Починок.
Лето, очень тепло, наверное, август, Митька, а ему пять-шесть лет, идет по лесной тропинке босой, в домотканых штанишках и рубашонке, длинные волосы льняного цвета спускаются на лоб и уши. Впереди идет его мать. За спиной она несет большую ношу сена. Сено охвачено веревочной петлей, два конца петли пе¬рекинуты через плечо; мать крепко руками удерживает веревки, склонилась впе¬ред, должно быть тяжело. Тропинка ровная, слегка утоптана, редкий березняк, осины, липы, много травы, поют птицы. Поляны, вышли в поле. Невдалеке ма¬ленькая деревня: всего пять домов. Называют деревню починок Иловатик. Митьке нравится деревня. Всего одна улица. С одной стороны три дома, с другой два. Дома бревенчатые, новые, высокие, хорошо срублены. Крыши крутые, покрыты тонким тёсом. Весело сверкают стеклами окна. Окна высоко над землей, пожалуй взрослый человек и не достанет рукой до окна. Особенно хорош дом Митькиных родителей. На улицу смотрят четыре окна. Справа к дому примыкают новые тесо¬вые ворота. Перед домом и с боков сделана высокая, крепкая изгородь из новых жердей. Колодец против дома, высокий журавль.
Мать с сеном зашла в калитку у ворот, а Митька остался на улице. Посмот¬рел вдоль улицы, увидел вдалеке мужчину и двух ребятишек. Пошел к ним на¬встречу. Мужчина, это был дядя Николай. Он с женой приехал в отпуск из Ленин¬града, жена его, тётя Маша - сестра Митиного отца. Тётя Маша кажется Митьке молодой, красивой и сильной женщиной. Митька присоединился к компании, в которой был его двоюродный брат Гена и ещё один мальчик. Они медленно шли вдоль деревни. Дядя Николай держал в руках двуствольное ружьё и вся компания часто посматривала в небо, что-то высматривали. Присмотревшись, Митька уви¬дел в небе коршуна. Он высоко, медленно кружил над деревней, ища себе добычу. Дядя Николай сказал, что пока стрелять бесполезно - дробь не долетит до коршу¬на. Решили встать под раскидистую березу. Выглядывали коршуна. Наконец, он стал спускаться ниже. По улице, у заборов бродили куры с цыплятами. Дядя Ни¬колай решил, что уже можно стрелять. Резко прозвучали один за другим два вы¬стрела. Коршун вздрогнул, его снесло немного боком в сторону, потом прямо и быстро улетел. Гена, Митька и их друг стали по улице искать дробь, которая должна здесь упасть. Сколько не искали на дороге в пыли, траве, не нашли ни од¬ной дробинки.
После этого Митька с Геной пошли к Митьке. Играли у дома в усадьбе. Ре¬шили сделать загородку для куриц с цыплятами. Из разных палочек, веток сдела¬ли небольшое ограждение, сверху закрыли прутиками, на них настелили траву. Хорошо будет цыплятам: коршун сверху не увидит. Гене не понравился вход в этот маленький лабаз: курица могла и не пролезть в проход. Спорили, что его на¬до расширить. Митьке не хотелось расширять, ведь тогда надо часть разломать, а Гена уже начал разламывать. Что нашло на Митьку, только он схватил первую попавшуюся палку и сильно ударил Гену поперек спины. Гена вскрикнул, убежал домой. Это не осталось незамеченным мамой Митьки. Долго сидел он один: горе¬вал, каялся сам себе. Все-таки пошел домой, боясь встречи с мамой. Мама пору¬гала его и послала к Гене домой: иди, помирись. Как ты мог бить его, ведь он твой двоюродный брат. Походил Митька около дома Гены, его не увидел, зайти к ним не решился. Послонялся невдалеке и медленно побрел домой.
Вечерело, садилось солнце, прогнали с пастбища коров, овец. Холодало. Стали мерзнуть босые ноги. Чтоб их погреть Митька ступал в еще теплые коровьи лепешки. Так потихоньку от одной лепешки к другой шел домой. Вдруг кто-то сзади схватил его за волосы и крепко за них отодрал. Было больно. Оказалось, ба¬бушка Акулина наказала Митьку за драку. Совершилось возмездие.
Сколько ни вытирал Митька ноги о траву, выглядели они ужасно. Мать по¬вела его в баню отмывать ноги в деревянном корыте теплой водой с мылом. Так кончился один день из жизни Митьки. Выпил парного молока, заедая хлебом, лег спать и быстро уснул.
На другой день Митька проснулся не рано. Пошел к умывальнику, слегка помыл лицо, руки. Мать пригласила его, старшего брата Сашу к столу позавтра¬кать. Младший брат Леня лежал, он болел. Поели братья каши, выпили молока - кто сколько хотел и пошли на улицу. Там что-то происходило непонятное. Взрос¬лые бегали друг к другу, громко разговаривали, куда-то собирались. Подъехал мужик на телеге, запряженной лошадью. Человек пять-шесть взрослых мужчин и вся ребятня наличная тронулись за телегой в поле и далее в лес по едва заметной дороге. Здесь Митька узнал, что поехали за быком, которого задрал в лесу мед¬ведь. Бык накануне не пришел домой со стадом; на следующий день рано утром его искали и нашли в лесной чащобе целого, почти не тронутого, но задавленного. Митька не отходил от старшего брата. Боялся, ведь в лесу медведь. Наконец, дое¬хали до места. Бык лежал на боку в мелкой лесной заросли. Митьке была видна огромная туша - грязно-белая, ноги, немного голова и от нее к туше что-то крас¬ное и рваное.
Мужики отогнали ребят от туши. Топорами прорубили в чащобе просеку до телеги. Настелили вдоль срубленные деревья и по ним, кто за веревки, кто за но¬ги, а из ребятишек кто-то за хвост, потащили быка к телеге. Старший брат, а ему было одиннадцать лет, тоже тянул за веревку рядом с отцом Гены. По толстым жердям быка затащили на телегу и процессия двинулась в деревню. Усталые и го¬лодные ребята разошлись по домам. Поели, напились кто молока, кто квасу. Ус¬талость быстро прошла. Взрослые в одном из дворов занялись разделывать быка, ребят к себе не пускали и они решили пойти за ягодами, за земляникой. Хотя зем¬ляника уже отходила, все-таки пошли. Впереди шли ребята постарше - 10-12 лет. За ними Митька, Гена (он был на год старше Мити). После драки они не разгова¬ривали, однако шли рядом. За ягодами пошла одна девочка, ее звали Капа.
Примерно в полукилометре от деревни на лесной опушке, у березового ред¬колесья остановились. Ягода была крупная, переспелая, не густо росла, но соби¬рать можно. Парни повзрослее сказали малышам Митьке, Гене, еще двум-трем таким же, чтобы никуда от них не отходили. Пристращали, что недалеко в лесу бегает большая бешеная собака и, если кто уйдет в лес, то она его заест. Собирать ягоду было жарко, нещадно кусали комары, слепни, которых называли паутами, но уходить домой без ягод никто не хотел. Терпели, ползали по траве и понемногу прибывало в их маленьких корзиночках. Старшие следили, чтоб маленькие мень¬ше ели ягод, а больше собирали в корзинки. Солнце опустилось на лес и пошли домой. Ягод набрали по половинке корзинки, кто и больше. Аромат от ягод — шли и частенько нюхали, ели ягоды. Маме Мити и Саши понравилось, что ребята на¬брали столько ягод. Похвалила их и стала собирать кушать. На стол поставила большую глиняную чашку, насыпала почти полную ягод, а сверху залила из крынки сметаной. Перемешала деревянной ложкой, положила на стол шаньги с творогом и сказала:
- Ешьте, ребята, сколько сможете - а Лёню буду кормить отдельно. Из-за болезни он сидеть за столом еще не может.
-
Нет ничего вкуснее на свете, чем свежая земляника с домашней сметаной и свежими шаньгами! Ели ложками из одной чашки до того, что ребят раздуло и глаза посоловели. От питья отказались. Вышли на улицу в усадьбу, легли на траву под окнами: отдохнуть от трудов праведных и обжорства.
Через несколько дней мать пригласила с собой на речку Митю и Гену. Она будет там полоскать белье после стирки. Речка недалеко, меньше километра от дома. Большую корзину с бельем мать взяла на согнутую в локте руку, а корзину поменьше ребята несли вдвоем на длинной полке, просунутой под ручку. Так шли полем до леса: мать впереди, ребята сзади. Тяжеловато было, останавливались, меняли руки. Зашли в лес. Ночью шел дождь и на тропе было сыро. Местами про¬ступала глина, на ней хорошо отпечатывались следы. Ребята заменили вдоль тро¬пинки чьи-то следы, похожие на след человека, вставали своей босой ногой в об¬наруженный след, но он был значительно больше. Митя покричал:
- Мама, здесь большой след.
Она остановилась, поставила корзину, верну¬лась к ребятам и, посмотрев на след, сказала:
- Это следы медведя. Он прошел, наверное, этой ночью. Испугались ребята. Ведь всего несколько дней, как медведь задрал быка, стали звать мать вернуться назад, но она успокоила ребят, сказав:
- Медведь ушел далеко, спрятался в лесу, а вы, ребята, громко пойте песни- частушки.
-
Взяла свою корзину и пошла вперед. Ребята взяли свою корзину с бельем и вдвоем во всю мочь грянули петь частушки, коих знали немало от больших ребят. Речка была рядом, в каких-нибудь двух-трех минутах ходьбы. На берегу уложены небольшие бревна; поставили на них корзины, мать стала полоскать белье. Митя с Геной по берегам речушки обнаружили заросли смородины. Полезли в них, под¬нимали ветки с черными гроздьями ягод. Наелись ягод, обожглись о крапиву и вернулись к маме. Про медведя и песни уже забыли. Помогли, в меру своих сил, выжать белье, сложить в корзины. И по знакомой дорожке, по собственным сле¬дам вышли из леса и вот она деревня.
Митя еще при возвращении домой с ягодами почувствовал, что у него болит левая нога на подошве. Похоже, бегая всегда босиком, засадил занозу. Прошло дня три-четыре, и подошва распухла, обозначился нарыв. По нескольку раз в день он брал в руки ступню, поднимал к лицу, рассматривал, показал маме большой нарыв. После этого к ним пришла тетя Маша. Осмотрела ногу, спросила у Мити¬ной мамы:
- Маша, бинт, вата, йод есть?
- Да откуда же, отродясь не бывало.
- Ну, дикари, как вы тут живете?
-
Сходила тетя к себе, вернее к своей матери, где проводила отпуск, и при-несла, что надо было для «операции» на ноге. В деревне ни у кого и ничего для медпомощи не было. Все, что было возможно, привезено тетей Машей из Ленин¬-
града. Посадила тетя Митьку на широкую лавку у стены, ногу вытянула вдоль лавки. На пол поставила тазик и сказала Митьке: -держись руками за подоконник, терпи и не дрыгайся. Митька хотя и трусил, но собрался с духом терпеть, как бы больно ни было. Тётя Маша, сидя на табуретке против Мити, укрывшись фарту¬ком, ватой, смоченной в йоде, протирала ступню - место нарыва и вокруг. Не ус¬пел Митя испугаться, как нарыв был прострижен домашними ножницами. Красно-гнойная жидкость стекала в тазик. Кожу нарыва «хирург» обстригла пошире, выдавила остатки гноя, ранку протерла ватой, смазала йодом вокруг и приложила к ранке большой свежий лист подорожника, также предварительно протертый ва¬той с йодом. Перевязала тоненько бинтом с ватой, сверху нарезанными полосами чистой льняной тканью. Через сутки тетя Маша сделала перевязку, заменила лист подорожника. Еще через день перевязку повторила, сказала, что заживает хорошо. Конечно, в эти дни Митя никуда не ходил из дома. Нельзя было загрязнять повяз¬ку. Закончили перевязку, сели к столу на кухне перекусить, испить домашнего, крепчайшего, бьющего газом в нос квасу, как тетя Маша, глядя в окно, увидела на поле к лесу овец. Там были все овцы маленькой деревушки. Она с удивлением и испугом вскрикнула:
- Маша, что это за большая собака мечется среди овец, а они разбегаются? Митина мать посмотрела в окно и крикнула:
- Это волк. Побежим туда! Надо спасать овец!
И две женщины выскочили из дома, бежали к овцам. Митька видел в окно у них в руках: у одной деревянные вилы для сена, у другой грабли. До овец было примерно треть километра. Бежали, кричали. Волк убежал в лес. На траве лежала одна овца с разорванной шеей. Она еще дрыгала ногами. Митькина мать узнала в ней свою овцу. Больше зарезанных овец не было. Что делать? Две Марьи - сноха и золовка взяли за ноги овцу и понесли к дому. Принесли, к той поре овца испус¬тила дух. Снова вопрос - что делать? - спрашивает Митькина мать то ли у себя, то ли у золовки. Тетя Маша энергичная и решительная женщина распорядилась:
- Ты, Маша, давай ножи, таз, нагрей воды и будем разделывать овцу.
Вода горячая в русской печи была всегда - большой чугунок. В ограде по¬ложили овцу на чистый деревянный стол. Тетя Маша как заправский мясник: в одной юбке и большом фартуке с длинными завязками сзади сняла шкуру с овцы, выпотрошила все внутренности, сделала все, что полагается. Потом внутри туши тщательно промывала холодной водой с колодца. На большом чурбане разрубила мясо на куски. Шкуру повесила сушиться на изгородь. Митькина мать только держала, когда надо ноги овцы, шкуру и делала то, что ей говорила тетя Маша. Часть мяса она положила в глиняный горшок и сказала, что это ей за работу. Тща¬тельно вымыла теплой водой руки до самых плеч, умылась, вытерлась длинным расшитым полотенцем, оделась, взяла горшок с мясом, сказала:
- - До свиданья, до завтра и ушла. Это действо двух женщин Митька наблю¬дал из дома, сидя у окна и запомнил на всю жизнь.
Проходили теплые летние дни, нога у Митьки зажила и он все дни бегал на улице с ребятами. Ходили смотрели, как взрослые, в основном женщины, жали рожь, овес, связывали их в снопы, снопы составляли в суслоны. Бегали между суслонами, залезали в них, играли в прятки. Суслоны подсыхали, потом их свози¬ли в овин. В овине снопы раскладывали на жерди для окончательной сушки. Вы¬сушенные увозили на гумно, где производили обмолот зерна на молотилке. Мо¬лотилку приводили в работу лошадью, которая ходила по кругу и через редуктор вращала рабочий барабан. Обмолот, в основном, производился позже, осенью, ко¬гда закончатся работы в поле.
Наступили холода, пока еще не сильные, выпал снег. В доме собирались мужчины, приходили из других деревень. Наверное, по предложению отца Мити, обсуждали вопрос о большом количестве волков в лесах, которые совершали ле¬том набеги на скот, становились опасными и в зимнее время. Митька сидел в уголке на лавке, слушал все эти разговоры как избавиться от волков. Потом ре¬шили собраться бригадой у кого есть ружья. Пригласили одного опытного охот¬ника из райцентра. Он был многим знаком: каждую осень приезжал поохотить¬ся. Рано утром бригада охотников, человек пять, собралась у дома и выступили в лес. В течение трех дней с утра до вечера все жители деревни слушали стрельбу из ружей вокруг деревни. Обошли леса и соседних деревень. Пальбы и шума было много. Посчитали, что волков разогнали далеко и надолго, хотя ни одного не уби¬ли.
Собрались снова подвести итоги «охоты». Рассказывали кто что видел в лесу, следы каких зверей часто встречались. Вспомнили, как год назад ходили на медведя. Когда подошли к берлоге люди, шумели, но медведь не вылезал. Тогда один из охотников вырубил длинную жердь, подошел к берлоге, просунул её туда и давай шевелить и тыкать жердью. Вот тогда-то и проснулся мишка. Очень резво выскочил из берлоги и кинулся к охотнику с жердью. Он бежать, что было мочи. Остальные охотники, а их было трое, стали стрелять по медведю. Убили его сразу же. Но, ...пострадал самый храбрый охотник. Случайно ранили его в руку: уж очень близко от него был медведь. Увезли раненого в больницу, вылечился. Толь¬ко рука в локте осталась навсегда слегка согнутой, хотя кисть руки действовала исправно.
В связи, с этим Митя вспомнил рассказ бабушки Анны (по матери) о том, как дед Иван Семенович был не только работящий крестьянин, но и заядлый охотник.
Давно до описанного случая, в деревне деда медведь повадился по ночам ходить на овес. Много овса помнет, объест, А если есть суслоны, то и развалит их. Крестьяне жаловались Ивану Семеновичу, просили отвадить косолапого от овса. И вот он в одну из темных августовских ночей взял свое одноствольное, заряжае¬мое со ствола ружье и отправился в поле. Шел медленно, тихо ступал. Подошел к суслонам, встал и всматривался - не пошевелится ли что-нибудь. Ждать при¬шлось недолго: между суслонами медленно шел медведь. Потом он встал на зад¬ние лапы и был выше суслонов, возможно, почувствовал вблизи человека. Ивану Семеновичу хватило нескольких секунд, чтобы тщательно прицелиться, в свете одних звезд и выстрелить. Медведь рухнул на землю. Не сходя с места, охотник зарядил ружье и не спуская, как говорится, медведя с мушки, стал к нему подхо¬дить. В нескольких саженях остановился, выжидал: не пошевелится ли. Не поше¬велился медведь. Лежал неподвижно. Подошел ближе, стволом ружья уперся в голову зверя и понял, что он мертв. Вернулся домой, разбудил ближних соседей. Запрягли лошадь в телегу и вчетвером поехали за медведем. По оглоблям затащи¬ли его в телегу. Лошадь боялась, фыркала. При разделке медведя выяснилось, что пуля попала в сердце. Вот такой он был - дед: один, ночью, с одним зарядом в стволе уложил такого зверя. На охоте добывал он рысь, лося, за которого был на¬казан. Судья приговорил его сделать какие-то работы для церкви и сколько-то раз сходить в церковь молиться сверх положенного по обычаю.
Зима вступала в свои права: выпало больше снега, стояли морозы. Крестья¬не возили сено, солому на колхозный и свои дворы. Заготавливали дрова, подво¬зили к домам, распиливали, раскалывали, складывали в большие поленницы. Уво¬зили зерно на сдачу государству, получали его на трудодни. Ездили со своим зер¬ном, семенами льна на мельницу, маслобойку. Возвращались с мукой, льняным маслом. Особенно запомнилось Мите свежее льняное масло, когда отец привозил его с маслобойки. Мать наливала масло в чашку, дети макали в масло хлебом и ели. Чудесный вкус, изумительный запах.
Заметало снегом дороги и дорожки. Даже в баню трудно было пройти. Отец вдоль тропинки с обеих сторон навтыкал вешки - палки, прутья и между ними проходили в баню, оступаясь с тропинки и проваливаясь в снег по колено. Все ходили в валенках, большинство новых, еще не разношенных. Носили шубные одежды, сшитые из выделанных овечьих шкур. Шили одежду мастера - мужчины, которые ходили по крестьянским дворам и жили у хозяев на дому, пока не со¬шьют всё, что закажет хозяин или хозяйка. Швейные машинки и прочий инстру¬мент мастера - швейники часто возили сами на обычных санках. Женщины по ве¬черам при свете керосиновых ламп пряли лен, шерсть. Льняные нити в больших мотках отбеливали в щелоке, сушили, наматывали в клубки, катушки. Льняные нити пряли разной толщины. Из тонких ткали на ручных ткацких станках полотно для нижней одежды, легких рубашек, платьев. Из толстых ниток ткали ткань, ко¬торая шла на верхнюю рабочую одежду, портянки, мешки и т.п.
Станок был полностью деревянным, сделанным лет тридцать назад дедом Иваном Семеновичем. Он был невелик размером, мал весом, его можно быстро собрать и разобрать, перенести куда надо. Бабушка Анна позднее, когда Мите стало лет десять, научила его ткать на домашнем ручном ткацком станке. Это по¬лучалось у него хорошо: знай работай проворно руками и ногами: передвигай ме¬жду рядами ниток челнок, слева направо и наоборот, да успевай ногами нажимать педали, поджимай поперечные нити бердами. По мере образования ткани вращай валик, наматывай на него ткань и фиксируй зажимом, чтобы не раскручивался. Нравилась Мите эта работа - из его рук постепенно выходило полотно: плотное, красивое, приятно веяло от него свежестью.
Как не длинна зима, но и она потихоньку подходила к концу. К весне Ми-тин отец дней на десять съездил в Ленинград в гости к сестре Марии. На поезде, а железная дорога от деревни была в тридцати километрах, время поездки состав¬ляло немногим более суток. Жители лесной деревенской глухомани заказали отцу купить в Питере одежду, обувь, ткани, особенно на детей; передали деньги, за¬писки с заказами кому что привезти. Приехал домой отец, наверное, недели через две. Все время к ним приходили люди, смотрели покупки, радовались обновкам себе и детям. Бесконечные расспросы, рассказы о Ленинграде, тамошней жизни. Тетя Маша работала кондуктором на трамвае, муж её Николай Павлович - шофе¬ром на грузовике.
Вот и снег растаял, пашня подсыхала. Мужчины на лошадях с утра до позд¬него вечера пахали землю. Женщины перебирали, сортировали семена ржи, ячме¬ня, овса, гороха, льна. Наконец и земля вспахана и семена для посева готовы. Ми¬тя смотрел, как мужчины по нескольку человек в ряд идут по пашне, начиная с края. На животе у каждого на ремнях через плечи висят большие круглые лукош¬ки с семенами. Мужчина забирает в горсть семена, бросает их в стенку лукошка. Семена разлетаются в стороны и падают в рыхлую землю. И так идут сеятели до конца загона, разворачиваются, идут обратно по не засеянному месту, бросая се¬мена. За сеятелями идут лошади: одна, две, которые тащат за собой бороны. Зерно ведь надо укрыть в земле, выровнять пашню, чтоб меньше просыхала. Лошадьми с боронами обычно управляют женщины или ребята-подростки четырнадцати, шестнадцати лет.
К концу посевных работ отца вдруг вызвали в сельсовет в деревню за пять километров. В сельсовете вручили повестку - вызов в районную милицию. На другой день, где на лошади, где пешком пришел отец в милицию за тридцать ки¬лометров. Дежурный направил его к следователю. Следователь допросил отца по поводу его поездки в Ленинград. Сообщил, что его обвиняют в спекуляции и есть от граждан заявление о продаже привезенных вещей по спекулятивным ценам. Взял с отца объяснение и отпустил домой, сказав, что если есть какие оправда¬тельные документы, то чтобы быстрее их принес ему (следователю). Отец сохра¬нил записки, просьбы от жителей деревни, кто что заказывал. Проставил цены, а он их помнил, даже собрал часть этикеток с купленных вещей. Попросил, чтоб товарищи написали кто, что купил у отца с указанием цен. Такие записки дали почти все, но человек двух, трех он не застал дома. С собранными бумагами через три дня отец был у следователя. Ознакомившись с ними, тот сказал, что это уже лучше, он передаст дело в суд и, может быть, отца оправдают. Примерно через неделю был суд. Не оправдали. По тем строгим временам конца тридцатых годов наказание было минимальным: суд приговорил отца к шести месяцам принуди¬тельных работ.
А соседа Митиного отца Василия, ездившего в то же время в Москву и при¬везшего крестьянам по их просьбам разные вещи, осудили на пять лет лишения свободы. Не сохранил он никаких записок, этикеток, не взял у сельчан писем в свое оправдание, посчитал обвинение несерьезным и получил пять лет. Митя за¬помнил, как отец прощался с семьей, уезжая по повестке к месту отработки - на строительство Горьковского автозавода.
Так двое молодых крестьян, работящих мужчин были оторваны от семей. От земли, от своего исконного дела. Митя остался в доме с мамой, бабушкой Ан¬ной, старшим и младшим братьями и шестимесячной сестричкой, родившейся осенью. Соседи по улице остались в доме втроем: мать, две дочери - Капа - вось¬ми лет и Таня - шести лет - на пять лет без хозяина и отца.
Плача и слез Митя насмотрелся и наслушался. Тюрьма представлялась ему чем-то очень страшным. Несколько дней он находился в подавленном состоянии.
Деревенская колхозная жизнь продолжалась, хотя и в ослабленном виде на две мужицкие силы. Дружно пошли всходы всего, что было посеяно и посажено. Набирала силу рожь. Теперь уход за посевами, посадками: прополка, рыхление почвы, где надо и подкормка. Приближался покос. Очень трудно было двум женщинам, оставшимся без мужей, в хозяйстве. Особенно маме Мити: работы очень много и совсем маленький ребенок. Радовал подрастающий старший сын Саша. Ему шел уже тринадцатый год, он был рослый и работал на разных работах почти, как взрослый. Маленькую дочь мать оставляла на бабушку Анну или ино¬гда ненадолго на Митю.
