След на земле Кн. 2, ч. 2, гл. 38 Всем воздастся

Глава 38.  Всем воздастся.
(сокращенный вариант романа)

1
       Июльской ночью 1943 года Кондрат Мефодьевич Нечай не спал. Ему было не до сна. Днем он привез в Березовку тело своей покойной жены, умершей в райцентровской больнице и сейчас думал о своей прожитой и предстоящей жизни. Какой же она получилась никудышней и разочаровывающей. Все к чему он стремился, на что строил планы не сбывалось и более того оборачивалось потерями и неприятностями. Всегда был влюблен в Полину, а жениться по воле родителей пришлось на дочке купцов Маринке, с которой жизнь не сложилась. Смолоду была нездорова и даже детей не народила. Любил свою деревню, хотел быть ветеринаром, а пришлось уехать в Киев и по настоянию тестя заниматься коммерцией, торговлей, воровством, жульничеством из-за чего и вовсе попал в Сибирь на лесозаготовки. Вернулся перед войной в родную деревню, но с позорным клеймом. Жизни не получилось. Зато немцы сразу оценили прошлые заслуги и назначили старостой. Пришлось свой внутренний патриотизм скрывать за напускной преданностью фашистскому режиму и, хотя никому из жителей не причинил вреда, и как мог защищал их перед головорезом Ясюком, все равно вызывал у земляков страх и презрение. Разве только Полина по-прежнему относилась к нему снисходительно. А что его ждет впереди: расстрел, виселица или снова Сибирские лагеря? Уж лучше расстрел.
       Сидя на крыльце своего дома, он слышал раскаты канонады и ждал развязки своей участи. В соседнем дворе заржала лошадь и из ворот выехал тарантас. Кондрат увидел крадущегося Степку Перепляса, подельника и такого же зверя, как и бывший старший полицай Ясюк. Сейчас он был в сером гражданском костюме и вывозил добро из своей хаты, награбленное за время службы на немцев. Да и хата была не его, а бывшего конюха Скляренко, которого этот Перепляс заподозрил в сочувствии партизанам и вредительстве германской власти. Учел и то, что двое сыновей Скляренко воевали в рядах Красной Армии. За все это вместе с Ясюком расстреляли всю семью, жившую в доме, кроме дочки Анюты, которую этот гнус превратил в свою рабыню. Но девушка не выдержала издевательств и повесилась.
       Теперь эта сволочь Перепляс, сбежавший от казни партизан, таясь от жителей вернулся, что бы забрать барахло и ценности и бежать дальше от наступающих русских, от сынов Скояренко, если они не погибли.
       - Что, Степка, бежишь с блатного места, - окликнул Кондрат Перепляса, когда тот вел своего мерина, запряженного в тарантас мимо ворот Нечая.
       Тот вздрогнул и резко вскинул руку с пистолетом в сторону Нечая, но признав своего успокоился и придержал коня.
       - Скажем, переезжаю на новое. А ты чего не шевелишься?  Не слышишь что ли, что краснопузые наступают. Глядишь, скоро будут здесь. Хочешь на виселице болтаться или думаешь, пожалеют старосту, як агнца невинного? Хочешь, возьму тебя с собой?
       - Нет, Степка. Никуда я не поеду. У меня вчера жена умерла. Сегодня похоронить нужно. Да и надоело мне места менять. И уж с тобой, душегубом, мне точно не по пути. А тебе так и придётся все время бежать, пока не пристрелят. Русские теперь будут гнать немцев и таких, как ты до самой границы, если не до Берлина.
       - Ну, это мы еще посмотрим. Европа вряд ли согласится, чтобы коммуняки по их земле шастали. Да и немцев ты рано со щита сбрасываешь. А ты, Нечай – дурак. Можешь, завтра две могилы копать: и для жинки, и для себя лично. А я себя ещё дорого продам. Таких, как я, что москалей и прочих краснопузых ненавидит, целая армия наберется. Мы о себе еще заявим, а их везде резать будем, - сплюнул обозленный полицай. Кондрату показалось, что Степка сейчас застрелит его со злости, но тот цыкнул мерину, запрыгнул в тарантас и погнал на Запад, поднимая пыль.

