Хороший праздник Новый год!

                Ты заказала рассказ о любимом празднике.
                Не могу отказать лучшей подруге.
                Извольте получить.               

Сетка с мандаринами висела на балконе. Я ее гипнотизировала по нескольку раз в день. Прижималась носом к холодному стеклу и смотрела, смотрела. Даже запах через стекло  слышался. Ладони ощущали приятную округлую шероховатость плода. Хотелось бесконечно гладить  желто-зеленую  пористую упругость с куцым зеленым хвостиком, крестиком вросшим в толстую шубку мандаринки. Вмиг  и руки становились вкусно  липкими, пахнущие восторгом приближающегося праздника.

Я держалась мужественно. Честно. Покушений на мандарины не предпринимала. Хватило воспоминаний прошлого года. Тогда за день был съеден новогодний запас дефицитных по тем далеким временам померанцев: килограмма три апельсин и мандарин. Придя с работы, родителям экзотической картиной явился мой счастливый лик в красных блямбах и полосатых  расчесах. По всей квартире были разбросаны пахучие шкурки, еще долго выуживаемые мамой из самых неожиданных мест, некоторые так находились спустя пару лет при ревизии содержимого утробы дивана.   

В тот памятный день мне было очень хорошо, но не долго. Вечером поднялась высокая температура. Новый год встречали без цитрусовых и шоколадных конфет, а я так и на строгой диете.

В этом году мандаринам ничто не угрожало. Урок я запомнила надолго,  да на всю жизнь. Конфеты от меня спрятали в неприлично надежном месте. Искала целый день, но так и не нашла. С приходом мамы с работы поисковые изыскания пришлось свернуть. Ничего, до Нового года еще пара дней, может, и повезет, найду.

Мы украшали елку.  Очень спорный вопрос, что интересней и важнее: само празднование  Нового года или подготовка к нему.

К украшению елки я относилась еще более трепетно, чем к поеданию конфет и мандарин. Для меня это был главный символ праздника, в дедушку Мороза и его блондинистую внучку я не верила никогда.  Елку украшала самолично. Мама к творчеству не подпускалась,  она была на подхвате и обеспечивала соблюдение техники безопасности на высотных работах.  Редкие ее попытки повесить какую-нибудь игрушку самостоятельно сопровождались резкой,  а с возрастом осознала, что и не всегда конструктивной критикой с моей стороны. Я  вопила и для усиления эффекта рыдала. Попытки самостоятельных действий  мама прекратила на второй игрушке. Право совещательного голоса я за ней оставила, и иногда прислушивалась к ее мнению,  решающий же голос бескомпромиссно принадлежал мне.

Блестящий шар бережно выуживался из ватного гнезда фирменной коробки. Игрушки были очень красивые, немецкие, отменного качества и вкуса. Я таких красивых больше никогда и нигде не видела. Даже при нынешнем изобилии и разной ценовой категории, все равно красивее не видела. Нет таких игрушек нынче, исчезли вместе с моим детством. Шестнадцать шаров, шестнадцать произведений искусства. Помню оранжевую шишку, посыпанную белым игольчатым  снегом, сине-белый шар-фонарик с граненой полусферой, переливающейся магнетическим пурпуром, красный шар капором с опушкой из белой крошки и  искрящейся снежинкой на тыльной стороне.

Каждый шар долго рассматривался, потом так же долго ему искали достойное место, иногда по нескольку раз перевешивали. Отходили в сторону, любовались и вновь перевешивали.

Украшение елки был процесс неспешный и творческий. В удовольствие.
К красоте относились бережно. Немецких игрушек было мало, для украшения елки их не хватало, украшали игрушками и попроще, но так, чтобы самые красивые и, в первую очередь, шестнадцать волшебных шаров висели на самом видном месте.

Апогеем  процесса было развешивание бус, гирлянды фонариков, мишуры и «дождика».

На все про все уходило до трех часов. Мама тосковала, мечтая рвануть на кухню, надо было готовить  обед,  я же грустила о быстром завершении такого любимого процесса.

