Письма к единственному сыну

*     *     *

Здравствуй, сын! Я рад, что у тебя все хорошо. Молодец! Мать гордится твоими успехами! Да и я тоже. Первый курс самый тяжелый. Зато если пройдешь его достойно, потом будет легче вдвойне. Как мы в студенчестве говорили – снача-ла ты на зачетку работаешь, потом она на тебя.
За фотки спасибо. Этот прыщ в олимпийке твой сосед? Сколько раз он от-жимается? Будь осторожен в выборе друзей. Курить бросай, пей в меру. Травой не балуйся. Брюки гладь, ботинки чисти. Рубашку, трусы и носки каждый день одевай только чистые. Нас с матерью не позорь. Короче, ты в курсе.
Теперь о твоей проблеме. Что говорить, она не из простых. Чтобы обду-мать ее, я совратил мужиков на рыбалку. Как в старые времена. Ты знаешь это ме-сто возле моста, где мы с тобой щуку почти на четыре килограмма вытянули. Все выходные пили не просыхая. Рыбачить никто даже не пробовал. Все сидели спори-ли. Много слюной брызгали. Мужики, а трещат как бабы. Друг другу чуть зубы не начистили. Пропесочили твою тему со всех сторон. Болтали от заката до рассвета и обратно. Николай всю свою жизнь рассказал. И как в училище поступал, и про забытую богом Кандалакшу, и про загранку, и про то, как неплохо в столице устроился, а потом плюнул на все и домой вернулся. А сколько у него женщин было! Одно слово, военный. Потрепала его жизнь. Да и у Александра не все так гладко, как хотелось бы. Не жизнь, а кино. Алименты одной, алименты другой, сам живет с третьей - воет. А что делать? В наши сорок не особо попрыгаешь. Пока домой пускают, и то хорошо.
Ну, мужики мужиками, а ты у меня один. Послушал я их, спасибо, а реше-ние-то самому принимать надо. Поэтому я еще пару дней за письмо не брался, все думал, обмозговывал.
Девчонка, я понял, она видная. Это хорошо. Я рад, что ты на падаль не бросаешься. Однако большие сиськи не все, что нужно настоящему мужику. Хоть и ладная она, как ты говоришь, выносливая, хоть и кость у нее широкая, но все равно москвичка. А москвичи они растения тепличные, к нам с ней не вернешься. Раз-вращены они обилием жратвы, тряпок, стекляшек разных. Сам знаю. В Москве два раза по месяцу жил.
Потом она старше тебя, сын. Я все понимаю, но мужик в семье мужиком быть должен. Чтоб домой придти, кулаком по столу врезать. А пять лет под про-стыню не спрячешь. Лет десять, допустим, ты с ней протянешь, а что дальше? Бу-дешь налево смотреть? Не по-нашему это, не по-семейному. Лучше все сначала обдумать.
Пишешь ты, что муж ее амбал, да еще тупой. Я рад, что тебя это не пугает. Я сам мать у одного парня отбил. Кулаки у того были, что твоя башка. Помню надавал он мне тогда… Но и я пару раз ему хорошо съездил. Но самое главное, что я не отступил. Будь и ты тверд. Найди себе и красивую, и умную. А будешь и сам не дурак, так и с квартирой.
Так что ответ мой однозначен: не торопись! Да и потом молод ты еще. Не обижайся, а о свадьбе до двадцати не думай.
Будь осторожен! Столица полна соблазнов. Не трать зря деньги, мы их не из воздуха делаем. Мать волнуется. Просит писать чаще. Так ты и пиши. Не разва-лишься. Поработай над ударом левой и нырками в сторону. Как-то у тебя это все время слабо получалось. Держи хвост пистолетом.
Пока. Твой отец.

