Воспоминания 28 или Начало Чтения

Итак, я с головой погрузился в атмосферу своих первых летних каникул.

Боба пропадал где-то у своих многочисленных родственников. Витька Корчагин на всё лето сослан в пресловутую Городню. Старший брат увлечённо и весело тянет лагерную лямку в очередном детском пионерском заведении.

А я спокойно и, сохраняя степенное достоинство, шествую с удочкой, стеклянной банкой и краюхой хлеба, на утреннюю рыбалку. Непривычно как-то удить рыбу в одиночестве – перед кем же хвастаться огромнейшей удачей в виде яркого и трепещущего, почти с мою маленькую ладошку, карасика, который, по недомыслию, попался на мою незамысловатую наживку? А кто оценит тот, поистине, огромный рыбий экземпляр, который вот, прямо сейчас, сорвался и ушел в неизведанные глубины заводского ставка?
 
Но, с другой стороны, когда я вдруг, совершенно позорно и непрофессионально, дёрнул через голову удилище и бедный карасик запутался и затрепыхал в ветвях развесистой прибрежной ивы, то этого тоже, ведь, никто не видел? Можно спокойно полюбоваться на столь удивительный живой плод, вдруг выросший на ничего не подозревающем дереве. И это еще до всех чудес ГМО, когда просвещенноё человечество начнет лихо скрещивать злаки со скорпионами!

И даже того, как я, пыхтя и отдуваясь, лезу на эту самую иву за своей законной добычей, срываюсь и шлёпаюсь на влажную траву, качусь кубарем, сбиваю своим мощным телом стеклянную литровую банку с уловом и счастливые речные обитатели неторопливо, блестящим веером, расплываются по своим делам, тоже никто не заметил! А там ведь было на что посмотреть! Ну, а уж та немая сцена, в которой я обнаруживаю, что вместе с банкой в воде задумчиво плавают и остатки хлебного мякиша, который уже не пригоден для наживки, вот, уж эта-то сцена наверняка заслуживает изрядного зрительского внимания! Ну, уж извините, почтеннейшие, нужно дома сидеть, а не шастать неведомо где…

Так и возвращаюсь я с пустой банкой, побеждённый роковым стечением обстоятельств, но не сдающийся и жаждущий новых приключений!

Наша кошка Мурка всегда поджидала меня с очередным уловом и униженно клянчила свою долю добычи - на правах неизменного члена семейства Снакиных. Однако, стоило ей только получить в свои когтистые лапы живого аппетитного карасика, как она гордо вздымала хвост и неспешно уходила с  видом великого победителя, который в очередной раз принудил этих ничтожных смертных униженно предложить ей свое жалкое приношение! Ну, подожди же, полосатый лицемер! Сейчас я суну под самый твой подлый усатый нос эту пустую банку – что, не ожидала?

Но Мурки нигде не видно! Откуда-то эта зверюга всегда совершенно точно знала, есть у меня улов, или нет!

Кстати, наша кошка с удовлетворением обнаружила на новом месте жительства точно такую же бочку с живой рыбной добычей и, точно так же, периодически, с дикими воплями, срывалась в её тёплую, слегка зацветавшую воду. Вот уж, воистину, - ничего не забыла и ничему не научилась…

Наверное, эта фраза всплыла из моего перестроечного подсознания. Тогда, если помните, наши прорабы именно так клеймили заскорузлых ретроградов – коммуняк и даже, в запале критики, причисляли эту, по всем политологическим канонам, левую КПСС, к ужасным и отвратительным правым силам – так было проще вывести на чистую воду этих упырей пред наши неискушенные очи. Все красные кумиры были успешно повержены и одна только фигура Владимира Ильича одиноко маячила на горизонте, противопоставляемая все теми же прорабами негодяям – карьеристам, извратившим до неузнаваемости светлые идеи вождя мирового пролетариата. «Больше социализма!» - с восторгом провозглашали они, - «Больше социализма!». Но, потом, видимо, этого самого социализма стало так много, что народу захотелось чего-нибудь поменьше размером, и нам предложили новый лозунг «Немного, совсем чуть-чуть, капитализма!». Ах, нет, мы тогда еще, как наполоханные мартышки, боялись этого страшного слова. «Да здравствует рыночная экономика!» - ну, вот, совсем же другое дело! «Рыночная экономика» - удивительный, нигде, никогда и никем не используемый термин, который какой-то гений придумал специально для нашего восторженно – перепуганного совкового стада!
 
