Я обвиняю, обвинение 18

Обвинение 18


Редактор знал меня много лет. По-русски он знал только несколько слов не от меня.

Он и я работали тщательно, поэтому часто и подолгу сидели вместе над книгами. Я хотел его благодарить, поэтому о цене не говорил и старался платить немедленно, когда получалось.

Раз он поинтересовался, как мои дела. Сказал, что жена болеет. Он стал молиться за здоровье моей бат-Симы.

Я видел, что он не из своих. Когда работали над книгой «Прощай, Израиль... или Последняя утопия», спросил его: «Тебе не мешает, что я пишу против властей? – и чтобы ему было легче ответить, добавил: – У  меня другое мнение. Должно быть право на это?»

Он согласился, что может быть другое мнение, и поинтересовался, что я сделаю с книгами. Он знал, что в книгах я даю имя переводчика и редактора. Сказал, что разошлю по всяким верхам и много в кнессет. Он одобрил и назвал несколько фамилий, скромно сказал, что они знают его, и спросил, пошлю ли им. Я сказал, что они в списке. Он был доволен.

Потом я пришёл с книгой «Покушение» – первой частью трилогии «Предобвальные будни». Над «Покушением» мы сидели несколько раз, но уже после первого визита он не закрывал входную дверь и выглядывал из неё, пока я не заходил в кабину лифта. Я махал ему – закрывай дверь, будет хорошо, а он напоследок говорил, что молится за мою бат-Симу.

Потом я пришёл с двумя страницами – началом чего-то нового, про которое сам ещё не знал, что оно начало этой книги «Суд» – второй части трилогии «Предобвальные будни».

Редактор напряжённо склонился над двумя страницами моего иврита, затих, долго не поднимал головы.

Пришёл не несчастный писатель, на которого покушаются, а человек, которого государство будет судить за уголовные дела.

Промокший и продрогший, я не хотел в этот вечер перечить его жене  дать мне горячий кофе согреться. А она уточняла, какой кофе, но редактор поднял покрасневшее лицо и велел ей дать без лишних расспросов.

Я ещё не знал, в какую форму облечь происходящий в трилогии «Предобвальные будни» поворот, но то, что поворот будет, становилось с каждым днём понятней после получения повестки в суд. Как раз закончил в книге «Покушение» главу «Приглашение к убийству» – убийству меня, и задумался, как писать дальше, пока чекисты не убили. И когда задумался, пришла повестка, которая подтолкнула начать первые страницы в книге, про которую ничего не знал, кроме того, что будет книга с таким названием – «Суд». Но какой она будет? – ещё не знал. Поэтому первые страницы книги была сырые, требовали правки и не одной.

Кофе кончился, редактор отдал исчёрканные красными чернилами первые страницы, и я пошел к выходу. Ждал кабину лифта, а из приоткрытой двери смотрело его испуганное лицо.

На следующий день внёс исправления редактора и свои улучшения текста и отправил на его электронный адрес. Позвонил, жена редактора сказала, что он уехал на несколько дней. Ещё через день снова улучшил текст и отправил. Попросил жену редактора передать, что прежний текст не считается. Она предложила звонить ему и сказать всё, что хочу, только ему. Его телефон не отвечал. Снова исправил текст и приблизился к нужному мне варианту начала книги – теперь знал, как её строить. И тоже отправил. Наконец дозвонился до редактора, попросил прежние варианты не считать, а если он уже затратил время на редактирование, чтобы не забыл учесть в окончательной цене. Спросил, нуждается ли мой перевод в пояснениях? Он ответил, что посмотрит.

Всего-то текста были две страницы. Время шло, а редактор не звонил. Это было необычно.

Я долго не решался, а когда позвонил, спросил осторожно: может, что-то неясно?

Он знает, что меня прослушивают, немногословен со мной по телефону, никогда не скажет лишнего, кроме как «исправил, можешь забрать».

Выпалил громко и нервно: «Не ясно, кто сумасшедший!»

Но в тексте было только об одном сумасшедшем.

Я выключил телефон.

Редактор позвонил через три месяца. На тот момент прошёл месяц и пять дней, как я не явился в суд.

- Как жизнь? – спросил он.

Моя первая и горькая мысль: «Ну, вот, портят книгу».

Может оказаться, что не один он такой шустрый.

Накануне отправил некоторые страницы, в которых было и про него, юному созданию для перевода. И крепко испугался, как будто сдал книгу в печать, и теперь будут изменения. Пробилась мысль, что испугался не за книгу, а за свою беспомощность перед человеческой изворотливостью. Ведь вот – он окружает, а я ухожу в круговую оборону и не упрекаю его, не применяю не конвенциональное оружие, чтобы прорвать окружение, да ещё и самому атаковать, и ответил из глухой обороны:

- Как обычно. Рассылаю.

- Есть отклики? – спросил он, начиная взрывать мою оборону.

Опытный боец, он понял, что упрекать не буду, и из окружения не буду вырываться, сдамся на милость победителя.   

- Было несколько формальных писем и только один ответ, – начал я отодвигать неприятное пленение, но хвалиться долго было нечем, и я прочёл весь ответ: «Благодарственное письмо Михаэлю Бабелю за книгу. Министр благодарит тебя за то, что прислал первые страницы твоей книги «Суд». Министр желает тебе удачного продолжения в написании книги и надеется, что заслужишь увидеть эту книгу изданной вскорости». Подпись – личная помощница министра.

О письме он отозвался тёпло, а я не услышал всех слов, но не высунулся из глубокой обороны, и хорошо, что не услышал и не высунулся – тёплые слова сильнее взрывчатки – пошла трещина по обороне.

- Что с женой? – Он оглушил взрывом, появилась дыра в обороне.

Ответил, как было, без лишних слов, лишь бы заткнуть дыру, но он успел вставить в неё заряд большой силы и рванул:    

- Продолжаешь писать? – спросил он меня через образовавшийся пролом в обороне.

- Пишу, выставляю в Интернете, – вяло ответил я, готовый сдаваться на милость победителя после следующего сокрушительного последнего взрыва.

- Тебе нужна моя помощь? – вот этот последний страшный взрыв, после которого я  сдаюсь, – но этого взрыва не последовало.

И никогда не узнаю, что ответил бы.

Но вот что знаю: после сдачи пришёл бы с этим текстом.

Случилось необычное: мы одновременно попрощались.

И я понял, что это он был в круговой, глухой, глубокой обороне и не выдержал моей атаки без упрёков.

Приятно, что работал с хорошим человеком.

Может, это его молитвой Всевышний помогает моей бат-Симе...

Через две недели меня занесло разобраться с платами за воду. Сидел за одним из столов, отгороженных перегородками. В пустой зал вошёл человек, оторвал номерок и пошёл к столам с перегородками. Это был редактор. Узнали друг друга, обрадовались, жали руки, а он приглушённым голосом желал мне всего-всего.

От неявки в суд прошёл лишь месяц и ещё двадцать дней. Если так пойдёт, – на чекистском процессе он будет моим свидетелем защиты.