2
       Советские солдаты появились в селе сразу после полудня. Вскоре все село было собрано у комендатуры, где с крыльца майор объявил об освобождении Березовки от фашистских  захватчиков. Старосте и бывшим полицаям было велено самовольно сдаться, не дожидаясь привода силой.
       Кондрат в это время был на кладбище и хоронил жену. С ним были две старухи соседки, знавшие Марину и пришедших поплакать над её могилой да прочитать молитвы.
       Вернувшись домой, у ворот своего дома, Кондрат застал офицера и двоих солдат.
       - Ты староста Нечай? – спросил его лейтенант.
       - Я, - спокойно ответил Кондрат, сбросив на землю лопату.
       - Чего ж не сбежал со своими хозяевами?
       - А мне с ними не по пути. Да и не был я ихним слугой. Старостой назначили против моей воли. Хоть и работал по их указке, друзьями мы не стали. Поэтому и бежать с ними не собирался. Людям вреда не чинил и совесть моя чиста, - спокойно говорил Нечай.
       - Ну, это ты потом трибуналу расскажешь. Там разберутся, какой ты хороший. Всем воздастся по делам вашим. А пока ты арестован и пойдешь с нами, - саркастически высказался офицер. Видно был опытен в отношениях с бывшими слугами германского порядка, но ненависти и агрессии к арестованному не проявлял.
       В подвале сельрады уже сидело трое. Один полицай, избежавший казни партизан вместе с Переплясом и две работницы комендатуры. Кондрат их хорошо знал, но был удивлен присутствию Морозова, который мог бы сбежать вместе со своим коллегой.
       - А ты чего же не сбежал со Степкой?
       - Так бежали вместе, только по дороге нас партизаны перехватили. Перепляс стал стрелять и кинулся в лес, ну, а меня просто оглушили и доставили сюда.
       - Так он жив или его убили? – снова спросил Кондрат.
       - Хрен его знает, но думаю, сбежал. Если бы его убили, то, наверное, привезли бы в село вместе со мной. Перепляс – та ещё бестия. Его не так-то легко взять. Чутье, как у волка.
       Утром на площади у сельрады снова собрались жители села. Арестованных вывели на крыльцо. Было несколько солдат с ружьями и два офицера: лейтенант, арестовавший Кондрата и майор, представитель трибунала. Этот майор стал выступать перед селянами, как накануне, рассказывая о достижениях Советской армии в разгроме фашистов и освобождении городов и сел. Он приводил немало сведений о страдании народа под игом оккупантов и о том, кто в этом помогал фашистам.
       - К этим холуям, кровопийцам собственного народа, относится и эта четверка продажных жителей. Они работали на немцев, а, значит, работали против своего государства и своего народа. Как вы считаете, что Советская власть должна сделать с этими личностями? – в ораторском искусстве майору было трудно отказать.
       Народ загудел презрительными репликами, соглашаясь с оратором. Послышались предложения повесить. Кто-то упомянул о расстреле. Были и предложения осудить по закону, а не рубить с плеча. Женщины, работавшие в комендатуре, не заслуживали смертельного приговора. Жители были настроены на суровое наказание старосты и полицая. Сошлись на том, чтобы проголосовать за участь каждого в отдельности. Женщин сразу пожалели. Они работали ради своих семей и детей, но вреда жителям Берёзовки не причинили. Полицая Морозова уличили в жестокости к людям и участии в грабежах и насилии. Его приговорили к расстрелу.
       К удивлению Кондрата, когда приступили к обсуждению его личности и наказания, то голоса разделились. Никто не мог вспомнить его личного участия преследовании селян и в жестоком обращении по отношении к кому-то из пострадавших, но все сходились во мнении, что он знал и не предотвращал действий старшего полицая Ясюка и других полицаев. Поэтому многие предлагали его снова отправить в Сибирь на каторгу.
       Среди жителей были и партизаны отряда капитана Ногтева. Это они перехватили тарантас с Переплясом и Морозовым. Сзади толпы стояли и Полина с Верой. У Полины Васильны обмирало сердце от выкриков, требовавших Кондрату расстрела. Сам он выглядел отрешенным и безразличным к своей судьбе. Но Полина не могла и не хотела с этим мириться. Она толкнула в бок Веру.