*     *     *

Привет, чувак! Мой сын, надеюсь у тебя все еще отличная эрекция! Я ду-маю - ты в отца. Все сомнения я топлю, хотя наша метелка на измене. Ночами не спит. С фига ли? Я уверен, мы одной крови, а значит, ты со всеми проблемами справишься.
Я в нашем гадюшнике облазал все тусовки. С братанами понты наводил. В мои сорок с гаком это такие ломы. Но охота мне проникнуться твоими мыслями, прочувствовать твою жизнь на своей шкуре. Иначе, как я тебе, парниша, совет дам. А здесь верняк нужен, зря трепаться не стоит. Ты же знаешь, я на чужой подокон-ник батон крошить не буду. Толково?
Вот про телку твою. Я тащусь, что ты больше не занимаешься онанизмом в ванной. С чувихой всегда в кайф, особо если она клевая. А она, судя по твоим письмам, клевая. Хотя я никак не допрусь, что ты в этой польке нашел. Тоже мне – Эльдар Рязанов и Барбара Брыльска! Плоская как доска! «Доска – два соска.» Это так еще мои корифаны говорили. К тому же, как меня пробило, она русского базара не знает. Ты что, с ней на понтах общаешься? Как крутые пальцы веером?
Пацан, мы тут на рогах ходим, чтобы тебе бабулек подкинуть, а ты их на прикиды для нее тратишь? Беспонтово!
Пишешь ты, что она лысая и вся в пирсинге. Тусово! У местных метелок ни у кого подмышками пирсинга нет. Матери я не скажу, заметано! Но и ты лохом не будь, полька не пачка с дустом, а ты не удав, чтоб всю жизнь по ней тащиться. Они, понятно, все в сексе больше наших соображают. И если она тебе помидоры не оторвет, то на пару лет ее потянет, а потом тебя на нормалек пробьет. Что делать будешь? Тыкву чесать? А как кинет тебя она? Тощие они, что ни чувиха, то стерва. Прикинь, клево, когда тебя за лоха держат? 
Не в кайф мне, сынуля, знать, что ты там обкурился, и крыша у тебя съеха-ла. Это все трава дерьмо! У нас и подвоз круче, и корабли дешевле. Че трепыхать-ся, граница в двухстах километрах. Так ты лучше завязывай. Этот год не сдюжишь, потом поздняк метаться. Ломы ломами, а выпускные экзамены и курсовик не про-вали. Потом беспонтово на работу устроиться. Вспомни, как я дергался. И лохом вроде не был, а тоже с одной телкой скорифанился, еще трепак подцепил. Проблем на свою задницу до кучи нашел!
Письмо заканчиваю. Базара много, да и ответ мой стопудовый: нет. Хиппи среди наших предков не было и католиков тоже. Кончишь ВУЗ, вали на родину. Найдем тебе кралю, атас!
Не дрейфь, чувак, все обойдется. От Витьки привет. Матуха его в детский сад устроила. Каждое утро водим. Такие вилы! Но ничего, сдюжим.
Хай. Твой предок.

