Глава 8. М-истерические чудеса!

…В полночь в чёрной тишине замка была зажжена  дрожащей от волнения рукой Директрисы свеча! Пламя её отбросило таинственные тени собравшихся! Взгляды всех были обращены к нему, дрожащему и приковывавшему! Над ним Директриса водила блюдцем! След пламени копотью ложился на него вырисованным крестом! Подошедши к раскрытому окну и обратив в него протянутые с блюдцем руки, она зашелестела едва уловимым шёпотом призывные слова: «Дух… войдите, пожалуйста, под блюдце! Придите к нам!» - называя полностью по имени, отчеству своего недавно усопшего родственника. Трижды повторив призыв, она с большой осторожностью перенесла блюдце на  рисованную карту, поставив его на раскрытый гробик, и вопросила дрожащим голосом: «Вы здесь?» - блюдце не шевельнулось.
- Кладите по два пальца с каждой руки.
Двенадцать пальцев легло на тарелочку. Ребята остались наблюдателями. Директриса повторила свой вопрос. Блюдце слегка шевельнулось. Ойкнула Валечка. Вздох ужаса и восторга вырвался у Винни. Гном запротестовал, завертелся вокруг стола: «Кто пальцами двигает. Кто?» У Директрисы и без того большие глаза. Раскрылись  ещё больше. Блюдце вернулось. Валечка отдёрнула руки.
- Ставь на место! – скомандовала Директриса. – И спокойнее! Если не можешь это видеть – лучше удалиться! Или сядь – посиди!
Она вежливо заговорила с духом. Блюдце опять дёрнулось и медленно с остановками стало двигаться к центру.
- Вам трудно говорить? Что-то мешает?
Блюдце дёрнулось в сторону нарисованного «да» и застыло на месте.
- Вы хотите уйти?
Словно вздохнув, блюдце едва шевельнулось.
- Спасибо за то, что вы пришли. До свидания.
Блюдце дёрнулось в сторону рисованного зарытого гробика и встало. Каждый раз, обращаясь у духу по имени, отчеству, вежливо понуждая его к действию, медленно с остановками, они проводили его до рисованного места успокоения. Наконец, все облегчённо вздохнули и отпустили пальцы от блюдца. Со всеми предосторожностями директриса подхватила его и, поднеся к окошку, вежливо трижды попросила духа выйти из-под него.
Вернувшись к столу, она произнесла:
- Может, крест неяркий получился? Ещё покоптим… - и снова принялась водить блюдцем над пламенем.
- Кого вызывать будем?
- Какого – нибудь поэта! Слышали, говорят, Шота Руставели, таким образом, поэму с того света продиктовал?!
- А души живых вызывать можно?
- С ума сошёл? Вдруг что-нибудь случится с ним потом или с тобой?!
- Мне рассказывали, что кто-то попросил Есенина показаться на минуту, и тот согласился и возник посреди улицы, окружённый сиянием, вокруг которого черти копошились!
- Чего пугаете, дураки, и без того страшно! Может, не будем больше?
- Может, просто бумагу пожжём?
- Зачем?
- По тени узнать, что тебя ждет! Так тоже гадают!
- Давайте спросим, где мы находимся?
- А я знаю, что после подобного рода гаданий всякие барабашки и появляются!
После минуты сдерживаемых эмоций, каждый стремился разрядиться, высказать что-то по поводу и без оного. Наконец, с общего согласия, гадания продолжились. Стали по очереди вызывать духов великих писателей и поэтов, политиков и полководцев! Блюдце резво бегало от одной буквы к другой, бросая начатое на половине, если кто-то догадывался и произносил вслух слово или мысль! Блюдце явно умело думать! В его ответах был смысл! К тому же оно было не лишено чувства юмора! Его спросили о муже Директрисы. Оно стало излагать длинный список мужских имён, среди которых, правда, оказалось имя и мужа Детинушки – Атлета – Серёжа!
 Если бы блюдцем водила Директриса – Лиса, по подозрениям некоторых, навряд ли, она стала себя так компрометировать! На нескромные вопросы блюдце порой не хотело отвечать, грубило или даже посылало всех куда – нибудь подальше! На вопросы «где они?» и «что с ними происходит?», оно уклончиво и расплывчато отвечало, что они в мире толи грёз, толи гроз, толи роз, что если немножко пофилософствовать, одно и то же, с какой стороны посмотреть. Один дух утверждал, что всё сон и выдумка; другой настаивал на том, что жизнь не имеет ни начала, ни конца; третий сухо констатировал: «результат эксперимента», что, впрочем, тоже не противоречило друг другу, - с какими мерками подходить!
