает его за ухо, слушая прерывистое дыхание и тишину, и наконец-то думает: это ненормально, но ладно, сегодня – ладно.

Она уходит наутро тихо, пока Ваня спит, и не выпивает его кофе, нет.

***


- Помнишь лето? – спрашивает он в последние выходные ноября между двумя и тремя часами ночи, пока они отмораживают все, что только можно, на балконе. Сигарета сгорает быстро, но идти в помещение нет сил. Она прижимается больше к стене, чем к нему.

Соне хочется спросить, какое лето. Это лето, которое я провела в равной степени в двух состояниях: пьяная и ноющая как щенок? Какое лето, милый, какое лето?

У нас было семнадцать совместных июней-июлей-август за нашу жизнь.

- Я хочу съездить к той бабульке, что нас приютила. Ольга Семеновна?

- Сергеевна, - отвечает Соня, зажигая новую сигарету. Когда-нибудь она бросит. Может, на новый год. Или с января. Но точно, конечно, к лету.

- Да, точно. Как думаешь, она помнит нас?

Соня думает: иногда лучше курить, чем говорить. Соня впихивает ему свою сигарету и морщится, переступая ногами на холодном полу.

Она помнит то лето, начало августа, когда они поехали на одно («особенное, серьезно вам говорю, так круто нигде еще не было, попробуйте», - Максим) озеро, но заблудились где-то между маленькими поселками, а потом сдохла машина, и они долго шли по дороге, надеясь, что кто-нибудь их подберет, но никого не было, кроме домиков вдали. Они постучали в первый попавшийся, и там оказалась Ольга Сергеевна с удивительно голубыми глазами, улыбкой, свежим хлебом и историями.

Они не стали искать дальше озеро, а остались в деревне на пару дней. Это было хорошо. Это было легко, свободно и восхитительно.

- Не думаю, - отвечает Соня. – Это было давно.

***

Соня разбивает коленки и делает пиццу в первых числах декабря. На улице словно не прекращается ноябрь, и это неправильно, но она уже в принципе не знает, что такое правильно.

Сейчас все вокруг неправильно, но это как-то умудряется работать, и она не будет протестовать. Не сейчас. Не в этом году, от которого остались одни огрызки да головная боль.

Ваня приходит через час и целует в шею, напевая гребанный Jingle Bells на ухо, и Соня думает: да, давайте, черт вас дери, звените, колокольчики. Как в старые времена.

- Я хочу кусочек, - говорит он позже, улыбаясь пицце, и Соня хочет, чтобы сегодня все изменилось. Небольшое новогоднее чудо, но – нет, они оба просто что-то вроде бывших, которые трахаются пару раз в неделю по ночам и имеют за плечами огромный чемодан прошлого, упакованный в яркую обертку.

Соня позволяет развернуть себя лицом к кухонным шкафчикам и вжать в стол.

***


Марина смотрит так, как будто знает. Соня стряхивает ее взгляд и хочет спрятаться под стол, но это было бы просто нелепо.

- Какие планы на новый год? – спрашивает Маруся между делом, разливая кофе по кружкам.

Соня представления не имеет.

Потому что с Ваней у них нет ничего, и они не разговаривают даже о прошлом (по-настоящему) и говорить о будущем даже нет в планах и вероятностях. Несмотря на целую коллекцию его скучаю, собранных внутри, несмотря цепочку засосов на плечах, у которых нет времени на исчезнуть, несмотря на яблоки в ее холодильнике, которые она не ест из-за аллергии. Соня пожимает плечами.

- До него еще долго, - отвечает она, и это правда.

(просто не та, которую хочется произнести и на которую она надеется в глубине души)

***


Соня случайно выкидывает целый мешок картошки, спутав его с мусором, и просыпается как-то не только в одиночестве на кровати, но и с аллергической реакцией черт знает на что на шее. Может быть, аллергия на жизнь. Или на Ваню. Или на нее саму.

Она покупает в аптеке цитрин и пачку презервативов, потому что они израсходовали весь ее запас.

***


- Я останусь? – спрашивает Ваня тихо, когда за окном гаснет последний фонарь, а Соня ожидает, что он поднимется, натянет джинсы и быстро выветрится из ее квартиры. Это уже привычно.

- Что?

- Можно я останусь на ночь? – повторяет он неуверенно, приподнимаясь с кровати. Соня замирает на месте, уткнувшись взглядом в потолок, ей страшно (что сердце выпрыгнет, что хочет сказать не «конечно», а «оставайся навсегда»).

- Да. Да, почему нет, оставайся.

Ваня прижимается к ней сзади и делает глубокий вздох.

- Сладких снов, - желает он куда-то в шею, и она вздрагивает, прикрывая глаза.

- Спокойной.

***


Ей снятся цепи, машины, огромные цветы и дырки в рукавах красного пальто. Соня представления не имеет, где найти хороший сонник, чтобы понять эту белиберду.

Она просыпается в гребанном одиночестве с одеялом на голове, но на кухне слышится копошение, цоканье ложки и свист чайника.

Соня чистит зубы, перекидывая щетку из правой в левую руку (где-то она точно читала, что это помогает развиваться), когда Ваня появляется на пороге ванной в мятой майке и джинсах.