*     *     *

Дорогой мой сын! Внимательно читаю твое последнее письмо снова и сно-ва. Проблема,  с которой ты обращаешься ко мне за советом, не из простых. Сердце мое бьется чаще, когда я думаю о твоем житие-бытие в далеком краю. Ты остаешь-ся для меня самым близким и родным человеком и, учитывая это, я не смог сразу взяться за перо и написать тебе хоть и своевременный, но поспешный ответ. Я надел на плечи мой старый рюкзак, набил его так нелюбимой тобой тушенкой и сушеной картошкой и отправился в горы. Ты ведь помнишь, что мы с твоей мамой познакомились в горах. Ночи у нас уже холодные, поэтому я не преминул взять с собой и свой старенький спальник. Конечно же, тайком от мамы прихватил буты-лочку той самой самогонки настоянной на кедровых орешках. Так вчетвером мы и блуждали в раздумьях целую неделю, коротали вечера, желали друг другу доброго здоровья по утрам.
Ты, конечно, простил меня за то, что я так громко назвал наши холмы го-рами. Я думаю, ты еще помнишь, как раньше мы с тобой путешествовали среди них. Я показывал тебе колонии сурков, занесенных в Красную книгу, а для мамы мы набрали целую охапку полевых трав. Я обходил те места стороной, потому как не мог без слез следовать тем же маршрутом. Сын, расстояние, разделяющее нас, выпивает последние силы из моего сердца.
Ты пишешь, что она юна и красива. Этого мало, чтобы овладеть душой и сердцем моего мальчика. Обернись в яркий солнечный день, когда гомоном воро-бьев полнится воздух. Посмотри вокруг себя, когда солнце прячется за колючими облаками, и мир погружается в ноябрьский полумрак. Я уверен, твое окружение всегда полно молодых и достойных красавиц, кожа которых подобна шелку, груди камню, а лоно пуху. Разве означает это, что все они должны принадлежать тебе, а ты им? Разве следует из этого, что в сиюминутности желания твоего проявляется вечность? А сможешь ли ты, просыпаясь каждое утро, видеть рядом с собой ее рас-косые глаза? Чем наполнишь ты пустоту внутри себя, когда устанешь терзать ее острые монгольские перси?
Джеймс Хедли Чейз тоже любил миниатюрных женщин. Как высоко сумел он подняться? Какими высотами овладеть? Или не он так и остался посредствен-ным писакой, уныло строчащий свои произведения, так похожие друг на друга, как пальцы, из которых он высасывал свои незамысловатые сюжеты. Ты помнишь, как я тебе говорил, что он никогда не был в тех местах, которые описывал, пользуясь для широты повествования автодорожными путеводителями.
А что скажешь ты, когда дом твой наполнится ее многочисленными род-ственниками, стены которого будут сотрясаться от звуков чуждой тебе речи? Смо-жешь терпеть ее мать, коей и слово по-русски дается с трудом и дело, когда при-мчится на помощь она нянчить ваших детей?
Мечтаешь ты, что вольется в твой быт иноверка подобно ленте чистого шелка в девичью косу. Ты истинно веришь, что будет так? Как не сможешь ты за-мечать ее шаровары? Все, что чарует тебя сегодня, станет предметом твоей напря-женной усталости вскоре.
Боюсь, мой возлюбленный сын, что единственное ее достояние, это юность, которая и купила сердце моего мальчика. Юность, которая к заходу солнца уйдет сквозь пальцы песком пустыни. Юность, к которой в годах твоих стремление порочно и осудительно.
Мне уже давно за полтинник, и с высоты своих лет могу давать я дельные и содержательные советы. Доверься отцу своему, поверь его опыту и следуй совету его, ибо ответ мой нет. Я счастлив сознавать, что работа твоя тебе по душе, а дом твой в престижном районе столицы, так будь последователен и в выборе спутницы жизни.
Шлю самые нежные приветы от Ванды и Виктора.
Жму руки. Твой любящий отец.

Самое последнее *     *     *

Здравствуй, сын! С каждым годом ты задаешь мне задачки все труднее и труднее. Жаль, что твоя мать не может разделить с нами моих сомнений. В этом году мы справили ей новую ограду, поправили памятник. Это все Виктор. Приехал на побывку. Самому мне уже не справиться.
С высоты своих лет могу сказать, что тема не самая простая. Мне кажется, что в твоем возрасте и на посту, который ты занимаешь, не стоит думать о женить-бе. Тебе, живущими делами отчизны и судьбами нашего народа, стоит ли тратить драгоценное время и усилия на глупости, вроде секса. Разве мало окружают тебя слуг, секретарей и помощников. Это все твой безобразный режим и поездки по всему миру. Они развратили тебя. Если б это был хотя бы политический брак, а твоя избранная была бы принцессой Объединенного Королевства, я бы, подумав, может и согласился, но, судя по репортажам, которые мы смотрим по телевизору, твоя возлюбленная мужик. К тому же, насколько я разбираюсь в людях, он негр.
К сожалению, отговаривать тебя у меня нет ни сил ни времени. Годы берут свое. Косая топчется у порога. Так что я даю свое отцовское благословение на этот брак, хотя, признаюсь, он лежит поперек моего сердца.
Сам я уже не могу съесть и тарелку супа. Спасибо твоим детям, не бросают меня на старости лет. Мулан, терпеливая в мать, ведет хозяйство. Ванда регулярно  заходит со своим мужем. Урмас пытается поступить в училище. Лу уже ходит в школу, а Мери с ней занимается. Правда, Урсула немного приболела, но Гоги уже почти врач. Так что справляемся.
Держись. Кстати, первую пенсию ты обещал мне.
Папа.