       - Чего молчишь, подруга? Почему не выйдешь и не скажешь, что это он спас нас от гибели? Тебя спасли, теперь и ты должна, - строго посмотрела она на беременную Веру.
       И Вера, приодетая в военную форму, но с заметным животом поднялась на крыльцо и обратилась к людям. Кое-кто из жителей её признали, как племянницу Полины, хотя никто не видел в форме.
       - Товарищи. Вот я стояла среди вас в толпе и слушала, кто и что говорил. Слышала, что никто из вас не помнил случая, когда староста, пользуясь властью, предоставленной ему врагом, причинил кому-то из вас вред. Слышала я, что некоторые называли его хорошим хозяином и благодаря нему вы не мучились при немецкой власти от голода, не терпели нужды. Никто из вас, конечно, не знает, что он помог мне, раненой советской связистке остаться живой, когда я была на волосок от смерти. Я не оправдываю его работу на немцев и того, что к нему есть претензии у Советской власти за помощь немецкому режиму, но я хочу, чтобы вы знали правду о том, что ваш староста не подлец и не враг. Я прошу освободить его из-под стражи.
       Неожиданно для Кондрата, да и майора-особиста подавляющее большинство жителей проголосовало за освобождение старосты Нечая. Ему развязали руки, а майор шепнул: «Ладно, живи пока, но знай, что Советская власть ничего не забывает». Кондрат, который был готов к смерти, спустился с крыльца, не понимая, что ему дальше делать. Он поклонился в пояс и со слезами в глазах произнес:
       - Спасибо, люди добрые.
       К нему подошла Полина и, взяв под руку словно обессилевшего, повела к дому. А в голове у Кондрата стучала мысль: «Сделанное добро возвращается сторицей, а ведь эта русская девица не догадывается, что если бы не Полина, он не пощадил бы её. Наверное, все добро исходит от любви». Теперь он благодарил Бога, что тот дал ему снова быть рядом с любимой женщиной и поклялся себе, что будет делать всем только добро.

3
       - Товарищ полковник, разрешите обратиться? – капитан Ногтев щелкнул каблуками и принял строевую стойку.
       - Обращайтесь, капитан, только быстро, у меня много дел.
       - Шестьсот восемьдесят пятый полк в составе 57 человек, вышедший из окружения, прибыл в ваше распоряжение. Доложил исполняющий обязанности командира полка капитан Ногтев.
       - Не понял, - полковник Шаумян удивленно посмотрел на офицера.
       - Шестьсот восемьдесят пятый полк вашей дивизии, попавший в марте в окружение под Харьковом, прорвав оборону противника в районе села Ковалевское, вышли в тыл обороны немецких войск. К тому моменту из командования полка в живых остались четыре офицера старшим, из которых был я, начальник связи полка капитан Ногтев.
       - Постой, капитан. Так полк не погиб в котле? Или вас взяли в плен? Как вы оказались на оккупированной территории? – недоумевал комдив.
       - Был приказ прорываться из окружения самостоятельно, но пробиться на Восток к своим было невозможно. Немцы ждали возможного прорыва и усилили свою оборону на этом участке, а вот на западном направлении они прорыва не ожидали, поэтому на собрании офицеров было принято решение пробиваться к полтавским лесам для соединения с партизанами.
       - И какой результат прорыва. Если вас осталось 57 бойцов?
       - В прорыв выходило более трехсот человек двумя группами. Штурмовую группу возглавлял старший лейтенант Кобликов, командир артиллерийского батальона. Вторую группу с документами штаба и знаменем возглавлял я. Нами было назначено место сбора в районе между селами Березовка и Каменка. Но в ходе прорыва, ночью часть полка была убита, а часть взята в плен. Уйти в лес удалось в общей сложности семидесяти пяти бойцам. Но и мы разделились: пятьдесят три человека во главе сл старшим лейтенантом Кобликовым вошли в отряд командира партизан Кочета, а я с двадцатью двумя бойцами действовал самостоятельно. Но связь с Кочетом и Кобликовым поддерживали по рации. За период с середины марта по настоящее время только моим отрядом было подорвано три железнодорожных эшелона противника с техникой, боеприпасами и горючим, совершено более двадцати нападений на колонны машин и уничтожено более двухсот фашистов. Мои потери составили шесть человек. У отряда старшего лейтенанта Кобликова заслуг значительно больше. Обо всех наших действиях докладывалось через штаб Кочета в штаб фронта. Доклад закончил.