Покос проходил тяжело. Много зависело от погоды. Надо поскорее скосить траву, а косили косами вручную, потом ждали, чтобы она просохла сверху, затем пласты травы граблями перевертывали для просушки нижней части. Уходило на это два, три дня при сухой погоде. Сухую траву (сено) граблями сгребали в не¬большие кучи. Кучи на длинных носилках сносили к месту, где будут ставить стог. Стога ставили, по возможности, в местах повыше, где нет сырости. Прихо¬дилось настилать на землю жерди, ветки, в центре втыкать в землю длинную жердь, укреплять её внизу подпорками, чтобы она держалась вертикально, проч¬но. После такой подготовки мужчина деревянными из березы вилами с тремя рожками - два внизу, один вверху, набирал в вилы сено, сложенное вокруг, и по кругу складывал на подготовленное место. Второй человек тоже с деревянными вилами или граблями, но с черенком покороче, ходил по сложенному вокруг сто¬жара (стойки) сену, утрамбовывал его, выравнивал, чтоб укладывалось сено плот¬но, равномерно по площади. Так постепенно вырастал стог сена, кверху заострен-ный, высотой четыре - шесть метров. Вокруг стог обчесывали граблями на всю высоту, чтобы сено не висело лохмотьями, лежало ровно и плотно. Работнику на стогу подавали связанные верхушками небольшие березы - две пары. Он их укла¬дывал крестом к самому стожару, при этом березы облегали стог с четырех сто¬рон. А концы их немного не доставали до земли. Делалось это, чтоб сено не раз¬дувало ветром; постепенно оно уплотнялось и было непромокаемым. Верхняя часть сена если и промокала, то с прекращением дождя быстро просыхала. А как же слезть вниз тому, кто работал на стогу? Ведь стога складывали и большой вы¬соты. Даже с небольшого стога - высотой метра четыре - спрыгнуть было опасно, тем более, что на стогу часто работали женщины. Иногда для этого брали лест¬ницы. Но какую же лестницу будешь возить с собой?
Для спуска со стога работнику закидывали длинную витую веревку доста-точной толщины. Он веревку огибал один раз вокруг стожара и два конца вместе опускал вниз, которые должны были достать или почти достать до земли. Дер¬жась руками за одну ветвь, человек спускался вниз скользя по поверхности сто¬га. Второй конец веревки крепко удерживал работник, находящийся на земле или же он свой конец веревки перепускал вверх, помогая спуститься со стога своему товарищу. После спуска веревку за одну ветвь вытягивали со стога. След от спус¬ка зачесывали граблями или поправляли вилами. Стога обычно стояли до зимы. По санному пути сено легче привезти на скотные дворы. Закончили покос. На очереди работ подходила жатва ржи. Потом овса.
И вот в это время грянул «гром». Приехал в деревушку председатель сель¬совета с уполномоченным из райцентра и сообщил, что правительство постанови¬ло укрупнить колхозы. Маленькие колхозы, как ваш, экономически не выгодны. Будут создаваться большие, будет в них механизация, тракторы, комбайны и т.д. Была поставлена задача: до зимы всем переехать в деревню за пять километров, где сельсовет. Дорога летом туда была плохая, лесная. Перевозить по ней боль¬шие грузы очень трудно, особенно в осеннее время.
Переехать, значит разобрать дома, хлева, дворы свои и колхозные. Пере-везти на новое место, подготовить площадки и снова построить. Собрать так дом, чтоб в зиму можно было жить. Для этого надо еще вырыть колодцы, оборудовать их, перевезти корма для скота. Заготовить дрова. Да еще много чего надо. В тоже время собрать весь урожай без потерь, перевезти его на новое место. Подготовить зерно и прочее, что полагалось государству и сдать в срок! Задача для крестьян маленькой деревушки с малочисленным работоспособным мужским населением в количестве пяти, шести человек в полном объеме была непосильна. Обещал председатель сельсовета помощь в работах, да мало кто надеялся на нее. Везде ведь уборка урожая и тьма прочих работ.
И вот слышит Митя тревожные разговоры взрослых, видит слезы матери:
- Как же это можно разломать дома, сорваться с обжитого места. Ведь мы же государству сдаем все, что от нас требуют, никому не должны. Никому не ме¬шаем.
И вот жатва. Мужчина-жнец сидит на металлическом сиденье жатки с кон¬ным приводом. Нешироким ровным слоем ложатся за жаткой длинные стебли ржи с золотыми колосьями. За жаткой идут женщины, собирают рожь, вяжут сно¬пы, составляют в суслоны. Очень жарко, все спешат, мужчина на жатке мокрый от пота, лошадь блестит, женщины запарились. Некогда напиться квасу. Несколь-ко мужчин в сильной спешке разбирают дома: снимают тёс с крыш. Убирают стропила, раскатывают бревна. Убирают потолки, полы, двери, рамы. На них краской что-то пишут. Митя с другими ребятами ходили смотрели, как работают на жатве, на разборке домов. Видит озабоченные хмурые лица. Нет ни разговоров, ни смеха. Только небольшие реплики по ходу работы. Его маленьким сердцем и умом овладевает тревога, даже страх. Мама Мити переезжать отказалась, дом ло¬мать не разрешила:
- Куда же и как я поеду с четырьмя детьми, старой матерью, без мужа. Вы что же на смерть нас гоните?
- Вот придет муж месяца через три, тогда и решим, как переезжать.
- От неё отступились, оставили: дом и двор не тронули. Далее Митя помнит, как наступила зима. Снег выпал, его еще не много. Дом стоит один, остальные увезли, никаких строений больше нет. Он вышел на улицу, походил перед домом у колодца. Больше никого нет, тишина, белый снег. Идти некуда. Вернулся до¬мой. Через несколько дней пришел домой отец: кончился срок принудительной отработки. Из их разговора Митя понял, что в деревню, куда перевезли жителей их починка, они не поедут. Отец показал матери паспорт. (Как-то сумел его полу¬чить). Теперь, с паспортом он может ехать куда захочет, где найдет подходящее место.
Кордон
Место он нашел в соседней области. Работать лесником в лесничестве, жить на кордоне в трех километрах от железной дороги. Кордон уже пустовал. И вот отъезд. Стоит сильный мороз. Митя и младшие дети сидят в санях на разной по¬клаже, укрыты сверху какой-то попоной. Младший брат сидит тихо, молча, глаза не мигают, сестренка, которой всего один год лежит, укрыта плотно и спит. Отец, мать и старший брат идут за санями. Митя часто выглядывает из-под попоны и видит кругом лес: громадные деревья - ели, сосны подступают к узенькой лесной санной дороге. Длинные ветви под тяжестью снега опустились до земли. Тишина, только поскрипывают полозья саней по снегу, да иногда пофыркивает лошадь. Чувствуется, что мать недовольна переездом из своего хорошего дома неизвестно в какой дом. Что-то говорит отцу, он резко, отрывисто отвечает. Незаметно на¬ступили сумерки, подъехали к кордону. Поляна в лесу на берегу небольшой реч¬ки. Дом показался снаружи темным, мрачным. Рядом скотные хлева. Все засыпа¬но снегом, ни тропинки, ни следа. Подъехали к крылечку. Зашли в дом. В доме темно, черно, холодно. Матери не понравилось после своего светлого и чистого дома. Зажгли привезенную с собой керосиновую лампу. Стали затоплять печи: русскую и другую маленькую с чугунной плитой сверху. Постепенно нагрелось в доме. Разогрели на маленькой печи привезенную с собой еду. Поужинали, с моро¬за в тепле разморило, наладили постели и легли спать.
Рано утром отец со старшим сыном на лошади уехали на починок. Надо бы¬ло привести на кордон корову, вывезти запасы картофеля, овощей, прочие продо¬вольственные запасы и домашние вещи. Ездили они несколько раз, по вечерам рассказывали, как там в доме. Погода потеплела и все, что надо и смогли вывезли, благополучно привезли на кордон. В первые дни недели обживались на кордоне. Митя ходил на улицу, осматривал, где что есть. Сходил на речку к проруби, где брали воду. Мать очищала дом от копоти и грязи. Стало посветлее, и начали при¬выкать и к новому месту и к новому жилью.
В полукилометре от кордона находилась исправительно-трудовая колония НКВД. Отец познакомился с начальником колонии, другими сотрудниками. Об¬служивающий персонал жили семьями. Для них построены добротные бревенча¬тые дома. Зона колонии окружена высоким деревянным забором: вертикально вплотную приставлены друг к другу толстые колья острием вверх и высотой мет¬ра три. По углам забора стояли четыре вышки. На вышках круглосуточно дежу¬рили стрелки. Вблизи зоны находился длинный деревянный дом, который назы¬вали казармой для стрелков, а также павильон для служебных собак. Была баня - отдельно стоящее здание, где гражданские работники и заклю¬ченные мылись в разные дни недели. Были столовая и небольшой продовольст¬венный магазин. Отдельно небольшое здание занимала кузница. Позже, когда Митя познакомился с детьми сотрудников колонии, они заходили, обычно вдво¬ем, в кузницу. Там работали расконвоированные заключенные. В кузнеце было интересно. Наковальни, меха, молоты, нагревательные печи. Раскаленные до красна железки кузнецы клещами клали на наковальни и били по ним молотами вдвоем по очереди или каждый кузнец ковал на своей наковальне и вскоре полу¬чалась подкова или что-то еще. Кузнецы обычно разрешали Мите качать рычаг мехов - подавать воздух в нагревательную печь. Уголь в печи начинал гореть сильнее, краснел, белел, а вместе с ним и железо. Иногда, наверное, когда не было задания кузнецам на работу, они втроем на одной наковальне работали: непо¬средственно по наковальне ударял кузнец самым большим молотом, второй куз¬нец бил уже по большому молоту, третий кузнец бил по среднему молоту малым молотом. Получалась трехэтажная одновременная «ковка» с определенным рит¬мом и последовательностью звучания. Это было очень здорово - почти музыка и так длилось по полчаса, часу. Митя сидел в кузне и слушал. И еще интересное ме-сто в колонии - конюшня. Большое длинное деревянное здание. Ворота в ко-нюшню сделаны с одного и другого конца здания. По всей длине широкий проход от ворот до ворот. По обеим сторонам прохода сделаны поперечные перегородки и получилось отдельное помещение (стойло) для каждой лошади. У наружных стен стойла сделаны кормушки из досок, которые называли яслями. Корм в кор¬мушку засыпали (закладывали) сверху. С расконвоированными заключенными Митя бывал в конюшне. Смотрел на лошадей - как заводят, выводят из стойла, кормят, запрягают в сани или телеги (летом). На лошадях вывозили лес из лесосек к железной дороге. Зимой лес возили по ледяной, специально устроенной дороге. Дорогу сначала выравнивали, прика¬тывали снег. Потом по ней проезжали на специальных санях, которые от полозьев оставляли канавки. Канавки уплотняли, проезжая несколько раз. После этого вез¬ли по дороге сани с ящиком воды. Из ящика вытекали две струйки воды - каждая в свою канавку. Вода замерзала. Проезжали с водой еще раз или два раза, поливая канавки. Получались две прочные ледяные канавки. Лес возили на больших са¬нях, полозья которых снизу обиты стальными полосами. Сани по такой дороге шли легко и лошадь везла леса в два, три раза больше, чем по обычной снежной дороге.
Так шли дни за днями, прошла зима. Наступила весна. Маленькая речушка у кордона разлилась, стала широкой и бурной, сутками шумела вода. Речка, её на¬зывали Дикой, впадала в полукилометре от кордона в другую реку, немного более Дикой и называлась она Пыхтуньей. Прилетели утки, летали стаями, крякали, особенно по вечерам в ещё светлом небе. Митя смотрел на бурное проявление природы. Шум воды, утки, скворцы - всё радовало, возбуждало. Он часами про¬водил на улице, у реки. С новыми знакомыми ребятами ходил смотреть слияние двух речек. Вода там бурлила, кипела, завораживала. Стало совсем тепло. Отец вспахал землю. Посадили овощи, картофель. Стала расти трава, цветы. С речки носили воду для поливки взошедших посадок. Обязанностью Мити стало рвать траву, молочай, в основном в пойме речки, носить в корзине домой для кормежки поросенка. Он уже подрос, на нем была щетина. Старший брат сказал Мите:
- Вырывай щетину из поросенка, она мне нужна, нарви побольше.
Митя стал по щетинке выдергивать, потом по две сразу. Поросенок начал брыкаться, даже укусил Митю за ногу выше колена. Пришлось убегать от него и влезать на изгородь из жердей.
Когда вешняя вода ушла и маленькие речки во¬шли в свои узкие берега, начальство колонии решило сделать плотину ниже слия¬ния рек. Получился бы хороший пруд.
И вот стройка плотины. Заключенные возят сосновые бревна, с одного кон¬ца заостряют, потом забивают в два ряда поперек русла реки. К изгороди из бре¬вен прикладывают хворост из молодых веток. После этого пространство между радами бревен заваливают землей, в основном глиной, камнями, обломками кир¬пичей, утрамбовывают короткими обрезками бревен. Работа идет быстро, плотина растет день ото дня. Ребятня целыми днями проводила около стройки. Пришел день, когда перекрыли последнюю протоку и вода ударилась в глухую плотину, закрутилась, отхлынула назад, постепенно успокоилась.
Митя со старшим братом Сашей, его друзьями Мишей и Геной каждый день ходили на пойму реки поближе к плотине смотреть, как прибывает вода. В первые дни вода прибывала незаметно. Постепенно она начала проступать в низких мес¬тах, потом выше и выше, появилась на ровной поверхности поймы в траве.
Кому-то из старших ребят пришла мысль, что надо заиметь лодку. Ведь во¬ды скоро будет много и будем кататься на лодке. А где же её взять? Старший из компании ребят Михаил, а ему было пятнадцать лет, предложил лодку взять в по¬селке за пять километров, где была река Нея. Обсудили, решили: завтра пойдем за лодкой. Старший брат спросил Митю:
- Пойдешь с нами за лодкой?
Пойду - смело ответил он.
На другой день утром за лодкой вышли четверо: Миша, Гена, Саша и Митя
- самый младший, ему шел восьмой год. Подошли к поселку, а он располагался по берегу реки у ветки железной дороги, отходящей от Северной железной доро¬ги. Стараясь быть незаметными, подошли к реке. Лодку искать пришлось недолго. Она лежала на берегу почти полностью вытащенная из воды у небольшого дома. Огляделись вокруг: людей нет. Столкнули лодку в воду, Мите сказали: лезь в лод¬ку. Он залез. Ребята уселись и сами. Миша вста-вил два имеющихся в лодке весла в уключины, начал грести и поплыли по течению. Примерно полкилометра плыли незамеченными. Далее по реке плыть было не по пути. Вытащили лодку из воды и тащили по земле в направлении к дороге, по которой пришли. Тащить было тяжело. Мите поручили класть поперек тропы палки потолще и почаще, чтобы лодка килем скользила по палкам. Палки надо найти, принести из леса, по¬ложить на тропу и бежать за новыми или перекладывать вперед освободившиеся за лодкой. День очень жаркий, заедали комары. Вышли на дорогу в лесу по кото¬рой пришли, показалось, что двигаться стали быстрее. Ребята в тоже время следи¬ли, не идет ли кто навстречу и не догоняет ли. Если бы кого заметили, то решили лодку быстро затащить в кусты, укрыть ветками. Ветки специально наломали за¬ранее и сложили в лодку. Никто не попался навстречу, никто и не догонял. Часто отдыхали. К вечеру лодку приволокли к своей реке. Спрятали в густых кустах. Устали неимоверно, хотелось пить и есть. Митя с братом побрели домой. Мать спросила:
- Где это целый день вы пропадали?
- Садитесь, ешьте.
Братья хорошенько умылись на речке, даже рубахи сняли. Пока один умы¬вался, второй веничком сгонял с него комаров. Пришли в дом, сели за стол. На¬столько были измучены, что не понимали: пить или есть сначала. Выпили квасу, отдохнули минут десять и принялись за еду. После еды тут же растянулись на лавках, лежали. Пришло время поливать овощи. Стали носить с речки воду. Что¬бы все полить необходимо примерно сто ведер воды разлить по грядкам. Ещё нарвать травы для поросенка, принести её в корзине в хлев. И вот всё сделано. Ре¬бята снова умываются на речке, моют ноги и идут спать. Для спасения от комаров спали под пологом: такой навес из редкой домашней ткани, натянутой на дере¬вянную рамку над кроватью. Низ полога опускался на постель и комары под по¬лог не проникали, но пищали вокруг здорово.
Утром первое, что вспомнилось Саше и Мите - проверить лодку. Пошли к Мише и с ним отправились к лодке. Нашли, стоит в кустах и весла в ней. Выта-щили, приволокли к руслу, немного поплавали. Оказалось, что воды мало, тесно¬вато. Отложили катание на несколько дней, может неделю. Воды будет больше, тогда и выйдем. На другой день не рано, когда просохла трава от росы, пошли за ягодами. Саша, Митя и ещё кто-то. В лесу на полянке краснела земляника, начи¬нала поспевать черника. Стоял жаркий день, на небе ни облачка. В лесу старались собирать ягоды в тени деревьев, было терпимо. Когда пошли домой по дорожкам старых вырубок леса, солнце жарило - спасу нет. Сильно хотелось пить. Старший брат и говорит:
- Приду домой, сразу выпью стакан воды.
Митя в ответ:
- А я выпью два стакана.
Пришли домой. Митя кинулся к кадушке с водой. Ковшом налил стакан во¬ды, выпил; снова налил и выпил второй. И спрашивает у брата:
- А ты что не пьёшь?
- Я буду пить квас - отвечает брат.
Митя так и открыл рот, вот как надул его брат. Хотел попить ещё квасу, попробовал и понял: некуда, не лезет уже в горло. Обидно было. А квас такой вкусный, аж горло продирает. И понял Митя, что не надо всегда опережать стар¬шего брата; стал как бы опасаться обмана от него. Прошло в ожидании несколько дней, может неделя или более, вода полностью залила пойму, русло уже не видно. Собрались «лодочники», пошли к лодке. Знали же про неё только они, кто прита¬щил. Выволокли из кустов на воду и закачалась лодочка. Все, конечно, были бо¬сыми, штаны закатаны выше колен. Сели в лодку на сиденья - четверо, размести¬лись, мест хватило всем. Михаил взялся за вёсла и двинулись вниз по течению. Местами днище задевало за кочки. Выплыли на средину. В воде отражалось небо и лес, росший по берегам реки. Воду временами рябило, дно не просматривалось, хотя Митя и пытался его увидеть. И стало Мите страшно в лодке: кругом вода, до берега далеко, в воде небо и лес и медленно двигались к слиянию рек, а ширина воды там вдвое больше, чем в Дикой.
Сидел Митя тихо, молча, съёжившись, боясь смотреть в воду. Выплыли на середину слияния рек, поплыли к плотине. Не доплывая до неё развернулись, двинулись обратно. Михаил решил, что на первый раз хватит, не будем привле¬кать внимание к нашей лодке. Спрятали её в тех же кустах, довольные пошли по домам. Договорились на завтра снова кататься на лодке. Лето стояло теплое, даже жаркое. В огороде Митя пропалывал овощи, картофель. Сорняков росло много. Часто был занят присмотром за сестренкой Верочкой, которой было более полу¬тора лет. Ходили за ягодами, грибами с братом, другими ребятами. Отец из мага¬зина колонии приносил баранки маленькие и большие в связках, увешанный ими на плечах крест накрест. Приносил большие головки сахара, похожие по форме на толстые стеклянные бутыли. Сахар отец раскалывал топориком, А поменьше кус¬ки раскусывал маленькими блестящими кусачками. Чай пили вприкуску. Запом¬нилось Мите, как отец приносил большие рыбины длиной почти в свой рост и на¬зывал их зубаткой, большие широкие плоские рыбины под названием пал¬тус. Рыба нравилась Мите, он с удовольствием её ел. Мясо есть боялся и ел толь¬ко не жирное, где были прямые пряди. Дело в том, что к ним иногда приходил мужчина, уже пожилой, которого звали Леонтий и как раз, когда обедали. Он го¬ворил:
- Смотри, Митька, вот наешься мяса от коровьей попы, сам будешь, как ко¬рова мычать.
Леонтий смеялся, а Митька ковырялся в мясе и переставал его есть.
На кордон приходили другие лесники, лесничий. Собиралась хорошая ком¬пания. После своих лесных работ лесники устраивали себе отдых: была хорошая еда, водка. Один играл на балалайке, другой на русской гармошке. Плясали, пели песни, иногда долго, за полночь. Приходили и сотрудники колонии. Все крепкие, здоровые молодые мужики. Мите понравился один из них по фамилии Кузовой, самый высокий, сильный и веселый. У отца были весы и гири к ним, одна двухпу¬довая. Кузовой приходил, сначала брался за двухпудовую гирю, поднимал её од¬ной рукой двадцать раз, потом другой столько же. Приносил конское мясо, про¬сил мать Мити:
- Маша, пожарь мне, пожалуйста, конское мясо. Мои товарищи по службе не едят его, а я его люблю и чувствую от него силу.
Он всех угощал этим мясом. Постепенно привыкли к нему отец Мити, Митя и даже мать немного пробовала. Однажды отец поехал на лошади в телеге на же¬лезнодорожный разъезд за три километра, взял с собой старшего сына Сашу и Митю. По разъезду проходило много поездов - пассажирские и товарные. Митя впервые увидел паровоз, вагоны. Большинство поездов мчались без остановки с большой скоростью, вблизи дрожала земля. Когда отец сделал какие-то дела в конторе лесоучастка, спросил:
- Ребята, пойдем в столовую, поедим?
- Пойдем - ответил Саша.
Столовая - большой деревянный дом, широкое крылечко, ступеньки, навес над входом, опирается на деревянные резные столбы. Зашли в зал. Много столов, стульев. Справа вдоль стены длинный широкий прилавок. За прилавком стоит женщина в белой одежде. Митю подвели к столу, сказали, чтоб сел на стул и ждал. Брат с отцом принесли еду. Что ели Митя не запомнил, кроме манной каши. Манная каша так ему не понравилась, что есть он её не мог: слишком сладкая и ещё чем-то противная. Под конец выпили по стакану чая, съели по маленькому крендельку. Вышли из столовой, сели в телегу - в ней было настелено сено. Отец развязал вожжи, сказал:
- Но, пошла! Слегка стегнул вожжей по спине лошади, телега тронулась и поехали.
Так Митя впервые совершил путешествие к железной дороге. Паровозы, ва¬гоны, особенно пассажирские, произвели на него сильное впечатление. Бегут ми¬мо пассажирские вагоны с окнами. На окнах занавески, многие раздвинуты, вид¬ны лица людей. Кто там едет, куда едет? Стучат колеса на стыках рельс.
После этого на какое-то время он забыл про лодку. После Митя ходил со старшим братом на разъезд: брата посылали за чем-нибудь в магазин лесоучаст¬ка. В магазине Мите понравилось. Заходишь, там всегда люди. Надо спросить:
-Кто последний? Встать за ним в очередь и потихоньку приближаться к продавцу. Продавец стоит по другую сторону прилавка. Высокий мужчина, на го¬лове белая шапочка, похожая на пилотку. Белый халат. У него красивые, слегка седые усы. Люди покупают хлеб, сахар, соль, спички и прочее кому что надо. Продавец быстро подает товар, кладет хлеб на весы, взвешивает. Если не хватает до нужного веса он от другой булки ловким движением длинным ножом отрезает хлеб, кладет на весы - всё, стрелка точно на нужном делении. Периодически свой длинный нож он окунает в кастрюлю с водой и режет далее. Получивших покупку просит побыстрее освободить место у прилавка против весов для следующего по¬купателя. Очередь продвигается быстро, женщины потихоньку переговариваются. Мужчины часто спрашивают:
- Семён, водка, вино есть?
- Нет ни водки, ни вина.
- А разливное вино есть?
- Нет и разливного - отвечает продавец.
Митя решил, что когда вырастет, станет работать продавцом. Саша, Митя взяв покупку выходят из магазина, идут к железной дороге к дому дежурного по разъезду. Посмотрят на поезда. Один пассажирский поезд на разъезде останавли¬вается. Одни пассажиры выходят из вагонов, другие заходят. Пассажиров мало. Поезд уходит, братья идут домой. Если покупали хлеб, то маленькие куски (дове¬ски) за дорогу съедали, они казались вкусными. Хлеб покупали редко, так как мать пекла его сама в русской печи. Мука привезена из деревни, ещё при переезде на кордон. Запасов её хватило года на два.
К концу лета братья Михаил и Геннадий, они с родителями жили в старин¬ном доме в лесу на большой поляне недалеко от кордона, пришли к старшему брату Саше и пригласили на охоту. У Михаила было ружьё одноствольное, па¬тронташ с патронами. Брат согласился, увязался за ними и Митя. Надел на ноги бахары - обувь, похожая по форме на калоши, сплетена из узких полос березовой коры (бересты). Обувь легкая, мягкая. Если ступишь в воду, вода быстро вытека¬ет. В такой обуви летом ходили многие взрослые и почти все дети. За лето изна¬шивали по две, три пары. Охотники идут по лесу: сосны, ели, берёзы, липы, оси¬ны. Местность ровная, местами встречаются заросли кустарника. День безоблач¬ный. Лучи солнца пробиваются сквозь деревья снопами света. Встречаются дят¬лы, сороки, взлетают рябчики. Выстрелить охотник не успевает. Они улетают, прячутся в ветвях деревьев. Вдруг создалась какая-то суета. Все смотрят на дере¬во. Митя подбежал, тоже смотрит на сосну вдоль ствола. Спрашивает, что там на¬верху. Оказалось, что на сосну забежала белка, её видели. Она спряталась вверху в сучьях. Пошли дальше и встретили ещё бурундука - зверек поменьше белки, се¬ренький, вдоль спины яркие черные полосы. Он тоже забежал на небольшую со¬сну и его было видно. Ребята посовещались - стрелять ли по нему? Сообща реши¬ли не стрелять - зачем нам бурундук. - Вот если попадет тетерев или заяц, то стреляй Миша - сказали спутники. Ходили по лесу еще долго. Но достойной дичи не встретили. Еще один раз промелькнула по стволу дерева рыжая белочка. По этому дереву стучали большими палками, белочка же больше не показалась; на¬верное, перепрыгнула на другое дерево. Вернулись на кордон. Договорились, что на охоту пойдут через несколько дней, а в сентябре - недели через две будут ста¬вить петли для ловли рябчиков. На завтра согласились покататься на лодке.
