Самая страшная тайна

"За горизонтом... над миром... солнце встает огромное,
Но не желтое оно и не красное,
...черное оно, просто черное!"


Дед подтянул меня за край воротника ближе, еще ближе, и мне показа-лось, что уже меня, а не его, целует смерть.
- Ты все видишь. Не думай, что это должно произойти не сегодня и не сейчас.
Я попытался отвернуться, но он снова приблизил меня к своей вставной челюсти.
- И не думай, что тебе удастся избежать этого.
Он закашлялся, и я, воспользовавшись этим, вновь выпрямился на стуле. Пока его иссохшое тело содрогалось от кашля под одеялом, я украдкой вытер его слюну со своего подбородка.
- Внук, - сказал он, успокоившись, - Может я совершаю страшную ошибку, но я хочу поделиться с тобой.
Он вновь закашлялся, а я застыл. На мои плечи полился золотой дождь, и я даже представил где-то в Карпатах его заброшенное поместье.
- Небось о Карпатах?…
"Я сказал это в слух?"
- Ты не дурен, - вновь начал он, - и я хочу тебе поведать самую страшную тайну.
Я приблизился к его сухим и тонким губам:
- Тебе это поможет... поможет…
Он вновь схватил меня за рубашку жилистыми пальцами и потянул к себе:
- Я хочу, чтобы никто, никто этого не слышал.
Я почувствовал в ухе его жаркое и торопливое дыхание:
- Мой милый внук! В мире существует заговор. Огромный заговор.
Он отпрянул, чтобы увидеть мои глаза, и я уж постарался для него, дабы не упустить имение в Карпатах
- Заговор… Ты даже представить не можешь его масштабы!.. - он пере-ждал одышку и зашептал: - Старики… старики не становятся хуже с годами. Помнишь, как у Бредбери в "Вине из одуванчиков", когда ты был маленький, тебе казалось, что теннисные туфли бегают сами собой, а вечером, когда на улице зажигали фонари, что ты можешь перепрыгнуть любую скамейку и пробежать быстрее всех.
Я неуверенно закивал.
- Ну, так вот. С годами это чувство становится все сильнее и сильнее. Если все будешь делать правильно, то в сорок сможешь голыми руками корчевать деревья, а в пятьдесят поднять дом. Проблема в том, что никто об этом не должен догадаться. Твое зрение с каждым днем будет становиться все лучше и лучше. В семьдесят ты сможешь разглядеть надпись на борту спутника, что ночью пролетает над нашим домом, и определить какой из стран он принадлежит, а за ужином делать вид, что не можешь прочитать газету.
- Наступит день, – продолжал он, – и тебе придется нарочно спотыкаться, хотя ноги смогут донести тебя до границы соседнего штата. Ты будешь стараться говорить глупости и нарочно путаться в прошлом, но про себя наизусть читать Байрона и пересматривать в уме фильмы. Ты решишь теорему Ферми и поймешь, что это только ключ к следующей ступени. Тебе откроется космос, и ты будешь проводить время среди звезд, пуская для виду слюну и изредка писая в штаны.
- Ты сможешь писать в штаны!?
Он сильно дернул меня за рубашку, и я рассеянно закивал:
- Смогу! Смогу! Конечно!!
- То-то. Конспирация, она прежде всего.
- А для чего все это, дедушка?
- Как же… для чего. Ты поймешь. Станешь чуть старше и поймешь. Пой-мешь, что надо стать лучше и мудрее, и уйти.
- Куда? - в моем горле встал ком.
- К звездам, внучок, конечно, к звездам. Туда, где еще нужны мои сильные руки, где нужен мой ум, где ценен мой опыт и мои знания, где я еще пригожусь…
И он замолчал.
Он замолчал, а я доковырял в носу и поверил, что еще встречу его где-то между звезд, и мы успеем с ним сделать еще что-то важное, нужное и крайне не-обходимое.
Сможем. Вместе.