       - Похвально, - сказал без особого восторга задумчивый полковник Шаумян. – А что же не остались в составе партизанского отряда Кочета? Судя по вашим успехам, подпольная жизнь вам удалась.
       - Мы воевали в тылу из-за сложившейся ситуации, но наш полк составная часть регулярной армии, вашей дивизии, и мы хотим воевать в её составе.
       - М-да, задали вы мне загадку, капитан Ногтев.
       - Какую, товарищ полковник? – не понял капитан.
       - А такую. 685 полк, о котором вы мне докладываете, продолжает воевать в составе моей дивизии. Он существует. Было переформирование после Харьковской операции, и он пополнился личным составом.
       - То есть, как существует? Без полкового знамени? – удивился Ногтев.
       - Да нет. С полковым знаменем, как положено, - оставался задумчивым комдив. – Поступим так, капитан. Ты сейчас подаёшь списки своих людей в штаб. Ставим их на довольствие. Ты пишешь мне подробную докладную с момента окружения, по сегодняшний день. Я докладываю о тебе и твоих людях в штаб армии и будем думать, что делать дальше. Сам понимаешь, ситуация запутанная и требует разбирательства. Всё идите.
       - Есть! – козырнул Ногтев и, четко развернувшись, строевым шагом вышел из помещения. «Все-таки, чудно! Как это может быть, что в дивизии оказалось два полка с одним номером и у каждого присутствует знамя? Получается, что кто-то сделал второе знамя самостоятельно. Тогда это не боевой символ, которому присягают, а просто цветная тряпка? А мы своими жизнями рисковали, чтобы спасти его, - рассуждал он. Вспомнил, как всем отрядом копались на пепелище сожженной хаты, да и всего хутора, отыскивая спрятанный бидон с завернутым знаменем. И что это дало? Ничего. Уже есть и знамя и полк.
       Полковник Шаумян, отложил все дела и с уходом капитана-окруженца приказал связисту соединить со штабом армии.
       - Товарищ «Первый»? В моем хозяйстве появился двойник 685 полка в составе 57 бойцов под командованием начальника связи капитана Ногтева.
       - А какие у них доказательства, что они из 685 полка?
       - При них полковое знамя. По докладу Ногтева в марте, под Харьковом, вышли из окружения на Запад, на оккупированную территорию. По его словам, вели партизанскую войну с фашистами, частично в составе соединения Кочета, частично сами по себе.
       - Возможно, так и было, но возможно и другое. Есть сведения, что командование немцев готовит и засылает к нам целые подразделения диверсантов, завербованных врагов Советского строя, да и других враждебных элементов. И эти, якобы окруженцы, наносят  серьёзный урон нашим частям. Изолируй их пока. Приставь охрану. Нужно тщательно проверять. Подключи контрразведку и докладывай всю информацию.
       - Понял вас, товарищ «Первый».
       После разговора с командующим армии полковник Шаумян вызвал к себе особиста майора Шапиро. Поставил ему задачу, полученную от «Первого» и велел обратить особое внимание на офицеров Ногтева и Кобликова.

4
       Утром следующего дня к капитану Ногтеву прибыл посыльный и передал приказание явиться к майору Шапиро.
       - Кто такой этот майор Шапиро? - спросил Ногтев у посыльного.
       - Наш начальник особого отдела.
       - Ух-ты, особист, значит? – улыбнулся Ногтев. – Тогда пойдем, конечно.
На улице посыльный довел Ногтева до хаты, где размещался особист.
       - Товарищ майор, капитан Ногтев, по вашему вызову явился, доложил он по уставу.
       Шапиро сидел за столом и что-то писал, но цепким взглядом оценил прибывшего.
       - Вольно, капитан. Проходите, садитесь, - майор указал на стул по другую сторону стола. -  Мне нужно задать вам несколько вопросов.
       - Слушаю вас, товарищ майор. Готов ответить на любые вопросы.
       - Подготовились, значит? – на невыразительном лице майора появилась кривая улыбка, не предвещающая радости. – Фамилия, имя, отчество, год рождения?
       - Ногтев Валерий Николаевич, год рождения 1917. Ровесник Великой Октябрьской Социалистической революции, - улыбнулся Ногтав, довольный сравнением.
