Выродок 2

Предыдущая страница http://proza.ru/2016/11/21/903

Чтобы как-то понять, что в тот момент произошло с моей жизнью и с моей психикой, я, чья работа абсолютно была не связана ни с педагогикой, ни с психологией, ни даже с медициной, пришёл в дом малютки. Я смог туда попасть без медицинской справки о своём здоровье. Просто пришёл и протянул пухлый конверт с деньгами директору. Милая женщина все сделала без промедления. Нянечки делали вид, что меня не существует, предоставив мне полную свободу действия.

Единственное, что я сказал им:
- Не волнуйтесь, я не из какой-нибудь проверяющей конторы. И сам здесь, кстати, не совсем легально. Поэтому расслабьтесь и делайте свою работу так, как делаете её обычно.

И они расслабились. Я их спросил ещё о том, как дети попадают сюда. В принципе, я примерно представлял себе всю процедуру. Но вдруг я чего-то все-таки не знаю, решил убедиться. Они почему-то разулыбались как-то противно и совсем неожиданно предложили мне попить с ними чаю. Разве не должны они в это время (было около 15 часов дня) заниматься своими рабочими обязанностями? Но я ничего им не сказал по этому поводу, лишь корректно отказался.

Рассказ нянечек вполне удовлетворял мои прежние представления: мать после родов подписывает бумажку-отказ, потом врачи делают плановый осмотр, все причитающиеся по Национальному календарю прививки, и со всеми медицинскими приговорами ребёнка списывают сюда. Списывают со счетов, списывают из жизни. Но разве на то их вина? Это не вина, это просто работа, как и у этих нянечек, приставленных к детям и получающих за это зарплату. Что-что, а это я уяснил в моей жизни: деньги и чувства лучше не мешать в одну кучу.

Было заметно, что нянечкам не терпелось узнать, почему я здесь, но я не собирался рассказывать, что пришёл сюда, чтобы найти себя. С горем пополам обратно сложить из осколков моё сознание. Сказал туманно, что пишу диссертацию по психологии. Но они поверили скорее не мне, а моему добротному, недешевому костюму. Люди верят вещам, особенно дорогим. Как-то эти вещи внушают окружающим мысль, что доверять можно и нужно, - а иначе можно накликать на себя что-то нехорошее.

Могу сказать одно: это правда, что мои вещи иногда поддерживали меня, словно вешалка, - словно не я их носил, а они меня. Когда у меня опускались руки и подкашивались ноги, они несли меня и открывали мне нужные двери.

Итак, мне дали несвежий белый халат, - я сперва не понял, зачем, ведь я иду к детям. Потом подумал, что, значит, так надо и нечего задавать лишние вопросы. В каком-то смысле я был приучен к этому с детства. Этот белый халат показался мне каким-то знакомым, даже родным. Застарелый запах пота чужого человека, а, может быть, нескольких чужих людей, тоже показался мне не чужим. Какое-то даже нежное чувство из глубокого детства захлестнуло меня.

Меня завели в большую белую комнату, всю заставленную железными кроватями. Проходы между кроватями были тесными, и нянечки с особо пышными формами еле протискивались между ними, натирая железные прутья своими желейными животами. Эти животы не вызывали во мне отвращения, наоборот, мне хотелось прикоснуться к ним, почувствовать их тепло, пошарить по ним ладонями, но я твёрдо знал, что никогда этого не будет.

В комнате пахло хлоркой, этот запах перебивал все: и запах нянечкиных животов, и запах детской присыпки. Я прошёл в самый дальный угол, где мне был определён стул, - мой наблюдательный пункт, которым я остался вполне доволен. Не знаю, как раньше, но со временем я полюбил места на галёрках: сидишь там, как мышь, и никто не обращает на тебя внимания.

Но не тут-то было: пока я пробирался по тесным траншеям между кроватями к моему месту, ко мне поворачивались, словно бутоны к солнцу, все головки, все блестящие пары глаз, в поле зрения которых я только попадал. Эти взрослые взгляды младенцев ввинчивались в меня и больше не отпускали, так, что я даже спросил себя, чего они все от меня хотят. Вернее, я знал, чего они хотели, но был совершенно не готов к этому.

Я превосходно умею закрываться, уходить в себя и не реагировать ни на чужие призывы, ни на чужую боль, - и я закрылся. Я пришёл сюда только для того, чтобы наблюдать. Я хладнокровно прошагал к своему месту и уселся там, опершись локтем о невысокий подоконник и приложив пальцы к губам так, словно бы курил сигарету.

Кстати, именно это мне больше всего сейчас захотелось сделать, и я принялся легонько пощипывать губы кончиками ногтей. Я всегда так делал, когда волновался. Дурацкая привычка, от которой я никак не мог избавиться и которая абсолютно меня не украшала. Но курить можно было не везде, поэтому я принялся, как обычно, мучить свои губы. От этого они у меня постоянно трескались и шелушились. К слову сказать, я со своими губами проделывал все, что только возможно: я их кусал, постоянно облизывал, грыз ногти, запихивая пальцы в рот. Иногда я, тридцатилетний детина, даже просыпался от того, что сосу собственный палец.

Следующая страница http://proza.ru/2016/11/23/326