Вот и КПСС потихоньку перекочевала, в гневных филиппиках либеральной интеллигенции, на положенный ей левый шесток, где и уселась, поносимая и проклинаемая со всех сторон.

Но самая удивительная метаморфоза произошла с дорогим и любимым Ильичем! Он, вдруг, в одночасье, в устах всё тех же либералов, внезапно превратился из гения и светоча в бандита, убийцу, сифилитика, гомосексуалиста и совершенно, ну, просто совершенно неграмотного человека! Оказывается, он не только не умел писать, но, что уж совсем удивительно, даже чуть ли и читать- то не умел! Причем ни на одном из приписываемых ему языков!

Я, в отличие от вождя мирового пролетариата, читать уже умел. Но не хотел.

А хотел я залезть на очередное, еще не покорённое моим верхолазательным талантом,  и ничего не подозревающее, девственное дерево.
 
О, это была целая увлекательная наука! Попробуй, заберись на этакого гиганта, до первых горизонтальных ветвей которого и без хорошей лестницы-то не дотянуться!

Я облюбовал подобный клён в нашей посадке, поплевал на ладошки и обхватил шершавый ствол ногами и руками. Затем, поочерёдно, перехватываясь руками и подтягивая ноги, я начал карабкаться к очередной вершине. Как я буду слезать назад? Ну, там будет видно…

Вот и вожделенная ветвь, на которую я, подобно ловкой пружинистой обезьянке, легко взбираюсь и устраиваюсь на короткий привал. Отдышался и – наверх! Тут уже дело техники – знай, себе, цепляйся да подтягивайся!

Наверху ощутимо качает. Ух, ты! Как далеко отсюда всё видно: вон наша старая хата, а вон там, чуть ближе и правее, жилище, покинутое осторожными Визельманами. Его успешно обживает семья молодых специалистов, прибывших, сразу по окончании института, на наш завод. На верёвке, прикреплённой к антенне, сушатся пелёнки – подрастает очередной житель Козельца, не представляющий, пока что, для нашей пацанской мафии, никакого интереса. Ничего, пройдёт совсем немного времени, и он будет включен в младший состав и начнет, под руководством старших товарищей, проходить трудную науку взросления, мужской дружбы и взаимовыручки!

Так, а если еще немного продвинуться наверх? А – еще? И…

Ну, вот тебе и раз! Оказывается, даже и мой, еле ощутимый, вес комара, может привести к поломке хрупкой веточки и к очень быстрому, просто таки, аварийному, спуску на родную землю. Причем, без всяких остановок на передышки! И никто-то ведь этого не увидел! А как эффектно летел младший Снакин с величественного дерева, преследуя в великолепном полёте свои же собственные очки!

Да, уж, чему-чему, а  моим многострадальным очкам изрядно доставалось от их беспокойного хозяина. Вначале их пытались как-то починять в нашей заводской кузнице. Кузнец, дядя Охрим, долго рассматривал этого инвалида, а потом, в каком-то наитии, закреплял распавшийся механизм совершенно невероятным образом с помощью гнутых гвоздей или обрезков проволоки. Однако, постепенно слабых технических возможностей этого инструментального цеха под открытым небом уже становилось недостаточно и положение приходилось спасать с помощью такого креатива, как обычная резинка от трусов. Дёшево и сердито! И очки уже никакая сила не сбросит с моего геройски облупленного носа!

Сейчас же многострадальная оптика находилась еще в самом начале своего обречённого разрушительного пути и я, быстро нашарив и водрузив на место эту необходимейшую вещь, с облегчением заметил, что все системы и механизмы работают нормально.