При¬ближалось первое сентября. Мите давно, уже более полугода шел восьмой год. Родители обсуждали отдавать ли его в школу в первый класс. Начальная школа была в поселке лесоучастка на железнодорожном разъезде в трех километрах от дома. Школьников из поселка колонии в начальную школу пока не было. И реши¬ли родители: подожди Митя ещё год. Одному ходить по лесной дороге в осеннюю грязь и зимний мороз тяжело и опасно. На следующий год ещё будут ученики в первый класс.
Старший брат окончил четыре класса ещё в деревне в пяти километрах от починка. Здесь же средняя школа была на станции Гостовы в девяти километрах от кордона. Жить брату там было негде, родители не беспокоились и он оставался дома. Работы по хозяйству было много: напилить, наколоть дрова, принести в дом, наносить с речки много воды, зимой от ближних стогов привезти сено на больших самодельных санках. И так почти каждый день. Подошла осень. Убира¬ли урожай с огорода: копали картофель, овощи, подвозили к дому, закладывали в подпол. Работали все, кроме младшего брата и сестренки - они были ещё малы.
Осень постепенно и незаметно перешла в зиму, наступили морозы, пока не сильные. Речка стала замерзать. Митя с ребятами каждый день ходили смотреть - толстый ли лёд, можно ли на него заходить. Палками пробивали его. Лёд был ещё тонок.
К отцу приходили сотрудники колонии по каким-то делам. Митя с одним из них о чем-то разговаривал и даже спросил:
- Что в колонии за высоким забором?
- Хочешь посмотреть? Пойдём со мной. Я свожу тебя в зону.
Митя согласился, оделся и пошли. Подошли к небольшому помещению у забора. Навстречу вышел стрелок, приложил руку к шапке и стал что-то говорить провожатому Мити. После небольшого разговора дежурный открыл дверь в по¬мещение и сказал:
- Пожалуйста, молодой человек, в гости к нам.
Митя с сотрудником, а это, наверное, был командир, зашли в помещение, прошли через небольшой коридор и вышли на территорию зоны. Здесь было чис¬то, нигде ничего не валялось. Стояли несколько зданий, конечно деревянные, длинные и широкие. Их называли бараками для заключенных. Ещё какие-то строения. Между ними устроены неширокие каменные (из кирпича) дорожки. Обошли всю территорию и подошли к последнему небольшому дому, сделанному из толстых бревен. Дверь очень толстая с железными накладками. Командир объ¬яснил Мите назначение этого здания. В него помещают провинившихся заклю¬ченных и сидят они здесь по нескольку дней на хлебе и воде. Отопления здесь нет и зимой. Называется это место карцер. Молча слушал Митя, пытался представить, как сидят в холодном карцере люди.
- Теперь, Митя, пойдем в барак, посмотришь, где живут осужденные - по-звал командир.
Зашли в большое помещение. Светло. Окон много. По сторонам широкого прохода в два ряда топчаны на всю длину барака. В проходе стоят, в начале и конце, две большие длинные печи. Они побелены. Около каждой печи лежат сло¬женные в небольшие поленницы дрова. Между печами по длине в ряд стоит мно¬го деревянных, сколоченных из досок столов. С обеих сторон к ним приставлены длинные скамейки. На стенах висели какие-то картины. Командир объяснил какие картины и, что их нарисовали заключенные, среди которых есть художники.
- Вот сейчас и пообедаем - молвил он довольно.
В столовую вошли двое мужчин с котлами. Поставили их на стол. Стали в барак заходить заключенные со своими чашками и ложками, подходили к котлам. Им наливали суп, давали хлеб, они садились за столы и молча ели. Командир ука¬зал Мите, где сесть за стол на скамейку, сел и сам рядом. Им поднесли по чашке супу, ломтю хлеба и ложке. Весь ли суп съел, Митя не запомнил. В эту же чашку положили картофельное пюре с рыбой.
- Ешь, Митя. Эта рыба треска, ещё свежая и вкусная - сказал командир.
- Понравилось ли тебе у нас? Заключенных в колонии (в зоне) сейчас мало. Большая часть на лесозаготовках в лесу, они там и обедают.
Митя молчал. Не знал, что сказать. И понравилось (порядок везде и чистота) и пугал карцер и мол¬чаливые, хмурые, печальные лица заключенных. Вывел начальник Митю за зону, спросил:
- Один дойдешь домой?
- Дойду, я много раз один ходил.
- Тогда до свидания, Митя.
То ли дело, когда на кордон к ним приходили лесники. Весёлые, шутили, иг¬рали с детьми, рассказывали разные истории. Кто где был, что видел, что про¬изошло - заслушаешься.
Зима продолжалась. Вторая зима жизни на кордоне. Дни стали ещё короче, морозы сильнее, снегу больше. Ребята расчищали в широких местах лед на реке от снега. Пытались кататься на самодельных коньках. Расчищать не успевали, снег заваливал лёд толстым слоем. Тогда взяли с братом толстую и широкую дос¬ку метра полтора длиной, один конец слегка с одной стороны обтесали, получи¬лось закругление. Сделали на ней низкое сиденье по середине доски. За сиденьем приделали высокие стойки, которые одновременно служили спинкой к сиденью. За них можно держаться руками. С нижней стороны доски постепенно за не¬сколько дней наморозили слой льда. Перевернули льдом вниз, поставили на снег и самокат-конёк готов. Митя сел на сиденье, брат взялся за ручки, толкал вперед. Разогнав конёк с небольшой горки, он встал на задний конец доски за сиденьем и поехали. Это было любимое катанье на снегу. Лыж ни у Мити, ни у других ребят не было, но зато была собака. Ещё молодая, года полтора, говорили, что лайка. Может смесь с дворнягой. Свали её Розка. Веселая игривая собака чёрно-белой масти. Участница всех походов за грибами, ягодами, многих игр ребят на улице. Когда катались на лодке - она плыла за лодкой, потом поворачивала к берегу, бе¬жала вдоль берега, лаяла. По ночам собака часто лаяла. Может вокруг ходили вол¬ки и она их слышала. В одну из ночей Розка лаяла долго и яростно, мешала спать. Выбегала к берегу реки и там лаяла. И вдруг Митя услышал лай прямо под окнами, Розка завизжала, пронеслась к входу в дом, где рядом с дверью был лаз для соба¬ки. Успела в доли секунды проскочить в лаз в свою конуру. Встали отец, мать, зажгли керосиновую лампу, фонарь. Оделись, вышли с фонарем на улицу. По следам на снегу увидели, что за Розкой гнался от берега реки волк до самого вхо¬да в дом. Догнать, схватить не смог. Долго он её выманивал, уводил от дома. Вер¬нулись родители, погасили свет, собака затихла.
Приближался новый год. Отец говорил, что в колонию привезут кинопере¬движку, будут показывать звуковое кино. И действительно, дня через три привез¬ли. Митя с родителями и старшим братом пошли в поселок колонии. Младшие дети остались дома с бабушкой Анной. У столовой стояли сани. Лошади не было. В санях, как пояснил Мите брат, находился небольшой электрогенератор с бензи¬новым мотором. От генератора в дом тянулись провода. Прошли в обеденный зал. Стулья, скамейки почти все были заняты. Митя пролез вперед к знакомым ребя¬там, которые сидели недалеко от натянутой на стену простыни. Родители и брат сели где-то позади. В зал вошел мужчина и объявил:
- Граждане, через две-три минуты начинаем демонстрировать кино. Прошу соблюдать тишину и порядок, по залу не ходить.
Сначала вспыхнула электрическая лампочка над столом, где стоял киноап¬парат. Погасили керосиновые лампы на стенах. Киномеханик что-то делал у аппа¬рата. На простыне появилось светлое пятно, потом оно стало точно по центру. Погасла электролампа. Митя замер и пристально всматривался в экран. Сначала появились надписи, музыка. Потом какие-то действия, люди, что было малопо¬нятно Мите. Запомнилось только и осталось в памяти на долгие годы: по мелкому лесу идет танк, стреляет из пушки, под гусеницы попадают, ломаются деревья. Грохот, шум. Так Митя впервые в жизни посмотрел кино и притом звуковое. Ап¬парат стрекотать перестал, в зале вспыхнул свет. Механик объявил:
- Кино закончилось. Спасибо за внимание.
После механика встала женщина, работник колонии и сообщила об органи¬зации новогоднего праздника для детей в этом помещении.
- Установим ёлку, навесим украшения, электрические лампочки. Родители, приводите детей, все они получат подарки. Через два дня.
Митя ждал, два дня до праздника казались длинными. И что это за новогод¬ний праздник? Никогда не видел в доме ёлки, да ещё украшенной. Ни у кого ни¬чего не спрашивал, просто ждал.
Наступил долгожданный вечер. Мать дала Мите новую рубашку, штаны, валенки у него были черные, ещё не растоптанные. Немного ножницами подрав¬няла волосы спереди и сзади. Оделись и пошли: отец, старший брат и Митя. Мать с младшими детьми осталась дома. Зашли с улицы в коридор столовой. Их встре¬тила женщина, которая объявляла о ёлке. Попросила зайти в комнату слева и раз¬деться. Одежду складывали на скамейки и запоминали, где она лежит. Вышли в коридор, зашли в зал. Высокая, до потолка, ёлка стояла в центре зала. Вся увеша¬на игрушками, сверкали маленькие разноцветные лампочки сверху до низу ёлки. На самый верх ёлки одет сверкающий наконечник. Внизу под ёлкой лежала ров¬ным слоем вата. Митя понял, что вата лежала вместо снега. На вате у ствола стоя¬ли большие куклы - Дед Мороз и Снегурочка. Поодаль от ёлки стояли стулья, ска¬мейки. На них сидели дети с родителями. Нашли места и Митя с отцом и братом. Осмотрелись. Встретились знакомые мальчики. Дети подходили друг к другу, не¬громко разговаривали, показывали на ёлку, радовались, весело смеялись. К Мите подошел Коля Рябов.
- А я уж думал, что ты не придешь.
- Что ты, я два дня ждал. Никогда раньше не видел такой ёлки, только в лесу простую - отвечает Митя.
- А я уже второй раз. Первый раз был на ёлке в городе, где мы жили. Митя, ты когда пойдешь в школу?
- На следующий год пойду учиться.
- И я тоже на следующий год. Будем вместе ходить.
- И я пойду в школу на следующий год, - вступила в разговор Валя Лисова. Она сидела рядом с Митей. В это время в комнату вошла женщина, которая при¬глашала на ёлку. На ней было длинное, блестящее голубое платье, на голове тако¬го же цвета шапочка с нанесенными на неё снежинками. Она сказала:
- Дети и родители. Меня зовут Елена Ивановна. Сейчас мы встанем хорово¬дом вокруг ёлки, будем петь песни, танцевать. Музыка у нас баян, играть на нем будет Василий Федорович. Так зовут нашего Деда Мороза. Он стоял сбоку, чуть сзади Елены Ивановны. На нем был длинный красный халат, белые шапка, борода и валенки. В руках он держал баян. Выступил вперед и начал говорить:
- Дорогие дети и родители, поздравляю Вас с Новым 1941 годом! Желаю Вам хорошо, весело и радостно встретить Новый год. Успехов вам всем и креп-кого здоровья! А сейчас споем веселую новогоднюю песню:
В лесу родилась елочка
В лесу она росла.
Плавно неслась музыка баяна, дети и взрослые пели, взявшись за руки мед¬ленно двигались вокруг елки. Пели и другие песни, танцевали, кто что мог, бе¬гали вокруг елки. Елена Ивановна объявила перерыв в танцах:
- Дети, сейчас подходите по одному к столу у стены и получите новогодние подарки.
У стола уже сидел Дед Мороз. Он брал со стола подарок и вручал подходя¬щим детям, высказывал каждому пожелания, поздравления. В ответ неслось радо¬стное спасибо. Некоторые из детей получив подарок вставали лицом к елке и рассказывали стихотворение или пели коротенькую песенку. Дети и родители дружно аплодировали. Получил подарок и Митя. Стали собираться домой. Пошли с отцом и братом одеваться. Вышли на улицу - морозное ясное небо, сверкали звезды. У дома в санях работал - стучал движок электрогенератора. Пришли до¬мой, восторгов и рассказов у Мити было не счесть. Мать, бабушка слушали вни¬мательно, готовили стол к чаю. Открыли Митин подарок. Пили с ним чай. Так кончился последний день года. Как бы ни длинна холодная снежная зима и она подходила к концу. Днем подогревало, ярко светило солнце, подтаивал снег. Но¬чью морозило. Вставали дети утром, выбегали на улицу. Снег замерз крепче. Сверху образовалась прочная толстая корка, называли ее настом. Бегали по насту и никакого следа не оставалось. Вот здорово! Иди по насту куда хочешь. И ходили в лес, на речку, обследовали ближайшие окрестности. Но только до обеда. Позже наст размягчался, ноги глубоко проваливались в снег и с дороги или тропинки ни шагу.
В этот период лесникам давали задание собрать столько-то сосновых ши-шек. Утром по насту втроем: отец, старший брат и Митя шли в лес к большим со¬снам, на которых было много сучков и желательно, чтобы они начинались от зем¬ли. Брат, отец длинными палками били по большим веткам. Шишки отлетали, па¬дали на наст. Потом по сучкам влезали выше и стучали по веткам. Шишки снова падали. Их собирали, складывали в мешки, несли или везли на санках домой. Сбор урожая шишек продолжался одну, две недели пока по утрам держался наст. Шишки на лошади увозили в лесничество. Там сушили в сушилке, потом трясли на решете. Семена шишек проваливались в поддон, где их и собирали. Семена лесничество увозило в райцентр в леспромхоз. Излишки оставались в лесничест¬ве. Остаток семян лесничий распределял между лесниками. Отец приносил домой примерно по полведра семян. Что они собой представляли? Круглые, по размеру больше, чем маковые, по цвету серые. Запах - густой сосновый, смолистый. По вкусу - слегка напоминают орешки с привкусом серы. Вкусные. Дети ели их каж¬дый день, из ведра брали их горстями. Проходило два, три дня и к семенам охла¬девали. Однако через день, два снова принимались есть семена и так пока не кон¬чатся.
Со второй половины апреля таял снег. Его всегда было много. Работники колонии беспокоились: выдержит ли плотина напор вешних вод? Для пропуска воды в плотине были сделаны деревянные задвижки, которые при необходимости поднимали вверх и пропускали излишки воды. Весна занялась дружная. Резко по¬теплело, солнце и легкий ветерок «съедали» снег на глазах. Пойма реки посинела, надулась, вот-вот взломается лед, хлынет вода. Так оно и случилось. В самые по¬следние дни апреля послышался треск льда, поверху пошла вода. Сначала ее тек¬ло мало, затем больше и больше. Наконец к вечеру она хлынула бурным и мощ¬ным потоком. Митя и ребята были на берегу, ходили вдоль него. В пойме реки у кордона росли большие деревья, больше березы. Очень интересная карти¬на. Большой лес и в нем несется широкий и бурный поток воды. Вниз по реке к слиянию Дикой и Пыхтуньи в пойме рек были покосы, место чистое, теперь сплошное море воды. К вечеру ребята пошли к плотине. Вода стояла высоко, за¬движки (шандоры) были подняты. Вода сквозь спускные отверстия проходит с шумом, вырывается мощным потоком, далеко отлетает, падает на землю, вымы¬вая в ней яму. Становилось поздно. Стрелки дежурили у плотины; приходили, смотрели командиры. Ребят близко к плотине не подпускали. Стемнело, шумела вода, у плотины жгли костер, сверкали брызги воды. Уходить домой не хотелось и все-таки, пришлось уйти. Ночь Митя спал плохо, просыпался, прислушивался. Под утро крепко уснул и проснулся часов в девять. Вскочил и сразу к окну. Ниче¬го особенного не заметил. Спросил у мамы:
- Как плотина, не прорвало?
- Не знаю Митя. Саша давно туда убежал.
Быстро оделся, выпил молоко и побежал. В поселке колонии на мосту через Пыхтунью постоял, посмотрел - вода быстро идет к плотине. Никого кругом. Снова побежал уже по другому берегу вниз к плотине. Спросить не у кого, людей нет. Поселок кончился, вдоль дороги березовый лес и вот уже близко плотина. На берегу стоит народ, все - от мала до велика. Митя почувствовал, что-то неладно. Лихорадочно, с бьющимся учащенно сердцем, пробирается к плотине. Слышит уже не шум, а рев воды. Плотина прорвана на несколько метров, неровные края и между ними мутный, бурлящий, страшный поток воды устремляется вниз в яму, дальше разливается шире, выравнивается, стремительно несется вниз по лесной пойме реки. Митя испытал тяжелейшее потрясение. Наверное, даже заболел, так как к нему подошел дядя Леонтий, взял за руку и говорит:
- Ничего, Митя, успокойся. Летом плотину сделают заново, будет она выше и крепче. Вы снова будете кататься на лодке, а я ловить рыбу.
Мало-помалу Митя успокоился, смотрел на поток воды в прорыве и думал: вот придет лето, плотина будет новая и уже видел себя в лодке с братом, другими ребятами. Народ стал расходиться. Пошел и Митя, понуро, медленно. Его догнал брат, шли молча.
Через два дня, а именно первого мая оказывается большой праздник. Рань¬ше о нем Митя не знал или не обращал внимания. Теперь же увидел, как в посел¬ке колонии наводят порядок. Убирают старые или плохие изгороди, где надо ста¬вят новые. На зданиях конторы, столовой установлены красные флаги. Подмета¬ют «улицы», починили мост через реку. Чувствуется оживление, праздничное на¬строение. К размытой плотине Митя не ходил. Воды в реке стало заметно меньше. Наступило первое мая. Родители пошли в поселок колонии, Митя с ними. На улице у столовой прошло коротенькое собрание. После него заходили в столовую.
Пришло время работать на земле: готовить гряды под овощи, пахать землю под картофель. Митя в меру своих сил работал с родителями, а больше всего был занят с сестренкой, не оставлять же ее без надзора такую маленькую. Много вре¬мени проводили на берегу речки, смотрели на воду, она все еще широко текла между деревьями. Невдалеке был старый деревянный мост через речку. Он силь¬но сгнил. По нему только с предосторожностью можно было перейти на другую сторону. Митя один переходил через мост, а с сестренкой не решался. Вода сквозь мост текла быстро, завихрялась, кружилась, шумела. Над рекой с шумом пролета¬ли утки, крякали. На огороде по вспаханной земле ходили скворцы, собирали чер¬вей, носили в свои скворечники. Все видела сестренка Верочка, радовалась, смея¬лась, бегала по лужайке. Прорастала новая зеленая трава, пели, щебетали птицы, особенно заливались соловьи. Уставшую сестричку Митя вел домой, кормил ос¬тавленной для нее едой, укладывал спать и выходил в огород к родителям. Обыч¬но со старшим братом они садили картофель в подготовленную землю. Брат ло¬патой по прямой линии поперек участка делал небольшие ямки, Митя шел следом и в каждую ямку клал по одной семенной картошке. Так проходили один ряд, брат начинал следующий: землей из новой ямки засыпал картофель в предыду¬щем ряду. Так и ходили по рядам. Картофель Митя носил в небольшом ведерке. Когда он кончался, набирал из кучи на лужайке. Приходило время обеда. После него небольшой отдых и снова приступали к работе и так до вечера, почти до темна. Сестричка обычно просыпалась, когда родители после обеда принимались за работу. Митя же шел с ней на улицу или, при плохой погоде, оставались дома. Из пустых спичечных коробок что-нибудь строили или рисовали цветными ка¬рандашами. Митя любил рисовать крейсеры, море. Он от старшего брата знал, что есть крейсера на море. Дома была какая-то небольшая книжечка с рисунками про море, которую старший брат читал младшим.
Лето вступило в полную силу: росла трава, цвели и благоухали цветы. В ле¬су росли медуница и первоцвет. Деревья оделись листвой, перепадали дожди. Ждали вот-вот пойдут грибы-подберезовики. И они пошли в начале июня. Митя с младшим братом в ближнем лесу вдоль дороги собирали подберезовики. Какая радость находить их в свежей траве. Маленькие, крепкие срезать их ножичком, очищать от мусора, класть в корзиночку и нести домой. Мать жарила грибы с кар¬тошкой и луком. Вкуснота. Запивали молоком.
3. Война.
Однако в последние недели что-то происходило. Даже Митя заметил тихие тревожные разговоры старших о войне. В отпуске был молодой мужчина - млад¬ший лейтенант из Красной Армии. И вдруг его отозвали из отпуска: он немедлен¬но выехал к месту службы. В один из дней июня Митя услышал от родителей о начале войны с Германией. Разговаривали взрослые: немцы напали на нашу стра¬ну, бомбили Киев, другие города. В последующие дни читали внимательно газе¬ты, которые привозила почта в поселок колонии. Обсуждали как идет война; один раз Митя слышал из чтения газет взрослыми, что наши сбили семьдесят самоле¬тов немцев. С одобрением и надеждой отзывались об этом успехе. И все же разго¬воры были все тревожнее. Красная Армия отступала, оставляли города, села. В поселке колонии заметно прибыло людей. Приезжали, как говорили, из Киева. Месяца через два, три стали приезжать эвакуированные в большом количестве.
Война войной, а к началу учебного года родители стали собирать для Мити учебники, одежду, обувь. Встал вопрос - как Митя будет учиться писать: ведь он был левша, только ложку держал правой рукой. Решили переучить Митю держать карандаш, ручку в правой руке. Довольно плохо получалось у него: выходили сплошные каракули. Предупреждали Митю строго, настрого, чтобы писал правой рукой, а то выгонят из школы. Усердно он учился писать правой рукой.
Первого сентября отец со старшим братом отвели Митю в поселок лесоуча¬стка на разъезде за три километра в начальную школу. Из поселка колонии приве¬ли еще двух учеников в первый класс: мальчика и девочку. Все трое договорились каждое утро собираться вместе и ходить в школу. Первоклассников собрали в классе. Учительница - сухощавая, тощая женщина лет сорока пяти назвалась Эле¬онорой Осиповной. Всех детей она записала в журнал, объяснила родителям и де¬тям распорядок учебы, выдала буквари, тетради.
В первый день учеников отпустили из школы быстро. Родители учеников и дети поселка колонии вернулись домой вместе. На другой день к восьми часам ученики должны быть в школе и так каждый день, кроме воскресенья. Митя рано вставал, умывался, брал свою школьную сумку, сшитую мамой, вешал ее через плечо и шел к месту сбора. Иногда обнаруживал, что Коля и Валя не дождавшись Митю ушли. Обнаруживалось это просто: в определенном месте у дороги на пне лежала палка - если вдоль дороги - значит, ушли; если поперек - то надо ждать, еще не проходили. Такая была у ребят договоренность. В первом классе учеников было немного, человек двадцать. Были ученики и из деревеньки километра за три от школы. Митя сидел за партой с мальчиком из этой деревни, которого звали Ва¬ня, по фамилии Ронжин. Он был года на два-три старше Мити. Большой, толстый, рыжий всегда в рваных штанах Он приносил в школу в своей сумке с букварем и тетрадями большие пирожки, начиненные тертой морковью и угощал Митю. Ваня Ронжин учился слабо и через несколько месяцев в школу ходить перестал. У Ми¬ти же первые недели учеба тоже шла туго. Сначала писали просто вертикальные палочки и получались они у него кривые. Со временем выпрямились. Трудность для Мити заключалась в отсутствии опыта общения с многими чужими детьми и взрослыми.
В сентябре погода стояла солнечная, теплая. В школу ходить Мите нрави-лось. Шли втроем, было веселее. В классе познакомился с ребятами, не ссорились. У школы на улице находился новый спортивный городок: вертикальные лестни¬цы, наклонные лестницы, шесты длинные от верхней перекладины до земли, тур¬ник, брусья и еще что-то. В большую перемену ученики выбегали на улицу. Лази¬ли по лестнице, шесту, ходили по узкому бревну, баловались и просто «дурели».
В первых числах сентября у Мити появился еще один братик. Родился сын у мамы, назвали Павликом. Теперь у него стало три брата и одна сестра.
А война продолжалась. В конце сентября пришла повестка о призыве в Красную Армию отца Мити. До отправки оставалось несколько дней. Поэтому торопились выкопать, заложить в погреб картофель, овощи, заготовить, привезти дрова. Отцу помогали лесники, которые оставались дома. В домашнем хозяйстве шла большая суета. Отец старался, как можно больше сделать, предусмотреть все, чтобы семья без него легче пережила зиму. И наступил последний вечер. Собра¬лась вся семья, пришли из деревни родственники (брат мамы с женой), лесники, кто-то из работников колонии. Сидели за столом, разговаривали. Митя понял, что война будет долго длиться и отец вернется не скоро. Потом его сморил сон, он за¬лез на полати и уснул. Крепко спал. Проснулся же он от какого-то шума, суеты, слышал разговор. Говорит отец:
- Надо же, Митю разбудить не смог, так крепко спит.
