Игры моего детства

 



Игры моего детства
 
  Игры детства… Несомненно, они формируют нас. Но ведь в детстве все играют. Чаще всего, в одни и те же игры, но все становятся разными людьми.
В обширном саду, под шуршащими тополями, на берегу широкого ручья прошло моё арабкирское детство. Неспроста выбрал отец этот участок, засаженный взрослыми абрикосовыми деревьями и виноградником и на берегу мелкого, но убаюкивающего своим журчанием ручья. Он ведь рос в саду на берегу Аракса, с той стороны. И яркие воспоминания детства привели его в такой же райский уголок, а мелководный ручей под окнами шумел так же, как волны многоводного Аракса, но отец по привычке называл ту странную реку Аразом… Почему странная? А оттуда воды не зачерпнёшь, да и в воду не войдёшь…

Дома на нашей улице давно снесли, ручей заковали в широкие трубы, вывели из употребления, а над ним построили много одинаковых хрущёвских домов. А напротив первые этажи купили Ерицяны, размахнулись на большой-пребольшой магазин. Когда менялся президент, хозяева почему-то не рассчитали, выступили за конкурента нынешнего президента (или чтоб нынешний не прошёл), после чего срочно пришлось расплатиться бегством. Ну, и магазином. Как это бывает, сразу же нашлись другие хозяева. Вот на месте этого магазина и был обширный пустырь, на котором мы проводили наше свободное от уроков время, и играли, играли до самозабвения, до самой темноты.

Отец иногда рассказывал, в какие игры они играли ТАМ, по ту сторону Масиса. Игры были те же самые, как и растительность, что по ту, что по эту сторону Арарата.
В его возрасте чаще всего это была игра в кости – «тчан» на нашем языке, сухие бараньи лодыжки (бабки). Хотя эта игра придумана и распространена с незапамятных времен и в разных странах, это, скорей всего, древняя игра тюркских племён, в основном, кочевников-скотоводов, которые и занесли их с собой на земли Нагорья. Отец ведь бежал из Западной Армении, все дети там играли в эти кости…

Не знаю, во что играли в детстве папины ровесницы по ту сторону Араза, мама родилась уже здесь, и, видимо, в воспитательных целях утверждала, что даже в тикник (куклы) не играла, помогали матери по хозяйству. А вот мы, девочки, родившиеся уже после войны, во что только не играли! В куклы, разумеется, всегда играли, я их покупала аж до десятого класса! Очень красивые тогда были куклы, не то что сегодняшние из Китая! А в самом раннем детстве две малочки крест -накрест, обтянутая бязью пуговица, и распашонка, нехитрая послевоенная кукла, что не мешало её любить и воспитывать. Но групповые игры занимали всё свободное от уроков время. Классики, город-за город, верёвки, чалик-малик, члик-даста, пахквоци, просто в брноци – ловитки…
Брноци – ловитки ничем не отличаются от обычных салок. На просторной улице это были настоящие ловитки, с разбегом на большие расстояния, а на заасфальтированном пятачке перед школой превращались в чалик-малик… Сторож гонял нас оттуда и мы перескакивали на площадку по соседству с нашей школой, перед  Институтом физики, закидав портфели на крылечко. Этот институт потом переделали в американское посольство, почему-то укреплённый, как от нападения артиллерийских полчищ. В тёмные годы над зданием горел огромный фонарь, освещавший тёмный проспект Баграмяна.

Чалик-малик – тут ловить приходится, прыгая на одной ноге. Вообще, дети прыгать любят, но в основном, в чалик-малик играли девочки, интересно, сохранилась ли эта игра в эпоху гаджетов? Чалик-малик мы любили до самозабвения, то есть, забыв про уроки, могли на одной ноге скакать до самой темноты! По ноге я была левша, играли мы в эту, как сейчас кажется, смешную игру, много лет. А я гляжу на мою левую ногу – на этой и варикоз больше, и отекает больше, и думаю: А не потому ли, что я столько прыгала? А вены дрыгали?

Трогательными были игры в детском саду. Там особенно была распространена такая хороводная игра, почему-то называлась  Зилина. Хороводились и приседали, хороводились и припевали: хоп, Зилина, Зилинаа… Что это слово означает, я до сих пор не знаю. Удобно для воспитательниц, все дети вместе и перед глазами.

А ещё мы любили в садике играть в платочек и в игру "нитки на пальцах". Разные варианты проделывали, все имели названия. Помню – чкут, (мизинец), оророц – колыбель. Эта игра, оказывается, распространена во всех детских садиках мира. У англичан и в Америке она называется «колыбель для кошки», в Германии – «игра ведьмы», на Гавайях – hei (от гавайского «сетка», сети), на острове Пасха – каи-каи, у эскимосов – аджарапрог, индейцев навахо –«непрерывное плетение», в Индонезии – тоёка-тоёка (лестницы, лестница). Среди фигурок, полученных в ходе игры, выделяют «лестницу Якова» (или «ромбы осэджей», «два бриллианта», «чашки с блюдцем», «месяц (солнце) в темноте» и другие… Я видела и взрослых, играющих в эту игру. И давилась от смеха.
А уж платочек складывать – раскладывать! Мой племянник мог часами играть с этим платочком, я его обцеловывала, глядя на его сосредоточенную мордочку при складывании…
Дом наш стоял на углу первой же улицы, параллельной Комитасу, в сторону молоканского сада – «Молокани айги». И улица наша была широкая, никак не хуже улицы Комитаса, а посредине текла та самая то ли мелкая речушка, то ли широкий ручей.