Он молчит, не отводя взгляда от нее в зеркале. Она морщится и краснеет.

И все это как-то чертовски нелепо. Соня хочет, чтобы он ушел.

Ваня говорит «мне пора» - и уходит.

Соня почему-то не чувствует ни облегчения, ни счастья. Соня все еще чувствует себя просто-напросто неловко.

***


Я люблю тебя получается у него быстрым, легким и невыносимо больным. Ваня замирает над ней, закрыв глаза, словно сам не готов столкнуться с последствиями своих слов, и Соня медленно моргает, пытаясь понять, что это только что было.

Скучаю по тебе – это нормально, это привычно.

Лучший друг – это давно забытое, но хорошее воспоминание.

Но Те Самые Три Слова – это ни к чему, это слон посреди комнаты и тучка из ниоткуда. Внезапно.

Он открывает глаза, в них страх и просьба давай об этом забудем. Соня зажмуривается и впивается пальцами в его загривок, и тянет на себя со всех сил, заставляя упасть сверху, почти придавив своим весом.

Давай забудем, думает она, давай не будем, думает она, давай.

Наутро на кухне нет даже его чашки. Будто все приснилось, если бы не разводы от грязных ботинок на коврике в прихожей.

***


Он пропадает на неделю. Соня не пытается убедить себя, что это нормально

(потому что это нормально – факт).

Но боли и обиды это не отнимает.

***


Соня залезает в маршрутку в начале десятого, мечтая о горячей ванне и возможности снять линзы. Она замечает Максима не сразу – он кашляет два раза, чтобы привлечь внимание.

- Привет.

- Привет, - Максим улыбается, обнажая ямочки на щеках. У него красные наушники и синяк на скуле, Соня не спрашивает, потому что, вообще-то, он друг Вани, и они не виделись слишком долго для милой приятельской беседы.

Максу это не мешает (никаких границ).

- Ты вообще как? – спрашивает он, удобнее устраиваясь на сидении рядом.

- Переполнена ощущениями, - отвечает Соня тихо, рассматривая напротив сидящую маленькую девочку с охапкой вербы. Двадцатые числа декабря, +9 градусов на улице, долбаная верба. Ничего удивительного, конечно.

- Это «****ец» по-русски? – громко уточняет Максим, и старушка слева смотрит на него прожигающим взглядом, подозрительно сжимая свою сумку. Может быть, сейчас ему по голове ****ет.

Соня хмыкает, пожимая плечами. Типа того, думает она, типа того.

(знаешь ли ты, Максим, что происходит с нами?)

***


Они лежат в тишине три минуты, переводя дыхание, когда Соня решает достать голову из песка и все-таки спросить, потому что на дворе 29 число и как-то бы пора делать планы на праздник.

- Как ты будешь справлять новый год?

Он пожимает плечами, елозя по простыне, и берет ее за руку, переплетая их пальцы. Соня четко видит вены на его запястье из-за света, падающего от телевизора, который никто и не планировал смотреть, отправляясь в спальню.

- Не знаю, Ирины родители просили приехать, так что...

Ваня продолжает говорить, но Соня застывает, повторяя про себя ИраИраИра, словно на восьмой, пятнадцатый или тридцатый раз это будет иметь больше смысла.

- Что?

- Я говорю, что Макс собрался на Кубу, ты его знаешь.

- Нет, нет, блять, до.

Она не вскакивает с криками и не падает с кровати, никакой сцены в духе любовных романов и/или романтических комедий. Соня аккуратно освобождает свою руку и садится, натягивая простынь на свои колени.

- Ты о чем?

- Ира?

- Ира?

- Прекрати, мать твою, повторять.

- Прости, я не понимаю, чего ты хочешь, - отвечает Ваня, хмурясь и подаваясь вперед. Соня делает два выдоха, на заднем плане идет какой-то фильм про конец гребанного света, и это ли не дурацкое жизненное совпадение.

- Ты встречаешься с Ирой. Блять, это та самая Ира, которую ты любишь. Из-за которой мы перестали... быть, - она взмахивает руками, до сих пор не зная, чем они там были. Были ли.

- Да, - подтверждает он тихо, и Соня стряхивает волосами, не понимая.

- Ты, ты сказал, что сказал, что любишь ее...

- Я люблю и тебя. Любить можно обоих? – почти спрашивает Ваня неуверенно. Соня хочет разорвать его голыми руками, она просто, блять, поверить не может, что это – тот самый человек, которого она любила с того момента, как узнала, что такое любить.

Соня выдыхает, рассматривая его лицо. Он не понимает, что сделал не так. Не понимает, какое это ублюдочное скотство.

- Просто, блять, убирайся.

- Сонь? Со...

- Убирайся. Отсюда. Нахер.

И он встает, натягивает свою одежду и уходит. Как тогда.

(как всегда)

Не собираясь бороться, потому что, видимо, это того не стоит.

(никогда не стоило)

Новый год уже скоро. Может быть, думает Соня, пытаясь зарыться в одеяло как можно глубже и не давая себе зарыдать, это не самое плохое новое начало.

Но боли...

Боли это (снова) не отнимает.

***


Соня просыпается в одиночестве, рассматривает белый снег за окном и чувствует облегчение.

(А потом ей приходит сообщение от Вани, и она не знает, что делать).