Как не растягивай удовольствие, а все подходит к своему завершению. Елка стояла горделивой красавицей. Мама наконец-то убегала на кухню,  а мы с карликовым пинчером Чарли  на пару долго любовались творением моих рук.

Чарлик, несмотря на карликовость, был большим недоразумением. Тихим, не зловредным, не хулиганистым, но недоразумением. То в ванну с водой прыгнет,  то папино кресло описает. Тут, конечно, насчет степени зловредности мы с мамой занимал одну позицию, вполне лояльную, папа же считал Чарли существом вредоносным, подлым и мстительным.  И что странно, наше с мамой кресло Чарли никогда не осквернял, и это притом, что в дом он попал благодаря  папе.

Тут я не удержусь и сделаю отступление от основного повествования, что, впрочем, вполне оправдано, так как основными героями рассказа все же являются не елка и  авоська с мандаринами, а папа и  его бывший  друг Чарли.

Поздней весной заочники со всей страны стекались на установочную сессию и экзамены. По тем далеким  временам средне - техническое образование являлось  достаточно почетным. Заочники были серьезными дядьками при должностях, в свое время сумевшими выбиться в люди, но не успевшими по каким-то причинам получить  достойного  образования. Вот и наверстывали упущенное. Не буду врать, насколько практиковалась денежная благодарность снисходительному руководителю кафедры, коими на тот момент был мой папа, просто не знаю про это ничего, но материальными  благами делились. Преимущество отдавалось винно-водочной валюте. Завершение сессии отмечали с размахом и непременно в ресторане.

В один такой день, услышав неуверенное шкрябанье ключа о замок, мама поспешила на помощь. Я увязалась следом. 

На пороге, держась за косяк,  стоял наш папа. Веселым водочным блеском искрились его серые навыкате глаза, а из-за оттопыренного лацкана пиджака смотрели перепуганные выпуклые глазки–маслинки непонятного существа. На пиджаке и рубашке засыхало что-то серо-белого цвета. Мордочка  существа тоже была в белой пене. Воняло от них  уж совсем неприлично.

–Это кто?
–Галя… это собачка.
–И кто из вас так уделался?
–Ему стало плохо… в троллейбусе. Стошнило.
–Его или тебя?
–Галечка…
–Так, ты  где его взял?
–Студенты на лекцию принесли, я кон.. .кон… забрал.
–Неси его обратно.
 
Не тут-то было…Папа вытащил щенка из-за пазухи и поставил на пол. Маленький, хорошенький карликовый пинчер весь дрожал, от стресса, от страха, от  остатков сосиски, скормленной ему студентами,  тяжело ворочающейся  в крошечном желудке и просящейся вновь наружу. Нервничал, оглядывался по сторонам. Я  протянула руку, отпрянул, скосил грустный глаз в мою сторону, потянулся осторожно, понюхал пальцы и … лизнул. И все. С этой минуты у меня появился друг.

–Не отдам!!!

Судьба собачки, мы назвали его  Чарли, была решена.

Чарли папу обожал. Гуляла с ним я, кормила  и убирала за ним мама. Папа  от избытка пьяных чувств  частенько целовал  его в палую мордочку. Наверное, за это Чарлик его и любил. Но… В один день началась затяжная борьба за кресло. Папа считал кресло своим, Чарлик тоже считал его своим, в результате папа в один не очень хороший день разозлился и, отбросив в строну такт и дипломатию, за шиворот выкинул Чарлика со своей территории. Любовь закончилась. Начались боевые действия. Кресло неоднократно было помечено, похоже, Чарли решил действовать по принципу: а не достанься ты никому. Кресло отмыли, Чарлику  мама отдала  свое кресло. С папой Чарли помирился, но первичное чистое нежное чувство все же ушло.

Мы с Чарли рассматривали елку. Для Чарли это был первая елка и первый Новый год. Его интересовало все. Подходил. Нюхал. Пытался встать на задние лапы и снять шар с нижней ветки. Игрался с мишурой и блестками. И, наверное, радовался елке поболее моего, у меня-то она была уже не первая.