       - Место рождения и где призывались в армию.
       - Аркадак, Саратовской области, оттуда поехал поступать в Ленинград в военное училище, там же и призывался.
       - До войны репрессиям подвергались?
       - Не понял? – неожиданный вопрос поставил Ногтева в тупик.
       - Ну, арестовывались? Судились?
       - Нет, конечно.
       - А в армии.
       - И в армии, нет. Закончив школу, я сразу поступил в военное училище связи. До войны командовал взводом связи, а когда началась война ротой связи. Последние восемь месяцев был начальником связи 685 полка. Замечаний по службе не имел и не судился.
       - А родственники ваши репрессиям подвергались?
       - Тоже нет. Они у меня рабочие. Работали на кирпичном заводе. Всегда были среди передовиков.
       - За границей родственники есть?
       - Нет, а в чем дело?
       - Здесь вопросы задаю я, - добавил строгости голосу майор. – Точно нет или все-таки имеются, а вы не говорите правду?
       - Я честно отвечаю на ваши вопросы, - Ногтев почувствовал, что наливается неприязнью к этому серому безликому человеку с майорскими погонами.
       - Такс…, - протянул майор, вставая из-за стола, - значит, нету?
       - Я же сказал, что нет, - Ногтеву трудно стало сдерживать спокойствие.
       - Ты, капитан, голос не повышай. Ты  лучше скажи, зачем тогда, объявив себя командиром полка, после гибели майора Гусева, стал выводить людей из окружения не к своим на Восток, а к врагу на Запад? Хотел сбежать за границу?
       - Вы, что, майор, в своем уме? – Ногев подскочил со стула.
       - Отвечай на вопрос, - рявкнул особист.
       - Во-первых, я принял на себя командование полком только потому, что согласно устава обязан был это сделать, как единственный старший по званию среди оставшихся в живых офицеров. Принял решение выходить на Запад, так как попытки пробиться на Восток оказались невозможными из-за плотности немецкой обороны. Они были готовы к тому, что мы будем пытаться выйти из окружения. На Западе же у них были бреши. Вот мы и устремились на Запад. А решение это было принято совместно со всеми офицерами. Но выходить в том направлении мы собирались не для бегства за границу, а для того чтобы соединившись с партизанами совместно воевать с немцами в тылу. И это у нас получилось. Правда, во время прорыва полк разделился и одна его часть, кроме погибших, со старшим лейтенантом Кобликовым влилась в отряд Кочета, а мне со своим отрядом пришлось действовать самостоятельно. Однако связь с Кочетом поддерживалась регулярно, и он был в курсе нашей борьбы, о чем докладывал в Ставку. 
       - Красивая сказка. Сейчас расскажешь о своих великих подвигах. Слышали не раз такие байки. Хватит врать! – майор Шапиро закричал и хлопнул кулаком по столу. – Ты,  пока не поздно, лучше признайся, кто ты на самом деле, и какое у тебя задание немецкой разведки?
       У капитана Ногтева все внутри клокотало, и он был готов разорвать эту тыловую крысу, но неожиданно осознал, что тот имеет право сомневаться. Он вспомнил, как его отряд едва не стал жертвой переодетых полицаев, втершихся в доверие, если бы не память Полины Васильны, опознавшей одного из них.  Майор-особист был в такой же ситуации. Он не мог знать наверняка, кто перед ним: свой или враг. Его задачей было выяснить это, тем более, что в дивизии уже был полк с тем же номером и знаменем, как у него. Он взял себя в руки и сдержанно сказал.
       - Да, товарищ майор, мы и в тылу сражались с врагом и на то есть подтверждения. Командир партизанского соединения Кочет докладывал о наших действиях в Ставку командующего фронтом и даже ходатайствовал о награждении меня и моих людей орденами и медалями. Я понимаю, что мои слова требуют проверки, но прошу вас, не надо стараться делать из меня предателя и врага.
       - Хорошо, - тоже понизил голос Шапиро. – Будем разбираться и проверять, а пока на время всех выяснений пойдете служить рядовым в роту связи.
       - Вы разве имеете право разжаловать меня? Может, сразу демобилизуете меня из армии? – снова вспыхнул Ногтев, от такой несправедливости.