Кто-то из мужчин сказал отцу:
- Не огорчайся, Константин Павлович, раз не простился с сыном, значит обязательно встретитесь после войны.
Этот разговор Митя слышал, дальше хлопнула дверь, все ушли провожать отца и он мгновенно уснул. Утром проснулся, собирался в школу. В доме было тихо, все замерло. Мать молча дала поесть. Митя как обычно ушел, встретился с друзьями, без разговоров пошли дальше. Так началась трудная, тяжелая жизнь многодетной семьи во время войны, без отца. Старшему брату и Мите доводилось работать по хозяйству. Мать много времени занята была с маленьким Павликом. После школы Митя носил воду с речки, пилил, колол дрова, заносил их домой, делал какие-то другие работы и еще присматривал за сестренкой. Только позже, вечером учил уроки при свете керосиновой лампы, потом лампу уже не зажигали, освещались коптилкой.
Старшему брату лесничество поручало выполнять вместо отца разные рабо¬ты. Сначала совместно с лесниками заготавливал березовые отрезки небольшой длины и толщины. Они применялись на изготовлении черенков к саперным ло¬паткам. Черенков требовалось много. Пилили и пилили. Выносили к дорогам, складывали в поленницы, штабели. Выпал снег, заготовки на саперные лопатки лесники вывозили на лошадях в санях в лесничество. Там в мастерской из них из¬готавливали черенки. Осень началась холодная, в октябре в доме тоже было хо¬лодно, часто топили печи, одевались потеплее. От простуды все же не убереглись. Митя и младшие дети кашляли. Мать, бабушка лечили их домашними средства¬ми: горячим молоком, заваркой из трав. Лечение помогло братьям, а вот сестренке Верочке было все хуже и хуже. Мать сходила к фельдшеру колонии, был там мо¬лоденький лейтенант. Митя видел, как приходил фельдшер, осмотрел Верочку, сказал матери, что у нее скарлатина и это опасно. Дал какие-то лекарства, объяс¬нил как лечить, но главное, посоветовал срочно отвезти ее в районную больницу. В районную больницу не увезли. Для матери тогда было слишком сложно органи¬зовать: на лошади до железной дороги, тридцать километров по железной дороге и в райцентре до больницы на лошади три километра. Транспорта не было. Пав-лику - младшему сыну два месяца, старшему четырнадцать лет, бабушки не было дома. Да, и не было привычки обращаться в больницы: родились, болели, вылечи¬вались или умирали без врачей. Может, понадеялась мать, что обойдется и на этот раз. В последний вечер у Верочки был жар. Она была на ногах, раскраснелась, бе¬гала, металась. Ложилась в постель и снова вставала, тяжело дышала. Митя не от¬ходил от Верочки, старался все для нее сделать, развлечь. Настал поздний вечер, ночь. Уснула сестренка, уснул и Митя на своей постели. Проснулся рано, в доме был свет, мать была на кухне. Митя кинулся в комнату к Верочке. Она лежала на спине на кровати. Митя думал, что она спит. Стал ее трогать, разговаривать. По¬дошла мать и сказала тихим печальным голосом:
- Не тронь ее, Митя. Она умерла.
Митя отодвинулся. Странно, но она лежит, как живая, такая красивая, лю¬бимая и единственная сестренка. Митя как будто окаменел, стоял неподвижно, ничего не видел, не слышал. Пришел в себя когда мать за рукав вывела его на кухню.
- Собирайся, Митя, в школу, а мы с Сашей будем делать, что надо для похо¬рон Верочки.
Медленно, как во сне, он собирался в школу. Не помнил, как пришел в класс, сел за парту. Пришла учительница, машинально встал, сел. Почему-то в тот день учительница была другая, молодая, недавно появилась в школе. Митя отрешенно смотрел на классную доску. Учительница что-то говорила, писала на дос¬ке, а он видел сестренку: дом, вечер, она бегает, подходит к нему, он ее обнимает, что-то говорит. Потом видит ее утром на кровати, она лежит, она спит, вот-вот проснется. Вдруг рядом с Митей учительница, она что-то ему кричит. Митя оч¬нулся и видит перед собой лицо, которое кричит:
- Ты что стоишь как истукан?! Отвечай!
Что отвечать Митя не знает. По щекам у него текут ручьи слез, капают вниз на тетрадь, на строчки. Они расплываются. Плохо соображая Митя закрывает тет¬радь, достает сумку из парты, складывает в нее тетрадь, букварь, надевает сумку на плечо и молча выходит из класса. Идет в раздевалку, ищет свою шапку, шу¬бенку, лицом зарывается в нее. Его маленькое тело сотрясают рыдания. Уборщи¬ца мыла полы, подходит к Мите, прижимает к себе, гладит по голове:
- Успокойся Митя. Что с тобой, какое горе?
Захлебываясь от слез он отвечает:
- Сегодня утром умерла сестра.
- Сколько ей лет? - спрашивает женщина.
- Три года скоро будет.
- Да, уже большенькая. Как жаль.
Оделся, вышел на улицу и пошел домой. Дома из взрослых была бабушка. Она недавно пришла из соседнего поселка и только узнала о смерти внучки. Мать ушла в сельсовет за девять километров, старший брат в лесничество, тоже девять километров. К вечеру пришла мать, с братом пришли лесники. Они делали ма¬ленький гроб. На другой день собрались идти в село Хмелевку копать могилу.
Утром, как обычно, Митя ушел в школу, так же как и все последние дни. Учебу вела Элеонора Осиповна. Она очень душевно, отдельно от всех, поговори¬ла с Митей, постаралась его успокоить. Дальше похоронные дела прошли как-то без его участия. В доме стало тихо и пусто без сестренки. Митя присмирел, мало разговаривал, забивался где-нибудь в угол и молча сидел. Зима становилась сви¬репее: и снег и морозы еще более студеные морозили людей. Выхолаживали жи¬лища. В школу ходить становилось труднее - заносило дороги и тропинки снегом, продувало холодным ветром одежду и шапку. Мерзли щеки, нос, руки, ноги. У Мити иногда от простуды болели уши. Тогда бабушка ваткой смоченной в кам¬форном спирте затыкала ему уши. Он так ходил по нескольку дней и помогало. Намерзнувшись за дорогу из школы, он залезал на русскую печь отогреваться. Печь была горячая и даже на ней жгло. Приходилось постилать на печь полови¬чок. Иногда, когда не было дома мамы, и старшего брата, и если печь была не го¬рячая, Митя с младшим братом Леней разводили на печи небольшой костерок из лучинок. Костерок горел, освещал, становилось теплее. Лучинки сгорали. На печи оставались зола, угли. Старший брат обнаружил остатки «костра», показал маме. Митя получил нагоняй:
- Что ты хочешь сжечь кордон. Где мы будем жить тогда - кричала мама.
Больше костров на печке не разводили. От взрослых Митя слышал разгово¬ры, что через разъезд идут поезда с эвакуированными жителями из Ленинграда и они сильно голодают, даже умирают в вагонах от голода и холода. Местные женщины ходили к поездам (они на разъезде часто и подолгу стояли, пропуская воин¬ские эшелоны) с варенным картофелем, другими продуктами, обменивали их на разные вещи у голодающих ленинградцев. В поселок колонии прибывали эвакуи¬рованные в основном с Украины. Поселяли их в семьи местных жителей. На кор¬дон тоже поселили две семьи. Один, как казалось Мите, пожилой хромой мужчи¬на и его жена - молодая и красивая. Мужчина, фамилия его была Горский, рабо¬тал в колонии - проверял корреспонденцию, то есть всю переписку заключенных и не только их. Его жена нигде не работала, негде было работать. Вторая семья тоже муж с женой. Он служил стрелком в колонии - охранял заключенных, когда их вели в лес на лесозаготовки, в лесу и на обратном пути в зону. Человек он был здоровый, молодой и злой. Звали его Васька Оборотов. Мать Мити видела, когда колонну заключенных, как говорили тогда, гнали в лес на работу мимо кордона, Васька отставших, обессиленных заключенных бил палкой. Они просили его не бить, но он злился и бил еще сильнее. Мать Ваську ругала за избиение заключен¬ных. Он обычно отмалчивался или крепко, немногословно огрызался. Жена Вась¬ки молодая, тоже красивая, с большими голубыми печальными глазами, русыми волосами, локонами, спускавшимися на голые плечи, была рабски покорна мужу. Примерно через полгода Оборотов с женой переселился в поселок колонии. Гово¬рили, будто вскоре его отправили на фронт: удалили из колонии за жестокое об¬ращение с заключенными.
На кордон к Митиной маме часто обращались родственники заключенных, приехавшие навестить своих родных. Привозили продукты для поддержки близ¬ких людей сильно голодавших в колонии. Одновременно на кордоне жили по два, три человека, приехавших на свидание, по неделе и более. Одна молодая женщина, звали ее Анна, приезжала к мужу из какого-то города несколько раз в зиму 41-42 годов. Много разговаривали с ней вечерами при свете коптилки. Она рассказыва¬ла о муже, который сидит безвинно, он хороший специалист, работал на заводе. Посажен на 5 лет. Говорили о войне - немец вплотную подошел к Москве, идут тяжелые бои. От этих разговоров Мите делалось страшно. Ему казалось, Москва близко, и, если ее займут немцы, то через несколько дней могут дойти до разъезда и колонии. Потом он все-таки спросил, сколько километров от них до Москвы и немцев? Оказалось далеко, около восьмисот километров, немцы сюда не дойдут и под Москвой их скоро разобьют. Митя успокоился, осмелел и стал разговаривать с Анной. Она ему рассказала о Москве, других городах, читала книжки. Привезла в очередной раз книжку «Волшебник изумрудного города». Ее читала детям, за¬тем читал старший брат. Книга страшно понравилась Мите. Потом он настолько осмелел, что спросил у Анны про лыжи, как ему хочется их иметь. Привезла она и лыжи. Новые, коричневые, как хорошо пахли смолой, красиво изогнуты, носки лыж высоко загнуты. Радости Мити не было границ. Вечерами он часто сидел с ней рядом, даже прижавшись к ней, ели запеченный в русской печи картофель. Картофеля было много, хватило на всех до нового урожая.
В декабре пришли радостные вести: немцев разбили под Москвой и гнали дальше на запад. Повеселели лица взрослых, в том числе и работников колонии. Горский говорил о досрочном освобождении многих заключенных. Они писали заявления с просьбой отправить на фронт, их отпускали домой, они вольно шли на разъезд к поезду. Митя иногда шел в школу вместе с ними - дорога одна. Спрашивали про отца, семью, где, с кем живет? И казались они совсем не страш¬ными и не опасными.
В очередной и последний приезд Анна уехала домой вместе с мужем. При¬везла его на кордон, поели вареного картофеля с квашеной капустой, еще чего-то, отдохнули день. Рассказала о хлопотах по освобождению мужа. Директор завода добился возвращения лучшего специалиста на работу. Мать в дорогу дала им не¬много продуктов. Распрощались и ушли. Навсегда. Больше Анну не видели, ниче¬го о ней не слышали.
В один из зимних морозных дней Митя после школы, сидел дома, учил уро¬ки. Из окна хорошо видна дорога в колонию и от кордона дорога вела в село Хме¬левку, где было ближайшее кладбище. Из окна видно, если из колонии кто идет или едет на лошади. На этот раз Митя увидел уже прямо перед окнами две повоз¬ки. Лошади везли сани нагруженные чем-то. Присмотревшись, Митя рассмотрел под рогожами трупы людей: из-под них выставлялись голые руки, ноги. Впереди в санях сидели по два заключенных, сзади шли пешком два солдата с винтовками. Митя прибежал на кухню к маме:
-Мама, что это в санях везут?
-Заключенных, Митя. Они умерли в колонии, теперь их везут хоронить в Хмелевку.
Митя в эту зиму еще не раз видел, как возили хоронить из колонии умерших людей. Шла первая военная зима. Холодная, голодная. В семьи приходили похо¬ронки. Отец Мити служил в г. Кирове, работал на строительстве военного завода, писал письма. Один раз мать ездила к нему, увозила продукты. Голодно жилось солдатам. Второй раз отца навестили старший брат с бабушкой. Поездки были тяжелые и опасные. Двести километров по железной дороге. Билет не купишь, поезда забиты народом. Ехали туда и обратно по договоренности с проводником за продукты. В конце апреля в воинском эшелоне отец проехал через разъезд на фронт. Стрелочнице выкинул из вагона свою гражданскую шапку с пришитым письмом. Шапку стрелочница принесла Мите в школу. И все-таки жизнь устанав¬ливалась, пришла в определенный ритм: тяжелый, опасный, но люди жили наде¬ждой Победы.
К весне стали привозить одежду, белье из госпиталей на стирку и ремонт. Распределяли женщинам, которые и производили эту работу. Белье после стирки висело на веревках, сушилось.
Временами происходили разные события. Однажды морозной лунной но¬чью Митя проснулся от какой-то тревоги. Встал, в комнате достаточно светло от лунного света. Мать и квартиранты смотрят в окно. Присоединился к ним. Яркая луна заливала светом снежную поляну перед кордоном. Вдоль поляны посередине медленно то ли бежал, то ли шел волк. Он был красив. Добежав до изгороди легко перемахнул через нее и скрылся в лесу. Собака почему-то не лаяла; наверное, из- за сильного мороза была в доме. Смотреть больше нечего, легли спать.
Во второй раз Митя проснулся глубокой ночью от движения в комнате. Встал, ночь темная, свет в доме не зажигают. Все смотрят в окна. Слышен нарас¬тающий шум, гул. Увидели низко в небе самолет, он пролетал над кордоном, Ми¬тя даже увидел цветные огни: красный и зеленый. Самолет скрылся за деревьями и вскоре шум от него затих и прекратился. На другой день были разговоры в поселке колонии насчет самолета. Говорили, что в нескольких километрах он упал на лесной поляне. Начальство посылало стрелков искать самолет. Будто бы на¬шли, самолет наш. Были живы один или два пилота. Пилоты молодые, ночью за¬блудились, топливо кончилось и упали.
В конце зимы было морозное утро. Митя один шел в школу, рассветало. Примерно в полукилометре от поселка навстречу ему два стрелка - один с ре-вольвером, другой с винтовкой, с ними овчарка вели задержанного заключенно¬го. Он совершил побег, пытался пройти к пассажирскому поезду, но в то утро по¬езд шел с опозданием и беглеца схватили. Митя обратил внимание на заключен¬ного. Высокий, на внешность крепкий мужчина лет тридцати, мужественное во¬левое лицо, голова наголо острижена. Шапки нет, короткая фуфайка подпоясана, ватные брюки, серые валенки. Мите показалось, что такой человек мог быть ко¬мандиром Красной Армии, но за что-то попал в тюрьму и, наверное, пытался бе¬жать на фронт.
Снова весна. Конец апреля, В школе весенние каникулы. Они тогда были во время весенней распутицы. Бабушка собралась на кладбище. Взяла с собой Митю. Он с радостью согласился. Идти до кладбища в селе Хмелевка шесть километров. Сначала нужно пройти воинскую часть, находившуюся в трех километрах у ветки железной дороги. Подошли к поселку воинской части без помех. А вот чтобы выйти из него на окраине был зачем-то сделан забор из колючей проволоки. В нем проход, калитка, часовой с винтовкой. Поговорили с бабушкой, где будем проходить забор? Обойти часового и пролезем под проволокой или пойдем к ча¬совому? Решили идти к часовому. Подошли. Часовой крикнул:
- Стой!
Бабушка в ответ:
- Сынок, нам надо на кладбище пройти. Пропусти Христа ради.
А сама все ближе подходила к нему. Вот уже в двух метрах от него, Митя сзади. Сначала солдат ярился, ругался, бабушка ему что-то говорила. Достала еще теплые пирожки с картофелем, угостила служивого. Он открыл калитку, бабушка перекрестила солдата, сказала:
- Храни тебя бог солдатик - и они прошли.
Шли лесом. Перед Хмелевкой была небольшая речка. Она разлилась, вода затопила дорогу. Обходили стороной по незатопленным местам. Пробрались на сухое место и скоро вошли в село. В селе у бабушки много знакомых людей. Лет десять, до тридцать седьмого года она служила в церкви. Знала многих прихожан, знали и ее. Заходили к одним, другим. Везде, хотя и скромно, но угощали. Бабуш¬ка говорила:
- Ешь, ешь Митя - и он здорово наелся.
Пришли на кладбище. У бабушки здесь похоронен муж, дед Мити, Иван Семенович. Сначала побыли на его могиле, прибрали, поправили, потом на моги¬лах других родственников и последнюю посетили могилку сестры Верочки. Земля осела, крест наклонился. Наносили с бабушкой земли на могилу, даже накопали дерн с травой и положили сверху ровным слоем, поправили крест.
Потом бабушку приглашали знакомые люди. Она пела у могил молитвы, что-то причитала. Что именно, Митя плохо понимал. Все это кончилось. Пришли с бабушкой на место захоронения заключенных из колонии. Зимой глубоко не за¬капывали. Умерших было много и еле живые голодные заключенные не могли выкопать глубокие ямы. Просто по возможности сверху засыпали землей. Земля оттаяла, осела. Из нее торчали руки, ноги. Митя встал, близко не подходит и го¬ворит:
- Бабушка, я боюсь.
Она в руках держит лопату, где-то взяла еще одну, подала Мите и говорит:
- Давай, Митя, закопаем получше, чтобы не видно было рук, ног. Грех так оставлять.
Сначала с опаской, потом осмелел и вместе с бабушкой носили лопатами землю, засыпали торчащие руки, ноги. Долго работали. Бабушка вспотела, часто вытирала лицо платком. Закончили. Бабушка прочитала молитву и пошли с клад¬бища. Пришли снова в село к знакомым. Здесь их оставила ночевать хозяйка до¬ма:
- Анна Андреевна, оставайтесь у нас. Время к вечеру, куда же вы пойдете. Завтра утром и отправляйтесь домой или куда вам надо.
Пришлось согласиться. Вечерело, было тепло. Митя походил около дома, рассматривал деревенскую улицу. Людей мало, даже собак не видно. Позвали ужинать. Ели очень вкусные горячие пирожки с картофелем и луком, запивали прохладным из погреба молоком. Разговоры хозяйки с бабушкой были про войну: кому в деревне пришла похоронка на мужа, сына или брата, кто ранен и в госпи¬тале или кто из знакомых по ранению пришел домой.
- Да, Анна Андреевна, весна и лето ожидаются для нас тяжелыми. Мужчин в деревне почти нет, одни старики, да ребятишки четырнадцати - шестнадцати лет. Основная рабочая сила женщины, а ведь у многих малые дети. Лошадей мало осталось, которые получше на войну забрали. Кто и как будет пахать, сеять, са¬дить? Да, если и вырастим хлеб государство заберет себе, нам колхозникам может ничего не дадут. Одна надежда на свой огород да корову - такие заботы одолева¬ли хозяйку.
Поговорили о крестьянском житье две пожилые женщины, долго не засиде¬лись, утром вставать рано. Митя с бабушкой пошли домой той же дорогой в лесу. Разлив речки миновали благополучно. Подошли к поселку воинской части. И тот же вопрос: как проходить забор? На этот раз решили пролезть под изгородью. Заранее свернули с дороги, отошли подальше от часового, не показываясь ему. Нашли место, где в земле небольшое углубление и проволока висит повыше. Ми¬тя встал на колени, прилег, и пролез под проволокой. Взял с земли сосновый су¬чок побольше размером, просунул его под нижнюю проволоку. Один конец под¬нял повыше, насколько возможно. Получилась порядочная дыра. Бабушка опус¬тилась на колени и на локти. Полезла, хотя и цеплялась проволока за спину, все- таки пролезла. Митя опустил сучок, забросил его подальше, помог встать бабуш¬ке, она перекрестилась и молвила:
- Пошли скорее от проволоки.
Между кустарниками взяли направление к дороге и вскоре вышли на нее так и не увидев часового.
Совсем растаял снег, даже в лесу. Старший брат перекапывал землю под овощи перед кордоном. Земли было много. Приходилось в борозды закапывать навоз, перегной, который на санках он навозил еще по насту. Работа продвигалась медленно. Помогала мать. А вот большой участок под картофель перекопать не смогли бы. Мать пошла бить челом к начальнику колонии. Просила вспахать участок. Обещал начальник и дня через два приехал расконвоированный заключен¬ный на лошади, которая везла перевернутый плуг и борону. Мужчина лет сорока, чернявый аккуратный. Мать предложила ему поесть.
- Нет, гражданка, сначала работа. Показывайте, где пахать.
Участок расположен вдоль берега реки, соток двенадцать. Пахарь прошел по земле до середины участка, вернулся к лошади, перевернул плуг для вспашки, что-то подкрутил и начал пахать. Митя и раньше видел, как пашут мужчины, но от этого он не отходил. При кажущейся слабости он проворно и ловко пахал. Ло¬шадь не понукал, не хлестал, они превратились как бы в одно существо. Пласты ложились ровно, без прорех, пахота продвигалась довольно быстро. После пахоты пахарь откинул плуг, прицепил борону и весь участок заборонил. Земля стала ровная, выглядела приятно. Закончив боронить, он подвел лошадь к кордону, от остатков стога набрал охапку сена и дал лошади. Сам сел на низенькую поленницу дров. Митя побежал домой:
- Мама, дяденька закончил пахать.
- Так быстро? - отозвалась мать.
Тут же взяла крынку молока, краюшку хлеба и вышла к пахарю.
- Как звать тебя, уважаемый?
- Мирон - ответил тот.
- Спасибо тебе, Мирон, дай бог тебе здоровья. Поешь - и подала ему молоко и хлеб.
- Может картошки запеченной принести?
- Нет, мамаша, ничего больше не надо.
Мирон не торопясь ел хлеб, пил молоко прямо из крынки. Пустую крынку поставил на дрова. Подошел к лошади, поправил сбрую, прицепил плуг в транс¬портное положение, к нему прицепил борону. Взялся за вожжи, слегка потряс ими по спине лошади и она пошла.
- Всего вам доброго, мамаша - сказал Мирон, ушел с лошадью и, больше его не видели.
Работы с посадкой овощей, картофеля было так много, что маме Мити не было времени ухаживать за Павликом. Ему шел девятый месяц. Старший брат сделал деревянную тележку. Для колес он отпилил от толстого березового бревна диски шириной несколько сантиметров. В центре дисков прожег отверстия под оси. Прожигал концом стального стержня, нагретого до красна в русской печи. Сколотил из досок ящик с невысоким бортом. Под середину ящика прибил бере¬зовую крепкую палку. Круглые концы палки выходили за пределы ящика. На них надел колеса, а чтобы они не сваливались на концах осей прожег отверстия вста¬вив в них вертикальные круглые шпильки. Для катания тележки вдоль ящика с боков прибил две длинные палки. На концах палки соединил рейкой. Получилась тележка на двух колесах. Оси тележки брат смазал берестовым дегтем Показал Мите, как надо в тележке возить Павлика, чтобы не уронить и не ушибить и вру¬чил ее ему. В ящик настелили старой одежды, и Митя целыми днями в этой те¬лежке катал Павлика. Если он обмарается, то вынимал его из тележки, обтирает свежей травой, вытирает в тележке. Свежей травы настелет, усадит на нее Павли¬ка и снова катает. Так проходили дни: катание, кормление, сон братика. Если он не съедал приготовленную ему еду, то Митя за него это делал охотно. Когда вы¬давался часок свободного времени Митя бегал к плотине. Прорыв, конечно, не за-делывали, не восстанавливали. Не до того было. За плотиной образовалась широ¬кая и глубокая промоина. Вода в ней текла тихо, дно песчаное. Собирались с ребя¬тами у водоема, купались, загорали. Вода в начале лета была холодная. На берегу разводили костер, грелись. После Митя присоединялся к группе ребят из двух, трех человек. Они сопровождали начальника колонии Котлярова, который любил гулять по ближайшим окрестностям с малокалиберной винтовкой. Патронов у не¬го было много, стрелял он метко. Ребятня была рада ставить ему мишени: пустые спичечные коробки, скорлупки яиц, даже пятаки, кое-что другое. Походив часок, начальник не спеша уходил к себе, постукивая по голенищу сапога прутиком или палочкой. Ребята расходились по домам, восхищаясь мёткой стрельбой начальни¬ка, пытаясь угадать, когда они пойдут с ним в следующий раз. Лето было очень жаркое, приходилось часто и обильно поливать овощи. Ходили поблизости за ягодами, грибами. С начальником колонии ходить стали реже, а потом он и вовсе пе¬рестал упражняться с винтовкой. В последний раз даже сказал:
- Пока, ребята, ходить не будем, сейчас не до упражнений. Положение очень серьезное, война.
Что война, конечно, все знали, постоянно о ней слышали, но она где-то да¬леко. Радио в поселке ни у кого нет. И что значит положение серьезное? Потом до них стало доходить слово Сталинград. Наши войска снова отступают, враг рвется к Волге. Снова тревога у взрослых, тревога и в детских душах.
Дни проходили один за другим, очень похожие друг на друга. Обязанностей у Мити было много. Так же приходилось возиться, катать в тележке младшего брата, присматривать за средним братом, которому шел седьмой год. В то же вре¬мя успевал пропалывать овощи от сорной травы, поливал. Подрастала морковь - вкусная, сладкая. Нарвет, вымоет ее в речке, ест сам сколько съестся, кормит среднего брата, а младшему Павлику не давал - зубов у него еще мало было, мог подавиться. С тележкой, Павликом, Леней выходили ближайший вдоль дороги березовый лес за земляникой, грибами. Мать, старший брат, бабушка с помощью знакомых людей из поселка колонии накосили сена для коровы и всё на полянах поблизости от кордона.