Пришел папа. По тому, как долго возился в прихожей, стало ясно,  наступающий Новый год в коллективе уже начали отмечать с размахом и загодя.

–Нарядили? Молодца! А вот этот шарик вот сюда надо….

На шум, мой вой и лай Чарли примчалась мама.

Подняла папу. Смазала многочисленные царапины на его лице перекисью. Прогнала Чарли. Утешила меня, пообещав все исправить и выделить мне мандарин и шоколадных конфет столько, сколько я смогу зараз в руках унести.

Перепуганный моим воплем папа быстро установил упавшую елку на место. Драгоценный шар ни один не разбился полностью. На ущерб все же был: где треснуло, где откололось. Повесили  шары «ущербом» к стволу, задрапировали блестками. Елка стояла все такая же красивая, только чуточку кривоватая. Я, поплакав, утешилась, а заодно объелась конфетами  и мандаринами. Только часто просыпалась ночью, включала свет и всматривалась, да точно ли красивая-моя елка. Чарли мирно спал в папином кресле.

Оставшиеся два дня до Нового года все вели себя прилично. Чарли кресло не метил, я не клянчила мандарин, папа больше ничего не праздновал заранее.
Новый год прошел весело.

По традиции  в первый день Нового года мы всей семьей пошли в парк, а заодно выгулять Чарли по свежему воздуху, а папу к  Бочке, шедевру авангардного направления в архитектуре нашего городка.

Пивной кабачок был выполнен виде большой бочки. В нем нещадно воняло пивом и рыбой. Одноногие столики отмыть от рыбьей чешуи не представлялось возможным, щедро залитая пивом, она буквально въелась в столешницы. Пивной дух насквозь пропитал пузатые стены и пол знаменитой пивнушки.  Мужчины города Бочку боготворила. Она стала символом города и крепкой мужской дружбы, своего рода клубом любителей пива, практически всей мужской части города.

За пять лет студенчества папа написал мне три письма. Первое письмо на двух листах, усеянных мелким бисером букв,  за исключением приветствия и напутствия не хворать и хорошо учиться, было посвящено горестному событию – Бочку демонтировали. Как сейчас помню скорбные строки про боль, горе и утрату, а также месячник траура, сиротство и неприкаянность. Папа был очень сентиментален в тот раз. Ни до, ни после я этой сентиментальности в нем не наблюдала.

Нас обогнала молодая пара. Хихикая и оглядываясь на Чарлика, парень весело сказал : «А хорошо вы собачку свою украсили! В тему!». Мы переглянулись и уставились на Чарлика.

А с ним происходило что-то странное. Он  все время крутился, вертелся, пытался глянуть на себя сбоку, ерзал по траве, старался достать до хвоста. И все это тихонько подвывая. А мы за разговорами  не слышали, и внимания не обращали. На веселой новогодней блестке чуть ниже хвоста висел плотненький кусочек результата жизнедеятельности и хорошего пищеварения нашего Чарлика.

–Вот, скотина, блесток нажрался.
–Вить, он сам не справится, надо помочь.

Все дружно посмотрели друг на друга.

–Я не могу. И вообще, это ваша собака,– папа ускорил шаг  и очень быстро удалился от нас на безопасное расстояние.
Мама растерянно посмотрела на меня.
–Мама, а я писать хочу!

Сошлись на компромиссном решении. Я держала, а мама с помощью салфетки избавляла собаку от новогоднего украшения. Надо сказать, съел Чарли достаточно длинную блестку.

И кто скажет, что праздник не удался?

Чарли давно нет.
Ушли родители.
Живую елку на Новый год  не наряжаю.
Немецкие елочные игрушки бережно храню до сих пор.

Я закрываю глаза и вижу красавицу елку переливающуюся разноцветными огоньками и любимые игрушками. Ощущаю запах мандарин. Улыбающаяся мордочка Чарли, в порыве благодарности, тычется в мамины руки, а потом пытается поцеловать ее в губы. Слышу мамин смех: «А в губы после облизывания блескучего интима папу своего целуй, меня не надо».  Вижу папу, безмятежно довольного после первой кружки пива в Новом году. И себя вижу, счастливую...