       - Нет, демобилизовать из армии я вас не могу. А вот устроить вас в штрафную роту или этапировать на Колыму вполне в моих силах, - ухмыльнулся майор. – Так какой у вас выбор? Если не возражаете против первого варианта, то свободны. Явитесь к командиру роты связи и доложите. Предписание будет позже. Можете идти.
       «Надо же, как вышло, - рассуждал Ногтев, направляясь в расположение роты связи. - Рвался к своим, а попал к врагам. Разберутся ли? Что-то этот майор не вселяет уверенности, что сможет разобраться. Скорее не захочет. Ему проще списать меня в ноль, чем разбираться. Хотя, мог сразу отправить меня в штрафбат. Ладно, повоюю рядовым. С рядового меньше спрос. Обидно только. Столько сил приложил, чтобы спасти людей, бить врага, выживая у него в тылу, и вот тебе благодарность. «Воздали по заслугам» называется.

5
       Посыльный от майора Шапиро нашел старшего лейтенанта Кобликова, когда тот прощался с Верой. По беременности она была демобилизована и сейчас уезжала на станцию, чтобы оттуда отправиться по месту жительства мужа в Саратовскую область, в город Кирсанов. Поэтому Афанасий явился к майору с получасовым опозданием. За это время у майора Шапиро возникали самые нехорошие мысли в отношении его личности. И когда Кобликов явился к начальнику особого отдела, тот выплеснул на него весь свой гнев.
       - Вы, что себе позволяете, старший лейтенант? Не обучены выполнять приказы старших? Доложите по уставу.
       - Старший лейтенант Кобликов, по вашему приказанию явился, - доложил, приняв строевую стойку, растерянный Афанасий. – Извините товарищ майор, жену провожал, когда прибыл посыльный. Кто знает, увидимся ли? 
       - Кто ваша жена? Куда уезжает?
       - Рядовая Самсонова Вера Игнатьевна, связистка моей батареи 685 полка. Списана по беременности и убыла в город Кирсанов, Саратовской области.
       - Ладно, проверим. Родственники репрессированные имеются?
       - Нет.
       - А за границей?
       - Нет.
       - С капитаном Ногтевым знакомы?
       - Конечно. С ноября 1942 года, когда  он был переведен в 685 полк.
       - Расскажите, как и почему в марте этого года вы отпочковались от своей армии и оказались на оккупированной территории.
       - В середине марта под Харьковом полк попал в кольцо окружения. Связи с армией не было. Боеприпасы, продовольствие и другие запасы закончились. Кольцо окружения все сжималось и сжималось. Что оставалось делать? Либо погибнуть, либо попасть в плен. Оставался вариант прорвать кольцо окружения. Были сделаны попытки прорваться на Восток, но неудачные. Немцы ждали нас на этом участке. Пришлось прорываться на Запад, где оборона немцев не была такой плотной. Решили, что вырвавшись из окружения сможем соединиться с партизанскими отрядами и продолжать воевать с фашистами здесь до подхода главных сил.
       - Вы говорите «решили». Кто решил, чья это была идея?
       - Решение принял возглавивший полк капитан Ногтев, но прежде мы обсуждали его на собрании командиров. Все были согласны с этим решением. А кому первому пришла в голову эта идея не помню, да и неважно, поскольку другого выхода не было.
       - Это вам не важно, а нам важно все. Прорываться на территорию, занятую врагом, это все равно, что сдаться в плен, что в результате и получилось.
       - Никто добровольно в плен не сдавался, и не собирался. В плен нас все равно бы взяли, если бы мы не пошли на прорыв с боем. И весь личный состав был готов драться, а не сдаваться. Вот только драться практически было уже нечем.
       - Как получилось, что вы разделились.
       - Мне было поручено возглавить штурмовую группу прорыва, как более опытному командиру. Сам капитан Ногтев с основным составом полка выходил из окружения через проход, который удалось пробить в обороне немцев. В ходе этого прорыва, уже проскочив оборонительные траншеи, я был ранен в ногу и сильно отстал от своих. Как я потом узнал, основные силы полка вырвавшись из кольца устремились вперед, в сторону Березовки и Вязового, но наткнулись на другую часть фашистов. Во время стычки полк рассеялся, кому-то удалось вырваться, кто-то попал в плен. Когда я добрался до села Каменка, то увидел, колонну наших пленных, которых посадили под замок комендатуры. С помощью местной жительницы Лысенко Марфы и бывшего бойца Красной Армии Александра Змея мне удалось освободить людей из плена и бежать в лес. При побеге часть наших ребят погибла, а с остальными мне удалось примкнуть к партизанскому отряду товарища Кочета.