Так, что там у нас дальше? Внеклассным чтением заняться, что ли? Эта, совершенно простая, на первый взгляд, мысль, вдруг приводит меня в полнейший ступор и замешательство. Да откуда она вообще взялась в моей голове? Может быть, это всё следствие  быстрого и стремительного спуска с дерева?

Дело в том, что Ольга Семёновна действительно поручила нам за лето прочитать что-нибудь, кроме «Читанки» или «Родной речи». Но это же за лето! А до конца каникул еще пропасть времени! И, ведь, по сути, внеклассное чтение – это те же уроки! А всё, что хотя бы отдалённо напоминает эти самые уроки, строго - настрого не допускается пред мои светлые очи специальными внутренними охранниками, вооруженными такими же мысленными, но очень угрожающего вида, шишкастыми дубинами.

Стоило только маме напомнить об этом самом чтении, как мои охранники тут же хватали свои дубины и принимали, самые что ни на есть, угрожающие позы! Однако, как я стал с изумлением замечать, по мере продвижения по прекрасным пространствам летних каникул, мои бравые охранники всё больше теряли свой вышколенный пыл и мне уже самому, порой, приходилось их будить мощными пинками, а они, ворча и ругаясь, нехотя тащили свои, всё менее грозные, дубины на охранные рубежи.

Сейчас же никакие пинки и уговоры на этих лЕнюхов совершенно не действовали! Сколько бы я ни взывал к их профессиональной совести и священным охранительным традициям, они только мирно похрапывали, подложив свои дубины под богатырские головы.

Неужели мне вдруг захотелось, самому, без понуканий и уговоров, засесть за домашнее задание? Неужели это не во сне, я действительно, даже с какой-то сладкой тоской, представляю себе, как усядусь в тихом и спокойном, прохладном доме в тёплом, желтом кругу уютной настольной лампы и начну – невероятно!- начну с удовольствием выполнять домашнее задание!?

Дом наш, хоть и стоит на самом отшибе, никогда не заперт – недосуг изготовить необходимое количество ключей на всё наше многочисленное семейство, да и незачем. Каких-либо краж или воровства в Козельце совершенно не происходило и даже не подозревалось.

Я украдкой пробираюсь на припертую веником от назойливых кур, веранду и просачиваюсь в нашу с Юрой комнату. Здесь приятный тенистый полумрак и прохлада. Я щелкаю выключателем видавшей виды настольной лампы с выпуклым абажуром из оцинковки, которой предстоит верой и правдой служить нам с братом не только в школьные, но и в студенческие годы, и выкладываю перед собой, давно намеченный для меня моей матушкой, фолиант.

Эту мою первую, почти добровольно прочтённую книгу, я отлично помню: «Приключения Чипполино» Джанни Родари. Книга, похоже, библиотечная, большущего формата и изрядно потрёпанная.  В будущем я хорошо усвоил, что все самые интересные книжки, просто обязаны быть засаленными и потрёпанными. Но это в будущем. А сейчас я потихоньку, с какой-то сладкой опаской, начинаю погружаться в этот удивительный и неповторимый книжный мир.

Мне даже запомнились несколько иллюстраций из этой моей первой книги. Ярко встаёт перед глазами сам главный герой, с цыбулястой своей головой, в коротеньких штанишках на одной помоче, очень весёлый, храбрый и никогда не унывающий.

Еще запомнилось, как, какого-то звероватого вида копы, вывозят на тачке домик бедолаги Тыквы, а еще ярко и динамично высвечивается неразлучная парочка графинь Вишенок со сросшимися у комля хвостиками-черенками, гордо торчащими из их аристократических круглых головок.

Так что я совершенно точно могу определить период – лето 1964 - го года – с которого я начал упоительное путешествие в волшебный и удивительный мир Чтения.
 
С тех пор я непрерывно и запойно читаю – дома, на работе, в транспорте и на остановках, днём и ночью, утром и вечером, при любых условиях и обстоятельствах, в шуме и в тишине, в волнении и спокойствии. Это – мой настоящий и подлинный мир, в котором я всегда нахожу для себя опору и успокоение. Надеюсь, так будет и впредь.