Им-то хотелось, конечно, попроще, скажем: «…так и так, это Федя Гриф, сволочь инженерная, вас на тот свет занёс, чтобы использовать для своих эгоистических нужд!» А им вместо этого, в масштабах вселенского разума излагают, что де не конкретно Федя виноват, а никак не меньше, чем всё человечество, погрязшее в страстях, и экспериментах над себе подобными, творит злодеяния вокруг себя, самоуничтожаясь! А может, просто, не тех спрашивали, слишком интеллигентно мыслящих, философствующих умников других измерений!
На уровне представителей всего человечества, - желающих общаться не нашлось, вернулись к мелким страстям. На призыв легко и быстро откликнулся дух известного поэта тридцатых годов. Резво выбежало блюдце на середину и пробежало по буквам: «А-б-в-г-д,  ё-к-л-м-н!»
- Ругается! – обронил кто-то.
Блюдце бешено начало вращаться по кругу, поражая скоростью своего вращения даже самых недоверчивых! Послышался сдержанный, но у же истерический смешок! Едва удалось, уговорит поэта вернуться на место успокоения!
- Под хмельком, наверно! – восторженно произнёс Антошка – Пятачок.
- Мамочка! - Валечка дрожала, как осиновый листочек. – Я больше не буду!
Валечку усадили между Гномом и Пятачком, и призвали дух великого прозаика, описывающего ужасы и страсти – мордасти! На все вопросы тот неторопливо, и казалось, величественно отвечал «нет» или «да». Когда ему надоело общаться с дураками, он ушёл сам, не попрощавшись.
- По – английски! - бросил Пятачок вслед и пожалел, блюдце остановилось, повернулось и стало двигаться в его сторону, и уже миновало магические круги, выехав на чистый лист бумаги…
Пятачок и Валечка застыли не дыша! Вдруг Валечка громко взвизгнула, вскочила и бросилась к двери!
- Не открывай, нельзя! – сдавленным дрогнувшим голосом произнесла Директриса.
Неожиданно в дверь постучали! В тишине это прозвучало настолько громко, что страшно стало всем!Раздался новый крик ужаса и теперь Валечка отскочила от двери, метнулась в сторону к стене!
- Не отклывайте, не отклывайте! – и без того немного картавящий Винни от волнения перестал выговаривать букву «р».
Стук повторился.
- Он уходит! – прошептала Директриса.
Она поднесла блюдце к окошку и выпустила духа на волю. За дверью было тихо.
- Теперь можно, открывайте! – разрешила она.
Только желающих что-то не нашлось! Она подошла к двери и медленно растворила её, убрав задвижку. За дверью никого не было!
- Привидение! - выдавил смешок бледный, как мел Пятачок.
Вдруг новый крик ужаса со стороны Валечки потряс присутствующих! Она бросилась к выходу! В проёме окна показалась чья-то голова – вся замотанная в чёрную материю, с оставленными щелями для глаз! Валечкин вопль подхватили и продолжили остальные! В узких дверях возникла на короткое время пробка! Вдребезги разбилось гадальное блюдце, выпавшее из вздрогнувших рук Директрисы! Гном схватил за ножку единственный стул и прикрыл отступавших, приготовившись к нападению! В комнату влез  казавшийся огромного роста с могучим телосложением человек, одетый во всё чёрное и легко поднял вверх за стул Гнома! Тот выпустил стул и перегородил собой путь к Директрисе, не успевшей выбежать из комнаты!
- Благородно! Спасибо, друг! – проговорил чёрный человек и уселся на стул посреди комнаты. – Если что, знай, всегда буду рад помочь тебе! Ну, как я в роли Нинзя? – с этими словами Детинушка – Атлет размотал с головы чёрный шарф и предстал улыбающийся и довольный произведённым эффектом перед глазами своей изумлённой супруги и обрадованного таким поворотом дела Гномом, мысленно примерившего уже белые тапочки.
Град тумаков и нагоняев посыпался на мужа Нинзя от своей благоверной, нервно смеющейся и всхлипывающей одновременно. Он только подставлял широкую спину и ойкал, - пока, наконец, не схватил свою любовь огромными лапищами и не поцеловал крепко и долго в надутые губки.