       - А где же был капитан Ногтев?
       - Как я потом узнал от жены и самого Ногтева, после боестолкновения с фашистами, спасая знамя полка, он с группой бойцов взял направление севернее на Ковалево, где оставили раненую связистку и долее на Березовку, где вступили в бой с полицаями. Далее он воевал самостоятельно, связываясь с отрядом Кочета по рации. И воевал успешно.
       - Почему же Кочет не взял его к себе в отряд? Сомневался в Ногтеве?
       - Нет. Кочет командовал соединением партизанских отрядов и считал, что они должны быть мобильными небольшими подразделениями. У каждого отряда должен быть свой участок и направление. Приблизить и собрать всех в одно место, означало потерять мобильность, и было опасно в плане обнаружения базы немцами. 
       - Значит, вы не знаете точно, где и как воевал со своим отрядом Ногтев? – на лице особиста Афоня заметил гримасу злорадства.
       - Почему не знаю. Знаю. Он регулярно выходил на связь с Кочетом и докладывал информацию, необходимую штабу фронта. Он подрывал эшелоны, нападал на колонны транспортных машин, казнил полицаев в деревнях. Наверняка, жители этих деревень подтвердят это. Кроме того в его отряде находилась и моя жена. Она была связисткой в его отряде.
       - Как я могу поговорить с вашей женой?
       - Так я же вам  доложил, майор, что проводил её на родину в связи с увольнением по беременности. Она сейчас на пути на станцию, а дальше в Саратовскую область, в город Кирсанов, к моей матери.
       - Кто ещё может подтвердить ваши слова о Ногтеве?
       - Непосредственно командир партизанского соединения Кочет, он даже представил капитана Ногтева в штаб фронта к ордену «Красного знамени». Еще подтвердят бойцы его отряда. Как я помню, к наградам представлялись Птах, Гумалиев и Терентьев.
       - Ну, а что можете рассказать о своей деятельности на вражеской территории? – у майора Шапиро не сходила с лица гримаса недоверия.
       - Воевал в составе отряда Кочета. Сначала возглавлял свой отряд бойцов, которых удалось спасти из плена, а потом в начале июля был назначен командиром роты. За время партизанских действий моя группа пустила под откос восемь вражеских эшелонов. Нами первыми были обнаружены поступающие на вооружение новые танки Тигры и Пантеры, самоходные артиллерийские установки Фердинанд. 4 июля при нападении на колонну я лично захватил в плен немецкого офицера связи и сообщил информацию в Ставку фронта о времени начала наступления немцев на Курском направлении. Благодаря этим сведениям был организован упредительный удар по позициям фашисткой артиллерии, что лишило врага этой поддержки.
       - Ну, тебя послушать, так ты герой, Кобликов. Пора награждать. С твоих слов успех на Курском выступе принадлежит тебе и твоему отряду.
       - Нет, конечно. Я хотел сказать, что и мы внесли свой вклад в дело победы. Кстати, за свою деятельность в немецком тылу я был награжден орденом «Красного Знамени».
       Последняя фраза пришлась майору Шапиро явно не по душе. На его гимнастерке красовался орден «Красной Звезды» и две медали за боевые заслуги. Откуда у него в тылу такие заслуги понять было трудно, но орден боевого «Красного Знамени» перевешивал все эти заслуги.
       - До выхода из окружения, какую должность вы занимали в полку? - спросил он.
       - Командира батареи 76 миллиметровых пушек.
       - Ну, а теперь, временно, до выяснения ваших сведений, побудете рядовым бойцом в артиллерийском взводе.
       Афоне было крайне неприятно это назначение, но он был уверен, что через два-три дня разберутся и восстановят в должности и звании, ведь он все так подробно рассказал о себе. Однако он глубоко ошибался. Выяснения затянутся, а кое-кому будут дорого стоить.

(полную версию романа можно прочитать в книге)