Приближается первое сентября. Митя готовится во второй класс. Первого числа снова собрались втроем - еще Коля и Валя. Первые дни, недели сентября стояли солнечные, теплые. Три километра пути проходили незаметно в веселой болтовне. Один раз Митя и Валя шли из школы вдвоем, Коли почему-то с ними не было. Шли, спокойно разговаривали. Вблизи поселка лесоучастка навстречу им шел один мальчик из новеньких в колонии. Он шел учиться во вторую смену в третий класс. Остановились, поговорили с Васей - так его звали. Валя позвала Митю идти быстрей домой. Он ответил:
- Да что ты торопишься. Сейчас пойдем.
Она молча подбежала к Мите, что есть силы стукнула его по голове своим портфелем и убежала вперед. Удар был силен. Очень удивился Вася, спросил:
- Что это с ней?
Стыдно стало Мите перед новым другом, что его так огрела девочка. Разо¬шлись молча, каждый в свою сторону. После этого случая Митя никогда не ходил с Валей вместе, не ходил с ней и Коля. Так и ходили два друга вместе. Коля стал покуривать, носил с собой табачок. Иногда он уговаривал Митю в школу не идти, а посидеть в лесу у костра. Заходили в удобном месте в лес, разводили костер, пекли картошку. Коля закуривал самокрутку, предлагал покурить и Мите. От ку¬рева ему становилось дурно. Болела голова, подступала тошнота. Курить Митя не стал. Хватило несколько раз, чтобы отказаться от курения навсегда. Приходили из леса домой. Мать заподозрила, что Митя приходит раньше и от него пахнет кост¬ром. Расспросила строго, сходила к родителям Коли. Тот получил нагоняй. Уроки больше не пропускали. Однако Коля курить не перестал и один раз попросил Ми¬тю взять табак к себе в карман:
- Ты ведь не куришь, пусть табак побудет у тебя, а завтра я его возьму об¬ратно. Насыпал Мите в карман фуфайки табак, и разошлись по домам. Дома, слу¬чайно, мать табак нашла. Поднесла к носу Мити горсть его и спрашивает:
- Что еще ты вытворяешь?! Мало того, что уроки пропускаешь, так еще и куришь?
Митя клялся, что не курит.
- Так чей же это табак? Коля тебе дал? Таким образом, выходит, он спрятал его от своих родителей?
Митя молчал. Мать снова пошла к Колиным родителям. Те приперли его. Пришлось сознаться и получить немедленно порку от отца, который служил в ко¬лонии каким-то командиром. В школу друзья ходили вместе, наверное, немного поумнели. А вот Валя ходила одна все реже и реже, а потом вовсе бросила школу. Мите все-таки жаль, что она не ходит. Даже мать Вали не смогла ее заставить учиться. Отец у них был на фронте.
После школы и по воскресеньям Митя участвовал в копке картофеля, убор¬ке овощей. Старший брат выкапывал картофель небольшой деревянной лопатой, Митя собирал в ведро, относил и высыпал на лужайке для просушки. Так же и морковь. Просохший картофель, морковь снова собирали в ведра, засыпали по два, три ведра в мешок. Мешки по две штуки укладывали в деревянную детскую тележку (ту самую, что брат сделал) и везли к дому. Снаружи в отверстие по лот¬ку мешки спускали в подпол. Там их принимала мать или старший брат. Рассыпа¬ли в подполе - картофель в одно место, морковь в другое. В подполе было высоко и места много. Картофеля и овощей засыпали тоже много. Последней снимали капусту. Недели через две солили. Обычно в деревянную бочку ведер на шесть. Часть капусты оставляли в вилках. Кроме капусты ранее, тоже в бочки засаливали огурцы, грибы - по несколько ведер. Через год и потом уже каждый год, когда подрос Митя, средний брат Леня они каждое лето в ближайших лесах набирали ягоды: малину, чернику, черемуху. Их сушили. Набиралось сушеной ягоды по од-ному, два мешочка литра по три каждой ягоды. Меньше было черемухи. Ее при¬меняли только, как закрепляющее средство при поносах. Малину и чернику зава¬ривали кипятком и пили как чай. Сахар был редкостью. Больше других ягод на¬бирали в конце лета брусники. Дома ее очищали от мусора: на ветру сыпали с вы¬соты метра полтора на большую подстилку. Ветер уносил мусор, ягода оставалась на подстилке. Ее замачивали в бочке холодной водой в подполе. Ведер по шесть- семь каждое лето. Зато зимой какой резкий, ядреный сок получался. Выпьешь его, и передернет всего. Мужчины с похмелья любили пить брусничный сок. Мать стряпала пироги с брусникой: и сверху ягода и внутри. Бабушка умела у знакомых продавцов достать сахар, Митя раскалывал его на комочки, бутылкой на крепком столе раскатывал комочки в порошок. Сахарным порошком мать по¬сыпала бруснику на пироге и ставила его в русскую печь. Когда запечется и остынет - пирог получался умопомрачительного вкуса. Так казалось тогда детям. Где брали муку, Митя не знал. Наверное, мать обменивала в пекарне на молоко, сме¬тану. Хочется отметить, что как семья фронтовика никаких налогов государству не платили. По закону были освобождены и все, что вырастили, собрали в лесу, оставалось для себя. Лесничество, где мать и старший брат работали за отца, обя¬зано было сдать государству определенное количество картофеля, овощей, ягод. Мать отдавала в лесничество все, что скромно просил лесничий и даже значи-тельно больше: картофеля, овощей, грибов и особенно ягод. Митя со старшим братом помногу ведер (может по десять) набирали в лесу рябины, калины, брусники и сколько-то черемухи. Приезжали из лесничества на лошади, увозили вся¬кой продукции полный воз. Лесничий был доволен, ставил мать в пример. Позд¬ней осенью за сданные продукты в районе лесничество получало разные товары. Иногда сам лесничий развозил лесникам (остались только старики да женщины с детьми) подарки. Мите запомнилось, как в один день поздней осени приехали на кордон лесник Неганов Роман Кирьянович, лесничий Балуков Владимир Ивано¬вич, привезли подарки. Из телеги Роман Кирьянович перенес в большую комнату кордона все что привезли. Среди подарков особый восторг вызвали кожаные черные крепкие ботинки для старшего брата. Он тут же их одел, наверное, и спал в них. Потом какая-то ткань, одна пара серых валенок, наверное, для мамы. Пять пар лаптей разного размера, в том числе и маленькие. Их, похоже, лесники сплели специально. Торжественно была представлена литровая бутылка керосина. Из продуктов пять буханок черного хлеба, немного сахара и еще что-то. Видя такое изобилие, брат Леня и Павлик упали на кучу добра, раскинули руки, радостно что-то вопили.
Время было к вечеру, мать предложила гостям ночевать. Лошадь распрягли, место в скотном дворе для нее было. Зажгли по такому случаю семилинейную ке¬росиновую лампу. Стало ярко, светло в комнате, в каждом углу. Собрали хоро¬ший ужин. У матери в запасе оказался самогон, настоянный на чернике. Получил¬ся памятный вечер. Лесничий рассказал, что наступил перелом в войне, начато наступление и окружение немцев под Сталинградом. Читал вслух письма отца с фронта. Подняли тост за победу, за то, чтобы отец вернулся с войны.
- За здоровье вашей семьи, Мария Ивановна. Очень вам благодарен за вашу работу. Хорошие, работящие растут сыновья - поблагодарил лесничий.
Мите больше всего запомнился рассказ Романа Кирьяновича. Он участвовал в гражданской войне. Приходилось служить в Туркестане. На одном из праздни¬ков после войны его там угощали разными национальными кушаньями и в пер¬вую очередь надо было съесть глаз барана. Для него это было непривычно, но, недолго сомневаясь, съел глаз. Рассказывал о разных приключениях. Сейчас он был еще крепкий, сухощавый с загоревшим аскетическим лицом мужчина лет за шестьдесят. Старший брат очень подружился с ним.
Письма с фронта отец писал не часто. Через Ладожское озеро их привезли в Ленинград. На Карельском перешейке стояли в обороне. Летом сорок второго го¬да находился в госпитале на излечении от тяжелой болезни. Выздоравливающих отпускали в город. Ходил на квартиру сестры Марии, но квартира заперта. Ее муж Николай Иванович здесь же под Ленинградом воевал - служил шофером. Много раз ездил по ледовой дороге жизни, попадал под бомбежки. Сестра отца со своей
пятилетней дочерью сумела в первую военную зиму из блокадного города эва-куироваться на родину к матери.
После госпиталя отец несколько месяцев служил в сто четвертом погран- полку войск Народного Комиссара внутренних дел. По физическим нагрузкам, почти круглосуточно, здоровье отца не выдержало и его перевели в пехотную часть. Месяц учился на снайпера и затем воевал в роте на фронте по новой специ¬альности. Во время, одного из выходов на снайперское истребление врага отца ра¬нило. Тоже снайпер ударил. Пуля попала в бинокль, когда отец осматривал вра¬жеские позиции, надеясь обнаружить для себя цель. Разбило бинокль, искалечило два средних пальца левой руки. После излечения в медсанбате недели через две снова был на передовой с еще перевязанной рукой. Вот такие вести получали из писем отца. Письма были бодрые, он всегда писал, что врага разобьем, и он вер¬нется домой.
Зима, как ее не ждешь, готовишься к ней, приходит незаметно, и вдруг утром обнаруживаешь много снега - выпал за ночь, мороз крепче, ветер холоднее. И по¬нимают жители кордона: вот она - длинная, холодная пора зимы. Жизнь меняет¬ся. Ушли летние, осенние работы и заботы. Речка замерзла. Чтобы брать воду на¬до в глубоком месте у деревянного настила прорубить прорубь и обновлять ее каждый день, ибо она снова замерзнет. Выносить ведра с водой по склону берега непросто. Ступени, выкопанные в земле, надо очищать от снега каждый день, а то и два раза в день - снег выпадет, метет пурга или просто заносит их ветром. Пока снег неглубокий старший брат и Митя возили на санках сено, заготовленное на ближних полянах. Санки были большие, хозяйственные: кто-то из лесников сде¬лал. На санках делали широкую решетку из палок, привязывали ее к санкам. На¬кладывали на нее вилами сено насколько возможно больше, придавливали. Свер¬ху вдоль санок на сено клали небольшую жердь, называли ее прижим. Прижим спереди и сзади крепко привязывали к санкам, стараясь посильнее придавить се¬но. И поехали к дому: один тянет, другой толкает. Кто толкает, тот еще и придер-живает за конец прижима, чтоб санки не опрокинулись. А если и упадут, то креп¬ко связанный возок не рассыплется, поднимут его и снова везут. После школы, уже в сумерках, успевали съездить за сеном по два, три раза. В воскресенье, когда Митя не учился, ездили раз по пять.
Кроме сена братья возили дрова из ближних, уже заброшенных лесосек. Не¬сколько лет назад колония вырубила и увезла лес с большой площади. Увозили обычно зимой. Многие штабели коротких дров, заготовленных, наверное для то¬пок паровозов, остались засыпанные снегом. Александр и Митя их находили, ведь они уже были опытными лесными жителями. На те же санки наваливали короткие чурки сколько входило, привязывали и везли. Бывало нагрузят столько, что увез¬ти не могут, тогда немного разгружают санки. Обычно брат впрягался в веревоч¬ную петлю и тащил санки. Митя сзади упирался в дрова и толкал. Главное стро¬нуться с места. Брат кричит:
- Толкай сильнее!
Митя упирается, что есть силы. Приходится санки подвигать из стороны в сторону и тогда легче стронуть вперед. Только бы на пути не попался толстый су¬чок, палка. Тогда остановка. Убирали препятствие, напыживались, рвали вперед, трогались и везли. Несколько раз съездят парни и уже по накатанной дорожке ве¬селее дело идет. Так за первый зимний месяц братья привозят сена, дров почти на всю зиму. Если не хватит, то по насту в начале апреля привезут еще сколько надо.
В эту зиму Александр на привезенные в прошлую зиму лыжи приделал' ко-жаные крепления. Кожу попросил у конюхов в колонии. Дали от старой упряжи. Катались, конечно, в валенках. Жесткости нет. Лыжи управляются с трудом и все-таки при определенной сноровке и тренировке кататься на лыжах возможно впол¬не прилично. Митя попросил лыжи у брата. Вставил валенки в петли крепления, застег¬нул ремешки и оказалось, что валенки малы, крепления велики и лыжи совсем не держаться, а палки, сделанные из тонких березок, слишком длинны и лыжи тоже. Пришлось на эту зиму снова намораживать лед на деревянный конек и кататься на нем.
Зиму переживали, как и предыдущую. Младший братишка подрос, уже шу¬стро бегал по дому, с ним стало проще. Митя ходил в школу без особых происше¬ствий, втянулся в учебу, чувствовал себя уверенно. Происходили какие-то собы¬тия, отдельные моменты, которые запомнились на всю жизнь. Однажды в силь¬ный мороз, возможно в декабре, Митя шел из школы. Примерно в километре от поселка колонии его нагнала повозка - сани. В санях полулежала молодая краси¬вая женщина. На ней была какая-то шапочка, осеннее черное пальто, черные хро¬мовые, явно не теплые сапожки. Но какое лицо! На нем застыл страх, безнадеж¬ность. Кажется она не чувствовала мороза и ничего вообще. Рядом с ней сидели два мальчика: лет пяти и трех. Они сидели с окаменевшими лицами, остекленев¬шими глазами, они были как мумии, но они были живые, еще живые. Вид жен¬щины и детей потряс Митю. Он понял, что она арестована, ее везут в колонию вместе с детьми. В санях, кроме возчика был охранник с винтовкой. Если бы она ехала к мужу, к кому-то из начальства колонии, то он бы ее встречал, конечно, укрыл бы от мороза. А тут? Что же с ними стало? Митя их больше никогда не ви¬дел.
Прошла и эта зима, а война все еще не кончилась. Колония продолжала быть на своем месте. Что изменилось, так в эту зиму не возили хоронить умерших зэков около кордона. Хоронили в мелком березняке (выросшем после лесного пожара) в полукилометре от колонии. Потом, через год, Митя, обнаружил это кладбище, когда по очереди пас коров. Забора и крестов не было. Четко видне¬лись ямы. Земля в каждой осела, провалилась. Он очень боялся чтобы какая-нибудь корова не провалилась в могилу. Следил за ними, заранее отгонял от опасного места. Перочинным ножичком Митя из березовых палочек вырезал кресты, на пе¬рекладине креста простым карандашом писал надпись: «Здесь похоронен мужчи¬на. Возраст ... (столько-то) лет. 1942 г. (или 1943 г.)». Кресты втыкал в могилы. Зачем он это делал? Просто видел на кладбище, когда ходили с бабушкой кресты, надписи на них. Наверное, поэтому.
Лето шло своим чередом. Павлика уже не возили в тележке. Он бега боси-ком по огороду, по лужайке у дома, валялся в траве, весь покусанный комарами, загоревший. Нянькаться с ним было некогда. Работы и заботы этого лета были схожи с прошлогодними. Разница в том, что Митя (ему шел одиннадцатый год) и братья подросли, стали сильнее, больше могли сделать столь необходимых дел. Так же надо заготовить на зиму, и как можно больше, картофеля, овощей, грибов, ягод, накосить сена. Присмотреть, пока лето, откуда по первому снегу возить дро¬ва. Несмотря на всю тяжесть жизни, у ребят находилось время на игры. В поселке колонии сделали волейбольную площадку, натянули сетку. Парни вечерами игра¬ли пока видно мяч, поменьше ребята рады улетевший мяч догнать, принести, по¬дать. В жаркие дни купались в речке за плотиной.
В один из дней придя в поселок колонии, Митя увидел против главного входа в зону на улице деревянный помост. Он обошел его, помост понравился. Крепкий, из хороших отструганных досок, от земли на высоту табуретки. С трех сторон помост имел перила. С открытой стороны на него вели две лесенки. Плот¬ники-зэки еще что-то доделывали, невдалеке лениво ходил, покуривая, стрелок. Митя спросил у него:
- Что это будет?
Тот ответил:
- Сцена. Дня через три будет концерт. Приходи, посмотришь. Артисты из заключенных и даже женщины. Концерт будет по поводу победы Красной Армии в Курской битве.
На концерт Митя пошел. На сцене пели и мужчины и женщины. Все одеты красиво, нарядно. Один мужчина играл, говорили - на баяне. Артисты старались, особенно женщины. Плясали, потом что-то рассказывали. Так Митя первый раз посмотрел концерт. Зрители стояли перед сценой и вокруг. Собрался почти весь народ поселка. Довольные, расходились по домам.
У Саши откуда-то взялось ружье - берданка. Это был предмет особой забо¬ты. С ружьем хоть куда. Можно пойти на охоту. Приятно оттягивает плечо ремень ружья. Чувствуешь себя сильнее, смелее. На поясе самодельный патронташ с па¬тронами: там патроны, заряженные пулями, картечью, дробью. Любой зверь мо¬жет быть поражен. У молодого охотника в этом никакого сомненья: глаз не под¬ведет, рука не дрогнет, ружье выстрелит точно и сильно. Ружье разбирали, чисти¬ли, смазывали, собирали. Митя не отходил от старшего брата: старался все уви¬деть, запомнить. Порох для ружья брали минный. Приносили его с подрывного поля воинской части. Там солдаты разбирали трофейные боеприпасы: винтовоч¬ные патроны, гранаты, мины пехотные, противотанковые, артиллерийские снаря¬ды. Кто-то из парней постарше ходил на подрывное поле, тайком приносил кое- что. Благо, что взрывателей, запалов не было. Дома, где-нибудь на улице, в бане, сарае извлекали порох, применяли его для охотничьих ружей. Сначала в мерку пороха закладывали мало, заряжали патроны, стреляли. Бывало, ружье привязы¬вали к дереву, взводили курок, за длинную веревочку из-за другого толстого де¬рева спускали курок. Выстрел. По его силе смотрели - добавить пороха или уменьшить. Для пуль брали картечь из снарядов. Сначала ее просто опускали в ствол - если она проваливалась с небольшой задержкой в конце ствола, то как раз подходила для пули. Дробь также делали из картечи или выплавляли свинец на костре в железном котелке из винтовочных пуль. Расплавляли свинец, баббит, на сковороде. Получался блин. Блин на крепком пеньке рубили на узкие полоски. Полоски рубили на коротенькие отрезки. Получившиеся кубики обкатывали в сковороде другой меньшего размера сковородкой. Получалась дробь, хотя и не совсем круглая, но «охотники» были довольны и такой.
Патроны заряжены. Теперь пристрелка. Брали для мишени расколотые по¬полам короткие круглые отрезки бревна, для дроби - доски или тонкие дрова. Смотрели, на какую глубину вошла пуля - если не насквозь, то плаху раскалывали, извлекали пулю. Также и дробь в досках смотрели - насквозь или застряла и глубоко ли прошла в дерево. Потом уже решали о количестве пороха в патроне. Берданка била сильно. Пули-картечины пробивали толстые плахи, застревали в толстых круглых бревнах. Дробь пробивала тонкие доски. Брат был доволен и го¬ворил:
- Дождемся осени и пойдем на охоту. Зимой бойтесь волки подходить к кордону.
Кончилось и это лето. Братья набрали много ягод, грибов, выкопали, при¬брали картофель, овощи; было заготовлено и сено. Митя пошел учиться уже в третий класс. Компания в школу осталась прежняя.
Кто-то из охотников, наверное, в октябре - ноябре обнаружил берлогу мед¬ведя. Сказали начальнику колонии. Он отпустил на медведя двух человек с вин¬товками: один командир и стрелок. С ними пошел Михаил - у него тоже было ружье. К вечеру, после школы Митя узнал, что утром на рассвете охотники убили медведя, давно за ним уехали на лошади. Пошел домой к Михаилу. Медведя уже привезли. Он лежал в сарае у дома на каком-то деревянном щите приподнятом от земли. У дома, в сарае толпились люди, подошел к медведю, засунул руку в большую густую шерсть. Рука оказалась в крови. Показал Михаилу, спросил:
- Почему рука в крови?
- Когда медведь выскочил из берлоги - стрелки из винтовок раз десять в него выстрелили. Пули насквозь прошили медведя в разных местах, много ран, вот кровь и растеклась по всей туше - ответил Михаил.
- Михаил, а ты стрелял? - спросил Митя.
- Да, один раз успел выстрелить, пока медведь был жив. Да, куда там. Стрелки быстро управились.
Михаил немножко важничал: как же - на медведя ходил. Ждали мужчин для разделки туши зверя. Митя пошел домой, ему было жаль медведя. Такой большой и вот лежит мертвый, шерсть смята, в крови.
Прошло несколько дней и Михаилу пришла повестка о призыве в Красную Армию. Ему исполнилось уже восемнадцать лет. Он был рослый, сильный и сим¬патичный парень. Брат Мити, Саша, еще парни из поселка лесоучастка собрались на прощальный вечер. Дома у Михаила оставались отец - за шестьдесят лет, мать, брат Геннадий шестнадцати лет.
В эту зиму Митя ходил на лыжах. В лесничестве в столярной мастерской изготовляли лыжи, в основном для фронта. Их много требовалось в первую и вто¬рую военные зимы. Сейчас в третью зиму лесничество могло лыжи продать сво¬бодно. Потребности Красной Армии в них резко сократились, ведь фронты двига¬лись на запад. В первую очередь лыжами снабдили лесников, кому требовалось. Брат Александр принес Мите беговые лыжи. Они были немного длиннее, чем на¬до, но брат успокоил:
- Что ты, Митя, да через два месяца ты дорастешь до этих лыж. Давай расти быстрее.
Лыжи были хорошо сделаны, хотя и некрашеные. Снизу имелся желобок на всю длину, лыжи выгнуты вверх и когда встаешь на нее, приятно пружинит, отда¬ет на ногу. Брат сделал кожаные крепления, палки. Митя встал на лыжи и пошел. Шел и не падал, палки помогали удержаться. Сначала медленно, затем быстрее и даже пытался бежать. Прошел месяц и Митя ходил на лыжах так, как будто ходил на них всегда. Научился скатываться с горок, забираться на них ступенькой (боком), потом прямо (елочкой). Больших горок там не было, но он выбирал склоны берега реки в разных местах.
В поселке колонии происходили события нежданные. Колония в начале но¬вого года начала сниматься с насиженного места. Уезжали, увозили с собой все, что можно увезти. Оставались только постройки. Казарма для стрелков, жилые дома для начальников, бараки в зоне опустели. Можно было ходить везде, осмат¬ривать все. Произвели впечатления на Митю помещения карцера: настолько сде¬лано все прочно. На стенах внутри заключенными сделаны разные надписи. В ко¬нюшне удобно устроены стойла для лошадей, кормушки, склады для овса, сена и место дежурного по конюшне. Рядом глубокий колодец. Вода очень холодная, пить нельзя — зубы ломит. У колодца несколько колод: бревна, толстые крепкие, в которых выдолблены углубления так, что получился длинный монолитный ящик, который из колодца наполняли водой и поили лошадей. Летом воду из колодца качали два человека пожарным насосом, она по лотку текла прямо в колоды - по¬илки.
Колония уехала.
В освободившиеся помещения поселялись люди откуда-то приехавшие: должно быть эвакуированные. Всем хозяйством, жильем, оставленным колонией, стал заведовать лесоучасток. Оставшиеся люди поселка колонии и вновь прие¬хавшие стали работать лесорубами. Заготовленный лес вывозили к железной до¬роге на разъезде. Там грузили в вагоны и отправляли в освобожденные от окку¬пации районы. Работа по отправке леса шла круглые сутки без выходных дней. Через разъезд шли и шли поезда. На запад везли вооружение: на платформах за¬крытые брезентом танки, артиллерийские орудия, в вагонах солдаты. Из окон школы было видно железную дорогу. На восток шли санитарные поезда, везли разбитую военную технику нашу и немецкую. Поезда на разъезде часто останав¬ливались - пропускали встречные на запад, на фронт. Некоторые ребята из школы влезали на платформы, осматривали разбитые, обгоревшие танки, кое-кто даже залезал в них. Рассказывали, что видели внутри. Правда или нет, но Митя слышал от ребят, будто бы в танках иногда оставались обгоревшие останки танкистов.
А школа? Как обычно шли занятия. Третий класс учила Элеонора Осиповна. За невыученный урок она оставляла ученика после уроков и сама ждала пока он выучит урок. Нравились уроки по чтению, русскому языку. Элеонора Осиповна предложила ученикам своего класса два, три раза в неделю оставаться на один час после уроков. В этот час она читала книги. Книги были очень интересные, слуша¬ли не дыша, не шелохнувшись. Среди прочитанных книг были «Принц и нищий», «Приключения Тома Сойера», «Хижина дяди Тома», «Маленький оборвыш», «Песнь о Роланде», все книги, какие были в школе, Аркадия Гайдара и другие. Мите очень понравились книги «Песнь о Роланде», рассказы Чехова «Каштанка», «Ванька», «Руслан и Людмила», «Кавказский пленник» Пушкина, а также Лер¬монтова и конечно же «Белый клык» Джека Лондона и еще другие книги.