В дверь заглянул вооружённый охотничьим ружьём Караваев. За его спиной возникли поэт Селёдкин и Марьюшкин Иванушка.
- Ну, что там? – донеслось издали.
- Нормалёк! Целуются! – усмехнулся Караваев.
- Да! Похищение века! Муж украл свою жену! Я даже взмок весь! Думал, драться придёться! Ё-карный бабай! – Гном закурил и спрятался в тень.
- А мне кричат: «Беги! Стреляй!» Как будто, если я сторожу и ружьё есть, так обязательно стрелять умею! Я и в тире-то по мишеням не попадаю! – начал оправдываться Селёдкин, хотя его никто ни  в чём не обвинял.
- Я, признаться, тоже стрелял только в театре и кино, - промолвил Караваев и добавил, - там с моей Валечкой истерика!
- А я соли принесла! – просунулась в дверь Марьюшка, - думала, солью будем заряжать!
- Отбой тревоге! Ну, ведьмаки! Сами на себя страхов понагоняли, и мы туда же! Кликушки! Чертяки!
- Ты уж не поминай его на ночь! К нам тут кто-то стучался! - подал голос Гном.
- Это я! – откликнулся Селёдкин.
- Ты? Зачем?
- Хотел глянуть, чем это вы тут занимаетесь?
- А почему ушёл?
- Да тут кто-то заорал!
- Испугался?
- Вас хотел попугать немножко, да передумал, потом ещё за последствия отвечать. Я-то знал, что вы гадаете, жена сказала! А зачем так кричать, когда человек тихонько в дверь стучится?
- Ничего себе, попугал немножко, называется, с человеком чуть плохо не стало!
- Да я постучал не только, чтоб попугать, просто сказать хотел – там сетрёнки пришли, артистки, приколистки с маманей клоуном! Ищут братьев… по разуму! «Откуда, - говорим,- вы, девчонки?»  А они в ответ: «Из лесу, вестимо!» Зовутся Рысь и Белка! Не оборотни, поди? Рыжие и конопатые, близняшки! Инопланетяшки! «А с нами, - говорят, - мамаша, счастье наше!» Не соскучишься, короче! С ними сейчас ваши молодые пионеры тусуются! Те, что драпу дали отсюда, герои! А ты, Гном, малый, ничего! Комиссаром будешь!..»
- Пойти, что ли туда, может, медалью наградят?.. – отшутился Гном.
- А шутки, всё равно, идиотские, что у одного, что у другого! Я вот блюдце разбила! А это плохо!.. Это нельзя!
- Посуда бьётся к счастью!
Директриса нагнулась подобрать осколки:
- Оно ж гадальное!.. Эй! Убери башмак! – буркнула она, и медленно подняла голову вверх.
- Извиняюсь!
Около стола стояли возникшие из «ниоткуда» два человека! Один в богатой белой одежде, другой просто в белой простыне. Тот, что в простыне, указал рукой на гадальное поле на столе и усмехнулся, сделал шаг и вдруг завыл по-волчьи: «У-у-у!» Тут же видение исчезло, будто его и не было!
Директрису затрясло! Вязкая дрожь пробирала всё тело! И даже зубы иногда постукивали друг о друга!
- Что-то мне холодно! – сказала, хрюкнув она, и провела рукой по глазам.
Мария завизжала, рассыпала соль и бросилась бежать! Вдогонку за ней припустил Иван. Послышались беспорядочные выстрелы в воздух! Это палил из ружья Караваев! Селёдкин окаменел! Муж – Нинзя подхватил теряющую сознание супругу на руки, и вынес из колдовской комнаты.
-Меня не убей! – заорал Гном, приседая.
- Мне показалось, что…
- Что?
- Что-то… оно исчезло!..
- Что?
- Это было привидение в белом, а с ним ещё какой-то дух! – подытожил трагически Селёдкин.
- М-массовая галлюцинация! – не сразу выговорил Гном. – Для одного вечера – это слишком! – он поспешил покинуть помещение.
- Это… это надо к Ангелине!.. – и Селёдкин последовал за Гномом.
Караваев внимательно осмотрел место происшествия. И вынув из кармана белейший носовой платок, вытер им что-то на полу. На платке осталось кровавое пятно:
- Ясненько…  русская инженерия! - усмехнулся он и отправился восвояси