Два монаха

Возле храма Будды два монаха сидели на каменных ступенях. Один был стар и сед, с изборождёнными морщинами лицом, на котором из-под капюшона мягким блеском светились неподвижные, устремлённые вдаль глаза. Другой был свеж лицом и черноволос, с глазами, полными огня. 
Багровый шар солнца медленно оседал за горным обрывом. В лесной чаще внизу было уже темно. Давно затихли обезьяны-ревуны, весь день оглашавшие джунгли своими неистовыми голосами. На смену им пришли голоса ночных зверей и птиц.
- Как они похожи на нас, людей, - сказал молодой. - Или, скорее, мы похожи на них.
- Как и всё на свете похоже одно на другое, - отвечал старик. - Облако принимает очертания слона, ягуара или той птицы, которую мы видели сегодня, птицы с таким жарким хвостом, что им, кажется, можно зажечь лес и траву на равнине.
- Учитель, говорят, было время, когда люди и обезьяны жили как один  народ, - продолжал первый. - Что же случилось потом? 
Старик искоса взглянул на ученика. Молодой, он слишком много спрашивает. Но разве сам Учитель когда-то не был таким?
- Царь обезьян Хануман чем-то прогневал Бога, и Он отделил одних от других, - негромко сказал он. - Людям дал разум, а их дальним родственникам оставил только чувства.
- Кто же счастливее? - спросил ученик.
Старый монах подумал и, глядя на тускнеющий шар, ответил:
- И те, и другие счастливы и несчастливы по-своему. Народ Ханумана, как и все живые существа в джунглях, знает только простые радости, боятся всего, кроме страха смерти, потому что не ведает, что она ждёт каждое живое существо. У человека больше радостей и страхов. Радостей потому, что он понимает полноту вещей, а страхов и печалей потому, что ему дано знание смерти. Печаль эта безмерна и способна отравить дни того, кто  прикован к колеснице жизни. Он хочет жить вечно и готов продолжать круговорот существований в любом из перерождений. Одних это наполняет надеждой, других огорчает, как невольника  участь оставаться вечным рабом жестокого господина.
- Разве жизнь так жестока?
- Ещё бы! Всё, что существует, живёт только за счёт другого. Рыба пьёт воду, сама же становится добычей другой рыбы. Лань поедает траву, пьющую соки земли, но приходит тигр и вонзает свои клыки в нежное мясо оленя. Человек поедает всё и вся, но и сам служит добычей земли или огня. Он рождается молодым и здоровым, но потом стареет и мучается болезнями, умирая жалкой смертью.
- Но разве кольцо существований нельзя разорвать?
- Можно,  только очень трудно.
- Ты хотел бы достичь конца существований, Учитель?
- Да.
- Но почему? Твоя плоть рассыплется, обратится в прах, душа исчезнет, как дым в пространстве. Тебя больше никогда не будет. А вокруг будет кипеть жизнь, вот как сегодня, свежим росистым утром, жарким полднем и угасающим закатом. А ты никогда не увидишь этого.
- О чём жалеть? Я не узнаю и тех страданий и болезней, которые выпадают на долю каждого живого существа. Я ничего не знал, когда меня не было на свете, и не буду знать, когда меня не будет. Страдает то, что есть Я, но когда Я исчезнет, страдать будет некому. Жизнь шла, когда меня не было, и будет идти, когда меня не будет.
Последний отсвет заката потух в чернеющем небе. Старый монах сложил руки в молитвенном жесте, потом лёг ничком на всё ещё тёплую землю и затих.