Мы аккуратно складывали пирамиду из семи камушков – «банка-плав», и, метнув камушком по этой пирамидке, разбегались. Дальше не помню, кажется, играли опять в брноци. На вершине покорённой горы тоже принято складывать пирамиду из семи камушков. Такие пирамиды из больших камней, сложенные на вершине горы, на перевале или в святом месте, называются "латза" и посвящаются местным божествам. Иногда увижу на фото эти камушки и улыбаюсь, сразу тепло на душе становится: Банка плав! …

Подустав, начинали бегать уже за чликом, это такая обструганная палочка, с нанесёнными на гранях цифрами. Даста в руке –, очень похожая на кухонную доска, ею ударяли по члику, он взлетал, улетал, а мы бегали за ним – посмотреть, какая цифра сверху, чтоб столько раз ударить ещё и закинуть подальше. Сын плотника Вано, Жорик, тот самый, что мухлевал с выточенными из дерева пасхальными яичками, а потом стал директором комиссионки, был высокий и длиннорукий. И даста, и члики стругал его отец, плотник Вано. В Пасху Вано вытачивал и раскрашивал деревянное яйцо. Жора этим яйцом разбивал у всех пасхальные яички и уносил их домой.
Длинный и длиннорукий Жора как размахнётся! Поддев члик, он посылал его так далеко, что мы не могли даже глазами проследить, куда он упал! Иногда члик падал криво, и обе грани смотрят на тебя, тогда все кричали: Оломба! Хорошее слово. Спросишь: Как дела? Да оломба! Мол, ни то, ни сё…

А, чуть не забыла про пахквоци – прятались мы среди высоких веничных зарослей «авела» на пустыре. «Тузапсех кармир асех»… – зычно кричал ведущий с закрытыми глазами и дети торопливо разбегались по углам. Домой не дозваться… Я всегда пряталась так, что самой становилось скучно – меня не находили, но надо было постоянно менять место. Старший из братьев попадался первым – он нетерпеливо раздвигал кусты, чтоб обозревать ситуацию, и его тут же засекали.
Мальчики к вечеру собирались кучкой вокруг «ола», а мы играли в «классики» или в «паран» – верёвку. Прыгали, прыгали…
hОл мои братья обожали, особенно старший. Он обыгрывал всех в шашки и в hол, целился метко, и попадал прямо в серединку крутящегося hола.  hОл — деревянный волчок с конусообразным металлическим наконечником, а хайтан — жгут с петлей. Петля надевается на палец, а жгут наматывается на волчок. Игрок делает резкий выброс рукой, жгут раскручивается, и этот hол начинает вращаться на земле. Поверхность hола украшали цветными полосками, при верчении они сливались в красивые линии… Наградой, как правило, служит hол соперника. Впрочем, в каждом дворе действовали свои правила игры. Настоящие асы владели самыми разнообразными приемами раскрутки волчка – сильным броском сверху, вытягиванием жгута назад, подбрасыванием волчка в воздух. Разными по форме и материалу были и сами волчки, а изготавливали их истинные мастера, которых в каждом районе знали поименно. В Арабкире hолы делали отец Жорика Вануш и Сето, он жил возле ущелья и его глухонемой брат продавал hолы по улицам. Но Сето, зная и уважая мастерство моего младшего брата, время от времени дарил ему разукрашенные hолы. Мальчишки глядели, как брат поддевает красивый, внушительный hол, попав наконечником в чью-то юлу и с завистью восхищённо охали: Сето делал, а что вы хотите!

А ещё любили играть в «аваллу». Играющие становились в ряд, нагибались, пригнув голову и схватив руками колени. Первый игрок вскакивал на пригнувшихся, приземлялся, снова вскакивал, пока всех не обскачет. Побеждал самый прыгучий.

Через год-два все эти игры, где надо было бегать и прыгать, мы передали нашему младшему поколению, плавно перейдя в подростки. Дальше начинались уже другие игры…
Теперь мы играли в «штаб», пионерлагерь. Территорию на нашей широкой улице летом огораживали, на колышки наматывали верёвки, обклеенные разноцветными флажками. Из фанеры и подручных материалов сколачивали «штаб». Что внутри надо было делать, не помню, но сидеть там любили. По вечерам дети с округи собирались вокруг штаба и мы давали разные представления, пели, танцевали, с важным объявлением номера! Как у настоящих артистов – сначала имя, потом фамилия. Указывали и класс. Роскошно праздновали Джангюлум. С цветами, веночками, в кувшине бумажки с записанной судьбой... А кувшин несли обязательно на плече.

Во время Вардевара отец запрещал нам выходить из дома, потому что заполнять вёдра мальчишки бегали к ручью, а там были стоки с верхних домов. С тех пор я во время Вардевара стараюсь из дому не выходить, кто знает, что за вода…

В остальное время мы учили уроки и читали книжки. Первый телевизор на улице появился после двадцатого съезда, в доме завскладом Валода.  Потом – у нас, в доме главврача, мама со старшей сестрой уговорили отца не отставать от времени. Часть соседей вечером ходили на телевизор к Валоду, часть к нам, а после просмотра наша часть оставалась на текущую диагностику.
Я и тогда телевизор не смотрела, он мешал читать. У нас в классе все читали, у брата в классе все читали, у сестры в классе все читали… Ни телевизора тебе, ни Интернета… Поэтому всё успевали.