Старшему брату Саше шел семнадцатый год. Военкомат его вызвал на сбо¬ры, где таких же, как он обучали военному делу. Он даже приносил домой дере¬вянную винтовку. На ней отрабатывали строевые приемы. У поселка лесоучастка строили в глубоком снегу окопы. На всю группу у инструктора была одна на¬стоящая винтовка. Допризывники стреляли из нее по мишени. Брат хорошо освоил приемы с винтовкой, метко стрелял, быстро бегал на лыжах. Инструктор его отмечал и поручал выполнять кое-какие задания, например, сбегать в дальний по¬селок с сообщением в сельсовет. Брат брал свою берданку, патроны и на лыжах мчался выполнять задание. Однажды в воскресенье в феврале он ушел на охоту рано утром, все еще спали, только мать проводила его, дала с собой еду. Целый день ждали Сашу с охоты. Думали, как обычно, часа через четыре вернется до¬мой. Наступил вечер, давно стемнело, а его все нет. Мама с Митей волновались, прислушивались - не подаст ли голос собака. Наконец, часов в восемь вечера он пришел. Зашел в дом, снял с плеча берданку, подал Мите:
- Поставь в угол.
Снял с плеч тяжеленную котомку, сел на порог и сидит молча. Попросил у матери пить. Испил немного сыворотки, посидел минут десять и стал говорить.
- Далеко от дома обнаружил следы лося. Пошел по ним. Догнал, подкрался на выстрел, выстрелил. Оказалось, что ранил. Лось уходил. Несколько километ¬ров гнался за ним. Лось встал, подошел к нему близко и вторым выстрелом уло¬жил.
Пришлось самому разделывать, хотя самостоятельно никогда этого не де-лал. Снял шкуру, вынул внутренности, в котомку уложил уже подмерзшую пе-чень. Тушу лося укрыл лапником, сверху положил жерди, которые там же нару¬бил. И пошел домой. Дороги никакой. Лес сплошной бурелом, завалы после по¬жара тридцать восьмого года. Расстояние километров десять. Шел часа три. Про¬бивал лыжню, чтобы по ней можно было выносить мясо. Мама, ты свари печени побольше. Завтра утром, затемно, пойдем с Митей за мясом – вот такой рассказ услышали от Александра. Убивать лося было запрещено законом, брата бы нака¬зали, если кто узнал бы и донес властям. Поэтому встали рано, часов в шесть вы¬шли из дома. Предварительно брат тщательно проверил Митины лыжи, крепле¬ние, палки. На вязанные варежки заставил надеть еще сшитые из портянины ру¬кавицы, чтоб не порвались. Одежду тоже осмотрел. Должно быть тепло и ничто не мешало далеко идти на лыжах. За плечами были крепкие котомки, немного еды. У брата ружье, топор за поясом. Двинулись. Митя сзади, Александр впереди идет и почему-то не по дороге, сразу от кордона повернул в лес на свою вчерашнюю лыжню и лесом мимо поселка. Остановился, подождал Митю и объ¬яснил:
- Нас никто не должен видеть, никто не должен знать, что я убил лося. Если даже тебя кто случайно увидит с котомкой, ничего не говори, молча и побыстрей уходи по лыжне. В крайнем случае, котомку зарой в снег и убегай.
Молча шли дальше. Лыжня свежая, не окрепшая, лыжи еще иногда прова¬ливались. Затемно обошли лесом поселок, стало светать. Входили в лес, который раньше горел. Большие деревья повалены друг на друга, образовались сплошные завалы; по возможности их обходили. Но не везде обойдешь, куда ни глянь - всюду бурелом. Все завалено толстым слоем снега, местами пролезали под де¬ревьями или влезали на свалки стволов. Влезать было трудно, проваливались ме¬жду деревьями, выползали назад, барахтаясь в снегу. Даже приходилось снимать лыжи. Старались проделать лыжню получше: ведь обратно пойдут с грузом. Как бы то ни было, километра два горелого леса преодолели и лыжню себе проделали. Дальше несколько километров катили легко по ровной лыжне в большом высоком лесу. Небольшой мороз, тишина, ни зверей, ни птиц. Неожиданно дошли до лося. Митя удивился обыденности местности. Ожидал, что увидит следы какого-то по¬боища, а тут едва заметный бугорок лапника с жердями наверху. Все запорошено снегом. Брат проворно разобрал жерди, ветки. Лежит, как показалось Мите, не¬большая ободранная туша, торчат ноги, отдельно лежит голова. Рогов почему-то нет.
- А где рога? - спросил Митя.
- Только маленькие рожки. Пощупай на голове - отвечает брат.
Митя потрогал их руками. Разочаровался. Ожидал увидеть большие ветви¬стые рога, а тут вершка на два всего торчат. Александр сказал:
- Хорошо, что волки не нашли тушу, а то съели бы. Надо быстрее уносить мясо. Придется тебе, Митя, дня три не ходить в школу, а ходить со мной.
Затем нарубил мясо кусками, заложив в котомки себе и Мите. Оставшуюся тушу тщательно укрыл ветками, жердями, закидал снегом. Одели за плечи котом¬ки и пошли. Сколько груза было у Мити? Поначалу не тяжело. Обратно двигались достаточно быстро. Только до пожарища. Там преодолевали завалы. Находили обходы получше, чем своя первая лыжня. Прошли тяжелый участок. Сели на по¬валенное дерево. Сняли котомки. Брат быстренько развел маленький костер. Митя вытряхнул снег попавший в валенки. Достали еду. Очень вкусна свежая, сварен¬ная, подсоленная печень с черным хлебом. С удовольствием наелись. Саша в же¬лезной кружке у костра растопил снег. Напился сам, дал пить Мите. Воды пили мало, хотелось еще, но брат почему-то не советовал пить много:
- Вот придем домой, тогда пей, сколько хочешь.
Половина пути пройдена. Скоро начнет вечереть. Брат шел быстро, Митя отставал, приходилось его ждать. В темноте также лесом обошли поселок. Пришли домой. Куда же положить мясо? Дома в кладовой держать опасно. Вдруг кто узнает, доложит властям. Сделают обыск, найдут и Саше тюрьма. Он решил спрятать мясо в лесу. Часть мяса в мешке повесил на большой елке повыше среди сучьев. Снизу совсем не видно. Одну часть зарыл в снегу в деревянном ящике. Следы от лыжни заметал метлой. На следующее утро снова в поход. Лыжня зна¬комая, уже крепкая. Шли быстро. Легче преодолевали лесные завалы. Туша ока¬залась цела. Брат разобрал укрытие, нарубил снова кусками мясо, заложил в ко¬томки. Как и вчера сделал укрытие на остатки туши и пошли домой. Митя сразу стал отставать. Саша дождался Митю и спросил:
- Ты можешь один дойти до дому? Иди не спеша, аккуратно переходи лес¬ные завалы, будь осторожен. Можешь, где трудно будет на лыжах снять их и пройти или пролезть пешком. Я же пойду быстро. Мне надо за день сходить два раза.
Он быстро удалялся. Митя шел размеренно, груз давил лямками на плечи, прижимал к лыжам. Спокойно дошел до лесных завалов. Пробирался низом под деревьями, перелезал через поваленные стволы. Если их лежало в ряд много лыж¬ня вела на них. Входил, медленно шел, палкой ощупывал - нет ли прорех. Как ни осторожно шел, все-таки провалился вниз. Удалось снять котомку, и выбраться на лыжню, встать, одеть котомку и идти дальше. Было жарко. В очередной раз про¬валился глубже. Лыжи снять не мог. Никак не дотянуться до застежек. Если ноги вытащить из валенок, потом взять лыжи по одной, отстегнуть валенки и одеть их? На это Митя не решился. Ведь котомку снять он тоже не мог, он висела между де¬ревьями, тянула его вниз. Остаться босиком было нельзя. Долго, очень долго Митя возился в своей западне. Пытался развернуться спиной вверх, а то лежал на бо¬ку, лыжи застряли и не снимались. Тогда начал освобождаться от котомки. Кое- что начало получаться, еще немного и одну лямку снимет с плеча. Страха не бы¬ло, было жарко от возни и потуг к освобождению из западни. И, о радость! Уже обратно идет брат. Увидел Митю, вытащил его и помог пройти опасное место. Сели отдохнуть, поесть.
- Что, Митя , теперь дойдешь один? Не боишься?
- Дойду, не боюсь - отвечает Митя и уходит по лыжне, а брат поворачивает за новой ношей.
Домой братья пришли одновременно: старший догнал младшего уже у са¬мого дома. Груз у Мити в этот день, наверное, был излишне тяжел. И все же он пошел и на третий день. Сходили вполне нормально, без происшествий. Алек¬сандр также два раза. Осталось принести шкуру и голову. Брат их поочередно принес к дороге километрах в четырех от кордона. Договорились, что в сумерках туда с санками пойдет мать с Митей. Так и сделали. На следующий день после школы Митя с мамой пришли к условленному месту. Брат уже ждал их. В боль¬шие мешки положили шкуру, голову, уложили в санки, привязали крепко. Выгля¬дел груз вполне безобидно. Как будто мешок с зерном или мякиной. Тишина, хо¬лодает, только полозья санок скрипят по снегу. Часам к восьми вечера подошли к поселку и тут вышла луна. Полная, яркая; белый снег - стало светло. У одного из домов, наподобие казармы, на улицу вышла женщина. Одна из приезжих, молодая и нахальная. Быстро подошла к Митиной маме:
- Ой, что это вы везете так поздно? Откуда?
Мать спокойно, не останавливаясь и не поворачиваясь к ней, отвечает:
- Ходили с Митей к снохе, живут в деревне. Обменялись кое-чем, да и до-мой.
И ушли. Неприятная и опасная встреча. Старший брат по лыжне пришел раньше. Мать сказала ему о встрече. Он немедленно спрятал содержимое санок, так же как и раньше в разных местах.
Мясо приносили домой по одному куску. Варили супы. Ели с удовольстви¬ем. Оно поддержало здоровье семьи. В школе Митя пропустил три дня. Элеонора Осиповна спрашивала:
- Почему?
- Болел - отвечает Митя.
- Что болело.
- Живот
- Чем лечился?
- Заваривали сушеные ягоды черемухи и пил. Теперь мне хорошо.
- Ладно, садись. И догоняй, что пропустил. В тетрадь напишу тебе задание. Проверю, как выполнишь.
От походов в лес у Мити на плечах остались красные полосы - надавило лямками от котомки. Заживали, наверное, месяц.
Зима подходила к концу. С убытием колонии население почувствовало себя свободнее. Не было энкавэдэшных людей в форме, а это уже что-то значило. На кордон приходили женщины к бабушке, матери. Молились богу, праздновали пасху, привлекали Митю. У бабушки оказались старинные книги: «Закон божий», «Псалтырь», Евангелие и даже Библия. Читали вместе с бабушкой. Она научила
Митю читать на древнеславянском языке. Он довольно скоро обучился азбуке, чтению и читал с удовольствием. Весна, наступило тепло. Заботы и работы в это время известны с прошлых лет. Старались в меру сил и сверх сил и всё, что поло¬жено посадить, посеять сделали вовремя и в достаточном количестве. В лесах во¬круг кордона водились рябчики, тетерева. Тетерева с раннего утра токовали. Брат ходил на охоту. Заранее, днём на токовище сделал шалаш. Утром, затемно, при¬ходил в лес, обычно на небольшую поляну, залезал в свой шалаш и ждал, когда прилетят тетерева. И что они только не выделывали. Самцы подпрыгивали, рас¬пускали хвосты, издавали чуфыркающие звуки, дрались между собой. Вот в это время и стреляй. После выстрела притихнут ненадолго и снова продолжают. Главное — сидеть в шалаше тихо, не шевелиться, не показываться. Наступил большой праздник - Троица. Все не работали, кроме неотложных дел - кормить скот, доить коров, коз и т.п. Компаниями, семьями выходили в лес, а он рядом. На берег речки. Митя с бабушкой, младшими братьями Леней и Павликом тоже шли на какую-нибудь красивую поляну. Брали с собой стряпню, питьё - молоко или квас. Бегали, играли. Любимым занятием у ребят было залезть на небольшую бе¬резку метра на три от земли, раскачиваясь и сгибая её, опуститься ногами на зем¬лю, удерживая в руках ствол согнутой берёзки. Бабушка на тонких ветвях березки в это время завязывала венок. Березку отпускали. Она с шумом выпрямлялась. Если березка потолще, тугая, то, держась за ствол руками, подпрыгивали и кача¬лись на березке - вверх, вниз. Даже бабушка участвовала в таких играх: возьмется за березку, повиснет на руках и качается.
Брат Александр работал в лесничестве. В это лето ему поручали дежурить на пожарной вышке. Вышка стояла на краю поселка лесоучастка. Высокая - три¬дцать метров, деревянная. Внутри сделаны лестницы с этажа на этаж. Митя по¬пробовал влезть на смотровую площадку и не смог: Уж очень крутые лестницы, вниз посмотришь - страшно.
Однажды лесничий проверил, влез на вышку, а дежурного не оказалось. Пришел на кордон к Митиной маме, очень ругался. Потом пришел виновник и лесничий ещё сильнее стал ругаться, грозил Александру какими-то карами. Лес¬ничий был новый, прежнего, хотя и было ему под пятьдесят лет, призвали в Крас¬ную Армию. На первый раз обошлось без наказания, однако через месяц, сразу после сенокоса его отправили на лесозаготовки. Лесничеству установлен план - столько-то заготовить древесины и вывезти к железной дороге. Вот брата и по¬слали на выполнение плана вместе с ещё несколькими такими же молодыми пар¬нями. Возглавлял их кто-то из стариков-лесников. Митя один ездил навестить брата. Ехал по железной дороге восемнадцать километров без билета. Вёз котом¬ку с продуктами. Удалось доехать без происшествий: котомку не отобрали, про¬водники не заметили. От железной дороги дошел до деревни. Дело было к вечеру. Нашел, где живет брат. Обычный деревенский, крестьянский дом: достаточно большой и высокий. Перед домом колодец. Митю встретила молодая, красивая лет около тридцати хозяйка. Брат у дома колол дрова. Дров было напилено много. Вечером ужинали втроем. Хозяйка понравилась Мите: само радушие и гостепри¬имство, от неё трудно отвести глаза - настолько она хороша и изящна. Детей в доме почему-то не было. Ночевали с братом на полатях. Спалось хорошо. Значит, не было ни клопов, ни блох. Этих насекомых Митя уже знал, ночуя с бабушкой в деревнях у её знакомых.
Утром собирались в лес. Позавтракали. Хозяйка подала Мите небольшую корзинку, сказала:
- Там много черники, будешь собирать.
Перед выходом она сказала Саше:
- И что это, в эту ночь, Саша, мы не взбивали сметану?
Брат ничего не ответил. Мите показалось, что он даже смутился и быстро вышел из дома. Незаметно по полевой дорожке среди посевов ржи, овса дошли до леса, ещё немного и вышли на лесосеку. Пришел старый лесник, распределил ра¬боты, что-то разъяснял парням.
Саша отвел брата на ягоды. Предупредил, чтобы близко не подходил к лесо¬рубам, могло и пришибить падающим деревом. Здесь уже ягоды собирала одна женщина. Митя подошел к ней поближе и собирал до обеда. Покричали на обед. Пошел к брату. Что-то ели, не так уж и плохо, даже вполне хорошо. Щи, домаш¬ний квас, принесенный в бураке. Он стоял в небольшом ручейке, протекавшем в лесу. День стоял солнечный, теплый, временами казалось даже жаркий. Ягода крупная, на кустах много. Сверху посмотришь - сплошной черно-сизый ковер. В корзине у Мити черника добавлялась быстро и к концу дня наполнилась доверху. Пошел к брату. Они заканчивали работу. Употели. Купаться негде. По пути домой ни речки, ни пруда. Правда, у самой деревни был небольшой пруд, но грязный. В него заходили коровы, стояли в нем, пили и делали в него.
Вечером истопили баню, помылись. Ужинали, пили чай из самовара, ели чернику со сметаной. Настроение хорошее, было весело. Вышли на улицу, только начало смеркаться. Братья пошли вдоль деревни. Митю удивила пустынность улицы. В домах зажигали огни-керосиновые лампы, электричества не было. Пришли домой, залезли на полати и спать. Утром Саша проводил Митю к желез¬ной дороге, посадил на пассажирский поезд и он, снова без билета, приехал на свой разъезд. Прошел около школы и домой три километра по лесной дороге. Подробно рассказал маме о поездке. Александр обещался к сентябрю приехать домой. Задание по заготовке древесины они выполнили, осталось навести в лесо¬секе порядок, вывезти на лошадях древесину к железной дороге.
В один из дней августа Митя с бабушкой, братом Леней пошли за черникой в места, куда ещё не ходили. Дорога вела через посёлок в сторону другого кордо¬на. Отошли от дома километра четыре. Свернули влево, пошли по еле заметной просеке в большом елово-сосновом лесу. Попадались мхи, мхи седыми космами свисали с деревьев, потом местность стала повыше. По обеим сторонам просеки росла черника - сплошной ковер кустарников, усыпанный ягодами. Собирали в плетеные корзинки. Самая большая - на ведро, даже больше была у бабушки. У Мити с Леней маленькие - литра на три каждая. Набрали по корзинке, высыпали в бабушкину. Сели поесть. С собой были хлеб, зеленый лук, яйца, соль и в бурачке квас. Всю снедь Митя носил за спиной в котомке. В лесу было прекрасно: теплая солнечная погода, не жарко, много ягод, но комары, слепни заедали! Их было не¬вообразимо много. Спокойный отдых не получился. Свернули обед, надели бра¬тья накомарники и снова собирать ягоды. Старались шевелиться побыстрее. Кру¬гом лес - огромные ели, сосны, валежника почти нет. Постепенно продвинулись к небольшой поляне. Услышали гул в небе. Задрали лица вверх, смотрели в небо. И увидели: летят невысоко четыре самолета - на крыльях красные звезды. Пролете¬ли над поляной за секунду-две и скрылись в западном направлении. Мите само¬леты показались небольшими: подумал, наверное истребители полетели на фронт. Корзинки у ребят наполнились более чем наполовину. Высыпали в бабушкину. У неё корзина стала полная.
- Что, ребята, будете набирать ещё раз свои корзинки или пойдем домой? - спросила бабушка.
Митя подумал и решил, что неудобно, стыдно возвращаться им с пустыми корзинками и идти через поселок.
- Бабушка, будем набирать свои корзинки - ответил Митя и принялись бы¬стрее прежнего работать руками. Бабушка корзину уже не носила, поставила по¬выше, чтоб видно было, а сама отдохнув, попила квасу, укрылась платком ещё глуше - видны только глаза, помогала поочередно то Мите, то Лене. И наполни¬лись корзинки. Собрались все трое вместе, бабушка помолилась богу, взяла свою тяжеленную корзину на руку, согнутую в локте, и пошли. Величина деревьев, глушь местности немного страшили. Митя спросил у бабушки:
- Есть ли здесь медведи?
- Может и есть. Ты, Митя, читай молитву, и бог поможет нам выйти из леса
отвечала бабушка. Митя усердно читал молитву, которой она его ранее обучила. Сама шла впереди, за ней Леня и за ним Митя. Шел, внимательно осматривая ме¬стность - по сторонам, сзади. Вдруг зверь, какой крадется за ними. Смотрел во все глаза и увидел... громадного зверя на высоких ногах, темного цвета. Он был недалеко, шел, удаляясь от просеки.
- Бабушка - прохрипел Митя. Она услышала, встала, смотрит на него. Митя рукой показал на зверя.
- Это лось - тихонько сказала бабушка - Он не опасен. Уйдет дальше в лес, и мы пойдем.
Лось скрылся за деревьями. Даже жаль стало, что так скоро ушел. Едва ус¬пели его рассмотреть. Какое впечатление он произвел на Митю! Величественный, могучий зверь, роскошные ветвистые рога и показался всего на несколько се¬кунд. Пошли дальше. Нести большую корзину было тяжело, часто отдыхали. Ми¬тя пытался один нести её, но сил его хватало ненадолго. Тогда несли вместе с ба¬бушкой на длинной палке, Стало полегче. Тихо, медленно, с частыми остановка¬ми, но пришли домой: уставшие, сильно изъеденные комарами, слепнями, мош¬кой. Братья сразу же побежали купаться. Вдоволь накупались, вымылись, уста¬лость прошла, стал одолевать голод. Прибежали домой, накинулись на еду, пили много квасу.
Отец продолжал воевать, почти все время был на передовой. К концу лета получили от него письмо, где он сообщил о ранении его в левую руку. Писал, что рука будет цела и через месяц снова на фронт.
В конце августа приехал с лесозаготовок старший брат Александр и на дру¬гой же день они с Митей пошли на мельницу. Нужна была мука, хлеба по карточ¬кам не хватало. Насыпали в котомки ячмень. Где брали ячмень, Митя не знал. Может сами вырастили. Надели котомки на плечи и пошли утром, пораньше, по¬ка не жарко. От комаров отмахивались веточками из веток березы. Идти до мель¬ницы шесть километров. Сначала Митя шел бодро, хотя груз давил на плечи, но закалка помогала. Прошли половину пути, перешли ветку железной дороги, ми¬новали воинскую часть. Сели отдохнуть, перекусить. Отдохнули, встали, пошли. Осталось идти три километра. Они показались Мите длинными и тяжелыми. Вот и мельница. Сначала справа показалась небольшая речка Нея. Луга, впереди они уже залиты водой. Потом большой пруд, насыпь, деревянное строение мельницы. Впервые Митя пришел на водяную мельницу. Обошел, что можно было обойти. Увидел большое деревянное колесо, на которое с лотка лилась вода и колесо вра¬щалось. Вращение колеса передавалось на мельничные жернова. Внутри мельни¬цы в отверстие в центре жернова тонкой струйкой сыпалось зерно. Сбоку жерно¬вов в одном месте уже сыпалась теплая струйка муки в деревянный ящик и по лотку в мешок. Пока братья ждали своей очереди на размол зерна ходили знако¬мились с хозяйством мельницы. Взвесили свое зерно. У весов было много гирь разного веса. Александр брал их в руки, поднимал. Начал с гири в один пуд, легко поднимал её одной рукой. Потом дошел до гири в два пуда и тоже поднимал её одной рукой вверх, держа гирю за ручку. Ставил гирю себе на ладонь и держал руку с гирей горизонтально на уровне своего плеча. На мельнице у весов находи¬лись старики, пожилые мужчины. Они восхищались силой брата и удивлялись: такой молодой и уже так играет с двухпудовой гирей. Подошла очередь на размол ячменя. Сначала мельник настроил жернова на обдир зерна, только после обдира настроил их на размол. Рассчитались с мельником мукой, как полагалось, котомки на плечи и домой. Дошли незаметно скоро и почему-то показалось легче. Так прошел еще один трудовой день лета в жизни Мити.
В самые последние дни каникул Митя с друзьями решили сходить на ры¬балку на реку Нея. Точнее, Геннадий Кучумов, он был старше Мити на два года, его брат Вова лет десяти уговорили Митю идти на рыбалку с ночевкой. Взяли с собой хлеба, луку, огурцов, квасу - это Митя нес в котомке. У братьев - удочки. Ещё что-то из рыбацких снастей. Геннадий обещал: наловим рыбы, нажарим на костре. Для добычи огня были кресало и трут. Пошли из дома с обеда. Пришли часа через два к реке. Шли вдоль берега ещё километра два. Увидели место, где берег показался подходящим. Сели на траву у обрыва к воде. Ноги свесили вниз, смотрели на лениво текущую воду. Поели, что было в котомке у Мити. У братьев еды не было.
-Ничего, скоро наловим, поедим вкусной рыбки - обещали Гена и Вова. В кустарниках вырезали удилища подлиннее, какие только были, размотали лески, привязали крючки, поплавки из пера птицы, грузила из свинца. Крикнули Митю:
-Где ты с червями?
Червей в кустарниках было мало и всё-таки он накопал штук двадцать, при¬нес рыболовам в большом листе лопуха. Поплевали братья на насаженную на крючки наживку, закинули удочки. Стали ждать. Поплавки тихо сносило течени¬ем, поклёвки не было. Снимали одних червей, насаживали других, результат прежний: поклёвки нет. Примерно через час передвинулись вниз по течению. По¬вторилось всё как на первом месте. Мест до вечера сменили несколько. Ничего не поймали. Темнело. Решили ночевать на берегу реки. Стогов сена тут не было. Был кустарник ивовый. Наломали, нарезали веток. Натаскали оставшегося с весны ва¬лежника. Разожгли костер. Дым немного защищал от комаров. Подбрасывали ве¬ток ивняка, чтобы костер дымил сильнее. Пошарили в котомке у Мити. Нашли кусочек хлеба. Съели, выпили остатки кваса и улеглись на ветки, прижавшись друг к другу. Пытались уснуть, засыпали и просыпались тут же от холода и кома¬ров. Так прокоротали ночь. Рассветало, встали. Костер погас. Подложили сухих веток, раздули огонь. Костерок разгорелся. Да что толку от него. Снова начали рыбачить. Черви в листе лопуха были завязаны, вялые, не шевелились. Насажи¬вать пришлось их и немного нашли новых. Снова поклевок не было. Ждали час. Ничего. Пошли вдоль речки. Всходило солнце, начало пригревать. На отмели не¬далеко от воды нашли дохлую щуку сантиметров на пятьдесят длиной. Попинали её - оказалось, давно протухла. Решили, что рыба в реке есть, раз щука валяется на берегу рядом с водой. Снова закидывали удочки. Ни одной поклевки. Невда-леке виднелась небольшая деревенька. Из печных труб шел дымок. Пошли к ней, попросить еды. Подошли к крайнему дому. Забора, ворот нет. Крылечко низкое, дверь простая дощатая, скоба железная. Постучать и попросить еды поручили Во¬ве. Оказывается, он это умел. Постучал в дверь умеренно громко. Ждал. Внутри человек подходил к двери. Вова натренированным голосом стал плакать. Просил что-нибудь поесть. Вышла женщина средних лет, тощая, спросила:
-Что тебе надо?
- Я с братьями заблудились. Идем домой от бабушки. Там хотели поесть, дня два пожить, да у бабушки ничего нет и она болеет. Идем голодные, ночевали у костра. Дайте, тётенька, что-нибудь поесть ради Христа.
- Носит тут вас. Ишь, Христа вспомнил. Подожди. Женщина вынесла поря¬дочную краюху хлеба и ковш квасу. Положила хлеб и поставила квас на малень¬кую лавочку у двери:
- Ешьте, ковш здесь оставьте - сказала и закрыла за собой дверь.
- Ой, спасибо, тётенька. Дай вам бог здоровья - Вова истово крестился и кланялся. Митя даже опешил, увидев такое, и не понял - искренне это или при¬твора. Хлеб разломили на три части. Ели его, как голодные звери свою добычу. Пили квас из ковша по очереди. Было так вкусно! Еда закончилась. Весело, чуть ли не с песнями пошли домой. Митя к обеду пришел грязный, закоптелый, про¬пахший костром.
Мать: - Ну, где же рыба, рыбачок?
- Не ловится. Ничего нет - вяло отвечает Митя.
Разделся до трусов, пошел мыться на речку. Тщательно с мылом вымылся. Только после этого стал обедать. Ох и вкусен жареный картофель. Ел с черным хлебом, запивал молоком.
Лето подходило к концу. Точнее ещё не лето, а август. В огороде буйно росли и созревали овощи: лук, чеснок, огурцы, морковь, свекла, репа, брюква, ка¬пуста, ещё что-то. Много посажено картофеля: радует глаз большая поляна высо¬кой, густой ещё темно-зеленой ботвы. Все овощи уже кушали свежие. Молодой сваренный картофель. Растолчен, добавлен в него зеленый лук, свежие огурцы, сметана - изумительно вкусная еда! С какой охотой ребята его поедали. Первого сентября Митя с братом Леней пошли в школу: в четвертый и первый класс соот¬ветственно. Школа начальная, значит четвертый класс - старший, выпускной.
Из поселка бывшей колонии в школу пошли ещё два брата: Петька в чет-вертый класс и Сашка во второй класс. Они с родителями в последнее лето посе¬лились здесь. Учителем четвертого класса стала Элеонора Осиповна. Ученики ве¬село встретились после каникул - шум, гам. Расспросы: кто, что делал в канику¬лы, где побывал. В класс вошла Элеонора Осиповна, сели за парты. Учитель сде¬лала перекличку, представила классу новеньких, выдала тетради, книги, назначи¬ла старосту класса и началась обычная учеба. Попозже, где-то с ноября снова стали оставаться после уроков - слушать чтение книг Элеонорой Осиповной. Из чте¬ния в ту зиму запомнились книги «Пятнадцатилетний капитан», «Восемьдесят тысяч миль под водой», рассказы М. Горького, Куприна. Прошли две недели ве¬селой школьной жизни и настала пора убирать овощи, копать картофель. Вечера¬ми, после школы, пока светло Митя с братьями и мамой копали, возили на тележ¬ке, сносили в подпол всё, что выросло в огороде, А в воскресенье работали почти целый день. Так продолжалось две, три недели. Запасы продуктов на длинную зиму сделали. Сено заготовлено летом в стогах.
Старший брат присмотрел, откуда будут возить дрова по первому снегу. Среди суматошно занятых учебой, домашней работой дней Митя с Сашей нахо¬дили время два, три раза в неделю на один, два часа сбегать в лес. Старший брат учил младшего ставить петли для ловли рябчиков. Ходили совсем недалеко - не более километра. Поставили штук десять петель на срубленных и полого скло¬ненных березках, осинках. Над ними подвешивали на стойке кисть рябины, а вы¬ше и ниже рябины по ходу над стволом деревца устанавливали и крепили тоже к стойкам проволочные или мочальные петли. Рябчик по стволу шел к кисти ряби¬ны и не доходя до неё головой попадал в петлю, взлетал и повисал на ней. Дня че¬рез два петли проверяли - пять штук в один (утром или вечером), остальные на другой день и каждый раз приносили по одному, два, и даже бывало, по три ряб¬чика. Добыча была всегда. Все дома с удовольствием ели вкусное белое мясо ряб¬чиков, приготовленное мамой. Длилась такая охота примерно месяц. Позднее рябчики уже не шли на рябину. Стало морозить, выпал снег. После очередного вызова в военкомат Александр сообщил, что недели через две его призовут в Красную Армию на границу. И было ему семнадцать лет и шесть месяцев. Вско¬рости пришла повестка. Почтальонша даже пришла на кордон, чего раньше нико¬гда не бывало, и под расписку вручила брату повестку. Отправка через десять дней. На работу в эти дни брат не ходил, лесничий освободил.
В лесничестве дали лошадь на два, три дня и на санях со старых лесосек он возил дрова к кордону. Митя по возможности ему помогал. Дров навозили много, должно хватить на любую, даже самую холодную зиму. Часть дров распилили на удобные по размеру чурки, раскололи, сложили в поленницы. Привезли на лоша¬ди и сено. Аккуратно, невдалеке от скотного сарая уложили в большие копны. Де¬сять дней в работе и хлопотах по хозяйству пролетели на удивление быстро - ведь завтра уже проводы. Мать с бабушкой готовили прощальный обед. Где-то достали немного самогона, настояли его на чернике, каких-то травах. Получилось краси¬вое и ароматное питьё, которое бабушка давала Мите попробовать из ложки. И говорила при этом, что это, как лекарство от простуды. Из деревни за тридцать километров пришла вторая бабушка (по отцу) Акулина Николаевна. И вот он по¬следний день. В походный мешок брата сложены продукты на три дня, как пред¬писывалось повесткой, необходимые в дороге и службе вещи. Обеденное время. Приходят друзья Александра. Их мало. Всего двое или трое. Один паренек Ваня четырнадцати лет пришел со своей гармонью. Девушек нет. Пришел лесник Ро¬ман Кирьянович, ещё две женщины из лесоучастка. Мать, бабушка собрали обед. На столе стряпня: пирог с брусникой, пирожки с луком и яйцом, вареные яйца, капуста квашеная, огурцы соленые, свежий отварной картофель издает чудесный аромат, сметана, творог и было мясо лосиное (сохранилось еще в подсоленном и вяленом виде), отваренное и слегка поджаренное нарезано мелкими кусочками. Сели за стол. Налили в рюмки, стаканы помаленьку самогону. Встал Роман Кирьянович:
- Разреши мне, Мария Ивановна, старому солдату, участнику германской и гражданской войн сказать напутственное пожелание твоему сыну Александру, моему другу: - Александр, служи честно. Выполняй приказы и распоряжения ко¬мандиров, научись подчиняться. Изучай военное дело: своё оружие знай на от¬лично, умей его применять. Будь терпелив, где надо умей маскироваться. Вне¬запность и точность удара по врагу - залог успеха в бою. Но и не лезь под пули по глупой храбрости. За тебя, Саша, за твою службу в Красной Армии. Уверен, что ты будешь хорошим солдатом. За семью не беспокойся, поможем с работами.
Все выпили, а Ваня сыграл на гармони что-то бравурное и короткое. Разговорились, высказывали напутствия брату, произносили тосты. Пели песни. Мите очень по¬нравилась песня: «Шаланды полные кефали в Одессу Костя приводил...». Как потом узнал Митя эта песня из кино «Два бойца». Потом пели частушки, плясали, а Ваня с гармонью поддерживал и заводил веселье. Наступил вечер, стемнело. Встали из-за стола. Женщины прощались с Александром, уходили домой. Бабуш¬ка, братья окружили его, повисли на нем. Младшего, трехлетнего Павлика он держал на руках. Но время не ждет. Распрощались. Мама, Роман Кирьянович и два друга пошли на разъезд провожать Александра к поезду. Пришел поезд. Брат уехал в райвоенкомат на сборный пункт и не видели его почти четыре года. Митя, младшие братья Леня, Павлик остались дома. Бабушки убирали со стола, мыли посуду. Горячая вода была всегда в большом чугунке в русской печи. Бабушка Акулина охала:
- Как же Марья будет жить? Ведь Мите всего одиннадцать лет. Корову дер¬жать - сколько ей надо сена и уходу за ней?
Бабушка Анна отвечает:
- Да, что ты, Акулина, боишься за Марию. Корову давно держат, привыкли, сено заготовлено, привезено к дому. Дров у нас хватит на всю зиму. Видела какая еда у Марии. Всего заготовлено на зиму и до нового урожая хватит. Митя? Так он всё умеет по хозяйству. Он работящий, будет как мой покойный муж Иван Семе¬нович. У него и ружьё есть. Старший внук Саша обучил обращаться с ружьем. Охотником станет;
- Да, Аннушка, счастливая ты была за Иваном Семеновичем. Тихий, ласко¬вый был мужик и какой мастеровой. И прощал тебе всё. Уж больно ты с попами дружила, да в церковь всё без меры ходила.
- А ты не кори меня за попов. Ивана Семеновича я любила. Откуда бы ни шел домой: с работы, охоты - уставший, голодный я всегда его на крылечке встречала, ласково брала за руку, помогала взойти по крутым ступеням. Раздеваю, сапоги снимаю, даже портянки разматываю. Потом, если желал, провожала в ба¬ню и там помогала ему. Сколько помню, ни разу он полотенце не брал с вешалки. Всегда из моих рук. А после баньки сядет на лавку в углу под образами, а я ему горшок топленого горячего молока из печки. Любил его Ваня. Да меду ещё чашку поставлю. Напьётся молока, посидит, отдохнет, спросит:
- Как у нас во дворе?
Оденется, выйдет во двор к скотине, делает что-то. Всегда найдет дело. По¬том уже заходит домой и ужинать. Достаю из печки кислые щи с мясом. Подаю хлеб, сметану. Сидим, едим молча каждый из своей глиняной чашки. Я смотрю на него и радуюсь - вижу, что доволен, нравятся щи. А ел мало, хмельное совсем не пил. В доме тепло, чистые половики. Над столом лампа семилинейная сверкает. Вот так и жили. Хоть бы раз он мне грубое слово сказал, а всё Аннушка, Аннуш¬ка, - рассказывает бабушка Анна.
- А у меня Павел Николаевич крут был. Бывало вожжами отхлещет, дня три сесть не могу. Иной раз и не знаю за что. Да, что теперь жаловаться. Войну бы эту живыми пережить, а сын Анатолий вот без вести пропал на войне. У снохи Кати четверо детей: три девчонки и парень. Старшей дочери сейчас четырнадцать, а внуку двенадцать лет. Учатся в школе, дома всё хозяйство ведут, летом в колхозе работают старшие внуки, а живем голодно. В это лето чуть не умерли от голода. Запасы съели, новые ещё не выросли и слегли мои внуки. Катя решилась на край¬нее дело. Принесла с фермы тайком ведро сметаны. Опустили до половины ведра сметану в воду в свой колодец. Понемногу брали, ели безо всего. Дня через три заходит к нам председатель. Из раненых, одной руки по локоть не было. Ох, и строгий был, боялись его страсть. Катя моя так и обмерла, испугалась. Он посидел молча, посмотрел на посинелых, чуть живых моих внуков и положил на стол ко¬томку:
- Катя, это вам, для поддержки детей. И ушел. Развязали котомку, а там два больших каравая ржаного хлеба. Обрадовались сначала. А потом подумали: отку¬да у него такой хлеб? И поняли, что испекла его жена председателя. Так и выжи¬ли. Недели через две горох поспел, морковь, своя корова отелилась, молоко поя¬вилось. Ожили все.
Услышали, на улице радостно тявкнула собака. Значит, мать возвращается с проводов сына. Бабушки тут же договорились между собой: как зайдет Мария, поревем по внуку. Только вошла, они дружно взревели, запричитали. Мать на них:
- Хватит душу травить! Без этого тошно.
Бабки замолчали. Стали тихонько спрашивать: как проводили на поезд? Мать что-то отвечала. Митя вступил в разговор:
- Ничего, проживем.
-У нас все есть, заготовлено. Война скоро кончится, придет домой отец, а я в следующем году пойду учиться в пятый класс в школу на станции Гоставы.
Однако, жизнь на кордоне продолжалась, но было ощущение пустоты. Вре¬менами казалось - вот, вот зайдет Александр. Учеба в школе, а ходить каждый день пешком или на лыжах за три километра, работа дома по хозяйству не остав¬ляли времени на грустные мысли. В школе по учебе у Мити не было затруднений. Успевал хорошо по всем предметам. Вот только с Петькой дрались и даже в шко¬ле. Подерутся, а домой после учебы идут вместе и вроде не враги друг другу. По воскресеньям катались с ним на лыжах. У Мити носки лыж были высоко загнуты вверх (это были те лыжи, которые три года назад привезла Анна, приезжавшая навещать мужа), у Петьки - загнуты мало. Однажды Митя решил скатиться с бе¬рега реки, где берег был повыше и покруче, а снегу намело много. Скатился, не упал, хотя вначале крутого спуска носки лыж ударились о выступ земли, тут кон¬чались огородные грядки. Петька кричит Мите, стоя вверху:
- Как скатился?
- Хорошо! Скатывайся по моей лыжне, разгоняйся сильнее - кричит в ответ Митя и знает, что носки Петькиных лыж воткнутся в бугор земли под снегом. Пускай упадет, это ему месть за драки. Петька сильно разгоняется и катит. Под снегом носки его лыж упираются в бугорок замерзшей земли. Мгновенная оста¬новка - Петька с лыжами взлетает вверх, летит вперед и зарывается в снегу. Не шевелится. Потом начинает барахтаться и вылезает, встает. Митя бежит вверх, к нему. Смотрит, вроде бы цел и, на удивление, лыжи не сломаны. Петька смотрит на лыжи Мити и видит, как здорово загнуты носки. Митя говорит:
-А я и не почувствовал тут ничего, а носки твоих лыж, Петька, надо загнуть повыше. На этом катанье на лыжах в этот день закончилось.
В эту зиму морозы держались умеренно сильные. К утру в доме выстывало. Кроме русской печи была ещё небольшая кирпичная печь. По вечерам её хорошо топили. Сверху на печи была чугунная плита с вьюшками. Во время топки она раскаливалась до-красна. Митя и Леня любили, когда печь немного остынет, запе¬кать на чугунной плите ломтики картофеля и половинки луковиц. Нарежут лом¬тиками сырой картофель, пополам луковицы, положат на плиту и ждут, когда за¬печется. Несколько минут и готово. И до чего же они вкусные. Такое тогда было лакомство. Долгими вечерами у коптилки читали книги. Немного книг имелось и дома. Старший брат их выменял на что-нибудь: то на порох, то на картофель. Элеонора Осиповна иногда давала Мите книги почитать дома. Так он прочитал «Робинзона Крузо». Откуда-то появились в доме рассказы Леонида Соболева «Морская душа». Захватывающее чтение, особенно рассказ «Батальон четверых». Читал рассказы, повести Л. Толстого «Казаки», «Хаджи - Мурат», Севастополь¬ские рассказы. Однажды вечером все засиделись долго - после чтения писем от отца и брата, которого увезли служить в Туркмению на границу с Ираном. Собака долго и яростно лаяла. Наверное, слышала волков. Митя решил их попугать. Ру¬жье висело на гвозде в большой комнате. Оно было тульского завода, одно¬ствольное, двадцать четвертого калибра. Патроны всегда наготове, лежали на по¬лочке повыше. Митя зарядил ружье патроном с пулей и усиленным зарядом поро¬ха. Он знал какой патрон чем заряжен. Положил несколько патронов в карман фуфайки и вышел на улицу. Собака рвалась к лесу, но далеко не убегала. Прило¬жил приклад ружья к плечу, наклонил пониже голову, ствол направил в сторону леса, куда лаяла собака и нажал на спусковой крючок. Выстрел получился силь¬ный, в плечо отдача чувствительно резкая. Даже в ушах зазвенело. Но, что это? Оказалось, Митя держит в руках один приклад (ложе) ружья. Ствол отлетел и ле¬жит на снегу. Митя осмотрелся, ощупался - голову, лицо. Всё на месте, ничего не болит. Ну, слава богу, подумал, не ранило. Поднял ствол, пришел домой. При све¬те коптилки рассмотрел: оказалось у патрона оторвало донышко. Замок ствола не удержал, открылся. Донышко улетело назад, хорошо не в голову Мите. Сам па¬трон (латунный) остался в стволе. Между стволом и патроном Митя сделал уг¬лубление шилом, затем в углубление сумел забить молотком гвоздь. Гильза де¬формировалась внутрь, ослабла в стволе и тогда он её крючком вытащил. Собрал ружьё. Открывается, закрывается хорошо, курок щелкает при нажатии на спуско¬вой крючок. Решил, что ружьё исправно. Зарядил патроном с нормальным заря¬дом пороха, вышел на улицу и ещё раз выстрелил в сторону леса. Выстрел про¬изошел нормально. Ружьё при нажатии на рычажок замка открылось, патрон вы¬шел из патронника. Да, задумался Митя: с ружьём надо быть осторожным и по¬роха класть не больше мерки.
В один из дней, когда во вторую смену закончились занятия Элеонора Оси¬повна попросила Митю задержаться на несколько минут. Митя ждал. Из своей жилой комнаты при школе вышла, одетая по-зимнему, Элеонора Осиповна. Сказа¬ла: - Митя, я хочу побывать у вас дома на кордоне. Как думаешь, твоя мама будет не против?
- Пойдемте - отвечает Митя - она будет рада.
Пошли. Три километра и все лесом. Ближе к кордону росли большие сосны, ели. Элеонора Осиповна что-то спрашивала у Мити. Он односложно отвечал, чувствовал себя скованно перед по¬жилой учительницей. Она удивлялась - какой большой лес и как шумит ветер в вершинах. Под конец дороги свернули на тропинку, чтобы немного скоротать путь. Вот и поляна, кордон. Метрах в тридцати от него стоит одиноко огромная старая сосна. Лает собака, бежит навстречу. На улицу вышла мама Мити. В тем¬ноте видит, что он не один. Спрашивает:
-Ты с кем, Митя?
- Мама, со мной Элеонора Осиповна, - отвечает Митя.
- Милости просим к нам в гости, Элеонора Осиповна. Очень рада вашему приходу. Всё нам повеселее будет - мать приглашает пройти в дом. Очистили ва¬ленки от снега пихтовым веником, зашли. Темно в доме от одной коптилки. На такой случай всегда наготове заправленная керосином семилинейная лампа. За¬жгли её. Стало светло. Элеонора Осиповна осматривалась. Большая комната, три окна, стены покрыты обоями, большой и хороший деревянный стол. Вдоль одной стены деревянная крашеная лавка, две небольшие аккуратные скамейки, одно¬спальная кровать, покрытая красивым покрывалом, высокая подушка. На этой кровати спал Митя. В центральном углу сделана книжная полка. На ней лежат Митины учебники, другие книги. Усадили Элеонору Осиповну на лавку к столу. Брат Леня стеснялся, спря¬тался у топившейся маленькой печки. Павлик, которому шел четвертый год, сме¬ло бегал по комнатам в своих толстых шомках, связанных из льняных веревочек. Митя показывал гостье, какие у него есть книжки, что он читает. Показал и ружьё, как оно заряжается, патроны. Сказал, что весной пойдет на охоту на рябчиков. Сейчас же зимой, иногда по вечерам, когда долго и сильно лает собака, выходит на улицу стрелять из ружья, чтобы попугать волков. С отбытием колонии, воору¬женных людей вокруг поселка и кордона не было, по ночам стали появляться волки. Уже двух собак съели. Митя рассказывал, как он с Петькой, другими ребя¬тами ходили смотреть где волки схватили собаку, тащили, что от неё осталось. Услышанному удивлялась Элеонора Осиповна и спрашивала:
- И как вы тут живете? Страшно?
- Нет. Мы привыкли, в школу ходим с Петькой и ещё двумя другими ребя¬тами - отвечает Митя.
Мать той порой собрала на стол ужин: только что сваренный картофель, огурцы, капуста, грибы, суп, сваренный ещё утром с лосиным мясом. Митя из подпола достал ковш брусники, её высыпал в деревянную цветную чашку. У ма¬мы осталось маленько самогона после проводов Александра. Женщины выпили за встречу, потом за отца и брата, находящихся на фронте и на охране границы. Дол¬го сидели, разговаривали. Перед сном вышли на улицу. На небе облачность, ве¬тер, метет снег, шумят деревья. Утром посмотрели в окно - намело снега, сугро¬бы, быстро мчатся облака, в разрывах видно небо, просвечивает солнце. Мать по¬дала завтрак. Пили чай из заваренных сушеных ягод черники, малины. Элеонора Осиповна собралась идти к себе в школу. Митя проводил её до проезжей санной дороги, вернулся домой. Надо наносить воды из проруби, наколоть дров, принес¬ти их в дом. Откопать от снега сено, прорыть дорожки, тропки к проруби, скот¬ному двору. Расчистить от снега пошире у входа в дом. Следующий день поне¬дельник. Утром Митя учил уроки, в школу идти во вторую смену. Перед обедом он решил запаять маленькую дырочку в эмалированной чашке. Эмаль в этом мес¬те была отбита. Взял паяльник - медный, насажен на длинном железном стержне. Ручка деревянная. Медную часть положил на раскаленную плиту печки. Соляной кислотой, оставшейся от старшего брата, обезжирил вокруг отверстия в чашке. Олово тоже имелось. Взял раскаленный паяльник, попробовал нагрев - олово на нём плавится. Разогрел паяльником место пайки, поднес олово к паяльнику и за-паял отверстие, подравнял пайку напильником. Налил в чашку воды - не протека¬ет. Паяльник отнес в кладовку в пристрое к кордону и на что-то положил. Пообе¬дал, сложил в сумку тетради, книги. В это время к ним зашел Петька, чтобы вме¬сте идти в школу. Зашел и говорит:
- У вас в коридоре из кладовки пахнет смородом, как будто тряпки шают. Митя мгновенно сообразил, что это от горячего паяльника, который он положил, не глядя куда. Кинулся в кладовку - так и есть, шает тряпьё, на нём лежит паяль¬ник. Взял паяльник, тряпки, вынес на улицу, затоптал в снегу. Забежал снова в кладовку, тщательно осмотрел всё - не горит ли ещё что-нибудь. Больше ничего не горело. Вернулся домой, горячо поблагодарил Петьку и пошли в школу. Так Митя получил ещё один урок: как опасно быть невнимательным к тому, что дела¬ешь. Надо проверять себя - правильно ли сделал?
Бабушка Анна постоянно не жила на кордоне у дочери. В семи, восьми ки¬лометрах от них в деревне Полдень жила её сноха Мария. Детей у неё было трое: две дочери одиннадцати и семи лет и сын - четыре года. Муж Марии, сын бабуш¬ки Анны Петр служил в Красной Армии, по здоровью на фронт не попал. Перио¬дически она жила у снохи, по возможности, что по её силам помогала ей по хо¬зяйству. В конце зимы бабушка Анна засобиралась в райцентр в военкомат, как она выражалась «охлопотать» себе пенсию за второго сына Александра, который на войне пропал без вести, и было у неё на это извещение. За пропавших без вести солдат, офицеров родителям, детям по тогдашним законам пенсия не полагалась. Бабушка уже бывала в райвоенкомате по этому поводу, куда-то писала письма, но пенсии пока не добилась. В этот раз она предложила поехать с ней Мите. Воз¬можно, он нужен был для помощи увезти какую-то поклажу. Митя согласился, так как в райцентре ещё не бывал, хотя пришлось пропустить один день учебы в школе. И вот они на разъезде, ждут в ожидалке для пассажиров поезда. Билеты, конечно, не покупали. У Мити за плечами небольшая котомка с чем-то. Наверное с продуктами. У бабушки в руках корзина, тоже чем-то наполнена. Заполночь пришел поезд. С бабушкой сумели пройти в тамбур одного из вагонов. Ехать все¬го тридцать километров, примерно один час. Едут стоя, в тамбуре сесть некуда. Половину пути проехали. Вдруг идет контроль. Мужчина высокий, худой, лицо бледное, в форменной одежде, фуражке; за ним женщина - проводник. Мужчина спрашивает у проводника:
- Твои пассажиры?
- Нет - отвечает она, - не знаю, где сели.
- Билеты? - спрашивает мужчина у бабушки.
- Да какие у нас билеты - отвечает она. Сын на войне пропал без вести. Еду в военкомат хлопотать насчет пенсии. Самой жить надо и внучка вот кормить то¬же.
Мужчина сердится, начинает кричать и на проводника вагона и на бабушку. Требует на ближайшей остановке безбилетников выкинуть. Митя боится. И вправду выкинут на разъезде. А ведь ещё зима, холод, может там и тёплого места не найдёшь. Смотрит на бабушку, а она спокойно смотрит в глаза мужчине и го¬ворит ему:
- Прости ты нас, служивый. Видно, что ты хороший человек и, наверное, с войны пришел по ранению или болезни. Вот у меня лекарство есть. И внутрь при¬нять можно и спину, грудь натирать и подает ему бутылку настоянного на травах, ягодах самогона. Мужчина вытащил деревянную пробку, понюхал и сказал:
- Добре, вкусно пахнет, - и лицо его просветлело. И еще бабушка подает ему сверток из чистой холщевой ткани, в которой завернуты пирожки. Такой же свер¬ток она подает проводнице. Ароматный запах от вкусной еды исходит от сверт¬ков.
- Ну, старая, разжалобила ты меня. Сколько ехать? Километров десять? Лад¬но, стойте здесь, никуда не ходите, - и он ушел в следующий вагон, а проводница осталась. О чем-то немного поговорила с бабушкой и, как показалось Мите, впол¬не дружелюбно.
Приехали на районную станцию Шабалкино. Выходили из вагона. Митя быстро соскочил и поддерживал бабушку - уж очень высоко подножки от плат¬формы. Темно, светит вдали один прожектор и тот глаза слепит. Какой-то мужчи¬на, похоже служащий на дороге догнал, шедших наугад Митю с бабушкой, схва¬тил её за воротник, громко ругаясь матом, кричал:
-Я вас в комендатуру сдам. Куда вас черт несет?
Бабушка и здесь: встала, спокойно смотрит ему в лицо, освещенное прожек¬тором, и говорит:
- Ой, спасибо тебе, молодой человек. Мы, старый да малый, не знаем куда идти. Покажи, Христа ради, как к вокзалу выйти. Мужчина сразу же перестал ру¬гаться, перевел бабушку через двое или трое путей и показал на одноэтажное зда¬ние - куда надо идти. Пришли в зал ожидания. В такое позднее (или раннее) вре¬мя нашлись места на диване. Сели. Митя прислонился к бабушке и мгновенно ус¬нул. Проснулся - уже рассветает. Бабушка из корзины достала большую желез¬ную кружку, подала Мите и сказала:
- Принеси кипятку. Вон идет старик с чайником, спроси у него, где кипяток. Через пять минут Митя принес кипяток, держа кружку в рукавицах. С пустого стола у буфета взял стакан, сбегал к умывальнику, вымыл стакан, вернулся к ба¬бушке. Она подала Мите пирожки в свертке, кусок сахару:
- Наливай чаек с черничной ягодой и пей, ешь пирожки.
Какое приятное ощущение: горячий кипяток с заваренной ягодой, сахаром! Так и разливается теп¬ло по всему телу. Пирожки с капустой очень вкусны. Стало совсем светло. На улицах ходят люди, едут повозки. Пошли в поселок райцентра. Идти километра два. Военкомат уже работал. Бабушка здесь бывала, потому нужную дверь нашли быстро. Зашли в неё. Небольшая комната. Сидит за столом красивая женщина средних лет. Бабушка низко поклонилась, поприветствовала хозяйку комнаты. Та ответила на приветствие, спросила:
- Кто вы, откуда, по какому вопросу?
Бабушка объяснила, что уже здесь бывала по поводу пенсии за сына и при¬везла ещё бумаги (справки), какие с неё требовали. Женщина, а она, наверное, была секретарь какого-то начальника, посмотрев бумаги, всмотрелась в лицо ба-бушки и вспомнила её.
- Да, да, помню, Анна Андреевна, как Вы были полгода назад. Бабушка на¬клонилась к женщине (её звали Анастасия Ивановна), о чем-то пошептались, взя¬ла у Мити котомку, поставила в углу за стул. Анастасия Ивановна, чтоб Митя зря не торчал в комнате сказала:
- Пойдем со мной, - привела его в конце коридора в широкую комнату. Здесь стояли два стола, на них лежали журналы, несколько газет. Стояли простые деревянные диваны.
- Как звать тебя, мальчик?
- Митя.
- Сиди, Митя, здесь, жди бабушку. Она долго будет занята со мной. Читай газеты, журналы.
Митя взял журнал, сел на диван. Журнал, похоже, был для военных, писа¬лось в нем про войну. Попалась на глаза статья о военных моряках, войне на море. Увлекся чтением. Незаметно прошло два часа. Подошла бабушка. В руках у неё корзина, в ней сверху пустая Митина котомка и корзина облегчилась.
-Пошли, Митя, на базар. Сходим, посмотрим, чем торгуют.
Базар маленький, деревянные прилавки, над ними навесы, тоже деревянные из досок. Что сразу бросилось в глаза, так это торговля разной сбруей для конской упряжи: хомуты, уздечки, чересседельники, вожжи, подковы и прочее. Старый бородатый мужик продавал табак (махорку). Он был у него в широком холщевом мешке. Набирал из мешка стаканом, несколько штук которых стояло на прилавке наполненных табаком. Покупателей было мало. Мужик периодически выкрики¬вал:
-Табак, кому табак! Махорка крепкая, самосад!
Продавали валенки, подшитые и обшитые спереди и сзади кожей; сапоги, какие-то странные, вроде как суконные. Спросил, оказалось, что они из кожи - замши. В одном месте продавали муку, другие продукты. Всего мало и дорого. Прошли к чайной, зашли. Бабушка села к столу на стул. Дала Мите денег:
- Купи два стакана чая.
Митя подошел к буфету, заплатил за два стакана чая, затем подошел к окну, где его выдали и предупредили, что он без сахара. На столе бабушка разложила пирожки, оказались у неё и конфеты - простые подушечки. Ели пирожки, запива¬ли чаем с конфетами. Сидели долго, ели медленно, бабушка не торопила. Убрали оставшиеся пирожки в корзину, Митя взял её и пошли. Прошли снова базар, но уже ни к чему не присматривались. Заходили зачем-то в продуктовый магазин, потом в книжный. Бабушка попросила Митю:
- Спроси, продают ли библию?
Митя спросил. Продавщица ответила:
- Что ты, мальчик, религиозной литературой мы не торгуем. Пошли к воен¬комату. Митя снова сидел на диване, читал журналы. Бабушка зашла к Анастасии Ивановне. Примерно через час она подошла к Мите и говорит:
- Всё сделала, уладила со всеми. Сказали, ждите извещение на пенсию. Вы¬дадут сразу за один последний год, потом будут высылать на каждый месяц. По¬лучать буду в сельсовете на почте. А теперь, Митя, поедем домой.
Доехали снова на поезде без билетов, никем не замеченные, пришли поздно вечером домой. Митю удивляли способности бабушки: куда бы он с ней ни ходил, ездил, везде возникали разные запреты и она их преодолевала, быстро договари¬валась с запретителями. Её везде пропускали, с поезда не высаживали, хотя езди¬ла без билета. В учреждениях как-то улаживала дела, сумела добиться пенсии. Самые сердитые люди в разговоре с ней вдруг успокаивались и соглашались с ней. За ней на кордон приходили люди, уводили к себе - оказать помощь в лече¬нии заболевшего человека, особенно ребенка. Она помогала, ей верили. Бывало, не приходила домой по нескольку недель и возвращалась с подарками для внуков. Приносила сахар, конфеты, мёд, печенье и т. п.
Зима кончалась. Снега осталось мало, в основном в лесу небольшими пле¬шинами. Митя знал, что в это время хорошо идут на манок рябчики и пошел на охоту. С собой было несколько патронов, заряженных самодельной дробью. От кордона отошел минут за пять, стал свистеть манком, подражая свисту рябчиков. Несколько минут шел, посвистывая, не ожидая, что скоро встретит рябчиков. И вдруг, прямо перед собой, может в метрах десяти, бегут на него рябчики - стая. Даже на секунду растерялся от неожиданности. Свистеть перестал, встал. Рябчики увидели его, повернули назад и быстро разбегались. Поднял ружьё, целился в од¬ного, другого. Наконец выстрелил, рябчики взлетели, скрылись. Один остался ле¬жать на земле, на прошлогодних листьях. Подошел, поднял тепленькую тушку, понял, что она сильно разбита из-за малости расстояния и самодельной дроби. Пошел домой, рябчика отдал маме. Больше на рябчиков не ходил, почему-то их было жаль убивать.
В один из дней в начале мая Митя шел в школу один. Валил мокрый снег, было холодно, грязная дорога. В поселке разъезда навстречу ему шла пионерво¬жатая школы. Она остановила Митю:
-Не ходи в школу. Окончилась война, занятия отменили.
Молча повернул домой. Пришел, сказал маме. Побежал в поселок лесору¬бов, забежал к Петьке, сказал новость. Оказалось, что они уже знают. Побежал к Ване, который играл на гармони. Там тоже все знали. Им сообщили из конторы лесоучастка (разъезда) по телефону рано утром. Телефон стоял у них в доме, связь была только с конторой лесоучастка. Вернулся домой. Что-то делал по хо¬зяйству. После обеда небо прояснилось, светило солнце, но день был холодный, ветреный. Ребятня собралась на свободной площадке поселка. Играли в лапту, чижа, чувствовали себя весело и радостно.
На подрывном поле воинской части в трех километрах в этот день много взрывали трофейных и старых боеприпасов. При особенно мощных взрывах от¬дельные осколки с воем, гулом пролетали над поселком, в домах дрожали стекла. Но обошлось без происшествий.
С посадкой картофеля, овощей управились в основном сами. Помогло лес¬ничество - вспахали землю, помогли некоторые люди из поселка. Учеба подходи¬ла к концу. Тогда, в те годы и ещё много лет, в школах по окончании каждого класса ученики сдавали экзамены, начиная с четвертого класса. К экзаменам Митя готовился упорно и серьезно и сдал их успешно. Торжественно вручили свиде¬тельство об окончании начальной школы. Блистала нарядная и радостная Элеоно¬ра Осиповна. Поздравляла родителей и своих учеников с окончанием школы, на¬путствовала на дальнейшую учебу:
- Дорогие родители моих любимых учеников! Дети! Мы начали учиться в начале великой войны и мы достойно все вместе прошли эти тяжелые четыре года и родители, и дети, и учителя. Дети закончили учебу в нашей школе, закончилась и война. И вот мы расстаемся с вами навсегда. Дети пойдут учиться дальше, в других школах, а мы учителя, школа будем учить новых учеников, - с дрожью в голосе закончила свою речь Элеонора Осиповна. -Успехов Вам всем, дорогие родители и дети.
Установилось лето. Теплое, вовремя шли дожди. Буйно росли овощи. Поли¬вать их приходилось редко. Росла и трава на покосах. Народ радовался оконча¬нию войны, возвращались домой оставшиеся в живых солдаты. Знакомые отца, пришедшие с войны, заходили на кордон, спрашивали мать о Константине Пав¬ловиче, когда он собирается (когда его отпустят) домой. Предполагали сроки. Осенью обязательно будет дома. Между тем время шло, и настал сенокос. Трава выросла могучая. Митя впервые взял в руки косу. Лесник Роман Кирьянович по¬дарил её маленькую, ловкую. Показал, как косить и пошло дело. Митя научился косить, и для него это казалось приятным занятием. Так постепенно, с помощью разных людей за месяц управились с сенокосом. Сено стояло в стогах, укрытое от осенних дождей.
Несколько ребят, с кем вместе закончили начальную школу, ходили пода¬вать заявление на учебу в пятом классе в среднюю школу на станцию за шесть километров от разъезда. Митя узнал, как писать заявление, фамилию, имя, отче¬ство директора школы. Пошел пешком за девять километров - три до разъезда, где учился в начальной школе, и дальше шесть километров по железной дороге, как говорили по шпалам. Пришел на станцию. Время было предобеденное. Узнал, где школа и уже подходил к ней, когда увидел мужчину, шедшего от школы. Ре¬шил спросить у него, где найти директора школы. Мужчина остановился, внима¬тельно посмотрел на Митю и спросил:
- Зачем тебе директор школы?
Митя: - Я закончил начальную школу и хочу учиться здесь в пятом классе.
Мужчина: - Откуда ты, где школу закончил?
Митя рассказал подробно. Тогда мужчина сказал:
-Я директор, фамилия Черенков...
И не дав директору закончить, сказать свое имя, отчество Митя выпалил:
Здравствуйте Иван..., а отчество у него забыл. Покраснел, потупился, но протянул ему руку для знакомства, как взрослый человек. Директор слегка улыб¬нулся, протянул Мите свою руку, крепко пожал руку Мите и сказал:
- Да, я Иван Григорьевич. Давай свои документы, посмотрю. Посмотрел, похвалил Митю за хорошие оценки и сказал:
- Иди в школу (показал вход), поверни направо по коридору, увидишь на двери прямо надпись «Учительская». Заходи в неё, там сидит женщина, она мой секретарь. Отдай ей свои документы и скажи, что я их смотрел, а сам первого сен¬тября приходи сюда в школу, заходи также в учительскую, и тебе скажут в каком классе будешь учиться. Последнее Митя не понял и спросил:
- Как, в каком классе? Я же в пятый класс приду учиться?
- Пятых классов будет не один, а два, может три. В учительской тебе и ска¬жут, в каком из них ты будешь учиться. Да смотри, не опаздывай, приходи к восьми утра. Далеко тебе ходить придется.
-Ладно, раз отец жив, скоро придет домой, как-нибудь разрешится этот во¬прос. До свидания, Митя, до встречи первого сентября, - и директор ушел по сво¬им делам. Митя зашел в школу и сдал документы секретарю. Она посмотрела их, положила в одну из папок и сказала:
- Можешь идти домой.
Митя стоял, не уходил, секретарь удивилась и спросила:
- Что тебе ещё?
Митя в ответ:
- А Вы про меня не забудете? - и показал на папку, в которой лежали его до¬кументы.
Секретарь, ещё молодая женщина, весело рассмеялась и сказала:
- Не беспокойся, Митя, не потеряются твои документы, и тебя не забудем. Иди, отдыхай дома, ещё три недели и не опаздывай к восьми утра первого сентяб¬ря. Да постригись. Какие длинные волосы отрастил. Красивые они у тебя, волни¬стые.
Дома Митя рассказал маме о походе в школу, что его приняли в пятый класс. Теперь надо сумку, тетради, учебники. Сумку Мите дал один из лесников. Это была старая полевая сумка, но ещё хорошо сохранилась. Носить её можно на имеющемся ремне через плечо. Ремень пришлось укоротить. Оставшиеся недели до школы Митя с братом Леней почти каждый день ходили в лес за грибами на засолку и за ягодами. Набрали несколько ведер брусники. Очистили (провеяли) её от мусора, засыпали в бочку и залили холодной колодезной водой. Воду из ко¬лодца приносили за полкилометра, так как своего колодца не было.
Дрова и порядочно их оставалось ещё с прошедшей зимы, но могло не хва¬тить на следующую зиму. Поэтому Митя обходил ближайшие, старые лесосеки и отыскивал штабели дров, не увезенные, забытые. Были эти дрова для паровозных топок. Попадались и длинные бревна. Запоминал, где они находятся, втыкал в землю около них высокие вешки, колья. Лесосеки уже заросли кустарником. Хо¬дил в лес всегда с топором и даже с ружьем. Иногда попадались рябчики, тетере¬ва. Бывало и подстреливал, приносил домой дичь.
Накануне первого сентября Митя сложил в свою полевую сумку книги, тетради, карандаши, ручку и даже чернила в пузырьке. Нашлись подходящие ко¬жаные ботинки. Не новые и немного великоваты, но Митя рад был и таким; ру¬башка, брюки и какая-то куртка. Первого сентября Митя встал рано, часов в пять, даже раньше мамы. Собирался в школу. Поел обычной домашней еды, выпил мо¬лока. С собой мать дала свежие огурцы, ломоть хлеба. Завернул их в холщовую тряпку, заложил в одно отделение полевой сумки, надел ремень через плечо и в шесть утра вышел из дома. По тропинке через старую лесосеку пошел на проез¬жую дорогу к разъезду. У старых пней начинали расти грибы - опенки. Заводи¬лось их великое множество. Но Митя за ними никогда не ходил, не брал. Они счи¬тались не съедобными. Вышел через поселок разъезда на железную дорогу и пошел по ней. Тогда часто проходили поезда, приходилось сходить со шпал на обочину. В школу пришел раньше восьми. В учительской Мите сказали, что он будет учиться в пятом- Б классе и сказали номер комнаты. Вышел в коридор, на¬шел нужный номер. В коридоре стоял шум, беспорядочно бегали маленькие уче¬ники. Зашел в свой класс. Там тоже стоял гвалт, не разобрать слова, человек три¬дцать учеников галдели, кто во что горазд. Встретились несколько человек из тех, с кем учился в начальной школе. Встреча бурная и радостная. Мите показали ещё не занятое место на парте. В неё он положил свою сумку. Соседом по парте ока¬зался Коля Крысов, с которым учились четыре года в начальной школе. Мите он нравился: спокойный, не вредный мальчик, дружелюбно настроенный к нему. Раньше он приходил на кордон и они вместе бегали на речку купаться у прорван¬ной плотины. Отец у него погиб на фронте. Коля жил на разъезде с матерью и младшей сестренкой.
Прозвенел звонок. В класс зашел мужчина. Молодой, высокий, черные во¬лосы гладко зачесаны назад, в кителе военного образца. Понравился Мите сразу. Прошел к учительскому столу, поздоровался с учениками, а они, на удивление учителю хором ответили «Здравствуйте». Учитель назвался Николаем Васильеви¬чем, сказал, что будет у них классным руководителем, и будет преподавать мате¬матику. По журналу проверил присутствующих учеников. Потом скомандовал: Встать! Когда все встали, он сказал:
- А сейчас пойдем на площадь перед школой на митинг по случаю начала учебного года.
Каждый классный руководитель выводил свой класс на отведенное классу место. Встали четырьмя шеренгами лицом к школе. Справа во главе класса стоял Николай Васильевич. Буквой «П» выстроилась вся школа, начиная с первого по девятый класс. Десятого класса ещё не было. Он будет в следующем году. В ос¬новании строя (буквы «П») на земле стоял стол, покрытый красной материей. На нем лежали какие-то бумаги, прижатые массивным пресс-папье. От школы шли директор (Митя сразу его узнал) в черном костюме. На груди какие-то ордена, медали. Рядом шли еще двое мужчин, тоже нарядно одетых. Оказалось, что это были председатель сельсовета и председатель ближнего колхоза. За ними шли еще несколько учителей. Подойдя к столу, трое встали рядом, учителя немного позади. Директор, стоя в середине, сказал:
- Дорогие товарищи, ученики, родители учеников и учителя, поздравляю Вас с началом учебного года. Для всех нас это праздник. Праздник вдвойне, ведь мы начинаем учебный год в мирное время. Война с Японией закончится через два, три дня. Я надеюсь и уверен, что и учителя и ученики будут работать с пол¬ной отдачей, добросовестно. Учеба в школе - это тоже работа, труд упорный, ежедневный и только совместные наши усилия принесут хорошие результаты. Ученики усвоят программу обучения, получат знания, а учителя - удовлетворение от честно выполненной работы. Учеба в школе - это и воспитательный процесс. Наша общая задача - воспитать честного, трудолюбивого, инициативного, куль¬турного и любящего свою родину человека.
Затем говорили несколько учителей. Каждый с добрыми пожеланиями и на¬деждой на успешную учебу своих подопечных. Особенно трогательным было вы¬ступление молодой учительницы первоклашек и одного из родителей ученика первоклассника. После них снова говорил директор:
- Здесь присутствуют председатель сельсовета, председатель колхоза и представитель леспромхоза. Назвал их фамилии, имена.
- Дело в том, что в каникулы наши учащиеся старшеклассники работали. Кто в колхозе, кто в леспромхозе. Работали не все, но многие и товарищи предсе¬датели довольны работой наших учеников. Сейчас они сами об этом скажут. Председатель сельсовета кратко, немногословно поздравил школу, учеников, учи¬телей и родителей с началом учебного года, назвал несколько фамилий наиболее отличившихся на работе в леспромхозе учеников. Председатель колхоза сказал примерно то же, что и предыдущий товарищ, также назвав наиболее хорошо ра¬ботавших в колхозе учеников. Снова говорил директор школы, по предложению председателей сельсовета и колхоза зачитал постановления правлений своих кол¬лективов о поощрении наиболее отличившихся на работе в летние каникулы школьников. Их в список включено человек десять. Награждались каждый почет¬ной грамотой и подарком. В подарках были кому ботинки, рубашки (мальчикам), девочкам ткань на платье. Одному молодому человеку подарили набор столярно¬го инструмента. Уж очень он преуспел в работе с деревом: изготовлял рамы, а потом ульи и начинку для них и получились у него деревянные теремки для пчел.
Митинг закончился. Разошлись по классам, и началась учеба. Весь сентябрь Митя ходил в школу из дома каждый день. Далеко и уставал от быстрой ходьбы. Ведь в школу и обратно восемнадцать километров. Сентябрь и начало октября были для него очень тяжелыми. Копали картофель, убирали овощи. Сколько ра¬боты! Неимоверно много перетаскивал тяжестей. Замучил и брата Леню перевоз¬я вместе с ним на тележке картофель, овощи. И всё-таки весь урожай собрали и заложили в подпол, вздохнули полегче.
В очередное воскресенье Митя сходил даже на охоту. Ходил потихоньку в полукилометре, километре от дома. Стоял легкий морозец. На траве и ветках де¬ревьев густой иней. Светило солнце и было тихо. Встречались тетерева, рябчики. Принес домой двух рябчиков: одного подстрелил, а другого взял из петли. Петель на рябчиков в эту осень Митя поставил всего две штуки. На большее не было времени. В середине октября бабушка сходила в деревню рядом со станцией, где учился Митя. Были у неё там знакомые люди. Договорилась с ними, чтобы Митя жил у них, домой будет приходить в субботу вечером, уходить рано утром в по¬недельник. И Митя стал у них жить. Спал на полатях, варил себе суп в чугунке два раза в неделю. Хлеб приносил на неделю из дома. Худо ли, хорошо ли, но не¬делю прожил. В субботу двадцатого октября пришел на станцию к поезду, чтобы ехать домой до разъезда. Поезд местного сообщения - между двумя областными центрами ходил, останавливался на каждом разъезде. Ездил, конечно, без билета, в тамбуре или на подножке. Приехал всего за десять минут на свой разъезд. К по¬езду всегда приходило местное население. Встречали, ждали домой родных, зна¬комых с войны. Идя вдоль вагона, Митя услышал из разговора двух женщин, что на этом поезде приехал Ключин Константин Павлович. Женщина увидела Митю и спросила:
- Ты, мальчик, Ключин?
- Да, ответил Митя.
-Тогда беги, догоняй отца, вон он идет к дежурному по разъезду.
Митя бросился бежать. Догнал отца, подошел к нему и сказал:
- Папа, я Дмитрий, твой сын.
Но, удивительное дело. Отец не прореагировал на слова Мити. Удивился Митя, слегка растерялся, а отец медленно шел по поселку разъезда. За спиной солдатский мешок, в шинели, шапке, на ногах ботинки с обмотками. На плечах погоны старшего сержанта, в них Митя уже разбирался. Наконец отец спросил у Мити:
- Ты кто, мальчик?
- Я Дмитрий, ТВОЙ СЫН, иду ИЗ ШКОЛЫ.
Тогда отец остановился, обнял Митю, поцеловал и снова молча пошли до¬мой. Митя что-то говорил. Отец не отвечал. И тогда понял Митя, что отец очень плохо слышит. Почти стемнело. На земле тонким слоем лежал снежок. С проез¬жей дороги свернули на тропинку к кордону. Иногда Митя громко отвечал на ко¬роткие вопросы отца. Залаяла собака, на крыльцо вышла мать. Громко спросила:
- Митя, это ты? С кем?
- Мама, это я, идем с отцом - ответил Митя.
Так подошли к дому: мама показалась Мите старенькой, изможденной женщиной. Ему стало жаль её. Зашли в дом. Леня и Павлик стояли вдалеке. Они боялись пришедшего солдата. Отец снял мешок, шинель, разулся. Мать дала ему старенькие валенки. И всё молча. Наконец он подошел к Лене и Павлику. Присел, протянул к ним руки, позвал их к себе. Они боязно, медленно к нему подходили. Подошли, отец обнял одного одной рукой, другого другой, поцеловал, прижал к себе. Что-то у них спрашивал, они отвечали, но видимо, он не слышал. Сел вме¬сте с сыновьями на лавку у стены. Мать той порой собирала на стол. Еда тради¬ционная, как всегда, когда были гости, в том числе и чекушка самогона. Все усе¬лись за стол. Отец удивился обилию еды. Все свежее и вкусное.
- А я думал, у вас кроме картошки и еды никакой нет.
- Что ты, Костя, мы ведь так работали все лето. Вырастили, собрали. Ребята, как кроты, всё перетаскали в подпол. А грибов, ягод бочки стоят. И корову со¬хранили, сено заготовили. Теперь ты пришел домой, заживем лучше.
- Большая забота о старшем сыне, как-то он там служит? Уже почти год.
Что-то в этом разговоре мамы отцу не понравилось. Он спросил:
- А обо мне заботы не было? И лицо его приняло злобное, жестокое выра¬жение. Мать и Митя испугались.
- Что ты, Костя, первая забота всегда была о тебе, а теперь, слава богу, ты
дома.
Обстановка разрядилась. Злобность отца прошла. Митя вышел из-за стола, вышли, не доев, и младшие братья, напуганные отцом. Митя сразу же понял, что с отцом надо быть осторожнее, меньше обращаться к нему, и подумал, как дальше с ним будут жить? Лучше ли, чем без него?
2010 г.
На берегу речки Дикой
© Copyright: Виктор Ключаров, 2016
Свидетельство о публикации №216112201417
Свидетельство о публикации №216112201417
Рецензии